С «Кругозором» - мастер карикатуры и публицист Григорий Крошин

Все ил­люс­тра­ции - Гри­гория Кро­шина.

Стран­но: к че­му де­лать ак­цент на том, что с «Кру­гозо­ром» - его  же мно­голет­ний ав­тор из Гер­ма­нии? - уди­вит­ся чи­татель. Не изум­ляй­тесь. Во-пер­вых, «Гость но­мера» - руб­ри­ка о лю­дях не­обыч­ных, лич­ностях не­за­уряд­ных. Во-вто­рых, вов­се же не обя­затель­но, что они  да­леко - за мо­рями, до­лами, за вы­соки­ми го­рами. «Кру­гозо­ру» по­вез­ло: сре­ди тех, кто по­желал влить­ся в его ав­тор­ский ак­тив, - и та­кие вот не­обыч­ные лич­ности.

Ка­залось бы, что об­ще­го у тех­на­ря с дип­ло­мом Мос­ков­ско­го ин­же­нер­но-стро­итель­но­го ин­сти­тута име­ни В.В. Куй­бы­шева по спе­ци­аль­нос­ти «Гид­ро­тех­ни­чес­кое стро­итель­ство» - с про­фес­си­ей су­губо гу­мани­тар­ной?  Ска­жете — ни­чего?  А вы поп­ро­буй­те, убе­дите в этом Кро­шина. Он снис­хо­дитель­но на вас гля­нет, да с жа­лостью улыб­нётся мяг­кой кро­шин­ской улыб­кой. По­тому что жизнью сво­ей дав­ным дав­но уже вас оп­ро­верг. 15 лет вка­лывал по ин­сти­тут­ской ин­же­нер­ной.

спе­ци­аль­нос­ти, од­новре­мен­но ак­тивно за­нима­ясь жур­на­лис­ти­кой. А по­том — взял и плю­нул. И окон­ча­тель­но ушёл в жур­на­лис­ти­ку и ли­тера­туру.

Три де­сят­ка лет — в жур­на­ле «Кро­кодил»: фель­ето­нис­том, а пос­ле Пе­рес­трой­ки — ру­ково­дите­лем от­де­ла, пер­вым (!) в СССР пар­ла­мент­ским кор­респон­дентом жур­на­ла «Кро­кодил».

По тем вре­менам  - нон­сенс: са­тири­чес­кий жур­нал - в со­вет­ском пар­ла­мен­те!..

В нас­ту­пив­шие вре­мена - так­же пар­ла­мент­ский обоз­ре­ватель: жур­на­лов «Сто­лица» и «Ито­ги», мос­ков­ский кор­респон­дент ра­дио «Сво­бода», аме­рикан­ской га­зеты «Но­вое рус­ское сло­во» и из­ра­иль­ских юмо­рис­ти­чес­ких — жур­на­ла «БА­ЛАГАН» и га­зеты «НеП­РАВДА».

А  с се­реди­ны 1996-го — в ФРГ, в Дюс­сель­дор­фе. Яв­лялся соб­ко­ром га­зеты «Рус­ская Гер­ма­ния», глав­ным ре­дак­то­ром га­зеты «Ве­домос­ти»,  кор­респон­дентом аме­рикан­ской га­зеты "Па­нора­ма" (Лос Ан­дже­лес), мос­ков­ской га­зеты «Куль­ту­ра» и «Мос­ков­ской Не­мец­кой га­зеты».

Гри­горий Кро­шин - ав­тор де­сяти са­тири­чес­ких книг, мно­гих рас­ска­зов, пуб­ли­цис­ти­чес­ких ста­тей, сце­нари­ев, эс­трад­ных пь­ес.  Его ин­тервью с М. Гор­ба­чёвым, А. Соб­ча­ком, Г. Ста­ровой­то­вой, Б. Ель­ци­ным, Ю. В.Край­не­вым, Ю. Баш­ме­том, Р. Бы­ковым, А. Джи­гар­ха­няном, В. Ка­заком и мно­гими дру­гими — часть ле­топи­си не­ког­да од­ной из свер­хдер­жав.

- Ни к че­му брать у ме­ня ин­тервью, - воз­ра­жал Гри­горий в от­вет на приг­ла­шение стать Гос­тем и­юнь­ско­го но­мера «Кру­гозо­ра». И выс­ка­зал аль­тер­на­тиву:

- Чем рас­ска­зывать о се­бе лю­бимом, не луч­ше ли пред­ло­жить чи­тате­лям не­кото­рые от­рывки из мо­их книг, где  обо мне го­ворят дру­гие, да и мои ге­рои яс­ны. Сло­вом, най­дё­те там от­ве­ты на все ва­ши воп­ро­сы.

И мы сог­ла­сились.

Из досье

Гри­горий Кро­шин - ла­уре­ат ли­тера­тур­ных пре­мий. Член со­юзов жур­на­лис­тов и пи­сате­лей Рос­сии и Гер­ма­нии. Член Меж­ду­народ­ной Фе­дера­ции жур­на­лис­тов и Меж­ду­народ­но­го ПЕН-Клу­ба. Член Меж­ду­народ­ной Фе­дера­ции рус­ско­языч­ных пи­сате­лей.

За жур­на­лист­скую ра­боту во вре­мя ав­густов­ско­го (1991 г.) пут­ча наг­раждён Пре­зиден­том РФ го­сударс­твен­ной ме­далью «За­щит­ни­ку сво­бод­ной Рос­сии».

Меж­ду­народ­ной Фе­дера­ци­ей рус­ско­языч­ных пи­сате­лей в 2009 г. наг­раждён ме­далью «Мас­тер сло­вес­ности». Ла­уре­ат (Зо­лотая ме­даль в но­мина­ции ЮМОР) Меж­ду­народ­но­го ли­тера­тур­но­го кон­курса «Луч­шая кни­га 2010 го­да» — за кни­гу «Знай на­ших!» (Бер­лин, 2011 г.). Ла­уре­ат (Зо­лотая ме­даль в но­мина­ции ПУБ­ЛИ­ЦИС­ТИ­КА) Меж­ду­народ­но­го ли­тера­тур­но­го кон­курса «Луч­шая кни­га 2013 го­да» — за кни­гу «...С звез­дою го­ворит» (Бер­лин, 2014 г.). Дип­ло­мант-фи­налист (в но­мина­ции МА­ЛАЯ ПРО­ЗА) Меж­ду­народ­но­го ли­тера­тур­но­го кон­курса «Луч­шая кни­га 2020 го­да» — за кни­гу «С ба-а-аль­шим при­ветом!» (Фран­кфурт-на-Май­не, 2020 г.).

Вла­димир Вой­но­вич: «Есть о ком пи­сать и для ко­го»

Гри­горий Кро­шин че­ловек мно­голи­кий. С од­ной сто­роны он пи­сатель-юмо­рист, с дру­гой – ху­дож­ник-ка­рика­турист, с треть­ей сто­роны он, как вы­ехав­ший из Рос­сии, дол­жен на­зывать­ся эмиг­рантом, с чет­вертой, как въ­ехав­ший в чу­жую стра­ну,  счи­та­ет­ся им­мигран­том, а с пя­той сто­роны, как сну­ющий ту­да-сю­да, есть прос­то миг­рант, то есть че­ловек дви­жущий­ся, не зас­тывший.

Вот го­ворят, пи­сате­лю труд­нее все­го об­жи­вать­ся в чу­жой сре­де, по­тому что и об­ста­нов­ка не та, и  при­выч­ки иные и го­ворят не по-на­шен­ски. Но пи­сате­лю, как ни стран­но, об­жить­ся на чуж­би­не лег­че чем лю­дям иных про­фес­сий. По­тому что мес­то ра­боты у не­го ос­та­ет­ся при­мер­но то же, что преж­де: пись­мен­ный стол, а в слу­чае от­сутс­твия та­ково­го – собс­твен­ное ко­лено, на ко­тором мож­но прис­тро­ить блок­нот. А ос­новным средс­твом вы­раже­ния ос­та­ет­ся свой  язык. Чу­жой вы­учить не ме­ша­ет, но глав­ное – не за­быть бы свой. Для эмиг­рантов пос­ле­рево­люци­он­ной вол­ны  это бы­ло проб­ле­мой. А для ны­неш­них проб­ле­мы нет.  Ку­да ни ткнись – всю­ду она, род­ная речь в нор­ма­тив­ном и не сов­сем ва­ри­ан­те. Рос­сий­ских лю­дей ев­рей­ско­го и ино­го про­ис­хожде­ния вез­де ста­ло так мно­го, что пи­сатель с ро­диной прак­ти­чес­ки не рас­ста­ет­ся. Она в ли­це зна­комых ему ге­ро­ев пов­сю­ду ез­дит за ним. Есть о ком пи­сать и для ко­го.

Вот Кро­шин и пи­шет вез­де обо всех. В пред­ла­га­емой чи­тате­лю кни­ге  по­меще­ны ко­рот­кие рас­ска­зы ав­то­ра – ли­ричес­кие и са­тири­чес­кие, про­ник­ну­тые иро­ни­ей и са­мо­иро­ни­ей (что всег­да ук­ра­ша­ет ав­то­ра), и ка­рика­тура­ми са­мого ав­то­ра про­ил­люс­три­рован­ные.  Рас­ска­зы эти о лю­дях, при­вык­ших жить здесь, и при­выка­ющих там. Об их борь­бе с об­сто­ятель­ства­ми, об их не­уда­чах и дос­ти­жени­ях на этом пу­ти. Обо всем этом на­писа­но лег­ко, с юмо­ром и доб­рым от­но­шени­ем к изоб­ра­жа­емым пер­со­нажам.

***

Из кни­ги Гри­гория Кро­шина «С ба-а-аль­шим при­ветом!»

Сле­дите за кар­ма­нами

До­велось-та­ки и мне тут эн­ное вре­мя на­зад с не­мец­кой ме­дици­ной впер­вые вплот­ную поз­на­комить­ся. То есть в не­мец­кую боль­нич­ку ле­гонь­ко заг­ре­меть не на шут­ку. В од­но из по­сеще­ний мо­его «до­маш­не­го вра­ча», он при бли­жай­шем рас­смот­ре­нии ме­ня в мик­роскоп об­на­ружил в мо­ём брен­ном те­ле нес­коль­ко со­вер­шенно лиш­них эле­мен­тов...  На­личие оных, по его сло­вам, хо­тя и ни­ког­да и ни в ко­ей ме­ре не пов­ре­дят мо­ему бо­гатыр­ско­му хруп­ко­му здо­ровью, но, го­ворит, луч­ше все­го их пос­ко­рее из­вести, по­ка не поз­дно. При­том из­вести не чем иным, как опе­ратив­ным вме­шатель­ством в мою лич­ную жизнь. И мне наз­на­чен был Termin (то есть день и час), ког­да явить­ся на опе­рацию в боль­нич­ку. 

А на­кану­не опе­рации ко мне за­шёл со­сед по лес­тнич­ной клет­ке, Herr Manfred (герр Ман­фред), мой ста­рый не­мец­кий друг, «тёр­тый ка­лач» в де­лах боль­нич­но­го бы­та (раз де­сять про­валял­ся на боль­нич­ных кой­ках). Он за­говор­щи­чес­ки ог­ля­дел­ся по сто­ронам, от­вел ме­ня в даль­ний угол мо­ей жи­лой ком­на­ты, при этом по­чему-то про­дол­жая ози­рать­ся, буд­то опа­сал­ся, что тай­ные све­дения, ка­ковые он со­бирал­ся мне со­об­щить, кто-ни­будь, не дай бог, мо­жет под­слу­шать.

- Я уз­нал, – про­шеп­тал на чис­том не­мец­ком со­сед, – что вы зав­тра ло­житесь на опе­рацию, да?

Я мол­ча кив­нул ему на рус­ском. Герр Ман­фред ещё раз ог­ля­дел­ся по сто­ронам:

- Будь­те оч-чень ос­то­рож­ны в боль­ни­це. И, глав­ное, – вни­матель­ны!

- В ка­ком смыс­ле? – чес­тно, Вась, я ис­пу­гал­ся. – Не­уже­ли ва­ши вра­чи мо­гут под шу­мок уда­лить из ме­ня что-то не то, по­ка я за­зева­юсь под об­щим нар­ко­зом? Или во­об­ще... бро­сят ме­ня не­доре­зан­ным?

- Не-ет. Не ду­маю... Это вряд ли, – как-то не очень уве­рен­но ус­по­ко­ил ме­ня со­сед: та­кой ис­ход ему, ви­димо, во­об­ще не при­шел в го­лову... – Ни­чего не бе­рите ту­да с со­бой цен­но­го – ни де­нег, ни дра­гоцен­ностей, ни до­кумен­тов, ни ве­щей.

- А что та­кое мо­жет слу­чить­ся? – не по­нял я. Я, кста­ти, во­об­ще-то и сам не пла­ниро­вал брать в боль­ни­цу ни брил­ли­ан­то­вое колье, ко­торое прис­ни­лось же­не Лю­бе пос­ле то­го, как она   уви­дела его на цвет­ной об­ложке жур­на­ла «Bunte», ни тол­стую пач­ку ку­пюр, ко­торых нам с ней ни ра­зу не уда­лось уви­деть да­же во сне... И не чер­вонцы на взят­ки ня­неч­кам: ме­ня пре­дуп­режда­ли уже, чтоб я вы­кинул из го­ловы свой цен­ный рос­сий­ский опыт, так как здесь, мол, на ци­вили­зован­ном За­паде, ока­зыва­ет­ся, не бе­рут в от­кры­тую...

- Как что?! Все мо­гут ук­расть!

- Где ук­расть? В боль­ни­це??!

- Имен­но!

- Кто? Не­уже­ли вра­чи??

- О-о! Опять вы о вра­чах... Ска­жу вам по сек­ре­ту: по боль­ни­це хо­дят не толь­ко вра­чи! Кто угод­но мо­жет зай­ти в ва­шу па­лату, ког­да вас, к при­меру, уве­зут на оче­ред­ную про­цеду­ру, или за­сяде­те в ту­алет...

На­ут­ро, со­бира­ясь в боль­ни­цу, я пос­лушно вы­ложил день­ги, га­зету с крос­свор­да­ми, ав­то­руч­ку и оч­ки. И что ты ду­ма­ешь, Вась: вой­дя в боль­нич­ное фойе, я сра­зу же ут­кнул­ся гла­зами в ог­ромное объ­яв­ле­ние, на ко­тором чер­ным по бе­лому про­чел:

«По­жалуй­ста, пос­то­ян­но сле­дите за сво­ими кар­ма­нами и дер­жи­те сум­ки зак­ры­тыми – ВО ИЗ­БЕ­ЖАНИЕ ВО­РОВС­ТВА!»...

По­хоже, герр Ман­фред не зря ози­рал­ся и шеп­тал... Это не за­мед­ли­ло под­твер­дить­ся ещё че­рез па­ру ми­нут. Лю­без­ная ре­гис­тра­тор­ша, где ме­ня «оп­ри­ходо­вали», что­бы за­тем нап­ра­вить в мою па­лату, за­дала мне стан­дар­тные воп­ро­сы, вво­дя в компь­ютер дан­ные на но­вого па­ци­ен­та. А по­том ма­шиналь­но, с оча­рова­тель­ной улыб­кой спро­сила: «Всё цен­ное, ко­неч­но, ос­та­вили до­ма?»... Я по­думал, что она ре­шила под ко­нец на­шей бе­седы по­шутить: мол, все ос­таль­ные ор­га­ны, кро­ме под­ле­жаще­го опе­рации, я ос­та­вил до­ма?.. Я кив­нул в знак по­нима­ния её шут­ки.

По­том толь­ко, вый­дя из ре­гис­тра­туры, по­нял, что она и не со­бира­лась шу­тить. В соп­ро­вож­де­нии мед­сес­тры мы с же­ной Лю­бой вош­ли в мою бу­дущую па­лату. «Бит­те, – ска­зала мне сес­тра, – вот это ва­ши со­седи, это ва­ша кро­вать, а это – ваш шкаф с клю­чиком, сю­да бу­дете скла­дывать свои ве­щи». И, пе­ред тем как уй­ти, обер­ну­лась: «На­де­юсь, цен­ных ве­щей сре­ди них не бу­дет? Всё ос­тавь­те же­не, пусть уне­сёт до­мой».

«Да-да, – ска­зал я, уже го­товый к воз­можнос­ти боль­шо­го ог­рабле­ния в боль­ни­це. – Ни­каких цен­ностей уже и нет. Ну, раз­ве что коль­цо об­ру­чаль­ное»...

«Коль­цо то­же от­дай­те же­не, – твёр­до бро­сила сес­тра. Но, ви­дя на­ше не­до­уме­ние, по­дош­ла поб­ли­же и по­яс­ни­ла ше­потом: – Всё, бук­валь­но всё здесь мо­гут у вас ук­расть, раз­ве не зна­ете?». И мы все по­нима­юще улыб­ну­лись друг дру­гу...

Я тут же, при мед­сес­тре, чтоб не сом­не­валась во мне, с тру­дом сод­рал с паль­ца коль­цо, от­дав его же­не Лю­бе. По­том, ког­да уже уш­ла из па­латы мед­сес­тра, я, ози­ра­ясь на мо­их но­вых со­седей, быс­тро пе­ре­одел­ся в ха­лат и в бе­лые та­поч­ки, а всё сня­тое с се­бя ак­ку­рат­но сло­жил в мой шкаф, за­пер его на клю­чик, а клю­чик… ма­шиналь­но от­дал же­не Лю­бе: пусть спря­чет до­ма – ма­ло ли... От гре­ха по­даль­ше.

Те­перь, чи­татель, на­де­юсь, по­нят­но, что все пос­ле­ду­ющие пять дней мо­его пре­быва­ния в боль­ни­це – до опе­рации и пос­ле неё – я был пре­дель­но, еже­секун­дно бди­телен и во­об­ще прак­ти­чес­ки ни­куда не от­лу­чал­ся из па­латы (кро­ме, ес­тес­твен­но, нес­коль­ких ча­сов, про­ведён­ных в сос­то­янии об­ще­го нар­ко­за, пос­ле че­го, впро­чем, тща­тель­но про­верил свои ос­тавши­еся дра­гоцен­ности те­ла: всё, к счастью, бы­ло на мес­те, по­мимо уда­лён­ных хи­рур­га­ми – и пред­ва­ритель­но сог­ла­сован­ных со мной – лиш­них эле­мен­тов ор­га­низ­ма).

При­дя за мной в день вы­пис­ки из боль­ни­цы, же­на Лю­ба, к мо­ей нес­ка­зан­ной ра­дос­ти, при­нес­ла мне све­жий но­мер рус­ской га­зеты и оч­ки – я ведь не ви­дел га­зет все эти дни. А так­же клю­чик от шка­фа и об­ру­чаль­ное коль­цо. В от­вет на её стра­да­ющий воп­ро­ситель­ный взгляд я сра­зу же её ус­по­ко­ил: «Не вол­нуй­ся, до­рогая. Опе­рация прош­ла очень удач­но: НИ-ЧЕ-ГО НЕ УК­РА­ЛИ!»...

Уже вы­ходя из боль­ни­цы, я вспом­нил, что на сто­ле в об­щем хол­ле, что ря­дом с па­латой ос­та­вил не­дочи­тан­ную рус­скую га­зету и оч­ки. Не хо­телось, ко­неч­но, воз­вра­щать­ся, но уж очень сос­ку­чил­ся по чте­нию на род­ном язы­ке, да и без оч­ков я не че­ловек.

Вер­ну­лись к лиф­ту. Под­ня­лись на вось­мой этаж, выш­ли в холл, по­дош­ли к сто­лику – ГА­ЗЕТЫ НЕ БЫ­ЛО. Оч­ков то­же…

Вто­рой дом

Ска­жу вам по сек­ре­ту: ока­зыва­ет­ся, это боль­шое счастье, ког­да у че­лове­ка есть дом. А тем бо­лее, ес­ли не один. Толь­ко здесь я это осоз­нал. В прош­лый втор­ник. 

Же­не Лю­бе, приз­на­юсь, ска­зал, что иду в биб­ли­оте­ку, а сам: в зна­комую кнай­пу за­валил­ся: жа­ра бы­ла… Не­дол­го, ми­нут со­рок по­сидел, все­го на три круж­ки фир­менно­го тём­но­го пив­ка «Schlosser Alt» ев­ри­ков хва­тило, ма­ханул их и – до­мой нап­ра­вил­ся… Прав­да, по пу­ти в овощ­ной лав­ке еще пол-ар­бу­зика упот­ре­бил: жар­ко же. На­мылил­ся уже бы­ло к до­му, но, де­ло жи­тей­ское… чувс­твую, не дой­ду: пол-ар­бу­за и три пи­ва да­вали се­бя знать. Про­тив фи­зи­оло­гии не поп­рёшь: на­коп­ленная в мо­ём нес­час­тном ор­га­низ­ме жид­кость нас­то­ятель­но ис­ка­ла вы­хода. А его, по­хоже, не бы­ло…

По край­ней ме­ре, в тре­бу­емые сжа­тые сро­ки. Ал­ка­емой ка­бин­ки с чер­ны­ми си­лу­эта­ми че­лове­чек в брюч­ках и юбоч­ке на две­рях и та­кими ма­нящи­ми сло­вами «Herren» и «Damen» в обоз­ри­мом прос­транс­тве, как наз­ло, не наб­лю­далось. А до до­ма, до у­ют­ной при­выч­ной ка­фель­ной ком­натки, о­ази­са для у­еди­нения, бы­ло, увы, слиш­ком да­леко, пол­ча­са на трам­вае, ко­торо­го ещё на­до дож­дать­ся…

И тут – вот ве­зение! – я вспом­нил очень кста­ти про свой вто­рой дом, ми­мо ко­торо­го как раз про­ходил мой путь. Спа­ситель­ная па­мять выс­ве­тила в мо­ей го­лове яр­ко-зе­лёный пла­кат, всег­да ви­сящий в фойе на­шей рус­ско­гово­рящей Об­щи­ны, и на­поми­нав­ший всем нам, её чле­нам, что мы в этом по­меще­нии же­лан­ны в лю­бое вре­мя су­ток: «ОБ­ЩИ­НА – ВАШ ВТО­РОЙ ДОМ!». Ко­неч­но, я об­ра­довал­ся спа­ситель­ной идее, воз­можнос­ти ско­рого из­бавле­ния от тя­жес­ти прок­ля­той фи­зи­оло­гии, вспом­нив о том, что в мо­ём вто­ром до­ме мне бу­дет столь же у­ют­но в у­еди­нении, как и в пер­вом, ког­да я сбе­гу по сту­пень­кам лес­тни­цы в под­вал (по здеш­не­му – Untergeschoss) и ока­жусь на­конец в ка­фель­ном раю с тем са­мым чер­ным си­лу­эти­ком в брюч­ках на две­ри…

Я по­дошёл к хо­рошо зна­комой ог­ра­де зда­ния Об­щи­ны, у во­рот ко­торой бе­седо­вали муж­чи­на и жен­щи­на, и, ма­шиналь­но на­пялив на ли­цо тра­дици­он­ную улыб­ку (мол, «Guten Tag!», ре­бята!), на­мере­вал­ся, не за­дер­жи­ва­ясь, прош­мыгнуть внутрь, не­пос­редс­твен­но к вход­ным стек­лянным две­рям. Но… не тут-то бы­ло!.. С пер­во­го ра­за прош­мыгнуть не уда­лось. Путь не­ожи­дан­но пе­рего­роди­ли, пле­чом к пле­чу, сра­зу оба бе­седо­вав­ших – и муж­чи­на, и жен­щи­на:

– Эн­тшуль­ди­ген, – стро­го ска­зала да­ма, по­забыв на­деть на ли­цо улыб­ку. Муж­чи­на син­хрон­но пе­ревёл мне её мысль:  – Вы ку­да?

– Я?.. – не по­нял я, не ожи­дая прег­ра­ды. И хо­тел уже бы­ло про­дол­жить своё пос­ту­патель­ное дви­жение впе­ред, но что-то мне ме­шало: это бы­ло те­ло муж­чи­ны.

– То есть… кто? Я, что ли, ку­да? Я ту­да, внутрь.

– Вас вол­лен зи, Херр…? (Ку­да, мол, прёшь, ко­зёл?) – да­ма, от­теснив сво­его со­бесед­ни­ка, по­хоже, бы­ла нас­тро­ена ре­шитель­но. «Ка­кой-то фор­менный „no passaran!“, – вспом­ни­лось из ли­тера­туры. Но все мыс­ли и чувс­тва мои в этот мо­мент во­об­ще-то бы­ли сов­сем не о том… Фи­зи­оло­гия в ви­де пол-ар­бу­за и трёх кру­жек пи­ва да­вила на ме­ня из­нутри, уда­ряла в го­лову и ме­шала сос­ре­дото­чить­ся на глав­ном. А тем вре­менем бди­тель­ная да­ма вста­ла грудью на за­щиту зда­ния и не со­бира­лась от­сту­пать: – Вас вол­лен зи?

От та­кого на­пора и не­об­хо­димос­ти что-то быс­тро со­об­ра­жать у ме­ня слег­ка по­мути­лось в го­лове, что не­мед­ленно от­клик­ну­лось дав­ле­ни­ем в ниж­ней час­ти пе­репол­ненно­го ор­га­низ­ма… Я по­пытал­ся вы­давить из се­бя что-то на по­нят­ном ей язы­ке. Но по­пыт­ка ока­залась не­удач­ной…

– Мо­жете го­ворить по-рус­ски, – при­шёл мне на по­мощь муж­чи­на-со­бесед­ник, ко­торый при бли­жай­шем рас­смот­ре­нии ока­зал­ся не со­бесед­ни­ком, а та­ким же ох­ранни­ком, как и да­ма. Толь­ко уже рус­ско-по­нима­ющим.

– А что го­ворить-то? Мне на­до ту­да, в мой «вто­рой дом»… – про­мям­лил я, но ох­ранни­ки всё рав­но, ка­жет­ся, ме­ня не по­нима­ли. Не да­вали бес­пре­пятс­твен­но­го про­хода, стоя плот­но при­жав­шись друг к дру­гу. Про­тис­нуть­ся меж­ду ни­ми бы­ло не­ре­аль­но. Тем бо­лее мне в мо­ём сос­то­янии, ког­да ма­лей­шее дав­ле­ние на мой ор­га­низм (и да­же прос­тое при­кос­но­вение к не­му, осо­бен­но в ниж­ней, са­мой чувс­тви­тель­ной его час­ти), мог­ло кон­чить­ся кон­фу­зом на всю ули­цу… Я про­дол­жал мям­лить: – Ну… Не мог­ли бы вы про­пус­тить ме­ня ту­да?.. Я хо­чу… там… (я вспом­нил вдруг)… пос­мотреть объ­яв­ле­ния на Дос­ке объ­яв­ле­ний!

– Вас загт Херр? – не­тер­пе­ливо спро­сила муж­чи­ну да­ма (мол, «что не­сёт этот рус­ский Херр?»).

– Он хо­чет по­читать объ­яв­ле­ния в фойе, – бро­сил он ей на хох-дой­че, а по­том мне: – А вы, собс­твен­но… кто та­кой?

– Я? Собс­твен­но?.. – Я сто­ял и ёр­зал уже на од­ной но­ге, а дру­гой пы­тал­ся за­жать­ся так, что­бы не слу­чил­ся вы­ше­упо­мяну­тый кон­фуз на всю ули­цу. Да и штра­фы за по­доб­ные кон­фу­зы здесь, я слы­шал, бе­рут су­мас­шедшие. Се­бе до­роже. – Я… обыч­ный член… 

– Член?

– Да. Об­щи­ны, – по­чему-то уточ­нил я.

– Вы что, дей­стви­тель­но член? – он, по­хоже, мне не ве­рил.

– Член, ко­неч­но, член! А как же! На­шей об­щи­ны!! Член!!! Мо­гу по­казать…

– Ах, член… Он член об­щи­ны, – по­вер­нулся ох­ранник в стро­гой да­ме. – Наш член. И, го­ворит, мо­жет по­казать...

– Что по­казать-то? – не вру­бил­ся я, хо­тя все мыс­ли бы­ли об од­ном: «Ес­ли, не дай бог, поп­ро­сят по­казать, мой ор­га­низм лоп­нет»…

– Ну, раз член… А ору­жие у вас есть?

– Ка­кое ещё ору­жие?.. И за­чем оно мне здесь, в мо­ём вто­ром до­ме?

– Ну как за­чем? Для са­мо­обо­роны, до­пус­тим…

– А на ме­ня вро­де ник­то не на­пада­ет… Толь­ко вот вы. Так мне мож­но прой­ти? – Я не­тер­пе­ливо дви­нул­ся впе­рёд, но тут вновь воз­никла да­ма. И опять за своё:

– Вас вол­лен зи?

Я, Вась, не вы­дер­жал и ка-ак пси­хану им на хох-рус­сиш:

– Я член! Член, как и вы! Мо­гу по­казать... Вот… моя фа­милия, ви­дите… Член Об­щи­ны! Об­щи­на – МОЙ ВТО­РОЙ ДОМ! Там пла­кат об этом ви­сит, ес­ли пом­ни­те... Мо­жет че­ловек сво­бод­но прой­ти в свой дом, да­же ес­ли он у не­го и вто­рой!??.. Я боль­ше не мо­гу тер­петь!!! Я член и хо­чу прой­ти в мой дом, что­бы, из­ви­ните, хо­тя бы прос­то пос… пос…

– Пос­мотреть! Он хо­чет пос­мотреть на дос­ку объ­яв­ле­ний! – пе­ребил ме­ня ох­ранник, пе­реве­дя ей с рус­ско­го на не­мец­кий мою суть… Она мед­ленно, не­хотя, пош­ла от­кры­вать сво­им клю­чом дверь в мой вто­рой дом.

…Я пу­лей вбе­жал в фойе, по­забыв про всё на све­те, кро­ме сво­ей нуж­ды, хо­тя, в сущ­ности, и до­воль­но ма­лой… Ока­зав­шись в ка­фель­ном раю, я в тот же миг по­нял: вот оно, нас­то­ящее счастье! Счастье, ког­да у че­лове­ка есть дом. А тем бо­лее – вто­рой…

Ра­дость об­ще­ния

На днях в од­ном на­шен­ском, яв­но тор­го­вом за­веде­нии, прод­ма­ге-су­пер­марке­те, ку­да охот­но при­ходят на­ши лю­ди, смот­рю: ник­то вро­де ни­чего не по­купа­ет, то есть про­цес­са «то­вар-день­ги-то­вар» как та­ково­го не наб­лю­да­ет­ся, а оче­редь к при­лав­ку гру­дит­ся, да еще лег­кие и неп­ри­нуж­денные бе­седы друг с дру­гом и с про­дав­щи­цей без тол­ку ве­дёт. Ну я, тер­пел всё это, но, спе­ша, как всег­да, ку­да-то и ви­дя, что оче­редь, как та под­москов­ная реч­ка у Со­ловь­ева-Се­дого, «дви­жет­ся и не дви­жет­ся», не­назой­ли­во так на­мекаю гром­ко про­дав­щи­це (ну, чтоб не враз ее жен­ское дос­то­инс­тво ту­постью сво­ей ос­корбить):

- Из­ви­ните, го­ворю, а вы­руч­ка-то у вас ка­кая-ни­какая то­же бы­ва­ет? Ми­нут двад­цать уж прош­ло, а... не по­хоже как-то, чтоб кто че­го цен­но­го ку­пил у вас...

А она, на­ша за­калён­ная тру­жени­ца при­лав­ка, сов­сем не оби­делась на мою ту­пость, тер­пе­ливо раз­же­выва­ет кли­ен­ту:

- А у нас, до­рогой, здесь не прос­то тор­гу­ют – у нас здесь  раз­го­вари­ва­ют, у нас здесь ду­шу от­во­дят...

Не  стал я дос­та­ивать эту бес­цель­ную оче­редь, от­вел ду­шу ку­да по­даль­ше из ма­гази­на  в тот раз...

...Но, как го­ворят у нас, не плюй в ко­лодец… Тут че­рез ка­кое-то вре­мя ме­ня прих­ва­тило: с ут­ра по­рань­ше по­ругал­ся с же­ной Лю­бой, хлоп­нул ей да­же дверью, и – го­лод­ный, мо­та­юсь по го­роду. А на уг­лу у нас тут как раз зна­комый и впол­не рус­ский рес­то­ран. Про­хожу в хо­рошо зна­комый зал и са­жусь за сто­лик к хо­рошо зна­комо­му офи­ци­ан­ту Ми­ше.

- О, сколь­ко лет, сколь­ко зим! – ко мне под­бе­га­ет на род­ном язы­ке хо­рошо зна­комый офи­ци­ант Ми­ша, по­да­ет ме­ню и под­са­жива­ет­ся, хо­тя ему вро­де и не по­ложе­но. – Мне вро­де не по­ложе­но, но тут та­кой ред­кий гость, в кои-то ве­ки!.. Как на­ши де­ла?

- Есть охо­та, Ми­ша, – приз­на­юсь ему как на ду­ху. – Та-ак... Зна­чит, на пер­вое мне...

- А что, пос­со­рились с суп­ру­гой Лю­бой? И очень хо­рошо! А то пря­мо тут по­бол­тать не с кем. Все ку­да-то, чер­ти, спе­шат, под­го­ня­ют, буд­то офи­ци­ант не че­ловек.

- Не об­ра­щай­те вни­мания, – го­ворю, – Ми­ша. Мне, зна­чит, на пер­вое при­неси­те рас­соль­ник, на вто­рое...

- Да как же не об­ра­щать-то!? Не все ж по­нима­ют нас, как вы. И что, тя­жёлая выш­ла ссо­ра? – Ми­ша прид­ви­нул­ся бли­же.

- Да нет, не вол­нуй­тесь, из-за ерун­ды. Прос­то... я счи­таю Эли­забет Тей­лор хо­рошей ак­три­сой, а же­на моя Лю­ба... В об­щем, как я ска­зал, рас­соль­ник, лан­гет со слож­ным гар­ни­ром...

- Со слож­ным? – пе­рес­про­сил Ми­ша.

- Хо­рошо, Ми­ша, не на­до со слож­ным, ес­ли вам слож­но… Не­сите с прос­тым. Чтоб вам поп­ро­ще. И, ес­ли мож­но, – по­быс­трее, а то уже от го­лода му­тит…

- По­нято. А же­на?

- Что же­на? – вздрог­нул я. – Ах, это... Ну... у неё дру­гое мне­ние. Она счи­та­ет, что я во­об­ще баб­ник. Что для ме­ня лю­бая – та­лант, лишь бы бюст во весь эк­ран... Да! И ещё, по­жалуй, то­мат­ный сок. Ну и са­латик, ко­неч­но.

- Ко­неч­но! А ей-то, на­вер­ное, То­ма Кру­за по­давай, не мень­ше, да?!

- Да-да, – ска­зал я. – При­чем, ес­ли не труд­но, – с кре­вет­ка­ми...

- И всё? – уди­вил­ся он.

- Нет. Ещё ска­зал ей, что не при­ду се­год­ня обе­дать. Вот и за­шел к вам...

- И очень пра­виль­но сде­лали! – под­держал Ми­ша. – На­до же с кем-то от­вести ду­шу по-на­шему!

Он вдруг о чём-то вспом­нил, вско­чил со сту­ла и скрыл­ся на кух­не. Ми­нут че­рез де­сять он по­явил­ся с ку­чей блюд на под­но­се, ра­дос­тный, слов­но нёс мне спа­сение от го­лод­ной смер­ти. Од­на­ко... раз­дав всё нап­ра­во и на­лево, Ми­ша с пус­тым под­но­сом под­сел ко мне...

- Заж­да­лись! – учас­тли­во по­ин­те­ресо­вал­ся он. – Да-а, вы со­вер­шенно пра­вы, не раз­би­ра­ют­ся у нас ещё в ки­но­ис­кусс­тве. Да вы возь­ми­те хо­тя бы поз­дне­го Ан­то­ни­они!

- Поз­дно, – мрач­но ска­зал я. – На го­лод­ный же­лудок его не возь­мёшь.

- Ха-ха-ха! А как вам эта его прес­ло­вутая не­ком­му­ника­бель­ность, а?!..

Его ок­ликну­ли сле­ва. Кри­во улыб­нувшись мне, Ми­ша ум­чался. Вер­нулся быс­тро, ми­нут че­рез пят­надцать, по­дав со­седям ка­кую-то ап­пе­тит­ную дичь с яб­ло­ками.

- Из­ви­ните, что от­влёк­ся... Чер­ти, сби­ли мысль! Не да­дут спо­кой­но с на­шим че­лове­ком по­об­щать­ся от ду­ши. Так на чём мы с ва­ми... Ах да! Так ес­ли взять пос­ледние лен­ты Ку­роса­вы...

- Ку­ропат­ки!..

- Что?.. Я го­ворю, Ку­роса...

- Ку­ропат­ки! Ко­неч­но, ку­ропат­ки, – до­гадал­ся я. – У них там там, на со­сед­нем сто­лике, то, что вы при­нес­ли, - это ж ку­ропат­ки с яб­ло­ками, да?!!

Его ок­ликну­ли спра­ва...  Ког­да он вер­нулся, я это­го да­же не за­метил.

- Ну, как вам у нас?.. – улыб­нулся Ми­ша. – Ал­лес кляр?

- Ал­лес... Вер­нее, нет – все, Ми­ша, хва­тит, – вы­давил я из се­бя. – Рас­соль­ник..., лан­гет... не на­до, бог с ни­ми, пош­ли они все... А вмес­то со­ка мож­но ста­кан мо­лока. Чтоб вам поп­ро­ще...

- Мо-ло-ка... – Ми­ша глу­боко за­думал­ся. – По-мо­ему, его нет. Но... зна­ете, для  вас я най­ду! Кста­ти, в од­ной ре­цен­зии пи­сали, что ес­ли в филь­ме все эпи­теты и ме­тафо­ры до­веде­ны до ги­пер­бо­лы, то... не пом­ню даль­ше... На­до по­ис­кать эту га­зету... Я сию ми­нуту!

...Спус­тя пол­ча­са он при­шёл си­яющий. На­вер­ное, на­шёл-та­ки для ме­ня мо­локо.

- На­шёл!!! – об­ра­дован­но шеп­нул он мне, про­бегая с под­но­сом ми­мо, к дру­гим сто­ликам. Рас­счи­тав­шись с со­седя­ми, он сно­ва скло­нил­ся на­до мной: – На­шёл, пред­ставь­те се­бе! Ко­неч­но, ва­лялась в кар­ма­не пла­ща. Вот. – Он по­ложил пе­редо мной из­мя­тую га­зету с ре­цен­зи­ей. – У них там, в Гол­ли­вуде, го­ворят, на ак­тё­ров жут­кий го­лод!

- У них... то­же го­лод?! – Я пос­мотрел ему в гла­за. – А у нас? Вер­нее, у вас, здесь – не го­лод?!.. Рас­соль­ник, са­лат с кре­вет­ка­ми – вы слу­чай­но не за­были?!

- Что вы!? Как же мож­но! – офи­ци­ант Ми­ша, оби­жен­но от­крыл свой блок­нот. – И ещё лан­гет. И мо­локо вмес­то со­ка, вер­но? Все чет­ко. Ви­дите, ни­чего не за­был, это же моя ра­бота. Вот вам и счёт: де­вят­надцать семь­де­сят. Что-то вы се­год­ня скром­но...

Я уп­ла­тил ему по счё­ту и, ша­та­ясь от го­лода, вы­шел из зна­комо­го и аб­со­лют­но на­шен­ско­го рес­то­рана.

Я шёл и ду­мал, что эта их­няя Эли­забет Тей­лор... не та­кая уж, в сущ­ности, и та­лан­тли­вая, а? И че­го я из-за неё по­лез в бу­тыл­ку-то?.. Же­на Лю­ба-то, по­жалуй, в чём-то пра­ва...

Да­вали Ба­ха

На­чалось все у не­го с то­го, что Осип Его­рович, очень по­любил Му­зыку. С боль­шой бук­вы М.

Во­об­ще-то, стро­го го­воря, наш ге­рой был не сов­сем Оси­пом Его­рови­чем. Ког­да зна­комил­ся с кем-то из здеш­них брать­ев по счастью, пред­став­лялся так: «И­осиф Аро­нович». Ну…ви­димо, для прос­то­ты. А, мо­жет, для со­лид­ности, кто его зна­ет. Прав­да, те, кто его зна­ет, Вась, го­ворят, что это у не­го та­кая ма­ния ве­личия. Мо­жет, ос­три­ли… А дру­гие прос­то по­жима­ли пле­чами: «Ну И­осиф и И­осиф, мол, с кем не бы­ва­ет»… Тем бо­лее, что в преж­ней сво­ей жиз­ни на Ук­ра­ине, или, как сей­час там при­нято го­ворить, «в» Ук­ра­ине, он то­же не всег­да был Оси­пом, хо­тя Его­рови­чем вро­де был пос­то­ян­но. Пос­коль­ку в его род­ном по­сёл­ке всё рав­но ник­то не по­верил бы, что он Осип, счи­тали бы, что на са­мом де­ле он фор­менный И­осиф, то есть ев­рей, то Осип Его­рович вы­давал се­бя за Ос­та­па. Чтоб, объ­яс­нял сам се­бе он, «удоб­ней для ок­ру­жа­ющих»…

Впро­чем, со вре­менем он сам вко­нец за­путал­ся, где он кто. И хо­тя этот «не-сов­сем-Осип-Его­рович», ко­неч­но, при­был на чу­жую не­мец­кую зем­лю по «ев­рей­ской ли­нии», был он и не впол­не ев­ре­ем. То есть он, опять же го­воря стро­го, во­об­ще не был пол­но­цен­ным ев­ре­ем по Га­лахе. То есть по ма­тери. Но, что ин­те­рес­но: он не был ев­ре­ем и по от­цу! Он, ес­ли мож­но так ска­зать, был ев­ре­ем по… же­не. По ми­лей­шей Сар­ре Са­мой­лов­не, ко­торая – ви­димо, в си­лу врож­дённой скром­ности – в преж­ней сво­ей жиз­ни на­зыва­лась Сан­дрой Сам­со­нов­ной. Зна­чит, ты по­нял, она ока­залась для Оси­па не толь­ко нас­то­ящей рос­кошью, но и средс­твом пе­ред­ви­жения. Но это так, к сло­ву. И ни­како­го от­но­шения к Му­зыке с боль­шой бук­вы М, ко­торую Осип-Ос­тап-И­осиф Его­рович-Аро­нович очень силь­но лю­бил, не име­ет.

Лю­бил и счи­тал се­бя зна­током. Сам он нем­ножко иг­рал на ба­яне, да и то в да­лёком прош­лом, ког­да был ещё мо­лодым, толь­ко-толь­ко при­шёл на чу­лоч­ную фаб­ри­ку прос­тым под­собным ра­бочим и не дос­тиг ещё вы­сот стар­ше­го бух­галте­ра. По­том-то уж вре­мени на эти му­зыкаль­ные ув­ле­чения у не­го не ос­та­валось. Пос­ледний раз он взял в ру­ки ба­ян в тот день, ког­да его, от­ба­раба­нив­ше­го на фаб­ри­ке чуть ли не пол­ве­ка и наг­раждён­но­го по­чёт­ным знач­ком «Ве­теран тру­да», сос­лу­жив­цы с пло­хо скры­ва­емым об­легче­ни­ем про­вожа­ли на­конец на зас­лу­жен­ный от­дых.

Осип, по­теряв свою лю­бимую опос­ты­лев­шую ра­боту, за­тос­ко­вал, си­дя це­лыми дня­ми в че­тырёх сте­нах и на­тыка­ясь то и де­ло гла­зами на од­ну и ту же же­ну. Гля­дя на неё, и приш­ла ему в го­лову счас­тли­вая мысль по­кинуть лю­бимую Ро­дину-мать:

- Сар, слу­шай сю­да. А не мах­нуть ли нам ку­да?
- Ку­да? – не вру­билась суп­ру­га. – Обе­дать ско­ро…

- Да не-е, Сар… Я по­думал: мо­жет, в Из­ра­иль, а? Но, ко­неч­но, пос­ле обе­да.

- Ты что, с ума сдви­нул­ся?! Там же вой­на!

- Да, это я не учёл… А ес­ли в Аме­рику?

- Кто те­бя там ждёт, в Аме­рике-то? Зна­ешь, сколь­ко на­до ви­зу ждать? Не до­живём, по­жалуй…

- А я слы­хал, что щас и Гер­ма­ния вро­де при­нима­ет та­ких, как…

- Как кто? Ну, что же ты, до­гова­ривай! – в сло­вах му­жа Са­ре по­чуди­лись яв­ные ан­ти­семит­ские тен­денции. В их до­ме во­об­ще-то не при­нято бы­ло про­из­но­сить вслух сло­во «ев­рей»…

- …как мы с то­бой, – вык­ру­тил­ся Осип и вдруг ос­ме­лел, хо­тя и ше­потом: – Ев­реи!

- А ты-то здесь при чём?! – не по­няла Са­ра. – Не при­мазы­вай­ся.

- Как это при чём? – оби­дел­ся муж. – Я – при те­бе! По­живём хоть ос­та­ток жиз­ни как лю­ди! А? Что ска­жешь?

Что ж тут ска­жешь. По­жить как лю­ди бы­ло, ко­неч­но, за­ман­чи­во. Ни­ког­да ведь ещё это­го не про­бова­ли.

Так ста­ла Са­ра в кон­це кон­цов средс­твом пе­ред­ви­жения для сво­его бла­говер­но­го. Суп­ру­ги соб­ра­лись быс­тро, бла­го де­тей у них не бы­ло, по­дали до­кумен­ты на вы­езд, по­дож­да­ли нем­но­го, все­го пол­то­ра го­да (дру­гие, го­ворят, по нес­коль­ку лет ждут), и на­конец – при­еха­ли ту­да, где, как они чи­тали в га­зетах, все жи­вут как лю­ди…

…Во вся­ком слу­чае дос­туп к прек­расно­му И­осиф Аро­нович по­лучил спол­на. Он уже до­воль­но сво­бод­но ори­ен­ти­ровал­ся в си­ту­ации в му­зыке. Нап­ри­мер, точ­но знал, в ка­кие за­лы слу­шать му­зыку хо­дить сто­ит, а в ка­кие он – ни но­гой. Ска­жем, са­мым луч­шим убеж­дённо счи­тал Тон­халле (что-то на­подо­бие, по слу­хам, мос­ков­ско­го За­ла Чай­ков­ско­го или, что бы­ло бо­лее зна­комо Оси­пу, ти­па их по­сел­ко­вого Двор­ца куль­ту­ры чу­лоч­ни­ков). И вов­се не из-за акус­ти­ки или удобс­тва рас­по­ложе­ния мест в за­ле, вов­се нет. Всё тут бы­ло го­раз­до тонь­ше: де­ло в том, что имен­но в этот кон­цер­тный зал И­оси­фа Аро­нови­ча пус­ка­ли на кон­церты за пол­це­ны. По ль­гот­но­му зе­лёно­му пас­порту, на ко­торый име­ли пра­во ма­ло­иму­щие по­луча­тели со­ци­аль­но­го по­собия. Са­мо со­бой, И­осиф Аро­нович от­да­вал­ся Му­зыке один, без же­ны Са­ры, но это-то как раз ло­гич­но: од­но­му-то де­шев­ле. Ещё не­из­вес­тно, пус­ти­ли ли бы суп­ру­гов вдво­ём за пол­це­ны, а так – по­жалуй­ста, бит­те шён! Ко­неч­но, для пол­но­го счастья, для аб­со­лют­но­го нас­лажде­ния вы­соким му­зыкаль­ным ис­кусс­твом Гай­дна, Ген­де­ля, Глю­ка и са­мого Ба­ха И­оси­фу Аро­нови­чу не­дос­та­вало са­мой ма­лос­ти: чтоб в би­лет­ной кас­се кон­цер­тно­го за­ла это­го Тон­халле учи­тыва­ли и его ве­теран­ское удос­то­вере­ние, и тог­да, мо­жет быть, вход­ной би­лет об­хо­дил­ся ему ещё де­шев­ле, а то, гля­дишь, и вов­се бес­плат­но. Но… в этой не­понят­ной стра­не по­чему-то не при­нима­ли в рас­чет не­сом­ненные зас­лу­ги Оси­па Аро­нови­ча на тя­жёлом бух­галтер­ском поп­ри­ще в со­вет­ской чу­лоч­ной ин­дус­трии. При­ходи­лось до­воль­ство­вать­ся тем, что да­вали.

В этот раз да­вали Ба­ха…

Сюр­приз

Опять над­ви­га­ет­ся Вось­мое мар­та, ко­торое, как из­вес­тно, в ци­вили­зован­ном ми­ре во­об­ще-то вя­ло праз­дну­ют, но в семь­ях пе­ресе­лен­цев тра­дицию про­дол­жа­ют свя­то блюс­ти: 23 фев­ра­ля – муж­ской день, а 8 мар­та – жен­ский... Че­го ж ли­шать се­бя лиш­не­го праз­дни­ка, вер­но? И по­дар­ки, со­от­ветс­твен­но, друг дру­гу вынь да по­ложь.  Од­на­ко на этот раз по­дар­ка дос­той­но­го у ме­ня для на­шей же­ны Лю­бы по­ка еще не име­ет­ся в на­личии. А вре­мени на по­ис­ки в об­рез…

По­это­му же­не Лю­бе сюр­приз го­тов­лю к это­му ее Вось­мо­му мар­та. И по­мога­ет мне… ис­кусс­тво! А де­ло в том, что на­думал я вмес­то тра­дици­он­но­го бу­кета из пя­ти тюль­па­нов (по­купа­емо­го мною обыч­но по де­шёв­ке на «трё­деле») сво­дить ее… в те­атр. В ви­де не­ожи­дан­но­го по­дар­ка к Жен­ско­му дню.

А в ис­кусс­тве, как я не­дав­но по­нял, мно­го еще уди­витель­но­го. Тут я не­делю на­зад от од­но­го зна­тока из на­ших ус­лы­шал, что в те­ат­раль­ном де­ле есть нег­ласное пра­вило: мол, ког­да тол­пе на сце­не над­ле­жит ли­ковать или не­годо­вать, ак­те­ры мас­совки, ока­зыва­ет­ся, на­чина­ют все од­новре­мен­но страш­ны­ми (или ра­дос­тны­ми) от воз­му­щения (или от счастья) го­лоса­ми го­ворить вслух друг дру­гу та­кие сло­ва: «О чем го­ворить, ког­да не о чем го­ворить?.. «О чем го­ворить, ког­да не о чем го­ворить?»... И так мно­го раз под­ряд! При­чем зри­телям из за­ла от­дель­ных слов не ра­зоб­рать – го­ворят-то ак­те­ры все сра­зу, – и соз­да­ет­ся пол­ная ил­лю­зия об­ще­народ­но­го ли­кова­ния или, на­обо­рот, де­монс­тра­ции про­тес­та. Это смот­ря что тре­бу­ет­ся по пь­есе. Вот та­кая вер­ши­на мас­терс­тва. И вмес­те с тем та­кой, ока­зыва­ет­ся, об­ман до­вер­чи­вой те­ат­раль­ной об­щес­твен­ности.

А в это уж я по­верить ни­как не мог. Чтоб та­кой аб­ра­кадаб­рой взыс­ка­тель­но­му зри­телю моз­ги пуд­ри­ли?! Ка­кой-то, ду­маю, есть во всем этом сек­рет, не ина­че...

При­шел я в рус­ско­иг­ра­ющий те­атр, ко­торый не­дав­но в на­шем рай­оне от­крыл­ся, по­доб­ра­ли мне там би­леты на под­хо­дящую пь­есу из древ­ней жиз­ни. Би­леты я, воп­ре­ки при­выч­кам, взял в этот раз по­доро­же, ре­шил не ме­лочить­ся ра­ди же­ны (На чем-ни­будь дру­гом по­том сэ­коном­лю, ре­шил), но глав­ное – что­бы быть поб­ли­же к сце­не и все до еди­ного сло­ва ра­зоб­рать. Пря­мо рас­ко­шелил­ся на пер­вый ряд пар­те­ра. Прав­да, в этом за­ле один пар­тер и был...

Же­на на­ша Лю­ба, ви­жу, не ожи­дала от ме­ня та­кого по­воро­та со­бытий. Но при ви­де жи­вых би­летов, да еще в пер­вый ряд пар­те­ра, по­няла, что я на этот раз вов­се не на­мерен шу­тить... Сло­вом, пош­ли.

А даль­ше – вот что бы­ло: в за­ле по­гас свет, раз­дви­нул­ся за­навес. На сце­не си­дел ста­рик (в нем я, кста­ти, сра­зу же уз­нал быв­ше­го на­шего со­седа по об­ще­житию, в прош­лом, по его сло­вам, ге­нераль­но­го ди­рек­то­ра, как и все здесь на­ши...). Ста­рик был в смеш­ной кру­жев­ной одеж­де и с ко­роной на­бек­рень, ви­димо, ко­роль, а ря­дом с ним, по­хоже, сто­ял один из его за­мов (мо­жет, по хо­зяй­ствен­ной час­ти?) в та­ких же точ­но кру­жевах, но уже яв­но без ко­роны. А на зад­нем пла­не рас­по­лага­лись ка­кие-то жен­щи­ны, су­дя по все­му, прид­ворные да­мы, по­тому что с ве­ера­ми и мо­нок­ля­ми, и ти­хо бе­седо­вали о чем-то сво­ем, о на­болев­шем. Толь­ко вот о чем?..

Ко­роль что-то важ­ное дик­то­вал сво­ему за­му, но я не слы­шал: съ­ехав на са­мый кра­ешек крес­ла – чтоб еще бли­же к ак­те­рам, – я бди­тель­но сле­дил за по­веде­ни­ем мас­совки на зад­нем пла­не, но да­мы, как наз­ло, раз­го­вари­вали так ти­хо, что ни­чего не бы­ло по­нят­но, хо­тя, ка­жет­ся, и все это впол­не по-рус­ски.

Вдруг мас­совка за­вол­но­валась, зад­ви­галась, ста­ла силь­нее об­ма­хивать­ся ве­ера­ми, и мне в пер­вом ря­ду от это­го вет­ра ста­ло да­же как-то прох­ладно и пыль­но. Я взгля­нул на же­ну Лю­бу: она вы­тира­ла сле­зы... Тут я прис­лу­шал­ся к тек­сту пь­есы:

- ...а шу­та по­веле­ваю каз­нить! – тре­бовал ко­роль, ге­нераль­ный ди­рек­тор из об­ще­жития.

- Но, ва­ше ве­личес­тво... - поп­ро­бовал воз­ра­жать зам. ко­роля по хо­зяй­ствен­ной час­ти.

- Каз­нить, и ни­каких гвоз­дей! - от­ре­зал ко­роль и ушел. Я ма­шиналь­но прос­ле­дил за ним. Мне-то с пер­во­го ря­да бы­ло от­лично вид­но, что ко­роль не ушел сов­сем, а как бы ос­та­новил­ся в глу­бине ку­лис, вы­тер пот со лба, поп­ра­вил сбив­шу­юся на­бок ко­рону. По­том он – ко­роль! – за­курил. Стря­хивая пе­пел на пол...

А на сце­не в это вре­мя воз­му­щен­но роп­та­ла мас­совка.

- Каз­нить! – раз­дался уси­лен­ный ди­нами­ком го­лос ко­роля, что окон­ча­тель­но вы­вело при­сутс­тву­ющих дам из се­бя. Они вдруг рва­нулись со сво­их на­сижен­ных мест, сби­лись в ку­чу и, про­дол­жая раз­ма­хивать ве­ера­ми, сра­зу все ста­ли что-то гнев­ное бро­сать ту­да, ку­да ушел ку­рить ко­роль. Но от­дель­ных слов ра­зоб­рать мне все ни­как не уда­валось. Вот уж дей­стви­тель­но, вы­сочай­шее ак­тер­ское мас­терс­тво!..

Я поч­ти сов­сем сполз со сво­его крес­ла, еще боль­ше прид­ви­нув­шись к са­мой сце­не, к ор­кес­тро­вой яме, и изо всех сил нап­ря­гая слух. И вдруг, сквозь об­щий гул, со­вер­шенно явс­твен­но ус­лы­шал, как од­на из дам гнев­ным го­лосом крик­ну­ла дру­гой, то­же гнев­ной:

- ...вче­ра пот­рясные кол­готки!.. По рас­про­даже, ну прос­то за­дар­ма!

- ...где? ...в «Ка­уф­хо­фе»? Или в «Кар­штад­те»? – прик­ры­вая ве­ером рот и не по­вора­чива­ясь в ее сто­рону, воп­ро­ситель­но, но так же гнев­но, крик­ну­ла дру­гая да­ма.

- ...в «Аль­ди»! Поч­ти у кас­сы!!

- ...а раз­ме­ры там?..

И тут, черт возь­ми, из ор­кес­тро­вой ямы, то есть пря­мо в моё ухо, раз­дался ка­кой-то не­умес­тный звон ли­тавр или еще че­го-то, и я, как наз­ло, так и не по­нял са­мого глав­но­го в этой пь­есе: все ли там бы­ли раз­ме­ры кол­го­ток...

...Вы­ходи­ли из те­ат­ра мол­ча. Же­на на­ша Лю­ба, уби­рая в су­моч­ку влаж­ный пла­ток, бла­годар­но смот­ре­ла на ме­ня, ви­димо, за клас­сный по­дарок, че­го ни­как от ме­ня, ви­димо, не ожи­дала.

- Федь, ну как те­бе? Пон­ра­вилось?

- Пь­ес­ка-то, - го­ворю ей, - так се­бе. Не шиб­ко жиз­ненная. Но все-та­ки, Люб... я  для се­бя кое-что по­лез­ное то­же вы­нес, - и так за­гадоч­но пос­мотрел на же­ну. А сам раз­мышляю: на­до бы схо­дить зав­тра в этот чер­тов «Аль­ди», ма­ло ли. А то до вось­мо­го-то уже все­го ни­чего, а по­дар­ка не­ту...

Я взгля­нул на же­ну Лю­бу и по­думал, что все-та­ки, ви­димо, есть в этом те­ат­раль­ном ис­кусс­тве свои сек­ре­ты, сра­зу и не раз­га­да­ешь. Не хух­ры-мух­ры...

Ро­зыг­рыш…

Мы с этим мо­им ста­рым зна­комым Вик­то­ром, соб­ра­том по счастью, дав­но не ви­делись, го­да пол­то­ра. Хо­тя жи­вём, не по­вери­те, в од­ном рай­оне. Ну… как-то так уж по­лучи­лось: он не зво­нил, да и я че­го-то за­мотал­ся… Сло­вом, дол­го не пе­ресе­кались. А тут, смот­рю, идёт се­бе по ули­це, пря­мо как жи­вой. Навс­тре­чу. Ну, вы­литый Вик­тор! Я, ко­неч­но, ис­крен­не об­ра­довал­ся:

- О! – кри­чу ему. – Ка­кой сюр­приз! При­вет, ста­рик!

А он, смот­рю, че­го-то дер­нулся, рас­те­рял­ся, за­су­етил­ся, по сто­ронам ог­ля­дыва­ет­ся… По­том вы­дав­ли­ва­ет из се­бя как не­род­ной:

- Фе-дя??.. Это прав­да ты?! Стран­но как-то…

- Что ж, – го­ворю, – стран­но­го-то, Вить? В од­ном го­роде как-ни­как на ПМЖ со­седс­тву­ем… Что до сих пор не встре­чались, вот это стран­но!

- Да, ты прав, но… Стран­но: мне ж ска­зали, что ты… в об­щем, бо­лел вро­де тяж­ко… не­из­ле­чимо как бы... а по­том… ну, в об­щем, из­ви­ни… то­го…

- Конь­ки, что ли, от­бро­сил?

- Ну, вро­де то­го. А ты… во­об­ще-то как? По ме­дицин­ской час­ти? Выг­ля­дишь что-то не очень… Окон­ча­тель­но вы­караб­кался?

- От­ку­да, Вить? Да не вол­нуй­ся ты так уж за ме­ня, всё у ме­ня тип-топ, ус­тал прос­то, по­это­му пло­хо выг­ля­жу…

- А бо­лезнь-то твоя как? Ну… го­вори­ли, что у те­бя во­об­ще… этот, как его… Ну, ты по­нима­ешь… Мы пря­мо тут все с ног сби­лись, спать не мо­жем, а ты вон, ока­зыва­ет­ся… Не­уже­ли обош­лось?

- Да ус­по­кой­ся ты! Ну, прих­ворнул я как-то, дей­стви­тель­но, бы­ло де­ло… грипп был обыч­ный. Да это уж поч­ти год на­зад. Не о чем го­ворить… Ты-то сам как?

- Я-то?… – Он, по­хоже, все ни­как не мог прий­ти в се­бя. – А что я? Всё вот из-за те­бя вол­но­вал­ся, глаз не мог сом­кнуть. Как ты там, ду­маю…

- Где это «там»? Там я, сла­ва бо­гу, ещё не по­бывал. И те­бе, Вить, не со­ветую!.. Вот он я, пе­ред то­бой, жи­вой по­ка что! Из­ви­ни, ес­ли ра­зоча­ровал те­бя.

- Ха-ха-ха! Ну, ты да­ешь! Жив и прек­расно! А то мне рас­пи­сали: и цир­роз у те­бя, и ме­нин­гит, и псо­ри­аз, и ос­ложне­ние на плос­костопье… И глав­ное, этот… как его… Ну, ты по­нима­ешь… Ть­фу-ть­фу-ть­фу! На­до же, с то­го све­та выс­ко­чил! Мо­лодец… А мы-то тут ре­шили, что ты уже…

И тут взор его, ви­жу, как-то по­тух, ин­те­рес ко мне, еще жи­вому, яв­но ос­лаб, он зас­пе­шил:

- Ну лад­но, Фе­дор, у ме­ня ку­ча дел, бы­вай, при­вет же­не Лю­бе…

Но тут мне по­чему-то не хо­телось с ним так быс­тро рас­ста­вать­ся. Мне вдруг приш­ло в го­лову прод­лить на­ше ин­те­рес­ное об­ще­ние.

- По­годи, - го­ворю ему. – Кста­ти, Лю­ба моя час­то о те­бе ин­те­ресу­ет­ся.

Он ос­та­новил­ся, его гла­за вдруг за­горе­лись:

- А что с тво­ей Лю­бой? То­же со здо­ровь­ем не­лады? Что-то жен­ское, да?

- Да нет… Ско­рее муж­ское…

- Муж­ское?!! Кош­мар ка­кой! Лю­бов­ник, что ли, по­явил­ся? Ть­фу-ть­фу-ть­фу…

- Нет-нет, бог с то­бой… Ка­кой ещё лю­бов­ник… Ав­то­мобиль! За­хоте­ла вот вто­рую ма­шину: на бло­шиный ры­нок не на чем ез­дить. Вот и тер­за­ет нас всех: не зна­ет, ка­кую мар­ку выб­рать…

- А-а… Яс­но. А од­ной ей уже ма­ло, зна­чит, – по инер­ции спро­сил он, хо­тя, ви­жу, ин­те­рес его ко мне опять по­гас… Вот-вот уй­дет. И тут я ему го­ворю пе­чаль­но:

- Да у нас од­на проб­ле­ма на дру­гой…

Он сно­ва жи­во обер­нулся:

- Что, не­уж­то так всё пло­хо, да?

- Да вот, по­нима­ешь… До­мик при­об­ре­ли, не­боль­шой, че­тырё­хэтаж­ный… Ну, чтоб бы­ло удоб­но, на каж­до­го по эта­жу…

- На каж­до­го… по… – он, смот­рю, как-то сов­сем скис, с ли­ца спал, не мо­жет ни­как в смысл вру­бить­ся… – Я не по­нял – на ко­го по эта­жу?

- На каж­до­го из нас, – го­ворю внят­но. – Ну, у ме­ня ж двое де­тей ещё есть, не за­был? Боль­шие дет­ки – боль­шие бед­ки…

- А с деть­ми-то что стряс­лось? – Вик­тор пе­решёл на ше­пот, вплот­ную приб­ли­зил­ся ко мне. Ин­те­рес его был не­под­дель­ным.

- Не стряс­лось, но… свои проб­ле­мы есть: млад­ший мой, ты, мо­жет, чи­тал в га­зетах, по­бедил в олим­пи­аде ма­тема­тичес­кой, его наг­ра­дили сти­пен­ди­ей, сей­час дол­жен в Аме­рику ехать, в Гар­вард, го­да на три, на ста­жиров­ку. Вот вол­ну­ем­ся, как он там без нас бу­дет… А стар­шая, ты бу­дешь сме­ять­ся, в ло­терею вы­иг­ра­ла, 100 ты­сяч… Мы пря­мо с Лю­бой рас­те­рялись: как их пот­ра­тить?..  Проб­ле­мы!

Смот­рю, он за­ёр­зал, за­су­етил­ся, ру­ку мне по­жал, по­том дру­гую… мол­ча пя­тить­ся стал… А я во­шел в раж – за ним, хва­таю за ру­кав:

- По­годи, ста­рик, я ж те­бе са­мого глав­но­го не ска­зал: му­ча­ет ме­ня од­на проб­ле­ма.

- Проб­ле­ма? – Он ос­та­новил­ся. Сде­лал скор­бное ли­цо: - По ка­кой час­ти?

- Мож­но ска­зать, по ме­дицин­ской...

- А-а, зна­чит, не до кон­ца вы­караб­кался?.. – Гла­за его вновь заб­лесте­ли.

- Ка­кое там, – го­ворю. – Ты, ви­димо, не в кур­се: я ж уже пол­го­да в кли­нике от­де­лени­ем за­ведую… Так вот, сей­час воз­никла проб­ле­ма с ра­ботой…

- Вы­кину­ли на ули­цу в свя­зи с ре­фор­мой ме­дици­ны? Вот по­ган­цы…

- Не то чтоб вы­кину­ли… По­менять ра­боту пред­ла­га­ют.

- Да, это они всег­да так фор­му­лиру­ют… Та­кого ра­бот­ни­ка пер­спек­тивно­го!

- Вот и они о том же: ра­бот­ник, го­ворят, я пер­спек­тивный… Сва­та­ют на­чаль­ни­ком уп­равле­ния в Минз­драв… Как ду­ма­ешь, сог­ла­сить­ся?

…Я с тру­дом удер­жал его: смер­тель­но поб­леднев­ший, он стал вдруг пря­мо по мне спол­зать на зем­лю… Я ис­пу­гал­ся, но у ме­ня с со­бой всег­да ва­лидол, за­сунул ему в рот. Ког­да он чуть ок­ле­мал­ся, тут же стал про­щать­ся. И, не дож­давшись от ме­ня от­ветно­го при­вета семье, за­семе­нил к ос­та­нов­ке трам­вая… Я опять дог­нал его, стя­нул пря­мо с трам­вай­ной под­ножки:

- От­ды­шись, на сле­ду­ющем по­едешь, – го­ворю. – Ну че­го ты, Вить, так расс­тро­ил­ся-то? Шу­ток, что ли, не по­нима­ешь! Ус­по­кой­ся, по­шутил я. Ро­зыг­рыш!

- По­шутил?.. Прав­да?

- Ко­неч­но! Я чуть прих­вас­тнул, ус­по­кой­ся!

- Зна­чит… – он об­легчен­но за­улы­бал­ся, – зна­чит, всё неп­равда? И про дом 4-этаж­ный, и про 100 тыщ в ло­терею, и про Минз­драв?

- Аб­со­лют­но! Ни­како­го до­ма 4-этаж­но­го и в по­мине нет, все­го-то обыч­ный особ­няк, на два эта­жа, с не­боль­шим учас­тком в 3 гек­тарчи­ка и бас­сей­ном 50 на 50 мет­ров… И вы­иг­ра­ла-то моя стар­шая ни­какие не 100 ты­сяч, пус­тые меч­ты, а все­го лишь 50… Да и сы­нок мой вов­се не на три го­да в Аме­рику едет, а на два… Да и я…

Тут он рва­нул от ме­ня, как от чу­мы, за­быв про свой об­мо­рок и про трам­вай…

С то­го дня мы не ви­делись. Он не зво­нит: ви­димо, бо­ит­ся, что, нес­мотря на дос­то­вер­ные слу­хи, я… са­молич­но сни­му труб­ку.

Да и я не зво­ню: за­чем че­лове­ка лиш­ний раз трав­ми­ровать, прав­да? Ну, раз я по­ка ещё жив и всё у ме­ня тип-топ.

Ть­фу-ть­фу-ть­фу…

Фор­менное бе­зоб­ра­зие

Тут один из на­ших, быв­ший глав­ный ин­же­нер Агаль­цов, ну то­же, ти­па, соб­рат по счастью, чуть не по­мер за здо­рово жи­вешь. А, кста­ти, на­чалось вро­де буд­нично. Уже ле­жа в боль­ни­це, рас­ска­зал он мне как на ду­ху эту ле­деня­щую кровь ис­то­рию…

— Надь, схо­жу, что ли, пив­ка возь­му, — ска­зал быв­ший глав­ный ин­же­нер же­не и вы­шел на ули­цу.

И толь­ко вый­дя из до­му, быв­ший глав­ный Агаль­цов по­шарил в кар­ма­нах: кро­ме трех од­но­ев­ро­вых мо­нет да те­лефон­ной кар­точки, ни­чего в на­личии не ока­залось, за­был ко­шелек... Но, го­ворит, тут же чуть ус­по­ко­ил­ся, по­тому что вспом­нил, что на од­ну-то бан­ку пив­ка в ав­то­мате ему трех ев­ро дол­жно хва­тить. А ря­дом с су­пер­марке­том был как раз ав­то­мат с на­пит­ка­ми. Ну, этот наш быв­ший Агаль­цов, ес­тес­твен­но, к не­му.

Бро­сил на­уда­чу ев­рик в про­резь, по­дож­дал, как на­учи­ли, по­ка на ма­лень­ком  таб­ло выс­ве­тилась над­пись «01.00 Euro» (мол, эта мо­нета при­нята, бро­сай сле­ду­ющую), хо­тел уже бы­ло вста­вить в про­резь вто­рую, как вдруг... В ящи­ке что-то щел­кну­ло, по­том он слов­но за­каш­лялся, зат­рясся, пол­ки с на­пит­ка­ми внут­ри ящи­ка зад­ви­гались, по­пол­зли вниз, по­том... не по­вери­те – с ди­ким ляз­гом сра­зу… нес­коль­ко ба­нок вы­пало в ниж­нее окош­ко, от­ку­да кли­ен­ту сле­дова­ло заб­рать то­вар. Ну, Агаль­цов наг­нулся к окош­ку, вы­тащил от­ту­да бан­ку пи­ва, а на не­го сра­зу же по­сыпа­лись еще нес­коль­ко та­ких же ба­нок, ко­торых ока­залось, как он ска­зал мне, еще аж пять штук!..

Ин­же­нер наш, хоть и быв­ший, но все же до­гадал­ся, что эти бан­ки выс­ко­чили, ви­димо, по ошиб­ке (все­го-то за од­ну ев­ру вмес­то трех!), но... Что де­лать? С од­ной сто­роны, вро­де он при­вык пос­ту­пать чес­тно, так как очень бо­ял­ся тюрь­мы... А с дру­гой – ос­тавлять в ав­то­мате все эти бан­ки, чтоб они дос­та­лись ко­му-то чу­жому, бы­ло сов­сем уж глу­по, сог­ла­ситесь. В об­щем, Агаль­цов, ози­ра­ясь – не ви­дит ли кто, – вы­тащил из окош­ка ос­тавши­еся пять ба­нок, за­пихал их кое-как в цел­ло­фано­вую сум­ку, ко­торая у не­го всег­да с со­бой, и, нем­ножко гро­мыхая бан­ка­ми на всю ули­цу, си­ганул за угол. На­до бы­ло спо­кой­но об­ду­мать си­ту­ацию.

«Зна­чит, – со­об­ра­жал быв­ший Агаль­цов, – ав­то­мат ис­порчен. По-рус­ски го­воря, „ка­пут“... Кош­мар: ес­ли каж­до­му встреч­но­му-по­переч­но­му за здо­рово жи­вешь – все­го за од­ну ев­ру! – бу­дут бес­кон­троль­но вы­давать по шесть (!) ба­нок пи­ва, здеш­ней ры­ноч­ной сис­те­ме то­же „ка­пут“! Вот те­бе и за­пад­ная ци­вили­зация... Бе­зоб­ра­зие», — сер­ди­то по­думал ин­же­нер, хо­тя и быв­ший, но все рав­но прин­ци­пи­аль­но не тер­певший ни­каких бе­зоб­ра­зий ни на служ­бе, ни в лич­ной жиз­ни. Од­на­ко вслух по­ка на вся­кий слу­чай сиг­на­лизи­ровать не стал, а прос­то ре­шил про­верить ра­боту ав­то­мата еще ра­зок.

Бро­сил в ящик вто­рую ев­ро­вую мо­нету, наг­нулся к око­шеч­ку, за­сунул ту­да ру­ку и... на не­го опять по­сыпа­лись од­на за дру­гой шесть ха­ляв­ных ба­нок пи­ва... Пря­мо сон ка­кой-то дол­гождан­ный... Про­дол­жая воз­му­щать­ся ка­пита­лис­ти­чес­кой бес­хо­зяй­ствен­ностью в тор­говле то­вара­ми на­род­но­го пот­ребле­ния, он выг­реб из ав­то­мата все бан­ки и скре­пя сер­дце за­тол­кал их к се­бе в сум­ку. Она, ко­неч­но, не бы­ла рас­счи­тана на та­кое ко­личес­тво дар­мо­вых пив­ных ба­нок и гро­зила вот-вот лоп­нуть. Быв­ший чес­тный Агаль­цов, при­дер­жи­вая сум­ку обе­ими ру­ками и под­бо­род­ком, сно­ва юр­кнул за угол до­ма, чтоб его ник­то не уви­дел с ха­ляв­ным то­варом... Но, сла­ва бо­гу, по­гони не бы­ло. «По ви­не ка­ко­го-то рас­тя­пы-тех­ни­ка на­ша но­вая ро­дина за­дар­ма по шесть лиш­них тру­довых ба­нок пи­ва нап­ра­во-на­лево раз­ба­зари­ва­ет... И всем хоть бы что! Не до­гада­ют­ся хо­тя бы от­клю­чить его!»
Быв­ший глав­ный ин­же­нер, чтоб уж окон­ча­тель­но убе­дить­ся в бе­зоб­ра­зии, выг­ля­нул из-за уг­ла и ко­рот­ки­ми пе­ребеж­ка­ми, ози­ра­ясь и при­жав пол­ную ба­нок сум­ку к се­бе, вновь ока­зал­ся у ха­лявы. Дер­жа се­бя в ру­ках, ин­же­нер как мож­но хлад­нокров­нее бро­сил в про­резь свою пос­леднюю ев­ру  и — бит­те шён, еще шесть ба­нок! За од­ну ев­ру!!! А за три ев­ри­ка – аж во­сем­надцать ба­нок пив­ка! Ну, ка­пита­лис­ты, ну олу­хи... С тру­дом рас­пи­хав бан­ки по кар­ма­нам и за па­зухой, Агаль­цов ре­шил, что хва­тит за­рить­ся на ха­ляву: да и де­нег у не­го все рав­но боль­ше не бы­ло. Толь­ко те­лефон­ная кар­точка. А на нее да­же этот ис­порчен­ный ав­то­мат вряд ли вы­даст пи­во...
«Ин­те­ре-ес­ное ки­но, – ни­как не мог ус­по­ко­ить­ся быв­ший Агаль­цов. – Это ж каж­до­му па­да­ют с не­ба лиш­ние шесть ба­нок пи­ва, а?! А ес­ли че­ловек СТО в день по­дой­дет? А ес­ли ТЫ­СЯЧА??! И каж­дый бро­сит по ев­ри­ку? А ес­ли, как я, не по од­но­му?.. С ума сой­ти!»...

У со­сед­не­го до­ма Агаль­цов уви­дел те­лефон. Ин­же­нер вста­вил кар­точку, снял труб­ку, наб­рал но­мер. Ус­лы­шав зна­комое «да?», он при­жал­ся поч­ти к са­мому ап­па­рату, плот­но прик­рыв рот ру­кой:

— Надь, это я... Что? Нет, Надь, я имен­но ту­да по­пал, ку­да на­до, прос­то я тут... нес­коль­ко стес­нен... Надь, те­лефон на ули­це, кру­гом лю­ди... Да я это, я! Муж твой, глав­ный ин­же­нер! Ну да, быв­ший! Не в этом де­ло! Я не кри­чу, я зво­ню, чтоб пре­дуп­ре­дить те­бя, что за­дер­жусь. Де­ла, Надь, де­ла... Тут, по­нима­ешь, с од­ним бе­зоб­ра­зи­ем на­до ра­зоб­рать­ся... Что? Да ни во что я не ввя­зыва­юсь, прос­то, ты же зна­ешь, ког­да я ви­жу ка­кое-то без­об­ра­зие... Где я? Я на уг­лу, у су­пер­марке­та... Нет-нет, все спо­кой­но, ты не вол­нуй­ся, аб­со­лют­но ни­чего не да­ют! Хо­тя... Надь, зна­ешь что, го­ни ско­рей сю­да! Да нет, ни­чего со мной не слу­чилось, а ска­зать те­бе на­до мно­гое... Нет, Надь, до­ма не по­лучит­ся. Толь­ко здесь, на уг­лу... Жду. По­дож­ди! Не кла­ди! Зах­ва­ти день­ги, ка­кие есть у нас в до­ме, и се­реб­ро то­же... нет, не сто­ловое, Надь, а день­ги се­реб­ром, мо­нета­ми, по­няла? Ев­ры, то есть... Не по­няла? Ну и не на­до. По­ка. Жду.

...На­дя прим­ча­лась че­рез па­ру ми­нут. Она не уз­на­ла му­жа-ин­же­нера: он был весь ка­кой-то быв­ший – крас­ный, взъ­еро­шен­ный, гла­за вы­пуче­ны, по­чему-то с пол­ной сум­кой пи­ва... И из не­го отов­сю­ду тор­ча­ли пив­ные бан­ки... Же­на шеп­чет:

- Агаль­цо-ов, ми­лень­кий,  ку­да ж те­бе столь­ко пи­ва-то?..
Ну не по­нима­ет жен­щи­на.

- Да не в пи­ве де­ло, Надь, – быв­ший глав­ный схва­тил же­ну за ру­ку, по­тащил за со­бой. Ког­да они, за­дыха­ясь, под­бе­жали к чу­до-ав­то­мату, Агаль­цов опе­шил: на ящи­ке ви­села таб­личка «Au?er Betrieb». Он пе­ревел же­не: «Не ра­бота­ет»...

— Бе­зоб­ра-азие, — толь­ко и мог вы­дох­нуть быв­ший Агаль­цов. И, бро­сив же­ну и сум­ку с бан­ка­ми, убе­жал. Сиг­на­лизи­ровать о бе­зоб­ра­зии.

А на­зав­тра во­об­ще слег с ин­фар­ктом: не вы­нес­ла ду­ша по­эта... И вот я смот­рю на не­го, быв­ше­го, в боль­ни­це и вот что ду­маю: да ну их, эти шесть ба­нок за од­ну ев­ру. Как ни кру­ти, а здо­ровье до­роже, вер­но?..