Российский колониализм: реальность и отрицательство

«В не­кото­рых ака­деми­чес­ких со­об­щес­твах [Рос­сии] тер­ми­ны ко­лони­аль­ная и пос­тко­лони­аль­ная ли­тера­тура вы­зыва­ют от­торже­ние, точ­нее не­пони­мание, вос­при­нима­ют­ся как ан­ти­рус­ский дис­курс», – кон­ста­тиру­ет Эле­оно­ра Шаф­ран­ская (Мос­ков­ский го­род­ской пе­даго­гичес­кий уни­вер­си­тет). В этом, от­ме­ча­ет она, ска­зыва­ет­ся, с од­ной сто­роны, «мра­кобе­сие», а с дру­гой, «со­вет­ская инер­ция, вы­ражен­ная в том, что и до­рево­люци­он­ная Рос­сия, и Со­вет­ский Со­юз не ко­лони­аль­ные дер­жа­вы», хо­тя «уже дав­но вес­ко и ар­гу­мен­ти­рован­но до­каза­но об­ратное»ⁱ.

Ду­ма­ет­ся, не мень­шее от­торже­ние и не­пони­мание встре­ча­ют эти и дру­гие по­доб­ные тер­ми­ны у ря­довых обы­вате­лей, ведь из сте­ре­оти­пов им­пер­ско­го мыш­ле­ния, «как из кир­пи­чиков, стро­ились и по­лити­чес­кие док­три­ны, и обы­ден­ное соз­на­ние на­рода мет­ро­полии»ⁱⁱ. Ис­то­ричес­кий де­ни­ализм, ко­торый об­на­жа­ет Шаф­ран­ская, объ­яс­ня­ет­ся сох­ра­ня­ющей­ся в сов­ре­мен­ной Рос­сии им­пер­ской ве­лико­дер­жавной мен­таль­ностью и, как следс­твие, прин­ци­пи­аль­ной не­готов­ностью рос­сий­ско­го об­щес­твен­но­го мне­ния бе­зого­вороч­но приз­нать ко­лони­аль­ный (а зна­чит, нес­пра­вед­ли­вый, зах­ватни­чес­кий) ха­рак­тер бы­лой тер­ри­тори­аль­ной эк­спан­сии стра­ны. Нес­лу­чай­но, что зна­мени­тый «Ори­ен­та­лизм» Эд­варда Са­идаⁱⁱⁱ, вско­лых­нувший за­пад­ную на­уку, выз­вав в ее нед­рах пос­тко­лони­аль­ные дис­куссии и реф­лексии, ос­тался поч­ти не­вос­тре­бован­ным на­уч­ным со­об­щес­твом Рос­сии^iv. Нап­ро­тив, мно­гие ав­то­ры здесь до сих пор реп­ро­дуци­ру­ют ми­фы о поч­ти без­бо­лез­ненном, прог­рессив­ном, ис­то­ричес­ки не­из­бежном, не­об­хо­димом, це­лесо­об­разном и доб­ро­воль­ном при­со­еди­нении тех или иных на­родов и тер­ри­торий в сос­тав Рос­сии. От­ста­ива­ет­ся сом­ни­тель­ный те­зис о том, что «идея на­ци­ональ­ной ис­клю­читель­нос­ти бы­ла чуж­да рус­ским лю­дям», что «рус­ский че­ловек ни­ког­да не от­но­сил­ся к ино­род­цам с за­во­еван­ных и за­нятых зе­мель как к су­щес­твам ни­же се­бя», что «ко­лони­ализм – был» (хоть и «осо­бый», то­леран­тный, «ра­зитель­ным об­ра­зом от­ли­ча[ющий­ся] от об­ще­миро­вой прак­ти­ки»), а «ра­сиз­ма – не бы­ло» вов­се^v. Внед­ренную при Ста­лине кон­цепцию, гла­сящую, что «стрем­ле­ние прог­рессив­ной час­ти на­родов Кав­ка­за объ­еди­нить­ся в со­юз с Рос­си­ей от­ра­жало чувс­тва боль­шинс­тва»^vi, пов­то­ря­ют не толь­ко эт­ни­чес­ки рус­ские пуб­ли­като­ры, но и вос­пи­тан­ная рус­ской ко­лони­аль­ной шко­лой на­ци­ональ­ная ин­телли­ген­ция на мес­тах, вклю­чая ее че­чен­ских пред­ста­вите­лей^vii. Что­бы по­лучить ра­зом сум­марное пред­став­ле­ние об этих не­око­лони­аль­ных иде­оло­гичес­ких нар­ра­тивах, про­цити­ру­ем кан­ди­дата ис­то­ричес­ких на­ук Вла­дими­ра За­харо­ва:

В от­ли­чие от ко­лони­зации Вос­то­ка го­сударс­тва­ми За­пада, вза­имо­от­но­шения Рос­сии и на­родов Кав­ка­за бы­ли со­вер­шенно ины­ми, и го­ворить, что Кав­каз – это ко­лония Рос­сии, неп­ра­вомер­но. […]

Сов­ре­мен­ные оте­чес­твен­ные ис­сле­дова­тели А. В. Бар­наш и С. С. Ла­зарян счи­та­ют, что во­ен­но-си­ловых и ад­ми­нис­тра­тив­но-по­лити­чес­ких мер в этом про­цес­се [при­со­еди­нения Кав­ка­за к Рос­сии. – Д. Д.] бы­ло не­дос­та­точ­но. «Се­вер­ный Кав­каз тре­бова­лось не толь­ко во­ен­ны­ми ме­рами, но и куль­ту­рой пре­об­ра­зовать, и ос­ве­тить ре­ги­он, по­казать и до­казать кав­каз­ским на­родам всю си­лу но­вого для них строя жиз­ни, его по­зитив­ную, пре­об­ра­зу­ющую мощь, спо­соб­ную выр­вать их из ми­ра жес­то­кого сред­не­вековья и ро­доп­ле­мен­ных рас­прей; соз­дать для них но­вые ос­но­вы их ма­тери­аль­но­го су­щес­тво­вания, но­вые ос­но­вы их бы­та, воз­во­димые на фун­да­мен­те рус­ско-ев­ро­пей­ской куль­ту­ры». По­нима­ли это, к со­жале­нию, на Кав­ка­зе не все. С од­ной сто­роны, нег­ра­мот­ная мас­са на­рода, го­ворив­шая на раз­ных язы­ках, с дру­гой сто­роны, страх пе­ред прос­ве­щени­ем фе­одаль­ной вер­хушки, дер­жавшей на­роды в по­вино­вении и за­виси­мос­ти, к че­му при­бав­ля­лась де­ятель­ность за­рубеж­ных эмис­са­ров, снаб­жавших гор­цев не толь­ко ору­жи­ем, но и про­водив­ших огол­те­лую ан­ти­рос­сий­скую про­паган­ду, по­могая на­ходить се­бе при­вер­женцев в борь­бе с Рос­си­ей^viii.

Этот от­ры­вок – наг­лядная ил­люс­тра­ция то­го, что «ко­лони­ализм пос­то­ян­но лжет сам о се­бе и о дру­гих»^ix. Да­же в XXI ве­ке оп­ре­делен­ные кру­ги в на­уч­ном со­об­щес­тве рос­сий­ской мет­ро­полии не от­ка­зались от дав­но раз­венчан­но­го ми­фа о бре­мени бе­лого че­лове­ка, не­суще­го свет прос­ве­щения неб­ла­годар­ным от­ста­лым ди­карям, не ра­зуме­ющим собс­твен­ной поль­зы от сво­его по­рабо­щения ко­лони­зато­рами. О том, что этот бе­лый че­ловек был обут, об­разно го­воря, в лап­ти, не умел ни чи­тать, ни пи­сать и был ли­шен лич­ной сво­боды, бу­дучи собс­твен­ностью дес­по­тич­но­го го­сударс­тва, об­рекше­го его де-фак­то на по­жиз­ненную во­ен­ную ка­тор­гу^x, при этом умал­чи­ва­ет­ся, как и то, что эко­номи­ка рос­сий­ской де­рев­ни ба­зиро­валась на од­ном из са­мых при­митив­ных спо­собов ор­га­низа­ции тру­да – об­щи­не, за­менен­ной поз­днее, в со­вет­ское вре­мя, столь же ма­ло­эф­фектив­ным кол­хозным хо­зяй­ством, на­силь­но на­вязан­ным кресть­янам в хо­де ра­зори­тель­ной кол­лекти­виза­ции. Вы­ходить из кол­хо­зов и пе­ред­ви­гать­ся по стра­не без спе­ци­аль­но­го раз­ре­шения бы­ло за­коно­датель­но зап­ре­щено, что рас­смат­ри­ва­ет­ся ана­лити­ками как воз­рожде­ние кре­пос­тно­го пра­ва в иной, со­вет­ской, кон­фи­гура­ции^xi. Го­ворить в этих ус­ло­ви­ях о ка­ких-то но­вых пе­редо­вых «ос­но­вах ма­тери­аль­но­го су­щес­тво­вания», соз­данных ца­риз­мом и ком­му­низ­мом на Кав­ка­зе, пред­став­ля­ет­ся зат­рудни­тель­ным. «К зем­ле они [лез­гин­ские пле­мена] при­лага­ют столь­ко вдум­чи­вого тру­да, сколь­ко рус­ско­му кресть­яни­ну и не сни­лось […]»^xii, – приз­на­вал в 1904 го­ду пуб­ли­цист-на­ци­она­лист Ва­силий Ве­лич­ко.

Вряд ли обос­но­ваны и ут­вер­жде­ния об от­сутс­твии ра­сиз­ма у рос­сий­ских за­во­ева­телей. «Ес­ли мы об­ра­тим­ся к про­из­ве­дени­ям рус­ских ав­то­ров, то ниг­де не об­на­ружим не­ува­жения к гор­цам»^xiii, – нас­та­ива­ет За­харов, апел­ли­руя в осо­бен­ности к твор­чес­тву Лер­монто­ва. Пос­ледний, дей­стви­тель­но, глуб­же и луч­ше всех дру­гих прош­лых и сов­ре­мен­ных ли­тера­торов мет­ро­полии по­нял кав­казцев, соз­дав ше­дев­ры вро­де «Мцы­ри» (1840) и «Из­ма­ил-Бея» (1838), но вмес­те с тем в его про­из­ве­дени­ях при­сутс­тву­ют весь­ма не­лес­тные от­зы­вы офи­церов и ка­заков по ад­ре­су ту­зем­цев. «Злой че­чен пол­зет на бе­рег», «По­бой­ся Бо­га! Ведь ты не че­ченец ока­ян­ный», «Че­чен­цы, прав­да, дрянь»^xiv – все эти лер­монтов­ские фра­зы так или ина­че из­вес­тны рус­ско­му чи­тате­лю, будь то с ко­лыбе­ли, со школь­ной скамьи или прос­то по­нас­лышке. Да­же са­мо по­нятие «гор­цы» проб­ле­матич­но: во-пер­вых, оно ре­дук­тивно и сте­ре­отип­но, ведь се­веро­кав­казцы на­селя­ли всю тер­ри­торию ре­ги­она не­зави­симо от ее лан­дшаф­та (рав­ни­ны, до­лины, ущелья, пред­горья…); во-вто­рых, оно да­ло по­вод для бран­ной ин­векти­вы, ко­торую кав­казцы не­ред­ко слы­шат се­год­ня от рус­ских: «Спус­ти­лись с гор – и…» (да­лее сле­ду­ет ка­кой-ни­будь по­рок или ан­ти­об­щес­твен­ный пос­ту­пок, вме­ня­емый кол­лектив­но в ви­ну «ли­цам кав­каз­ской на­ци­ональ­нос­ти»)^xv. Ес­ли да­же ней­траль­ный ква­зи­эт­но­ним гор­цы мо­жет быть ис­поль­зо­ван для стиг­ма­тиза­ции на­ци­ональ­ных мень­шинств, тем боль­ший прос­тор ксе­нофо­бии мо­гут дать не­полит­коррек­тные выс­ка­зыва­ния, в мас­се со­дер­жа­щи­еся на стра­ницах ли­тера­туры XIX ве­ка о Кав­ка­зе. На­чать ее об­зор име­ет смысл не с Лер­монто­ва, на ко­тором фо­куси­ру­ет вни­мание За­харов, а с са­мого из­вес­тно­го из клас­си­ков – пат­ри­ар­ха рус­ской сло­вес­ности Алек­сан­дра Пуш­ки­на и его по­эмы «Кав­каз­ский плен­ник» (1822). Ха­рак­те­рис­ти­ки и эпи­теты, ис­поль­зо­ван­ные в этой по­эме для опи­сания кав­казцев («хищ­ник[и]», «раз­бой­ничьи пле­мена», «ди­кие пи­том­цы бра­ни»^xvi), ста­ли ка­нони­чес­ки­ми в рус­ской ли­тера­туре. На­ибо­лее пол­ное при­мене­ние они наш­ли в твор­чес­тве тез­ки и кол­ле­ги Пуш­ки­на, Алек­сан­дра По­лежа­ева. Реп­ресси­рован­ный за воль­но­думс­тво, по­эт был сос­лан в 1829 го­ду на кав­каз­ский фронт, где на­писал се­рию сти­хот­во­рений и по­эм о со­быти­ях на че­чен­ском те­ат­ре во­ен­ных дей­ствий – о том, как «сре­ди ежед­невных сты­чек и сра­жений при раз­ных мес­тах в Чеч­не» «ге­ро[и] пол­ночно­го ца­ря» «вез­де раз­но­сят ис­треб­ленье», в ре­зуль­та­те че­го «хле­щет ручь­ями вар­вар­ская кровь» и ис­че­за­ет, «це­пенея, не­навис­тный му­суль­ман»^xvii. Гор­цев По­лежа­ев об­зы­ва­ет «зве­ропо­доб­ным на­родом», «бес­смыс­ленной стра­ной», «глуп­ца­ми», «за­коре­нелы­ми не­веж­да­ми», «вар­ва­рами», «изу­вера­ми»^xviii и про­чими хлес­тки­ми сло­вами. Шо­винизм ссыль­но­го по­эта нас­толь­ко оче­виден, что да­же его за­щит­ни­ки вы­нуж­де­ны приз­нать: «[…] По­лежа­ев во­об­ще от­ри­цал пра­во мес­тно­го на­селе­ния сра­жать­ся за сво­боду род­ных гор и сте­пей»^xix. В этом пра­ве от­ка­зыва­ли кав­казцам и дру­гие сол­да­ты им­пе­рии, в кол­лектив­ных пес­нях ко­торых на­ходим, нап­ри­мер, та­кие стро­ки: «Ата­гин­цы-со­баки со­бира­лися с хан­ка­лин­ца­ми, / Хан­ка­лин­цы-со­баки со­бира­лись с ал­да­дин­ца­ми; / […] Не хо­тели пус­тить си­лу-ар­ме­юш­ку»^xx. Да­же чет­верть ве­ка спус­тя пос­ле по­коре­ния Се­веро-Вос­точно­го Кав­ка­за в от­но­шени­ях ти­туль­ной на­ции мет­ро­полии к гор­цам пре­вали­ру­ет пре­неб­ре­житель­ный тон: по сви­детель­ству од­но­го пу­тешес­твен­ни­ка, по­сетив­ше­го ре­ги­он в пер­вой по­лови­не 1880-х го­дов, рус­ские ко­лонис­ты на­зыва­ли мес­тных ав­тохто­нов «го­лоло­бой Ази­ей» и «та­тар­вой»^xxi. Та­кой же ин­то­леран­тностью от­ли­чались рус­ские по­селен­цы в Си­бири: для них «ино­родец су­щес­тво низ­кое… им все гну­ша­ют­ся, счи­тая его по­ганым», док­ла­дыва­ло Рус­ское ге­ог­ра­фичес­кое об­щес­тво по ито­гам по­левых ис­сле­дова­ний в Сур­гу­те. «Пер­вый, глав­ней­ший и на­ибо­лее упор­ный, пред­рассу­док сур­гу­тян от­но­ситель­но ос­тя­ков вы­ража­ет­ся сло­вами: “ос­тяк-со­бака”… С это­го пун­кта нель­зя сбить сур­гу­тяни­на. […] Эта ха­рак­те­рис­ти­ка, впро­чем, от­но­сит­ся не к од­ним ос­тя­кам, а ко всем про­чим за­ез­жа­ющим сю­да ино­род­цам: са­мо­едам, тун­гу­сам, та­тарам»^xxii. У жи­телей Мос­ко­вии с XV ве­ка «об­ра­зова­лась не­тер­пи­мость к чу­жим ве­рам, през­ре­ние к чу­жим на­род­ностям, вы­соко­мер­ное мне­ние о се­бе», сле­ду­ет из ра­бот ис­то­рика Ни­колая Кос­то­маро­ва: мос­кви­тяне «счи­тали се­бя единс­твен­ным из­бран­ным на­родом в ве­ре», «чуть толь­ко что-ни­будь бы­ло нес­ходно с их на­род­ностью, то зас­лу­жива­ло през­ре­ния, счи­талось ересью; на все не свое они смот­ре­ли свы­сока»^xxiii. С го­речью иро­низи­ру­ет над «об­ру­ситель­ным куль­тур­тре­герс­твом» в Фин­ляндии Алек­сандр Куп­рин в очер­ке «Нем­ножко Фин­ляндии» (1908), опи­сывая «кар­ти­ну в ис­тинно рус­ском жан­ре»: про­ез­жие под­рядчи­ки из глу­бин­ной Рос­сии с ха­рак­терным «през­ре­ни­ем ко все­му не­рус­ско­му» по­теша­ют­ся над до­вер­чи­востью фин­нов и ру­га­ют их «ана­фема­ми» и «чу­хон­ца­ми»^xxiv. Иван Бу­нин, наб­лю­дав­ший с Куп­ри­ным эту сце­ну, так­же упо­мина­ет в сво­их вос­по­мина­ни­ях «то не­доб­ро­жела­тель­ство, сме­шан­ное с през­ре­ни­ем, ка­кое есть у нас к ино­род­цам», в час­тнос­ти к кав­казцам^xxv…

Все эти и дру­гие ана­логич­ные сви­детель­ства поз­во­ля­ют усом­нить­ся в от­сутс­твии ксе­нофоб­ных и ра­совых пред­рассуд­ков у цен­траль­но­го го­сударс­тво­об­ра­зу­юще­го на­рода Рос­сии, ка­ковы­ми де-фак­то яв­ля­лись и яв­ля­ют­ся рус­ские. С по­яв­ле­ни­ем во вто­рой по­лови­не XIX ве­ка «идей на­ци­она­лиз­ма и шо­виниз­ма им­пер­ское соз­на­ние рус­ских в зна­читель­ной сте­пени ин­тегри­рова­ло эти идеи, – пи­шет док­тор ис­то­ричес­ких на­ук Ев­ге­ний Ани­симов. – Ус­той­чи­вые и ра­нее в им­пер­ском соз­на­нии об­ра­зы внеш­них и внут­ренних вра­гов Рос­сии – “по­ганых ба­сур­ман”, “спе­сивых по­лячи­шек”, “глу­пых хох­лов”, “про­дав­ших Хрис­та жи­дов”, во­об­ще всех “нех­ристей”, “нем­цев” ес­тес­твен­но вош­ли в иде­оло­гию рус­ско­го шо­виниз­ма, ко­торая за­няла вид­ное мес­то в по­лити­ке со вре­мен Алек­сан­дра III»^xxvi. В XXI ве­ке спи­сок этих внеш­не- и внут­ри­поли­тичес­ких нед­ру­гов не так уж силь­но и из­ме­нил­ся, а сле­ду­ющее за­меча­ние Ани­симо­ва, да­тиру­емое 1996 го­дом, се­год­ня ста­ло толь­ко ак­ту­аль­нее: «Мысль о том, что ук­ра­ин­цы – это са­мос­то­ятель­ный на­род, име­ющий свое су­верен­ное го­сударс­тво, вы­зыва­ет у рус­ских сом­не­ние. В прин­ци­пе, ук­ра­ин­цы иден­ти­фици­ру­ют­ся рус­ски­ми как рус­ские, го­воря­щие на пло­хом рус­ском язы­ке»^xxvii. (Вспом­ним сло­ва пре­зиден­та Рос­сии Вла­дими­ра Пу­тина во вре­мя его «Пря­мой ли­нии» с рос­си­яна­ми 16 ап­ре­ля 2015 го­да: «Я во­об­ще не де­лаю раз­ни­цы меж­ду ук­ра­ин­ца­ми и рус­ски­ми. Я счи­таю, что это во­об­ще один на­род»^xxviii. 3 мар­та се­го го­да Пу­тин пов­то­рил эти сло­ва на Со­вете бе­зопас­ности РФ: « […] я ни­ког­да не от­ка­жусь от сво­его убеж­де­ния, что рус­ские и ук­ра­ин­цы – один на­род. Да­же нес­мотря на то, что часть жи­телей Ук­ра­ины за­пуга­ли, мно­гие обол­ва­нены на­цис­ткой на­ци­она­лис­ти­чес­кой про­паган­дой […]»^xxix.)

До не­дав­не­го вре­мени ста­биль­ным в Рос­сии ос­та­валось и нас­то­рожен­ное от­но­шение к кав­казцам. Сог­ласно со­ци­оло­гичес­ко­му ис­сле­дова­нию, про­веден­но­му в 2013 го­ду ве­дущей не­зави­симой ор­га­низа­ци­ей по изу­чению об­щес­твен­но­го мне­ния в стра­не – «Ле­вадой-цен­тром» (ино­агент), 54% рос­си­ян счи­тали, что сле­ду­ет ог­ра­ничить про­жива­ние в стра­не уро­жен­цев Кав­ка­за. Нес­мотря на то, что пос­ледние яв­ля­ют­ся граж­да­нами Рос­сии, «в мас­со­вом соз­на­нии до­мини­ру­ет та­кой сте­ре­отип, объ­еди­ня­ющий их всех как “чу­жих”», по­яс­нял ди­рек­тор цен­тра, со­ци­олог Лев Гуд­ков. Он свя­зывал эту ни­зовую ксе­нофо­бию «с пос­ледс­тви­ями вой­ны в Чеч­не, с рас­простра­нени­ем се­пара­тиз­ма, с уг­ро­зой тер­ро­риз­ма» и тай­ным осоз­на­ни­ем «нес­пра­вед­ли­вос­ти» вой­ны в Чеч­не, с «мут­ным чувс­твом ви­ны», ко­торое не приз­на­ет­ся, а суб­ли­миру­ет­ся в «аг­рессию про­тив вы­ход­цев с Кав­ка­за»^xxx. По дан­ным оп­ро­са на те­му ксе­нофо­бии и ра­сиз­ма, про­веден­но­го тем же «Ле­вадой-цен­тром» в ав­густе 2020 го­да, че­чен­цы по-преж­не­му вхо­дили в пя­тер­ку са­мых «не­жела­тель­ных» эт­но­сов: 44% оп­ро­шен­ных хо­тели бы, что­бы их не пус­ка­ли в Рос­сию или пус­ка­ли толь­ко вре­мен­но^xxxi. Осо­бен­ную пи­кан­тность ре­зуль­та­там та­ких оп­ро­сов при­да­ет тот факт, что че­чен­цы как раз-та­ки сто­лети­ями до­бива­лись то­го, что­бы их, как лю­бых инос­тран­цев, пус­ка­ли в Рос­сию толь­ко вре­мен­но, пре­дос­та­вив им вож­де­лен­ную не­зави­симость, но рос­сий­ский элек­то­рат им в этом от­ка­зал, из­брав на пост пре­зиден­та быв­ше­го че­кис­та не за ка­кую-то его эко­номи­чес­кую, фис­каль­ную, пен­си­он­ную и иную пред­вы­бор­ную прог­рамму, как это при­нято де­лать в нор­маль­ных де­мок­ра­тичес­ких стра­нах, а за од­но-единс­твен­ное не­цен­зурное обе­щание «мо­чить в сор­ти­ре» че­чен­цев^xxxii. «В Рос­сии боль­ным ока­залось все об­щес­тво – оно при­сяг­ну­ло че­лове­ку, приз­вавше­му “мо­чить в сор­ти­рах”»^xxxiii, – с го­речью ска­жет спус­тя го­ды пра­воза­щит­ни­ца Еле­на Сан­ни­кова.

Се­год­ня, в свя­зи с бо­евы­ми дей­стви­ями в Ук­ра­ине, в ко­торых учас­тву­ют все рос­си­яне, вклю­чая нац­ме­нов, мне­ние о кав­казцах, воз­можно, улуч­ши­лось. Но это ско­рее пло­хая но­вость, чем хо­рошая, ведь по­луча­ет­ся так, что на­ци­ональ­ное мень­шинс­тво, что­бы удос­то­ить­ся бла­гос­клон­ности «боль­шо­го бра­та», дол­жно ид­ти под пу­ли про­ливать свою и чу­жую кровь за пос­то­рон­ние ин­те­ресы. На­ив­ность рос­си­ян иной раз нас­толь­ко ве­лика, что их ком­пле­мен­тарные, ка­залось бы, от­зы­вы о ма­лых на­родах, чьи пред­ста­вите­ли во­юют в Ук­ра­ине, вго­ня­ют в ис­пан­ский стыд. «На­ши и так неп­ло­хо [справ­ля­ют­ся]. При­чем щас на­ши пе­реш­ли уже Лу­ганск, а это уже гор­ные боль­ше сте­пи. А че­чены... ну, это их­няя сти­хия по фак­ту»^xxxiv, – го­ворил один мо­лодой рос­си­янин в на­чале и­юня в раз­го­воре по чат-ру­лет­ке с бло­гером Ан­дре­ем Ми­роно­вым. Па­радокс си­ту­ации в том, что этот мо­лодой че­ловек, как и мно­гие его со­оте­чес­твен­ни­ки, су­дят о ка­дыров­ских си­лови­ках по их пол­ным ан­ти­подам и кров­ным вра­гам – бор­цам за не­зави­симость Чеч­ни се­реди­ны 1990-х, ког­да «му­равей по­бедил сло­на», по вы­раже­нию фран­цуз­ско­го со­вето­лога Ива Ко­эна: «[…] За двад­цать ме­сяцев од­на из ве­личай­ших ар­мий ми­ра, под­креп­ленная од­ной из са­мых хо­рошо ос­на­щен­ных по­лиций ми­ра, – все­го 100 тыс. че­ловек, – не смог­ла спра­вить­ся с 5 тыс. ком­ба­тан­тов, не об­ла­да­ющих тя­желым во­ору­жени­ем»^xxxv. Это ис­то­ричес­кое чу­до объ­яс­ня­лось вы­сокой мо­тиви­рован­ностью тог­дашних че­чен­цев, ко­торые сра­жались у се­бя до­ма, где, как гла­сит пос­ло­вица, и сте­ны по­мога­ют. «[…] Это бы­ла на­род­но-ос­во­боди­тель­ная борь­ба. […] Бы­ло со­вер­шенно оче­вид­но, на чем ос­но­вывал­ся вы­сокий бо­евой дух. По­нят­но, что лю­ди во­ева­ли за свою зем­лю, за свои се­ла. […] И к сво­ей вой­не у них бы­ло та­кое лю­бопыт­ное от­но­шение: они к ней от­но­сились так же, как к Ве­ликой Оте­чес­твен­ной вой­не. У них не бы­ло дру­гого ана­лога. […] И на­до за­метить, что та­кие вой­ны не про­иг­ры­ва­ют­ся»^xxxvi, – вспо­минал в 2014 го­ду жур­на­лист Ми­ха­ил Ше­велев. Нич­то из это­го, по­нят­ное де­ло, не при­мени­мо к ка­дыров­цам, за­дей­ство­ван­ным в Ук­ра­ине. Бу­дучи прос­ты­ми вин­ти­ками по­лицей­ско-реп­рессив­но­го ап­па­рата то­тали­тар­но­го ре­жима, спе­ци­али­зиру­ющи­мися на по­каза­тель­ных реп­ресси­ях и на­силь­ствен­ных по­хище­ни­ях граж­дан­ских лиц, ка­дыров­цы не при­год­ны для ре­аль­ных во­ен­ных дей­ствий про­тив кон­венци­ональ­ных сил про­тив­ни­ка. По­это­му ожи­дать от них ка­кой-то осо­бен­ной поль­зы и эф­фектив­ности на ук­ра­ин­ском фрон­те бес­смыс­ленно.

Вер­немся, од­на­ко, к на­шим ба­ранам, что­бы про­ком­менти­ровать еще од­но кли­ше, ар­ти­кули­ру­емое За­харо­вым и его еди­номыш­ленни­ками не толь­ко в Рос­сии, но и на За­паде. Оно сос­то­ит в том, что кон­флик­то­ген­ность кав­каз­ско­го пе­решей­ка, осо­бен­но в ее се­веро-за­пад­ной час­ти, со сто­роны Чер­но­го мо­ря, ин­спи­риро­валась из­вне – коз­ня­ми ге­опо­лити­чес­ких со­пер­ни­ков Рос­сий­ской им­пе­рии. Од­ним из ярых при­вер­женцев этой идеи яв­ля­ет­ся швей­цар­ский жур­на­лист Эрик Хес­ли, на­писав­ший об этом це­лую кни­гу – «По­коре­ние Кав­ка­за. Ге­опо­лити­чес­кая эпо­пея и вой­ны за вли­яние» (2006). На де­ле эта кни­га до­казы­ва­ет ско­рее об­ратное то­му, что вы­несе­но в ее за­голо­вок, а имен­но – упор­ное не­жела­ние бри­тан­ской ко­роны про­тянуть ру­ку по­мощи жи­телям Се­веро-За­пад­но­го Кав­ка­за в их борь­бе с рос­сий­ской эк­спан­си­ей, нес­мотря на пла­мен­ные при­зывы от­дель­ных ан­глий­ских ак­ти­вис­тов («ру­софо­бов», по оп­ре­деле­нию Хес­ли) ока­зать чер­ке­сам во­ен­ную по­мощь. Рав­но­душие ми­нис­тра инос­тран­ных дел Ан­глии лор­да Пал­мер­сто­на к рус­ско-кав­каз­ско­му кон­флик­ту бы­ло та­ково, что не толь­ко про­чер­кес­ское лоб­би Ту­ман­но­го Аль­би­она, но да­же бу­дущий вождь ми­рово­го про­лета­ри­ата Карл Маркс за­подоз­ри­ли ми­нис­тра в тай­ной ра­боте на Рос­сию^xxxvii. Ес­ли бы за­пад­ные дер­жа­вы всерь­ез бы­ли за­ин­те­ресо­ваны в вы­дав­ли­вании Рос­сии из при­чер­но­мор­ско­го по­бережья, они, ве­ро­ят­но, нас­то­яли бы на этом во вре­мя ка­питу­ляции Рос­сии по ито­гам Крым­ской вой­ны (1853-1856). Меж­ду тем, ни­чего по­доб­но­го не про­изош­ло, и Крым­ская вой­на ос­та­лась в ан­на­лах ис­то­рии «упу­щен­ным шан­сом для чер­кес­ской не­зави­симос­ти»^xxxviii.

О том, как ма­ло вол­но­вала за­пад­ную об­щес­твен­ность судь­ба Кав­ка­за вид­но со слов поль­ско­го эмиг­ранта Яна Чинь­ско­го:

Кто по­верит че­рез сто лет, что у жи­телей За­пад­ной Ев­ро­пы […] нет ни ма­лей­ше­го зна­ния, ни ма­лей­шей идеи об об­щес­твен­ном и по­лити­чес­ком сос­то­янии дел в Мос­кве? […] кто по­верит, что тут не зна­ют, ко­го Рос­сия уже по­кори­ла, а кто все еще сра­жа­ет­ся с ней? [...]

А ведь, ка­жет­ся, ис­то­ричес­ки об­ще­из­вес­тно, что один из са­мых му­жес­твен­ных на­родов [чер­ке­сы] на­ходит­ся сей­час в сос­то­янии вой­ны с са­мой мо­гущес­твен­ной им­пе­ри­ей в ми­ре и за­щища­ет­ся от нее с нес­лы­хан­ной от­ва­гой, но ник­то не зна­ет во Фран­ции, кто во­юет, где, в ка­ком ко­личес­тве... и ни один по­литик не по­бывал на по­ле бра­ни, что­бы удос­то­верить­ся в при­роде кон­флик­та и по­мочь тем, кто от­ра­жа­ет аг­рессию, ес­ли не ору­жи­ем и зо­лотом, то хо­тя бы спа­ситель­ным со­ветом^xxxix.

Фран­цуз­ская со­ци­алис­ти­чес­кая га­зета «La Phalange» в сво­ей ре­цен­зии на пам­флет Чинь­ско­го, в ко­торой так­же ци­тиру­ет­ся вы­шеп­ри­веден­ный пас­саж, сог­ла­ша­ет­ся в це­лом с из­ло­жен­ны­ми в нем по­ложе­ни­ями и под­твержда­ет, что они «ма­ло­из­вес­тны» за­пад­ной пуб­ли­ке^xl.

Их эпо­хи в эпо­ху, в хо­де оче­ред­ных ис­то­ричес­ких пот­ря­сений (де­пор­та­ций, войн), дру­гие го­лоса, сли­ва­ясь в уни­сон с Яном Чинь­ским, вы­ража­ли не­до­уме­ние про­води­мой За­падом по­лити­ке нев­ме­шатель­ства, а то и пря­мого по­така­ния Рос­сии на Се­вер­ном Кав­ка­зе: че­чен­ский со­вето­лог Аб­ду­рах­ман Ав­торха­нов, рос­сий­ская пра­воза­щит­ни­ца Еле­на Бон­нер, за­пад­ные жур­на­лис­ты Дэ­ни­эл Син­гер, Де­ни Эть­енн, Ла­ура Ман­де­виль^xli и мно­гие дру­гие.

Тем не ме­нее, в са­мой Рос­сии, в час­тнос­ти в ри­тори­ке Крем­ля^xlii, уко­ренил­ся син­дром «осаж­денной кре­пос­ти», в си­лу ко­торо­го в лю­бом кон­флик­те на пос­тсо­вет­ском прос­транс­тве ви­дит­ся ру­ка За­пада. Не ста­ли ис­клю­чени­ем ни рос­сий­ско-че­чен­ские вой­ны ру­бежа сто­летий^xliii, ни ны­неш­няя «спе­ци­аль­ная во­ен­ная опе­рация» в Ук­ра­ине^xliv.

В зак­лю­чение, воз­вра­ща­ясь к те­ме ис­то­ричес­ко­го де­ни­ализ­ма, хо­телось бы при­вес­ти сло­ва про­фес­со­ра Ев­ро­пей­ско­го уни­вер­си­тета в Санкт-Пе­тер­бурге, ис­то­рика и ан­тро­поло­га Сер­гея Аба­шина:

Не­кото­рые рос­сий­ские чи­нов­ни­ки го­ворят: Рос­сия ни­ког­да ни­кого не за­во­евы­вала, ни на ко­го не на­пада­ла. Но на­ша ис­то­рия – это и ис­то­рия за­во­ева­ний, это оче­вид­но. Мы дол­жны приз­нать эти за­во­ева­ния, от­кры­то го­ворить о них. Да, бы­ли пог­ро­мы, был ге­ноцид, бы­ли реп­рессии. Мы дол­жны это ре­конс­тру­иро­вать, объ­яс­нять, пи­сать в учеб­ни­ках, соз­да­вать му­зеи.^xlv

Спи­сок ис­поль­зо­ван­ных ис­точни­ков: