Золотых Дел Мастер

Дав­ным-дав­но, ещё в прош­лой жиз­ни, ког­да бы­ло мне лет 12 или 13, моя ба­буш­ка Бер­та не­ожи­дан­но со­об­щи­ла, что у неё, ока­зыва­ет­ся, был брат-близ­нец, ко­торый умер в Мос­кве око­ло двух лет на­зад. При­кинув её воз­раст, я со­об­ра­зил что ему бы­ло тог­да где-то под семь­де­сят. «Ну был близ­нец, так был, что с то­го?», — по­думал я. Ни­ког­да я про не­го не слы­хал, на мо­ей па­мяти в на­шей семье его не упо­мина­ли. Моя под­рос­тко­вая жизнь бы­ла до пре­дела за­пол­не­на раз­ны­ми ин­те­реса­ми и по­тому родс­твен­ни­ки, осо­бен­но ко­торых я ни­ког­да не ви­дел, ме­ня ма­ло за­нима­ли. Ба­буш­ка взя­ла со сто­ла кон­верт, про­тяну­ла его мне и ска­зала:

— Я пись­мо по­лучи­ла от Си­мы, его вдо­вы. Те­бе бу­дет ин­те­рес­но уз­нать, что здесь на­писа­но. Но преж­де, чем ты это проч­тёшь, я те­бе дол­жна кое-что рас­ска­зать про мо­его бра­та. Ког­да мы с ним ро­дились в мо­роз­ный ян­вар­ский день, не­бо бы­ло чис­тое и све­тило яр­кое сол­нце. По­это­му ме­ня наз­ва­ли Бер­та, то есть «яс­ная», а его — Ме­ир, что по-ев­рей­ски зна­чит «си­яющий». Мы жи­ли в Чер­ни­гове; до ре­волю­ции у ме­ня бы­ла своя ма­лень­кая мас­тер­ская дам­ских шляп, а у Ме­ира юве­лир­ная мас­тер­ская. Он по­том и при со­вет­ской влас­ти ра­ботал юве­лиром. Жи­ли они с Си­мой не­дале­ко от нас, де­тей у них не бы­ло. Мы дру­жили, хо­дили друг к дру­гу в гос­ти, вмес­те праз­дни­ки справ­ля­ли. Он мно­го ра­ботал, но зар­пла­та бы­ла ма­лень­кая и жи­ли они скром­но. До поз­дне­го ве­чера Ме­ир си­дел в кро­хот­ной мас­тер­ской, из­го­тов­лял ук­ра­шения, чи­нил би­жуте­рию и ча­сы, а по­том он не­ожи­дан­но ис­чез. Это был страш­ный 1937 год. Он ис­чез и же­на его Си­ма то­же ис­чезла. Мы сна­чала не по­нима­ли, что про­изош­ло; я пош­ла к ним до­мой и уви­дела, что дверь опе­чата­на. Тог­да ста­ло яс­но, что их арес­то­вали, а на­водить справ­ки в те вре­мена бы­ло опас­но, да и бес­смыс­ленно. С тех пор мы о них ни­чего не зна­ли, ду­мали, что про­пали они нав­сегда. Но вот на прош­лой не­деле я по­лучи­ла от Си­мы это пись­мо. Двад­цать лет прош­ло, как они ис­чезли, и вдруг — пись­мо. Проч­ти…

Я взял кон­верт, не чи­тая по­ложил его в кар­ман и убе­жал по сво­им де­лам, а ког­да ве­чером вер­нулся до­мой, вспом­нил про не­го, дос­тал и стал чи­тать. Про 1937 год я тог­да ма­ло что знал и пись­мо ме­ня по­рази­ло. Дол­го чи­тал и пе­речи­тывал, ста­ра­ясь по­нять, как та­кое мог­ло про­изой­ти? С тех пор прош­ло бо­лее шес­ти­деся­ти лет, дав­но нет в жи­вых ни мо­их ба­бушек-де­душек, ни ро­дите­лей. Тот раз­го­вор поч­ти стёр­ся из мо­ей па­мяти, как вдруг прош­лым ян­ва­рём в 130-й день рож­де­ния ба­буш­ки Бер­ты я вспом­нил её рас­сказ о бра­те-близ­не­це и про то, что я про­читал в пись­ме.

***

Ме­ира взя­ли пер­во­го и­юня сре­ди бе­ла дня. Дверь в мас­тер­скую рез­ко рас­пахну­лась, вош­ли три НКВДеш­ни­ка с пис­то­лета­ми в ру­ках. Ни­чего не ска­зали, толь­ко спро­сили имя, скру­тили ру­ки за спи­ной и за­тол­ка­ли в ма­шину. Си­му арес­то­вали до­ма в тот же са­мый день, всё обыс­ка­ли, увез­ли её в тюрь­му, а дверь квар­ти­ры опе­чата­ли. Доп­ра­шива­ли Ме­ира по но­чам. Сле­дова­тель с крас­ны­ми от бес­сонни­цы гла­зами и сам бе­зум­но ус­тавший от неп­ре­рыв­ных доп­ро­сов расс­пра­шивал его про дру­зей и родс­твен­ни­ков, но осо­бен­но ин­те­ресо­вал­ся дво­юрод­ным бра­том Се­мёном Ту­ров­ским, ко­торый слу­жил за­мес­ти­телем ко­ман­ду­юще­го Харь­ков­ским во­ен­ным ок­ру­гом, имел зва­ние ком­бри­га и дру­жил с ко­ман­дармом Яки­ром. Ме­ир ска­зал, что он Се­мёна ви­дел с пол­го­да на­зад, ког­да тот при­ез­жал из Харь­ко­ва в Чер­ни­гов по­видать­ся, а по­том у­ехал в Ле­нин­град, вот и всё. Но сле­дова­телю это­го бы­ло ма­ло. В тём­ном уг­лу ком­на­ты си­дел его по­мощ­ник, здо­ровен­ный де­тина, ра­бота ко­торо­го бы­ла толь­ко бить. Сле­дова­тель ки­вал ему, тот вста­вал со сту­ла, ле­ниво под­хо­дил к Ме­иру, хва­тал за во­лосы, зап­ро­киды­вал его го­лову на­зад и с раз­ма­ху бил ку­лаком по ли­цу. По­том воз­вра­щал­ся к се­бе в угол ждать сле­ду­юще­го кив­ка, а сле­дова­тель за­давал но­вый воп­рос. Он тре­бовал что­бы Ме­ир под­робно рас­ска­зал о встре­чах с Ту­ров­ским, го­ворил ли тот про Яки­ра, про­сил ли о чём, бы­ли ли раз­го­воры о то­вари­ще Ста­лине, о во­ен­ной тех­ни­ке и про­чих ве­щах, о ко­торых бед­ный Ме­ир не имел ни ма­лей­ше­го по­нятия. В пер­вую же ночь ему вы­били два пе­ред­них зу­ба; он ути­рал кровь, со­чив­шу­юся изо рта, и не по­нимал, что от не­го хо­тят. Про­токол под­пи­сал не чи­тая. Осо­бое со­веща­ние объ­яви­ло ему при­говор — 10 лет ла­герей.

Си­му не доп­ра­шива­ли, но про­дер­жа­ли в тюрь­ме с пол­го­да; по­том при­вели в ка­кой-то ка­бинет, где си­дел хму­рый че­ловек в во­ен­ной фор­ме. Он про­тянул ей лис­ток и ска­зал: «Рас­пи­шитесь». Там бы­ло на­писа­но, что Се­рафи­ма Ро­гин­ская при­гово­рена к пя­ти го­дам ла­геря как член семьи из­менни­ка ро­дины. От­бы­вать срок от­пра­вили в АЛ­ЖИР, то есть в «Ак­мо­лин­ский Ла­герь Жён Из­менни­ков Ро­дины», пос­ре­ди ка­зах­ской сте­пи. В том ла­гере со­дер­жа­ли жен­щин всех воз­растов: мо­лодых, сов­сем дев­чо­нок, ста­рух, бы­ли бе­ремен­ные и да­же ма­тери с деть­ми. Вско­ре сре­ди зак­лю­чён­ных Си­ма наш­ла се­бе па­ру при­ятель­ниц, та­ких же нес­час­тных, му­жей ко­торых расс­тре­ляли за «из­ме­ну ро­дине». О судь­бе Ме­ира она ни­чего не зна­ла и по­лага­ла, что его то­же нет в жи­вых. В АЛ­ЖИ­Ре она про­была до но­яб­ря 43-го го­да; пос­ле ос­во­бож­де­ния сра­зу же по­еха­ла в Чер­ни­гов, из ко­торо­го толь­ко что бы­ли из­гна­ны нем­цы. На­де­ялась уз­нать о судь­бе родс­твен­ни­ков. Ни­кого не наш­ла, а уви­ден­ное так её пот­рясло, что про­быв в род­ном го­роде все­го три дня, Си­ма у­еха­ла в Мос­кву к дво­юрод­ной сес­тре. Вско­ре уда­лось там про­писать­ся, най­ти ра­боту и да­же по­лучить кро­хот­ную ком­натку в ком­му­наль­ной квар­ти­ре.

Чти ка­са­ет­ся Ме­ира, от­бы­вать срок его от­пра­вили на Ко­лыму. С пе­ресыл­ка­ми этап за­нял ме­сяца три; в бух­ту На­га­ева па­роход из Вла­дивос­то­ка при­шёл к кон­цу ле­та. Бы­ло ещё теп­ло, пос­ле не­дель­но­го пу­тешес­твия в тём­ном трю­ме се­вер­ное сол­нце ка­залось осо­бен­но яр­ким, а скло­ны со­пок к за­паду от Ма­гада­на кро­ваво-крас­ны­ми. Све­дущие зэ­ки объ­яс­ни­ли — это от спе­лой брус­ни­ки, ко­торой в тот год бы­ло изо­билие. Сра­зу же по­пал он на об­щие ра­боты до­бывать оло­вян­ную ру­ду. Без ма­лого два го­да ка­тал в шах­те тач­ку, но за­тем на­чаль­ство за­мети­ло его спо­соб­ности к сме­калис­той ра­боте — мог лов­ко чи­нить во­дяные на­сосы, то­чить пи­лы, ла­дить ко­лёса к тач­кам, про­водить элек­три­чес­кое ос­ве­щение, а по­тому пе­реве­ли его в «при­дур­ки», то есть в об­слу­гу. На об­щих ра­ботах ма­ло ко­му вез­ло про­жить бо­лее трёх-че­тырёх лет, а у «при­дур­ков» труд был всё же по­лег­че и вы­жива­ли они ча­ще.

К на­чалу 1942 го­да на шах­те, где ра­ботал Ме­ир, оло­вян­ная вы­работ­ка бы­ла прой­де­на и всех зэ­ков от­ту­да пе­реве­ли на до­бычу зо­лота в лаг­пункт при­ис­ка име­ни Во­роши­лова, что в Тень­кин­ском раз­ведрай­оне в 150 км на се­веро-за­пад от Ма­гада­на. Зэ­ки вскры­вали тор­фа, то есть би­ли грунт ло­мами, взры­вали мёр­злую по­роду и по ле­дяной до­рож­ке в ко­робах вы­вози­ли её за кон­тур карь­ера, всё вруч­ную. Ког­да нас­ту­пала вес­на и схо­дил лёд на ре­чуш­ке На­тал­ка, на­чина­ли про­мыв­ку зо­лото­нос­но­го пес­ка из из­мель­чён­ной по­роды. Где-то че­рез год Ме­иру опять по­вез­ло — наз­на­чили его ре­мон­тни­ком. В 1943 го­ду для по­дачи к реч­ке по­роды прис­по­соби­ли дви­гатель с кон­вей­ером. Это обо­рудо­вание пос­то­ян­но ло­малось, осо­бен­но зи­мой, а кро­ме Ме­ира чи­нить его ник­то не умел. Ра­бота бы­ла ой как тя­жела — в 40-гра­дус­ный мо­роз паль­цы при­мер­за­ли к ме­тал­лу, смаз­ка твер­де­ла и её на­до бы­ло ра­зог­ре­вать ог­нём, буш­лат ма­ло за­щищал от про­низы­ва­юще­го вет­ра. Но всё же это луч­ше, чем ко­лотить ло­мом по мер­зло­те, осо­бен­но ког­да те­бе уже за пять­де­сят. Так про­рабо­тал он на зо­лотых при­ис­ках до са­мого кон­ца сро­ка, но по ос­во­бож­де­нии у­ехать ему не поз­во­лили — сна­чала жил за зо­ной как воль­но-на­ём­ный ме­ханик, а по­том смог пе­реб­рать­ся в Ма­гадан, где, нес­мотря на то, что стук­ну­ло ему уже шесть­де­сят, ре­шил вер­нуть­ся к сво­ему ста­рому ре­мес­лу. Воз­раст, ко­неч­но, был пен­си­он­ный, да и здо­ровье ста­ло ни­кудыш­ное: опу­хали но­ги, час­то бо­лело сер­дце и не хва­тало ды­хания, но на­до бы­ло на что-то жить — не по­мирать же с го­лоду под за­бором. Ус­тро­ил­ся он на ра­боту в ча­совую мас­тер­скую. Сна­чала ре­мон­ти­ровал бу­диль­ни­ки и ча­сы, а за­тем там же стал из­го­тов­лять зо­лотые ук­ра­шения для жён го­род­ско­го и ла­гер­но­го на­чаль­ства.

Зо­лото — уди­витель­ный ме­тал. Он кра­сивый, мяг­кий, не ржа­ве­ет, не ста­ре­ет, его мож­но вы­коло­тить в тон­чай­шие лис­тки для пок­ры­тия ку­полов хра­мов, а ещё у зо­лота есть стран­ное свой­ство — оно лип­кое: прис­та­ёт к ру­кам тех, кто с ним име­ет де­ло. На ко­лым­ских при­ис­ках зо­лотые пес­чинки не­ред­ко “при­липа­ли” к зас­ко­руз­лым ла­доням зэ­ков, а за­тем осе­дали в кар­ма­нах ох­ра­ны и ла­гер­но­го на­чаль­ства. За зо­лотую кру­пицу мож­но бы­ло от­ко­сить от ра­боты, по­лучить до­пол­ни­тель­ную пай­ку или ещё ка­кую поб­лажку. С при­ис­ков не­уч­тённое зо­лото тай­но пе­рете­кало к жен­ско­му на­селе­нию Ко­лымы. Ра­зуме­ет­ся, дос­та­валось оно не нес­час­тным зэч­кам, а сы­тым на­лож­ни­цам и жё­нам ВОХ­Ры, то есть во­ору­жён­ной ох­ра­ны. Но вот не­зада­ча — что за ра­дость хра­нить его в ку­быш­ках и са­хар­ни­цах? Зо­лото дол­жно ук­ра­шать паль­чи­ки, уши и шеи до­род­ных вох­ров­ских жён и лю­бов­ниц! Од­на­ко, прев­ра­тить зо­лотой пе­сок и мел­кие са­мород­ки в коль­ца, бро­ши и серь­ги сов­сем не прос­то. Это вы­сокое юве­лир­ное ис­кусс­тво, ко­торое тре­бу­ет ху­дожес­твен­но­го вку­са, тер­пе­ния и глав­ное — уме­лых рук. Имен­но та­кие ру­ки бы­ли у Ме­ира Ро­гин­ско­го, единс­твен­но­го зо­лотых дел мас­те­ра Ко­лымы.

***

Жи­вя в Ма­гада­не, Ме­ир пос­то­ян­но пы­тал­ся ра­зыс­кать же­ну, но все его пись­ма в Чер­ни­гов воз­вра­щались с по­мет­кой «Ад­ре­сат вы­был». Пи­сал он зна­комым, родс­твен­ни­кам и сес­тре, то есть мо­ей ба­буш­ке Бер­те — всё впус­тую. Пись­ма при­ходи­ли на­зад. Мно­гие из на­шей род­ни по­гиб­ли в мя­соруб­ке ста­лин­ских реп­рессий и ог­не вой­ны, а моя ба­буш­ка в то вре­мя жи­ла на Ура­ле, ку­да ей пос­час­тли­вилось по­пасть в эва­ку­ацию. Че­рез два го­да пос­ле смер­ти Ста­лина ле­том 1955 го­да Ме­ира выз­ва­ли в мес­тное уп­равле­ние КГБ и со­об­щи­ли, что он пол­ностью ре­аби­лити­рован и мо­жет ехать на все че­тыре сто­роны. Впро­чем, сто­рона бы­ла там толь­ко од­на — сна­чала на юг па­рохо­дом во Вла­дивос­ток, а от­ту­да по­ез­дом на за­пад. Как раз в это вре­мя он до­гадал­ся на­писать пись­мо в Мос­кву сво­им ста­рым зна­комым, ко­торые ра­зыс­ка­ли дво­юрод­ную сес­тру Си­мы и пе­реда­ли ей пись­мо. К ве­ликой сво­ей ра­дос­ти Ме­ир на­конец уз­нал, что его же­на жи­ва.

Соб­рал он свои не­хит­рые по­жит­ки, ко­торых и бы­ло-то все­го-ни­чего: две па­ры ста­рого ла­тано­го-пе­рела­тано­го белья, под­би­тые ва­лен­ки, по­дер­жанный дву­бор­тный кос­тюм, куп­ленный в Ма­гада­не по слу­чаю, те­лог­рей­ка с пят­ном на спи­не от спо­рото­го ла­гер­но­го но­мера, ста­рые ча­сы «Бре­гет», да ящи­чек с юве­лир­ны­ми инс­тру­мен­та­ми: щип­чи­ки, мо­лоточ­ки, на­коваль­ни, ти­соч­ки и про­чие про­фес­си­ональ­ные прис­по­соб­ле­ния. Сло­жил всё в кар­тонный че­модан; ког­да па­роход при­шёл во Вла­дивос­ток, сел там в об­щий ва­гон по­ез­да даль­не­го сле­дова­ния и по­ехал в Мос­кву.

Си­ма встре­тила его на вок­за­ле, при­вез­ла в свою ко­мор­ку, отог­ре­ла, на­кор­ми­ла и на­де­ялись они на­чать жить сна­чала, хо­тя обо­им бы­ло уже под семь­де­сят. Но не сло­жилось — судь­ба-зло­дей­ка рас­по­ряди­лась ина­че. Где-то че­рез не­делю пос­ле при­ез­да ему ночью сжа­ло сер­дце, стал за­дыхать­ся. Си­ма по­бежа­ла на ули­цу к те­лефо­ну-ав­то­мату вы­зывать ско­рую, а ког­да вер­ну­лась до­мой, уви­дела, что бед­ный Ме­ир уже не ды­шал.

По­хоро­нила она его и ос­та­лась опять од­на, как преж­де. Жи­ла бед­но, пен­сия у неё бы­ла ми­зер­ная, 350 руб­лей в ме­сяц, это ещё в до­рефор­менных день­гах, и ста­ла она но­сить на ба­рахол­ку свои по­жит­ки, что­бы про­дать их хоть за ка­кие-то день­ги. Про­дала кос­тюм по­кой­но­го му­жа, кар­манные ча­сы «Бре­гет», а по­том наш­ла под кро­ватью ящи­чек с юве­лир­ны­ми инс­тру­мен­та­ми. Снес­ла и его на ры­нок. Инс­тру­мен­ты дол­го ник­то брать не хо­тел, но од­нажды по­дошёл к ней под­вы­пив­ший мас­те­ровой и стор­го­вал их за 50 руб­лей. Си­ма про­сила 100, но он ты­кал паль­цем в ящи­чек и вор­чал: «Ста­рые, ржа­вые, им во­об­ще грош це­на.». Про­дала…

Пос­ле Ме­ира ос­та­лась у неё од­на лишь те­лог­рей­ка со сле­дом на спи­не от спо­рото­го но­мера — ко­му та­кая нуж­на? Ста­рая, вся в зап­ла­тах, про­питан­ная хо­лодом и стра­хом. Где-то че­рез пол­го­да ре­шила она выб­ро­сить её на по­мой­ку, сня­ла с гвоз­дя и тут во внут­реннем кар­ма­не за­мети­ла кон­верт. На кон­верте бы­ла над­пись: «Для Си­мы от Ме­ира лич­но. От­крыть в слу­чае мо­ей смер­ти». Внут­ри ле­жал не­боль­шой лис­ток, на ко­тором по­чер­ком Ме­ира бы­ло на­писа­но: «Я в Ма­гада­не мас­те­рил юве­лир­ку для вер­ту­хай­ских жён. За ра­боту они иног­да рас­пла­чива­лись со мной зо­лотым пес­ком. За эти го­ды наб­ра­лось у ме­ня поч­ти 2 кг зо­лота. Дер­жать его при се­бе бы­ло опас­но, по­это­му для мас­ки­ров­ки я из не­го сде­лал на­бор юве­лир­ных инс­тру­мен­тов и что­бы при­дать им неп­ри­мет­ный вид пок­рыл зо­лото сло­ем же­леза. Си­ма, бе­реги эти инс­тру­мен­ты, ни­кому не го­вори и не по­казы­вай. Ес­ли смо­жешь най­ти на­дёж­но­го по­купа­теля, про­давай, толь­ко не все сра­зу. Ме­ир»

_________________________________
© Jacob Fraden, 2019

Чи­тай­те рас­ска­зы Яко­ва Фрей­ди­на на его веб­сай­те: www.fraden.com/рас­ска­зы
Кни­ги Яко­ва Фрей­ди­на мож­но при­об­рести че­рез: http://www.fraden.com/books