ПИСЬМО ДРУГУ БОБКЕ ИЛИ ЖИЗНЬ НА МАКУШКЕ ДЕРЕВА (Окончание)

ПИСЬ­МО ДРУ­ГУ БОБ­КЕ ИЛИ ЖИЗНЬ НА МА­КУШ­КЕ ДЕ­РЕВА (часть 1)

Дед Ми­лы, мо­ей же­ны. Ро­дил­ся в кон­це де­вят­надца­того ве­ка в го­род­ке Ма­лин Жи­томир­ской во­лос­ти и на­рек­ли его Шмы­лык Чер­ня­хов­ский (про­шу не пу­тать с ве­ликим во­ена­чаль­ни­ком). Вско­ре ма­лыш ли­шил­ся ро­дите­лей – их жиз­ни унёс ев­рей­ский пог­ром: ре­шение ев­рей­ско­го воп­ро­са по-рос­сий­ски. В ты­сяча де­вять­сот две­над­ца­том го­ду семья рас­па­лась: две стар­шие сес­тры у­еха­ли в Аме­рику, а брат во Фран­цию. Всё, что сох­ра­нилось – это до­кумент с за­писью об их отъ­ез­де за гра­ницу и наз­ва­ние ко­раб­ля. Че­тыр­надца­тилет­ний Шмы­лык, ос­тавшись без вся­кой под­дер­жки, ус­тро­ил­ся на ра­боту. Хо­зя­ином его был сос­то­ятель­ный ев­рей, го­няв­ший пар­ня до упа­ду. Но, как го­ворит­ся, судь­бы ре­ша­ют­ся на Не­бесах. Уви­дав в «го­лод­ранце» де­ловую хват­ку, хо­зя­ин от­дал свою единс­твен­ную дочь Фей­гу за­муж за сво­его бат­ра­ка (пов­то­рение ис­то­рии Ре­бе Аки­вы че­рез ты­сячу лет?). Шмы­лык и Фей­га про­из­ве­ли на свет тро­их де­тей. Стар­ший, Пей­сах, ро­дил­ся в ты­сяча де­вять­сот двад­цать треть­ем го­ду, это и был отец мо­ей же­ны Ми­лы. Жизнь шла сво­им че­редом: де­ти взрос­ле­ли, а ро­дите­ли се­дели. В ав­густе со­рок пер­во­го, ког­да нем­цы уже бы­ли на под­сту­пах к Ки­еву, Ми­лино­го де­да приз­ва­ли в ар­мию. Но­воб­ранцам вы­дали об­мунди­рова­ние и вин­товку с бо­еком­плек­том из рас­чё­та од­ну на де­сять бой­цов, и объ­яс­ни­ли, что они дол­жны до­быть ору­жие в бою, отоб­рав его у фа­шис­тов. В пер­вом же стол­кно­вении по­лови­на при­зыв­ни­ков по­лег­ла – это очень труд­но во­евать без во­ен­но­го сна­ряже­ния, а вто­рая по­лови­на по­пала в плен. Пер­вым де­лом нем­цы выз­ва­ли из строя ев­ре­ев и ком­му­нис­тов, и не­мед­ленно их расс­тре­ляли. Шмы­лык из строя не вы­шел и, что бы­ло са­мое уди­витель­ное, ник­то его не вы­дал. Его спас­ла внеш­ность: он не был по­хож на ев­рея. Вы­сокий муж­чи­на со свет­ло­го цве­та гла­зами не прив­лёк вни­мания но­сите­лей ев­ро­пей­ской куль­ту­ры. За пач­ку па­пирос один из во­ен­ноплен­ных об­ме­нял­ся со Шмы­лыком мес­та­ми в груп­пах плен­ных, и он по­пал в ба­рак, где его ник­то не знал.

     Вско­ре всех плен­ных от­пра­вили по­ез­дом в Гер­ма­нию, в тру­довой ла­герь. Шмы­лык знал, что он го­ворит с силь­ным ев­рей­ским ак­центом и при­кинул­ся сол­да­том, по­теряв­шим го­лос от кон­ту­зии. Трюк этот оп­равдал се­бя, но сто­ил ему жут­ких му­чений и нер­вно­го нап­ря­жения. Че­тыре дол­гих го­да он вы­давал се­бя за не­мого, дня­ми ра­ботая на фер­мах, раз­бро­сан­ных в ок­рес­тнос­тях ла­геря.  В ты­сяча де­вять­сот со­рок пя­том аме­рикан­ские вой­ска ос­во­боди­ли зак­лю­чён­ных тру­дово­го ла­геря и оп­ре­дели­ли на­шего ге­роя на ра­боту в во­ен­ный гос­пи­таль. Ад­ми­нис­тра­ции гос­пи­таля пон­ра­вил­ся спо­кой­ный ра­ботя­щий па­рень из Рос­сии и ему пред­ло­жили пе­ре­ехать в Шта­ты. Он от­ка­зал­ся – в Ки­еве ос­та­лась его семья.

     Воз­вра­ща­ясь на ро­дину, Шмы­лык не пи­тал боль­ших на­дежд на то, что уви­дит свою же­ну и де­тей – ма­ло кто из ев­рей­ско­го на­селе­ния Ук­ра­ины ос­тался в жи­вых пос­ле не­мец­кой ок­ку­пации. Но, ка­кая-то не по­нят­ная си­ла зас­тавля­ла его вер­нуть­ся в Ки­ев. Лю­ди на­зыва­ют эту си­лу «Про­виде­ни­ем». По воз­вра­щении в го­род, семью свою Шмы­лык не на­шёл, но уз­нал, что Фей­га с деть­ми в со­рок пер­вом го­ду эва­ку­иро­валась в Сред­нюю Азию. Дом, в ко­тором на­ходи­лась его квар­ти­ра, чу­дом уце­лел, но… Это бы­ло «Но» с заг­лавной бук­вы – квар­ти­ру и ме­бель у Чер­ня­хов­ских отоб­ра­ли. Это бы­ло сде­лано со­вер­шенно офи­ци­аль­но – Шмы­лык по­бывал в пле­ну. Та­ков за­кон и всё тут! Од­на вин­товка на де­сять бой­цов – это то­же был за­кон. Прик­ла­дом этой вот вин­товки да по уса­той ро­же! Вот это был бы пра­виль­ный за­кон! Не мыть­ём так ка­тань­ем: пог­ро­мы зап­ре­щены, так бу­дем па­кос­тить жи­дам, как мо­жем. Он но­чевал на вок­за­ле, а дня­ми бе­гал по ин­стан­ци­ям, на­водя справ­ки о воз­можном мес­то­нахож­де­нии семьи. Со­вет­ским бю­рок­ра­там бы­ла до од­но­го мес­та прось­ба «пре­дате­ля ро­дины», но Ях­ве смот­рел на это де­ло со сво­ей точ­ки зре­ния, и на седь­мой день мы­тарств то­вари­ща Чер­ня­хов­ско­го он сде­лал так, что ему вы­дали справ­ку с наз­ва­ни­ем го­род­ка, где об­ре­тались его род­ные. Шмы­лык штур­мом взял по­езд, ко­торый нап­равлял­ся в Сред­нюю Азию и че­рез де­сять дней при­был в го­родок, где юти­лась его семья. Встре­ча бы­ла ра­дос­тной, но вско­ре слё­зы счастья сме­нились на горь­кие: Шмы­лык уз­нал, что от скар­ла­тины умер­ла его млад­шая пя­тилет­няя до­чур­ка.

     Ут­ром сле­ду­юще­го дня Пей­сах рас­ска­зал от­цу свою ис­то­рию. В ав­густе ты­сяча де­вять­сот со­рок пер­во­го го­да всех уче­ников стар­ших клас­сов пос­ла­ли на рытьё око­пов. Це­лую не­делю ре­бята ра­бота­ли от рас­све­та до за­ката, а, ког­да нем­цы по­дош­ли очень близ­ко к го­роду, школь­ни­ков от­пра­вили об­ратно в Ки­ев. Пей­сах при­бежал до­мой, но в квар­ти­ре ни­кого не бы­ло. В тот же день он уз­нал от со­седей, что ма­му с сёс­тра­ми эва­ку­иро­вали в Сред­нюю Азию. Маль­чик ос­тался один. Той ночью Ях­ве опять вме­шал­ся в жизнь семьи Чер­ня­хов­ских: Пей­са­ху прис­нился сон, в ко­тором ма­ма рас­ска­зала о при­нуди­тель­ной эва­ку­ации и умо­ляла его при­ехать к ним. На сле­ду­ющий день па­рень по­кинул Ки­ев на пос­леднем по­ез­де, иду­щем на вос­ток. Че­рез день пос­ле его отъ­ез­да в го­род вош­ли нем­цы. Поч­ти ме­сяц маль­чик до­бирал­ся до мес­та, ку­да бы­ла от­прав­ле­на его семья. Он на­шёл ма­му и сес­тёр в ма­лень­ком го­род­ке с од­ним ары­ком и од­ним ма­гази­ном. В этом го­род­ке они по­были всю эва­ку­ацию, за­кон­чил свой ко­рот­кий рас­сказ Пей­сах. Отец выс­лу­шал сы­на, пог­ла­дил его по го­лове и дол­го смот­рел в не­бо не­мига­ющим взо­ром, с тру­дом сдер­жи­вая слё­зы.

     В том же со­рок пя­том Шмы­лык с же­ной и деть­ми вер­нулся в Ки­ев. Они сня­ли не­боль­шую ком­на­ту, и Чер­ня­хов­ский ус­тро­ил­ся на ра­боту в боль­ни­цу. Фей­га за­нима­лась хо­зяй­ством, а Шмы­лык ра­ботал, как вол: свою сме­ну и все воз­можные свер­ху­роч­ные, что­бы, как мож­но ско­рее соб­рать день­ги на по­куп­ку квар­ти­ры. Че­рез два го­да, ког­да они бы­ли у са­мой це­ли, пра­витель­ство СССР при­няло ре­шение о де­неж­ной ре­фор­ме и, на соб­ранные, с та­ким тру­дом, день­ги те­перь мож­но бы­ло ку­пить нес­коль­ко меш­ков кар­тошки или то­пить печь в зим­ние хо­лода. Но нич­то не мог­ло ос­та­новить Шмы­лыка: он про­дол­жал «па­хать» в боль­ни­це и к ты­сяче де­вять­сот со­рок де­вято­му го­ду всё же соб­рал дос­та­точ­ную сум­му де­нег. Они с Фей­гой ку­пили квар­ти­ру на пер­вом эта­же час­тно­го до­ма. Две ком­на­ты, кух­ня и все удобс­тва во дво­ре – меч­та ис­полни­лась, и семья за­жила счас­тли­вой жизнью, по-со­вет­ски. В том же го­ду они взя­ли на вос­пи­тание пле­мян­ни­цу, де­воч­ку се­ми лет, ко­торая ос­та­лась си­ротой. Они са­ми толь­ко – толь­ко сво­дили кон­цы с кон­ца­ми, но доб­рые ду­ши не мог­ли поз­во­лить, что­бы ре­бён­ка от­да­ли в дет­ский дом. В семье опять ста­ло трое де­тей: один маль­чик и две де­воч­ки.

     Шмы­лык и Фей­га жи­ли ду­ша в ду­шу. Все трое де­тей вы­рос­ли, по­лучи­ли выс­шее об­ра­зова­ние и у всех из них те­перь бы­ли свои семьи. Но не всё в жиз­ни про­ходит бес­след­но: в ты­сяча де­вять­сот семь­де­сят треть­ем го­ду сер­дце Фей­ги ос­та­нови­лось – ска­зались тя­готы жиз­ни: вой­на и тяж­кие пос­ле­во­ен­ные го­ды. Шмы­лык пе­режил свою Фей­ге­ле на во­сем­надцать лет и умер во сне в де­вянос­то пер­вом го­ду. На пен­сию он вы­шел в во­семь­де­сят лет, и до са­мой сво­ей кон­чи­ны по­могал до­чери по хо­зяй­ству. По­хоро­нен Шмы­лык был на ев­рей­ском клад­би­ще воз­ле Гос­то­мель­ско­го шос­се. В две ты­сячи двад­цать вто­ром го­ду рус­ская ави­ация бом­би­ла «во­ен­ные объ­ек­ты»: до­ма вдоль этой до­роги и од­на из бомб уго­дила в мо­гилу ря­дом, но за­хоро­нение Шмы­лыка не пос­тра­дало. Я ду­маю, про­дол­жал Ми­ша, что это Ях­ве вме­шал­ся и сох­ра­нил в неп­ри­кос­но­вен­ности ос­танки чес­тно­го, хо­роше­го и очень доб­ро­го че­лове­ка.

     Все пос­ле­во­ен­ные го­ды Шмы­лык пы­тал­ся най­ти сво­их сес­тёр и не­задол­го до смер­ти от­дал Пей­са­ху их фо­тог­ра­фии и поп­ро­сил его про­дол­жить по­иск род­ных. С тем он и ушёл в мир иной. Двад­цать пер­вый век – это вам не хух­ры-мух­ры, спа­сибо тес­ту на ДНК и, ко­неч­но же Все­выш­не­му, мы наш­ли вну­ков сес­тёр Шмы­лыка. Вот так на­ша семья вновь объ­еди­нилась. Пей­сах был счас­тлив, что смог ис­полнить прось­бу Шмы­лыка и соб­рать семью во­еди­но, как со­бира­ют из ос­ко­лоч­ков стек­ла ска­зоч­ной кра­соты пан­но. Он лю­бил пов­то­рять: «За что эта стра­на да­ла мне всё – я не про­рабо­тал здесь ни од­но­го дня». Пей­сах ушёл из жиз­ни счас­тли­вым че­лове­ком – за­кон­чил свой рас­сказ Ми­ша.

     Сно­ва до­ма. Ура! Я слез с вер­хушки де­рева. Моя по­душ­ка, моё крес­ло, мой компь­ютер и моё ок­но, че­рез ко­торое я смот­рю на мир. Но сно­ва со­рок дней ан­ти­би­оти­ков че­рез каж­дые во­семь ча­сов: в пять ча­сов дня, в час но­чи и в де­вять ут­ра… бед­ная моя же­на, ди­ко ус­та­ющая от это­го му­читель­но­го рит­ма. Мне, что. Прос­нулся… зас­нул… по­ел… зас­нул…. А ей – ра­бота, дом, про­чие де­ла и нер­вы, нер­вы, нер­вы… Я не знаю от­ку­да она чер­па­ла си­лы, что­бы всё это под­нять. На­вер­ное, это и на­зыва­ют лю­бовью: всё без ос­татка для лю­бимо­го че­лове­ка.

     …За­кон­чи­лись вли­вания ан­ти­би­оти­ков, сде­лали ана­лиз кро­ви и вы­яс­ни­ли, что за­раже­ние кро­ви всё ещё си­дит во мне. Но, где? Вра­чи по­чёсы­вали «ты­ков­ки», пог­ла­жива­ли под­бо­род­ки, хо­дили с ум­ным ви­дом из уг­ла в угол ка­бине­тов, ду­мая, что бы ещё мне от­ре­зать. Я здо­рово ус­тал от это­го взве­шен­но­го сос­то­яния не­из­вес­тнос­ти, но, что ин­те­рес­но, был со­вер­шенно спо­ко­ен. Нет, я пре­бывал в сос­то­янии «будь, что бу­дет», но ве­рил, что всё бу­дет в по­ряд­ке. По­чему же я был так уве­рен в том, что ме­ня вы­лечат? Всё очень прос­то: в ко­ман­де вра­чей бо­ров­шимся с мо­им не­дугом (как по­том мне ста­ло из­вес­тно, что я был од­ной но­гой на том све­те) был мой сын. В об­щем и це­лом, я до­веряю док­то­рам, а сво­ему сы­ну и, как че­лове­ку и, как вра­чу я ве­рю бе­зого­вороч­но. По­чему? Он – врач от Бо­га. Мой нас­ледник хо­тел стать док­то­ром с се­ми лет от ро­ду. И он им стал. Я знаю мно­гих лю­дей, вклю­чая мо­его близ­ко­го дру­га, ко­торые обя­заны мо­ему сы­ну сво­ей жизнью.

     И так, ду­мали док­то­ра ду­мали и ре­шили, что ви­ной все­му мой «pacemaker», вши­тый в моё те­ло меж­ду ле­вым пле­чом и ше­ей, око­ло двух лет то­му на­зад. Вра­чи ре­шили дей­ство­вать и, как мож­но ско­рее. Я дал сог­ла­сие и всё зак­ру­тилось, за­вер­те­лось… И вновь я в боль­ни­це, но уже в дру­гой, не в са­мой луч­шей, а в той, где хи­рур­ги, ко­торым от­дал пред­почте­ние мой сын. А это, как вы зна­ете име­ет для ме­ня ре­ша­ющее зна­чение. Ко­ман­да хи­рур­гов дол­жна бы­ла сде­лать мне две опе­рации, од­на за дру­гой, без пе­реры­ва. В пер­вые пол­то­ра ча­са хи­рург уда­лил «ста­рый pacemaker», ко­торый прос­то пла­вал в гное. Он и был ис­точни­ком за­раже­ния кро­ви. Уда­лив эту «бя­ку», вра­чи ос­но­ватель­но про­мыли мои внут­реннос­ти и за­шили «дыр­ку» в мо­ём те­ле. Мо­лод­цы! Но проб­ле­ма в том, что моё сер­дце нуж­да­лось в уда­лён­ном при­боре и на­чалась вто­рая опе­рация, ко­торая тя­нулась око­ло двух ча­сов, во вре­мя ко­торой я ус­пешно про­дол­жал… спать. Для хи­рур­га это бы­ла очень неп­ростая опе­рация: он дол­жен был ус­та­новить «но­вый при­бор­чик» на внут­реннюю стен­ку сер­дца. На­зыва­ет­ся эта шту­ка «пу­ля» по­тому, что выг­ля­дит и по раз­ме­ру на­поми­на­ет ма­лока­либер­ную пу­лю. Док­тор знал, что он де­ла­ет и я прос­нулся в пос­ле­опе­раци­он­ной сек­ции боль­ни­цы с «пу­лей» в сер­дце, а че­рез па­ру ча­сов вер­нулся в свою па­лату.

     Сей­час, ког­да я пи­шу эти стро­ки, я уже поч­ти год, как до­ма. За­нима­юсь сво­им лю­бимым де­лом: пи­шу сти­хи и про­зу. Кста­ти, се­год­ня за­кон­чил сказ­ку для де­тей, ко­торая на­зыва­ет­ся «Доб­рая Сказ­ка». Очень до­волен этой ра­ботой. На­де­юсь, что де­тям пон­ра­вит­ся. Чувс­твую се­бя нор­маль­но, че­го и те­бе же­лаю.

     Твой друг, Боб­ка.

P.S. Де­рево пе­ред мо­им ок­ном вы­рос­ло и я сно­ва жи­ву на вер­хушке, а это так здо­рово!