"Косить под Иностранца"

Ко­сить под Инос­тран­ца

  Яков Фрей­дин

 При ве­гета­ри­ан­цах Хру­щёве и Бреж­не­ве мы по­рой поз­во­ляли се­бе вы­ход­ки, ко­торые при лю­до­еде Ста­лине мог­ли бы нам до­рого обой­тись. Под сло­вом «ве­гета­ри­ан­цы» я не имею в ви­ду, что эти вож­ди мя­са не ку­шали - ещё как ку­шали! Я прос­то хо­чу ска­зать, что они ели толь­ко жи­вот­ных, но вот лю­дей они не ели, или ели ред­ко. Ес­ли ког­да и по­сыла­ли ко­го на зак­ла­ние, то толь­ко что для под­держа­ния по­ряд­ка, что­бы на­род не за­бывал­ся и знал своё мес­то. Пос­коль­ку боль­шой ка­ры за ша­лос­ти не ожи­далось, в дни на­шей от­те­пель­ной мо­лодос­ти мы бы­ли, как сор­вавши­еся с при­вязи же­реб­цы, и поз­во­ляли се­бе ду­рить и да­же чуть-чуть драз­нить власть.

Кон­тактов в те го­ды с заг­ра­ницей бы­ло ма­ло, а по­тому од­ним из са­мых лю­бимых ро­зыг­ры­шей бы­ло «ко­сить под инос­тран­ца», то есть стро­ить из се­бя неч­то им­пор­тное. Ва­ляли мы ду­рака иног­да для де­ла, но ча­ще прос­то так, по врож­дённо­му аван­тю­риз­му. Хо­тели по­заба­вить­ся и в собс­твен­ных гла­зах выг­ля­деть эда­кими Ос­та­пами Бен­де­рами. Вот нес­коль­ко ба­ек из то­го да­лёко­го прош­ло­го.

— — —

Был у ме­ня друг Же­ня Во­локи­тин, ко­торо­го я эпа­таж­но на фран­цуз­ский ма­нер звал «Жан», а он ме­ня – «Жак», что, как нам тог­да ка­залось, со­от­ветс­тво­вало рус­ским ва­ри­ан­там на­ших имён. Пи­шу про не­го «был» по­тому, что его дав­но уж нет. При жиз­ни это был та­лан­тли­вый ху­дож­ник-ди­зай­нер, за­яд­лый ту­рист, да и нем­ножко аван­тю­рист. Ду­маю, что эти сло­ва ту­рист и аван­тю­рист где-то в их глу­бине силь­но свя­заны.

Од­нажды мы с Жа­ном от­ды­хали ле­том в Кры­му, в Кок­те­беле. Ра­зуме­ет­ся «ди­каря­ми», то есть са­ми по се­бе. В од­ни день, вдо­воль на­ныряв­шись сре­ди по­рос­ших во­дорос­ля­ми ва­лунов и на ужин нас­тре­ляв быч­ков из са­модель­ных под­водных ру­жей, два друж­ка Жан-Жак от­пра­вились по­гулять по мес­тно­му рын­ку. Пеш­ком ту­да от на­шей па­лат­ки, что сто­яла на са­мом бе­регу мо­ря, бы­ло ми­нут со­рок хо­ду.

Пе­ред тем, как пой­ти на ба­зар, мы на­дели на се­бя ру­баш­ки с тре­мя ла­тин­ски­ми бук­ва­ми «UPI», ко­торые са­ми же на них и на­рисо­вали. Эти бук­вы оз­на­чали «Ураль­ский По­литех­ни­чес­кий Ин­сти­тут», где я тог­да ещё учил­ся, а Жан уже его за­кон­чил. Он был стар­ше ме­ня на пять лет. Что­бы по­дура­чить­ся, мы с ним го­вори­ли на «инос­тран­ных» язы­ках – Жан по-ан­глий­ски, ко­торый он неп­ло­хо знал, а я на эс­пе­ран­то, ко­торый ник­то, кро­ме ме­ня не знал. По край­ней ме­ре на ба­заре, ку­да мы и нап­равля­лись. День был жар­кий, в не­бе но­сились стри­жи, тре­щали куз­не­чики и сол­нце пы­жилось во всю свою крым­скую мощь. С мо­ря нас об­ду­вал влаж­ный бриз, сли­зывая до­рож­ную пыль с за­горе­лых фи­зи­оно­мий, де­лая тем про­гул­ку при­ят­ной и по­лез­ной.

Ры­нок был, хоть и юж­ный, но, в от­ли­чие от нас­то­ящих вос­точных ба­заров, ка­кой-то ти­хий и по-со­вет­ски при­шиб­ленный. Фрук­ты-ово­щи про­дава­лись с лот­ков, а то и прос­то бы­ли раз­ло­жены на зем­ле – на де­ревян­ных ящи­ках или бре­зен­то­вых под­стил­ках. Меж ни­ми оза­бочен­но хо­дили ку­рор­тни­ки с тя­жёлы­ми авось­ка­ми, при­цени­вались к фрук­там и что-то по­купа­ли. Мы с Жа­ном  с валь­яж­ным ви­дом мед­ленно де­фили­рова­ли пос­ре­ди ря­дов и че­рез тем­ные оч­ки эдак свы­сока на всё пос­матри­вали.  Иног­да к нам под­хо­дили са­мые лю­бопыт­ные и наб­лю­датель­ные ку­рор­тни­ки и спра­шива­ли, кто мы та­кие и что эти три бук­вы на ру­баш­ках оз­на­ча­ют? Мы на ко­рявом рус­ском язы­ке от­ве­чали, что сок­ра­щение UPI зна­чит ин­форма­ци­он­ное агентство «United Press International». В об­щем-то это бы­ло прав­дой и агентство дей­стви­тель­но бы­ло из­вес­тно под та­кой аб­бре­ви­ату­рой - тут мы не вра­ли, хо­тя, ра­зуме­ет­ся, ни­како­го от­но­шения к это­му агентству ни мы с Жа­ном, ни на­ши ру­баш­ки не име­ли. Но мы и не го­вори­ли, что име­ем, так что всё бы­ло чес­тно, без об­ма­на. Тем не ме­нее, на нас смот­ре­ли ува­житель­но и за на­ми хо­дил не­боль­шой та­бун­чик зе­вак – в кои-то ве­ки уви­дишь жи­вых инос­тран­ных кор­респон­дентов на кок­те­бель­ском ба­заре!

Мы мед­ленно шли по ба­зару, а впе­реди нас бе­жала мол­ва. Ког­да мы из­редка эда­кой неб­режной по­ход­кой под­хо­дили к лот­кам, на ко­торых ле­жали соч­ные пер­си­ки и гру­ши, тор­говцы нам при­вет­ли­во по­жима­ли ру­ки, ши­роко улы­бались и уго­щали луч­ши­ми пло­дами, а де­нег брать не хо­тели, хо­тя мы пред­ла­гали. При этом они, как по за­казу, го­вори­ли нам “Ка­рашо”, по­чему-то ду­мая, что ес­ли они бу­дут ко­вер­кать рус­ское сло­во, инос­тран­цы пой­мут луч­ше. На­ев­шись до от­ва­ла дар­мо­вых фрук­тов, мы от­пра­вились на­зад в свою па­лат­ку на бе­регу Бух­ты Ба­рах­ты, где и по­жари­ли на ужин быч­ков, нас­тре­лян­ных с ут­ра.

Ког­да ле­то по­дош­ло к кон­цу и в ин­сти­туте дол­жен был на­чать­ся учеб­ный год, я уле­тел об­ратно до­мой, а у Жа­на ос­та­вались ещё нес­коль­ко дней от­пуска и он ре­шил съ­ез­дить в Се­вас­то­поль, пос­мотреть, что это за го­род. Там он снял кой­ку в до­мике-раз­ва­люхе не­дале­ко от цен­тра и по­шёл про­гулять­ся по на­береж­ной. Как обыч­но, ему опять за­хоте­лось по­валять ду­рака.

На го­род­ской на­береж­ной он нап­ра­вил­ся к баб­ке, что си­дела у му­сор­ной кор­зи­ны нап­ро­тив па­мят­ни­ка за­топ­ленным ко­раб­лям. Она бой­ко тор­го­вала се­меч­ка­ми, пе­ресы­пая их из мер­но­го гра­нёно­го ста­кан­чи­ка в га­зет­ные ку­лёч­ки. Жан по­дошёл и спро­сил её, по­чём се­меч­ки и жа­реные ли они? При­чём спро­сил по-ан­глий­ски. Баб­ка ото­ропе­ло на не­го пос­мотре­ла, а по­том, ни сло­ва не го­воря, сгреб­ла своё иму­щес­тво в хо­зяй­ствен­ную сум­ку и, по­доб­рав по­дол, рва­нула по ули­це с не­ес­тес­твен­ной ско­ростью. Вспом­нив свою ком­со­моль­скую юность и что она обыч­но де­лала в мо­мен­ты сом­не­ний, баб­ка нап­ра­вилась пря­миком в ми­лицию до­носить на по­доз­ри­тель­но­го по­купа­теля.

Вско­ре к Жа­ну на на­береж­ной по­дош­ли два ми­лици­оне­ра с баб­кой на при­цепе за их спи­нами. Они стро­го пот­ре­бова­ли предъ­явить до­кумен­ты. Жан сыг­рал изум­ле­ние, по­дал свой пас­порт и спро­сил, ес­тес­твен­но по-рус­ски, “что слу­чилось и в чём де­ло?” Баб­ка взвиз­гну­ла из-за ми­лицей­ской спи­ны и зак­ри­чала:

— Ой ма­моч­ки! Он же рань­ше всё по инос­тран­но­му го­ворил, а тут вдруг чис­то по на­шему. Шпи­ён он! Как есть, шпи­ён!

Ми­лици­оне­ры баб­ку прис­тру­нили, что­бы на­род не ба­ламу­тила, но пас­порт заб­ра­ли и по­вели Жа­на в от­де­ление. Там ста­ли вы­яс­нять, кто он и от­ку­да и по­чему го­ворил на на­береж­ной это­го во­ен­но-мор­ско­го го­рода на инос­тран­ном язы­ке. Он при­кинул­ся эда­ким ло­пухом и ска­зал, что ни­чего та­кого не бы­ло, го­ворил он толь­ко по-рус­ски, и, ско­рее все­го, баб­ка на сол­нце пе­рег­ре­лась и это ей при­мере­щилось. Де­жур­ный по от­де­лению ска­зал, что раз­бе­рёт­ся и ве­лел по­ка за­переть Жа­на в обезь­ян­ник. Там его про­дер­жа­ли два дня, прав­да вкус­но кор­ми­ли из со­сед­ней шаш­лычной, а по­том от­да­ли пас­порт и ска­зали, что ес­ли он ещё раз так по­шутит, то ему при­дёт­ся пло­хо.

В об­щем, он се­бе от­пуск в Се­вас­то­поле слег­ка под­портил. Знал бы, что так по­лучит­ся, мог бы сэ­коно­мить на кой­ке – в обезь­ян­ни­ке-то он но­чевал бес­плат­но.

— — —

В мо­лодос­ти бы­ла у Жа­на в жиз­ни од­на страсть – он обо­жал все ин­дий­ское. Книж­ки про Ин­дию чи­тал, за­нимал­ся й­огой, что в тог­да в Сов­ке сов­сем не по­ощ­ря­лось, лю­бимый его фильм был “Бро­дяга” с Рад­жем Ка­пуром. Да и сам он был по­хож на й­ога. У не­го в ро­ду бы­ли гру­зины и он унас­ле­довал от них эда­кий вос­точный об­лик. Внеш­не нем­но­го на­поми­нал тан­цовщи­ка Мах­му­да Эсам­ба­ева, да и сам лю­бил ис­полнять ин­дий­ские тан­цы. Был стро­ен, под­жа­рист, со смуг­лым ли­цом, ор­ли­ным взгля­дом и при слу­чае лег­ко мог сой­ти за ин­ду­са, или, как он го­ворил, за «ин­дю­ка», вкла­дывая в это сло­во толь­ко са­мый по­ложи­тель­ный, да­же неж­ный смысл. У жен­щин он поль­зо­вал­ся боль­шой по­пуляр­ностью, но под­ру­жек се­бе под­би­рал со­от­ветс­твен­но сво­ему вку­су. Все его де­вуш­ки бы­ли по­хожи на ин­ди­анок – не­высо­кие, смуг­лые, во­ло­окие, с длин­ны­ми пря­мыми во­лоса­ми, хоть са­ри на­девай. Он, впро­чем, пред­по­читал “са­ри” сни­мать. Тем не ме­нее, ни­ког­да ни од­но­го нас­то­яще­го «ин­дю­ка» и ни од­ной под­линной «ин­дюшки» он живь­ём не встре­чал. Толь­ко ви­дел в ки­но или на фо­тог­ра­фи­ях.

Од­нажды бы­ло объ­яв­ле­но, что в наш го­род при­ез­жа­ет ин­дий­ская пра­витель­ствен­ная де­лега­ция во гла­ве с премь­ер-ми­нис­тром Джа­вахар­ла­лом Не­ру и его доч­кой Ин­ди­рой Ган­ди. Жан страш­но воз­бу­дил­ся и ска­зал, что ни­как не мо­жет упус­тить слу­чай по­об­щать­ся с нас­то­ящи­ми ин­ду­сами. Ког­да я усом­нился, что ему удас­тся к ним близ­ко по­дой­ти, он мне ска­зал, что у не­го есть идея и он к де­лега­ции обя­затель­но пробь­ёт­ся. Уж очень ему хо­телось пос­мотреть вбли­зи на Ин­ди­ру Ган­ди, ко­торая бы­ла в его вку­се.

— Ты что, она ведь в два ра­за те­бя стар­ше, - ска­зал я, — ей уже под пять­де­сят. За­чем она те­бе, та­кая ста­руха?

— Жак, — от­ве­тил Жан, - по­живи с моё и пой­мёшь, что ста­рая - зна­чит опыт­ная.

Ко­роче го­воря, вы­кинул он вот ка­кую шту­ку.

Ин­дий­ская де­лега­ция при­была в го­род и про­еха­ла по ули­цам на “Чай­ках” и про­чих чёр­ных “вол­гах”. Хо­тя нак­ра­пывал осен­ний дож­дик, вдоль улиц плот­но сто­яли лю­ди и гэ­беш­ни­ки и ра­дос­тно ма­хали ин­дий­ски­ми и крас­ны­ми флаж­ка­ми. Уже под ве­чер гос­тей при­вез­ли в опер­ный те­атр, где дол­жны бы­ли про­ходить сна­чала при­ём, а по­том тор­жес­твен­ное соб­ра­ние с го­род­ской знатью и в зак­лю­чение - кон­церт в честь ин­дий­ско­го гос­тя. Пря­мо, как в опе­ре “Сад­ко”, что шла в том те­ат­ре на­кану­не.

Пе­ред са­мым на­чалом тор­жеств у те­ат­ра по­яви­лась стран­ная муж­ская фи­гура, за­вёр­ну­тая от шеи до ло­дыжек, как еги­пет­ская му­мия, в бе­лую прос­ты­ню. Это Был Жан. На но­гах, нес­мотря на хо­лод­ную осень, у не­го бы­ли сан­да­лии а на го­лове на­мота­на чал­ма, сде­лан­ная из мах­ро­вого по­лотен­ца. На его лбу меж глаз бы­ла губ­ной по­мадой на­рисо­вана крас­ная точ­ка. У те­ат­ра, при­топы­вая на осен­нем ураль­ском вет­ру, сто­яла ох­ра­на в штат­ском. Ког­да страж­ни­ки уви­дели это чу­чело, шар­ка­ющей по­ход­кой плы­вущее ко вхо­ду, то ре­шили, что один из ин­дю­ков от­бился от ста­да. Пос­коль­ку, как и Жан, они от­ро­дясь не ви­дели нас­то­ящих ин­ду­сов, то со­вер­шенно не усом­ни­лись в под­линнос­ти субъ­ек­та и Жа­на бес­пре­пятс­твен­но про­пус­ти­ли внутрь – не спра­шивать же до­кумен­ты у важ­но­го ин­дий­ско­го гос­тя! В те­ат­ре то­же всё сош­ло: мес­тные на­чаль­ни­ки и ох­ра­на не по­няли, что это са­моз­ва­нец - не слиш­ком бы­ли они силь­ны в тон­костях ин­дий­ско­го гар­де­роба, тем бо­лее, что на ли­цо он был са­мый что ни на есть ин­дус. И точ­ка. Я имею в ви­ду на лбу точ­ка. Кто их, ин­ду­сов зна­ет, мо­жет у них там при­нято хо­дить в те­атр с по­лотен­цем на го­лове? А нас­то­ящие ин­ду­сы из де­лега­ции, уви­дев та­кое стран­ное зре­лище, ве­ро­ят­но ре­шили, что это часть пред­став­ле­ния на вос­точную те­му, ко­торым хо­зя­ева со­бира­ют­ся те­шить гос­тей, и даль­ше, ве­ро­ят­но, бу­дет ещё смеш­нее.

Жан про­шёл в фойе, где гос­ти и хо­зя­ева сто­яли, пи­ли шам­пан­ское, за­еда­ли ик­рой и бе­седо­вали. Там он сра­зу отыс­кал гла­зами Ин­ди­ру Ган­ди и пря­миком к ней нап­ра­вил­ся. За­метив это­го стран­но­го субъ­ек­та, она са­ма пош­ла к не­му навс­тре­чу с воп­ро­ситель­ным взгля­дом в во­ло­оких гла­зах. Жан, на­до от­дать дол­жное его де­ликат­ности, скле­ил ла­дони ло­доч­кой под под­бо­род­ком, как зап­рав­ский ин­дус, пок­ло­нил­ся и ска­зал по-ан­глий­ски:

— Вы ме­ня, мисс Ган­ди, из­ви­ните, я меч­тал с ва­ми поз­на­комить­ся и по­тому так одел­ся, что­бы по­дой­ти. Мне очень при­ят­но с ва­ми по­гово­рить. Это для ме­ня та­кая честь.

Ин­ди­ра, то­же да­ма де­ликат­ная, но от сме­ха не мог­ла удер­жать­ся – ткну­ла паль­цем в его крас­ную точ­ку на лбу и го­ворит, что та­кой знак Бин­ди но­сят толь­ко ин­дий­ские жен­щи­ны, а он вро­де как муж­чи­на и у не­го на лбу это выг­ля­дит, как шут­ка, при­чём нес­мешная. Хо­тя са­ма при этом хи­хика­ла. Жан страш­но сму­тил­ся, и стал ла­донью эту точ­ку Бин­ди сти­рать. По­мада сра­зу раз­ма­залось по лбу алы­ми по­лоса­ми и доб­рая Ин­ди­ра дос­та­ла из су­моч­ки свой пла­ток и лоб ему вы­тер­ла. По­том взя­ла его под ру­ку, при­чём у Жа­на от удо­воль­ствия чуть язык не вы­валил­ся, от­ве­ла в сто­рону и ста­ла расс­пра­шивать, что это у не­го за тя­га та­кая к ин­дий­ско­му на­роду? Жан стал бы­ло ей объ­яс­нять, но тут по­дошёл ка­кой-то сикх в нас­то­ящей чал­ме, ви­димо ох­ранник, и что-то ей шеп­нул. Тог­да она Жа­ну ска­зала, что ей на­до пря­мо сей­час ид­ти на сце­ну, там всё на­чина­ет­ся, и поп­ро­сила, что­бы ког­да он бу­дет в Де­ли, обя­затель­но поз­во­нил в её кан­це­лярию и ска­зал сек­ре­тарю, что она ждёт его звон­ка. Жан ра­зуме­ет­ся по­обе­щал, что как толь­ко - так сра­зу.

Вый­ти из те­ат­ра ока­залось ещё про­ще, чем вой­ти. Он спо­кой­но про­шёл ми­мо ох­ра­ны у вхо­да, пос­то­ян­но скла­дывая ла­дони ло­доч­кой и кла­ня­ясь на­лево и нап­ра­во, а по­том вы­шел на ули­цу. За­бежал за угол, раз­мо­тал с се­бя прос­ты­ню и по­лотен­це, скру­тил всё в узел, сел на трам­вай и по­ехал до­мой.

А в Ин­дию он так и не по­пал. Ког­да со­вет­ская власть кон­чи­лась и уже мож­но бы­ло ту­да съ­ез­дить, у не­го к ин­дий­ской куль­ту­ре ин­те­рес как-то утих – же­нил­ся (кста­ти, же­на его чем-то сма­хива­ла на ин­ди­ан­ку), де­ти под­раста­ли. Ста­ло не до Ин­дии.

Кро­ме то­го, Ин­ди­ры Ган­ди уже не бы­ло в жи­вых. Её к то­му вре­мени уби­ли собс­твен­ные ох­ранни­ки сик­хи.

— — —

Учась на треть­ем кур­се UPI, то есть УПИ, я под­ра­баты­вал на те­лецен­тре неш­татным ки­но-кор­респон­дентом, а кро­ме то­го, в лю­битель­ской ки­нос­ту­дии сво­его ин­сти­тута де­лал раз­ные ко­рот­ко­мет­ражные филь­мы. Как-то на ки­нофес­ти­вале та­ких филь­мов од­на моя кар­ти­на за­няла пер­вое мес­то. На зак­лю­читель­ное за­седа­ние фес­ти­валя, где вру­чали пре­мии, при­еха­ла де­лега­ция поль­ских ки­нош­ни­ков. Там был зна­мени­тый ре­жис­сёр Ан­джей Вай­да, ко­торый толь­ко что пред­ста­вил в Мос­кве свой но­вый фильм “Пе­пел и Ал­маз”. Вмес­те с ним бы­ла его глав­ная ки­ноз­везда Бе­ата Тыш­ке­вич — как ска­зал бы Го­голь, да­ма при­ят­ная ну со­вер­шенно во всех от­но­шени­ях! Ме­ня, как по­беди­теля кон­курса, по­сади­ли в за­ле ря­дом с оча­рова­тель­ной Бе­атой и по­это­му я уже ни­чего дру­гого вок­руг се­бя не за­мечал. Да­же не пом­ню, как мне вру­чали приз. Я не­от­рывно пя­лил­ся в её зах­ва­тыва­ющее де­коль­те, чем она, кста­ти, бы­ла да­же до­воль­на и эдак об­на­дёжи­ва­юще на ме­ня пог­ля­дыва­ла. По край­ней ме­ре, так мне по мо­лодос­ти лет ка­залось. Жаль, что этот ми­лый эпи­зод мо­ей би­ог­ра­фии не по те­ме на­шего по­вес­тво­вания. А по те­ме то, что в до­пол­не­ние к при­зу мне по­лага­лась бес­плат­ная по­ез­дка в Вен­грию сни­мать там до­кумен­таль­ный фильм о стра­не. Приз - при­зом, но что­бы по­лучить раз­ре­шение для вы­ез­да да­же в соцс­тра­ну у ме­ня уш­ло поч­ти пол­го­да на сбор мно­жес­тва до­кумен­тов и хож­де­ния по вся­ким ко­мис­си­ям, ко­торые дол­жны бы­ли зас­ви­детель­ство­вать мой вы­сокий мо­раль­но-по­лити­чес­кий об­лик (про Бе­ату я им ни­чего не го­ворил, а то бы за­руби­ли). Но как бы-то ни бы­ло, я в Вен­грию по­ехал и там сам стал инос­тран­цем, хо­тя вен­гров это со­вер­шенно не вол­но­вало. Нор­маль­ные ведь лю­ди.

В Бу­дапеш­те моё вни­мание прив­лекли мно­гочис­ленные пла­каты и фла­ги – все зе­лёно­го цве­та. Се­год­ня я бы сра­зу по­думал про му­суль­ман, но тог­да эта зе­лень бы­ла по по­воду Кон­грес­са Эс­пе­ран­то, меж­ду­народ­но­го ис­кусс­твен­но­го язы­ка. Од­нажды, ког­да я в оди­ноч­ку обе­дал в ма­лень­ком рес­то­ран­чи­ке в Бу­де, я об­ра­тил вни­мание на груп­пу ве­сёлых лю­дей в зе­лёных шап­ках и та­ких же гал­сту­ках – цве­та эс­пе­ран­то, то есть на­деж­ды. Речь их мне по­каза­лась зна­комой, чуть по­хожей на рус­скую. Я по­дошёл к их сто­лику что­бы поз­на­комить­ся. Ока­залось, это бы­ла бол­гар­ская де­лега­ция на кон­грес­се и го­вори­ли они по-бол­гар­ски, но все прек­расно по­нима­ли по-рус­ски. Я быс­тро со­шёл­ся с эти­ми чуд­ны­ми людь­ми, они ме­ня са­гити­рова­ли изу­чить эс­пе­ран­то и мы вмес­те хо­рошо про­вели вре­мя. Зва­ли их прос­то – Ба­лю Ба­лев, Ген­чо Ген­чев, Ни­кола Ни­колов и так да­лее. С не­кото­рыми я по­том бо­лее де­сяти лет до са­мого сво­его отъ­ез­да из Со­юза пе­репи­сывал­ся на эс­пе­ран­то. Где-то лет че­рез пять пос­ле на­шей пер­вой встре­чи в Бу­дапеш­те я по­лучил пись­мо из Со­фии от Ген­чо Ген­че­ва, где он пи­сал, что бу­дет по де­лам в Мос­кве и хо­тел бы со мной там по­видать­ся.

Я при­летел в Мос­кву и мы встре­тились в гос­ти­нице «Ин­ту­рист», где у не­го был но­мер, и он поп­ро­сил ме­ня по­казать ему сто­лицу. Ког­да мы спус­ти­лись вниз из его ком­на­ты и соб­ра­лись вы­ходить из фойе на ули­цу, на од­ной две­ри я за­метил вы­вес­ку “От­дел Об­слу­жива­ния Инос­тран­цев”. Пос­коль­ку Ген­чо был инос­тра­нец, мы ту­да заш­ли, что­бы уз­нать, как его мо­гут об­слу­жить. За сто­ликом си­дела ми­лая де­вица, ко­торая ска­зала, что это на­зыва­ет­ся “консь­ерж сер­вис” и она для Ген­чо мо­жет за­казать так­си, сто­лик в рес­то­ране, а так­же би­леты в лю­бой те­атр или на кон­церт.

И вот тут у ме­ня в го­лове щёл­кну­ло. На­до ска­зать, что я всег­да был за­яд­лым те­ат­ра­лом и не мог­ло быть для ме­ня боль­ше­го удо­воль­ствия, чем пос­мотреть хо­роший спек­такль (бы­ли в жиз­ни и дру­гие ра­дос­ти, но не о них тут речь). Од­на­ко в Мос­кве, не имея там свя­зей, ку­пить би­лет в те­атр на что-то сто­ящее бы­ло прос­то не­мыс­ли­мо. Я сра­зу уши на­вос­трил и у этой де­вицы спра­шиваю:

— На лю­бой спек­такль, го­вори­те? Пря­мо на се­год­ня?

— Да, — го­ворит, — что толь­ко хо­тите. Вот спи­сок на се­год­ня – вы­бирай­те.

У ме­ня пря­мо гла­за раз­бе­жались, а Ген­чо, хо­тя неп­ло­хо го­ворил по-рус­ски, ни­чего не по­нима­ет и воп­ро­ситель­но на ме­ня смот­рит. Я его на эс­пе­ран­то спра­шиваю, не хо­чет ли он ве­чер­ком пой­ти в те­атр?  Он го­ворит “хо­чу” и тог­да я выб­рал Те­атр Са­тиры, где в тот ве­чер шла “Же­нить­ба Фи­гаро” Бо­мар­ше с Ан­дре­ем Ми­роно­вым. Де­вица ска­зала, что би­леты бу­дут го­товы че­рез час и мы пош­ли по­гулять по го­роду. Я по­водил Ген­чо по ули­цам не­дале­ко от гос­ти­ницы, а где-то че­рез час мы вер­ну­лись, ку­пили би­леты и тем же ве­чером си­дели на луч­ших мес­тах вто­рого ря­да в те­ат­ре Са­тиры. Спек­такль был чуд­ный, но бед­ный Ген­чо быс­тро зад­ре­мал - всё же ему смот­реть спек­такль по-рус­ски бы­ло труд­но. А я по­нял глав­ное – что­бы по­купать би­леты у “консь­ер­жки” в оте­ле, на­до наз­вать толь­ко но­мер ком­на­ты и имя, но ни­каких до­кумен­тов не тре­бу­ет­ся. Ну и важ­но ещё выг­ля­деть по-инос­тран­но­му. Этим ме­тодом по­куп­ки в Мос­кве те­ат­раль­ных би­летов я поль­зо­вал­ся все пос­ле­ду­ющие го­ды, по­ка не у­ехал из Со­юза.

Я по­нимал, что ко­сить под аме­рикан­ца или фран­цу­за у ме­ня не вый­дет. Ан­глий­ско­го я тог­да не знал, а мои не­мец­кий и фран­цуз­ский язы­ки бы­ли на та­ком уров­не, что луч­ше и не со­вать­ся. Да и внеш­ность то­же бы­ла не слиш­ком за­пад­ной – сра­зу бы рас­ку­сили по сов­де­пов­ской одёж­ке, обу­ви фаб­ри­ки «Ско­роход» и блес­ку в гла­зах. По­это­му я ре­шил при­киды­вать­ся бол­гар­ским ту­рис­том по име­ни Ген­чо Ген­чев. Го­ворил я на хо­рошем рус­ском язы­ке, хо­тя и с бол­гар­ским ак­центом. Та­кие шту­ки я умел де­лать. В Бол­га­рии есть по­говор­ка: “Ку­рица не пти­ца, Бол­га­рия не заг­ра­ница”, но для “консь­ер­жки” бол­га­рин всё рав­но инос­тра­нец, нес­мотря на не слиш­ком за­пад­ный об­лик и блеск в гла­зах.

С тех пор, каж­дый раз, при­ез­жая в Мос­кву, я сра­зу шёл в од­ну из гос­ти­ниц, где се­лили инос­тран­цев, нап­ри­мер, в «Бел­град» или «Бу­дапешт». Сна­чала я под­ни­мал­ся на один из эта­жей, что­бы изу­чить ну­мера­цию ком­нат, а по­том спус­кался к мес­тной “консь­ер­жке”, что об­слу­жива­ла инос­тран­цев, и го­ворил что-то вро­де (с бол­гар­ским ак­центом, ра­зуме­ет­ся):

— Здравс­твуй­те, я Ген­чо Ген­чев из ком­на­ты 1234. Что се­год­ня в Боль­шом Те­ат­ре? Ах “Спар­так” с Пли­сец­кой… Хм, ну что-ж я по­жалуй возь­му один би­летик.”

Так я пе­рес­мотрел в Мос­кве все луч­шие спек­такли от “Гам­ле­та” с Вы­соц­ким на Та­ган­ке до “Трам­вая Же­лание” в те­ат­ре Ма­яков­ско­го. Да­же в са­мые пос­ледние дни пе­ред эмиг­ра­ци­ей, ког­да у нас с же­ной уже вмес­то пас­портов бы­ли толь­ко вы­ез­дные ви­зы со штам­пом Гол­ланд­ско­го кон­суль­ства, я по то­му же ре­цеп­ту ку­пил би­леты на кон­церт Рай­ки­на в Крем­лёв­ском Двор­це. Это был единс­твен­ный слу­чай, ког­да поч­ти ни­како­го об­ма­на не бы­ло – со­вет­ско­го граж­данс­тва нас ли­шили, а ста­ло быть мы в те дни бы­ли са­мыми нас­то­ящи­ми инос­тран­ца­ми. Так что всё по чес­тно­му. Поч­ти…

— — —

Го­ду где-то в 76-м мне на­до бы­ло по­ехать в Мос­кву на на­уч­ную кон­фе­рен­цию по мо­ей спе­ци­аль­нос­ти – ме­дицин­ским при­борам. Кон­фе­рен­ция на­чина­лась сра­зу пос­ле праз­дни­ка Дня По­беды и я стал го­товить­ся к по­ез­дке. Но бы­ла проб­ле­ма – где в Мос­кве ос­та­новить­ся? Снять гос­ти­ницу в цен­тре бы­ло не­мыс­ли­мо, ес­ли ты не при­над­ле­жишь но­мен­кла­туре или нет у те­бя серь­ёз­но­го бла­та. Я не при­над­ле­жал и не имел. Ко­ман­ди­ровоч­ные, вро­де ме­ня, обыч­но жи­ли в Мос­кве у родс­твен­ни­ков или дру­зей. Бы­ли у ме­ня в Ба­лаши­хе под Мос­квой родс­твен­ни­ки, но не хо­телось се­лить­ся так да­леко и я по­делил­ся этой проб­ле­мой со сво­им доб­рым зна­комым Ар­ка­ди­ем Бо­рисо­вичем Гор­ди­ным.

Гор­дин был ге­ний вся­чес­ких сде­лок. Он ра­ботал на ка­кой-то не­замет­ной дол­жнос­ти, но был, что на­зыва­ет­ся, ве­ликий “шму­зер” - знал нуж­ных лю­дей, был эле­ган­тен, оба­яте­лен, по­лезен и вхож в са­мые не­веро­ят­ные сфе­ры. Он был ну­жен всем. У не­го был та­лант ор­га­низо­вывать сдел­ки, сво­дить раз­ных лю­дей, ко­торым бы­ло что-то на­до, но дос­тать са­ми не мог­ли. Тог­да Гор­дин выс­тра­ивал эда­кую бар­терную це­поч­ку и за­мыкал её в коль­цо. Нап­ри­мер, я хо­тел А, но у ме­ня бы­ло Б, а у вас бы­ло В, хо­тя вам бы­ло нуж­но Б, а ска­жем, вон то­му дядь­ке бы­ло не­об­хо­димо В, а у не­го бы­ло А. Тог­да Ар­ка­дий Бо­рисо­вич ли­хо всё увя­зывал, и в ре­зуль­та­те я да­вал вам Б, ко­торое вам бы­ло нуж­но по­зарез, а вы от­да­вали В то­му дядь­ке, а дядь­ка, вза­мен, от­да­вал мне А. Каж­дый по­лучал, что хо­тел и все бы­ли до­воль­ны и ему бла­годар­ны. Ро­дись Ар­ка­дий Бо­рисо­вич в Аме­рике, был бы он по­чище Трам­па. Но судь­ба оп­ре­дели­ла ему Со­вок и при­ходи­лось это­му ге­нию биз­не­са кру­тить­ся при со­вет­ской влас­ти.

Ко­роче го­воря, я ска­зал Ар­ка­дию Бо­рисо­вичу, что мне нег­де в Мос­кве ос­та­новить­ся и он обе­щал, что ни-будь для ме­ня вык­ру­тить. Че­рез па­ру дней он поз­во­нил и ска­зал, что ус­тро­ил мне в Мос­кве гос­ти­ницу “Ук­ра­ина” с за­ез­дом 8 мая. По­пасть в эту вы­сот­ную гос­ти­ницу мож­но бы­ло толь­ко по не­веро­ят­но­му бла­ту или че­рез Ин­ту­рист, ес­ли вы инос­тра­нец. А он это ус­тро­ил мне, прос­то­му со­вет­ско­му смер­тно­му! Чуд­ный был че­ловек. Ког­да я ска­зал же­не, что еду на кон­фе­рен­цию в Мос­кву и бу­ду жить не где ни будь, а в “Ук­ра­ине”, она за­яви­ла, что не­чес­тно та­кую ра­дость иметь од­но­му и она по­едет со мной, так что ра­дость де­лилась по­полам. Или уд­ва­ива­лась – это, как пос­мотреть.

При­лете­ли в Мос­кву и пря­мо из а­эро­пор­та по­еха­ли в эту вы­сот­ку ста­лин­ских вре­мен. По­ка доб­ра­лись до “Ук­ра­ины”, бы­ло уже поз­дно. Го­род был ук­ра­шен к праз­дни­ку 9 Мая, на сте­нах до­мов свер­ка­ли гир­лянды ог­ней, и, нес­мотря на поз­дний час, в фойе гос­ти­ницы тол­пился праз­днич­но оде­тый на­род. Мы за­регис­три­рова­лись, по­лучи­ли но­мер и ког­да заш­ли с на­шими че­модан­чи­ками в лифт, уви­дели, что там сто­ит лиф­тёрша в ха­лате мы­шино­го цве­та и ка­кой-то ко­ротень­кий тол­стя­чок в чёр­ном кос­тю­ме и гал­сту­ке ба­боч­ка. Вид у не­го яв­но был заг­ра­нич­ный. Ус­лы­шав, что мы поп­ро­сили наш две­над­ца­тый этаж по-рус­ски, лиф­тёрша про­си­яла и ска­зала:

— Вот хо­рошо-то! Вы по-инос­тран­но­му по­нима­ете? Этот вот граж­да­нин че­го-то про­сит не по на­шему, а я не по­нимаю. Мо­жет вы раз­бе­рёте, что ему на­до?

Тог­да я по­вер­нулся к это­му ок­ругло­му че­ловеч­ку и спро­сил сна­чала по-не­мец­ки, а по­том по-фран­цуз­ски, что у не­го за проб­ле­ма? Он ни­чего не по­нял и за­тара­торил по-ан­глий­ски. В то вре­мя мой ан­глий­ский был в за­чаточ­ном сос­то­янии, но я всё же ра­зоб­рал сле­ду­ющее:

— Я толь­ко что при­летел из Те­хаса. У ме­ня тут в Мос­кве биз­нес – про­даю рус­ским за­вод по про­из­водс­тву брой­ле­ров.

Мой сло­вар­ный за­пас был ещё очень не­велик и я ре­шил, что он го­ворит про ки­пятиль­ни­ки, но уж пос­ле со­об­ра­зил, что брой­ле­ры это гиб­ридные цып­ля­та. Я ему что-то от­ве­тил по-ан­глий­ски, вро­де “О-кей, я по­нимаю” и тол­стя­чок об­ра­довал­ся, что его на­конец по­нима­ют, вы­нул из кар­ма­на ви­зит­ную кар­точку, су­нул её мне и за­тара­торил:

— Я ле­тел че­рез Лон­дон, там в Хит­роу у ме­ня был зав­трак. Вы зна­ете ан­глий­скую еду? В рот взять нель­зя! Так я поч­ти всё на та­рел­ке ос­та­вил, ду­мал луч­ше в Мос­кве по­ем. Мне го­вори­ли в Рос­сии еда вкус­нее. Вот, а тут у них ка­кой-то праз­дник и всё зак­ры­то. Го­ворят на­до ждать три дня, а я ку­шать хо­чу се­год­ня! В рес­то­ране бе­рут толь­ко руб­ли. У ме­ня нет руб­лей. У ме­ня дол­ла­ры. Они ниг­де не бе­рут дол­ла­ры! Я спро­сил в оте­ле, но они не ме­ня­ют, го­ворят на­до в банк ид­ти. Все бан­ки зак­ры­ты на три дня, а я го­лод­ный!

Мне по­каза­лось, что аме­рика­нец сей­час зах­ны­чет. Он по­лез в кар­ман, дос­тал из бу­маж­ни­ка сто-дол­ла­ровую бу­маж­ку и стал её мне со­вать:

— Вот, по­жалуй­ста, по­меняй­те мне сто дол­ла­ров на руб­ли. Я ку­шать хо­чу.

Мне толь­ко не хва­тало, как ме­нять ему ва­люту в гос­ти­нице, где у стен есть уши, да ещё в при­сутс­твии лиф­тёрши, ко­торая яв­но под се­рым ха­латом но­сит по­гоны. Мы с же­ной в то вре­мя серь­ёз­но ду­мали об эмиг­ра­ции и бы­ли очень ос­то­рож­ны, что­бы не по­пасть­ся на ка­кую-то про­вока­цию. Об­мен ва­люты час­тны­ми ли­цами был в Со­юзе страш­ным прес­тупле­ни­ем. Ес­тес­твен­но, я ему ска­зал, что дол­ла­ры ме­нять не мо­гу. Он тог­да стал хны­кать и уг­ро­жать, что вот тут же в лиф­те сей­час возь­мёт и ум­рёт го­лод­ной смертью. Тог­да моя сер­до­боль­ная же­на ска­зала:

— Жал­ко му­жика. Да­вай его по­кор­мим, а то ведь дей­стви­тель­но пом­рёт в лиф­те и бу­дет меж­ду­народ­ный скан­дал.

Пос­ле это­го я ска­зал лиф­тёрше, что­бы от­везла нас на са­мый вер­хний этаж, в ка­фете­рий. Там мы его уса­дили за стол и спро­сили у офи­ци­ан­тки, что у них есть в этот поз­дний час? Она ска­зала, что ос­тался са­лат оливье и ещё она мо­жет сде­лать я­ич­ни­цу. Мы это за­каза­ли, зап­ла­тили, и тем спас­ли жизнь аме­рикан­цу из Те­хаса и сдел­ку по цып­ля­там. На­ев­шись и за­мет­но вос­пря­нув ду­хом, аме­рика­нец опять на­чал со­вать мне дол­ла­ры в оп­ла­ту за пи­щу, пря­мо под бди­тель­ным взо­ром офи­ци­ан­тки. Я твер­до ска­зал – нет, мы с ним теп­ло прос­ти­лись и от­пра­вились в свой но­мер.

На сле­ду­ющее ут­ро мы под­ня­лись в тот же ка­фете­рий на зав­трак. Наб­ра­ли се­бе еду в бу­фете и си­дели за сто­ликом, раз­гля­дывая по­сети­телей. Инос­тран­цев бы­ло не мно­го, в ос­новном рус­ско-го­воря­щие то­вари­щи с но­мен­кла­тур­ны­ми фи­зи­оно­ми­ями, да ещё те, кто смог тут по­селить­ся по бла­ту, вро­де нас. Ког­да мы до­пили свой ко­фе и со­бира­лись встать из-за сто­ла, в ка­фете­рий за­шёл наш вче­раш­ний зна­комый из Те­хаса. Ли­цо его бы­ло до­воль­ное – ви­димо где-то он всё же смог по­менять день­ги. Уви­дев нас, он рас­плыл­ся в ра­дос­тной улыб­ке, под­бе­жал, стал по­жимать нам ру­ки, бла­года­рить, а по­том ска­зал: “У ме­ня бу­дет со­весть не­чис­та, ес­ли я это так ос­тавлю. Возь­ми­те хоть это”, а по­том вы­нул из кар­ма­на бу­маж­ку в пять дол­ла­ров, по­ложил на наш стол, ска­зал “goodbye” и ушёл.

Я сра­зу прих­лопнул ва­люту та­рел­кой и пог­ля­дел по сто­ронам, не ви­дел ли кто? За­тем ак­ку­рат­но сгрёб её со ска­тер­ти и не­замет­но су­нул в кар­ман. Так мы ста­ли об­ла­дате­лями ко­лос­саль­ной сум­мы в пять дол­ла­ров. Се­год­ня по кур­су это эк­ви­вален­тно где-то двад­ца­ти дол­ла­рам. Так у нас по­яви­лись пер­вые в на­шей жиз­ни дол­ла­ры и нам за­хоте­лось их не­мед­ленно пот­ра­тить. Од­на­ко был праз­дник и всё зак­ры­то, но у нас ос­та­валось ещё нес­коль­ко дней впе­реди.

Че­рез три дня, ос­во­бодив­шись пос­ле кон­фе­рен­ции, я встре­тил же­ну у гос­ти­ницы и мы ста­ли ду­мать, где же пот­ра­тить на­шу ва­люту? Вы­бирать бы­ло не из че­го. В Мос­кве су­щес­тво­вало лишь од­но мес­то, где при­нима­ли дол­ла­ры – ма­газин «Бе­рёз­ка». Он об­слу­живал инос­тран­цев и сов­ко­вую эли­ту, ко­торая мог­ла иметь ва­люту на за­кон­ных ос­но­вани­ях. Как до­казать в «Бе­рёз­ке», что у нас ос­но­вания «за­кон­ные», я не знал - мо­жет ка­кие-то до­кумен­ты тре­бу­ют? Но был уве­рен, что у инос­тран­цев до­кумен­тов спра­шивать они не ста­нут, а по­тому на­до ко­сить под инос­тран­цев. Толь­ко вот под ко­го? Бы­ло яс­но, что ни под ка­ких стан­дар­тных там  фран­цу­зов, аме­рика­нов, и всех про­чих у нас не по­лучит­ся. На­вер­ня­ка лю­бая про­дав­щи­ца в «Бе­рёз­ке» име­ла на­мётан­ный глаз, яв­но го­вори­ла хо­тя бы на од­ном инос­тран­ном язы­ке и по­тому нап­ря­мую об­ду­рить там ни­кого не удас­тся. Ко­сить под бол­га­рина то­же бы­ло рис­ко­ван­но – соцс­тра­на ведь, от­ку­да у них дол­ла­ры? По­это­му я ре­шил при­кинуть­ся инос­тран­цем со­вер­шенно не­понят­но из ка­кой стра­ны и го­ворить на та­ком язы­ке, ка­кой ник­то в «Бе­рёз­ке» по­нимать не мог. Один та­кой язык я как раз знал – это был эс­пе­ран­то. Же­на это­го язы­ка не зна­ла, а по­тому я ей ска­зал, что­бы она рот не рас­кры­вала, а толь­ко ки­вала и хмы­кала. По­ложил я пять дол­ла­ров в наг­рудный кар­ман и мы нап­ра­вились в «Бе­рёз­ку», что бы­ла не­дале­ко он на­шей гос­ти­ницы.

Пе­ред вхо­дом в ма­газин сто­ял мор­до­ворот в ко­жаной кур­тке и ког­да мы под­ня­лись по сту­пень­кам к две­рям, ти­хо бур­кнул мне в ухо: - Ка­кая у вас ва­люта?

Я на се­кун­ду вы­тянул из кар­ма­на уго­лок той бу­маж­ки, что­бы толь­ко зе­лёный цвет по­казать. Вы­шиба­ла по­добос­трастно скло­нил­ся и по­казал обе­ими руч­ка­ми, что мож­но вой­ти. Ма­газин был не­боль­шой, вдоль стен сто­яли стек­лянные вит­ри­ны, за ко­торы­ми ску­чали дев­чонки-про­дав­щи­цы с мод­ны­ми при­чёс­ка­ми, как буд­то они не на ра­боте, а приш­ли на сви­дание. В ма­гази­не бы­ло все­го нес­коль­ко по­купа­телей, ко­торые раз­гля­дыва­ли то­вары в вит­ри­нах и ти­хо меж со­бой пе­решёп­ты­вались. Про­дава­лась там вся­кая су­венир­ная дре­бедень, вро­де мат­рё­шек, па­лех­ских шка­тулок и элек­три­чес­ких са­мова­ров. Но бы­ли и за­пад­ные то­вары. Они-то и прив­лекли на­ше вни­мание. За­дача у нас бы­ла неп­ростая – ото­варить­ся все­го на пять дол­ла­ров, но и ку­пить что-то дей­стви­тель­но сто­ящее.

Я ты­кал паль­ца­ми в то, что мне ка­залось ин­те­рес­ным, и на эс­пе­ран­то спра­шивал у же­ны, что она по это­му по­воду ду­ма­ет? Она по­жима­ла пле­чами или мол­ча ки­вала. Про­дав­щи­цы на ме­ня удив­лённо та­ращи­лись – в мо­их сло­вах они улав­ли­вали что-то зна­комое, и на­вер­ня­ка да­же чуть-чуть по­нима­ли, что я го­ворю, но что это за стран­ный язык, до них не до­ходи­ло. Эс­пе­ран­то пос­тро­ен на ос­но­ве ев­ро­пей­ских язы­ков: не­мец­ко­го, фран­цуз­ско­го, италь­ян­ско­го, ис­пан­ско­го, а по­тому в нём мно­го зна­комых слов. Нап­ри­мер, «biero» зна­чит пи­во, «lipa pomadо» это губ­ная по­мада, и так да­лее. Поз­на­комив­шись с ас­сорти­мен­том, мы выб­ра­ли бан­ку пи­ва Хай­ни­кен (пи­во в бан­ке - не­видаль не­веро­ят­ная в те го­ды!), брит­венный на­бор Жил­летт с ком­плек­том лез­вий и для же­ны лак для ног­тей Ди­ор – всё это на пять дол­ла­ров! Про­дав­щи­ца ак­ку­рат­нень­ко эти ве­щицы упа­кова­ла, и я по­шёл пла­тить в кас­су. От­дал ей чек, по­лучил по­куп­ку и мы нап­ра­вились к вы­ходу. Ког­да уже вы­ходи­ли, дев­чонка-про­дав­щи­ца, ко­торая сто­яла в две­рях и улыб­чи­во про­щалась с по­сети­теля­ми, в са­мый пос­ледний мо­мент нак­ло­нилась к мо­ему уху и ти­хо ска­зала по-рус­ски:

— Ре­бята, ва­лите от­сю­да ско­рее, по­ка вас не за­мели…