Эхо прошедших дней (глава из повести «Литературный экспресс»)

Сборы в дорогу затягивались. Не потому, что было много вещей, нет, Сергей бросил в дорожный саквояж лишь самое необходимое. Дело было в другом.  Молодой человек, обычно лёгкий на подъём, в этот раз готовился к поездке с тяжёлой душой.

Вчера, когда ему позвонили из оргкомитета и как известного поэта  пригласили в проект «Литературный экспресс», он обрадовался. Перспектива увидеть незнакомые места, получить новые впечатления и пообщаться с другими поэтами выглядела довольно заманчивой. Вчера. А сегодня вдруг непонятно откуда появились сомнения: а стоит ли вообще связываться с этим неожиданным мероприятием? Да, он уже дал согласие на  своё участие, но теперь сожалел об этом. На душе было тоскливо как в слякотный осенний день. Хотя стоял февраль, и в окно можно было увидеть заснеженные деревья, искрящиеся под ярким солнцем.

Молодой человек небрежно опустил в саквояж кожаный ремень, шерстяной шарф и потрёпанный блокнот. Машинально повертел в руках трость, отставил её в сторону и закрыл саквояж. Потом опустился на диван, склонил голову на сомкнутые руки и постарался привести мысли в порядок. Получалось это плохо.  Мысли прыгали, менялись, спорили друг с другом и постоянно пытались превратиться в стихотворные строчки.

«Стихами думать – первый признак, что человек сошёл с ума», - всплыло в голове.

В дверь негромко постучали. Видеть никого не хотелось, и Сергей решил не открывать. Постучат и уйдут.
Дверь, тем не менее, медленно отворилась, и в комнату неторопливо протиснулась какая-то тёмная фигура.

Глубоко надвинутый на лоб капюшон почти скрывал лицо. Но и то, что можно было увидеть, заставило Сергея вздрогнуть от пробежавшего по спине холодка. Молодому человеку показалось, что он узнаёт в непрошенном госте того, кого надеялся никогда больше не встречать.

А вошедший  закрыл за собой дверь и произнёс тихим вкрадчивым голосом:

- Собираешься в дорогу?
  Неужели без меня?
  Мы в разлуке были много
  Скучных дней календаря.
  Я терпел такие муки,
  Помня наш былой раздор.
  Но теперь конец разлуке -
  Вновь с тобой я с этих пор.   

Незнакомец огляделся, по-хозяйски прошёлся по комнате, задёрнул портьеры на окне, погрузив помещение в полумрак, и повернулся к оцепеневшему поэту:

- Я твоих бессонниц лекарь,
  Сторож затаённых дум.
  Я, порывшись по сусекам,
  Много тайн найти могу.

Теперь Сергей окончательно убедился, что перед ним именно тот, о ком он подумал. Поэт резко махнул рукой, как бы отгоняя столь взволновавшего его человека:

- Ах, оставь меня, сукин сын!
Разве мало с тобой я мучился?
Убирайся прочь, чёрный джинн.
Иль по трости моей соскучился?
Я теперь стал совсем другим
И не буду зря жизнь растрачивать.
Все невзгоды пройдут как дым,
Вот ещё и с тобой в придачу бы.
Убирайся прочь, сукин сын!
Не буди во мне зверя лютого.
Я задумал жить до седин 
И не нужно мне карты спутывать.

Тёмная фигура приблизилась и присела на диван рядом с поэтом. Вновь раздался негромкий настойчивый голос:

- Не пытайся хитрить, поэт,
И пугать меня злыми фразами.
Это всё только жалкий бред -
Мы с тобой навсегда повязаны.

Молодой человек отшатнулся от пришельца, вскочил с дивана и раздражённо бросил:

- Я был болен. Теперь здоров.
Мать-Россия моё спасение.
И её воспевать готов
Как и прежде Сергей Есенин.
О тебе я давно забыл.
Для чего ты опять явился?
Если я с тобой связан был,
То теперь-то я изменился.

Человек в капюшоне откашлялся, подавил смешок и снова обратился к Сергею таким терпеливым тоном, каким обычно обращаются к несмышлёному и капризному ребёнку:

- Глупый, глупый смешной поэт!
У тебя, видать, снова белочка.
Той России давно уж нет,
Как и нет больше скверной девочки.
Ты чужой здесь, бросай тупить.
И вокруг тебя - люди осени.
Ничего нам не изменить,
Хоть и вновь тебе жизнь подбросили.

В ответ на эти слова Сергей Есенин отчаянно замотал головой и с негодованием выдохнул:

- Всё ты врёшь. Ты всегда мне лгал,
Лишь казались слова правдивыми. 
Но картины, что ты слагал,
На душе застывали льдинами.
Не хочу тебя слушать. Нет!
Убирайся прочь, гость непрошеный!
Ночь прошла. Впереди рассвет.
Уходи, прошу по-хорошему.

Непрошеный гость лишь рассмеялся, и вкрадчивый голос зазвучал с новой силой, причём, казалось, что исходит он не только снаружи, от этого тёмного человека, но словно зарождается и внутри,  в голове самого Сергея:

- Слушай, слушай меня, поэт.
  Без меня ты прожить не сможешь.
  Помнишь женщину сорока с лишним лет?
  Неужели тоска не гложет?
  В этом мире сплошных потерь,
  Где воруют и зря тратят время,
  Кто закроет в прошлое дверь -
  Тот дверь в Завтра открыть не сумеет.

Есенин заткнул уши руками и нервно заходил по комнате, качая головой и бормоча:

- Не хочу тебя я слушать.
От твоих речей лишь злость.
Поищи другие души.
Прочь пошёл, прескверный гость.

А человек в капюшоне, следя за беспорядочными передвижениями поэта, с неприкрытым сарказмом упрекнул его:

- Что же ты такой упрямый?
Ишь заладил: прочь да прочь…
Это из какой же драмы -
Гнать гостей в ненастье, в ночь?

Чёрный силуэт неожиданно оказался  у окна. Портьеры распахнулись. За окном метались снежные вихри,  и слышались глухие порывы ветра. Свет луны, отражаясь от зеркала на стене, тускло освещал комнату и пропадал, едва коснувшись тёмной фигуры, казавшейся теперь ещё более мерзкой и пугающей.

Есенин замер на месте, из последних сил сдерживая готовый вырваться крик. А чёрный человек, раскрыв дорожный саквояж, осмотрел его содержимое и усмехнулся:

- Вижу, собрано в дорогу
Всё от шарфа до ремня.
Удели, поэт, немного
Места здесь и для меня.
Мне чуток всего и надо:
Я калачиком свернусь.
Но с тобою буду рядом
И чуть что - вмиг появлюсь.
Не могу тебя я бросить.
Так что, даже не проси.
Тебя так порой заносит,
Хоть святых вон выноси.

Чёрный человек медленно приблизился к Сергею и с довольной  издёвкой заверил поэта: 

- Решено: с тобой поеду:
Ты ж как малое дитя.
Так когда мы едем? В среду?
Что ж, дни быстро пролетят…

Не стерпел Есенин. Уже не сдерживая яростный крик, он схватил трость и нанёс удар по голове, прикрытой чёрным капюшоном. Потом ещё и ещё. Пока не рассыпалась тёмная фигура на мелкие осколки, со звоном  разлетевшиеся по паркету. Лишь рамка на стене осталась от разбитого зеркала. У поэта закружилась голова, потемнело в глазах, и он, упав на диван, на несколько минут потерял сознание.

    А когда пришёл в себя и растерянно провёл взглядом вокруг, то  увидел, что комната пуста. Луч солнца, отразившись от висящего на стене зеркала, падал на раскрытый саквояж на столе, словно намекая, что сборы в дорогу пора бы и закончить. Не было никаких следов недавнего происшествия, которое, очевидно,  было лишь игрой воспалённого воображения. Поэт облегчённо вздохнул. Мир вокруг снова стал ощущаться простым и реальным. И только маленький зеркальный кусочек, закатившийся под стул, несколько портил это ощущение.