Израильские зарисовки

…и ни­кому из них не при­ходи­ло в го­лову, что ка­кой-то иди­от в сол­дат­ской фор­ме мо­жет прос­то так, по собс­твен­но­му по­чину тас­кать на пле­че дос­ку. С их точ­ки зре­ния, сол­да­тика кто-то ку­да-то с ка­кой-то целью с этой дос­кой пос­лал. На обед и на ночь я пря­тал дос­ку под ва­гон­чик, в ко­тором спал, а ут­ром пос­ле зав­тра­ка сно­ва клал ее на пле­чо и шел гу­лять по ла­герю. Ко мне приг­ля­делись, при­вык­ли и ста­ли про­пус­кать всю­ду, да­же без дос­ки. По­это­му я при­нял ре­шение обе­дать толь­ко в офи­цер­ской сто­ловой, иног­да по два ра­за в день. Про­дол­жа­лось это рай­ское сос­то­яние ров­но две не­дели…

В ис­то­ри­ях и анек­до­тах час­то рас­кры­ва­ет­ся на­ци­ональ­ный ха­рак­тер. Вот из­ра­иль­ский анек­дот. Во­дитель пе­ре­ехал пе­рек­ресток на крас­ный свет. Его ос­та­нав­ли­ва­ет по­лицей­ский и го­ворит: "Ты по­чему пе­ре­ехал пе­рек­ресток по крас­но­му све­ту?" - "По­чему я пе­ре­ехал пе­рек­ресток по крас­но­му све­ту? - пе­рес­пра­шива­ет во­дитель. - По­тому что это то, что там го­рело".

А вот эпи­зод, про­изо­шед­ший лич­но со мной. Стою я на ос­та­нов­ке ав­то­буса и жду. Жду ми­нут пят­надцать. На­конец на боль­шой ско­рос­ти по­казы­ва­ет­ся ав­то­бус, подъ­ез­жа­ет поб­ли­же, и вдруг, вмес­то то­го что­бы за­мед­лить ход, подъ­ехать и заб­рать ме­ня и еще дво­их пас­са­жиров, во­дитель уве­личи­ва­ет ско­рость и не­сет­ся к пе­рек­рес­тку. В этот мо­мент свет ме­ня­ет­ся на крас­ный, и во­дитель ав­то­буса тор­мо­зит (в от­ли­чие от во­дите­ля ав­то­моби­ля в анек­до­те вы­ше) и ос­та­нав­ли­ва­ет­ся. Я под­бе­гаю к пе­ред­ней две­ри, сту­чу, и ме­ня впус­ка­ют. "Ты по­чему на ос­та­нов­ке не ос­та­новил­ся?! - бро­са­юсь я к во­дите­лю. - Ты что, не ви­дел, что те­бя лю­ди ждут?" - "А я очень хо­рошо ра­зог­нался, - объ­яс­ня­ет во­дитель. - Жал­ко бы­ло ско­рость сбра­сывать".

Сле­ду­ющий эпи­зод про­изо­шел с мо­ими ро­дите­лями при­мер­но че­рез ме­сяц пос­ле их им­мигра­ции в Из­ра­иль. Отец, бу­дучи вра­чом, в день при­ез­да тор­жес­твен­но прик­ре­пил к поч­то­вому ящи­ку свою "док­тор­скую" таб­личку и ежед­невно в два ча­са дня от­кры­вал и зак­ры­вал ящик, про­веряя поч­ту. Че­рез не­кото­рое вре­мя в пус­то­вав­шем до то­го ящи­ке по­яви­лась бу­маж­ка. Ро­дите­ли взя­ли сло­вари и за­сели за пе­ревод. Пос­ле че­тырех ча­сов ра­боты над тек­стом они вы­яс­ни­ли, что на­лого­вое уп­равле­ние про­сит их не­мед­ленно зап­ла­тить двес­ти ты­сяч лир, а в слу­чае не­уп­ла­ты от­бе­рет все иму­щес­тво, про­даст де­тей с мо­лот­ка и по­садит от­ца на бли­жай­шие семь­сот пять­де­сят лет в тюрь­му, при­чем для осо­бо опас­ных го­сударс­твен­ных прес­тупни­ков.

Ночь ро­дите­ли не спа­ли. Пе­рес­чи­тав и ре­алис­ти­чес­ки оце­нив все свое иму­щес­тво (вклю­чая ав­то­мобиль и фа­миль­ные дра­гоцен­ности), они по­няли, что "сто­ят" мень­ше тре­ти тре­бу­емой сум­мы. Ни за­нимать, ни в бли­жай­шем бу­дущем по­лучить та­кие день­ги не пред­став­ля­лось ре­аль­ным. По­это­му ра­но ут­ром, ни­кому ни­чего не ска­зав, ро­дите­ли соб­ра­ли от­цов­ские ве­щи, по­чис­ти­ли все его ме­дали, ку­пили су­хари и пош­ли сда­вать­ся.

При вхо­де в на­лого­вую ин­спек­цию они по­каза­ли при­шед­шую им по поч­те бу­магу, и их от­пра­вили к Рив­ке. Рив­ка си­дела в ог­ромном за­ле с еще шесть­юде­сятью ин­спек­то­рами. В за­ле бы­ло шум­но, пе­ред сто­лами ин­спек­то­ров стуль­ев не бы­ло, по­это­му ро­дите­ли дол­го стоя жда­ли, ког­да Рив­ка об­ра­тит на них вни­мание.

"Вот, - ска­зала ма­ма на сме­си идиш, рус­ско­го, ив­ри­та и ан­глий­ско­го, - вот ва­ша по­вес­тка. У нас та­ких де­нег нет". И она ле­гонь­ко под­тол­кну­ла от­ца в спи­ну. Рив­ка пос­мотре­ла на по­вес­тку. "Нет?" - пе­рес­про­сила она. "Нет", - в уни­сон под­твер­ди­ли ро­дите­ли. Рив­ка еще раз пос­мотре­ла на по­вес­тку, по­том пор­ва­ла ее и бро­сила об­рывки в му­сор­ный ящик. "На нет и су­да нет", - ска­зала она и сно­ва за­нялась сво­ими бу­мага­ми, а ро­дите­ли вер­ну­лись до­мой. За ис­клю­чени­ем не­боль­шо­го (но об­ширно­го) ин­фар­кта у от­ца, ник­то об этом эпи­зоде ни в семье, ни в на­лого­вой ин­спек­ции боль­ше не вспо­минал.

Не знаю, что эти три ко­рот­кие ис­то­рии го­ворят вам, а для ме­ня они очень важ­ны в по­нима­нии на­ци­ональ­но­го из­ра­иль­ско­го ха­рак­те­ра. Ну, а те­перь пе­рехо­жу к глав­ной ис­то­рии, а имен­но - к рас­ска­зу о мо­ем прев­ра­щении из гни­лого ин­телли­ген­та в сол­да­та Ар­мии обо­роны Из­ра­иля.

Ког­да ме­ня заб­ри­ли в Ца­хал (точ­нее бу­дет ска­зать, "ко­рот­ко пос­триг­ли"), мне бы­ло двад­цать шесть лет. Я уже поч­ти пол­то­ра го­да жил в Из­ра­иле, но из-за то­го, что об­щался прак­ти­чес­ки толь­ко со сво­ими быв­ши­ми зем­ля­ками, мои зна­ния ив­ри­та бы­ли ми­нималь­ны­ми, что­бы не ска­зать - ну­левы­ми.

Пол­дня ве­лико­воз­рас­тных но­воб­ранцев (в тот день нас ока­залось око­ло пя­тиде­сяти ев­ре­ев, при­ехав­ших из две­над­ца­ти стран) во­дили по ог­ромно­му ла­герю рас­пре­деле­ния и оде­вали, обу­вали, вы­дава­ли раз­личный сол­дат­ский ин­вентарь, так что к обе­ду на ру­ках у каж­до­го ока­зал­ся плот­но на­битый ог­ромно­го раз­ме­ра тюк, а на шее бол­та­лось по па­ре тя­желых сол­дат­ских бо­тинок. И вот со всем этим скар­бом, из­му­чен­ные, ни­чего не по­нима­ющие, го­лод­ные, мы выс­тро­ились в оче­ред­ную оче­редь. "Что те­перь?" - спро­сил я по-ан­глий­ски у сто­яще­го впе­реди й­емен­ско­го ев­рея, ко­торый веж­ли­во от­ве­тил мне по-фран­цуз­ски. Что имен­но он от­ве­тил, я не по­нял, за­то по­нял, что по-фран­цуз­ски. Че­рез ми­нут двад­цать по­дош­ла и моя оче­редь. Я вта­щил мой тюк в дверь ма­лень­ко­го до­мика и ока­зал­ся в ком­на­те, в ко­торой сто­яло два сто­ла, а за ни­ми си­дели офи­цер и при­ят­ная де­вуш­ка в сол­дат­ской фор­ме.

Офи­цер что-то ска­зал и по­казал ру­кой на сто­ящий пе­ред его сто­лом стул. Я по­нял, что на­до сесть, сел и про­тянул офи­церу соп­ро­води­лов­ку - бу­магу с мо­ей фа­мили­ей и от­метка­ми о том, ка­кой скарб мне был уже вы­дан.

Офи­цер ска­зал что-то де­вуш­ке-сер­жанту (к это­му мо­мен­ту я уже раз­гля­дел ее лыч­ки), она по­чему-то ра­дос­тно вскрик­ну­ла, за­тем по­рылась и при­нес­ла ему мое лич­ное де­ло, с лю­бопытс­твом на ме­ня пог­ля­дывая. Лис­тая мое де­ло, офи­цер что-то го­ворил звон­ким маль­чи­шес­ким го­лосом, иног­да пог­ля­дывая на ме­ня и доб­ро улы­ба­ясь. Ког­да он под­ни­мал го­лову, я то­же улы­бал­ся и ки­вал.

На­конец офи­цер за­кон­чил лис­тать мое де­ло, пос­мотрел мне пря­мо в гла­за и ска­зал что-то, оче­вид­но, очень важ­ное, но со­вер­шенно мне не­понят­ное. Ска­зал и за­мол­чал. И не­кото­рое вре­мя, улы­ба­ясь, смот­рел на ме­ня. Де­вуш­ка-сер­жант то­же смот­ре­ла и то­же улы­балась. Мне за­хоте­лось сде­лать им что-то при­ят­ное, и так как я за­пом­нил пос­леднее про­из­не­сен­ное офи­цером сло­во, то его-то я со­вер­шенно не­ожи­дан­но для се­бя и пов­то­рил. Зву­чало это как "хат­ка­ним", или "цан­фа­ким", или что-то еще та­кое же мис­ти­чес­ки не­понят­ное. Офи­цер вско­чил, обо­шел стол и по­жал мне ру­ку. Пос­ле че­го сно­ва усел­ся за стол, за­писал что-то в мое лич­ное де­ло, сде­лал по­мет­ку в соп­ро­води­лов­ке, вру­чил ее мне и сно­ва по­жал ру­ку.

Ког­да, так и не по­няв, что про­изош­ло, я вы­шел из до­мика, то не­мед­ленно нат­кнул­ся на од­но­го аме­рикан­ца, с ко­торым мы вмес­те сто­яли две или три оче­реди на­зад. "Эй, Гэ­ри! - ска­зал я. - А что в этом до­мике де­ла­ют?" - "Рас­пре­деле­ние по ро­дам вой­ск, - от­ве­тил Гэ­ри. - Кста­ти, те­бя-то ку­да?" Я по­думал и поп­ро­бовал еще раз вос­про­из­вести то са­мое сло­во: "Пон­цху­ним". "Цан­ха­ним, что ли?" - по­чему-то уди­вил­ся Гэ­ри. "Во-во, оно!" - "Так это же де­сан­тные вой­ска. Элит­ные час­ти. Пры­гать бу­дешь. И курс мо­лодо­го сол­да­та у них не че­тыре не­дели, а шесть ме­сяцев в осо­бо труд­ных ус­ло­ви­ях и без од­но­го от­пуска. Ты-то за­чем им ну­жен со сво­им ва­рикоз­ным рас­ши­рени­ем вен, гас­три­том и по­жилым воз­растом? Да и бе­рут ту­да толь­ко во­лон­те­ров…"

Гэ­ри ушел. Я по­нял, что ес­ли не пред­при­му ка­ких-то не­мед­ленных и от­ча­ян­ных дей­ствий, то дол­жен бу­ду в те­чение дол­гих ме­сяцев пры­гать из ле­тящих на боль­шой ско­рос­ти и вы­соте са­моле­тов, а при­зем­лившись, бе­гать, стре­лять и пос­пе­вать всю­ду за во­сем­надца­тилет­ни­ми при­зыв­ни­ками, вмес­те с ко­торы­ми для на­чала обя­зан прой­ти шес­ти­месяч­ную неп­ре­рыв­ную бо­евую под­го­тов­ку, без еди­ного дня от­пуска. И я рва­нул на­зад, к сим­па­тич­но­му офи­церу и де­вуш­ке-сер­жанту, так быс­тро ре­шив­ши­ми мою судь­бу.

Я вле­тел в ком­на­ту, где в это вре­мя на­ходил­ся дру­гой при­зыв­ник, бро­сил ме­шок на пол и с по­мощью тех две­над­ца­ти слов, ко­торые знал на ив­ри­те, про­из­нес речь. Го­ворил я сле­ду­ющее: "Мо­лодых маль­чи­ков хо­чу нет! Пры­гать боль­но! Хо­чу ско­рее ав­то­бус би­лет!" - пос­ле че­го, ис­черпав весь свой за­пас слов, от от­ча­яния стал изоб­ра­жать стре­ля­юще­го из пу­леме­та ча­па­ев­ца.

Двое серь­ез­но­го раз­ме­ра мо­лодых лю­дей с по­вяз­ка­ми на ру­кавах, не­из­вес­тно от­ку­да по­явив­ши­еся в ком­на­те, быс­тро скру­тили ме­ня и вы­нес­ли из по­меще­ния, при этом, как пу­шин­ку, под­хва­тив мой не­подъ­ем­ный ме­шок и упав­шие с шеи бо­тин­ки. Ме­ня поч­ти не би­ли, так как вско­ре вы­яс­ни­лось, что оп­ре­делен я не в де­сант ("цан­ха­ним"), а в ар­тилле­рию ("тот­ха­ним") и что мо­лодой офи­цер улы­бал­ся и дол­го го­ворил мне что-то по при­чине пол­но­го сов­па­дения на­ших имен и фа­милий и по это­му по­воду не пос­та­вил мне фор­маль­но штамп и от­пра­вил в сто­ловую, как дру­гих, а вы­шел из-за сто­ла, по­жал ру­ку и по­желал все­го на­илуч­ше­го. Сло­вом, я по­пал в ар­тилле­рий­ский полк в Си­нае и на всю жизнь стал ар­тилле­рис­том.

Так по­лучи­лось, что очень ско­ро мое имя ста­ло из­вес­тно ес­ли не во всей Ар­мии обо­роны Из­ра­иля, то, по край­ней ме­ре, во всех ее ар­тилле­рий­ских час­тях. Я горд тем, что то, что ста­ло на­зывать­ся впос­ледс­твии "трю­ком ту­не­яд­ца-про­фес­си­она­ла" и изу­ча­ет­ся те­перь на всех кур­сах по ра­боте с при­зыв­ни­ками, приш­ло в го­лову из всех мил­ли­онов слу­жив­ших в Ца­хале ев­ре­ев имен­но мне.

Идея бы­ла прос­та и ле­жала на по­вер­хнос­ти. На кур­се мо­лодо­го бой­ца нас все вре­мя зас­тавля­ли что-то де­лать. Од­ним из ос­новных за­нятий сер­жант­ско­го сос­та­ва бы­ло от­сле­живать, что­бы мы ни се­кун­ды не си­дели без дей­ствия. Еще я за­метил, что, ес­ли сол­дат за­нят ка­ким-то, с точ­ки зре­ния ко­ман­дно­го сос­та­ва, по­лез­ным де­лом (вы­капы­вание ямы или чуть поз­днее за­капы­вани­ем ямы, пе­рене­сени­ем бо­еп­ри­пасов бли­же к шта­бу или даль­ше от шта­ба), его ни­ког­да не отор­вут и не пош­лют в дру­гое мес­то де­лать что-то дру­гое.

Даль­ней­шее бы­ло де­лом тех­ни­ки - я на­шел шес­ти­мет­ро­вый, прак­ти­чес­ки не­весо­мый об­ре­зок де­рева, по­ложил его на пле­чо и по­шел по ла­герю. Ме­ня ник­то не ос­та­нав­ли­вал, и я, ско­ро об­наглев, за­ходил под таб­лички "Вход стро­го вос­пре­щен" и "Толь­ко для офи­церов". Ми­мо ме­ня, "не ви­дя", про­ходи­ло мое и не мое на­чаль­ство, и ни­кому из них не при­ходи­ло в го­лову, что ка­кой-то иди­от в сол­дат­ской фор­ме мо­жет прос­то так, по собс­твен­но­му по­чину тас­кать на пле­че дос­ку. С их точ­ки зре­ния, сол­да­тика кто-то ку­да-то с ка­кой-то целью с этой дос­кой пос­лал.

На обед и на ночь я пря­тал дос­ку под ва­гон­чик, в ко­тором спал, а ут­ром пос­ле зав­тра­ка сно­ва клал ее на пле­чо и шел гу­лять по ла­герю. Ко мне приг­ля­делись, при­вык­ли и ста­ли про­пус­кать всю­ду, да­же без дос­ки. По­это­му я при­нял ре­шение обе­дать толь­ко в офи­цер­ской сто­ловой, иног­да по два ра­за в день. Про­дол­жа­лось это рай­ское сос­то­яние ров­но две не­дели, по­ка, хо­рошо выс­павшись под офи­цер­ским клу­бом, я с дос­кой на пле­че не вы­шел на плац к пол­ку, выс­тро­ен­но­му в ка­ре в честь не­ожи­дан­но­го при­ез­да ко­ман­ду­юще­го ар­тилле­рий­ски­ми вой­ска­ми…

Пос­ледс­тви­ем бы­ло - три дня неп­ре­рыв­но­го мытья по­суды и чис­тки кар­тошки, пос­ле че­го ко мне по­дошел рот­ный и ска­зал: "Ко­неч­но, ты ху­лиган и во­нючий об­манщик, но моз­ги у те­бя ра­бота­ют. По­это­му мы ре­шили учить те­бя на на­вод­чи­ка треть­ей пуш­ки. Учить­ся бу­дешь у Шму­лика, по­нял?" Пол­ностью эту речь я по­нял, ког­да поп­ро­сил его че­рез год пов­то­рить ее еще раз. Тог­да же я по­нял, что ста­ну на­вод­чи­ком треть­ей и что это боль­шая честь и до­верие лю­дей, ко­торые во­юют бок о бок с то­бой и, пред­ла­гая те­бе стать на­вод­чи­ком треть­ей пуш­ки, вру­ча­ют те­бе от­части от­ветс­твен­ность за их жиз­ни.

В на­шем пол­ку бы­ло три са­мос­то­ятель­но дей­ству­ющих ба­тареи, каж­дая сос­то­яла из че­тырех са­моход­ных пу­шек и ку­чи вспо­мога­тель­но­го и ко­ман­дно­го тран­спор­та и пер­со­нала. Каж­дую пуш­ку об­слу­живал доб­рый де­сяток че­ловек. Обыч­ной за­дачей ба­тареи бы­ло под­держа­ние тан­ков или пе­хоты и по­дав­ле­ние ар­тилле­рии про­тив­ни­ка. Стре­ляли на­ши пуш­ки на двад­цать-трид­цать ки­ломет­ров и на та­ком рас­сто­янии по­пада­ли по квад­ра­ту двес­ти на двес­ти мет­ров (в от­ли­чие от име­ющих­ся на во­ору­жении у ара­бов рус­ских пу­шек, точ­ность ко­торых, сла­ва Бо­гу, бы­ла ки­лометр на ки­лометр).

Ког­да ба­тарея вы­ез­жа­ла на по­зицию и по­луча­ла ко­ор­ди­наты це­ли, то прис­тре­лива­лась по не­му толь­ко од­на пуш­ка, а ос­таль­ные выс­тавля­лись по ней. Так вот, прис­тре­лива­лась как раз третья пуш­ка (по ба­тарей­но­му рас­по­ложе­нию сто­ящая ря­дом с бро­нет­ран­спор­те­ром ко­ман­ди­ра), и ско­рость ее прис­трел­ки, а зна­чит, и жиз­ни тех, ко­го ба­тарея прик­ры­вала, за­висе­ли от ско­рос­ти и со­об­ра­зитель­нос­ти двух че­ловек - стар­ше­го офи­цера ба­тареи и на­вод­чи­ка треть­ей пуш­ки, ко­им на на­шей ба­тарее был ле­ген­дарный Шму­лик. И вот те­перь на эту роль пред­назна­чал­ся я.

Ут­ром сле­ду­юще­го дня ко мне по­дошел Шму­лик. Рос­та в нем бы­ло от си­лы метр шесть­де­сят, руч­ки ма­лень­кие, паль­чи­ки тол­стые. Дру­гими опоз­на­ватель­ны­ми зна­ками бы­ли не­сураз­но си­дев­шая фор­ма и крас­ный дип­лом ма­тема­тичес­ко­го фа­куль­те­та Мос­ков­ско­го го­сударс­твен­но­го уни­вер­си­тета. Прав­да, тог­да, на мат­ме­хе (на граж­данке), Шму­лика зва­ли Илю­шей.

Кро­ме ско­рос­ти прис­трел­ки, Шму­лик был из­вестен сле­ду­ющи­ми дву­мя эпи­зода­ми. Во вре­мя ноч­но­го де­журс­тва, ког­да единс­твен­ным мес­том, где Шму­лик не дол­жен был на­ходить­ся, был круг све­та от го­ряще­го пос­ре­дине ла­геря фо­наря, Шму­лик чи­тал под этим са­мим фо­нарем тол­стую кни­гу - то ли по ма­тема­тике, то ли по фи­зике. Толь­ко что прис­ту­пив­ший к сво­им обя­зан­ностям но­вый ко­ман­дир пол­ка ре­шил лич­но про­верить пос­ты, об­на­ружил Шму­лика в кру­ге све­та и, ти­хонь­ко по­дой­дя, ук­рал у не­го ва­ля­ющий­ся на пес­ке ав­то­мат. За­тем, нас­та­вив этот са­мый ав­то­мат на Шму­лика, ска­зал: "Еф­рей­тор, - Шму­лик тог­да толь­ко что по­лучил это вы­сокое ар­мей­ское зва­ние, -  по­чему ты си­дишь под фо­нарем?!" Не от­ры­ва­ясь от кни­ги и не под­ни­мая го­ловы, Шму­лик от­ве­тил: "По­тому что в тем­но­те, ос­то­лоп, труд­но чи­тать".

Ко­ман­дир пол­ка был нас­толь­ко оша­рашен ло­гикой от­ве­та, что, вмес­то то­го что­бы не­мед­ленно арес­то­вать Шму­лика, спро­сил: "А что ты чи­та­ешь?" Шму­лик впер­вые об­ра­тил вни­мание на спра­шива­юще­го и, нес­мотря на то, что ему не пон­ра­вилось, что при раз­го­воре этот оде­тый в офи­цер­скую фор­му че­ловек нас­тавля­ет на со­бесед­ни­ка ав­то­мати­чес­кое ружье, ре­шил все-та­ки ос­тать­ся в рам­ках веж­ли­вос­ти и от­ве­тить. Он ска­зал: "Те­бе, не­до­умок, не по­нять" - и сно­ва ут­кнул­ся в кни­гу.

"А ты поп­ро­буй ме­ня", - нас­та­ивал оби­дев­ший­ся ко­ман­дир пол­ка. Шму­лик снис­хо­дитель­но про­из­нес наз­ва­ние кни­ги, в ко­тором сло­во "ин­теграл" бы­ло са­мым прос­тым и по­нят­ным. Ко­ман­дир пол­ка впер­вые про­явил не­кото­рую за­ин­те­ресо­ван­ность и ска­зал что-то, что, по пос­ле­ду­юще­му рас­ска­зу Шму­лика, не бы­ло уж сов­сем от­кро­вен­ной чушью. Шму­лик ска­зал, что кни­га ту­пая и кто это­го не по­нима­ет, яв­но стра­да­ет моз­го­замо­рожен­ностью и де­билиз­мом. Ко­ман­дир пол­ка что-то на это от­ве­тил, и за­вяза­лась бе­седа, ко­торая про­дол­жи­лась до ут­ра и в ко­торой прос­тые смер­тные не по­няли бы ни од­но­го сло­ва.

Ком­полка ока­зал­ся до­цен­том фи­зичес­ко­го фа­куль­те­та уни­вер­си­тета Тель-Ави­ва и то са­мое, что с ув­ле­чени­ем ру­гал Шму­лик, чи­тал там сту­ден­там. Ког­да Шму­лик де­моби­лизо­вал­ся и был приг­ла­шен ру­ково­дить груп­пой ма­тема­тиков при ко­ман­ду­ющем ВВС Из­ра­иля, он ра­зыс­кал на­шего ко­ман­ди­ра пол­ка и при­вел в свою груп­пу. Но это про­изош­ло мно­го поз­же то­го, ког­да Шму­лика зас­ту­кали чи­та­ющим кни­гу на ноч­ном де­журс­тве.

Вто­рой эпи­зод был та­кой: пос­ре­дине тре­ниро­воч­но­го ла­геря на­чаль­ство ре­шило ор­га­низо­вать га­зон. Шму­лику как са­мому бес­по­лез­но­му (как тог­да счи­тало на­чаль­ство) сол­да­ту да­ли се­мена и при­каза­ли оку­чить зем­лю и вы­садить тра­ву и по­левые цве­ты. Око­ло ме­сяца Шму­лик по­ливал га­зон и не­замет­но для се­бя при­вязал­ся к вы­лез­шей зе­ленень­кой трав­ке. А че­рез ме­сяц на плац опус­ти­лись три вер­то­лета, из ко­торых выш­ли тог­дашний ми­нистр обо­роны Мо­ше Да­ян и ку­ча ге­нера­лов и, сги­ба­ясь впо­лови­ну, пош­ли от во­ющих вер­то­летов к шта­бу. Впе­реди ми­нистр, за ним тол­па во­ен­ных, а навс­тре­чу ге­нера­лы и офи­церы из ла­геря. И встре­тить­ся они дол­жны бы­ли точ­но на га­зон­чи­ке Шму­лика.

"Мо­ше! - зак­ри­чал Шму­лик, быв­ший Илю­ша, ко­торый дол­жен был сто­ять по стой­ке "смир­но" и мол­чать. - Эй, Мо­ше! Ку­да идешь - там же га­зон, не ви­дишь, что ли?!" И ле­ген­дарный Мо­ше Да­ян, ми­нистр обо­роны Из­ра­иля, ос­та­новил­ся, пос­мотрел под но­ги, по­том по­махал ру­кой Шму­лику, что, мол, по­нял и из­ви­ня­ет­ся, и обо­шел га­зон, а за ним обош­ли тра­ву и все соп­ро­вож­давшие его ге­нера­лы.

Так вот, этот са­мый Шму­лик пе­чаль­ны­ми сво­ими ка­рими ев­рей­ски­ми гла­зами смот­рел на ме­ня, всем сво­им ви­дом по­казы­вая, что учить ме­ня на на­вод­чи­ка - де­ло слож­ное, ему со­вер­шенно не­нуж­ное, а глав­ное - бес­по­лез­ное. Наг­ля­дев­шись и, оче­вид­но, убе­див­шись в чем-то, что он дав­но по­доз­ре­вал, Шму­лик вздох­нул и ска­зал: "Ев­рей (зву­чало это как "ев­ггей") не лю­бит, ког­да по не­му стре­ля­ют. Ой, не лю­бит. По­это­му ев­ггей ног­го­вит стгге­лять быст­ггее".

Пос­ле че­го Шму­лик рас­ска­зал мне ис­то­рию на­шего ар­тилле­рий­ско­го са­моход­но­го пол­ка, на­чав ее так: "Два на­вод­чи­ка то­му на­зад…".

Итак, два на­вод­чи­ка то­му на­зад аме­рикан­цы ре­шили рас­про­дать вы­везен­ное из Вь­ет­на­ма и не­нуж­ное во­ору­жение. В спис­ке бы­ли тя­желые даль­но­бой­ные са­моход­ные ору­дия, на ко­торые по­дали за­яв­ки бель­гий­цы, япон­цы и из­ра­иль­тя­не (ав­тор не ру­ча­ет­ся за точ­ность ин­форма­ции и прос­то пе­рес­ка­зыва­ет рас­ска­зан­ную ему ис­то­рию). При про­даже лю­бого ору­жия в сдел­ку вхо­дит так­же обу­чение пред­ста­вите­лей по­купа­теля, и по­это­му на по­лиго­не в Не­ваде бы­ли соб­ра­ны на двух­ме­сяч­ные кур­сы пред­ста­вите­ли во­ору­жен­ных сил го­сударств - бу­дущих поль­зо­вате­лей са­мохо­док. При­мер­но че­рез ме­сяц на­чаль­ник кур­сов со­об­щил из­ра­иль­ско­му во­ен­но­му ат­та­ше, что в то вре­мя, как бель­гий­цы и япон­цы по­сеща­ют за­нятия, пред­ста­вите­ли Ца­хала про­пали и, по слу­хам, оши­ва­ют­ся в Лас-Ве­гасе.

Ат­та­ше, ак­ти­виро­вав сек­ретные кон­такты, на­шел про­пав­ших на озе­ре Та­хо и пот­ре­бовал от­че­та. Сол­да­ты же из­ра­иль­ской ар­мии ут­вер­жда­ли в свое оп­равда­ние, что пуш­ку уже зна­ют вдоль и по­перек и го­товы в чес­тном по­един­ке (ес­ли им толь­ко при­кажут) пе­рес­тре­лять не толь­ко бель­гий­ских и япон­ских со­кур­сни­ков, но и аме­рикан­ских инс­трук­то­ров. Ат­та­ше в свою оче­редь об­разно объ­яс­нил ге­ро­ям Ца­хала, ка­кой ве­личи­ны бу­дет клиз­ма и ку­да имен­но она бу­дет встав­ле­на, ес­ли на от­четном по­казе что-то бу­дет не так.

В день окон­ча­ния кур­са на три­бунах рас­се­лись как пред­ста­вите­ли во­ору­жен­ных сил стран-по­купа­тель­ниц, так и око­ло шес­ти­деся­ти ат­та­ше стран - поль­зо­вате­лей аме­рикан­ско­го ору­жия. Уп­ражне­ние, ко­торое по­казы­валось, сос­то­яло в сле­ду­ющем: на плац пе­ред три­буной со ско­ростью трид­цать ки­ломет­ров в час вы­лета­ла са­моход­ка в соп­ро­вож­де­нии ко­ман­дир­ско­го бро­нет­ран­спор­те­ра. Про­веря­ющие да­вали ко­ор­ди­наты "про­тив­ни­ка", и пос­ле то­го, как офи­цер в бро­нет­ран­спор­те­ре про­из­во­дил рас­чет, в ка­ком нап­равле­нии пос­та­вить пуш­ку, пуш­ка "ока­пыва­лась" (вка­пыва­ла щит, по­гаша­ющий от­да­чу), за­тем выс­тавля­лась в пра­виль­ном нап­равле­нии и, при­няв уточ­ненные дан­ные, про­из­во­дила выс­трел. За­тем по­луча­ла от ко­ман­ди­ра, ра­бота­юще­го по ра­ции с наб­лю­дате­лем, но­вые дан­ные, сно­ва выс­тавля­лась, стре­ляла по­дава­емы­ми с зем­ли сна­ряда­ми (стре­ляли обыч­но вил­кой: не­долет, пе­релет) и треть­им сна­рядом дол­жна бы­ла на две­над­ца­той ми­нуте по­разить цель: квад­рат в двес­ти на двес­ти мет­ров, уда­лен­ный на де­сять-двад­цать ки­ломет­ров от по­зиции ба­тареи.

На этом став­шем ле­ген­дарным от­четном по­казе в Не­ваде пер­вы­ми вы­еха­ли аме­рикан­ские инс­трук­то­ры. Ос­та­нови­лись по ко­ман­де. Че­рез две ми­нуты по­лучи­ли нап­равле­ния стрель­бы (за это вре­мя вы­ложив по­зади пуш­ки не­об­хо­димое сна­ряже­ние и сна­ряды), по­вер­ну­ли пуш­ку, око­пались, по­лучи­ли уточ­ненные ко­ор­ди­наты… выс­тре­лили на вось­мой ми­нуте пер­вый раз, на де­сятой - вто­рой, а на две­над­ца­той точ­но по­рази­ли цель.

За ни­ми вы­еха­ли бель­гий­цы, вы­пол­нив уп­ражне­ние чуть ме­нее чет­ко, но ров­но че­рез че­тыр­надцать ми­нут по­пали треть­им сна­рядом по ис­ко­мому квад­ра­ту. Япон­цы вве­ли не­кото­рое усо­вер­шенс­тво­вание во вза­имо­дей­ствии рас­че­та и по­рази­ли цель на один­надца­той ми­нуте.

На­конец на плац вы­лете­ла из­ра­иль­ская са­моход­ка, по­лучи­ла при­каз ос­та­новить­ся и, не до­жида­ясь дан­ных от стар­ше­го офи­цера, на­чала ока­пывать­ся, при этом по­чему-то дви­га­ясь од­новре­мен­но в раз­ные сто­роны и под­няв вок­руг се­бя не­веро­ят­ный столб пы­ли. На шес­той ми­нуте из-за пы­левой за­весы не­види­мая са­моход­ка про­из­ве­ла пер­вый выс­трел, а на седь­мой вто­рым выс­тре­лом цель бы­ла по­раже­на.

Из­ра­иль­тян ос­та­нови­ли и от­пра­вили об­ратно на ис­ходные по­зиции. Пуш­ка сно­ва со ско­ростью трид­цать ки­ломет­ров в час выш­ла на плац, ос­та­нови­лась как вко­пан­ная, на­чала ер­зать, сно­ва ос­та­нови­лась… Из лю­ка выс­ко­чил во­дитель, ста­щил шлем, бро­сил его на зем­лю и де­монс­тра­тив­но усел­ся на пе­сок, сло­жив ру­ки на гру­ди. Ко­ман­дир, гром­ко ру­га­ясь на сме­си рус­ско­го и идиш, сам прыг­нул в люк, и сно­ва пы­левая за­веса за­волок­ла мес­то дей­ствия. Ров­но на шес­той ми­нуте пуш­ка про­из­ве­ла пер­вый выс­трел, а на седь­мой вто­рым сна­рядом по­рази­ла цель.

К мо­мен­ту окон­ча­ния этой ис­то­рии мы со Шму­ликом уже под­хо­дили к на­шему по­лиго­ну, где нас жда­ли третья пуш­ка и ее эки­паж в пол­ном бо­евом сос­та­ве. Я по­жал мно­го рук, пос­ле че­го ко­ман­дир эки­пажа со­об­щил по ра­ции о го­тов­ности и по­лучил доб­ро на уп­ражне­ние. Са­моход­ка отош­ла в сто­рону, выш­ла на ско­рос­ти трид­цать ки­ломет­ров в час на ру­беж, по­лучи­ла при­каз ос­та­новить­ся, око­палась, на пя­той ми­нуте про­из­ве­ла выс­трел, а на шес­той (по сви­детель­ству кон­тро­ля) по­рази­ла цель.

"Евг­ггею, - объ­яс­нил мне Шму­лик нес­коль­ко поз­днее, - да­на го­лова, ко­торой он дол­жен уметь поль­зо­вать­ся. А ес­ли уметь ею поль­зо­вать­ся и еще не лю­бить, ког­да по те­бе стггге­ля­ют… Вот я и счи­таю в го­лове ко­ор­ди­наты… По­ка ко­ман­дир на компь­юте­ре все вы­веря­ет, мы уже в нуж­ном нап­равле­нии сто­им и ствол под­ня­ли поч­ти точ­но, ку­да на­до. Я нес­коль­ко раз до вто­рой циф­ры пос­ле за­пятой с компь­юте­ром сов­па­дал, - пох­вастал­ся он. - Ну, и еще, ко­неч­но, од­на вещь важ­ная есть. Мы ведь в ос­новном ог­не­вое прик­ры­тие. Тан­ко­вым ли час­тям, пе­хоте… а у ме­ня в каж­дом пол­ку по дру­гу, а то и по два. Вот, нап­ри­мер, ког­да мы про­рыв шес­тнад­ца­того тан­ко­вого прик­ры­вали, так я же ра­дио слы­шу: у них там ад, по ним со всех сто­рон лу­пят, а у ме­ня там Борь­ка Заль­цман, во вто­ром тан­ке. Мы с ним с пя­того клас­са в шах­матный кру­жок вмес­те хо­дили… Ко­неч­но, я, как ариф­мо­метр, счи­тал. У ме­ня толь­ко ру­ки тряс­лись нем­но­го.

За­то мы на се­бя две ба­тареи про­тив­ни­ка от­тя­нули и па­ру са­моле­тов штур­мо­вых. Нас, ко­неч­но, за­сек­ли, но мы на на­шей тро­еч­ке уш­ли на за­пас­ную по­зицию и прис­тре­лялись, по­ка ос­таль­ные по оче­реди отс­тре­лива­лись и пе­реба­зиро­вались к нам. Так что я Заль­цма­на ни на се­кун­ду без под­дер­жки не ос­та­вил. Я ему по­том ска­зал, что он мне вед­ро то­мат­но­го со­ка дол­жен. Ну, а ког­да Арик Ша­рон без пе­хоты од­ни­ми тан­ка­ми кли­ном на сты­ке вто­рой и треть­ей еги­пет­ской во­шел, так там у ме­ня прос­то оба Воль­фсо­на ока­зались. Так что, сам по­нима­ешь…"

Про­шел поч­ти год. Сме­нилось на треть­ей два ко­ман­ди­ра, поч­ти пол­ностью об­но­вил­ся эки­паж. Приш­ло вре­мя и мне ду­мать о де­моби­лиза­ции. Сре­ди но­воб­ранцев я за­метил ог­ненно-ры­жего ве­лико­воз­рас­тно­го сол­да­та с се­рыми пе­чаль­ны­ми гла­зами. Ры­жий с пе­чаль­ны­ми гла­зами наз­вался Пе­тей и ока­зал­ся вы­пус­кни­ком Риж­ско­го ГВФ. Пе­тя всег­да имел при се­бе ко­лоду карт, ко­торые мол­ни­ей ле­тали у не­го в ко­ротень­ких, пок­ры­тых ры­жей шерстью ру­ках. Ког­да же я уз­нал, что Пе­целе за­раба­тывал се­бе на жизнь иг­рой в пре­феранс, то по­нял: за­мена най­де­на.

Я рас­ска­зал Пе­те ис­то­рию на­шего пол­ка, ко­торую на­чал: "Три на­вод­чи­ка то­му на­зад…", а по­том по­казал ему уп­ражне­ние на пла­цу. Ров­но че­рез че­тыре ми­нуты трид­цать се­кунд на­ша пуш­ка выс­тре­лила пер­вый раз, а че­рез со­рок пять се­кунд вто­рым выс­тре­лом по­пала по ис­ко­мому квад­ра­ту.

"Пе­целе, - объ­яс­нил я, - ска­жу те­бе со­вер­шенно чес­тно, что не ду­мал, что прив­не­су в это де­ло что-то свое, ори­гиналь­ное. Ку­да мне рав­нять­ся до сла­вы та­ких ги­ган­тов, как Шму­лик или Те­одор Аль­тер, ко­торый дву­мя пуш­ка­ми и од­ним под­би­тым тан­ком че­тыре ча­са сдер­жи­вал нас­тупле­ние си­рий­ско­го тан­ко­вого кор­пу­са под Цфа­том…"

Прос­то нас бро­сили на Го­ланы, как раз ког­да у са­мой Тве­рии (у мес­та, где И­исус про­шел по во­де, аки по­суху) по ре­мон­тным мас­тер­ским, где тог­да си­дел Ром­ка Кап­лан, ара­бы лу­пили из ра­кет. На­ша ави­ация да­вала нам на­вод­ку на ис­точник выс­тре­лов, но мы ни­как не ус­пе­вали их нак­рыть: они отс­тре­ля­ют­ся и ва­лят на дру­гую по­зицию. В го­рах ве­тер, они еще с про­тиво­полож­но­го скло­на лу­пят, все это на компь­юте­ре на­до в рас­чет при­нять, а у нас, как на грех, мо­лодень­кий стар­ший офи­цер, толь­ко из учи­лища. Ну, ре­бята-наб­лю­дате­ли и го­ворят: "Кто там у вас на­вод­чи­ком? Мы ему ко­ор­ди­наты да­дим, как толь­ко в сле­ду­ющий раз их за­сечем, а он чтоб не ждал компь­юте­ра, а лу­панул в ту сто­рону - хоть ис­пу­гать".

Ко­неч­но, с пер­во­го ра­за труд­но бы­ло по­нять, ка­кую на­до на ве­тер поп­равку да­вать, но хо­чу пох­вастать­ся, что со вто­рого ра­за нак­рыл я их по боль­шо­му сче­ту. Мне Ром­ка по­том рас­ска­зал, что там две ма­шины бы­ло вро­де "ка­тюш". Так вот, од­ну я пря­мым по­пада­ни­ем раз­ма­зал, а вто­рая от взрыв­ной вол­ны под го­ру ку­барем ска­тилась. С тех пор на­чаль­ство мне и при­каза­ло: в кри­тичес­кой си­ту­ации, го­ворят, мо­жешь вы­пус­кать пер­вый сна­ряд до по­луче­ния уточ­ненных дан­ных от компь­юте­ра. Чем и поль­зу­юсь. Во-пер­вых, си­гаре­ты у офи­церов бло­ками вы­иг­ры­ваю - зак­ла­дыва­ем­ся с ре­бята­ми, кто быс­трее - компь­ютер или я. А во-вто­рых, жить ста­ло ве­селей.

Вот, собс­твен­но, и вся ис­то­рия о на­ци­ональ­ном из­ра­иль­ском ха­рак­те­ре и о том, как из ле­нин­градско­го ев­рея я прев­ра­тил­ся в из­ра­иль­тя­нина.

Ну, а пе­ред окон­ча­ни­ем все же на­до рас­ска­зать нес­коль­ко слов об од­ном эпи­зоде пос­ле­ар­мей­ской жиз­ни. На День не­зави­симос­ти ме­ня (толь­ко-толь­ко де­моби­лизо­ван­но­го) приг­ла­сили в дом к Иц­ха­ку Ра­бину. Бы­ло там че­ловек двес­ти - во­ен­ные, дип­ло­маты, ми­нис­тры с же­нами. Я, ко­неч­но, спе­ци­аль­но свою сер­жант­скую фор­му на­дел (мне, нес­мотря на соп­ро­тив­ле­ние, на­шили все-та­ки две лыч­ки) и все боль­ше ря­дом с ге­нера­лами ту­совал­ся. Об­сту­пили ме­ня круж­ком, как сей­час пом­ню, три ге­нера­ла и две чьи-то же­ны и воп­ро­сы за­да­ют. И что бы я ни ска­зал, хо­хочут над каж­дой фра­зой, над­ры­ва­ют­ся. И так гром­ко хо­хота­ли, что под­хо­дит к нам хо­зяй­ка до­ма Лея Ра­бин, же­на премь­ер-ми­нис­тра, по­ин­те­ресо­вать­ся, в чем де­ло, и че­рез па­ру ми­нут бе­рет ме­ня веж­ли­во за ру­кав и тя­нет в сто­рону.

"Я, - го­ворит Лея, - хо­чу пре­дуп­ре­дить те­бя, что ес­ли ты ду­ма­ешь, что го­воришь на ив­ри­те, то ты оши­ба­ешь­ся". - "Как так? - го­ворю. - Я вро­де по­нимаю все, что мне го­ворят, а уж ме­ня по­нима­ют прос­то все без ис­клю­чения". "Ко­неч­но, - го­ворит Лея, - ко­неч­но, те­бя по­нима­ют. Вот, к при­меру, сей­час ты ведь хо­тел мне ска­зать что-то вро­де "не мо­жет быть" или "что за стран­ность", вер­но? И я те­бя по­няла, то есть по­няла, что ты хо­тел ска­зать… Но ска­зал ты на чис­то араб­ском язы­ке, что у мо­ей ма­мы по­ловой ор­ган неп­ра­виль­ной фор­мы. Пос­ле че­го ты в до­воль­но уч­ти­вой фор­ме, но опять по-араб­ски пред­ло­жил пе­рес­пать с мо­ей млад­шей сес­трой, но на этом не ус­по­ко­ил­ся и до­бавил: "и с бра­том то­же". И так как го­лос у те­бя до­воль­но гром­кий, а рост вы­сокий, то об этом пред­ло­жении уз­на­ли все, кто на­ходит­ся с на­ми в од­ной ком­на­те, вклю­чая глав­но­го рав­ви­на Из­ра­иля и пос­лов Ар­генти­ны и Ни­кара­гуа…"

Вот так - за­щищай дру­зей, счи­тай в уме поп­равку на ве­тер, а они без те­ни улыб­ки учат те­бя не язы­ку тво­ей ис­то­ричес­кой ро­дины, а араб­ским ру­гатель­ствам и, бо­лее то­го, спе­ци­аль­но при те­бе имен­но так и раз­го­вари­ва­ют боль­ше го­да… Единс­твен­ное, что нем­но­го ус­по­ка­ива­ет, что я ус­пел на­учить весь полк сло­вам, ко­торые на­до го­ворить ма­мам пон­ра­вив­шихся им де­вушек из Рос­сии. Мож­но ска­зать, чувс­тво­вал, ка­кую под­лянку они мне ус­тро­ят. Ну, вот и вся ис­то­рия.