Дунай, Дунай…

Бу­дапешт

На­конец-то мы выб­ра­лись в боль­шой от­пуск. Пер­вая ос­та­нов­ка реч­но­го кру­иза по Ду­наю был Бу­дапешт - сто­лица Вен­грии. В а­эро­пор­ту нас встре­чали, вез­ли в порт к на­шему теп­ло­ходу. По до­роге из ок­на ма­лень­ко­го ав­то­буса вид­не­лись од­но­этаж­ные до­мики. Во­дитель ска­зал, что это еще не Бу­дапешт, это при­город.

Ну, вот и теп­ло­ход - все­го три эта­жа, но не­обы­чай­но длин­ный. Ком­на­та на­ша ока­залась сим­па­тич­ной, мод­ной, не боль­шой, но по­вер­нуть­ся мож­но. Же­на про­вери­ла душ: "Ты в душ с тво­им жи­вотом не прой­дешь - дверь слиш­ком уз­кая"... В от­вет я гор­до по­казал ей, что душ име­ет две две­ри, обе от­кры­ва­ющи­еся, а мой жи­вот лег­ко втис­ки­ва­ет­ся.

Бе­лос­нежная пос­тель, мно­го тум­бо­чек, боль­шой те­леви­зор, да­же хо­лодиль­ник, что еще нуж­но?

   Приг­ла­сили к обе­ду.

- Ты пом­нишь, в пять­де­сят шес­том го­ду, что го­ворил мой дя­дя На­тан?

- Как я мо­гу пом­нить, мы еще не бы­ли же­наты.

- Вот, и я го­ворю: ес­ли бы мы не жи­ли в Ко­рос­те­не, мы бы жи­ли в Ки­еве…

- Ой, Изя, ты уже сто раз рас­ска­зывал эту ман­су. - По ко­ридо­ру теп­ло­хода к рес­то­рану ша­гала по­жилая па­ра, гром­ко раз­го­вари­вая по-рус­ски.

- Здравс­твуй­те, - об­ра­тилась к нам жен­щи­на, за­метив на­шу рус­скую речь. - Ме­ня зо­вут Фи­ра, а это мой муж Изя. Так вы то­же на на­шем ко­раб­ле плы­вете?

- Плы­вем, - от­ве­тил я, хо­тя мы еще ни­куда не плы­ли. Тут вме­шал­ся Изя.

- Здравс­твуй­те, я вам дол­жен рас­ска­зать од­ну ис­то­рию. В Лат­вии я неп­ло­хо жил. В ар­мии я слу­жил на точ­ке. Вы слу­жили в ар­мии? Так вот, на точ­ке нас бы­ло две­над­цать че­ловек. На кух­ню хо­дили по оче­реди. Го­тов­лю я суп, про­бую: что-то хрус­тит на зу­бах. Ока­залось, это шту­катур­ка с по­тол­ка про­сыпа­лась пря­мо в кас­трю­лю.

- Би­ли? - спро­сил я, вспо­миная, как ме­ня чуть не от­лу­пили в ар­мии ста­рос­лу­жащие за пло­хо по­мытые чаш­ки.

- Не, не би­ли, но пе­реве­ли в дру­гую ро­ту, но это уже дру­гая ис­то­рия.

Мы по­няли, что нам по­вез­ло. Скуч­но не бу­дет. Се­ли мы за один стол. Кра­сивая ска­терть, сал­фетки, при­чуд­ли­вая по­суда, мно­го ви­лок, ло­жек, но­жей.

 Не ус­пе­ли мы усесть­ся, как нам под­бе­жали два офи­ци­ан­та в ба­боч­ках, один с ме­ню, дру­гой с дву­мя бу­тыл­ка­ми ви­на: крас­ным и бе­лым.

- Нам крас­ное, - ска­зала Фи­ра.

- Нам бе­лое, - ска­зали мы. Пуб­ли­ка за со­сед­ни­ми сто­лика­ми, ус­лы­хав наш ак­цент, нап­ряглась. На­до ска­зать, что этот кру­из был тра­дици­он­но аме­рикан­ским, здесь все го­вори­ли по-ан­глий­ски. Нес­коль­ко че­ловек при­еха­ли из Ка­нады.

- От­ку­да вы? - спро­сил глав­ный офи­ци­ант.

- Из Те­хаса, - гром­ко и гор­до от­ве­тил Изя. - Из Дал­ла­са. Вы слы­хали про Дал­лас?

- Слы­хал, - ска­зал офи­ци­ант. - А до Дал­ла­са?

- Я из Лат­вии, - ска­зал Изя, - Лат­вия - это стра­на та­кая. А моя же­на из Ко­рос­те­ня?

- Что это Ко­рос­тень? - под­держи­вая бе­седу, спро­сил офи­ци­ант.

- Изя, ус­по­кой­ся. Ну, от­ку­да ему знать Ко­рос­тень? - по-рус­ски вме­шалась Фи­ра.

- I will tell you story, - с тя­желым рус­ским ак­центом Изя за­гово­рил по-ан­глий­ски. - Я по­пал в Ко­рос­тень слу­чай­но. Ее ма­ма очень хо­тела, что­бы я стал ее зя­тем. Ее ма­ма ме­ня очень лю­била. Ме­ня все лю­били. Мой день рож­де­ния в ав­густе, - офи­ци­ант нер­вно пос­мотрел на со­сед­ний сто­лик.

- Let me finish my story, - про­дол­жал Изя, не от­пуская офи­ци­ан­та.

- Excuse me. I have to run, - офи­ци­ант убе­жал.

- Так я вам за­кон­чу, раз он убе­жал. Те­ща го­вори­ла: Изя, тот, кто ро­дил­ся в ав­густе (Ав­густ - это та­кой им­пе­ратор был), мо­жет да­леко пой­ти.

- Так ты та­ки ни­куда да­леко не по­шел, Изя, - раз­ве­ла ру­ками Фи­ра…

   Ком­форта­бель­ный ав­то­бус во­зил нас по Бу­дапеш­ту. Прек­расный го­род- ле­ген­да. Вот он, изящ­ный Бу­да и де­ловой Пешт. И мос­ты, со­еди­ня­ющие обе час­ти го­рода над Ду­на­ем. Ста­рин­ные кре­пос­ти и зам­ки буд­то бы па­рят над го­родом. Ночью в Бу­дапеш­те со­вер­шенно бе­зопас­но. Бро­дят мо­лодые па­ры. Мно­го све­та.

   Мой отец ос­во­бож­дал Бу­дапешт. Ме­даль "За взя­тие Бу­дапеш­та". Отец спа­сал вен­гров.

Се­год­ня Бу­дапешт по­лон ан­ти­семи­тиз­ма. Боль­шая не­обы­чай­ной кра­соты си­наго­га Бу­дапеш­та - это не си­наго­га, это му­зей, кон­цер­тный зал, бу­тафо­рия. Ев­ре­ев там нет. Од­на очень по­жилая ев­рей­ка сто­яла в су­венир­ной лав­ке. Мне по­каза­лось, что она по­хожа на мою ма­му. Мы не го­ворим по-вен­гер­ски, а она по-ан­глий­ски.

- Ци ред их Идиш? Вы го­вори­те на Идиш?

- Йо, я пе­режи­ла Хо­локост в Бу­дапеш­те.

По­купа­ем ка­кой-то су­венир: "Зай ги­зунд, до­рогая, зай ги­зунд"

Заш­ли нап­ро­тив в нас­то­ящую си­наго­гу Ха­бада. Тфи­лин, мо­лит­ва. Дол­ла­ры в ко­пил­ку.

- Ты ска­жи мне, толь­ко чес­тно, у те­бя в ар­мии ка­кое зва­ние бы­ло? - спро­сил ме­ня Изя.

- Не пом­ню.

- Зна­чит, еф­рей­тор. Я то­же еф­рей­то­ром был. Сна­чала с точ­ки ме­ня пе­реве­ли в строй­бат, но по­том по­вез­ло. У ме­ня жи­вот схва­тило, и я про­лежал ме­сяц в во­ен­ном гос­пи­тале. Там од­ни лет­чи­ки ле­жали и я.

Уви­дел ме­ня там май­ор Мил­лер - ев­рей и спра­шива­ет: 

- Из­ра­иль, ты ма­шину во­дить уме­ешь?

- Так точ­но, то­варищ май­ор, умею.

- Тог­да пе­рехо­дишь к мне.

Так я всю ар­мию шо­фёром и про­кан­то­вал­ся. Фа­милия у ме­ня Шой­фер. Изя Шой­фер. Они го­вори­ли: Шо­фёр. Во­зил его же­ну на ба­зар, де­тей в шко­лу. Жил неп­ло­хо.

   Офи­ци­ан­ты в пер­чатках но­сили фа­соле­вый суп. В рес­то­ране теп­ло­хода сто­ял ти­хий шум от кон­ди­ци­оне­ров. Пас­са­жиры ти­хо о чем-то бе­седо­вали, по­едая кис­ло-слад­кое мя­со, по­сыпан­ное сы­ром и яго­дами. Наш теп­ло­ход под­хо­дил к Бра­тис­ла­ве, сто­лице Сло­вакии.

- Моя дочь, ска­зал Изя, - очень ум­ная. Не по­тому, что она моя дочь, а прос­то ум­ная. Мо­жет, она в ме­ня, а мо­жет в Фи­ру, я не знаю, но очень ум­ная. Фи­ра у ме­ня, кста­ти, то­же очень ум­ная. Так вот дочь Бел­ла ад­во­катом в Хь­юс­то­не ра­бота­ет. Она за­веща­ния лю­дям пи­шет. Все очень до­воль­ны. Не те, ко­неч­но, ко­торые умер­ли, а те, ко­торые ос­та­лись.

Бра­тис­ла­ва

   Бра­тис­ла­ва - это вам не Бу­дапешт. Сим­па­тич­ный не­боль­шой го­род. По­казы­вать осо­бо не­чего. Сей­час на­чали стро­ить це­ха ав­то­мобиль­ных за­водов. Все при­над­ле­жит нем­цам Гер­ма­нии: кор­пу­са BMW, Volkswagen, Mercedes.

Мес­тный гид рас­ска­зыва­ет: "Вот это на хол­ме быв­ший ев­рей­ский рай­он. Это боль­шое зда­ние - си­наго­га. Нет, сей­час там ев­ре­ев нет. Нет, си­наго­га не ра­бота­ет. Там му­зей Хо­локос­та. Ес­ли есть же­ла­ющие, мы по­везем в ев­рей­ский квар­тал за до­пол­ни­тель­ную це­ну.

По при­выч­ке, спра­шивая в ту­рис­ти­чес­ком ин­форма­ци­он­ном агентстве, на­хожу дей­ству­ющую си­наго­гу Бра­тис­ла­вы. На­шел крас­ное зда­ние, за­жатое меж­ду се­рыми со­сед­ни­ми, ни­чем от них не от­ли­ча­ет­ся. Ни над­пи­си, ни ми­норы. В ок­нах на­рисо­ваны ка­кие-то звез­ды, но не шес­ти­конеч­ные, а се­ми, вось­ми­конеч­ные. За­чем вы­совы­вать­ся? Вы­сокий ме­тал­ли­чес­кий за­бор, ка­лит­ка зак­ры­та на за­мок. Толь­ко над­пись: служ­ба идет по суб­бо­там и еще ка­ким-то дням. Ка­кая служ­ба - не ска­зано.

   Сло­вакия без за­дер­жки ста­ла на сто­рону Гит­ле­ра. Судь­ба ты­сяч сло­вак­ских ев­ре­ев бы­ла пред­ре­шена.

Гид го­ворит: пра­витель­ство Сло­вакии ста­ло со­юз­ни­ком Гер­ма­нии. Мы, зна­ете, до­веря­ем нем­цам, они на­ши бли­жай­шие со­седи. У нас да­же бы­ло не­зави­симое го­сударс­тво ко­рот­кое вре­мя. (Справ­ка: Пре­дав Че­хию и по­бежав на пок­лон к Гер­ма­нии, Сло­вакия ор­га­низо­вала гит­ле­ров­ское ма­ри­оне­точ­ное го­сударс­тво Пер­вая Сло­вац­кая Рес­публи­ка, про­сущес­тво­вав­шее с 1939 по 1945 год. Это го­сударс­тво приз­на­валось толь­ко Гер­ма­ни­ей и ее со­юз­ни­ками).

   За­тем Крас­ная Ар­мия ос­во­боди­ла Сло­вакию. Об этом гид не го­ворит. За­метил нес­коль­ко па­мят­ни­ков сол­да­там Крас­ной Ар­мии - ос­во­боди­телям. Их не снес­ли, хо­тя от­но­шение к се­год­няшней Рос­сии пло­хое. В цен­тре го­рода рас­по­ложен Му­зей тер­ро­ра об ужа­сах со­вет­ско­го ре­жима в Сло­вакии. Пы­та­юсь спро­сить ги­да, в чем зак­лю­чались эти ужа­сы? От­ве­та нет, а моя же­на не­мед­ленно от­та­щила ме­ня в сто­рону.

   Опять вре­мя ужи­на на теп­ло­ходе. В этот раз за­каза­ли ры­бу. Ры­ба бе­лая на гри­ле, зап­равлен­ная мно­гими спе­ци­ями с ту­шен­ной цвет­ной ка­пус­той. По­дава­ли мно­жес­тво сор­тов вкус­но­го хле­ба.

- У нас в Лат­вии был друг Ни­колай - рус­ский. Моя ма­ма еще на­зыва­ла его "Наш Коль­ка". Так он там и сей­час жи­вет. Го­ворит, они его зас­тавля­ют учить ла­тыш­ский язык. А за­чем ему их язык в во­семь­де­сят лет?

- Изя, - вме­шалась Фи­ра, - по-мо­ему ты уже это рас­ска­зывал. Но это же их стра­на.

- А где его стра­на?

- Вот, мы при­еха­ли в Аме­рику и вы­учи­ли ан­глий­ский язык.

- Я пом­ню, - ска­зал Изя, - пос­ла­ла ты ме­ня выб­ро­сить му­сор. Я хо­жу-хо­жу: не­куда выб­ро­сить. Тут за­метил ящик на ули­це. Впих­нул ту­да му­сор. По­том Миш­ка про­читал, что на ящи­ке по-ан­глий­ски на­писа­но: "Поч­та".

Мы, ког­да при­еха­ли в Аме­рику, не зна­ли, ку­да по­дать­ся. Мой то­варищ Ню­ма, ска­зал: на кой черт те­бе этот Нью-Й­орк с Брай­то­ном, при­ез­жай ко мне в Дал­лас. Ему бы­ло скуч­но, вот он нас и поз­вал. Ню­мы уже дав­но нет, а мы так в Дал­ла­се и жи­вем... И не жа­ле­ем. Я по­шел сте­коль­щи­ком ра­ботать. А Фи­ра моя пош­ла на склад ма­гази­на оп­ти­ки. Но там быс­тро уви­дели, что она раз­би­ра­ет­ся, и пе­реве­ли ее в глав­ный зал к кли­ен­там.

Фи­ра гля­нула на нас с гор­достью. Ес­тес­твен­но, мы пос­мотре­ли на нее с вос­хи­щени­ем.

- Я сра­зу уви­дела, что на вас до­рогие оч­ки, - пос­мотре­ла на ме­ня Фи­ра, - и не прос­тые.

- Да, - чес­тно ска­зал я. Неп­ростые оз­на­чало слож­ные лин­зы при пло­хом зре­нии. Вспом­нил, что мне дав­но на­до по­сетить глаз­но­го вра­ча. А за­од­но еще и нож­но­го, и зуб­но­го, и от­ветс­твен­но­го за боль­шой жи­вот. По­ка за­казал офи­ци­ан­ту бо­кал ве­лико­леп­но­го авс­трий­ско­го раз­ливно­го пи­ва.

   Сле­ду­ющей ос­та­нов­кой по мар­шру­ту бы­ла Ве­на.

Ве­на

Ну, вот мы сно­ва в Ве­не. Мно­го лет то­му на­зад Ве­на при­нима­ла на­ших ев­ре­ев, бе­жав­ших из СССР. При­нима­ла хо­рошо. Имен­но в Ве­не впер­вые мы по­чувс­тво­вали чувс­тво сво­боды. Пом­ню, бро­дили по Ве­не, пы­та­ясь сэ­коно­мить на трам­вай­ных би­летах. Во­дили де­тей гу­лять в Пра­тер-парк. Ез­ди­ли гу­лять в су­пер­марке­ты, не по­купать, но лю­бовать­ся про­дук­та­ми.

    - Мы, ког­да по­пали в Ве­ну, - ска­зал Изя, - про­дава­ли вся­кие ша­хер-ма­хер, ко­торые при­вез­ли с со­бой. Так все де­лали. У нас с со­бой был це­лый че­модан с ба­лет­ны­ми та­поч­ка­ми. На­зыва­ют­ся пу­ан­ты. Так нам по­сове­това­ли. Я вы­шел на мес­тную ба­рахол­ку Аме­рика­но и выс­та­вил эти та­поч­ки. Смот­рю, под­хо­дит один, вто­рой, ник­то мои та­поч­ки не по­купа­ет.

- Изя, что это у те­бя? - спро­сил мой со­сед.

- Что? Не ви­дишь, ба­лет­ные та­поч­ки.

- Это не ба­лет­ные, это по­хорон­ные та­поч­ки для по­кой­ни­ков.

- А кто знал? Я что, в ба­лете тан­це­вал… Но про­дал. Я умею де­лать ге­шеф­ты. При­ехал один гру­зин, он жил в Ве­не дав­но, и ку­пил все мои та­поч­ки. На­вер­ное, то­же в ба­лете не тан­це­вал. А мо­жет родс­твен­ни­ков мно­го…

   В ми­ре есть ма­ло го­родов, ко­торые мо­гут срав­нить­ся по кра­соте с Ве­ной. Есть мно­го кра­сивых улиц, на ко­торых мы по­быва­ли, в Нью-Й­ор­ке, в Лон­до­не, в Хель­син­ки, в Сток­голь­ме, в Афи­нах, но так, что­бы весь го­род свер­кал кра­сотой - это толь­ко Ве­на. За­пом­нить кра­соту не­воз­можно, мож­но толь­ко ощу­тить та­лант ар­хи­тек­то­ров, срод­ни та­лан­ту вен­ских му­зыкан­тов. Ка­залось, Мо­царт иг­рал стро­ите­лям, и они вмес­те ук­ра­шали го­род.

Гид ска­зал, что Габ­сбур­ги счи­тали се­бя про­дол­же­ни­ем Треть­его Ри­ма. Авс­трий­ская им­пе­рия бы­ла од­ним из глав­ных иг­ро­ков в Сред­ние ве­ка.

   Ког­да это бы­ло?.. Се­год­ня Авс­трия - не­боль­шая ней­траль­ная стра­на. Жить здесь до­рого, хо­тя и прес­тижно.

В цен­тре Ве­ны при­сели в од­ной из мно­гочис­ленных улич­ных ко­фе­ен. За­каза­ли ко­фе со зна­мени­тым тор­том "За­хер". Го­ворят, пер­во­началь­ный ре­цепт это­го тор­та до сих пор за­сек­ре­чен, а все про­да­ют под­делки. На­ша под­делка бы­ла очень вкус­ной.

- Моя ма­ма, царс­тво ей не­бес­ное, - ска­зал Изя, уса­жива­ясь плот­но в ажур­ном крес­ле ка­фе, - го­тови­ла очень вкус­но. Ког­да я при­вез в Ко­рос­тень ее штру­дель с ма­ком, все спра­шива­ли:

- Изя, это ты сам при­гото­вил?

- Нет, - го­ворю, - это моя ма­ма. Но я то­же хо­рошо го­тов­лю. Фи­ра не даст сов­рать. Бы­вало, на­топ­лю ку­рино­го жи­ра со шквар­ка­ми, с чер­ным хле­бом и с чес­но­ком, - паль­чи­ки об­ли­жешь. 

   В Авс­трии ког­да-то жи­ло очень мно­го ев­ре­ев. Пер­вой Гит­лер при­со­еди­нил к Гер­ма­нии Авс­трию. При­чем Ан­шлюс про­шел впол­не де­мок­ра­тичес­ким пу­тем. По­дав­ля­ющее боль­шинс­тво жи­телей Авс­трии про­голо­сова­ло за при­со­еди­нение к Гер­ма­нии.  Авс­трия ста­ла од­ной из зе­мель Гер­ман­ской им­пе­рии под наз­ва­ни­ем Ос­тмарк. Бы­ли вве­дены не­мец­кие за­коны, по ко­торым ев­реи ли­шались граж­дан­ских прав. Ко­личес­тво ев­ре­ев по этим но­вым за­конам уве­личи­валось. Все по­ловин­ки, чет­вертин­ки, суп­ру­ги-не­ев­реи объ­яв­ля­лись ев­ре­ями. На­чались пог­ро­мы, из­де­ватель­ства, уни­жения… Хо­локост еще не на­чал­ся… Кон­цла­герей еще не бы­ло… Ев­ре­ев зас­тавля­ли у­ехать из Авс­трии… Счас­тли­вые, те ев­реи… У­еха­ло боль­ше ста ты­сяч че­ловек… В 1941 го­ду вы­езд ев­ре­ев из Авс­трии был прек­ра­щен…. Ос­та­лось еще бо­лее 50 000… С них и на­чал­ся Хо­локост…

   В се­год­няшней Авс­трии есть ев­реи. Про­ез­жая по цен­тру го­рода не­ожи­дан­но уви­дели ев­рей­ский дет­ский сад. На боль­шой пло­щад­ке, от­го­рожен­ной сет­кой от до­роги, бе­гали, пры­гали ев­рей­ские де­ти в ки­пах. Уди­витель­но! Го­ворят, убе­гая от рас­ту­щего ан­ти­семи­тиз­ма, ев­реи Вен­грии пе­ресе­ля­ют­ся в Авс­трию. По­может ли?

   Ве­чером все идем на кон­церт клас­си­чес­кой му­зыки: Мо­царт, Штра­ус. Не Вен­ский опер­ный, но все-та­ки в кра­сивом за­ле.

-Я то­же ког­да-то иг­рал на ба­яне, - ска­зал Изя пос­ле кон­церта. Ма­ма ме­ня во­дила в Клуб же­лез­но­дорож­ни­ков на кур­сы по ба­яну. Но по­том бро­сил. Те­тя Ра­хель го­вори­ла:

- Изя, за­чем те­бе это нуж­но? Что му­зыка - это до­ход? Пос­мотри на Илю­шу-скри­пача: гол как со­кол. Ник­то за не­го да­же за­муж не хо­чет ид­ти.

   На теп­ло­ходе се­год­ня день Авс­трии. Ска­тер­ти и сал­фетки в крас­ную клет­ку. В ме­ню за­печён­ный кар­то­фель, руль­ка, го­вяжий суп. И, ко­неч­но, буб­ли­ки, воз­душное оре­ховое пе­ченье, пе­соч­ное пе­ченье Лин­цер. А теп­ло­ход приб­ли­жал­ся ко вто­рому по ве­личи­не го­роду Авс­трии Линц. Но сна­чала ос­та­нов­ка в авс­трий­ской де­рев­не. Го­родок на пять­де­сят ты­сяч че­ловек, где все есть: бан­ки, ав­то­бусы, ма­гази­ны. Жен­щи­ны в клет­ча­тых пе­ред­ни­ках.

До обе­да по­вели смот­реть из­вес­тное аб­батс­тво. Здесь жи­ли мо­нахи- бе­недик­тинцы. По сло­вам ги­да, мо­нахов бы­ло 14 че­ловек. Жи­ли они в от­дель­ном зак­ры­том кор­пу­се. Тер­ри­тория аб­батс­тва бы­ла ог­ромной со мно­жес­твом раз­личных пос­тро­ек и прис­тро­ек. Все ухо­жено. Есть и зда­ние ис­то­ричес­ко­го му­зея: ста­рин­ные кар­ти­ны, крес­ты, кни­ги. Леп­ные по­тол­ки, на сте­нах ри­сун­ки из цер­ковной жиз­ни.

Вспом­нил ис­то­рию: в Сред­ние ве­ка имен­но мо­нахи раз­ных ор­де­нов ор­га­низо­выва­ли Крес­то­вые по­ходы. По­ходы бы­ли нап­равле­ны про­тив ту­рок-му­суль­ман, но по до­роге крес­то­нос­цы гра­били и уби­вали ев­ре­ев, раз­ру­шали си­наго­ги с име­нем их бо­га на ус­тах и зна­менах.

- Что здесь бы­ло во вре­мя вой­ны? - спра­шиваю ги­да.

- Фа­шис­ты. Фа­шист­ская часть. Мо­нахи бе­жали из мо­нас­ты­ря.

- Врешь, - по­думал я. - Для че­го и ку­да нуж­но бы­ло бе­жать не­мец­ким мо­нахам?

В мно­гочис­ленных ком­на­тах ог­ромно­го мо­нас­ты­ря спа­сались от нас­тупле­ния со­юз­ни­ков не­мец­кие сол­да­ты. Не все же бе­жали в Ар­генти­ну, толь­ко выс­шие чи­ны. Под­ва­лы мо­нас­ты­ря бы­ли за­вале­ны наг­раблен­ным доб­ром.

- Кто со­дер­жит этот мо­нас­тырь, боль­шой, как го­род, се­год­ня? Го­сударс­тво?

- Нет, - от­ве­ча­ет гид, - мо­нахи со­дер­жат.

- 14 че­ловек? - Мне по­каза­лось, что там вни­зу, в под­ва­лах еще и се­год­ня сто­ят меш­ки с зо­лоты­ми зу­бами…

- Как кра­сиво, - ска­зала Фи­ра, раз­гля­дывая ста­рин­ные фрес­ки.

- Как про­тив­но, - ска­зал я, де­лясь чувс­тва­ми.

- Га­ды, - ска­зал Изя и на­дел кеп­ку в цер­кви.

   И опять ужин. Суп с лап­шой, те­ляти­на на гри­ле, кар­то­фель­ное пю­ре, морс, фрук­ты. В тан­це­валь­ном за­ле теп­ло­хода иг­рал на пи­ани­но Иш­тван, ве­лико­леп­ный му­зыкант из Вен­грии. Зву­чали аме­рикан­ские, италь­ян­ские, ла­тино­аме­рикан­ские ме­лодии.

Я по­дошел к Иш­тва­ну:

- Из­ви­ните, вы мо­жете сыг­рать что-то ев­рей­ское?

- А по­чему нет? - Иш­тван по­думал, - Скри­пач на кры­ше?

- Прек­расно!

В не­боль­шом ба­ре гос­ти пи­ли пи­во, кок­тей­ли, а в за­ле зву­чала ме­лодия ев­рей­ско­го мес­течка, здесь в Лин­це, в го­роде фю­рера, как на­зыва­ли его во вре­мена треть­его рей­ха. Адольф Гит­лер вы­рос в Лин­це. Се­год­ня кни­га его "Майн Кампф" в сво­бод­ной про­даже.

Иш­тван иг­рал пес­ню Тевье-мо­лоч­ни­ка, а мы чет­ве­ро ев­ре­ев, за­воро­жен­но его слу­шали, при­тан­цо­вывая ру­ками и но­гами.

Ос­то­рож­но дал Иш­тва­ну ча­евые. Взял. Пос­ле это­го пес­ня Тевье зву­чала в за­ле каж­дый ве­чер.

 - Пос­ле ар­мии я ра­ботал учи­телем, - на­чал оче­ред­ной рас­сказ Изя. Уви­дев на­ше удив­ле­ние, - Да, да, я учил ез­дить на ма­шине в ав­тошко­ле, я же шо­фер, моя фа­милия Шой­фер. Дип­ло­ма у ме­ня не бы­ло, но ме­ня взя­ли. У нас ди­рек­то­ром шко­лы был один ар­мя­нин. Все спра­шива­ли, Изя, по­чему он те­бя так не лю­бит? Я от­ве­чаю, на­вер­ное по­тому, что я не ар­мя­нин. Сна­чала я не лю­бил ар­мян, но по­том по­менял свое мне­ние.  У нас в Дал­ла­се был один док­тор - ар­мя­нин из Те­гера­на, так он ме­ня спас. Опе­рацию на сер­дце мне сде­лал. Зо­лотой был че­ловек и зо­лотой док­тор. Он го­ворил: "Из­ра­эл, та­кие, как ты, нуж­ны здесь, а не там". Фи­ра ис­пекла ему штру­дель с оре­хами. Он ни­ког­да та­кой штру­дель не ел. Что ар­мя­не та­кие штру­дели ви­дели? Сын его уже был не та­кой зо­лотой, хоть и док­тор.

В Дал­ла­се я на­учил со­сед­ку Ма­ню ез­дить на ма­шине. Бес­плат­но! Она мне до сих пор бла­годар­на. А что­бы она де­лала без ма­шины: ни в ма­газин, ни к док­то­ру? Дал­лас - это вам не Ко­рос­тень.

- Кста­ти, у нас в Ко­рос­те­не бы­ла док­тор Ли­бер­ман Ве­ра На­умов­на, - вме­шалась Фи­ра, - Она, ког­да за­ходи­ла в дом, го­вори­ла: "Здравс­твуй­те, дай­те пять". Вы про­тяги­вали ей ру­ку. "Нет, не это. Пять руб­лей за ви­зит", - го­вори­ла.

   И вот мы в Гер­ма­нии. Го­родиш­ко не­боль­шой, сель­ский. По прог­рамме эк­скур­сия в го­род не пре­дус­мотре­на, а нас ав­то­буса­ми ве­зут в Че­хию. Это ря­дом, чуть боль­ше ча­са ез­ды. "Возь­ми­те с со­бой пас­порта, пе­ре­ез­жа­ем гра­ницу". Но чеш­ские пог­ра­нич­ни­ки на нас да­же не пос­мотре­ли. Ав­то­бус, не сбав­ляя ско­рос­ти про­ехал ми­мо пог­ра­нич­но­го пос­та. Мы при­еха­ли в Бо­гемию, ста­рин­ный чеш­ский край. До­ма в Че­хии и ули­цы от­ли­ча­ют­ся от Гер­ма­нии: боль­ше не­коше­ной тра­вы, боль­ше об­луплен­ных стен, мень­ше но­вых ма­шин.

Как всег­да, иду в мес­тную си­наго­гу. Кра­сивое зда­ние, звез­да Да­вида свер­ху. С вол­не­ни­ем под­хо­жу. Но си­наго­ги нет. Это му­зей. Ев­ре­ев нет, ме­зуз на две­рях нет, служ­бы не бы­ва­ет. Та­кие же си­наго­ги без ев­ре­ев я ви­дел в Хор­ва­тии, Сло­вакии, Авс­трии, Ук­ра­ине.

  По из­вес­тно­му по­зор­но­му Мюн­хен­ско­му сог­ла­шению 1938 го­да Бо­гемия от­хо­дила Гер­ма­нии. По сек­ретно­му до­гово­ру СССР и Гер­ма­нии о гра­ницах сфер вза­им­ных ин­те­ресов Крас­ная Ар­мия в 1939 го­ду ок­ку­пиро­вала часть Поль­ши: За­пад­ную Ук­ра­ину и За­пад­ную Бе­лорус­сию, а за­тем и часть Ру­мынии - Бу­кови­ну. На­чалась Вто­рая Ми­ровая Вой­на.

Гит­ле­ров­ская Гер­ма­ния од­ной из це­лей объ­яви­ла: "Окон­ча­тель­ное ре­шение ев­рей­ско­го воп­ро­са". Для мно­гих во­ен­ных ис­то­риков вой­на - это ог­ромные пе­ред­ви­жения вой­ск, тан­ко­вые, воз­душные и ар­тилле­рий­ские ата­ки… Сот­ни ты­сяч ев­ре­ев ге­ро­ичес­ки во­ева­ли в Крас­ной Ар­мии, Ар­ми­ях со­юз­ни­ков. Они приб­ли­жали По­беду. Но для мил­ли­онов мир­ных ев­ре­ев Ев­ро­пы вой­на - это Ка­тас­тро­фа! К удив­ле­нию тех ев­ре­ев, со­седи, кол­ле­ги, сос­лу­жив­цы, под­чи­нен­ные, со­уче­ники: по­ляки, ук­ра­ин­цы, че­хи, вен­гры, авс­трий­цы, сло­ваки, ли­тов­цы, эс­тонцы прев­ра­тились в дь­яво­лов. Вы­дава­ли, гра­били, уби­вали, пре­дава­ли… Сей­час мод­но го­ворить: "Мой дя­дя (те­тя) пря­тали и спа­сали ев­ре­ев…" Бы­ло и та­кое. Мою дво­юрод­ную сес­тру Лю­сю, жи­вущую се­год­ня в Из­ра­иле, спас­ли ук­ра­ин­ские кресть­яне. Бы­ло… Все спа­сали… А кто уби­вал? Кто убил 6 мил­ли­онов ев­ре­ев? Всю семью мо­его дя­ди Ла­заря от­пра­вили на смерть со­седи- ли­тов­цы.

Тем, кто го­ворит, что ев­реи пе­режи­ли Хо­локост, от­ве­чаю: "Не пе­режи­ли!" Ре­шение "ев­рей­ско­го воп­ро­са" прак­ти­чес­ки бы­ло осу­щест­вле­но.

Но про­изош­ло чу­до в ев­рей­ской жиз­ни. Ос­татки ев­ре­ев Ев­ро­пы в ре­зуль­та­те дип­ло­мати­чес­ких и си­ловых дей­ствий, с по­мощью дру­жес­твен­ных ми­ровых сил, но глав­ное, с по­мощью Все­выш­не­го, об­ра­зова­ли го­сударс­тво ев­ре­ев - Из­ра­иль, на­ша гор­дость и оп­лот.

   Ан­ти­семи­тизм гу­ля­ет по Ев­ро­пе. В Бу­дапеш­те, ко­торый ос­во­бож­дал мой отец, прош­ли де­монс­тра­ции с ло­зун­га­ми: "Ев­ре­ев в печь!" Все си­наго­ги Ев­ро­пы прев­ра­тились в неп­риступ­ные кре­пос­ти с чу­гун­ны­ми во­рота­ми, с кон­троль­но-про­пус­кны­ми пун­кта­ми, с во­ору­жен­ной ох­ра­ной. По­зиция ев­ро­пей­цев прос­та: все эти си­наго­ги- му­зеи, брон­зо­вые та­поч­ки, стулья, пла­чущие де­ревья - это жес­ты го­сударс­твен­ной по­лит кор­рек­тнос­ти. Жи­вым сов­ре­мен­ным ев­ре­ям Ев­ро­пы ста­новит­ся жить все ху­же и ху­же.

  Ну вот и пос­ледняя ос­та­нов­ка: не­мец­кий го­родок Пас­сау в Ба­варии. Зав­тра вы­лет до­мой. А се­год­ня бро­дим ма­гази­нам, ску­па­ем су­вени­ры. По­быва­ли на кон­церте ор­ганной му­зыки - са­мый боль­шой ор­ган Ев­ро­пы.

Гер­ма­ния (Ба­вария)

- Вы ду­ма­ете, я не сто­ял на фли­мар­ке­те? - спро­сил Изя, - Сто­ял. Ме­ня со­сед Миш­ка поз­вал. При­хожу, за­няли сто­лик, вы­ложи­ли то­вар, ждем. Ник­то не под­хо­дит. Нет, ду­маю, так не пой­дет. На­чал прис­матри­вать­ся, что же на­род по­купа­ет, и по­нял: чех­лы для ма­шин. И поч­ти все про­да­ют чех­лы. Кто по шесть дол­ла­ров, кто по де­сять. Они ду­мали, что я не вы­чис­лю, где они бе­рут чех­лы. Биз­нес есть биз­нес - это серь­ез­но! И вы­чис­лил. Ока­залось, что ря­дом был склад. Дер­жа­ли ара­бы. Я то­же по­дошел: "Дай­те чех­лы в долг, я вер­ну" Пос­мотре­ли они на ме­ня, ви­дят, что я че­ловек на­деж­ный, и да­ли. Так я выс­та­вил чех­лы де­шев­ле всех по че­тыре. У ме­ня ми­гом рас­ку­пили. Де­нег, ко­неч­но, не за­рабо­тал, но от­дал долг ара­бам. Ста­ли до­верять. Я что, не знаю, как де­лать ге­шефт?

   Пос­ледний ужин на теп­ло­ходе. Иш­тван иг­рал грус­тные ме­лодии люб­ви. Звез­ды над теп­ло­ходом, ог­ромные и го­лубые, мер­ца­ли на про­щанье. Мы мед­ленно тан­це­вали на па­лубе. Зе­леные во­ды Ду­ная об­те­кали наш теп­ло­ход. Воз­дух Ев­ро­пы та­кой зна­комый и те­перь та­кой да­лекий на­пол­нял лег­кие. Ут­ром ог­ромный са­молет уве­зет нас до­мой в Аме­рику.

Мы про­ща­ем­ся. Ме­ня­ем­ся те­лефо­нами.

- Изя, - ска­зала Фи­ра, - я же те­бе го­вори­ла, что бу­дет хо­рошо.

- Да, Фи­роч­ка, ты, как всег­да, пра­ва, - ска­зал Изя, - нам по­вез­ло.