Горбуша

Муж­чи­на лет вось­ми­деся­ти раз­дра­жен­но пос­мотрел на на­чав­ший на­зой­ли­во пи­ликать элек­трон­ный бу­диль­ник и быс­тро на­жал кноп­ку вык­лю­чения зву­ково­го сиг­на­ла. Уже ут­ро, хо­тя за ок­ном ещё не на­чало свет­леть. Поч­ти всю ночь шёл снег, на­мело при­лич­но. За ок­ном, в жел­то­ватом све­те улич­но­го фо­наря,  и сей­час вид­ны не­сущи­еся поч­ти го­ризон­таль­но, го­нимые хо­лод­ным вет­ром мел­кие сне­жин­ки. Сне­жин­ки – не лю­ди, им всё рав­но ку­да ле­теть, где при­зем­лять­ся и как уми­рать.

      Мыс­лей, осо­бен­но ночью, ког­да тер­за­ет бес­сонни­ца, всег­да хва­та­ет, они по­хожи на ма­лень­ких де­кора­тив­ных ры­бок в ак­ва­ри­уме. Та­кой ак­ва­ри­ум был у не­го в да­лёком детс­тве. Один раз он за­был вов­ре­мя по­менять в нём во­ду, и все рыб­ки прос­то всплы­ли брю­хом вверх, кро­ме од­ной, ко­торая ни­как не хо­тела уми­рать. Ни­как!

 Вне­зап­но вспом­ни­лась пер­вая лю­бовь. Та дев­чонка, ко­торая не дож­да­лась его из ар­мии. Не до­тер­пе­ла, уш­ла к од­ноклас­сни­ку, зна­чит, мож­но ска­зать, зна­чит, пре­неб­регла им. Так он стал же­ноне­навис­тни­ком. Но ни­чего, он им всем, всем су­кам отом­стил, ког­да пе­ремет­нулся на дру­гую сто­рону. Сколь­ких ис­портил, сна­силь­ни­чал - не сос­чи­тать. Он же власть, пред­ста­витель но­вой влас­ти, ему всё мож­но. Хо­тя, ко­неч­но, удо­воль­ствия бы­ло ма­ло. Дев­чонки соп­ро­тив­ля­лись изо всех сво­их жал­ких си­лёнок, пла­кали, из­ви­вались. Не­кото­рые умуд­ря­лись да­же плю­нуть ему в ро­жу или силь­но оца­рапать. А од­на, вро­де спо­кой­ная на вид, чуть не вы­коло­ла ему глаз не­из­вес­тно от­ку­да взяв­шей­ся шпиль­кой.

 В дру­гом сне на мут­но-рас­кра­шен­ном фо­не обыч­но­го го­род­ско­го пей­за­жа слыш­на буй­ная жен­ская ис­те­рика, на зад­нем пла­не ти­хо пла­чут и бес­по­рядоч­но ищут мес­то, где мож­но спря­тать­ся, хоть ка­кое-то ук­ры­тие увя­зав­ши­еся за ро­дите­лями ма­лые де­ти и толь­ко ста­рики бре­дут на мес­то стран­но­го сбо­ра, обыч­но пред­шес­тву­юще­го  мас­со­вому расс­тре­лу, мол­ча, не те­ряя дос­то­инс­тва. Они дав­но вбро­шены в этот су­матош­ный глу­пый мир, мно­го че­го на сво­ём ве­ку по­вида­ли, в ка­кой-то ме­ре пре­сыти­лись жизнью и им на са­мом де­ле со­вер­шенно не­чего те­рять. Го­дом рань­ше, го­дом поз­же, нет осо­бой раз­ни­цы. С со­бой на тот свет всё рав­но, по боль­шо­му счё­ту, ни­чего не возь­мёшь. Мож­но взять толь­ко честь или толь­ко имя.

 А он сам идёт сбо­ку от этой, по­хожей на ана­кон­ду раз­но­шёрс­тной ко­лон­ны, на­водя по­рядок то ру­ками, то но­гами, то уго­щая на­руши­телей по­ряд­ка прик­ла­дом ав­то­мата. А что де­лать, как их по-дру­гому мож­но зас­та­вить, ес­ли сло­вам и при­казам не хо­тят под­чи­нять­ся?

А этой ночью как раз и всплы­ло в па­мяти то са­мое ве­сен­нее ут­ро 42-го го­да, ког­да всё в его жиз­ни рез­ко пе­ревер­ну­лось. Пос­ле не­дав­но про­шед­ше­го силь­но­го дож­дя по­ле боя бы­ло по­хоже на сплош­ное гряз­ное ме­сиво, где ни­кому не из­вес­тный ху­дож­ник пы­тал­ся отоб­ра­зить страш­ный, на­пол­ненный од­новре­мен­но мис­ти­кой и ре­аль­ностью фрон­то­вой пей­заж, а не­види­мое гла­зу ска­зоч­ное чу­дови­ще, во­зом­нив се­бя Бо­гом вой­ны, гром­ко и страш­но кри­чит, уха­ет, свис­тит, ры­да­ет или над­рывно во­ет. Грязь за­сасы­вала, про­тив­но чав­кая под са­пога­ми, пор­тянки на но­гах сби­лись, но не бы­ло ни­какой воз­можнос­ти где-то при­сесть и, сняв са­поги, прос­то их пе­ремо­тать. Это гро­зило боль­ши­ми проб­ле­мами, обе­щало обер­нуть­ся к кон­цу дня кро­вавы­ми мо­золя­ми, но этим не­ког­да бы­ло за­нимать­ся. Их взвод уже тре­тий или чет­вёртый раз пы­тал­ся пе­рей­ти из обо­роны в кон­тра­таку при под­дер­жке бой­ко пол­зу­щих по мно­гос­тра­даль­ной, пе­репа­хан­ной раз­ры­вами сна­рядов зем­ле и вре­мена­ми из­ры­га­ющих ос­ле­питель­но бе­лые сно­пы пла­мени тан­ков. Не­кото­рые из них, с под­би­тыми вра­жес­ким ог­нём мощ­ны­ми гу­сени­цами, уже ни­куда не мог­ли пол­зти, но всё ещё су­дорож­но вра­щали баш­ня­ми, пы­та­ясь на­пос­ле­док угос­тить вра­га сво­ей ярос­тно ки­пящей, бе­зум­но го­рячей не­навистью. За­тем в нес­коль­ких мет­рах от не­го с про­тив­но во­ющим и од­новре­мен­но свис­тя­щим зву­ком упа­ла сбро­шен­ная с фа­шист­ско­го бом­барди­ров­щи­ка бом­ба. Его са­мого чу­дом не за­цепи­ло ос­колка­ми, но силь­но кон­ту­зило. Взрыв­ная вол­на бы­ла та­кой силь­ной, что его, как ко­пе­еч­ную тря­пич­ную кук­лу, от­бро­сило на нес­коль­ко мет­ров на­зад, на бро­ню под­би­того тан­ка. При этом кас­ка, по-ви­димо­му, сле­тела с го­ловы, а од­на из ба­рабан­ных пе­репо­нок лоп­ну­ла и из уха брыз­ну­ла кровь. То­вари­щи по ору­жию, с ко­торы­ми он толь­ко что шёл в ата­ку, ис­тошно под­бадри­вая се­бя кри­ком «За Ро­дину, За Ста­лина!», на­вер­но, в пы­лу ата­ки пос­чи­тали его тру­пом или прос­то бы­ло не до не­го. Он же, ве­ро­ят­но, поч­ти сра­зу по­теряв соз­на­ние, ос­тался ле­жать на по­ле боя, а по­том, ког­да один из фа­шист­ских ав­то­мат­чи­ков брез­гли­во и неб­режно при­ложил­ся са­погом по рёб­рам, зас­то­нал, по­шеве­лил­ся или от­крыл гла­за. Так, на­вер­но, мно­гие и по­пада­ют в плен.

А уже там, в пле­ну, на сле­ду­ющий день всё слу­чилось очень быс­тро, не­выно­симо пе­дан­тично, как это при­нято у нем­цев, и как-то буд­нично. Сна­чала их всех пос­тро­или, по­делив  плен­ных на две, об­ра­щён­ные ли­цом друг к дру­гу ше­рен­ги. За­тем пред­ло­жили ему, как и на­угад отоб­ранным не­кото­рым дру­гим, сде­лать вы­бор: ли­бо зас­тре­лишь хо­тя бы од­но­го из по­пав­ших в плен ко­мис­са­ров, ком­му­нис­тов или ев­ре­ев, ли­бо те­бе са­мому пря­мо сей­час офор­мим про­пуск на тот свет. Так пря­мо и про­тара­торил за па­ру ми­нут их пе­ревод­чик, ко­торый по­доз­ри­тель­но хо­рошо, без вся­кого ак­цента, шпа­рил по-рус­ски.

Мог ли он тог­да, ког­да ему бы­ло все­го де­вят­надцать лет, пос­ту­пить ина­че? Мо­жет и мог? Но что те­перь об этом ду­мать? Внут­ренний го­лос ведь ни­ког­да не слу­ша­ет при­казов, ра­бота­ет как-то сам по се­бе. Мож­но по­менять го­род или да­же стра­ну, но от мыс­лей ни­куда не сбе­жишь, ни­куда не де­нешь­ся. У не­го тог­да вро­де не бы­ло вы­бора и ка­залось глу­пым уми­рать, не про­жив и двад­ца­ти лет. От­ку­да-то взя­лась на­ив­ная мысль, что ещё не всё по­теря­но, что всё мож­но бу­дет как-ни­будь ис­пра­вить. Ис­пра­вить, но поз­же…

А сей­час на­до вста­вать и ид­ти. Он, Валь­тер Май­ер, вла­делец не­боль­шо­го хо­зяй­ствен­но­го ма­гази­на, глав­ная шес­те­рён­ка в от­лично сма­зан­ном и ис­прав­но ра­бота­ющем ме­ханиз­ме, где нес­коль­ко со­тен мел­ких, ак­ку­рат­но раз­ло­жен­ных по сво­им мес­там то­варов чувс­тву­ют се­бя не осо­бо у­ют­но под дол­го раз­гля­дыва­ющи­ми и прис­таль­но оце­нива­ющих их взгля­дами по­тен­ци­аль­ных по­купа­телей. Как же он этих ме­лоч­ных обы­вате­лей не­нави­дит и пре­зира­ет! А за что их лю­бить? Боль­шинс­тво из них дол­го хо­дят внут­ри, раз­гля­дыва­ют, прис­матри­ва­ют­ся, а по­том ти­хо ухо­дят, так ни­чего и не ку­пив. Дру­гим же не нра­вят­ся це­ны на цен­ни­ках, и они сна­чала пы­та­ют­ся вы­бить у не­го, Май­ера, скид­ку при оп­ла­те на­лич­ны­ми или при по­куп­ке нес­коль­ких еди­ниц то­вара, а по­том уже что-ни­будь ку­пить. Но ес­ли он бу­дет каж­до­му нап­ра­во и на­лево раз­да­вать скид­ки, то на что он сам бу­дет жить!? И на кой чёрт ему тог­да ну­жен этот ма­газин? Он мо­жет прос­то жить на пен­сию, за­быв о ра­боте и биз­не­се. Но тог­да бу­дет ужас­но скуч­но, бу­дет тос­кли­во жить. Ут­ром вста­нешь, а те­бе не­куда ид­ти, не­куда ехать, не­куда то­ропить­ся, а от вос­по­мина­ний ли­бо сой­дёшь с ума, ли­бо зас­тре­лишь­ся.

***

Че­ловек лет трид­ца­ти пя­ти, раз­ва­лив­шись в боль­шом удоб­ном крес­ле, чи­тал кни­гу, вре­мя от вре­мени вос­хи­щен­но цо­кая язы­ком и бор­мо­ча что-то вро­де «ве­лико­леп­но на­писа­но, луч­ше не ска­жешь!» Осо­бен­но впе­чат­лил его этот фраг­мент:

«Так, ве­ро­ят­но, в да­лекие, глу­хие вре­мена, ког­да бы­ли про­роки, ког­да мень­ше бы­ло мыс­лей и слов и мо­лод был сам гроз­ный за­кон, за смерть пла­тящий смертью, и зве­ри дру­жили с че­лове­ком, и мол­ния про­тяги­вала ему ру­ку — так в те да­лекие и стран­ные вре­мена ста­новил­ся дос­ту­пен смер­тям прес­ту­пив­ший: его жа­лила пче­ла, и бо­дал ос­тро­рогий бык, и ка­мень ждал ча­са па­дения сво­его, что­бы раз­дро­бить не­пок­ры­тую го­лову; и бо­лезнь тер­за­ла его на ви­ду у лю­дей, как ша­кал тер­за­ет па­даль; и все стре­лы, ло­мая свой по­лет, ис­ка­ли чер­но­го сер­дца и опу­щен­ных глаз; и ре­ки ме­няли свое те­чение, под­мы­вая пе­сок у ног его, и сам вла­дыка-оке­ан бро­сал на зем­лю свои кос­ма­тые ва­лы и ре­вом сво­им гнал его в пус­ты­ню. Ты­сячи смер­тей, ты­сячи мо­гил. В мяг­ком пес­ке сво­ем хо­рони­ла его пус­ты­ня и свис­том вет­ра сво­его пла­кала и сме­ялась над ним; тяж­кие гро­мады гор ло­жились на его грудь и в ве­ковом мол­ча­нии хра­нили тай­ну ве­лико­го воз­мездия — и са­мо сол­нце, да­ющее жизнь все­му, с бес­печным сме­хом вы­жига­ло его мозг и лас­ко­во сог­ре­вало мух в про­валах нес­час­тных глаз его. Дав­но это бы­ло, и мо­лод, как юно­ша, был ве­ликий за­кон, за смерть пла­тящий смертью, и ред­ко в за­бытии сме­жал он свои хо­лод­ные ор­ли­ные очи». (1)

Чте­ние, од­на­ко, приш­лось прер­вать, ког­да на элек­трон­ную поч­ту приш­ло со­об­ще­ние. Он ад­ми­нис­тра­тор сай­та, нап­равлен­но­го про­тиво­дей­ство­вать как на­циз­му, так и не­она­циз­му во всех фор­мах,  дол­жен как-то ре­аги­ровать на все вхо­дящие пись­ма. За эту ра­боту он по­луча­ет день­ги, но де­ло вов­се не в них. В боль­шей ме­ре это смысл его жиз­ни, смысл жиз­ни всей ко­ман­ды сай­та, ко­торый су­щес­тву­ет бла­года­ря доб­ро­воль­ным по­жер­тво­вани­ям чу­дом вы­жив­ших уз­ни­ков кон­цла­герей или их бли­жай­ших родс­твен­ни­ков. Это и есть их мис­сия, мис­сия сти­хий­но сло­жив­ше­гося кол­лекти­ва еди­номыш­ленни­ков – вос­ста­новить ис­то­ричес­кую спра­вед­ли­вость пу­тём борь­бы с лю­быми про­яв­ле­ни­ями на­ци­онал-со­ци­ализ­ма и шо­виниз­ма. У каж­до­го из них есть свой счёт к на­цис­там. Счёт, ко­торый тре­бу­ет обя­затель­ной оп­ла­ты. В этот раз со­об­ще­ние бы­ло весь­ма де­таль­ным, хо­тя и до­воль­но длин­ным:

«Я прак­ти­чес­ки уве­рен, что слу­чай­но встре­тил од­но­го на­цист­ско­го прих­вос­тня, ук­ра­ин­ца по на­ци­ональ­нос­ти. На нём кровь со­тен или да­же, мо­жет быть, ты­сяч ни в чём не по­вин­ных лю­дей. Сам лич­но не мо­гу этим де­лом за­нять­ся, и хо­тел бы ос­та­вать­ся ин­когни­то, пос­коль­ку не­дав­но окон­чил ду­хов­ную ака­демию и по­лучил сан. Не­боль­шой хо­зяй­ствен­ный ма­газин, ку­да я за­шёл по пус­тя­ково­му де­лу, где и про­изош­ла встре­ча, от­крыт ежед­невно, кро­ме праз­дни­ков и вы­ход­ных. Ни­како­го раз­го­вора меж­ду на­ми не бы­ло. Он при­мер­но на пять-шесть лет стар­ше ме­ня и мы ни­ког­да не бы­ли друзь­ями. Я быс­тро ушёл, ни­чего не ку­пив. Ско­рее все­го, он ме­ня не уз­нал, пос­коль­ку прош­ло уже мно­го лет, а моя внеш­ность силь­но из­ме­нилась с тех пор. Ма­газин лег­ко най­ти, он рас­по­ложен ря­дом с глав­ным вхо­дом на клад­би­ще Свя­той Вар­ва­ры (St. Barbara Friedhof). Са­мо клад­би­ще на­ходит­ся в авс­трий­ском го­роде Линц. Да, в том са­мом Лин­це, где ког­да-то ро­дил­ся Гит­лер. Так вот, хо­зя­ин это­го ма­гази­на очень по­хож на мо­его со­седа по мно­гок­вартир­но­му до­му, ко­торый впос­ледс­твии стал по­лица­ем и учас­тво­вал как в расс­тре­лах мир­ных жи­телей, так и в дру­гих ак­ци­ях. Нап­ри­мер, при­нимал учас­тие в под­го­тов­ке и от­прав­ке лю­дей, ско­та, зер­на и про­чих гру­зов на за­пад, в Гер­ма­нию.

Я го­ворю о до­ме №4 по ули­це Ро­зы Люк­сембург, ко­торая рас­по­ложе­на в Ле­нин­ском рай­оне го­рода Ки­ев. Сей­час она, прав­да, мо­жет по-дру­гому на­зывать­ся. Но­мер квар­ти­ры, где жил этот субъ­ект ли­бо 25, ли­бо 26. Зо­вут его Ми­ха­ил, Ми­ша, учил­ся вро­де в же­лез­но­дорож­ном тех­ни­куме, а фа­милия у не­го ка­кая-то рыб­ная. Но ка­кая имен­но – не мо­гу вспом­нить. Но это ни Кар­пенко, ни Ле­щен­ко, ни Со­мов. Его фа­милия, ка­жет­ся, на­чина­ет­ся на бук­ву Г или Д. Ха­рак­терные при­меты: ле­вый глаз нем­но­го ко­сит, а над вер­хней гу­бой вы­деля­ет­ся тём­но-ко­рич­не­вая ро­дин­ка. Это, на­вер­но, по­может его опоз­нать».

   Че­ловек, си­дящий за компь­юте­ром, ка­кое-то вре­мя раз­мышлял, за­тем  ус­мехнул­ся и про­бор­мо­тал: « Проб­ле­ма, по­хоже, ре­ша­ема. Лю­бая, да­же са­мая слож­ная проб­ле­ма бу­дет ре­шена тог­да, ког­да есть кто-то, кто, не жа­лея вре­мени и сил, стре­мит­ся её ре­шить. Хо­тя, чес­тно го­воря, на пу­ти к лю­бой це­ли мо­гут воз­никнуть со­вер­шенно неп­редви­ден­ные ос­ложне­ния…».

За пос­ледние нес­коль­ко лет, ког­да Ги­гант­ская Па­ути­на нак­ры­ла весь мир, он прев­ра­тил­ся в де­рев­ню, где лю­бая ин­форма­ция мо­жет быть лег­ко по­луче­на, а лю­бой че­ловек срав­ни­тель­но быс­тро най­ден, ес­ли он, ко­неч­но, не сде­лал плас­ти­чес­кую опе­рацию, кар­ди­наль­но по­меняв ли­цо. Схва­тив со­товый те­лефон, он не­замед­ли­тель­но сде­лал два звон­ка. Пер­вый из них был штат­но­му ана­лити­ку сай­та, вто­рой – компь­ютер­щи­ку, спе­ци­алис­ту по взло­му баз дан­ных.

Вспом­нив из­вес­тный рас­сказ «Ло­шади­ная фа­милия», он неп­ро­из­воль­но улыб­нулся. Рыб­ная фа­милия или ло­шади­ная - раз­бе­рём­ся. Дан­ных для по­ис­ка и без фа­милии по­ка пре­дос­та­точ­но. Сле­ду­ющее со­об­ще­ние на сайт но­сило чис­то ин­форма­ци­он­ный ха­рак­тер:

«Ме­мори­аль­ный центр "Ба­бий Яр" со­об­щил, что ус­та­новил име­на бо­лее чем тре­ти уби­тых в этом уро­чище в го­ды на­цист­ской ок­ку­пации Ки­ева. Про­ект, ра­бота над ко­торым про­дол­жа­лась пол­то­ра го­да, - са­мый пол­ный на се­год­няшний день спи­сок жертв Бабь­его Яра.

Ус­та­нов­ле­ны име­на 28017 по­гиб­ших. 24913 из них бы­ли ев­ре­ями, 1003 - ук­ра­ин­ца­ми, 407 - рус­ски­ми, 27 – бе­лору­сами, 22 – по­ляка­ми, 9 – ар­мя­нами, 7 – нем­ца­ми, 6 – та­тара­ми, 4 – ро­мами (2), 9 бы­ли пред­ста­вите­лями дру­гих эт­но­сов. На­ци­ональ­ность 1610 че­ловек не бы­ла ука­зана в до­кумен­тах.

Ус­та­нов­ле­но, что 894 расс­тре­лян­ных бы­ли под­поль­щи­ками, 902 – ком­му­нис­та­ми, и 127 – ком­со­моль­ца­ми. Их на­ци­ональ­ность не при­водит­ся. 90 бы­ли ук­ра­ин­ски­ми на­ци­она­лис­та­ми или их сто­рон­ни­ками, чле­нами их се­мей. 35 - па­ци­ен­та­ми и вра­чами Пав­лов­ской пси­хи­ат­ри­чес­кой боль­ни­цы.»

Ад­ми­нис­тра­тор вста­вил этот текст в раз­дел «Но­вос­ти » и сно­ва пе­речи­тал стран­ное пись­мо.

- Авс­трия, - взвол­но­ван­но про­бор­мо­тал он, ни ко­му кон­крет­но не об­ра­ща­ясь, - од­на из тех нем­но­гих стран, ко­торая не вы­да­ёт на­цист­ских прес­тупни­ков. Не вы­да­ёт ни­ког­да и ни­кому, что не де­ла­ет ей чес­ти. Да­же в са­мой Гер­ма­нии, ес­ли ра­зоб­рать­ся и вни­матель­но пос­мотреть ста­тис­ти­ку, су­ды вы­носят раз­но­кали­бер­ным на­цис­там уди­витель­но мяг­кие на­каза­ния. А ведь по прес­тупле­ни­ям та­кого ро­да и их со­вер­шившим не пре­дус­мотре­но ог­ра­ниче­ний по сро­ку дав­ности.

Спус­тя две не­дели Ар­тём уже вчи­тывал­ся в крат­кое, снаб­жённое ста­рой фо­тог­ра­фи­ей досье с крат­ки­ми ком­мента­ри­ями ав­то­ра. На сним­ке са­мое обыч­ное ли­цо: круг­лая фи­зи­оно­мия, нас­то­рожен­но-хо­лод­ные свет­ло-го­лубые гла­за, тём­но-ко­рич­не­вая ро­дин­ка над вер­хней гу­бой и ры­жая ше­велю­ра. Под фо­тог­ра­фи­ей ла­конич­ный текст – Гор­ба­тен­ко Ми­ха­ил Пет­ро­вич, по­лицай, клич­ка Гор­бу­ша (прик­ле­илась к не­му ещё со школь­ной скамьи), 1923-го го­да рож­де­ния. Был объ­яв­лен в ро­зыск в 1945-м го­ду на тер­ри­тории СССР, но об­на­ружить не уда­лось. В спис­ках по­гиб­ших не зна­чит­ся. Пред­по­ложи­тель­но, по­пал в плен и стал по­лица­ем, за­тем бе­жал вмес­те с от­сту­па­ющи­ми нем­ца­ми на за­пад. Отец Гор­бу­ши был реп­ресси­рован в 38-м го­ду. По­лучил де­вять лет ла­геря без пра­ва пе­репис­ки за то, что слу­шал по­лити­чес­кий анек­дот или сам его рас­ска­зывал. В те да­лёкие го­ды ин­тервал вре­мени меж­ду на­каза­ни­ем и прес­тупле­ни­ем был сок­ра­щен до ми­ниму­ма. Ко­рот­кий текст до­носа, де­сяти­минут­ное за­седа­ние трой­ки и при­говор го­тов. Ни­каких ад­во­катов не пре­дус­мотре­но, есть толь­ко об­ви­ните­ли и шаб­лонные, как под ко­пир­ку, тек­сты об­ви­нения и при­гово­ра. Нет све­дений о том, что Гор­ба­тен­ко пос­ле вой­ны под­держи­вал связь с ос­таль­ны­ми близ­ки­ми родс­твен­ни­ками на тер­ри­тории Со­вет­ско­го Со­юза или они, че­го-то опа­са­ясь, это скры­ва­ют. Од­ни счи­та­ют Гор­бу­шу уби­тым, дру­гие - про­пав­шим без вес­ти.

***

Всё, пос­ледняя дверь ма­гази­на на­конец-то за­пер­та на за­мок, ох­ранная сиг­на­лиза­ция вклю­чена. Про­верив это, Май­ер ус­та­ло вздох­нул. День был так се­бе, тор­говля шла вя­ло. Ему са­мому уже боль­ше вось­ми­деся­ти и жизнь, по су­ти, уже поч­ти про­жита. Вдруг по­яви­лось ка­кое-то стран­ное ощу­щение, пред­чувс­твие, что се­год­ня что-то про­изой­дёт. Или он в ко­го-то въ­едет, то есть стук­нет, или в не­го въ­едут. На­до бу­дет ехать ос­то­рож­но, из­бе­гать улиц с ожив­лённым тра­фиком.

Уже тем­но­та но­чи плав­но опус­ка­лась на ма­лень­кий го­род, ког­да че­ловек с  за­мет­ной бо­родав­кой над вер­хней гу­бой воз­вра­щал­ся до­мой. Ещё ос­тался где-то один ки­лометр или око­ло то­го, все­го нес­коль­ко све­тофо­ров. Он при­едет до­мой, при­мет душ, не спе­ша по­куша­ет что-ни­будь вкус­ное и бу­дет смот­реть фут­бол. Хо­тя за ним вро­де увя­зал­ся ка­кой-то пи­кап, а на шос­се боль­ше ни­како­го тран­спор­та не вид­но.

– Ерун­да, - про­бор­мо­тал хо­зя­ин ма­гази­на, ма­шиналь­но пог­ла­живая ру­ко­ят­ку ры­чага пе­рек­лю­чения ко­роб­ки пе­редач и из­редка пог­ля­дывая в зер­ка­ла зад­не­го ви­да. – Мне это прос­то по­каза­лось. Столь­ко лет прош­ло. Ко­му я ну­жен?

Че­лове­ка за ру­лём пи­капа прос­тре­лило вос­по­мина­ние из мрач­но­го по­луго­лод­но­го детс­тва. Ему бы­ло все­го во­семь лет, ког­да из пле­на вер­нулся отец с куль­тёй до лок­тя вмес­то пра­вой ру­ки. Он так и не смог ок­ле­мать­ся от все­го пе­режи­того в пле­ну, но­чами во сне час­то и шум­но во­рочал­ся, смач­но ру­га­ясь мно­го­этаж­ным ма­том или вык­ри­кивая что-то неч­ле­нораз­дель­но-гор­танное по-не­мец­ки.

 Прис­трас­тился к вы­пив­ке, пы­та­ясь этим снять стресс, хо­тя рань­ше за ним этой склон­ности не за­меча­лось. Од­нажды, это бы­ло зи­мой 44-го го­да, всё кон­чи­лось вне­зап­но и тра­гич­но. Из­рядно вы­пив­ше­го от­ца за­давил нас­мерть на сколь­зкой до­роге ку­да-то спе­шив­ший гру­зовик.

 – Всё, хва­тит, - взвол­но­ван­но ско­ман­до­вал сам се­бе во­дитель пи­капа, - Нет смыс­ла за­тяги­вать пред­став­ле­ние. Всё рав­но ни­каких зри­телей, кро­ме ме­ня и это­го без­ра­дос­тно­го мут­но-се­рого не­ба, нет и не бу­дет. И как толь­ко та­ких тва­рей зем­ля но­сит! Про­щай, Гор­бу­ша!

На­жав кноп­ку дис­танци­он­но­го взры­вате­ля, он уви­дел, как впе­реди иду­щий ав­то­мобиль лег­ко под­ня­ло мощ­ным взры­вом вверх и он, один раз кар­тинно пе­ревер­нувшись в воз­ду­хе, при­зем­лился на кры­шу. Точ­нее на то, что от неё ос­та­лось…
 
При­меча­ния:

(1)  - от­ры­вок из рас­ска­за Ле­они­да Ан­дре­ева «Гу­бер­на­тор»
(2)  - цы­гане

От ав­то­ра:

Сю­жет это­го рас­ска­за ос­но­ван на ре­аль­ных со­быти­ях. Во вре­мя ВОВ не­кото­рые по­лицаи бы­ли наб­ра­ны из мес­тно­го на­селе­ния и во­ен­ноплен­ных. Ко­го-то уби­ли, кто-то из них бе­жал вмес­те с от­сту­па­ющи­ми фа­шис­та­ми, кто-то пос­ле окон­ча­ния спец­шко­лы стал шпи­оном. Мно­гим пре­дате­лям, к со­жале­нию, уда­лось из­бе­жать спра­вед­ли­вого на­каза­ния.