Душа и сердце

ВА­СИЛЁК

        Cплет­ни раз­но­сят­ся быс­тро. На учас­тке все уже зна­ли, что нор­ми­ров­щи­ца

Зоя за­кад­ри­ла Ва­силия. Пос­ле сда­чи до­ма, за­вер­шившей­ся не­боль­шой пь­ян­кой,

они ос­та­вались там вдво­ём, Зоя ос­та­лась приб­рать, и он был с ней.

        И пош­ли раз­го­воры.

        Ва­силь­ка лю­били. Лю­били его улыб­ку, ко­торую он, как буд­то, бе­зус­пешно пы­тал­ся сдер­жать, но гу­бы его ши­роко рас­плы­вались, от­кры­вая по-дет­ски не­ров­ные, но бе­лые-бе­лые зу­бы. Лю­били его не­боль­шую, но лад­ную фи­гуру, вы­шаги­ва­ющую быс­тры­ми ша­гами из од­но­го кон­ца строй­ки в дру­гой, ка­залось, как вы­шел он ут­ром из до­ма, так и не ос­та­нав­ли­вал­ся до кон­ца ра­боче­го дня.

Ред­ко его мож­но бы­ло уви­деть си­дящим; иног­да кто-то его ос­та­нав­ли­вал на хо­ду, да­вал под­пи­сать ка­кую-то бу­магу, он её под­пи­сывал на сво­ём ко­лене или на чь­ём-то пле­че и шёл даль­ше. Ни с кем он не ру­гал­ся, ни­кого не за­даб­ри­вал, но ра­бочие  его по­нима­ли.

     Был Ва­силий же­нат на лю­бимой жен­щи­не, и двое де­ток под­раста­ло в их до­ме. Же­ну свою, Оль­гу, он при­вёз с Се­вера, ку­да за­вер­бо­вал­ся на но­вое стро­итель­ство, под­за­рабо­тать де­нег.

     Они поз­на­коми­лись на праз­дно­вании Но­вого го­да, его при­вёл с со­бой Олин брат, Ни­колай. Соб­ра­лись там мо­лодые стро­ите­ли, же­натые и ещё хо­лос­тые, ёл­ка свер­ка­ла раз­ноцвет­ны­ми ог­ня­ми, ря­дами стек­лянных бус и дож­ди­ком из фоль­ги, бы­ло шум­но и ве­село.

     Он сра­зу за­метил её: чис­тый про­филь, го­лов­ка с глад­ки­ми во­лоса­ми, стя­нуты­ми в ко­сы и уло­жен­ны­ми на за­тыл­ке. Ни­колай ок­ликнул её, она по­вер­ну­ла го­лову, од­на бровь под­ня­лась вверх. Оль­га по­дош­ла к ним.

     - Оля, это Ва­сёк, я те­бе рас­ска­зывал, - ска­зал брат.

Ва­силий пред­ста­вил­ся, пос­мотрел ей в ли­цо и сму­щен­но от­вёл гла­за, сер­дце его за­коло­тилось: " Ка­кая! Та­кая на ме­ня и не пос­мотрит. Ца­рица!"

Но те­перь праз­днич­ная ра­дос­тная вол­на под­хва­тила Ва­силия. От­кры­вались бу­тыл­ки с шам­пан­ским, проб­ки взле­тали к по­тол­ку, пе­няще­еся шам­пан­ское раз­ли­валось по бо­калам, про­вожа­ли ста­рый год, по­том встре­чали Но­вый. Ра­дость не по­кида­ла его весь Но­вогод­ний ве­чер, толь­ко бы он не кон­чался - сме­ять­ся, пить ви­но и ви­деть её ли­цо.

      А она то­же ме­ня ви­дит! То­же смот­рит! - ра­дос­тно за­мечал он. К кон­цу этой но­чи он ос­ме­лел сов­сем, мно­го с ней тан­це­вал и вдруг по­цело­вал её, и она не отс­тра­нилась - от­ве­тила.

      Сра­зу же пос­ле Но­вого го­да он отыс­кал Олю в биб­ли­оте­ке, где она ра­бота­ла, явил­ся к ней, она не ус­пе­ла опом­нить­ся: "Олень­ка, ца­рица, каз­ни или ми­луй, я не мо­гу без те­бя". От­ку­да у не­го по­яви­лись эти сло­ва, он сам не мог по­нять.

Од­на её бровь кру­то под­ня­лась вверх: " Су­мас­шедший!"

По­том ти­хо спро­сила: "Так силь­но нрав­люсь? Или ты вы­пил лиш­не­го?" - в его гла­зах бы­ла та­кое вол­не­ние, что она не­воль­но улыб­ну­лась и по­цело­вала его са­ма, и по­целуй был неж­ным и дол­гим, как тог­да, на Но­вый год. Они по­люби­ли  друг дру­га.

     Ва­силий же­нил­ся на сво­ей ца­рице. Кто он был рань­ше? Ник­то. А сей­час он лю­бимый, и ду­ша его ста­ла пол­ной. Он про­сыпал­ся ут­ром, чувс­тво­вал ря­дом с со­бой её сон­ное тёп­лое те­ло и не ве­рил сво­ему счастью.

Оля ока­залась хо­рошей же­ной. А он ей во всём ус­ту­пал, да и как не ус­ту­пать, ког­да она всё зна­ла, всё уме­ла, что жен­щи­не нуж­но знать в до­ме; она его при­учи­ла вы­тирать но­ги, ког­да вхо­дишь в дом, не са­дить­ся на пос­тель в улич­ной одеж­де и ко мно­гим дру­гим ве­щам, ко­торые  не ка­зались ему важ­ны­ми, но он слу­шал её.

     Ве­чера­ми, ког­да она пе­реде­ла­ет всю ра­боту, идёт под душ, он смот­рит, как она мо­ет­ся, - Олёк, по­мыть спи­ну?  - Я знаю твоё "по­мыть спи­ну", и они на­чина­ют ба­ловать­ся.

     Стро­итель­ство, на ко­торое Ва­силий за­вер­бо­вал­ся, за­кон­чи­лось, и семья пе­реб­ра­лась на Ук­ра­ину, на ро­дину Ва­силия; с ни­ми уже бы­ла до­чур­ка, Та­нюша,

и ма­лень­кий Ва­сень­ка. С тех пор Ва­силий ра­ботал на стро­итель­стве жи­лых до­мов, где его и проз­ва­ли Ва­силь­ком.

     Жи­ли они сна­чала в ма­лень­кой сту­дии, где нег­де бы­ло по­вер­нуть­ся, и Оле при­ходи­лось часть одеж­ды для всей семьи ук­ла­дывать ак­ку­рат­но на ан­трес­со­ли, а по­том дос­та­вать одеж­ду по се­зону, но и в тес­но­те у неё всег­да был по­рядок.

Она от­во­дила де­ток в яс­ли, по­том шла на пол­дня на ра­боту в биб­ли­оте­ку, пос­ле ра­боты по­купа­ла про­дук­ты и за­бира­ла де­тей, и ей хва­тало ра­боты до са­мого ве­чера.

     Ва­силий при­ходил поз­дно, гряз­ный со строй­ки, при­водил се­бя в по­рядок и иног­да ус­пе­вал нем­но­го по­иг­рать с деть­ми, вы­купать их пе­ред сном, что­бы хоть нем­но­го по­мочь Оль­ге. А ког­да ему вы­падал вы­ход­ной, они всей семь­ёй хо­дили в парк, а то вдво­ём с Олей шли в ки­но, ког­да его ро­дите­ли при­ходи­ли по­быть с деть­ми.

     Поз­дно ве­чером, ког­да они ук­ла­дыва­ли де­тей спать и ло­жились в пос­тель,

Оля ещё нес­коль­ко раз вста­вала к де­тям про­верить, хо­рошо ли ук­ры­ты, сво­бод­но ли ды­шат, и по­том ещё дол­го рас­ска­зыва­ла Ва­силию, ка­кие но­вые сло­ва го­ворят де­ти, под­раста­ют с каж­дым днём. Да­же во вре­мя лас­ки она пом­ни­ла о де­тях:

" Шш, шш, кро­вать скри­пит, де­ти прос­нутся". Ва­силий иног­да го­ворил ей:

" Ты те­перь ме­ня не так лю­бишь, всю лю­бовь от­да­ёшь де­тям".

И она от­ве­чала: "Глу­пый, ты глу­пый".

     Но вот пош­ла у Ва­силия дру­гая по­лоса жиз­ни, и зак­ру­жил­ся он в во­дово­роте. Стал при­ходить до­мой вы­пив­шим. - "Олень­ка, при­шёл за­каз­чик, мы рас­пи­ли бу­тыл­ку" или " Олёк, сда­чу всег­да об­мы­ва­ют, и не уй­дёшь".

Вы­пив­ка всег­да бы­ла и в их в до­ме. Оля то­же под нас­тро­ение мог­ла вы­пить вмес­те с ним, или ког­да к ним при­ходи­ли друзья, но сей­час он вы­пивал где-то, без неё.

Оль­га ни­чего не за­подоз­ри­ла. А бе­да бы­ла уже у по­рога, у её Ва­силь­ка по­яви­лась лю­бов­ни­ца, нор­ми­ров­щи­ца их учас­тка, Зоя. Дав­но она его за­мани­вала, он всё от­кру­чивал­ся и та­ки по­пал­ся на удоч­ку. Зоя го­вори­ла ему: "Ва­силёк, я же те­бя не за­бираю от же­ны, от то­го, что мы нем­но­го по­иг­ра­ем с то­бой, ни­кому пло­хо не бу­дет". И это вош­ло в при­выч­ку. Он и сам стал ду­мать, что Оль­гу он не оби­жа­ет, что она ус­та­ёт и ей не всег­да до его неж­ностей.

     Семья по­лучи­ла но­вую квар­ти­ру. У них по­яви­лась своя ком­на­та.

Те­перь им не нуж­но бы­ло пря­тать­ся от де­тей, ког­да они раз­де­вались. Уло­жив де­тей спать, они ос­та­вались на­еди­не друг с дру­гом. Оля рас­пуска­ла свои ко­сы, и они па­дали по пле­чам чуть ли не до по­яса.

      - Ты у ме­ня са­мая кра­сивая! Ца­рица моя! Те­бя бы дер­жать в бо­гатых хо­ромах, а

ты у ме­ня про­пада­ешь на кух­не.

      - Да и  ты у ме­ня, Ва­силёк, доб­рый мо­лодец, да и го­ворить уме­ешь, -

в тон ему от­ве­чала она, и бровь её иг­ри­во под­ни­малась вверх. Они ба­лова­лись, сме­ялись, лю­бовь их рас­цве­ла сно­ва.

     Ва­силий стал тя­готить­ся сво­ей связью с Зо­ей, но она его не от­пуска­ла.

Он не ре­шал­ся рез­ко обор­вать - жа­лел её, да и язы­ка её бо­ял­ся, всё ду­мал, как рас­стать­ся по-хо­роше­му.

     Как не бы­ли они ос­то­рож­ны­ми, лю­ди зна­ли о них.

На учас­тке иног­да по­яв­ля­лась кра­сивая жен­щи­на, Ни­на, ку­ратор Го­рис­полко­ма. Ре­шая про­из­водс­твен­ные воп­ро­сы, она шу­тила с ним ве­село, на гла­зах у всех, и лю­бите­ли пос­плет­ни­чать уже смот­ре­ли, не но­вый ли у Ва­силь­ка ро­ман. Ни­чего та­кого не бы­ло.  В его го­лове бы­ло, как бы от­вертеть­ся от од­ной, а не за­водить дру­гую. Но Зоя уже рев­но­вала, "вот по­чему он не хо­чет ме­ня ви­деть".

Бы­ла она жен­щи­ной злой. Что­бы от­пла­тить Ва­силию за хо­лод­ность, она от­пра­вила ано­ним­ное пись­мо его же­не с ужас­ной вестью, что муж гу­ля­ет от неё, что ви­дит­ся он с Ни­ной, и да­ла ей ад­рес Ни­ниной ра­боты.

     Оль­га с дву­мя деть­ми, Ва­сень­ка на ру­ках, а Та­нюш­ка за ру­ку, воз­вра­щалась до­мой, взя­ла из ящи­ка поч­ту и вош­ла в дом. Она пе­ре­оде­ла де­тей, да­ла им иг­рушки и ста­ла го­товить обед. По­том вспом­ни­ла о поч­те, уви­дела кон­верт без об­ратно­го ад­ре­са, ад­ре­сован­ный ей, от­кры­ла его и проч­ла об из­ме­не му­жа, под­пи­сано пись­мо бы­ло: доб­ро­жела­тель. Ох уж эти доб­ро­жела­тели!

Она за­была о де­тях, ли­цо её вспых­ну­ло крас­ны­ми пят­на­ми, из гру­ди выр­вался вопль. Де­ти зап­ла­кали: "Ма­ма, что у те­бя бо­лит? - две па­ры си­них глаз смот­ре­ли на неё, а она не мог­ла ус­по­ко­ить­ся. По­том улыб­ну­лась им: "У ма­мы ва­ва".

       - Где ма­ма? - она по­каза­ла на грудь. Оль­га уса­дила де­тей на ди­ван, вклю­чила им муль­тик, и они си­дели при­тих­шие. По­вер­нулся ключ в две­ри, при­шёл Ва­силий. Он по­дошёл к ней по­цело­вать,  она отс­тра­нилась от не­го: " Та­ня, Ва­сень­ка, чис­тить зу­бы и спать".

     "Что слу­чилось? - спро­сил Ва­силий. "По­том по­гово­рим", - ска­зала она ка­ким-то чу­жим го­лосом, и он по­нял: "Зна­ет". В эту ночь они не спа­ли. Ва­силий ни­ког­да рань­ше не ви­дел Олю в ис­те­рике, он очень жа­лел её: " Что я нат­во­рил! Что я нат­во­рил!" - Олеч­ка, не верь это­му, это неп­равда, кля­нусь те­бе, что это неп­равда. Ес­ли не ве­ришь мне, спро­си у Ни­ны са­мой, - выр­ва­лось у не­го.

     - Спро­шу, Ва­ся, - ес­ли это прав­да, возь­му де­тей и у­еду, ку­да гла­за гля­дят.

И на сле­ду­ющий день, ос­та­вив де­тей у со­сед­ки, Оль­га по­еха­ла к Ни­не на ра­боту.

Она уви­дела ми­лую спо­кой­ную жен­щи­ну, ни­какой неп­ри­яз­ни к ней не по­чувс­тво­вала, по­дума­ла: та­кая мог­ла пон­ра­вить­ся Ва­силию.

     Ни­на выш­ла с жен­щи­ной в ко­ридор. Оль­га про­тяну­ла ей пись­мо. Ни­на об­ня­ла взвол­но­ван­ную жен­щи­ну:  - Олеч­ка, Вы ус­по­кой­тесь, здесь нет ни од­но­го сло­ва прав­ды, по­верь­те мне. Та­кое пись­мо мог на­писать толь­ко очень не­хоро­ший че­ловек. Ваш Ва­силий ни­ког­да не про­явил ко мне ни­како­го ин­те­реса. Но ко­му это нуж­но, пи­сать та­кие пись­ма, ка­жет­ся, я до­гады­ва­юсь. Я не хо­чу раз­но­сить сплет­ни, я не знаю, дол­жна ли я го­ворить это Вам.

     - У ме­ня всё рав­но не бу­дет те­перь по­коя, го­вори­те мне всё, - ска­зала Оля.

     - Лю­ди го­ворят, что-то есть меж­ду ним и нор­ми­ров­щи­цей, мо­жет, он не хо­чет ви­деть­ся с ней, вот она и обоз­ли­лась, она и на ме­ня смот­рит ис­подлобья, ду­ма­ет, что я её со­пер­ни­ца. Это она на­писа­ла, боль­ше не­кому!

     - Что же это та­кое, я ни­чего не по­нимаю, - Оль­га вдруг до­вери­лась Ни­не, -Жи­ву с са­мым до­рогим мне че­лове­ком, а по­луча­ет­ся не знаю его, у не­го дру­гая ка­кая-то жизнь.

       - Олеч­ка, не то­ропи­тесь, бы­ва­ют ошиб­ки, ко­торые ещё мож­но ис­пра­вить. Всё на­ладит­ся. Пос­ле раз­го­вора с Ни­ной, Оля приш­ла до­мой, со­вер­шенно без сил, но уже при­няв тот факт, что всё это есть в их жиз­ни, ни­куда от это­го не деть­ся и нуж­но вмес­те ре­шить, как те­перь жить.

     Ва­силий, вы­пив­ший и сник­ший, во­шёл в дом, ли­цо его бы­ло ка­ким-то по­тух­шим, ра­дость жиз­ни ос­та­вила его. Оля по­рази­лась пе­реме­не в нём, по­дума­ла:

я же ещё и жа­лею его! Она ра­зог­ре­ла ему еду. В до­ме ста­ло как-то ти­хо, да­же де­ти не шу­мели.

     Уло­жили де­тей спать, се­ли за стол, пос­мотре­ли друг дру­гу в гла­за.

- Что же, Ва­ся, ока­зыва­ет­ся, у те­бя есть ка­кая-то Зоя и кто ещё, я не знаю. Что же мы с то­бой те­перь бу­дем де­лать?  Ва­силий пла­кал, пла­кал, как ре­бёнок. Оля пой­ма­ла се­бя на том, что ей хо­чет­ся по­дой­ти к не­му, об­нять его и ус­по­ко­ить, но она си­дела нап­ро­тив не­го и то­же зап­ла­кала.

     - Олеч­ка, мне нет оп­равда­ния, что я нат­во­рил с на­шей жизнью. Прос­ти, дай мне шанс ис­ку­пить мою ви­ну. Это­го ни­ког­да боль­ше не бу­дет.

Оля кив­ну­ла: "Да­вай, я поп­ро­бую пом­нить толь­ко на­ше хо­рошее".

     На ра­боте Ва­силий по­чувс­тво­вал, что но­ги его не не­сут, те­ло ста­ло ка­ким-то тя­жёлым и не­пос­лушным. Он по­думал: "Вот, что нер­вы де­ла­ют с че­лове­ком".

Но де­ла тре­бова­ли бе­жать ту­да, бе­жать сю­да. И он бе­жал. По­года бы­ла сы­рая, про­моз­глая. Про­рабы и мас­те­ра ра­зог­ре­вались спир­тным, и Ва­силий с ни­ми.

В кон­це дня он сел за стол и не мог дви­нуть­ся с мес­та. Про­раб Сер­гей, его при­ятель, ска­зал: " Что-то ты, Ва­сёк, не в се­бе", - и Ва­силий но­жидан­но  по­делил­ся сво­ими до­маш­ни­ми де­лами. По это­му по­воду рас­пи­ли бу­тыл­ку.

     При­шёл он до­мой, ког­да Оль­га уже уло­жила де­тей спать. Он от­крыл дверь и пря­мо в при­хожей по­валил­ся на пол, от не­го шёл за­пах вин­но­го пе­рега­ра.

- Ва­ся, вот так ты ис­прав­ля­ешь­ся? Толь­ко вче­ра го­вори­ли. Или ты опять у неё был? Ему хо­телось ска­зать Оле, что он её лю­бит, что ему сей­час очень пло­хо, как не бы­ло ни­ког­да рань­ше, но язык не слу­шал­ся его, и он не от­ве­чал ей, так и ле­жал на по­лу.

     Она пе­ремы­ла по­суду, за­кон­чи­ла стир­ку, по­дош­ла к не­му, тро­нула его но­гой: " Ну, вста­вай, раз­де­вай­ся и ло­жись, как лю­ди". Он не от­ве­чал, и она ска­зала с сер­дцем: "Ну и спи, как свинья, на по­лу".

     Сон не шёл, она вста­ла, по­дош­ла к не­му, ста­ла стас­ки­вать с его ног са­поги, и стран­ное мол­ча­ние по­рази­ло её.

     - Ва­ся! Ва­сень­ка! Что с то­бой! - она в од­ной со­роч­ке вы­бежа­ла на лес­тнич­ную клет­ку, зас­ту­чала к со­седям - в од­ну квар­ти­ру, в дру­гую, по­бежа­ла на­зад, к те­лефо­ну, вы­зывать ско­рую по­мощь. Со­седи сра­зу же при­бежа­ли, ско­рая по­мощь при­еха­ла, но его ду­ша уже от­ле­тела и ви­дела свер­ху, как его ца­рица уби­валась по не­му.

     Оль­га по­жила ещё нем­но­го в пус­той те­перь, без Ва­силия, квар­ти­ре, где ей всё на­поми­нало о нём, и у­еха­ла с деть­ми на се­вер.

 

     Ос­та­лись ей от не­го сын и дочь с зо­лотис­ты­ми во­лоса­ми, гла­зами, си­ними, как ва­силь­ки сре­ди пше­ницы, и па­мять о единс­твен­ной её люб­ви.

                                          ТЕП­ЛО ДЕТ­СКОЙ РУ­КИ

        Ма­рия жи­ла в сво­ём до­ме на бе­регу ре­ки вмес­те со сво­ей стар­шей сес­трой Пе­лаге­ей. Дом был ста­рый, с со­ломен­ной кры­шей и гли­няным по­лом, но всег­да  чис­то приб­ран, с рас­те­лен­ны­ми по­лови­ками, спле­тён­ны­ми са­мой Ма­ри­ей.

Ком­на­ту ук­ра­шала ста­рин­ная ико­на, де­ва Ма­рия с мла­ден­цем, в се­реб­рянном ок­ла­де, пос­тавлен­ная на ма­лень­кий уг­ло­вой стол, пок­ры­тый вы­шитым по­лотен­цем.

        Как-то про­ез­жие со­бира­тели ста­рин­ных цен­ностей пред­ла­гали Ма­рии хо­рошие день­ги за эту ико­ну, но она не от­да­ла, она лю­била раз­го­вари­вать с Ма­ри­ей,ма­терью Бо­га.

      А боль­ше ей и не с кем бы­ло раз­го­вари­вать. Сес­тра её, Пе­лагея, сов­сем ог­лохла, хо­тя го­ворить она лю­била и рас­ска­зыва­ла Ма­рии од­ни и те же ис­то­рии мно­го раз.  Дру­гих же лю­дей Ма­рия ви­дела ред­ко. Жи­ла она на не­боль­шом ху­торе, с де­сяток до­мов, её дом сто­ял от­дель­но от дру­гих до­мов, у ре­ки. Цер­ковь на­ходи­лась в по­сёл­ке, до цер­кви пе­шим хо­дом боль­ше двух ча­сов ходь­бы, и те­перь Ма­рия хо­дила в цер­ковь толь­ко на праз­дни­ки.

       Бы­ла у Ма­рии жив­ность: ко­за, ку­ры, ут­ки, кро­лики. Каж­дую вес­ну Ма­рия са­жала ого­род и там у неё рос­ло всё, что кор­ми­ло их круг­лый год. В пог­ре­бе на зи­му, до сле­ду­юще­го се­зона, всег­да хва­тало кар­тошки, мор­ко­ви, бу­ряка, ка­пус­ты, раз­ных со­лений. Ма­рия, ещё силь­ная, ра­ботя­щая, со вся­кой ра­ботой справ­ля­лась. Сес­тра её, Пе­лагея, ко­торую она взя­ла к се­бе жить пос­ле смер­ти сво­его му­жа, ма­ло чем мог­ла ей по­мочь, она мно­го бо­лела, и Ма­рия смот­ре­ла за ней, как за ре­бён­ком. Пе­лагея у неё всег­да бы­ла в чис­том платье, с бе­лос­нежной ко­сын­кой на го­лове.

       Сын Ма­рии, во­ен­нослу­жащий, слу­жил на се­вере, где жил со сво­ей же­ной и

дву­мя деть­ми. Два го­да на­зад, они при­ез­жа­ли к ней на не­дель­ку, а по­том у­еха­ли

на юг, к мо­рю, греть­ся на сол­нышке пос­ле се­вер­ных хо­лодов. Трёх­летняя же внуч­ка, Алён­ка, так по­люби­ла за это вре­мя ба­буш­ку Ма­русю, и ба­буш­ку Па­шу,

ко­торая зна­ла мно­го ска­зок, что де­ти сог­ла­сились ос­та­вить доч­ку у ба­бушек, что­бы заб­рать её  на об­ратном пу­ти.

       Вот тут-то и вер­ну­лось к Ма­рии счастье. Алён­ка про­сыпа­лась рань­ше всех и си­дела ти­хо у се­бя в кро­вати, она жда­ла,ког­да Ма­рия прос­нётся. Как толь­ко  Ма­рия

от­кры­вала гла­за, Алён­ка за­лива­лась ра­дос­тным сме­хом, спры­гива­ла с кро­вати и бе­жала к ба­буш­ке.

     - Ах ты мой зво­ночек, - не мог­ла на­радо­вать­ся Ма­рия. Она оде­вала внуч­ку в чис­тое, выг­ла­жен­ное плать­ице, при­чёсы­вала её лёг­кие со­ломен­ные во­лосы: " Ну-ка, не кру­тись, стре­коза!"

     - Стре­коза? - сме­ялась Алён­ка, - Я не стре­коза, ба­буш­ка, я де­воч­ка.

     - Ты де­воч­ка, ты моя по­мош­ни­ца, ты моё ди­тят­ко не­наг­лядное, - из гру­ди Ма­рии

вы­рыва­лись за­бытые лас­ко­вые сло­ва.

      Они те­перь всё де­лали вмес­те. Ма­рия на ого­род, и Алён­ка с ней вмес­те: вы­рыва­ет сор­ня­ки, за­вязы­ва­ет лен­точки, что­бы зай­цы не грыз­ли ово­щи.

    - Ба­буш­ка, а что зай­цы бу­дут есть?

    - Най­дут, что есть, моя ягод­ка, по­ищут - и най­дут. Бог по­забо­тил­ся, что­бы всем бы­ло, что есть.

    - А ну-ка, дет­ка, иди по­кор­ми кур, - Алён­ка на­бира­ет в фар­тук пше­на и рас­сы­па­ет ку­рам: Цы­пи, цы­пи, цы­пи, - и ку­ры сбе­га­ют­ся и клю­ют зёр­на.

Толь­ко пе­тух оби­жа­ет Алён­ку: она вый­дет с пе­чень­ем во двор, а пе­тух тут, как тут - клю­нет пе­ченье и убе­жит.

      Осо­бен­но лю­бит Алён­ка цып­лят: они та­кие пу­шис­тые, она при­жима­ет цып­лёнка к ще­ке, ей при­ят­но и ще­кот­но. Цып­ля­та бе­гут за Алён­кой и клю­ют её платье с зе­лёны­ми листь­ями на нём, цып­ля­та ду­ма­ют, что листья нас­то­ящие, и

Алён­ка хо­хочет во весь свой дет­ский ро­тик, и вид­ны её мел­кие бе­лые зуб­ки и ро­зовые дёс­на, а Ма­рии ра­дос­тно лю­бовать­ся ею.

      Все де­ла пе­реде­ланы, ско­тина на­кор­мле­на, и Ма­рия с внуч­кой идут на реч­ку.

Реч­ка, по име­ни Ворс­кла, чис­тая, проз­рачная, дно пе­соч­ное. Ба­буш­ка рас­ска­зыва­ет

Алён­ке: " Ког­да-то царь, Пётр Ве­ликий, про­ез­жал на­ши мес­та, ос­та­новил­ся на вы­соком об­ры­ве над на­шей реч­кой и уро­нил свой цар­ский зо­лотой мо­нокль в во­ду.

И наз­вал царь на­шу реч­ку Ворс­кла - вор стек­ла. Алён­ка те­перь, ког­да бул­ты­ха­ет­ся

в во­де, ищет зо­лотой мо­нокль.

     По­том Ма­рия ка­та­ет её на лод­ке, хо­чет по­казать ей своё лю­бимое мес­то. Реч­ка пет­ля­ет и вот, на­конец, эта кра­сота: бе­лые и жёл­тые ли­лии с длин­ны­ми уп­ру­гими стеб­ля­ми, рас­ту­щими с са­мого дна.  

      А ещё ба­буш­ка ве­дёт её к озер­цу воз­ле сос­но­вого бо­ра. В сос­но­вом бо­ру ти­хо, толь­ко слыш­но, как ше­лес­тят под но­гами прош­ло­год­ние игол­ки. Алён­ке страш­но, она креп­ко дер­жит ба­буш­ки­ну ру­ку. Но вот и озер­цо, там жи­вут ля­гуш­ки.

Ма­рия на­чина­ет нас­висты­вать, она с мо­лодос­ти мог­ла нас­вистать лю­бую ме­лодию.

Ма­рия пос­вистит нем­но­го и за­мол­ка­ет, раз­волно­ван­ные ля­гуш­ки хо­ром от­ве­ча­ют ей: ква, ква, ква. На­ибо­лее лю­бопыт­ные из них вып­ры­гива­ют на суч­ки ста­рого де­рева. Она сно­ва на­чина­ет свис­теть, и ля­гуш­ки опять за­мол­ка­ют - слу­ша­ют. Алён­ка сме­ёт­ся, пы­та­ет­ся свис­теть, как ба­буш­ка, но у неё не по­луча­ет­ся.

     На об­ратном пу­ти они со­бира­ют хво­рост, Алён­ка то­же не­сёт нес­коль­ко хво­рос­ти­нок, она по­мога­ет ба­буш­ке.

       При­ходят до­мой, и до ве­чера ма­лень­кие нож­ки: топ-топ-топ, дет­ский смех раз­ли­ва­ет­ся ко­локоль­чи­ком. Ма­рия по­ложит свою нат­ру­жен­ную ру­ку на её свет­лую го­лов­ку, пог­ла­дит её неж­но, - вот оно счастье!

       При­еха­ли де­ти, от­дохнув­шие, за­горе­лые. За раз­го­вора­ми, за зас­толь­ем -

не­дели, как не бы­вало, и у­еха­ли к се­бе, на се­вер, и увез­ли Алён­ку.

       И опять две ста­рухи жи­вут оди­ноко в до­ме у ре­ки. Иног­да при­ез­жа­ет поч­таль­он на ве­лоси­педе, при­носит пись­ма и га­зеты, рас­ска­жет, как там ввер­ху,

в по­сёл­ке, кто за­болел, кто же­нил­ся, кто пъ­яный ху­лига­нил - всё-та­ки жи­вое сло­во.

В хо­рошую по­году си­дят на лав­ке у до­ма и лус­га­ют се­меч­ки, - под­солну­хи свои. Ле­том, в се­зон, обыч­но с и­юля, дач­ни­ки сто­ят у ху­тор­ских, и Ма­рия хо­дит по­даль­ше вдоль ре­ки на пляж, где дач­ни­ки ку­па­ют­ся. Иног­да не­сёт что-ни­будь

на про­дажу: ва­рёную ку­куру­зу, прип­равлен­ную солью и мас­лом, за­вёр­ну­тую в

по­лотен­це, что­бы до­нес­ти тёп­лой, или мо­чён­ные яб­ло­ки, а то сли­вы и гру­ши.

Спра­шива­ет она нем­но­го, дач­ни­ки всё рас­ску­па­ют, а она ещё дол­го си­дит в сто­рон­ке, смот­рит, как де­ти плес­ка­ют­ся в во­де, слу­ша­ет дет­ский смех.

       В этом го­ду ле­то бы­ло су­хое, тёп­лое. Но се­год­ня, к ве­черу, стал нак­ра­пывать дож­дик. Ма­рия за­гоня­ла ко­зу в са­рай­чик, ког­да она ус­лы­хала всплеск вё­сел. Две бай­дар­ки при­чали­ли к бе­регу, ка­кие-то лю­ди ста­ли выг­ру­жать­ся на бе­рег, и  муж­чи­на с маль­чи­ком нап­ра­вил­ся к их до­му. Они при­вет­ли­во улы­бались ещё из­да­ли.

   - Доб­рый ве­чер, хо­зяй­ка, мож­но тут, не­дале­ко от Вас, пос­та­вить па­лат­ки на ночь?

   - Да по­жалуй­ста, ми­лок, ставь­те, да Вы про­мок­ни­те, по­ка пос­та­вите, и маль­чик

про­мок­нет. А то но­чуй­те у нас, я пос­те­лю Вам на по­лу.

   - Спа­сибо, не бес­по­кой­тесь, мы быс­тро со­берём па­лат­ки, нам не при­выкать, - поб­ла­года­рил муж­чи­на. Дождь тем вре­менем при­пус­тил силь­нее, и Ма­рия нас­то­яла: " Нет, нет, иди­те в дом, мес­та всем хва­тит. Ви­дан­ное ли де­ло, мок­нуть под дож­дём, ког­да ря­дом есть кры­ша над го­ловой, зо­ви всех сво­их." Ма­рия по­весе­лела, сам Бог пос­лал ей этих лю­дей, что­бы она их при­юти­ла на ночь.

А маль­чик, та­кой бе­довый, сра­зу об­ра­довал­ся и стал всех звать:

" Ма­ма, иди­те все сю­да, тут нас ба­буш­ка к се­бе пус­ка­ет."

         Две семьи ту­рис­тов, пу­тешес­тву­ющие на бай­дар­ках, вы­тащи­ли бай­дар­ки на бе­рег и ста­ли за­носить свои мок­рые ве­щи в чис­тый и гос­тепри­им­ный дом.

А Ма­рия сра­зу же чай­ник на пли­ту, ес­ли кто за­хочет го­ряче­го чая. И да­вай чис­тить

кар­тошку, что­бы по­кор­мить не­ожи­дан­ных гос­тей, - кар­тошка это пер­вое де­ло. Пе­лагея то­же слез­ла с кро­вати и со сво­им хо­дун­ком на че­тырёх нож­ках под­се­ла к

сто­лу по­могать Ма­рии.

        А гос­ти все сим­па­тич­ные, зна­ют хо­рошее об­ра­щение.

По­ка кар­тошка ва­рит­ся, Ма­рия наб­ро­сила ста­рый, по­кой­но­го му­жа, плащ, вый­ти

в пог­реб за со­лень­ями. А маль­чон­ка, Ми­шут­кой звать, до все­го ему де­ло, тут же

увя­зал­ся за ней. Он ни­ког­да не ви­дел пог­ре­ба.

      - Ба­буш­ка, у Вас тут це­лый ма­газин.

      - Да, дет­ка. Дру­гого ма­гази­на близ­ко нет, вот у ме­ня и есть всё своё. Ну-ка, по­дер­жи фо­нарь, пос­ве­ти мне, - и Ма­рия наб­ра­ла в боль­шую мис­ку со­лёных крас­ных по­мидо­ров, огур­цов, ка­пус­ты и мо­чёных яб­лок.

      - Па­па, я был в пог­ре­бе с ба­буш­кой, - го­ворит Ми­шут­ка от­цу. - Там боль­шие боч­ки и тем­но, я дер­жал ба­буш­ке фо­нарь. Ма­рия смот­рит на от­ца маль­чи­ка, хо­роший, вид­но, муж­чи­на, по­хож на апос­то­ла у неё на кар­тинке. А мать то­нюсень­кая, не по­веришь, что уже ро­жала.

      Ма­рия нак­ры­ла стол ска­тертью, по обе сто­роны де­ревян­но­го сто­ла длин­ные

скамьи, всем хва­тит мес­та. Пос­та­вила на стол на­лив­ку, со­ленья, ды­мящу­юся

кар­тошку. А ту­рис­тки, мо­лодые жен­щи­ны, на­реза­ли кол­ба­сы, от­кры­ли кон­сервы,

на­реза­ли хлеб хо­роший, да и во­доч­ка у них ока­залась. Вот стол и го­тов, это праз­дник - по­ужи­нать в та­кой хо­рошей ком­па­нии.

        Вы­пили, за­куси­ли, и пош­ли раз­го­воры,смех, хо­рошие тос­ты. Ма­рия за­пела, и ту­рис­ты под­хва­тили её пес­ню, ока­зыва­ет­ся, зна­ют на­ши пес­ни. По­том они ста­ли петь свои пес­ни, нез­на­комые, но очень сер­дечные, и Ма­рия под­хва­тыва­ла ме­лодию и под­пе­вала, а то кра­сиво под­свис­ты­вала гос­тям на удив­ле­ние. Она рас­крас­не­лась, по­весе­лела и сме­ялась, как ког­да-то в мо­лодос­ти.

        А маль­чик воз­ле неё си­дел и ска­зал ей ти­хо: " Ба­буш­ка, ты за­кусы­вай, а то опь­яне­ешь." И Ма­рия по­дума­ла: "Иш-ты, за ме­ня пе­режи­ва­ет.  Ой, дет­ка, пра­виль­но, дав­но я не пи­ла, по хо­рошим лю­дям сос­ку­чилась."

        А Ми­шут­кин па­па, Са­ня, ска­зал тост: " Вот плы­вём мы по чис­той ре­ке, лю­бу­ем­ся кра­сотой этих мест, а се­год­ня мы встре­тились с кра­сотой че­лове­чес­кой, с ра­души­ем и гос­тепри­имс­твом.

      За Вас Марья Фё­доров­на! И за Вас Пе­лагея Фё­доров­на!

Мы очень ра­ды, что не проп­лы­ли ми­мо Ва­шего до­ма и поз­на­коми­лись с Ва­ми."

Та­кой по­лучил­ся хо­роший праз­дник у Ма­рии в до­ме.

         Жен­щи­ны по­мог­ли Ма­рии уб­рать со сто­ла, по­том зас­мотре­лись на де­ву Ма­рию с мла­ден­цем: " Марья Фё­доров­на, ка­кая у Вас ико­на кра­сивая, вид­но, ста­рин­ной ра­боты и ок­лад кра­сивый."

     - Да, сколь­ко я се­бя пом­ню, эта ико­на всег­да бы­ла в на­шем до­ме.

По­том гос­ти пос­те­лили свои спаль­ные меш­ки на пле­тён­ных под­стил­ках и быс­тро зас­ну­ли - мо­лодые ведь, сон при­ходит быс­тро.  А Ма­рия ещё дол­го не мог­ла зас­нуть, воз­буждён­ная не­ожи­дан­ным счас­тли­вым ве­чером и ти­хо всплак­ну­ла.

       На­ут­ро она прос­ну­лась чуть свет, с пе­тухом, и хо­тела вый­ти про­верить, на мес­те ли бай­дар­ки. Ми­шут­ка прос­нулся: " Ба­буш­ка, ты ку­да? Я с то­бой."

Ма­рия при­ложи­ла па­лец к гу­бам: "Шш,шш, идём, толь­ко ти­хо, - пусть пос­пят."

Дождь дав­но пе­рес­тал, с ре­ки ве­яло прох­ла­дой. Бай­дар­ки ле­жали на бе­регу,

пе­ревёр­ну­тые вверх дном.

      - Ми­шут­ка, а ты яб­ло­ки лю­бишь?

      - Да, я каж­дый день ем яб­ло­ки. Ес­ли есть яб­ло­ко каж­дый день, то бу­дешь силь­ным и не бу­дешь бо­леть.

      - Та­кой ты ум­ный, и от­ку­да ты всё зна­ешь?

      - Ма­ма ска­зала, да я всё это и сам знаю.

      - Ну раз так, пой­дём со мной, при­несём всем яб­лок.

Ма­рия по­вела Ми­шут­ку к бро­шен­ным са­дам; яб­ло­ни, за ко­торы­ми уже ник­то не уха­живал, про­дол­жа­ли да­вать пло­ды и жда­ли, ког­да кто-ни­будь со­берёт уро­жай.

Маль­чик пос­мотрел на Ма­рию хит­ры­ми гла­зами с пу­шис­ты­ми рес­ни­цами:

       - Ба­буш­ка, а нам мож­но во­ровать яб­ло­ки?

       - Во­ровать нель­зя, дет­ка, пра­виль­но, но яб­ло­ки эти те­перь ничьи, лю­ди уш­ли от­сю­да, пе­рес­та­ли они за­раба­тывать на яб­ло­ках, на­лог боль­шой пла­тить нуж­но. Вот ты под­растёшь и на­ведёшь по­рядок.

       - Да, ба­буш­ка, я на­веду по­рядок. Мы при­едем сю­да ещё, и я на­веду по­рядок.

       - Ой, маль­чик ма­лень­кий, вну­чек до­рогой, люб ты мне. Был бы та­кой вну­чек воз­ле ме­ня, вот ра­дость мне бы бы­ла, - по­дума­ла Ма­рия.

Ког­да они вер­ну­лись до­мой с кор­зи­ной яб­лок, все уже прос­ну­лись.

Ре­бята умы­вались во дво­ре, по­ливая друг дру­гу из боль­шой круж­ки, жен­щи­ны

ва­рили ка­шу на зав­трак.

     - Па­па, я пря­мо с де­рева сры­вал яб­ло­ки, они ничьи, ме­ня ба­буш­ка под­са­дила на де­рево. Мне нуж­но ещё по­кор­мить ко­зу и кро­ликов, а по­том на ого­роде я бу­ду сры­вать по­мидо­ры и огур­цы, но нель­зя ло­мать кус­ты. И я знаю, как мо­лодую кар­тошку ко­пать, ба­буш­ка нам в до­рогу на­копа­ет.

     - Мо­лодец, сы­на, я ви­жу ты под­ру­жил­ся с ба­буш­кой.

     - Ой, Са­ня, ми­лок, люб мне твой сын. Ос­тавь­те его у ме­ня, а на об­ратном пу­ти за­берё­те. Я за ним бу­ду хо­рошо смот­реть, ок­репнет он у ме­ня и ес­ли ос­та­вите у ме­ня маль­чи­ка по­гос­тить, по­дарю вам ико­ну, мне до­рогую.

    - Ма­рия Фё­доров­на, вам я бы до­верил ре­бён­ка, да са­ми мы ма­ло его ви­дим, це­лый день на ра­боте, при­ходим с ра­боты, ему ско­ро спать ло­жит­ся, толь­ко в от­пуске и ви­дим­ся с ут­ра до ве­чера. А к Вам он по­тянул­ся, чувс­тву­ет доб­рое сер­дце.

     - При­ез­жай­те к нам, бу­дете до­рогой гость­ей.

     - Да ку­да же я с Пе­лаге­ей? И од­ну её ос­та­вить нель­зя. А за приг­ла­шение спа­сибо. При­ез­жай­те в сле­ду­ющем го­ду.

      По­зав­тра­кали все вмес­те, муж­чи­ны спус­ти­ли бай­дар­ки на во­ду, ста­ли сно­сить ве­щи в бай­дар­ки. Ма­рия вы­нес­ла им ме­шок с яб­ло­ками и раз­ных ово­щей с ого­рода.

Жен­щи­ны по­дели­лись с ней кон­серва­ми. Она поб­ла­года­рила их, от их до­ма  ма­гази­ны да­леко, да и кон­сервы в ма­гази­нах пе­реве­лись.

      На до­рогу при­сели все на скамь­ях. По­том Ма­рия по­дош­ла к уг­лу, где она всег­да мо­лилась, взя­ла ико­ну в се­реб­рянном ок­ла­де, бо­горо­дицу с мла­ден­цем, по­ложи­ла её в ль­ня­ной ме­шочек и про­тяну­ла Ми­шут­ке: "Те­бе да­рю на счастье."

Он взял ико­ну серь­ёз­но и при­жал её к гру­ди.

       Бай­дар­ки от­ча­лили от бе­рега, а Ма­рия и Пе­лагея ма­хали им ру­кой.

По­том од­на бай­дар­ка раз­верну­лась и сно­ва при­чали­ла к бе­регу, из неё вы­шел Ми­шут­ка и по­бежал к их до­му со свёр­тком в ру­ках: " Мне нуж­но в ха­ту, ба­буш­ка." Он во­шёл в ха­ту и пос­та­вил ико­ну на мес­то, где она сто­яла мно­го лет.

       По­том он ут­кнул­ся в Ма­ри­ин по­дол и зап­ла­кал. Она креп­ко об­ня­ла его, и маль­чик по­бежал к ре­ке, где у бай­дар­ки его ждал отец.