ЭКСКУРСОВОД

Ис­то­рия, ес­ли вос­при­нимать ее как на­уку, по­кажет­ся нем­но­гим за­нят­ней ма­тема­тичес­ко­го спра­воч­ни­ка, сос­то­яще­го из чи­сел и по­яс­не­ний к ним. Ес­ли же рас­смат­ри­вать ее как по­ле для иг­ры во­об­ра­жения, то ед­ва ли най­дет­ся пред­мет ув­ле­катель­ней. Не­кото­рые со­бытия хо­роши нас­толь­ко, что поп­росту не мог­ли не про­изой­ти, хо­тя ни­ког­да не про­ис­хо­дили. Миф всег­да боль­ше ре­аль­нос­ти, вы­мысел силь­нее прав­ды. Ко­му ин­те­рес­но знать, что Аляс­ка бы­ла про­дана Аме­рике при Алек­сан­дре Вто­ром, что­бы вып­ла­тить ком­пенса­цию по­мещи­кам пос­ле от­ме­ны кре­пос­тно­го пра­ва? Ку­да за­нима­тель­ней вы­дум­ка, буд­то ее про­дала Ека­тери­на Ве­ликая, что­бы по­шить се­бе ка­кое-то не­веро­ят­ное платье с жем­чу­гами и брил­ли­ан­та­ми.

Тя­гу к этой об­ласти поз­на­ний я, ви­димо, унас­ле­довал от од­но­го из мо­их де­душек, быв­ше­го в свое вре­мя до­цен­том на ка­фед­ре ис­то­рии Ки­ев­ско­го Уни­вер­си­тета. Впро­чем, нас­ледс­тво дос­та­лось мне в нес­коль­ко ис­ка­жен­ном ка­чес­тве: ес­ли дед мой лю­бил ис­то­рию в единс­твен­ном чис­ле, то я по­любил ее во мно­жес­твен­ном, в ви­де ис­то­рий, ко­торы­ми я щед­ро де­лил­ся с друзь­ями и зна­комы­ми - бе­зот­казны­ми слу­шате­лями и доб­ро­воль­ны­ми жер­тва­ми мо­их мис­ти­фика­ций. Я да­же прос­лыл спе­ци­алис­том в ис­то­ричес­ких воп­ро­сах, пос­коль­ку знал хоть что-то, в от­ли­чие от мо­их при­яте­лей, по боль­шо­му сче­ту не знав­ших ни­чего. Я с упо­ени­ем бро­сал се­мена фан­та­зии в бла­годат­ную поч­ву не­вежес­тва, нис­коль­ко при этом не за­ботясь об уро­жае. Се­мена, меж тем, про­рос­ли и од­нажды нас­ту­пило вре­мя жат­вы. Слух обо мне до­шел до со­вер­шенно нез­на­комых мне лю­дей, ко­торые ре­шили от­крыть что-то вро­де час­тно­го ту­рис­ти­чес­ко­го бю­ро и ус­тра­ивать по­ез­дки по Ев­ро­пе для об­ре­тав­шей­ся в Гер­ма­нии рус­ско­языч­ной пуб­ли­ки. Как-то ве­чером мне поз­во­нили и при­ят­ный жен­ский го­лос ос­ве­домил­ся:

- Ал­ло? Здравс­твуй­те. Это Ми­ша? Мож­но вас так на­зывать?

- Ми­шей мож­но, - от­ве­тил я. - А Ин­но­кен­ти­ем нель­зя.

- Ка­ким Ин­но­кен­ти­ем? - уди­вил­ся го­лос.

- Ни­каким. Раз уж ро­дите­ли не­ос­то­рож­но наз­ва­ли ме­ня Ми­шей, не ви­жу по­вода на­зывать ме­ня как-ни­будь по-дру­гому.

Труб­ка хмык­ну­ла.

- Вот и чу­дес­но. Ме­ня, кста­ти, зо­вут Ри­той. Мы с му­жем...

- Жаль, - ска­зал я.

- Что жаль?

- Жаль, что вы с му­жем.

- О Гос­по­ди! - ска­зала труб­ка. - Лад­но, бли­же к су­ти. Ми­ша, вы не хо­тите по­ехать в Бель­гию?

Приз­нать­ся, я нем­но­го уди­вил­ся.

- Не хо­чу по­казать­ся не­веж­ли­вым, - от­ве­тил я, - но ка­кое вам де­ло до то­го ку­да я хо­чу по­ехать, а ку­да не хо­чу?

- Вы не по­няли. Это я приг­ла­шаю вас по­ехать в Бель­гию.

- С ва­ми?

- И со мной, и с мо­им му­жем...

- Вы пред­ла­га­ете мне m?nage ? trois?

- Что я вам пред­ла­гаю?

- Ну, что-то вро­де трой­ствен­ных от­но­шений.

- Вы с ума сош­ли! Пос­лу­шай­те, Ми­ша, я и мой муж ор­га­низо­выва­ем двух­днев­ную по­ез­дку в Брюс­сель и Брюг­ге для рус­ско­языч­ных ту­рис­тов. Нам ну­жен эк­скур­со­вод. Один ваш друг по­реко­мен­до­вал мне вас как че­лове­ка, ко­торый раз­би­ра­ет­ся в жи­вопи­си и в ис­то­рии.

- Это ко­торый друг? - по­ин­те­ресо­вал­ся я.

- Алек­сей. Але­ша Жа­ворон­ков.

- Ле­ха, что ли? У вас ус­та­рев­шие све­дения. Он мне боль­ше не друг.

- По­чему?

- По­тому что. Вы бы ста­ли дру­жить с че­лове­ком, ко­торый, чуть ся­дешь с ним за стол, на­пива­ет­ся, бу­янит и ле­зет в дра­ку?

- По­жалуй, нет.

- Вот и он не хо­чет.

Не­кото­рое вре­мя труб­ка мол­ча­ла. За­тем сно­ва пос­лы­шал­ся го­лос Ри­ты:

- Вы шу­тите?

- Шу­чу, ко­неч­но.

- То есть, на­гова­рива­ете на се­бя?

- Ес­тес­твен­но, на­гова­риваю.

- За­чем?

- Что­бы вы бы­ли го­товы к худ­ше­му и не ра­зоча­рова­лись при встре­че.

- Ну-ну, - про­гово­рила Ри­та. - Так что нас­чет Бель­гии?

- Хо­рошая стра­на, - ска­зал я. - Я там не был ни ра­зу.

- Вот ви­дите. А те­перь ма­ло то­го, что по­быва­ете, так еще и день­ги за­рабо­та­ете.

- Сколь­ко? - Я ожи­вил­ся.

- Трис­та ма­рок вас ус­тро­ит? Плюс ночь в гос­ти­нице с зав­тра­ком. Вы ког­да-ни­будь за­раба­тыва­ли трис­та ма­рок за два дня?

- Нет. Толь­ко за од­ну ночь и без зав­тра­ка.

Ри­та вздох­ну­ла.

- С ва­ми чер­тов­ски труд­но раз­го­вари­вать. Сколь­ко вам лет?

- Трид­цать один.

- А ве­дете се­бя, как двад­ца­тилет­ний. Ко­роче, вы сог­ласны?

- Я-то сог­ла­сен. Толь­ко как я бу­ду во­дить ту­рис­тов по го­родам, в ко­торых ни ра­зу не был?

- Не вол­нуй­тесь, Ми­ша. Этим зай­мет­ся брюс­сель­ский эк­скур­со­вод. Ва­шей обя­зан­ностью бу­дет за­нимать лю­дей ис­то­ричес­ки­ми све­дени­ями, по­ка мы бу­дем ехать в ав­то­бусе, а так­же вес­ти эк­скур­сию в му­зе­ях. Рас­ска­жете о ху­дож­ни­ках, о кар­ти­нах. Але­ша го­ворил, что вы хо­роший рас­сказ­чик.

- Але­ша сво­лочь, - за­явил я.

- По­чему это он сво­лочь?

- По­тому что я всег­да не­нави­дел эк­скур­со­водов. А те­перь по его ми­лос­ти сам та­ким ста­ну.

- Зна­ете что, - ска­зала Ри­та, - ес­ли для вас это так прин­ци­пи­аль­но - от­ка­житесь и по­кон­чим с этим.

- Я что, иди­от, от­ка­зывать­ся от трех­сот ма­рок? Вы ме­ня ис­ку­сили. Я те­перь Адам, соб­лазнен­ный, из­гнан­ный из рая и вы­нуж­денный в по­те ли­ца сво­его за­раба­тывать хлеб на су­ровых бель­гий­ских прос­то­рах.

- Ну, сла­ва Бо­гу, - с ус­та­лым об­легче­ни­ем вы­дох­ну­ла Ри­та. - Зна­чит, уви­дим­ся че­рез не­делю. По­ка-по­ка.

Она с не слиш­ком уч­ти­вой пос­пешностью по­веси­ла труб­ку.

- Хам­ка, - ска­зал я.

За­тем по­думал и наб­рал но­мер Алеш­ки Жа­ворон­ко­ва.

- Да? - раз­дался в труб­ке его не­доволь­ный го­лос.

- При­вет, Лё­ха, - ска­зал я. - А я в Бель­гию еду.

- Я в кур­се, - от­ве­тил Ле­ха.

- А ты в кур­се, что ты сво­лочь?

- В кур­се.

- Я так и ду­мал. Что те­бе при­вез­ти из Бель­гии?

- Пи­ва бель­гий­ско­го при­вези.

- Лад­но. При­везу те­бе пи­ва и ста­ту­эт­ку Пи­са­юще­го маль­чи­ка.

- На чёр­та мне сдал­ся твой Пи­са­ющий маль­чик?

- Чтоб ты знал, для че­го пи­во пь­ешь. Слу­шай, а сколь­ко этой Ри­те лет?

- Ка­кой Ри­те?

- Ко­торой ты ме­ня с пот­ро­хами сдал.

- Аа... Со­рок.

- Ть­фу... Сво­лочь ты, Але­ша.

- Я в кур­се.

Он, не поп­ро­щав­шись, по­весил труб­ку.

- Хам, - ска­зал я.

Не­делю спус­тя, в тем­ное и про­моз­глое но­ябрь­ское ут­ро, прип­равлен­ное мо­рося­щим дож­дем и нес­пешно опа­да­ющи­ми листь­ями, наш ав­то­бус с со­рока пятью ту­рис­та­ми на бор­ту вы­ехал в сто­рону Брюс­се­ля. Об­щес­тво по­доб­ра­лось поч­тенное - в ос­новном это бы­ли не­моло­дые уже лю­ди лет пя­тиде­сяти, а то и шес­ти­деся­ти, а од­но­му ста­рич­ку бы­ло от ду­ши за семь­де­сят. Раз­но­об­ра­зила этот ге­рон­та­рий мо­лодень­кая чер­но­воло­сая де­вуш­ка лет двад­ца­ти пя­ти с от­но­ситель­но при­ят­ным ли­цом и по-ло­шади­ному боль­ше­зубой улыб­кой. Впро­чем, пу­тешес­тво­вала она не од­на, а в ком­па­нии ро­дите­лей - столь же боль­ше­зубой ма­маши, за­бот­ли­во при­сев­шей по со­седс­тву с нею, и нев­зрач­но­го на вид от­ца, рас­по­ложив­ше­гося на си­деньи сза­ди и неж­но ды­шав­ше­го ей в за­тылок. Бы­ло око­ло шес­ти ут­ра, я не выс­пался, да и ос­таль­ные пас­са­жиры от­кро­вен­но кле­вали но­сами. Я рас­су­дил, что столь сон­ли­вому соб­ра­нию мень­ше все­го в нас­то­ящий мо­мент тре­бу­ет­ся ани­матор и соб­рался бы­ло зад­ре­мать, но в этот мо­мент на­до мною скло­нилась изящ­ная фи­гур­ка.

- Про­шу про­щения, - ска­зала фи­гур­ка, - Ми­ша - это вы?

- Ми­ша - это я.

Да­же в по­луть­ме ав­то­буса мож­но бы­ло раз­гля­деть уди­витель­ной кра­соты ли­цо с боль­ши­ми зе­лены­ми гла­зами, ми­ло вздер­ну­тым но­сиком и чуть при­пух­лы­ми гу­бами. Кон­чи­ки вь­ющих­ся свет­ло-ру­сых во­лос ще­кот­ну­ли мне лоб.

- Кто вы, неж­ный ан­гел?  - по­ин­те­ресо­вал­ся я.

- Ри­та. - Ли­цо улыб­ну­лось. - Мы с ва­ми име­ли удо­воль­ствие бе­седо­вать по те­лефо­ну.

- Ка­кая, всё же, сво­лочь, - по­качал го­ловой я.

- Что?!

- Алёш­ка Жа­ворон­ков - сво­лочь.

- Я смот­рю, вы очень лю­бите ва­шего дру­га, - Ри­та сно­ва улыб­ну­лась.

- До бес­па­мятс­тва. Я при­везу ему из Бель­гии нес­коль­ко бу­тылок пи­ва и каж­дую из них ра­зобью о его иди­от­скую го­лову.

- За что та­кая не­милость?

- За то, что он мне ска­зал, буд­то вам со­рок лет.

- В са­мом де­ле, сво­лочь. Мне все­го трид­цать де­вять.

- Вре­те!

- Стран­ная у вас ма­нера де­лать ком­пли­мен­ты..

- Это по­тому что я изыс­кан до гру­бос­ти. Слу­шай­те, Ри­та, са­дитесь ря­дом со мною. Пас­са­жиры спят, рас­ска­зывать им что-ли­бо бес­смыс­ленно. А вам од­ной я рас­ска­жу та­кое...

- Ис­то­рию Бель­гии?

- Да хоть Но­вой Зе­лан­дии. Ка­кая вам раз­ни­ца.

- Рас­ска­жете поз­же. И не мне, а все­му ав­то­бусу. От­ды­хай­те, я дол­жна вер­нуть­ся к му­жу.

- А за­чем? - Я по­пытал­ся ос­та­новить ее. - Он, не­бось, то­же спит без зад­них ног.

- Да, Мак­сик ус­нул.

- Мак­сик? - изу­мил­ся я. - Вы с ко­том пу­тешес­тву­ете?

- По­чему с ко­том? Макс - это мой муж.

- Спа­си и по­милуй, - ска­зал я. - Ну и нра­вы у вас в се­мей­стве.

- А что вам не нра­вит­ся?

- Что мне не нра­вит­ся? Мне не нра­вит­ся вой­на в Югос­ла­вии и се­лед­ка под шу­бой.

- И при чем тут моя семья? Мы Югос­ла­вию не бом­бим.

- А се­лед­ку под шу­бой де­ла­ете?

- Так, - ска­зала Ри­та, - у ме­ня, ка­жет­ся, на­чина­ет­ся де­жавю не­дель­ной дав­ности. Очень вас про­шу, от­ды­хай­те, Ми­ша. Ког­да на­до бу­дет, я вас раз­бу­жу.

С тем она и уда­лилась. Я и в са­мом де­ле зас­нул и прос­пал па­ру ча­сов. Раз­бу­дили ме­ня тус­клые лу­чи но­ябрь­ско­го ут­ренне­го сол­нца, не­охот­но про­бивав­ши­еся сквозь за­вер­ну­тое в ту­чи не­бо и ко­нопа­тое от за­сох­ших дож­де­вых ка­пель ок­но ав­то­буса. Боль­шинс­тво пас­са­жаров так­же ус­пе­ли прос­нуть­ся и те­перь ожив­ленно на­лива­ли се­бе из тер­мо­сов ко­фе и чай, с шум­ным удо­воль­стви­ем пи­ли и за­кусы­вали бу­тер­бро­дами. Я по­чувс­тво­вал го­лод, а пос­коль­ку сам я не за­пас­ся ни едой, ни на­пит­ка­ми, лю­ди ста­ли вы­зывать во мне раз­дра­жение. Ког­да раз­дра­жение мое го­тово бы­ло пе­рерас­ти в не­нависть ко все­му ро­ду че­лове­чес­ко­му, раз­да­лось пот­рески­вание мик­ро­фона, а за ним го­лос Ри­ты:

- Доб­рое ут­ро, до­рогие мои. На­де­юсь, вы ус­пе­ли нем­но­го пос­пать. Сей­час де­вять ча­сов ут­ра, око­ло две­над­ца­ти мы дол­жны при­быть в Брюс­сель. А по­ка наш гер­ман­ский эк­скур­со­вод скра­сит нам ос­тавши­еся ча­сы по­ез­дки ув­ле­катель­ным рас­ска­зом о стра­не, в ко­торую мы нап­равля­ем­ся. Про­шу вас, Ми­ша.

Под веж­ли­вые ап­ло­дис­менты я встал и нап­ра­вил­ся в го­лову ав­то­буса. Ри­та пе­реда­ла мне мик­ро­фон, улы­ба­ясь од­ни­ми гу­бами и пог­ля­дывая на ме­ня с не­кото­рой тре­вогой.

- Мо­литесь, - ти­хо про­из­нес я, ве­село ей под­мигнув.

Она по­кача­ла го­ловой и се­ла на свое мес­то.

- Ува­жа­емые да­мы и гос­по­да, - тор­жес­твен­но на­чал я., - че­рез час наш ав­то­бус пе­ресе­чет гра­ницу Гер­ма­нии и Бель­гии. Наз­ва­ние "Бель­гия", к сло­ву ска­зать, име­ет древ­ние рим­ско-эл­лин­ские кор­ни и про­ис­хо­дит от ла­тин­ско­го "бел­ла", что оз­на­ча­ет "прек­расная" и гре­чес­ко­го "гея", что оз­на­ча­ет "бо­гиня зем­ли" или прос­то "зем­ля". То есть "Бель­гия" в пе­рево­де на рус­ский - "прек­расная зем­ля", в чем нам в са­мое бли­жай­шее вре­мя пред­сто­ит убе­дить­ся.

Кра­еш­ком гла­за я за­метил, что нес­коль­ко че­ловек от­ло­жили бу­тер­бро­ды, дос­та­ли блок­но­ты и руч­ки и при­леж­но за­писы­ва­ют за мною всю эту око­леси­цу.

- Кхм-кхм, - пос­лы­шалось чье-то по­каш­ли­вание.

"А не­чего же­вать, ког­да я по­вес­твую", - по­думал я и про­дол­жил:

- Впро­чем, на­ибо­лее до­тош­ные эти­моло­ги по­лага­ют дан­ное проч­те­ние не­вер­ным и скло­ня­ют­ся к вер­сии, что пер­вая часть наз­ва­ния вос­хо­дит к ла­тин­ско­му "бел­лум", что оз­на­ча­ет "вой­на". То есть "Бель­гия" - по их мне­нию - "зем­ля вой­ны".

Я ус­мехнул­ся. Нес­коль­ко пас­са­жиров снис­хо­дитель­но хи­хик­ну­ли, как бы от­ме­тая по­доб­ную глу­пость. Я ре­шил на­казать их за из­лишнюю са­мо­уве­рен­ность.

- Что ж, - ска­зал я, - в этом пред­по­ложе­нии есть свой ре­зон. На срав­ни­тель­но ма­лой бель­гий­ской тер­ри­тории то и де­ло ве­лись вой­ны. Вспом­ни­те сра­жение при Ва­тер­лоо, га­зовую ата­ку близ го­рода Ип­ра и, ко­неч­но же, всем вам из­вес­тную бит­ву под Ген­том.

Часть пас­са­жиров мно­гоз­на­читель­но кив­ну­ла, при­поми­ная.

"Стран­но, - по­думал я, - вы­ходит, эта бит­ва не мне од­но­му прис­ни­лась".

- Кхм-кхм, - каш­ля­нул всё тот же го­лос.

"Хоть бы кто его по спи­не пох­ло­пал, что­бы он не по­давил­ся сво­им бу­тер­бро­дом", - за­бот­ли­во по­думал я и вновь про­дол­жил:

- На бит­ве под Ген­том мне хо­телось бы ос­та­новить­ся по­под­робнее. Это бы­ло од­ним из са­мых жес­то­ких и кро­воп­ро­лит­ных сра­жений в ис­то­рии Сред­не­вековья. Со­пос­та­вить с ним мож­но раз­ве что бит­ву при Кре­си во вре­мена Сто­лет­ней вой­ны. Но это про­изош­ло мно­го рань­ше и ни­как не свя­зано с ис­то­ри­ей Бель­гии, по­это­му не бу­дем от­вле­кать­ся. Под Ген­том сош­лись в по­един­ке ар­мия гё­зов прин­ца Оран­ско­го и от­борные вой­ска ис­пан­ско­го ко­роля Фи­лип­па Вто­рого, ко­ими пред­во­дитель­ство­вал гер­цог Аль­ба. Лю­бопыт­но, что цве­том Оран­ско­го до­ма был, что не уди­витель­но, оран­же­вый, Аль­ба же в пе­рево­де с ла­тыни оз­на­ча­ет "бе­лый". По­это­му не­кото­рые ис­то­рики на­зыва­ют бит­ву под Ген­том "оран­же­во-бе­лой бит­вой", хо­тя, - я нах­му­рил­ся, - как по-мо­ему, вой­на - не луч­ший по­вод для ос­трос­ло­вия. Осо­бен­но ес­ли учесть, что в сра­жении этом по­лег­ло в об­щей слож­ности око­ло пя­тиде­сяти ты­сяч че­ловек.

Мне очень хо­телось есть, взо­ру мыс­ленно ри­совал­ся ку­сок биф­штек­са с жа­реным лу­ком, и во­об­ра­жение мое с каж­дой се­кун­дой де­лалось всё сви­репее. Я опи­сывал Гент­ское сра­жение .с та­кими кро­вожад­ны­ми под­робнос­тя­ми, что не­кото­рым да­мам в ав­то­бусе ста­ло не по се­бе. Тог­да я ре­шил под­пустить нем­но­го ро­ман­ти­ки и рас­ска­зал о ку­зине прин­ца Оран­ско­го, в ко­торую яко­бы влю­бил­ся гроз­ный гер­цог Аль­ба.

- К со­жале­нию, - вздох­нул я, - ис­то­рия эта, вмес­то то­го, что­бы приб­ли­зить вой­ну к раз­вязке, сде­лала ее толь­ко дли­тель­ней и ожес­то­чен­ней.

- По­чему? - уди­вил­ся чей-то жен­ский го­лос.

- По­тому что связь эта по­лучи­ла ог­ласку и дош­ла до ушей рев­ни­вой гер­цо­гини Аль­ба. Мо­жете се­бе пред­ста­вить, что за скан­дал она учи­нила сво­ему суп­ру­гу... И то­му приш­лось сра­жать­ся с уд­во­ен­ной сви­репостью, что­бы от­вести от се­бя по­доз­ре­ние. Увы, муж­чи­ны все­го лишь во­юют, но под­талки­ва­ют их к это­му жен­щи­ны. Вся ис­то­рия то­му сви­детель­ство. Вы не ус­та­ли?

Пас­са­жиры про­тес­ту­юще за­гомо­нили, да­вая по­нять, что го­товы слу­шать даль­ше.

"Ка­кое-то сбо­рище ма­зохис­тов", - по­думал я.

Что­бы про­верить свою ги­поте­зу от­но­ситель­но ма­зохиз­ма пуб­ли­ки, я рас­ска­зал о том, как ку­зина прин­ца Оран­ско­го, не вы­неся ве­ролом­ности гер­цо­га Аль­бы, по­кон­чи­ла со­бой. Пос­лы­шались вздо­хи, а не­кото­рые всплак­ну­ли. Я ре­шил сгус­тить крас­ки еще силь­нее и, пы­лая от не­годо­вания, по­ведал о том, как гер­цог рас­пра­вил­ся с уже по­беж­денны­ми гё­зами. Слу­шате­ли не­годо­вали вмес­те со мной. Еще нем­но­го, и я спло­тил бы их в ма­лень­кую ар­мию, го­товую бро­сить­ся в сра­жение с ис­панца­ми. По счастью, в это вре­мя ав­то­бус ос­та­новил­ся око­ло зап­ра­воч­ной стан­ции с ма­газин­чи­ком и бис­тро, и Ри­та объ­яви­ла, что у нас есть пол­ча­са вре­мени, что­бы спра­вить свои де­ла, пе­реку­сить и пе­реку­рить. Я выс­ко­чил из ав­то­буса и пер­вым де­лом с нас­лажде­ни­ем за­тянул­ся си­гаре­той. Ри­та по­дош­ла ко мне.

- Зна­ете, - ска­зала она, - ваш друг Але­ша, хоть вы и на­зыва­ете его сво­лочью, ока­зал­ся прав: вы дей­стви­тель­но хо­роший рас­сказ­чик. Я зас­лу­шалась. Приз­най­тесь, вы окан­чи­вали ис­то­ричес­кий фа­куль­тет?

- Бо­же упа­си! - от­ве­тил я. - Я за­кон­чил лет­ное учи­лище.

- Прав­да? - уди­вилась Ри­та. - А по­чему же вы...

- По­чему не ле­таю? Вы­соты бо­юсь.

Ри­та по­кача­ла го­ловой.

- Не мо­гу по­нять, - ска­зала она, - ког­да вы вре­те, а ког­да го­вори­те прав­ду.

- Как буд­то я это мо­гу по­нять, - вздох­нул я. - Ко­фе не хо­тите?

- Спа­сибо, я уже по­зав­тра­кала.

- Тог­да я вас по­кину не­надол­го.

Я нап­ра­вил­ся в бис­тро, ку­пил бу­тер­брод с вет­чи­ной и ко­фе в кар­тонном ста­кан­чи­ке. Пос­ле зав­тра­ка кро­вожад­ность моя улег­лась, и ес­ли б мне сно­ва приш­лось рас­ска­зывать о бит­ве под Ген­том, я бы, по­жалуй, за­кон­чил ее мир­ны­ми пе­рего­вора­ми. С ос­тавшим­ся ко­фе я вы­шел на ули­цу и за­курил еще од­ну си­гаре­ту. Ут­ренний воз­дух был уди­витель­но свеж и бод­рящ, неж­но и чуть пе­чаль­но пах­ло пре­лыми листь­ями, вкус ко­фе и си­гаре­ты с не­навяз­чи­вой тон­костью до­пол­нял ощу­щение поз­дней осе­ни.

- Кхм-кхм, - раз­да­лось у ме­ня под ухом зна­комое по­каш­ли­вание.

Я обер­нулся. Ря­лом со мною сто­ял ста­ричок из ав­то­буса, ко­торо­му я нас­чи­тал семь­де­сят лет с га­ком. Ста­ричок был очень ма­лень­ко­го рос­та, поч­ти на го­лову ни­же не­высо­кого ме­ня, ли­цо вы­дава­ло в нем че­лове­ка ин­телли­ген­тно­го и доб­ро­душ­но­го.

- Из­ви­ните, ес­ли ме­шаю, - про­гово­рил ста­ричок, - Ми­ша... Вы поз­во­лите на­зывать вас так?

- Стран­но, - от­ве­тил я. - По­чему-то все спра­шива­ют поз­во­ления на­зывать ме­ня мо­им име­нем.

- Что ж, прек­расно. Раз­ре­шите пред­ста­вить­ся: про­фес­сор Ай­зен­штат. Про­фес­сор ис­то­рии, - уточ­нил ста­ричок.

Я при­яз­ненно улыб­нулся, с не­кото­рой снис­хо­дитель­ностью приз­на­вая в нем кол­ле­гу.

- При­чем моя спе­ци­али­зация, - про­дол­жал ста­ричок, - ис­то­рия Бель­гии и Ни­дер­ландов эпо­хи Сред­не­вековья.

Я изоб­ра­зил не­шуточ­ную ра­дость и про­тянул про­фес­со­ру ру­ку. Тот с сом­не­ни­ем по­жал ее.

- Ми­ша, - ска­зал он, - объ­яс­ни­те мне, Бо­га ра­ди, с ка­кой ста­ти вы рас­ху­лига­нились?

- Прос­ти­те, про­фес­сор?

- За­чем вы из­де­ва­етесь над людь­ми? Что за чушь вы им рас­ска­зыва­ете? Я как спе­ци­алист по Бель­гии и Ни­дер­ландам...

- Бо­юсь, про­фес­сор, что в ва­ших не­сом­ненно глу­боких поз­на­ни­ях име­ют­ся, всё же, не­кото­рые про­белы, - ска­зал я. - Ник­то из нас, увы, не со­вер­ше­нен.

- Не наг­лей­те, - по­мор­щился ста­ричок. - Луч­ше объ­яс­ни­те, что это еще за "бел­ла гея"? От­ку­да вы взя­ли этот вздор? Бель­гия наз­ва­на по име­ни пле­мени...

- Бел­гов, - за­кон­чил я.

- Так вам это из­вес­тно? - изу­мил­ся про­фес­сор.

- А по­чему бы нет?

- Тог­да за­чем...

- По­тому что так ин­те­рес­ней. Ко­му нуж­ны ка­кие-то ду­рац­кие бел­ги? Еще, не дай Бог, с бел­ка­ми пе­репу­та­ют, а по­том бу­дут рас­ска­зывать зна­комым, что, мол, эк­скур­со­вод со­об­щил им, буд­то Бель­гию наз­ва­ли в честь бе­лок. Я не хо­чу прос­лыть не­веж­дой.

Про­фес­сор Ай­зен­штат уко­риз­ненно по­качал го­ловой.

- Ис­то­ричес­кая на­ука... - на­чал он.

- Ис­то­рия - не на­ука, а по­ле для иг­ры во­об­ра­жения, - пе­ребил я.

- Я смот­рю, ва­ше во­об­ра­жение уже до­иг­ра­лось до бит­вы под Ген­том, - сар­касти­чес­ки за­метил про­фес­сор. - Из ка­кого паль­ца вы вы­соса­ли эту бит­ву?

- А по­чему бы под Ген­том не про­изой­ти ка­кой-ни­будь бит­ве? - по­жал пле­чами я. - Эти ген­тцы та­кие тем­пе­рамен­тные...

- Ми­ша, - взмо­лил­ся про­фес­сор, - я уже не­моло­дой че­ловек и бо­юсь, что не пе­режи­ву ва­ших рос­сказ­ней о тем­пе­рамен­тных фла­манд­ских пар­нях. У ме­ня та­кое ощу­щение, что я не пер­вый про­фес­сор, ко­торо­го вы пы­та­етесь свес­ти с ума.

- Не пер­вый, - соз­нался я. - Пер­вым был про­фес­сор ма­тема­тики, ко­торо­му я пы­тал­ся до­казать, что ес­ли пять­де­сят про­цен­тов от пя­тиде­сяти - двад­цать пять, то двад­цать пять про­цен­тов от двад­ца­ти пя­ти - пять­де­сят. Я нас­та­ивал на прин­ци­пе тран­зи­тив­ности, а он нас­та­вивал на том, что я иди­от.

- Ну-ну, - про­гово­рил про­фес­сор Ай­зен­штат. - О ка­ких еще со­быти­ях вы на­мере­ны по­ведать нам за ос­тавши­еся ча­сы по­ез­дки?

- Об от­де­лении За­пад­ной Флан­дрии от Вос­точной, - от­ве­тил я. - Ес­ли вы, ко­неч­но, не про­тив.

- Спа­си вас Бог, - вздох­нул про­фес­сор. - Ска­жите, в ва­ших сло­вах бы­ва­ет хоть кру­пица прав­ды? Или вы всё на хо­ду вы­думы­ва­ете?

- А вам не всё рав­но? Или я не­ин­те­рес­но рас­ска­зываю?

- Нет, от­че­го же, - ус­мехнул­ся про­фес­сор. - Рас­ска­зыва­ете вы ин­те­рес­но. За­нима­тель­но, во вся­ком слу­чае. Но ведь лю­дям хо­чет­ся знать фак­ты, а не ва­ши из­мышле­ния.

- Ес­ли лю­дям хо­чет­ся знать фак­ты, - от­ре­зал я, - пусть по­лис­та­ют спра­воч­ник. А я - эк­скур­со­вод, а не спра­воч­ное бю­ро.

По при­ез­ду в Брюс­сель мы раз­мести­лись в очень неп­ло­хой че­тырех­звез­дочной гос­ти­нице, при­чем но­мер мой ока­зал­ся на од­ном эта­же с но­мера­ми боль­ше­зубой де­вуш­ки, ее ро­дите­лей и Ри­ты с суп­ру­гом Мак­сом. Макс и в са­мом де­ле на­поми­нал ко­та - сы­того, ухо­жен­но­го, ле­ниво­го, мо­жет быть, да­же кас­три­рован­но­го. Он то и де­ло впа­дал в ка­кое-то бла­жен­ное оце­пене­ние, валь­яж­но щу­рил­ся и раз­ве что не мур­лы­кал. Ри­та об­ра­щалась с ним, как с лю­бимым до­маш­ним пи­том­цем, обе­регая от нев­згод и на­пас­тей ок­ру­жа­юще­го ми­ра:

- Мак­сик, сядь по­удоб­ней... Мак­сик, поп­равь шарф, ты прос­ту­дишь­ся.... Мак­сик, ос­тавь че­мода­ны, в оте­ле есть но­силь­щи­ки.

Макс был, ско­рее все­го, ро­вес­ни­ком Ри­ты, но выг­ля­дел го­раз­до стар­ше сво­ей мо­ложа­вой суп­ру­ги, и я ни­как не мог по­нять, что наш­ла эта кра­сивая, ум­ная и энер­гичная жен­щи­на в ко­то­об­разном му­же с тем­пе­рамен­том вы­ложен­но­го на блю­де студ­ня. По­ка тот то ли дре­мал в но­мере, то ли со­зер­цал ма­лоп­ривле­катель­ный вид в ок­не, Ри­та ус­пе­ла раз­ве­сить ве­щи, пе­ре­одеть­ся и об­бе­жать всю на­шу груп­пу, со­об­щив, что че­рез час нас ожи­да­ет ав­то­бус для об­зорной эк­скур­сии по Брюс­се­лю. В ав­то­бусе Макс сно­ва пог­ру­зил­ся в дре­му, и я, при­сев по­зади не­го и Ри­ты, ед­ва удер­жался от ис­ку­шения гар­кнуть ему что-ни­будь в ухо.

- Все на мес­те? - ос­ве­доми­лась Ри­та. - Прек­расно. Поз­воль­те мне пред­ста­вить на­шего брюс­сель­ско­го ги­да, Сне­жану, ко­торая бу­дет соп­ро­вож­дать нас в эк­скур­сии по го­роду.

- А Ми­ша? - не­ожи­дан­но спро­сила боль­ше­зубая де­вуш­ка.

Ро­дите­ли с уко­риз­ной гля­нули на нее, что-то сер­ди­то про­шушу­кали, она сму­тилась и пок­расне­ла.

- Не вол­нуй­тесь, Ми­ша без ра­боты не ос­та­нет­ся, - ус­мехну­лась Ри­та. - Он бу­дет на­шим эк­скур­со­водом в му­зее и, мо­жет быть, до­бавит что-то от се­бя, по­ка мы бу­дем гу­лять по го­роду.

- Вы да­же не пред­став­ля­ете, нас­коль­ко от се­бя, - за­верил я Ри­ту.

Тем вре­менем мик­ро­фон взя­ла Сне­жана. Это бы­ла вы­сокая и страш­но ху­дая жен­щи­на лет трид­ца­ти с пря­мыми чер­ны­ми во­лоса­ми и та­кими же чер­ны­ми гла­зами.

- Доб­ри день, - про­из­несла она по­чему-то с ак­центом. - Ра­да при­ветс­тво­вать на вас в Бел­гия.

- Что она на нас ра­да? - ше­потом спро­сил я у Ри­ты. - К че­му та­кое эро­тичес­кое на­чало?

- Она бол­гарка, Ми­ша, - так­же ше­потом от­ве­тила Ри­та.

- В ка­ком смыс­ле "бол­гарка"? - не по­нял я. - Шли­фоваль­ная ма­шина?

Ри­та, не удер­жавшись, прыс­ну­ла. Сне­жана с лег­ким не­до­уме­ни­ем гля­нула в ее сто­рону. Ри­та сму­щен­но улыб­ну­лась ей и по­вер­ну­лась ко мне.

- Ми­ша, уй­ми­тесь, Бо­га ра­ди, - ти­хо про­гово­рила она. - Вы ме­ня ста­вите в не­лов­кое по­ложе­ние.

Ав­то­бус тро­нул­ся и по­катил по брюс­сель­ским улоч­кам. От­кро­вен­но го­воря, для ев­ро­пей­ской сто­лицы выг­ля­дел Брюс­сель нес­коль­ко од­но­об­разно и да­же про­вин­ци­аль­но. Сне­жана ве­щала что-то о Ла­кен­ском двор­це, где про­живал бель­гий­ский мо­нарх, о со­боре Свя­тых Ми­ха­ила и Гу­дулы, о бра­бант­ской го­тике и фла­манд­ском ба­рок­ко. Го­лос ее зву­чал усып­ля­юще мо­нотон­но, силь­ный ак­цент и бол­гар­ские сло­веч­ки, обиль­но пе­ресы­па­ющие рус­скую речь, прев­ра­щали ин­форма­цию в за­бав­ную нев­ня­тицу. Осо­бен­но при­ят­но бы­ло ус­лы­шать, что "Брюк­сел не тол­ко сто­лица на Бел­гия, но и се­дали­ще на мно­жес­тво меж­ду­народ­ни ор­га­низа­ции". На­конец, мы ос­та­нови­лись нев­да­леке от Гран-Плас, цет­раль­ной пло­щади ста­рого го­рода,  выш­ли из ав­то­буса и про­дол­жи­ли пу­тешес­твие пе­шим хо­дом. Пло­щадь бы­ла ве­лико­леп­на. Поч­ти вся она уто­пала в ог­ромном цве­точ­ном ков­ре, окай­млен­ном ста­рин­ны­ми, не­обы­чай­ной кра­соты стро­ени­ями. Под на­виса­ющим пас­мурным не­бом цве­ты выг­ля­дили чу­жерод­но праз­днич­но и пес­тро. Сне­жана вновь за­тара­бари­ла - о ра­туше, о Хлеб­ном до­ме, о зда­ни­ях гиль­дии. Ску­ча­ющей це­поч­кой на­ша груп­па пе­ресек­ла пло­щадь, свер­ну­ла на при­лега­ющую улоч­ку и ос­та­нови­лась у фон­та­на с ма­лень­кой скуль­пту­рой Пи­са­юще­го маль­чи­ка. Маль­чик с са­мым сос­ре­дото­чен­ным вы­раже­не­ием ли­ца жур­чал в ра­кови­ну не­боль­шо­го фон­та­на и де­лал вид, что ему со­вер­шенно не до ту­рис­тов.

- Пред ва­ми, - со­об­щи­ла Сне­жана, - од­на от глав­ных дос­топри­меча­тель­нос­ти на Брюк­сел - Ман­не­кен Пис, или Ма­лень­ки Жюль­ен. Ле­ген­да го­лосит, что в че­тыр­надца­ти век во вре­мя грим­берген­ска вой­на од­но де­тято по­пика­ло на вра­же вой­ско.

- Что по­пика­ло? - пе­рес­про­сили из тол­пы.

- Де­тято... Ээ... Ди­тя. Ре­бенок. - Сне­жана сму­тилась. - А по дру­го пре­дание де­тято по­пика­ло на го­рящи бо­еп­ри­пасы и из­га­сило по­жар.

- Раз­ве мож­но та­ким об­ра­зом по­тушить це­лый по­жар? - изу­мил­ся кто-то.

- Еще как мож­но, - вме­шал­ся я. - В свое вре­мя в Мос­кве не наш­лось ма­лень­ко­го, но от­важно­го лю­бите­ля по­писать, и та сго­рела от ко­пе­еч­ной све­чи. У каж­до­го го­рода дол­жен быть свой пи­са­ющий маль­чик.

Сне­жана с удив­ле­ни­ем гля­нула в мою сто­рону и про­дол­жи­ла по­вес­тво­вание о крош­ке Пи­се. Ког­да она пред­ло­жила прос­ле­довать даль­ше, я вновь по­дал го­лос:

- У брюс­сель­цев, к сло­ву, есть нем­но­го стран­ная тра­диция: ес­ли вы хо­тите бла­гопо­лучия в семье и дос­татка в до­ме, нуж­но по­тереть Пи­са­юще­му маль­чи­ку то мес­то, от­ку­да про­ис­те­ка­ет его сла­ва. Са­ми по­нима­ете - Ев­ро­па...

- Это уже че­рес­чур! - раз­дался ря­дом со мною зна­комый го­лос про­фес­со­ра Ай­зен­шта­та. - И дав­но, поз­воль­те уз­нать, по­яви­лась эта тра­диция?

- Толь­ко что, - не­воз­му­тимо от­ве­тил я. - Но лю­ди уже трут. Пос­мотри­те, еще нем­но­го и у ре­бен­ка нач­нется брон­зо­вая эрек­ция.

В са­мом де­ле, мно­гие из на­шей груп­пы, кто ук­радкой, а кто и от­кро­вен­но, по­тира­ли "де­тету" пи­пис­ку.

- Че­го не сде­ла­ешь для до­ма и семьи, - фи­лософ­ски за­метил я. - Не хо­тите при­со­еди­нить­ся, про­фес­сор?

- Бла­года­рю, - от­ве­тил про­фес­сор Ай­зен­штат. - У ме­ня до­ма всё в по­ряд­ке. Да и с го­ловой по­ка то­же. Что еще вы на­мере­ны пред­при­нять с на­шей груп­пой? Убе­дите ее вска­раб­кать­ся на Ато­ми­ум?

- Вы ме­ня пу­га­ете, про­фес­сор, - по­качал го­ловою я. - Да­же в мой из­вра­щен­ный ум не мог­ла заб­рести столь изощ­ренная фан­та­зия. Пой­дем­те, мы от­ста­ем от груп­пы.

Груп­па на­ша, меж тем, раз­де­лилась на две час­ти: од­ни пос­лушно пле­лись за Сне­жаной, дру­гие об­ра­зова­ли мою сви­ту. В их чис­ле бы­ли боль­ше­зубая де­вуш­ка, сле­ду­ющие по пя­там за ней ро­дите­ли и про­фес­сор Ай­зен­штат, ко­торо­го мои бред­ни по ка­кой-то не­ведо­мой при­чине зав­ле­кали боль­ше ис­то­ричес­ки под­твержден­ных све­дений от Сне­жаны.

- Ми­ша, ну что ж вы ни­чего не рас­ска­зыва­ете? - улыб­ну­лась мне сво­ей ло­шади­ной улыб­кой боль­ше­зубая де­вуш­ка.

- Чес­тно го­воря, - я улыб­нулся ей от­ветно, - мне прос­то не­лов­ко от­ни­мать хлеб у на­шего брюс­сель­ско­го ги­да. Но ес­ли вы нас­та­ива­ете...

- По­жалуй­ста, - поп­ро­сила она.

- Что ж, с удо­воль­стви­ем. Тем бо­лее, что мы на­ходим­ся в мес­тах, где на каж­дом кам­не не­види­мыми бук­ва­ми на­чер­та­но: Ис­то­рия. Нап­ри­мер, в этом до­ме, - я ука­зал на че­тыре­хэтаж­ное зда­ние в сти­ле ба­рок­ко, - ро­дил­ся ав­тор зна­мени­той "Ле­ген­ды об Улен­шпи­геле" Шарль де Кос­тер.

- Не­уже­ли? - ти­хо и с иро­ни­ей про­гово­рил про­фес­сор Ай­зен­штат. - Для ме­ня это при­ят­ная но­вость.

- Для ме­ня то­же, - столь же ти­хо от­ве­тил я.

- Шарль де Кос­тер, - про­дол­жал про­фес­сор Ай­зен­штат, - ес­ли вас это не сму­тит, ро­дил­ся в Мюн­хе­не.

- Да? - ис­крен­не уди­вил­ся я. - Ну, это он, ко­неч­но, по­горя­чил­ся.

- Кхм-кхм, - при­выч­но каш­ля­нул про­фес­сор.

- Ми­ша, а в этом до­ме кто ро­дил­ся? - на сей раз очень вов­ре­мя вме­шалась боль­ше­зубая.

- Мно­гие, - от­ве­тил я. - Очень мно­гие. Ро­дились, жи­ли, умер­ли... Слу­шай­те, - я шеп­нул ей на ухо, - да­вай­те не­замет­но от­ста­нем от ос­таль­ных. А то хо­дим, как дет­са­дов­цы за вос­пи­татель­ни­цей.

- А... раз­ве так мож­но? - уди­вилась она.

- Нуж­но. Вы за­чем в Бель­гию при­еха­ли?

- Как за­чем? Что-то уви­деть, что-то уз­нать...

- Мно­го же вы уви­дете и уз­на­ете с этой ду­рац­кой эк­скур­си­ей. Что­бы уви­деть и уз­нать, на­до бес­цель­но бро­дить, ны­рять в пе­ре­ул­ки и за­ко­ул­ки, при­сесть в ка­ком-ни­будь ба­ре и вы­пить пи­ва или ко­фе. И нас­ту­пит мо­мент, ког­да го­род вам ска­жет сам: "При­вет, бу­дем зна­комы".

- А как же ро­дите­ли? - де­вуш­ка с сом­не­ни­ем гля­нула на ма­машу с от­цом. - Они бу­дут вол­но­вать­ся.

- И от­лично, - за­верил я ее. - Это нор­маль­но, ког­да ро­дите­ли вол­ну­ют­ся о сво­их де­тях. Дай­те ру­ку.

- За­чем?

- Дай­те.

Она роб­ко про­тяну­ла мне ру­ку, я ух­ва­тил­ся за нее и до­воль­но лов­ко ута­щил боль­ше­зубую до­бычу с ули­цы в пе­ре­улок.

- А те­перь бе­жим, - ве­лел я.

Мы про­бежа­ли по пе­ре­ул­ку, свер­ну­ли в сле­ду­ющий, за­тем еще в один.

- Всё, - ска­зал я. - Мо­жем спо­кой­но про­гули­вать­ся. По­ка они нас хва­тят­ся и сна­рядят по на­шим сле­дам по­гоню, мы уже бу­дем вне зо­ны их бди­тель­нос­ти.

- Ку­да вы ме­ня за­тащи­ли? - по­лу­ис­пу­ган­но-по­лувос­торжен­но по­ин­те­ресо­валась моя спут­ни­ца.

- В Чре­во Брюс­се­ля.

- Ку­да?

- Да не пу­гай­тесь вы. Это та­кой рай­он­чик воз­ле Гран-Плас, где пол­но вся­ких ка­фешек, за­бега­ловок, рес­то­ран­чи­ков и пив­ных. По­сидим где-ни­будь, я вас пи­вом уго­щу.

- Я не люб­лю пи­ва.

- А вы его про­бова­ли ког­да-ни­будь?

- Нет.

- То есть, вы его пла­тони­чес­ки не лю­бите.

- Как это?

- Вот и я не по­нимаю - как. Про пла­тони­чес­кую лю­бовь слы­хал, а с пла­тони­чес­кой не­любовью стал­ки­ва­юсь впер­вые. Вас как зо­вут?

- Ли­ля.

- А вы зна­ете, Ли­ля, что пи­сал Оно­ре де Баль­зак Эми­лю Зо­ля? "Быть в Брюс­се­ле и не поп­ро­бовать бель­гий­ско­го пи­ва - всё рав­но, что по­бывать в Па­риже и не влю­бить­ся". Прав­да, на мо­мент смер­ти Баль­за­ка Эми­лю Зо­ля бы­ло все­го де­сять лет, но чи­тать он уже умел.

Мы уг­лу­бились в Чре­во Брюс­се­ля, пог­ло­тив­шее нас с той ве­селой про­жор­ли­востью, ко­торую фла­манд­ские жи­вопис­цы так лю­бов­но за­печат­ле­ли на сво­их по­лот­нах. От­всю­ду нес­лись за­пахи све­жей вы­печ­ки и ко­фе, жа­рено­го мя­са и кол­ба­сок, ры­бы и про­чей мор­ской жив­ности, ра­дос­тно зве­нели ста­каны и круж­ки, важ­но поз­вя­кива­ли о фа­янс та­релок ме­тал­ли­чес­кие при­боры. Нес­мотря на но­ябрь - до­воль­но, впро­чем, теп­лый - лю­ди си­дели за сто­лика­ми пря­мо на ули­це, нас­лажда­ясь сво­ею праз­дностью. Мы с Ли­лей при­сели за один из сто­ликов.

- Так я вас убе­дил нас­чет пи­ва? - спро­сил я.

- Не знаю... На­вер­но.

- От "на­вер­но" до "сог­ласна" все­го чет­верть ша­га. Сде­лай­те этот кро­хот­ный ша­жок, по­ка не при­шел офи­ци­ант. Чтоб нам не си­деть пе­ред ним с глу­пым ви­дом.

- Хо­рошо, вы ме­ня уго­вори­ли. Вы всег­да так быс­тро уго­вари­ва­ете лю­дей?

- Я не уго­вари­ваю, - ус­мехнул­ся я, - я за­гова­риваю. Де­люсь мыс­ля­ми и уви­ден­ны­ми кар­тинка­ми. Зна­ете, иног­да от этих мыс­лей и кар­ти­нок у ме­ня так рас­пу­ха­ет го­лова, что ес­ли я не вып­лесну их на ко­го-то, то на­чинаю мы­чать от бо­ли, как не­до­ен­ная ко­рова.

- А рас­ска­зыва­ете вы очень за­нят­но, - ска­зала Ли­ля. - И так мно­го зна­ете... Про бит­ву под Ген­том, нап­ри­мер. Я вот ни­ког­да про нее не слы­хала.

- Я то­же. По­ка не рас­ска­зал о ней в ав­то­бусе.

- Как это?

- Да так. Не бы­ло ни­какой бит­вы под Ген­том.

- Вы что же, ее при­дума­ли?

- От пер­во­го до пос­ледне­го сло­ва.

- И про ку­зину прин­ца Оран­ско­го?

- По­чему же... На­вер­ня­ка у прин­ца бы­ла ку­зина и не од­на.

- И она по­кон­чи­ла со­бой?

- Не ис­клю­чено. Од­но ска­жу вам точ­но: она умер­ла. Все его ку­зины умер­ли.

- По­чему умер­ли?

- А вы хо­тели бы, чтоб они по пять­сот лет жи­ли?

Тут к нам по­дошел офи­ци­ант и я за­казал две круж­ки "Стел­лы Ар­туа", по­тому что это был единс­твен­ный сорт бель­гий­ско­го пи­ва, ко­торый я знал.

- Так, - не­хоро­шим то­ном про­из­несла Ли­ля, - а Шарль де Кос­тер?

- Он то­же умер, - мрач­но от­ве­тил я.

- Я по­нимаю, что он умер. А вот то, что он буд­то бы ро­дил­ся...

- Он не буд­то бы, он дей­стви­тель­но ро­дил­ся, даю вам сло­во. Са­ми рас­су­дите - как мож­но уме­реть, не ро­див­шись.

- В том до­ме, на ко­торый вы по­казы­вали?

- Ли­леч­ка, - лас­ко­во на­чал я, - ка­кое вам де­ло до то­го, ро­дил­ся Шарль де Кос­тер в этом до­ме или нет? Дом от это­го не стал луч­ше, а Шарль де Кос­тер ху­же. По­верь­те, в этом до­ме рож­да­лись дру­гие лю­ди. Рож­да­лись, жи­ли, уми­рали, влюб­ля­лись, ссо­рились, ми­рились, из­ме­няли, хра­нили вер­ность, ро­жали де­тей и под­сы­пали друг дру­гу яд. И это са­мое ув­ле­катель­ное, что есть на све­те. Весь этот нез­до­ровый ин­те­рес к зна­мени­тос­тям - мел­кий сно­бизм, пом­но­жен­ный на ком­плекс не­пол­но­цен­ности. Взгля­ните вон на ту гос­ти­ницу. Ста­рень­кий отель­чик, ка­ких ты­сячи. Но сто­ит по­весить в нем таб­личку над лес­тни­цей, буд­то по этим сту­пень­кам ска­тил­ся в пь­яном ви­де Фрид­рих Вто­рой и рас­ква­сил се­бе нос, как пуб­ли­ка ва­лом ту­да по­валит. Для лю­дей по­чему-то ста­нет жиз­ненно важ­ным са­молич­но по­видать то мес­то, где Фрид­рих Вто­рой рас­ква­сил се­бе нос. А те­перь пред­ставь­те, что в этом оте­ле в ка­ком-ни­будь не­доро­гом но­мере жи­ла ни­кому не из­вес­тная де­вуш­ка, бе­жав­шая от бу­душе­го суп­ру­га, за ко­торо­го ее хо­тели вы­дать на­силь­но. По­селив­шись в гос­ти­ницу, она не­ожи­дан­но влю­билась в мо­лодо­го сы­на хо­зя­ина, ко­торый по­любил ее от­ветно и тай­ком от от­ца при­носил ей по ут­рам в но­мер ко­фе и са­мые све­жие бу­лоч­ки, а по ве­черам ук­ра­шал ее нев­зрач­ную ком­на­ту цве­тами. О том, ка­ковы бы­ли их но­чи, про­мол­чим с при­сущей то­му ве­ку стыд­ли­востью. Но, в кон­це кон­цов, пос­ледс­твия этих но­чей так ска­зались на мо­лодой де­вуш­ке, что сде­лались за­мет­ны ок­ру­жа­ющим. Хо­зя­ин гос­ти­ницы, сло­жив в уме два и два, от­лично по­нял, ка­ким вет­ром ей на­дуло па­рус, на­орал на сво­его сы­на и ве­лел ему отпрвлять­ся в про­вин­цию к тет­ке и не вы­совы­вать от­ту­да но­са. Мо­лодой че­ловек ока­зал­ся хо­рошим сы­ном и пло­хим воз­люблен­ным. Он у­ехал, да­же не поп­ро­щав­шись с де­вуш­кой, а хо­зя­ин гос­ти­ницы прос­то выш­вырнул ее на ули­цу. Де­вуш­ка, са­ма не своя, це­лый день бро­дила по го­роду, а за­тем вер­ну­лась к оте­лю и у са­мых его две­рей бро­силась под ко­леса про­ез­жавше­го ми­мо эки­пажа.

- Не­уже­ли всё так пе­чаль­но за­кон­чи­лось? - всхлип­нув, спро­сила Ли­ля.

- Мо­жет быть, - от­ве­тил я. - А, мо­жет, и нет. Мо­жет, мо­лодой че­ловек пос­лал сво­его па­пашу по­даль­ше, взял де­вуш­ку и от­пра­вил­ся с ней бро­дяж­ни­чать по стра­не, по­ка на да­лекой ее ок­ра­ине они не наш­ли уго­лок, ко­торый при­ютил их, и они жи­ли в нем дол­го и счас­тли­во. Воп­рос не в этом. Воп­рос в том, что зна­читель­ней - судь­ба ни­кому не из­вес­тной де­вуш­ки или рас­ква­шен­ный нос Фрид­ри­ха Вто­рого.

В это вре­мя офи­ци­ант при­нес нам пи­во.

- А ис­то­рию про де­вуш­ку... вы ее то­же при­дума­ли? - спро­сила Ли­ля.

- Ка­кая раз­ни­ца? - от­ве­тил я. - Да­же ес­ли она не про­изош­ла, то впол­не мог­ла про­изой­ти. Не здесь, так в дру­гом мес­те. Вот что, Ли­ля, да­вай­те-ка чок­немся эти­ми круж­ка­ми с пи­вом, сде­ла­ем по глот­ку и пе­рей­дем на "ты".

- Это как-то... слиш­ком быс­тро... - сму­тилась Ли­ля.

- Быс­тро? - воз­му­тил­ся я. - Да я вам столь­ко о се­бе по­рас­ска­зал, что ино­му на пол­жизни хва­тит. Я ведь, мож­но ска­зать, по­ка­ял­ся пе­ред ва­ми. Как хо­тите, а я не мо­гу си­деть с че­лове­ком за од­ним сто­лом, пить с ним пи­во и го­ворить ему "вы". Это, в кон­це кон­цов, не­веж­ли­во.

- Го­ворить "вы" не­веж­ли­во?

- Ко­неч­но. По­тому что каж­дый че­ловек не­пов­то­рим. Ког­да го­воришь ему "ты", то под­черки­ва­ешь эту не­пов­то­римость, а ког­да об­ра­ща­ешь­ся на "вы" - сме­шива­ешь со мно­жес­твом.

- Ми­ша, - по­кача­ла го­ловой Ли­ля, - вы ка­кой-то... очень стран­ный. Вы го­вори­те со­вер­шенно неп­ра­виль­ные ве­щи, а они по­чему-то зву­чат пра­виль­но...

- Ес­ли я нач­ну го­ворить пра­виль­ные ве­щи, - от­ве­тил я, - мо­жете не пить это пи­во, а вы­лить его мне на го­лову.

- За­чем?

- Чтоб я ос­тыл и при­шел в се­бя. За зна­комс­тво!

Мы чок­ну­лись круж­ка­ми и сде­лали по глот­ку. Точ­нее, я сде­лал гло­ток, а Ли­ля роб­кий гло­точек.

- Ну как? - спро­сил я.

- Горь­кое...

- Горь­кое то­же мо­жет быть вкус­ным. Ты по­боль­ше гло­ток сде­лай, не бой­ся.

Ли­ля заж­му­рилась и от­хлеб­ну­ла с треть круж­ки.

- А те­перь?

- Не знаю... Ой, у ме­ня что-то го­лова зак­ру­жилась!

 "- Это от поз­на­ния не­ведо­мого и зап­ретно­го. Ког­да Зо­луш­ка впер­вые по­пала на бал, у нее во­об­ще кры­шу снес­ло, так что она да­же не за­мети­ла, что при­еха­ла во дво­рец вер­хом на тык­ве. До то­го оша­лела от но­виз­ны ощу­щений, что за­пус­ти­ла в прин­ца туф­лей, вы­бежа­ла из двор­ца и ста­ла орать: "Ка­рету мне, ка­рету!" За­тем приш­ла в се­бя - а пе­ред нею вмес­то ка­реты тык­ва, вмес­то ло­шадей мы­ши, а вмес­то баль­но­го платья сми­ритель­ная ру­баш­ка с за­вязан­ны­ми на спи­не ру­кава­ми.

- Я не хо­чу при­ходить в се­бя, - за­яви­ла Ли­ля.

- И за­меча­тель­но, - кив­нул я. - На­конец-то ты рас­сужда­ешь здра­во. Слу­шай, мо­жет, ты про­голо­далась? Да­вай я за­кажу что-ни­будь по­есть.

- Нет, это как-то... не­хоро­шо.

- Что не­хоро­шо?

- Что вы... что ты на ме­ня бу­дешь тра­тить­ся.

- За­то по-чес­тно­му.

- По­чему по-чес­тно­му?

- Ну, са­ма по­суди: ты при­еха­ла в Бель­гию, выс­лу­шива­ла мою око­леси­цу и зап­ла­тила за всё это день­ги. Я то­же при­ехал в Бель­гию, не­су здесь че­пуху в свое удо­воль­ствие, раз­вле­ка­юсь, по­хищаю де­вушек и мне еще за это пла­тят. Дол­жен же я вос­ста­новить спра­вед­ли­вость.

- Ты та­кой бо­гатый?

- Се­год­ня бо­гатый, зав­тра бед­ный. А ког­да бу­ду уми­рать с го­лоду, при­пол­зу к тво­ей две­ри и ты ме­ня на­кор­мишь ви­нег­ре­том. На­кор­мишь?

- На­кор­млю.

- А на­по­ишь?

- На­пою. А по­чему ты бу­дешь уми­рать с го­лоду?

- От нес­та­биль­нос­ти до­ходов. Пос­то­янс­тво - шту­ка на­деж­ная, но уж боль­но скуч­ная. Не­пос­то­янс­тво ве­селей.

- А ты дав­но ра­бота­ешь эк­скур­со­водом?

- Да ка­кой я эк­скур­со­вод! Это так, вет­хая зап­ла­та на яр­ком ру­бище. Единс­твен­ным сто­ящим эк­скур­со­водом, ко­торо­го я знаю, был Вер­ги­лий. Он во­дил Дан­те по та­ким уди­витель­ным мес­там и рас­ска­зывал о них та­кую вдох­но­вен­ную чушь, что ею уже без ма­лого семь ве­ков за­читы­ва­ют­ся. А я - так, по­гулять вы­шел. Ли­ля, ты не от­ве­тила, что мы бу­дем за­казы­вать?

- Да я не го­лод­ная.... Я луч­ше еще пи­ва. - Ли­ля сде­лала гло­ток и не­ожи­дан­но по­ложи­ла го­лову мне на пле­чо. - А ты во всем не­пос­то­янен?

- Ну, что ты... - по­чему-то сму­щен­но про­гово­рил я. - Я пос­то­янен в сво­ем не­пос­то­янс­тве.

- С то­бой ве­село.

- С то­бой то­же. - Я об­нял Ли­лю.

.- Что ты де­ла­ешь? - спро­сила она, не ос­тра­ня­ясь.

- Ни­чего осо­бен­но­го, - от­ве­тил я. - Раз­вя­зываю ру­кава сми­ритель­ной ру­баш­ки у те­бя на спи­не.

В отель мы вер­ну­лись поз­дно ве­чером. В фойе, на об­тя­нутой плю­шем ска­мей­ке под фи­кусом, си­дели Ли­лины ро­дите­ли. Ма­машу ко­лоти­ла дрожь, отец был бле­ден, как вос­ко­вая фи­гура. Над ни­ми скло­нилась Ри­та и, ви­димо, их ус­по­ка­ива­ла.

- Да не вол­нуй­тесь вы так, - до­нес­ся до нас ее го­лос. - Ли­ля - взрос­лая де­воч­ка, по­гуля­ет по го­роду и вер­нется.

- Уже вер­ну­лась, - по­дал го­лос я.

Ли­лины ро­дите­ли оце­пене­ло гля­нули в на­шу сто­рону. За­тем с уди­витель­ной син­хрон­ностью вско­чили и бро­сились к нам.

- Ли­ля! Где ты бы­ла?! Ты сов­сем со­весть по­теря­ла! Мы тут с ума сош­ли! Мать вы­пила весь кор­ва­лол! Я спра­шиваю, где ты бы­ла?

- Па­па, - на­чала бы­ло Ли­ля, но отец не дал ей за­кон­чить.

- Не смей пе­реби­вать, ког­да те­бя спра­шива­ют! Мы те­бя по все­му го­роду ис­ка­ли!

- Счи­тай­те, что наш­ли, - сно­ва вме­шал­ся я. - Двад­цать пять про­цен­тов мо­жете взять се­бе, ос­таль­ное - го­сударс­тву.

Ро­дите­ли мо­ей спут­ни­цы по­коси­лась на ме­ня, как на не­кий раз­го­вари­ва­ющий пред­мет, и сно­ва об­ру­шились на Ли­лю.

- Ты где шля­лась? Ты с вот этим вот шля­лась?

- Ме­ня, меж­ду про­чем, Ми­шей зо­вут, - с оби­дой на­пом­нил я, но ме­ня про­дол­жа­ли иг­но­риро­вать.

- Что ты де­лала весь день? Чем от те­бя пах­нет? Он на­по­ил те­бя?

- От нее пах­нет да­рами Брюс­се­ля, - по­яс­нил я. - И что зна­чит на­по­ил? У ме­ня с со­бой сос­ки нет, да и дочь ва­ша на мла­ден­ца не по­хожа.

- С ва­ми, мо­лодой че­ловек, я от­дель­но по­гово­рю, - за­явил па­паша. - Вы по­хити­ли мою дочь! Вы ее на­по­или! Вы сов­ра­тили ее...

- Поп­ро­шу ме­ня не ос­кор­блять, - твер­до про­гово­рил я. - Я це­ломуд­рен, как ис­то­рия Древ­ней Гре­ции, и доб­ро­дете­лен, как "Пес­ня Пес­ней".

- Вы хоть по­нима­ете, что мы чуть не сош­ли с ума?

- Это изу­митель­ное пог­ра­нич­ное сос­то­яние, - от­ве­тил я. - В та­кие ми­нуты лю­ди пи­шут по­эмы, сим­фо­нии и кар­ти­ны. На­де­юсь, что и вы про­вели это вре­мя с тол­ком.

- Наг­лец! Я вас убью!

- Ес­ли вы ме­ня убь­ете, я на вас смер­тель­но оби­жусь и не бу­ду с ва­ми раз­го­вари­вать.

- Ле­ня, отой­ди на се­кун­ду, - вкли­нилась в раз­го­вор Ли­лина мать.

Она по­дош­ла ко мне вплот­ную, пос­мотре­ла мне в гла­за и за­мах­ну­лась.

- Я ви­жу, вы хо­тите дать мне оп­ле­уху, - не дви­га­ясь с мес­та, ска­зал я. - Точ­но так же обош­лась од­на вдо­вая бра­бант­ская гер­цо­гиня с блис­та­тель­ным Ло­эн­гри­ном. На гер­цо­гини­ну доч­ку Эль­зу на­пали в ле­су вол­ки, Ло­эн­грин всту­пил с ни­ми в не­рав­ный бой, убил кро­вожад­ных тва­рей и спас Эль­зе жизнь. А ког­да он дос­та­вил де­вуш­ку во дво­рец и та пред­ста­ла пе­ред ма­терью в ра­зор­ва­ных одеж­дах, воз­му­щен­ная ма­маша ре­шила, что это спа­ситель ее доч­ки так пос­та­рал­ся, и от­ве­сила вдох­но­вен­но­му Ло­эн­гри­ну по­щечи­ну.

- Ле­ня, что он не­сет? - изум­ленно ус­та­вилась на му­жа Ли­лина мать, так и зас­тыв с под­ня­той ру­кой. - Ка­кая бра­бант­ская гер­цо­гиня? Ка­кие вол­ки? Ка­кой Ло­эн­грин? Этот че­ловек хо­чет, чтоб у ме­ня на­чал­ся но­вый прис­туп?

- Этот че­ловек хо­чет есть, а еще боль­ше спать, - от­ре­зал я. - Пос­лу­шай­те, бди­тель­ные и лю­бяшие ти­рано­зав­ры, ва­шей до­чери двад­цать пять лет, она взрос­лый и ум­ный че­ловек, а вам всё хо­чет­ся вы­гули­вать ее на по­вод­ке, как нес­мышлен­ную бо­лон­ку. Прек­ра­тите над ней из­де­вать­ся, дай­те ей ды­шать сво­бод­но.

- Ли­леч­ка, - ма­маша, не слу­шая ме­ня, при­жала к се­бе дочь, - ска­жи, он прис­та­вал к те­бе? Он пы­тал­ся те­бя по­цело­вать?

- Что зна­чит пы­тал­ся? - уди­вил­ся я. - Прос­то по­цело­вал. Она хо­рошо це­лу­ет­ся для уз­ни­цы с двад­ца­типя­тилет­ним ста­жем. Тро­гатель­но, неж­но и очень ис­крен­не. Ли­ля, не мол­чи всё вре­мя, ска­жи что-ни­будь.

- Ма­ма... па­па.... - ти­хо про­бор­мо­тала Ли­ля. - Прос­ти­те ме­ня.... Я... Как глу­по всё... Я не ду­мала.... Я не хо­тела... Прос­ти­те...

- Пой­дем в но­мер, доч­ка, - ска­зал Ли­лин отец, неж­но ее об­ни­мая. - Всё бу­дет хо­рошо.

- Всё бу­дет прек­расно, - до­бавил я. - И не за­будь­те по-но­вой за­вязать ру­кава у нее на спи­не.

- А с ва­ми, мо­лодой че­ловек, я во­об­ще не же­лаю раз­го­вари­вать, - от­ре­зал ро­дитель.

- Да и у ме­ня де­ла по­ин­те­рес­ней най­дут­ся, - от­ве­тил я. - Спо­кой­ней­шей вам но­чи.

Я вы­шел из фойе на ули­цу и за­курил. Ве­чер по­тихонь­ку прев­ра­щал­ся в ночь, звезд поч­ти не бы­ло вид­но из-за рас­тре­паных об­ла­ков, кра­ешек од­но­го из ко­торых пы­тал­ся про­бод­нуть то­нень­ким рож­ком серп мо­лодой лу­ны. Вне­зап­но вид ноч­но­го не­ба зас­ло­нили чьи-то ла­дони, при­лег­шие мне на гла­за...

Окон­ча­ние  сле­ду­ет.