ХОХМЫ СО ВСЕЙ СЕРЬЁЗНОСТЬЮ

Алек­сандр БО­ЛЯС­НЫЙ

Его ку­миром был Ар­ка­дий Рай­кин. Юно­ша не упус­кал ни ма­лей­шей воз­можнос­ти пос­лу­шать или пос­мотреть его выс­тупле­ния. Иног­да в уз­ком кру­гу сам то­же что-то изоб­ра­жал, ко­го-то па­роди­ровал. Вро­де, по­луча­лось. Ок­ру­жа­ющие го­вори­ли: ну-ну, про­буй — мо­жет, по ак­тёр­ской ли­нии пой­дёшь. Так и выш­ло. Пос­ту­пал од­новре­мен­но в раз­ные те­ат­раль­ные учи­лища: и в щеп­кин­ское — при Ма­лом тет­ре, и в щу­кин­ское — при вах­тангов­ском. В пер­вом ус­пешно про­шёл два ту­ра, но пос­ту­пил всё-та­ки в щу­кин­ское.Так в 1959 го­ду в те­ат­ре име­ни Ев­ге­ния Вах­танго­ва по­явил­ся но­во­ис­пе­чён­ный ак­тёр Эрнст Но­тер­зор, из­брав­ший се­бе те­ат­раль­ный псев­до­ним Эрнст Зо­рин, с ко­торым и стал из­вестен.

— Ини­ци­ато­ром се­го псев­до­нима был вы­да­ющий­ся рус­ский ак­тёр И­осиф Мо­исе­евич Тол­ча­нов, со­рат­ник Ев­ге­ния Вах­танго­ва, на­род­ный ар­тист СССР, мой пе­дагог по учи­лищу и один из ве­дущих ак­тё­ров вах­тангов­ско­го те­ат­ра, — по­яс­ня­ет Эрнст. «Ка­кова фа­милия ва­ша, мо­лодой че­ловек?» — пе­рес­пра­шивал Тол­ча­нов. «Но-тер-зор?! Ну, это же сов­сем не те­ат­раль­ная фа­милия. Да­вай­те-ка луч­ше от пос­ледних трёх букв: ЗОР. Пус­кай бу­дет Зо­рин!» Вот так и и по­лучи­лось.

— 60-е и 70-е… Вам мож­но по­зави­довать: с та­кими «звёз­да­ми» пле­чо к пле­чу ра­бота­ли…

— О, да: Ми­ха­ил Уль­янов, Ни­колай Гри­цен­ко, Ва­силий Ла­новой, Юлия Бо­рисо­ва, Вла­димир Этуш… А Ру­бен Ни­кола­евич Си­монов, быв­ший ху­дожес­твен­ный ру­ково­дитель вах­тангов­ско­го!.. Ра­ботать, тво­рить с ни­ми — прос­то счастье.

— Так по­чему же, по­чему вы всё враз бро­сили, пе­реб­равшись жить за ру­беж? Ведь и приз­нанным бы­ли: толь­ко-толь­ко зва­ние Зас­лу­жен­но­го ар­тиста вам прис­во­или, да и квар­ти­ру по­лучи­ли. Мно­гие сих пор не­до­уме­ва­ют….

— Ког­да-то у ме­ня и в мыс­лях не бы­ло у­ехать из мо­ей стра­ны. Хоть я уже и заг­ра­ницу ви­дел, и впе­чат­ле­ние о «та­мош­ней» жиз­ни имел. Как-то да­же пред­ла­гали стать не­воз­вро­ащен­цем, но это бы­ло неп­ремле­мо для ме­ня. А к 1974-му го­ду кап­ля по кап­ле на­копи­лось…

Бо­лее тре­ти ак­тё­ров, с ко­торы­ми в своё вре­мя Ев­ге­ний Вах­тангов соз­да­вал те­атр, бы­ли ев­ре­ями. Мы, мо­лодёжь шес­ти­деся­тых, на­зыва­ли их, ес­тес­твен­но, «ста­рика­ми», лю­били и очень ува­жали. На­род­ные ар­тисты СССР Це­цилия Ман­су­рова, И­осиф Тол­ча­нов, На­род­ные ар­тисты Рос­сии И­осиф Рап­по­порт, Ма­рия Си­нель­ни­кова, Алек­сан­дра Ре­мизо­ва, Зас­лу­жен­ные ар­тисты Рос­сии Ле­онид Шах­ма­тов, Ве­ра Ль­во­ва и дру­гие яв­ля­лись ук­ра­шени­ем не толь­ко вах­тангов­ско­го, но и все­го со­вет­ско­го те­ат­ра.

По­том ря­ды ак­тё­ров-ев­ре­ев ста­ли ре­деть. Из сред­не­го по­коле­ния вах­тангов­цев мо­ей мо­лодос­ти на­зову лишь На­род­но­го ар­тиста СССР Вла­дими­ра Эту­ша и Зас­лу­жен­но­го де­яте­ля ис­кусств Вла­дими­ра Шле­зин­ге­ра. Пос­ледни­ми ев­ре­ями, при­няты­ми в те­атр в «мо­ём» 1959 го­ду, бы­ли я и од­но­кур­сни­ца Ка­тя Рай­ки­на. Лишь че­рез 30 лет пос­ле нас в те­атр при­няли за­меча­тель­ную Юлю Рут­берг.

Не ска­жу, что в те­ат­ре мо­его вре­мени ощу­щал­ся ан­ти­семи­тизм на ра­бочем уров­не. Но на бы­товом — хоть от­бавляй, осо­бен­но, ког­да ак­тё­ры под­вы­пив­шие: «Ев­рей­чик… Ты ев­рей, вро­де, хо­роший, но Этуш…». Про­тив­но всё это. А в 68-ом, пос­ле смер­ти за­меча­тель­но­го Ру­бена Си­моно­ва, те­атр воз­гла­вил его сын Ев­ге­ний, и вах­тангов­ка на­чала рез­ко сда­вать свои ху­дожес­твен­ные по­зиции. Всё ча­ще по­яв­ля­лись спек­такли, над ко­торы­ми ак­тё­ры шу­тили: «Итак, мы по­тер­пе­ли ещё од­ну по­беду». «По­бедой» лю­бил на­зывать свои пос­та­нов­ки Ев­ге­ний Си­монов.

Но глав­ное — что с воз­растом я всё боль­ше ощу­щал се­бя ев­ре­ем, и моя пер­вая ошиб­ка при эмиг­ра­ции в том, что я не нап­ра­вил­ся в Из­ра­иль, где есть те­атр «Га­бима», не­ког­да соз­данный с учас­ти­ем са­мого Ев­ге­ния Вах­танго­ва, и в ко­тором бы­ли бы от­кры­ты воз­можнос­ти для боль­шей мо­ей ре­али­зации. Хо­тя, грех Бо­га гне­вить: в эмиг­ра­ции мне и оз­ву­чивать «рус­ские» ки­нофиль­мы до­води­лось, и ро­ли иг­рать в те­ат­рах на Брод­вее, и ряд лет ра­ботать на ра­дио «Сво­бода» в Мюн­хе­не.

— Я и сам хо­рошо пом­ню «зап­ре­щён­ные» пе­реда­чи Эрн­ста Зо­рина, до­нося­щи­еся, нес­мотря на все­воз­можные глу­шите­ли, из мо­ей «Спи­долы». Осо­бен­но в 1986-ом, пос­ле воз­вра­щения из «чер­но­быль­ских» ко­ман­ди­ровок всег­да вклю­чал: очень уж хо­телось уз­нать прав­ду о том кош­ма­ре, ко­торую да­же не­пос­редс­твен­но на мес­те тех со­бытий по­нять бы­ло не­воз­можно.

— Да, и о Чер­но­быле рас­ска­зывал, и о «гор­ба­чёв­ских» со­быти­ях в Фо­росе в 91-ом при по­пыт­ке го­сударс­твен­но­го пе­рево­рота… Но эта ра­бота — лишь внеш­ний блеск, хоть и хо­рошая бы­ла зар­пла­та для эмиг­ранта.

— А вы ни­ког­да не ду­мали: а ес­ли бы не эмиг­ри­рова­ли?

— При­мер­но так по­вёл раз­го­вор и Ми­ха­ил Алек­сан­дро­вич Уль­янов, ко­торый в на­чале 90-х — как раз в мой «мюн­хен­ский» пе­ри­од — при­ехал в Гер­ма­нию. В то вре­мя Уль­янов уже был ху­дожес­твен­ным ру­ково­дите­лем вах­тангов­ско­го те­ат­ра. Он го­ворит мне:

— Ос­тался бы ра­ботать — гля­дишь, и На­род­но­го ар­тиста по­лучил бы, ты же хо­роший ак­тёр…

Я в от­вет:

— А вы бы ме­ня взя­ли, ес­ли б я вер­нулся?

— Да я-то — с до­рогой ду­шой взял бы. Хоть сей­час. Толь­ко ведь в те­ат­ре те­бя пре­дате­лем счи­та­ют…

Слов­но и не прош­ли го­ды: там по-преж­не­му ца­рила зам­ше­лая мо­раль­ная ат­мосфе­ра, от ко­торо я и бе­жал. Ведь «пре­дате­лем» я стал тот­час пос­ле ра­зово­ра с Ев­ге­ни­ем Си­моно­вым, ко­торо­му со­об­щил о пред­сто­ящем от­бы­тии. Тот мо­мен­таль­но пре­дуп­ре­дил: от­ны­не на сце­ну — ни но­гой…

— Опа­са­етесь, да­бы я не ком­про­мети­ровал те­атр в «иде­оло­гичес­ких» спек­таклях — лад­но. Но апо­литич­но­го Ко­та в са­погах по­чему же не иг­рать?..

— Ва­ше по­яв­ле­ние на сце­не в лю­бом ка­чес­тве не­жела­тель­но.

— Тем не ме­нее вы и в эмиг­ра­ции под­твержда­ете вер­ность те­ат­ралным под­мос­ткам. И здесь ва­ше по­яв­ле­ние на сце­не не яв­ля­ет­ся не­жела­тель­ным — сов­сем да­же на­обо­рот.

— Ра­бота на ра­дио «Сво­бода» вов­се не зат­ми­ла мне те­атр. Я и в Мюн­хе­не иг­рал в те­ат­ре, и в США при­возил свои ра­боты. В Нью-Й­ор­ке ста­вил «Прин­цессу Ту­ран­дот» Кар­ло Гоц­ци, «Мил­ли­онер­шу» Бер­нарда Шоу, иг­рал в пь­есах «Мос­ква — Нью-Й­орк — Мос­ква» (по мо­тивам «Вар­шав­ской ме­лодии»), «Силь­нее люб­ви» (по по­вес­ти Б. Лав­ре­нёва «Со­рок пер­вый»), «Фик­тивный брак» В. Вой­но­вича и дру­гих. Иг­рал мо­нос­пектакль «За­пис­ки су­мас­шедше­го» (по Го­голю). Да и сей­час, жи­вя в шта­те Мис­су­ри, не ду­маю от­ка­зывать­ся от твор­чес­тва.

— А что по­каже­те в прог­рамме «О ев­ре­ях», ко­торую по приг­ла­шению «КРУ­ГОЗО­РА» при­везё­те в Мас­са­чусетс и Кон­некти­кут?

— Я — не «звез­да», на ко­торую зри­тель бро­са­ет­ся вне за­виси­мос­ти от ка­чес­тва ис­полне­ния. Как пра­вило, пос­ле объ­яв­ле­ния о мо­ём кон­церте зри­тель на­чина­ет вы­яс­нять: а что это? а кто это? а ин­те­рес­но ли? Но те, кто в ре­зуль­та­те на кон­церт при­ходят, по­том приз­на­ют­ся: дав­но не по­луча­ли та­кого удо­воль­ствия. Дав­но так от ду­ши не сме­ялись.

Моя прог­рамма и раз­мышле­ния вы­зыва­ет, и смех бе­зудер­жный. В своё вре­мя тол­чком для её соз­да­ния мне пос­лу­жила бро­шюра Горь­ко­го «О ев­ре­ях», ко­торая, хо­тя бы­ла на­писа­на ещё до Ок­тябрь­ской ре­волю­ции, тем не ме­нее, в СССР тща­тель­но скры­валась, и да­же не вош­ла в пол­ное соб­ра­ние со­чине­ний Горь­ко­го. Нас­тра­ива­ющие на серь­ёз­ные раз­мышле­ния сти­хи Вла­дими­ра Ор­ло­ва, Ев­ге­ния Ев­ту­шен­ко, Алек­сан­дра Га­лича, Ро­бер­та Рож­дес­твенско­го, Рим­мы Ка­зако­вой, Иго­ря Гу­бер­ма­на че­реду­ют­ся в прог­ра­ме с вы­зыва­ющи­ми иро­ничес­кую улыб­ку, смех, а то и го­мери­чес­кий хо­хот ми­ни­атю­рами, пам­фле­тами, мо­ноло­гами, сти­хами та­ких ав­то­ров, как Вла­димир Вой­но­вич, Сер­гей Дов­ла­тов, Ми­ха­ил Жва­нец­кий, Ар­ка­дий Хайт, Ми­ха­ил Го­родин­ский.

«А ев­реи как? — зву­чит в прог­рамме воп­рос Ми­ха­ила Жва­нец­ко­го из «Пись­ма эмиг­рантам». «Они в лю­бой стра­не в мень­шинс­тве, но в каж­дой от­дель­ной от­расли — в боль­шинс­тве. Взять шах­ма­ты — в боль­шинс­тве. Взять на­уку — в боль­шинс­тве. А сре­ди на­селе­ния — в мень­шинс­тве. Мно­гие не мо­гут по­нять, как это про­ис­хо­дит, и на­чина­ют их бить…».

Жва­нец­ко­му вто­рит Игорь Гу­бер­ман:

«Всег­да на ев­рея най­дёт­ся судья.
За жи­вость. За ум. За су­тулость.
За то, что ев­рей­ка стре­ляла в вож­дя.
За то, что она про­мах­ну­лась».

Но чем рас­ска­зывать о мо­ей прог­рамме, луч­ше её пос­мотреть и пос­лу­шать, как это уже сде­лали в дру­гих шта­тах. Вни­мание бы­ло. Смех был. И да­же хо­хот. А рек­ла­мации — нет, их не бы­ло.

— Ду­маю, и у нас их не бу­дет.

С не­тер­пе­ни­ем ждём вас, Эрнст!