Мститель

"Тер­нистым  и дол­гим - во­ен­ным был путь,
 Что в прош­лое лег  за пле­чами.
 Чьи ве­хи - как пи­ки, вон­за­ют­ся в грудь
 Осен­ни­ми злы­ми но­чами..."

 Пос­ледняя стро­ка это­го чет­ве­рос­тишья и да­ла наз­ва­ние  кни­ге "ОСЕН­НИЕ СНЫ". В ней  рас­ска­зы о мо­ей жиз­ни. Они со­вер­шенно прав­ди­во до­носят со­бытия, в ко­торых так или ина­че при­ходи­лось учас­тво­вать. Со­бытия  35-ти лет во­ен­ной служ­бы и еще та­кого же   от­резка вре­мени, ког­да был жур­на­лис­том в СССР, во­ен­ным обоз­ре­вате­лем га­зет, ра­дио и те­леви­дения в США.

    Вто­рой раз­дел кни­ги - сти­хи, соз­вучные  со­дер­жа­нию перв­рго. Поч­ти все они опуб­ли­кова­ны в жур­на­лах и га­зет­ных под­борках. И, на­конец, фо­толе­топись - в ко­торой мож­но уви­деть тех, о ком рас­ска­зы и сти­хи.

   И на­конец, о глав­ном.  О пре­дыду­щих кни­гах. Их две : "Ев­реи в вой­нах ты­сяче­летий" - во­семь из­да­ний и "Ев­рей­ский щит СССР" - три из­да­ния. Вмес­те они пред­став­ля­ют эн­цикло­педию во­ен­ной доб­лести ев­рей­ско­го на­рода в ве­ках и - осо­бен­но - в СССР. Третья кни­га -  про­дол­жа­ет  тен­денцию в том пла­не, как это от­но­сит­ся к ее ав­то­ру. И от­кры­ва­ет ее очерк "Мсти­тель".

Марк Штей­нберг.

Чтоб быть спра­вед­ли­вым воз­мездье мог­ло
Лишь злом воз­да­вать по­доба­ет за зло.

/Абуль­ка­сим Фир­до­уси/

               В во­ен­ное  учи­лище по­пал я сра­зу пос­ле при­зыва в са­мом кон­це вой­ны. И зас­тал там пус­тые ка­зар­мы,  по  ко­торым сло­нял­ся взвод та­ких же но­воб­ранцев. А по­тому, что от­сю­да не­дав­но был от­прав­лен на фронт пос­ледний вы­пуск  и ко­ман­до­вание пре­быва­ло в не­веде­нии, про­дол­жать ли под­го­тов­ку  офи­церов в том же ус­ко­рен­ном рит­ме, раз вой­на кон­ча­ет­ся. Тем бо­лее, что   аби­тури­ен­тов, кро­ме нас, не пос­ту­пало.  Мы пе­ре­оде­лись в фор­му и выг­ля­дели в ней... ну,  как и дол­жны  выг­ля­деть са­лаги зе­леные (так нас и зва­ли ста­рос­лу­жащие). Под­ме­тали, тру­дились в под­собном хо­зяй­стве.

    Меж тем, прог­ре­мела По­беда, от­зу­чали са­люты. На­конец-то, ди­рек­ти­ва яви­лась :  под­го­тов­ку офи­церов про­дол­жать. Ви­димо, с уче­том пред­сто­ящей вой­ны с Япо­ни­ей. И че­рез не­делю при­был  эше­лон с ба­таль­оном из кур­сов млад­ших лей­те­нан­тов 1-го Бе­лорус­ско­го фрон­та. Та­кие кур­сы бы­ли во всех фрон­то­вых объ­еди­нени­ях. За 3-4 ме­сяца они го­тови­ли офи­церов из  спе­ци­аль­но отоб­ранных на­ибо­лее опыт­ных сер­жантов-фрон­то­виков. Мы убе­дились в этом, впер­вые уви­дев их ко­лон­ну, при­быв­шую с вок­за­ла.  Все -  с на­бором ме­далей и ор­де­нов, в лад­но по­дог­нанном, хоть и не но­вом об­мунди­рова­нии, са­пож­ки в гар­мошку. И по по­вад­ке вид­но бы­ло - эти прош­ли сквозь фрон­то­вое пек­ло, по­вида­ли  ты­сячи смер­тей.

  Нас, мо­лодых, све­ли в один взвод, а сер­жанта­ми - фрон­то­виков наз­на­чили. Че­рез нес­коль­ко дней на­чались за­нятия. Для нас, но­воб­ранцев, бы­ли они  под­час не­под­силь­ны­ми : бес­ко­неч­ные марш-брос­ки , по­лоса пре­пятс­твий, пол­занье, рытье око­пов. И все - с пол­ной вык­ладкой. Ка­залось по­рой - все, па­даю и по­мираю. Но сер­жанты  под­ни­мали, за­бира­ли ору­жие, тя­нули, па­дать не да­вая. И я вста­вал и бе­жал, бе­жал -  от­ку­да си­лы  толь­ко бра­лись. По­том при­вык пос­те­пен­но.

   А в ка­зар­ме фрон­то­вики об­ща­лись с на­ми снис­хо­дитель­но-дру­жес­ки. Учи­ли сол­дат­ским пре­муд­ростям тер­пе­ливо, го­лоса не по­вышая. Да и не тре­бова­лось : все мы очень ста­рались, стре­мились на них по­ходить.

  А тут и япон­цев по­беди­ли не­ожи­дан­но-быс­тро. На­кал за­нятий уба­вил­ся ма­лость. Все ожи­дали -  учи­лище во­ен­но­го вре­мени прик­ро­ют. Слу­чилось это, од­на­ко, лишь в кон­це го­да.  А по­ка,   ус­ко­рен­ная под­го­тов­ка кур­сантов  к бою, не­из­вес­тно с кем, про­дол­жа­лась.

           Име­ла мес­то, од­на­ко, и дру­гая жизнь - лич­ная, го­воря по-ка­зен­но­му. И в ней-то проц­ве­тала, так-на­зыва­емая, "лю­бовь по пе­репис­ке". Поч­ти каж­дый из этих мо­лодых муж­чин  за го­ды от­лу­чения от нор­маль­ных от­но­шений с жен­щи­нами при­об­рел да­лекую под­ру­гу, в ви­де поч­то­вого ад­ре­сата.  И вел весь­ма ин­тенсив­ную пе­репис­ку. В от­дель­ных слу­ча­ях "поч­то­вая лю­бовь" пе­рерас­та­ла в ре­аль­ную и да­же за­вер­ша­лась бра­ком, пос­ле де­моби­лиза­ции.

   Об этом очень точ­но на­писал Бо­рис Слуц­кий :

...И пись­ма шли в глу­бокий тыл,
где знак воп­ро­са гнул­ся и кру­жил­ся,
как ча­совой, в сне­гах сом­ненья стыл,
знак вос­кли­цанья  клял­ся и бо­жил­ся...

    В хо­де та­ких за­оч­ных от­но­шений, ес­тес­твен­но, каж­дый ста­рал­ся сос­та­вить у да­лекой под­ру­ги са­мое бла­гоп­ри­ят­ное о се­бе впе­чат­ле­ние. Кро­ме фо­токар­точки, тре­бовал­ся для это­го и текст, по-чувс­тви­тель­ней и по-гра­мот­ней. С пос­ледним, од­на­ко,  у боль­шинс­тва воз­ни­кали проб­ле­мы. По­тому как уро­вень уче­бы школь­ной у них на из­вес­тной был "вы­соте". А у мно­гих - и во­об­ще стре­мил­ся к ну­лю. Ну и как же при этом уло­жить в поч­то­вый тре­уголь­ник  ка­лей­дос­коп обу­рева­ющих те­бя чувств!  По сей-то при­чине весь­ма вос­тре­бова­ны в ка­зар­ме бы­ли гра­мотеи, спо­соб­ные сос­та­вить не­об­хо­димый текст, ко­торый по­том  ста­ратель­но пе­репи­сыва­ли дру­гие кур­санты. А в на­шей ка­зар­ме глав­ней­шим из гра­моте­ев был  я. Ма­ло то­го, что мог со­чинить пись­мо, так еще и сти­хи в не­го  вклю­чал и цве­точек изоб­ра­жал . Так что, еже­вечер­не - ког­да ноч­ных за­нятий не бы­ло - я вел ин­тенсив­ную эпис­то­ляр­ную де­ятель­ность : за­седал в лен­комна­те пе­ред оче­редью , так-ска­зать, страж­ду­щих вы­соко­го шти­ля для сво­их пос­ла­ний. Бо­лее то­го, в оче­реди то­мились и кур­санты дру­гих рот учи­лища,  ку­да до­шел слух о не­быва­лом гра­мотее.

"Фи­ма-Шкаф"

       Вот в дру­гой ро­те и слу­жил сер­жант Ефим Гал­кин, ра­зыс­кавший ме­ня в од­но из вос­кре­сений. От­ли­чал­ся он клич­кой "Фи­ма-Шкаф", из-за те­лос­ло­жения, ко­неч­но. Вы­сочен­ный, с не­веро­ят­но ши­роки­ми пле­чами, мощ­ной грудью, мас­сивны­ми ру­ками и но­гами. При по­мыв­ке в ба­не, пог­ля­деть на об­на­жен­но­го  Фи­му со­бира­лись тол­па­ми. А пог­ля­деть бы­ло на что. Торс, как-буд­то из брон­зы от­ли­тый, бу­лыж­ни­ки брюш­но­го прес­са, но­ги-ко­лон­ны. И - муж­ское дос­то­инс­тво со­от­ветс­тву­ющих га­бари­тов. Ну, ес­тес­твен­но, и мощью об­ла­дал Фи­ма бо­гатыр­ской, во­ис­ти­ну. Прям-та­ки фе­номе­наль­ные воз­можнос­ти де­монс­три­ровал. К при­меру, с пу­леме­том "Мак­сим" в сбо­ре на пле­чах марш-брос­ки со­вер­шал.

  Еще от­ли­чал­ся сер­жант Гал­кин  пол­ным от­сутс­тви­ем наг­рад на гим­настер­ке. В те ле­ген­дарные вре­мена при­нято бы­ло все ор­де­на-ме­дали но­сить пос­то­ян­но. И у кур­сантов - от­борных во­инов, ко­торых и со­бира­ли на фрон­то­вых кур­сах для ско­ротеч­ной под­го­тов­ки в офи­церы, та­ких наг­рад бы­ло дос­та­точ­но. А у Фи­мы - ни­чего. Толь­ко три на­шив­ки над пра­вым кар­ма­ном гим­настер­ки - две крас­ных и жел­тая : два тя­желых ра­нения и лег­кое. По­чему бы это у во­ина, за пле­чами ко­торо­го че­тыре  го­да  фрон­то­вых? Да еще в ар­мей­ском раз­ведба­те слу­жив­ше­го. За­гад­ка.

  Ну, и на­конец - был Фи­ма Гал­кин ев­ре­ем.  Да не по ан­ке­те толь­ко - се­мит­ские чер­ты ли­ца, кар­та­вый го­ворок сви­детель­ство­вали о том не­мед­ленно и не­оп­ро­вер­жи­мо. А в учи­лище бы­ло и­уде­ев все­го нес­коль­ко на пол­ты­щи кур­сантов. Счи­тая Фи­му и ме­ня. Но я-то не вы­делял­ся. А "Шкаф" - еще как !

    Итак, на­шел он ме­ня в вос­кре­сенье и го­ворит: "По­тол­ко­вать с то­бой на­до. Ты мне мо­жешь по­мочь, на­де­юсь". И рас­ка­зал о се­бе то, что в шок ме­ня по­вер­гло не­малый. Еще бы ! Ведь Фи­ма зем­ля­ком ока­зал­ся мо­им,  из Ума­ни ро­дом. А го­род этот из­вестен не толь­ко на Ук­ра­ине, но и за ее пре­дела­ми бла­года­ря пар­ку "Со­фи­ев­ка". Ос­но­ван­ный в 1796 го­ду  поль­ским маг­на­том Ста­нис­ла­вом По­тоц­ким, наз­ванный  в честь его же­ны Со­фии Витт-По­тоц­кой, он - во­ис­ти­ну  ше­девр пар­ко­вого зод­чес­тва.

    Но бо­лее все­го зна­мени­та Умань мо­гилой ца­дика реб Нах­ма­на. Этот свя­той рав­вин умер в Ума­ни в на­чале Рош-а-Ша­на - глав­но­го для и­уде­ев праз­дни­ка. Он сам знал ког­да ум­рет и ут­ром пер­во­го дня праз­дни­ка  об­ра­тил­ся к при­сутс­тву­ющим:  " Я ухо­жу. Но вы дол­жны воз­вра­тить­ся до­мой и объ­явить: "Вся­кий ве­рящий в Б-га дол­жен прий­ти к раб­би Нах­ма­ну на Рош-а-Ша­на". Он был пог­ре­бен 17 ок­тября 1810 го­да  на ста­ром клад­би­ще в Ума­ни, сре­ди двад­ца­ти ты­сяч ев­ре­ев, уби­тых гай­да­мака­ми в этом го­роде око­ло 400 лет на­зад. А па­лом­ни­чес­тво про­дол­жа­ет­ся и в на­ши дни.

Одис­сея сер­жанта Гал­ки­на

   Под­робнос­ти ис­то­рии Ума­ни я уз­нал го­раз­до поз­же. А тог­да лишь кое что рас­ска­зал мне Фи­ма, хо­тя и ро­дил­ся там и жил на улоч­ке не­пода­леку от зна­мени­того клад­би­ща,  в семье ба­лагу­лы - воз­чи­ка. Отец вла­дел па­рой ло­шадей и пло­щад­кой - та­кой без­борто­вой те­легой для пе­ревоз­ки гру­зов.  По­том ее отоб­ра­ли, ста­ла ка­зен­ной. Кро­ме Фи­мы-стар­ше­го, в  семье бы­ло еще двое де­вочек. Отец (не  пом­ню име­ни) так­же от­ли­чал­ся не­веро­ят­ной фи­зичес­кой мощью, тру­дил­ся от тем­на до тем­на.  Но жи­ли бед­но и Фи­ма  уже в детс­тве стал ра­ботать то­же. В шко­ле  учил­ся нес­коль­ко лет, по­тому и был поч­ти ма­лог­ра­мот­ным.

       В ар­мию Фи­ма приз­ван   в пер­вые дни вой­ны. Во­евал в пе­хоте. Но вско­ре стал пол­ко­вым раз­ведчи­ком - бла­года­ря си­луш­ке сво­ей не­имо­вер­ной. От­сту­пал до Во­роне­жа, нас­ту­пал до Бер­ли­на.  Умань бы­ла ос­во­бож­де­на от фа­шис­тов 10 мар­та 1944 го­да. Вот, ког­да вол­на нас­тупле­ния и до Ума­ни до­кати­лась, ока­зал­ся Фи­ма срав­ни­тель­но не­дале­ко от нее. И поп­ро­сил ко­ман­ди­ра раз­ведро­ты от­пустить на три дня в род­ные мес­та. И не мог рот­ный от­ка­зать доб­лес­тно­му раз­ведчи­ку.

          Фи­ма доб­рался до Ума­ни за сут­ки, уви­дел раз­ва­лины, та­кие же как и  в дру­гих мес­тах по пу­ти на За­пад. Но пот­рясло , ду­шу вы­вер­ну­ло и дру­гим   че­лове­ком сде­лало, ког­да  уз­нал он о судь­бе семьи сво­ей. И не­малой род­ни. И всех ев­ре­ев уман­ских  судь­бу кош­марную. При­том, что по­валь­ное унич­то­жение  ев­ре­ев нем­ца­ми, да и мес­тны­ми жи­теля­ми, для фрон­то­вого раз­ведчи­ка не мог­ло же но­востью ока­зать­ся. По­видал он это, про­чувс­тво­вал, пе­режил . Но...  

           Пер­во­го ав­густа 1941 го­да, ког­да Умань  за­няли нем­цы, в го­роде на­ходи­лось бо­лее 18 ты­сяч ев­ре­ев. А уже  ут­ром 21 сен­тября  бо­лее ты­сячи ев­ре­ев  приг­на­ли во двор го­род­ской тюрь­мы. Боль­шинс­тво из них заг­на­ли в тю­рем­ный под­вал. И за­пер­ли наг­лу­хо. Они  сто­яли тес­но, при­сесть не бы­ло воз­можнос­ти. И умер­ли, за­дох­нувшись, стоя. Ос­таль­ных ев­ре­ев, пос­ле звер­ских над­ру­гатель­ств, по­лицаи до­били прик­ла­дами, ло­мами и то­пора­ми. По­лицаи эти бы­ли ук­ра­ин­цы, но не мес­тные. Мес­тную по­лицию сфор­ми­рова­ли по­том.

    В ок­тябре  по­явил­ся при­каз: всем ев­ре­ям пе­ресе­лить­ся на Ста­рый ба­зар, в гет­то. При пе­ресе­лении, ук­ра­ин­ская по­лиция сле­дила, чтоб не взя­ли с со­бой лиш­не­го. Ос­тавлен­ное тут же раз­гра­били мес­тные жи­тели. Спря­тать­ся или убе­жать смог­ли еди­ницы - ку­да от со­седей спря­чешь­ся. В боль­шинс­тве сво­ем ев­ре­ев и вы­дава­ли со­седи, сос­лу­жив­цы, зна­комые и да­же друзья быв­шие.

   В гет­то у Ста­рого ба­зара мно­гие уми­рали от го­лода и бо­лез­ней. Уце­лев­ших в на­чале 1942 го­да сог­на­ли в уро­чище "Тов­ста ду­бина" и в Ка­мен­ный яр и расс­тре­ляли. И стал го­род ца­дика Нах­ма­на "Юден фрай".

    Не из­бе­жала это­го и семья Фи­мы - отец  и мать и две сес­тры, хо­тя и не пош­ли они в гет­то. Их не­мед­ленно вы­дали со­седи и за ни­ми приш­ли по­лицаи, от­ца выг­на­ли на ули­цу к дру­гим муж­чи­нам,  а мать и сес­тер из­би­вали и на­сило­вали в до­ме. Ус­лы­шав их кри­ки, отец выс­ко­чил из тол­пы, выр­вал вин­товку у по­лицая и, как ду­биной дей­ствуя,  стал ко­лотить нем­цев и ук­ра­ин­цев - по­лица­ев. При его - то си­луш­ке поч­ти каж­дый удар был смер­тель­ным. А он бил, бил, по­ка его не зас­тре­лили.  При­кон­чи­ли  и мать и сес­тер.

    А дом уце­лел во всех пе­рипе­ти­ях улич­ных бо­ев. И жи­ла в нем семья, оби­тав­шая до то­го в под­ва­ле на со­сед­ней ули­це. Фи­ме ска­зали, что один из них слу­жил в Уп­ра­ве. Та­ких, впро­чем,   бы­ло в Ума­ни не­мало. Име­на не­кото­рых Фи­ма уз­нал. Под­робнос­тей  вы­яс­нять не стал, чтоб не све­тить­ся. У не­го ос­та­вались сут­ки до воз­вра­щения в часть.  Ми­мо Ума­ни шел по­ток во­ен­ных ма­шин, на ко­торых он и рас­чи­тывал у­ехать.

 Но сна­чала ре­шил рас­счи­тать­ся за ги­бель семьи.  Бы­валый раз­ведчик, тем бо­лее жи­тель Ума­ни, Фи­ма   выс­ле­дил тро­их быв­ших по­лица­ев   и убил по­оче­ред­но. В пол­ночь он швыр­нул в ок­но род­но­го до­ма тер­митную ам­пу­лу от ог­не­мета. Дом за­пылал. А Фи­ма   ос­та­новил гру­зовик на шос­се,   вско­чил в ку­зов. И вско­ре был сре­ди сво­их раз­ведчи­ков.  Фи­ма ска­зал мне, что его не за­подоз­ри­ли. Ви­димо, не до это­го бы­ло . А, мо­жет,  ре­шили, что пре­дате­ли уман­ские эту казнь зас­лу­жили.

Пе­пел Ума­ни сту­чит в его сер­дце

 Уве­рен, не чи­тал Фи­ма "Ле­ген­ду" Шар­ля де Кос­те­ра и не знал  ни­чего о Кла­асе, чей пе­пел сту­чал в сер­дце его сы­на. Но имен­но это всплы­ва­ет в па­мяти мо­ей, ког­да вста­ет в ней об­раз Ефи­ма Гал­ки­на - бес­по­щад­но­го мсти­теля. И не за семью лишь мстил - за на­род свой  рас­пла­чивать­ся зас­тавлял.  На пу­ти фрон­то­вом по­видал столь­ко зверс­тва, с ка­ким рас­прав­ля­лись нем­цы  и их мес­тные под­ручные с ев­ре­ями, что месть ста­ла глав­ным де­лом это­го мо­гуче­го во­ина. И мстил он, уби­вая нем­цев и пре­дате­лей,  умуд­рясь  со­четать месть с вы­пол­не­ни­ем са­мых тяж­ких за­дач, сто­яв­ших пе­ред фрон­то­вым раз­ведчи­ком. Ибо с 1944 го­да слу­жил он уже в раз­ведба­те шта­ба 13-й Ар­мии 1-го Ук­ра­ин­ско­го фрон­та.

  А был сер­жант Гал­кин ко­ман­ди­ром груп­пы зах­ва­та в по­ис­ко­вом под­разде­лении. То-есть, са­мую глав­ную роль вы­пол­нял: "язы­ка" брал и че­рез "ней­трал­ку" дос­тавлял. Ис­поль­зо­вались при этом его не­дюжин­ная си­луш­ка бо­гатыр­ская и не­уто­лимая не­нависть, ко­торая тран­сфор­ми­рова­лась в не­ус­тра­шимость. И язы­ков при­тас­ки­вал Ефим не­мало, иног­да - в пря­мом смыс­ле сло­ва: зат­кнув рот, при­вязы­вал "фри­ца" к спи­не сво­ей и полз от не­мец­кой обо­роны к сво­ему пе­ред­не­му краю.

   Он мне рас­ска­зал, что по­лучал са­мое ярос­тное удов­летво­рение в ру­копаш­ной. Драл­ся всег­да ос­тро за­точен­ной ма­лой ло­пат­кой, ру­ко­ят­ку ко­торой за­менил на же­лез­ную тру­бу. Ру­бил ею как ме­чом, вкла­дывая в удар всю не­нависть свою к ним, к па­лачам от­ца, ма­тери, сес­тер. Пос­ле та­кого боя, весь в брыз­гах кро­ви, смот­рел на нее с ра­достью, по­тому что кровь эта бы­ла вражь­ей. Он счи­тал, что так - кро­ваво - он хо­рошо мстит , пра­виль­но.

   Но осо­бо не­нави­дел Ефим по­лица­ев. Фронт шел по Ук­ра­ине и по­пада­лись в ос­новном мес­тные. Бы­ли еще и при­бал­ты . Да и рус­ские по­лицаи - то­же. Ефим шел на риск, уби­вая их. По­тому как иног­да это бы­ли плен­ные. И ко­ман­дир его знал обо  всем. Но - мол­чал: семью по­терял и он. Впро­чем, по­том Ефи­му при­пом­ни­ли и эти убий­ства. По­том - ког­да по­пал он под три­бунал.

Три­бунал

  В  кон­це и­юля 1944-го го­да 13-я Ар­мия, фор­си­ровав Вис­лу, зах­ва­тила плац­дармы на ее за­пад­ном бе­регу и, удер­жи­вая их, го­тови­лась к пе­рехо­ду в нас­тупле­ние. На­чало его пла­ниро­валось на се­реди­ну ав­густа. Нем­цы ярос­тно ата­кова­ли, но на плац­дармы сос­тре­дото­чива­лось  все боль­ше на­ших вой­ск и тех­ни­ки. Нас­тупле­ние наз­ре­вало. Слу­чилось, од­на­ко, так, что кон­крет­ных дан­ных о не­мец­кой обо­роне раз­до­быть не уда­валось. А ску­пые фо­тос­нимки ави­араз­ведки  не рас­кры­вали ни ее пос­тро­ения, ни опе­ратив­ных ре­зер­вов.  Тре­бова­лись "язы­ки" , но все по­туги вой­ско­вых раз­ведчи­ков ус­пе­ха не при­нес­ли. И в де­ло вклю­чили ар­мей­ский раз­ведбат. Под кон­троль его взял сам ко­ман­ду­ющий 13-й Ар­мии ге­нерал-лей­те­нант Пу­хов.

     Ко­ман­дир раз­ведба­та выс­лал на пе­ред­ний край дю­жину по­ис­ко­вых групп,  но поч­ти все  раз­ведчи­ки ли­бо по­гиб­ли, ли­бо вер­ну­лись ни с чем, кро­ме...  Кро­ме тех, где груп­пой зах­ва­та ко­ман­до­вал сер­жант Гал­кин. Про­ник­нув за пе­ред­ний край, его раз­ведчи­ки   за­мас­ки­рова­лись в пе­релес­ке у шос­се и ста­ли наб­лю­дать за дви­жени­ем. И уже к но­чи им по­вез­ло. В соп­ро­вож­де­нии бро­нет­ран­спор­те­ра по шос­се дви­гал­ся штаб­ной вез­де­ход. Гал­кин ско­ман­до­вал и опыт­ные раз­ведчи­ки по­дор­ва­ли бро­нет­ран­спор­тер, унич­то­жили сол­дат ох­ра­ны. Вез­де­ход с офи­цером "взял" Гал­кин. Им ока­зал­ся пол­ковник ин­же­нер­ных вой­ск. Его быс­тро свя­зали , уво­лок­ли в пе­реле­сок и ста­ли  под­би­рать­ся  к пе­ред­не­му краю.

     Мес­то пе­рехо­да бы­ло сог­ла­сова­но и ког­да ра­дист груп­пы со­об­щил о го­тов­ности,  ар­тилле­рия от­кры­ла  огонь. Раз­ведчи­ки по­пол­зли по "ней­трал­ке". Как всег­да, Гал­кин та­щил на спи­не свя­зан­но­го "язы­ка" . Но к сво­ей тран­шее доб­рался лишь он. Ос­таль­ные  бой­цы ос­та­лись на  "ней­трал­ке", сра­жен­ные  то ли вра­жес­ким, то ли "брат­ским" ог­нем.

  Доб­равшись к сво­им, Фи­ма пе­рере­зал ве­рев­ки. Не­мец­кий пол­ковник встал на  но­ги и за­мычал. Хо­тел, ви­димо, что­бы Фи­ма и кляп вы­тащил. Тот вы­тащил и ряв­кнул  : "Ге­ен, швайн, шнель, шнель!",  по мне­нию Фи­мы это оз­на­чало: "Иди, ско­тина, быс­трее!". Но пол­ковник, ви­димо, оби­дел­ся и стал орать, не дви­га­ясь с мес­та. И тог­да Фи­ма его уда­рил... Он мне по­том рас­ска­зывал, что пря­мо оз­ве­рел, по­тому что по­терял всех сво­их раз­ведчи­ков, да и ус­тал, пол­зая под ог­нем с этим пол­ковни­ком на гор­бу. А тут еще он ид­ти не хо­чет. Кро­ме то­го, на­чал кри­чать на Фи­му, об­зы­вая его " Фер­флюх­те юде". То-есть, "пар­ши­вым жи­дом". Ведь по­нять ев­рей­скую  при­над­лежность Фи­мы бы­ло нес­ложно.   Ну, и...  Но уда­ра Фи­ма не рас­счи­тал. И убил пол­ковни­ка!

      Сер­жанта Гал­ки­на не­мед­ленно арес­то­вали. Еще бы!  Взять та­кого важ­но­го "язы­ка", дос­та­вить его  к сво­им, по­теряв ос­таль­ных раз­ведчи­ков сво­ей груп­пы. А по­том убить. Ведь это оз­на­чало, кро­ме все­го, что опять при­дет­ся по­сылать  раз­вед­груп­пы, "язык" - то не­об­хо­дим был по­зарез. А вре­мя под­жи­мало: до на­чала нас­тупле­ния с плац­дарма ос­та­вались счи­тан­ные не­дели. Так что три­бунал для Фи­мы был су­щим  по­дар­ком, мог­ли ведь и сра­зу прис­тре­лить.

    Впро­чем, и три­бунал при­судил его к расс­тре­лу. Но, как ве­лось в те вре­мена, казнь за­мени­ли штраф­ной ро­той. Что оз­на­чало поч­ти то­же са­мое, что и расс­трел.

Раз­ведка бо­ем

   Штраф­ная ро­та 13-й Ар­мии ком­плек­то­валась сол­да­тами и сер­жанта­ми, при­гово­рен­ны­ми три­буна­лом к смер­ти. Вот и ис­поль­зо­валась ро­та для вы­пол­не­ния за­даний са­мых без­на­деж­ных и кро­вавых. Уце­лев­шие штраф­ни­ки воз­вра­щались в свои час­ти,      ес­ли бы­ли ра­нены или про­яви­ли осо­бую доб­лесть. Од­но­го-двух бо­ев хва­тало, что­бы ро­ту обез­лю­деть и тог­да фор­ми­рова­ли но­вую. Вот в но­вую и по­пал Фи­ма. У не­го отоб­ра­ли все наг­ра­ды, спо­роли сер­жант­ские лыч­ки. И стал ге­рой-раз­ведчик обык­но­вен­ным штраф­ни­ком.

    А ро­та го­тови­лась к раз­ведке бо­ем, ко­торая  дол­жна бы­ла прой­ти ночью. Обыч­но же та­кие ата­ки ве­лись в свет­лое вре­мя, что­бы за­сечь ог­не­вые точ­ки на пе­ред­нем крае обо­роны нем­цев. Но на этот раз ре­шили поп­ро­бовать доб­рать­ся до пер­вой тран­шеи. За­тея, пря­мо ска­жем, впол­не про­валь­ная. По­тому что тре­бова­лось пре­одо­леть не­мец­кие заг­ражде­ния и мин­ные по­ля. А рас­чет был на то, что фри­цы не ожи­да­ют та­кой наг­лости .

   Ро­та раз­верну­лась по-взвод­но и по­пол­зла по ней­трал­ке. При ос­ве­щении ра­кета­ми - за­мира­ли. До­пол­зли поч­ти до пе­ред­не­го края не­мец­кой обо­роны и нар­ва­лись на мин­ное по­ле. Ког­да ста­ли рвать­ся ми­ны, нем­цы от­кры­ли шкваль­ный огонь. От ра­кет ста­ло свет­ло как днем.  Но штраф­ни­ки пол­зли  и, пре­одо­лев про­волоч­ные спи­рали, вва­лились в пер­вую тран­шею. Пош­ла ру­копаш­ная.

   Ефим, как всег­да, драл­ся ма­лой ло­пат­кой, ко­торую за­точил пе­ред ата­кой.   Про­рубив­шись в блин­даж, он зас­тал там штаб­но­го ун­те­ра. Скру­тил его , вы­волок  на брус­твер, при­выч­но взва­лил на спи­ну и по­полз к сво­им. По пу­ти был  ра­нен в но­гу, но не ос­та­новил­ся. И при­полз, хо­тя   са­пог был по­лон кро­ви. Его встре­чали, от­вя­зали нем­ца. А Фи­ма по­терял соз­на­ние. Оч­нулся в гос­пи­тале. Там уз­нал, что от ро­ты уце­лело мень­ше де­сяти сол­дат - тех, кто был ра­нен не­пода­леку от сво­ей тран­шеи. Их вы­тащи­ли по­том.   И все не­мед­ленно бы­ли из штраф­ро­ты от­числе­ны и нап­равле­ны в свои час­ти, ку­да и при­были пос­ле гос­пи­таля. Бы­ли пол­ностью ре­аби­лити­рова­ны. Ибо счи­талось - смы­ли кровью.

   Ефим Гал­кин вер­нулся в свою раз­ведро­ту и ко­ман­дир  вдруг со­об­щил ему, что он пред­став­лен на Ге­роя за тот бой. По­тому  что очень цен­ным ока­зал­ся взя­тый им "язык", поч­ти единс­твен­ный пе­ред нас­тупле­нии с плац­дарма. Впро­чем, пред­став­ле­ние даль­ше ко­ман­дарма  и не пош­ло. Он не ут­вердил: штраф­ни­ка, мол, в ге­рои ? Спя­тили вы там, что ли ! А ес­ли он та­кой от­важный, то нап­равь­те это­го Гал­ки­на на фрон­то­вые кур­сы млад­ших лей­те­нан­тов. А на пред­став­ле­нии на­писал "Дос­то­ин ор­де­на Бо­ево­го Крас­но­го зна­мени".

     Как по­нима­ете, при­каз ко­ман­дарма был не­мед­ленно вы­пол­нен и в мар­те 1945-го Фи­ма при­был на кур­сы. Но стать офи­цером не по­лучи­лось, по­тому как вой­на кон­чи­лась. Кур­сы рас­форми­рова­ли, а пос­коль­ку пред­сто­яла еще вой­на с Япо­ни­ей и ник­то не знал, сколь­ко во­евать при­дет­ся, то кур­сантов по-ба­таль­он­но нап­ра­вили в раз­ные во­ен­ные учи­лища. Так и по­пал Фи­ма в на­ше.

      Ор­ден Бо­ево­го Крас­но­го зна­мени Фи­ма так и не по­лучил, ос­таль­ные отоб­ра­ли пе­ред от­прав­кой в штраф­ро­ту, да так и не вер­ну­ли. А бы­ло их у сер­жанта Ефи­ма Гал­ки­на   не­мало:  ор­де­на "Сла­вы" 3-й и 2-й сте­пеней, Бо­ево­го Крас­но­го зна­мени, Крас­ной Звез­ды. И ме­дали, ес­тес­твен­но, в том чис­ле - "За от­ва­гу" дву­мя наг­ражден, что бы­вало край­не ред­ко.  Фи­ма на­чаль­ни­ку кур­сов док­ла­дывал, пы­тал­ся пи­сать ра­пор­та. Бе­зус­пешно. А те­перь вот в учи­лище ока­зал­ся. Зам­по­литу учи­лища до­ложил. Тот по­обе­щал ра­зоб­рать­ся, но ска­зал что­бы сер­жант Гал­кин сам на­писал пись­мо пря­мо Пред­се­дате­лю Вер­ховно­го Со­вета СССР то­вари­щу Ка­лини­ну. Мол, все наг­ра­ды от­ту­да идут, там учет име­ет­ся и там  его де­ло ре­шить мо­гут быс­тро.

   Но у Фи­мы с гра­мотеш­кой сла­бова­то бы­ло . И вот, по­думал он, что та­кое важ­ное пись­мо в та­кие вер­ха на­писать пра­виль­но су­мею я.  Ви­димо, свою роль сыг­ра­ла моя сла­ва со­чини­теля  вы­соко­качес­твен­ных пи­сем к за­оч­ным под­ру­гам кур­сантов.  По­это­му и ре­шил  Фи­ма все рас­ска­зать мне, на­де­ясь, что я с этой за­дачей справ­люсь.  Что я об этом ду­маю ?

Зем­ля­ки

      Но  вмес­то  от­ве­та я спро­сил :

- Фи­ма, а ты зна­ешь в Ума­ни ули­цу Поч­то­вую ?

- Еще бы ! Умань го­род не­боль­шой. Кро­ме то­го,  на­ша ули­ца бы­ла с Поч­то­вой ря­дом.

- А на Поч­то­вой бы­ла ап­те­ка. Ты, слу­чай­но, про­визор­шу По­лину, там она ра­бота­ла, не знал ли ?

- Ну как же ! Те­тя По­ля, кто же не знал те­тю По­лю! Ведь  в Ума­ни ап­тек бы­ло все­го нес­коль­ко и в эту мы и хо­дили всег­да.

 - Фи­ма, друг, а мо­жет ты и По­лину ма­му знал ? Её зва­ли Лея .  Она жи­ла на той же ули­це не­пода­леку от ап­те­ки ?

- Ко­неч­но знал.  Слу­шай,  а ты от­ку­да их зна­ешь ? Ты, что бы­вал в Ума­ни ?

- Я там ро­дил­ся, Фи­ма. Но по­том  от­ца пе­реве­ли в Мол­да­вию. А в Ума­ни до вой­ны я был один раз. По­тому что По­ля - моя те­тя, а Лея - моя ба­буш­ка, мать мо­его па­пы. Но я так и не смог уз­нать, что  с ни­ми про­изош­ло в вой­ну. А мо­жет,  ты  слы­хал что-ни­будь про них ? Ты ведь был там, Фи­ма. 

   И Фи­ма ска­зал, что зна­ет. Они по­гиб­ли страш­ной смертью в тю­рем­ном под­ва­ле.

   Мы си­дели с ним за ка­зар­мой на раз­ва­линах ста­рого за­бора. Бы­ло мне тог­да око­ло 18-ти.  Пос­ледние че­тыре го­да воб­ра­ли эва­ку­ацию на Урал, го­лод и хо­лод в  этом не­лас­ко­вом  краю.   Так что нах­ле­бал­ся го­ря-кру­чины под за­вяз­ку. И счи­тал се­бе не маль­чи­ком, а взрос­лым. Муж­чи­ной се­бя счи­тал, от­ветс­твен­ным за млад­ше­го бра­та, пер­вым по­мощ­ни­ком ма­тери.

   В ав­густе 1941-го на фрон­те по­гиб  отец.   Но да­же, ког­да по­хорон­ка приш­ла от­цов­ская, не пла­кал я, нет. Хоть и ком в гор­ле сто­ял. Сто­ял и ду­шил ме­ня, ком этот ко­лючий. Нет мо­его па­пы. И не бу­дет у ме­ня от­ца. Та­кого боль­шо­го, та­кого силь­но­го и на­деж­но­го.  Уби­ли его его нем­цы, га­ды, по­дон­ки. Вот под­расту я нем­но­го и отом­щу.  Не ду­ши ме­ня, ком в гор­ле! Я за от­ца отом­щу, я отом­щу!

  И я не пла­кал, нет. Драл­ся от­ча­ян­но ког­да  слу­чалось - кто ос­кор­блял, жи­дом на­зывая. И ме­ня би­ли  не­щад­но. Кро­вавые соп­ли ути­рал. Но , ес­ли что - опять лез в дра­ку.  И са­мым лю­бимым сти­хот­во­рени­ем мо­им бы­ло си­монов­ское "Убей нем­ца!"  У не­го ска­зано:

...Так убей же нем­ца, убей !
Так убей же хоть од­но­го !

Сколь­ко раз ты уви­дишь его -
Столь­ко раз ты его и убей !

         Нет, я не зап­ла­кал  ког­да по­хорон­ка приш­ла. Я на­дел­ся отом­стить за от­ца.

   А здесь, в учи­лище, за ка­зар­мой, с Фи­мой ря­дом - упал на зем­лю. За­бил­ся в ис­те­рике. Кри­чал, бил ку­лака­ми, ры­дал. Это Фи­ма ска­зал по­том, сам-то я не пом­нил. Он ме­ня и с зем­ли  отор­вал, и дер­жал, не вы­пус­кая. По­том из фля­ги во­дой от­па­ивал. Из кра­на умы­вал, гим­настер­ку и брю­ки чис­тил.

  И уте­шал, уте­шал, го­воря на идиш :  - Вейн нышт, ин­га­лэ, вейн нышт, абей­тих, их об зей ге­шис­сен, их об гек­нат ди мер­дер. ( Не плачь, маль­чик, не плачь, про­шу. Я их расс­тре­ливал, уби­вал этих па­лачей)  И по-рус­ски про­сил:   Не плачь, зем­ляк, не плачь. Я отом­стил, кля­нусь - отом­стил. Сколь­ко мог - убил. По­кале­чил га­дов, и фри­цев, и мес­тных не­мало. Ду­маю - сот­ни две, не мень­ше. Счи­тай, что и за те­бя рас­пла­тил­ся, зе­меля.

 С тех пор - не спус­кал с ме­ня глаз Фи­ма. Что бы поб­ли­же быть, до­бил­ся пе­рево­да в на­шу ро­ту, об­ме­нял­ся с на­шим пом­комв­зво­да сер­жантом Гер­ма­ном. И кур­санты од­но­момен­тно всё  по­няли: Фи­ма "Шкаф" - шут­ка ли! Ме­ня и рань­ше не за­дира­ли, ра­ди пи­сем хо­тя бы.  Но, гля­дя, как Фи­ма пос­ле от­боя ко мне на кой­ку при­сажи­ва­ет­ся, ру­ку кла­дет на пле­чо, шеп­чет, со­об­щес­тво кур­сант­ское вы­воды сде­лало не­мед­ленно и вер­но.

  Был, прав­да, слу­чай, ког­да один из фрон­то­вич­ков "ли­хих" про­ехал­ся нас­чет жи­дов, та­ких как я. "Не во­евал, мол, и ты, Аб­га­ша, на  5-м Ук­ра­ин­ском Ро­дину за­щищал." Я, как всег­да, ки­нул­ся на не­го, по­лучил под дых и упал. Ког­да очу­хал­ся ма­лость и встал - уви­дел Фи­му, под­хо­див­ше­го враз­ва­лоч­ку. Он не спе­ша взял пра­вой ру­кой за ши­ворот обид­чи­ка. При­под­нял и, дер­жа на-ве­су, трях­нул. Дру­гой ла­донью  дал по уху и про­шипел - "Су­ка ё...ная, те­бе жизнь на­до­ела, па­даль ? Я по­могу, пи..юк, грязь окоп­ная!"  И швыр­нул его в про­ход меж­ду кой­ка­ми, так, что тот про­пахал пол­ка­зар­мы.

   Ве­чером ко­ман­дир ро­ты ка­питан Сы­роват­ский  выз­вал Фи­му в кан­це­лярию. Фи­ма мне ска­зал по­том,  го­вори­ли  про ме­ня и он до­ложил, что я его зем­ляк. И что в Ума­ни бы­ли уби­ты его ро­дите­ли и сес­тры. И что там же в тюрь­ме за­души­ли мою ба­буш­ку  и те­тю. И что он ис­ка­лечит лю­бого, кто  ме­ня оби­дит.  Ка­питан  Сы­роват­ский при­ехал с фрон­то­вых кур­сов вмес­те с Фи­мой, его ис­то­рию знал и на ве­чер­ней по­вер­ке ска­зал, что се­год­ня в ро­те бы­ла дра­ка и он тре­бу­ет от кур­сантов прек­ра­тить та­кое бе­зоб­ра­зие.  И "та­кое бе­зоб­ра­зие" дей­стви­тель­но прек­ра­тилось.  Фи­ме ни ра­зу не приш­лось пус­кать в де­ло свою фи­зичес­кую мощь.

    Но  мне  он ска­зал, что не всег­да же бу­дет ря­дом. По­это­му на­до, что­бы я мог за­щитить се­бя сам. И так от­ве­тить су­кам этим, что­бы са­ми за­рек­лись и дру­гим рас­ска­зали, что не сто­ит  со мной свя­зывать­ся. И он ме­ня на­учит драть­ся . Уж это он уме­ет. И хо­тя я мень­ше и сла­бее его, но смо­гу спра­вить­ся с тре­мя...

       Мы на­чали на сле­ду­ющий же день. Шли в спор­тзал   ког­да там не бы­ло за­нятий , сдви­гали ма­ты. И фрон­то­вой  раз­ведчик с че­тырех­летним опы­том вой­ны учил ме­ня драть­ся. Учил нас­той­чи­во, зас­тавляя мно­го  раз пов­то­рять при­емы, все эти эти зах­ва­ты, брос­ки, ныр­ки, уда­ры ру­ками, но­гами, го­ловой, ис­поль­зо­вани­ем под­ручных пред­ме­тов и еще мно­го че­го, что те­перь за­был я. А тог­да - ста­ратель­но ос­ва­ивал, хоть и боль­но по­рой бы­ло, из сил вы­бивал­ся, пО­том ис­хо­дил.  И ко­неч­но, ко­неч­но же - бро­сил бы эти за­нятия очень да­же ско­ро, ес­ли бы... Ес­ли бы не Фи­ма. Как мог я ска­зать ему "хва­тит", как пос­мел бы сла­боду­шие про­явить, слы­ша : - Нох йн мал; мы даф, мы даф шлу­ген ; шлуг зей, шлуг фор дем то­тэ, шлуг фор ди бо­бэ;  кнак, кнак, кнак:  ( Еще раз; на­до, на­до бить, бей их, бей за от­ца, бей за ба­буш­ку; удар, удар, удар...) Эти­ми воз­гла­сами как ко­ман­да­ми Фи­ма соп­ро­вож­дал мои уда­ры по бок­сер­ско­му меш­ку.

     Я ви­дел, знал, чувс­тво­вал: Фи­ма учил за­щищать­ся и на­падать не чу­жого ко­го - он сы­на учил, сво­его сы­на го­товил к бою. И я вста­вал пос­ле па­дения, со­бирал во­лю в ку­лак и  бил,  бил как мог силь­нее, пред­став­ляя се­бе, что де­русь с вра­гом, лю­тым вра­гом на­рода мо­его. Нет ему по­щады, толь­ко месть. Не суж­де­но мне бы­ло драть­ся на вой­не, с ору­жи­ем отом­стить. Вот я сей­час де­лаю это. Удар! Удар! Силь­нее, страш­нее...

    Эти уро­ки ру­копаш­но­го боя про­дол­жа­лись поч­ти пол­го­да и за­вер­ши­лись не по­тому, что был я го­тов. По мне­нию Фи­мы, на­до бы ему и еще пот­ре­ниро­вать ме­ня. Но - не судь­ба.

Пись­ма Ка­лини­ну

   Я прис­ту­пил к их со­чине­нию  вско­ре же пос­ле то­го па­мят­но­го раз­го­вора с Фи­мой, где-то в ав­густе 45-го го­да.  Со­чине­ние, прав­да, бы­ло са­мой лег­кой за­дачей в этой за­тее. Са­мое же труд­ное - раз­до­быть бу­магу и кон­верты, что в те вре­мена,  да еще в та­ком за­холус­тном го­родиш­ке,  бы­ло как го­вари­вал Ос­тап Бен­дер: "меч­той иди­ота". Как по­нима­ете, мне в этом де­ле ни­чего не све­тило. Фи­ма же, по во­ен­но­му прис­ловью, "про­явил на­ход­чи­вость".  В уволь­не­нии поз­на­комил­ся   с да­мой, ра­ботав­шей в гор­ко­ме пар­тии. Ну, еще бы, в те вре­мена муж­чи­ны весь­ма вос­тре­бова­ны бы­ли. Да еще та­кой - как Фи­ма-"Шкаф". Су­дя по то­му,  что уже вско­ре  из уволь­не­ния при­нес  два де­сят­ка лис­тов бу­маги и штук пять кон­вертов, да­ма бы­ла впол­не за­ин­те­ресо­вана в об­ще­нии с Фи­мой. До­бычу он от­дал в рот­ную кап­терку, спра­вед­ли­во рас­су­див, что да­же у не­го та­кой де­фицит ста­щат из  прик­ро­ват­ной тум­бочки. А боль­ше-то  хра­нить  нег­де бы­ло.

   Я со­чинил текст, спер­ва - чер­но­вик. На­писал про штраф­ную ро­ту, не упо­миная, за что в нее по­пал сер­жант Ефим Гал­кин. А вот,  под­виг его в раз­ведке  бо­ем, рас­пи­сал де­таль­но. Пе­речис­лил все наг­ра­ды и за что их Фи­ма по­лучил.  И как мог убе­дитель­но поп­ро­сил по­мочь в де­ле их воз­вра­щения. По­том кал­лигра­фичес­ки пе­репи­сал на-бе­ло.

       Ад­рес на кон­верте  гла­сил: " Мос­ква, Кремль, Пред­се­дате­лю Вер­ховно­го Со­вета СССР тов. Ми­ха­илу Ива­нови­чу Ка­лини­ну".  В уволь­не­нии пош­ли мы с Фи­мой на го­род­скую поч­ту и сда­ли пись­мо в окош­ко. Кви­тан­цию, впро­чем, не по­лучи­ли. Не при­нято, ви­димо, бы­ло в те вре­мена да­вать кви­тан­цию.  И ста­ли  мы ждать.

    Про­шел ав­густ. Япо­нию раз­гро­мили не­ожи­дан­но быс­тро как-то.  В учи­лище пош­ли слу­хи, что раз­го­нят его. По­тому, мол,  пот­ребность в та­ких ско­рос­пе­лых офи­церах ми­нова­ла. Во­евать-то, вро­де бы и не с кем.

   А от­ве­та из Мос­квы не бы­ло. И я на­писал вто­рое пись­мо, ко­пию пер­во­го, в кон­це толь­ко до­бавил, что вто­рое. От­пра­вили, кви­тан­цию нам опять  не да­ли. И сно­ва от­вет не при­шел. В ок­тябре у ме­ня по­яви­лось по­доз­ре­ние, что пись­мо, на­писан­ное от ру­ки, хоть и очень я ста­рал­ся, в Крем­ле чи­тать не ста­ли. А мо­жет и не дош­ло.  От ру­ки ад­рес на­писан.  И пред­ло­жил Фи­ме под­клю­чить его да­му гор­ко­мов­скую. Пусть она на ма­шин­ке от­пе­чата­ет.

    Фи­ма идею одоб­рил. Уго­вари­вать свою да­му, ему, как по­нима­ете, дол­го не пот­ре­бова­лось. При его - то сек­су­аль­ных воз­можнос­тях ! И в луч­шем ви­де  два та­ких пос­ла­ния от­пра­вились в Кремль.  С  двух­не­дель­ным ин­терва­лом. Ре­зуль­тат,  од­на­ко, был  ну­левым. Так­же бе­зус­пешно за­вер­ши­лись два по­хода сер­жанта  Гал­ки­на к зам­по­литу  учи­лища, ко­торый на­от­рез от­ка­зал­ся за­нимать­ся  его ор­ден­ски­ми проб­ле­мами. Не до это­го пол­ковни­ку Рей­бар­ту бы­ло.

    А за­боты пол­ковни­ка, как, впро­чем, ос­таль­но­го  ко­ман­до­вания учи­лища сос­ре­дото­чились на впол­не ре­аль­ных пер­спек­ти­вах его рас­форми­рова­ния. По­тому  как пот­ребность в нем пол­ностью ис­черпа­на бы­ла. Ар­мия сок­ра­шалась, во­евать по­ка не тре­бова­лось. И не толь­ко на­ше , но и все ос­таль­ные , вой­ной рож­денные , учи­лища ре­шено бы­ло ра­зог­нать.  И сра­зу же воз­никла проб­ле­ма - ку­да де­вать лич­ный сос­тав, офи­церов и кур­сантов ?

     Ку­да де­вали  ко­ман­ди­ров и пре­пода­вате­лей, офи­церов шта­ба и под­разде­лений обес­пе­чения, я по­нятия не имею.  Слиш­ком не­опыт­ным был в те вре­мена, "са­лагой зе­леной" на ар­мей­ском жар­го­не.  Вот и не ин­те­ресо­вал­ся судь­бой на­чаль­ства.

  А что бу­дет со мной са­мим, с то­вари­щами по взво­ду - об этом ду­мать и ре­шать приш­лось впол­не серь­ез­но. Аль­тер­на­тива бы­ла та­кая: ес­ли ты же­ла­ешь стать офи­цером и по сво­им дан­ным - фи­зичес­ким и мо­раль­ным , и по со­об­ра­жени­ям на­чаль­ства под­хо­дишь для этой це­ли - то бу­дешь от­ко­ман­ди­рован в дру­гое учи­лище, до­во­ен­но­го ти­па. В ка­кое имен­но - уз­на­ешь по­том, пе­ред от­прав­кой.

       А еже­ли лей­те­нант­ские по­гоны те­бя не прель­ща­ют , то от­пра­вишь­ся в ре­гуляр­ные вой­ска, дос­лу­живать дей­стви­тель­ную. При­чем, ког­да это про­изой­дет - не­ведо­мо. Как вы­яс­ни­лось по­том,   во­инов 1925 го­да рож­де­ния уво­лили толь­ко в 1950-м. А вмес­те с 1926-м го­дом это и был ос­новной кон­тингент тог­дашней ар­мии. Стар­шие воз­раста по­выби­ты на фрон­те, да и этим по­во­евать приш­лось. А в мир­ное вре­мя па­хали они вой­сках по 4-5 лет. Не­завид­ная судь­ба, пря­мо ска­жу.

    Од­на­ко в но­яб­ре 1945-го кто же мог знать об этом.  А  кан­ди­дата­ми в офи­церы лишь нем­но­гие ста­ли. Се­год­ня, жиз­ни на из­ле­те, час­то ду­маю - пра­виль­но ли по­лучи­лось. С дру­гой  сто­роны,  ес­ли и в учи­лище  служ­ба ме­дом не бы­ла, то уж в вой­сках - и по­дав­но. Впол­не заг­нуть­ся мог где-ни­будь в Си­бири.

  Но Фи­ма офи­цер­скую карь­еру заб­ра­ковал ре­шитель­но. И для се­бя, и для ме­ня. Глав­ным до­водом бы­ла уве­рен­ность, что ока­жем­ся с ним в од­ной час­ти и он для ме­ня щи­том бу­дет. Кро­ме то­го,  я толь­ко Фи­ме чи­тал свои сти­хи и он  счи­тал, что я - по­эт, не имею пра­ва за­рывать пос­ланный бо­гом  дар. А ес­ли офи­цером ста­ну - все ка­нет, про­падет та­лант, ар­мей­ская служ­ба все за­давит. Я уж и не пом­ню  сей­час всех до­водов, но убе­дил ме­ня Фи­ма. И ког­да выз­вал ко­ман­дир ро­ты  и спро­сил - не хо­чу ли учить­ся даль­ше, я от­ка­зал­ся. Рот­ный за­писал в свой спи­сок мой от­каз.  Вы­зывал, впро­чем, он всех кур­сантов на­шей ро­ты и фик­си­ровал их  по­жела­ния в этом спис­ке. Бы­ло это су­губой фор­маль­ностью, как вы­яс­ни­лось вско­ре.

Тор­жес­тво спра­вед­ли­вос­ти

   Этот День нас­ту­пил в  де­каб­ре 1945-го. Как всег­да, пос­ле зав­тра­ка, выс­тро­ились ро­ты кур­сант­ские на пла­цу для раз­во­да по за­няти­ям. В от­ли­чие , впро­чем, от дру­гих та­ких же учеб­ных раз­во­дов, при­каза­но бы­ло ору­жия и сна­ряже­ния с со­бой не брать. И еще - стол вы­тащи­ли, пос­та­вили пе­ред шта­бом. Зна­чит, ре­шили мы, что-то не­обыч­ное про­изой­дет. И оп­равда­лись ожи­дания эти.

            Вы­шед­ший на сре­дину пла­ца, во внутрь кур­сант­ско­го ка­рэ на­чаль­ник учи­лища пол­ковник Ме­шеч­кин, труб­ным сво­им го­лосом объ­явил, что по при­казу Ген­шта­ба учи­лище рас­форми­ровы­ва­ет­ся. На­ибо­лее пер­спек­тивные кур­санты нап­равля­ют­ся   в дру­гие учи­лища, ра­бота­ющие по шта­там и в ре­жиме мир­но­го вре­мени. Спи­сок бу­дет сей­час ог­ла­шен. Ос­таль­ные  кур­санты и офи­церы рас­пре­деле­ны в стро­евые час­ти . Этим кур­сантам се­год­ня же по­лага­ет­ся сме­нить по­гоны на об­ще­вой­ско­вые. И при­гото­вить­ся к от­прав­ке, ко­торая сос­то­ит­ся в те­чение не­дели.

             Пол­ковни­ка сме­нил на сре­дине пла­ца на­чаль­ник шта­ба , ко­торый стал вык­ли­кать убы­ва­ющих в нор­маль­ные учи­лища. Кур­санты вы­ходи­ли  и стро­ились спра­ва от не­го. Я нап­рягся, не­уже­ли вы­зовут ? Да нет, вро­де. Кон­чался уже спи­сок, по ал­фа­виту, ког­да проз­ву­чала моя фа­милия. Я от не­ожи­дан­ности за­дер­жался и на­чаль­ник шта­ба пов­то­рил с нап­ря­гом. И я вы­шел из строя об­ще­го и встал в пос­леднюю ше­рен­гу взво­да бу­дущих офи­церов. Бы­ло нас  око­ло 30-ти и судь­бы боль­шинс­тва оп­ре­делил строй этот. Но  ни­чего та­кого не пред­по­лага­ли сто­яв­шие в нем. Где уж .    Хо­тя,  не­кото­рые фрон­то­вика­ми бы­ли, по­вида­ли вся­кого.

  По­том вы­яс­ни­лось, что прос­то отоб­ра­ли имев­ших сред­нее об­ра­зова­ние, бе­зот­но­ситель­но к их по­жела­ни­ям. За­чем оп­ра­шива­ли-то?  Этот от­бор,  по­жалуй, в жиз­ни мо­ей во­ен­ной был пер­вым прак­ти­чес­ким уро­ком ар­мей­ской "спра­вед­ли­вос­ти". К со­жале­нию, я из не­го ни­каких вы­водов не сде­лал и на те же граб­ли нас­ту­пал по­том мно­жес­тво раз. До сих пор си­няки от их че­рен­ков не выц­ве­та­ют.

    Вер­нусь, од­на­ко, в то ут­ро де­кабрь­ское. По­тому как вы­ше­опи­сан­ной се­лек­ци­ей не за­вер­ши­лось пос­тро­ение на пла­цу.  Пол­ковник Ме­шеч­кин по­дошел к сто­лу, взял с  не­го кар­тонную пап­ку, по­вер­нулся к  строю и за­читал. О, Гос­по­ди ! Пол­ковник че­канил во всю глот­ку, что от­важный во­ин   сер­жант Ефим Гал­кин за под­ви­ги свои наг­ражден был ор­де­нами Крас­но­го зна­мени, Крас­ной звез­ды, Сла­вы 2-й и 3-й  сте­пени, 2-мя ме­даля­ми "За от­ва­гу" и еще 3-мя  "За взя­тие" и "За ос­во­бож­де­ние". И что его наг­ра­ды при­были в учи­лище из Мос­квы.  "Сер­жант Гал­кин, вый­ти из строя!", ско­ман­до­вал пол­ковник.

     И Фи­ма,  ру­бя стро­евым, до­шел до сре­дины пла­ца и за­мер. И по­дошел к не­му пол­ковник Ме­шеч­кин,   про­тянул кар­тонную ко­роб­ку с наг­ра­дами, и по­жал ру­ку его мощ­ную. А по­том под­нялся на цы­поч­ки и по­цело­вал .  А Фи­ма с ка­мен­ным ли­цом ряв­кнул "Слу­жу Со­вет­ско­му Со­юзу!" по­вер­нулся кру­гом,  и  по­шел  в строй.

        И вдруг, не­ожи­дан­но и не­понят­но как ро­дилось и про­кати­лось по кур­сант­ским ро­там мощ­ное "Ура!".  По­том, как и всег­да на раз­во­де, все пять рот про­мар­ши­рова­ли  ми­мо ко­ман­до­вания учи­лища. Толь­ко о нас, ко­торых отоб­ра­ли для даль­ней­шей уче­бы, по­забы­ли. И мы ос­та­лись сто­ять ря­дом с ко­ман­до­вани­ем, как бы то­же при­нимая пос­ледний этот па­рад. Так и тор­ча­ли мы на пла­цу, по­ка кто-то из на­чаль­ства не ско­ман­до­вал "Ра­зой­дись".

         Я шел в ка­зар­му как при­шиб­ленный. Пом­ню до сих пор, что ни­как не мог ос­мыслить слу­чив­ше­еся. Уж боль­но не­ожи­дан­но все про­изош­ло. И что те­перь бу­дет ? Ку­да нап­ра­вят ? Как я бу­ду там без Фи­мы, ко­торый сте­ной сто­ял, ог­раждая ме­ня от тя­гот и  обид ?

    А в ка­зар­ме он ждал ме­ня то­же  смур­ной. Ви­димо, раз­лу­ка пред­сто­яв­шая пе­реве­сила да­же  ра­дость воз­вра­щения ему наг­рад. Я по­нял по­том, что был я для Фи­мы вро­де сы­на, осо­бен­но цен­но­го пос­ле по­тери всех род­ных. Со мной он стал не так оди­нок на све­те. Ду­маю, от­цов­ские это чувс­тва бы­ли. Хо­тя стар­ше ме­ня все­го на че­тыре го­да. Но ка­ких че­тыре го­да !

  Не стес­ня­ясь, он об­нял ме­ня. Я при­жал­ся к гру­ди его  мо­гучей и еще силь­ней по­чувс­тво­вал гря­дущее оди­ночес­тво, ког­да не бу­дет ря­дом Фи­мы.

  На­конец, отор­вался и ска­зал: - Да­вай, пос­мотрим твои ор­де­на -.   Он вы­тащил ко­роб­ку из тум­бочки и раз­ло­жил наг­ра­ды на кой­ке и в кон­це  - ме­даль "За по­беду над Гер­ма­ни­ей", ко­торую по­лучил уже вмес­те со все­ми в учи­лище  но  ни­ког­да не но­сил. Чтоб не бол­та­лась си­рот­ли­во, как объ­яс­нил мне.  Все­го по­лучи­лось де­сять наг­рад. Пос­мотрел при­дир­чи­во, про­веряя каж­дую - его ли ?

    А я ска­зал - Да­вай, Фи­ма, при­колю - . Он снял гим­настер­ку, а я стал кре­пить к ней наг­ра­ды. Спра­ва - ор­ден Крас­ной звез­ды, сле­ва - еще три ор­де­на и две ме­дали "За от­ва­гу". А под ни­ми - ос­тавши­еся че­тыре ме­дали. Все как по­ложе­но.  Я очень ста­рал­ся, чтоб ров­но, как по ли­ней­ке. И так и по­лучи­лось. Уви­дел, ког­да Фи­ма гим­настер­ку на­дел.

         Он на­дел, рем­нем за­по­ясал и вы­ров­нялся во весь свой рост бо­гатыр­ский.  И вро­де как дру­гим стал. Та­ким, как быть ге­рою по­ложе­но. А и был он Ге­ро­ем, да, вот имен­но - Ге­ро­ем, с боль­шой бук­вы.

   Я не сво­дил с не­го глаз.  А как отор­вался  - лишь тог­да уви­дел: сза­ди в про­ходе поч­ти вся ро­та стол­пи­лась. Смот­ре­ли мол­ча. По­том лишь го­вор одоб­ри­тель­ный про­катил­ся. Ра­дова­лась брат­ва. Фрон­то­вики  зна­ли  как наг­ра­ды та­кие дос­та­ют­ся. Их одоб­ре­ние до­рого­го сто­ило.

   По­дошел и рот­ный, ка­питан Сы­роват­ский. Ру­ку Фи­ме по­жал, поз­дра­вил.  А мне ска­зал: - Ты со­бирай­ся, зав­тра ут­ром - на вок­зал . Пас­са­жир­ским в учи­лище  от­пра­витесь - . По­мол­чал.  И до­бавил: - Гал­кин, мо­жешь про­водить зем­ля­ка. Да не ука­ти с ним - зас­ме­ял­ся и уволь­ни­тель­ную про­тянул.

   Пос­ле  от­боя выш­ли мы из ка­зар­мы и нес­коль­ко ча­сов го­вори­ли, го­вори­ли. В ос­новном - как даль­ше бу­дет. Фи­ма нас­та­ивал, что­бы я при пер­вой же воз­можнос­ти из учи­лища ушел.

    И ко­неч­но, об­сужда­ли мы как нам не по­терять­ся, на­ладить связь. По­тому что, в ка­кое учи­лище я от­прав­ля­юсь нам не го­вори­ли, сек­рет, ви­дите ли. И ку­да по­падет Фи­ма - то­же не­из­вес­тно. Единс­твен­ная нит­ка - ад­рес ма­тери мо­ей дал  ему.  И еще, ска­зал Фи­ма, что пос­ле дем­бе­ля вер­нется  в Умань. А я про­сил не ехать ту­да, хо­роше­го не ожи­дая. Там же мно­го та­ких, с кем за­хочет он свес­ти сче­ты.

    Ут­ром пос­ле зав­тра­ка, пос­тро­ились мы, убы­ва­ющие , на пла­цу. На­чаль­ство внеш­ний вид пос­мотре­ло, вещ­мешки про­вери­ло. И - Ша­гом марш!  По­вел нас лей­те­нант  соп­ро­вож­да­ющий  на вок­зал. Мне он раз­ре­шил ид­ти вне строя с Фи­мой. Так мы и шли вдво­ем по тро­ту­ару по­зади ко­лон­ны.

   Уже не­пода­леку от вок­за­ла дос­тал Фи­ма би­нокль офи­цер­ский цей­сов­кий. Сим­во­лика фа­шист­ская на нем сто­чена бы­ла. От­личный би­нокль, вось­мик­ратный. И про­тянул мне. Ска­зал: "На вой­не  я в не­го мно­го че­го уви­дел. Те­перь ты смот­ри. Бу­дет те­бе па­мять . Бе­реги ".

       И опять ком ко­лючий  в гор­ле воз­ник и дол­го еще, пос­ле то­го как по­езд тро­нул­ся, тор­чал там, ды­шать ме­шая...

    Ни­ког­да в жиз­ни по­том не приш­лось мне  по­видать­ся с Фи­мой. Ни вес­точку от не­го по­лучить ка­кую-ни­будь. Я не знал, ку­да его от­пра­вили, он - где я. Ма­ма моя вер­ну­лась в Мол­да­вию и ес­ли Фи­ма ей пи­сал, то по ад­ре­су, где ее не бы­ло уже. И в Ума­ни по­бывать не до­велось мне.

   Но пом­нил я Фи­му всег­да. Вот на­писать о нем  удо­сужил­ся впер­вые.  И за­вета его не вы­пол­нил . Не ушел из ар­мии. На­обо­рот, 35 лет прос­лу­жил в ней. По­тому, на­вер­ное, иль еще от­че­го-то, но в по­эты  не вы­шел. Прав, по­луча­ет­ся, Фи­ма был, пред­ре­кая. А в учи­лище за­писал­ся в сек­цию сам­бо и к вы­пус­ку был  пер­во­раз­рядни­ком. Фи­мина шко­ла...

    Мно­го лет прош­ло с рас­ста­вания на­шего.  Лю­дей че­рез судь­бу  мою прош­ло не­меря­но. Прош­ло - и ка­нуло. В па­мяти ос­та­лись  са­мые зна­читель­ные. Фи­ма - в том чис­ле. Но... Обя­затель­но  по­яв­лялся он тог­да, ког­да кто-то при мне  пы­тал­ся уни­зить ев­ре­ев. Вста­вал ря­дом, воз­вы­ша­ясь. И го­ворил:  Шлуг, ин­га­лэ ; шлуг зей, шлуг фор дем то­тэ, шлуг фор ди бо­бэ;  кнак, кнак, кнак ! ( Бей, маль­чик; бей их, бей за от­ца, бей за ба­буш­ку; удар, удар, удар!..)  И я бил. Бил, как на­учил  Фи­ма.

    На­писал я по­том со­нет "О ка­нув­шем".  В нем есть та­кой кат­рен:

...И ког­да уни­жали мой горь­кий, мой ми­лый,
Мой на­род - на­до мною дов­ле­ли ве­ка...
Но, один про­тив трех - я не взве­шивал си­лы,
Упо­вая на муд­рость сво­его ку­лака!..

"Лев идет!"

     Осенью 1948 го­да из во­ен­но­го учи­лища  "заг­ре­мел" я в Куш­ку. Нес­мотря на то, что вы­пус­кался  по 1 - му раз­ря­ду и имел пра­во вы­бора мес­та служ­бы, ме­ня "рас­пре­дели­ли" ту­да, в гар­ни­зон, о ко­тором офи­цер­ская пос­ло­вица гла­сит : "Мень­ше взво­да не да­дут, даль­ше Куш­ки не пош­лют".

     В то вре­мя в Куш­ке ма­ло что ос­та­лось от спе­цифи­чес­ко­го об­ли­ка кре­пос­тно­го ук­репле­ния, ка­ким, собс­твен­но, и бы­ла она бо­лее по­луве­ка. Выс­тро­ен­ная на са­мой юж­ной точ­ке Рос­сии в кон­це  X1X  сто­летия и наз­ванная по име­ни те­кущей из Аф­га­нис­та­на ре­чон­ки, Куш­ка бы­ла ти­пич­ной для фор­ти­фика­ци­он­но­го сти­ля то­го вре­мени кре­постью - с бас­ти­она­ми, ка­мен­ны­ми кур­ти­нами и глу­боки­ми по­тер­на­ми , про­биты­ми в ок­ру­жа­ющих реч­ную до­лину соп­ках.

     Я зас­тал все эти ук­репле­ния в по­лураз­ру­шен­ном сос­то­янии: ка­мень и кир­пич раз­би­рали для стро­итель­ства жи­лых до­мов - квар­тир в Куш­ке ка­тас­тро­фичес­ки не хва­тало,   И   вновь со­ору­жен­ные ба­раки рез­ко кон­трас­ти­рова­ли с доб­ротны­ми ка­мен­ны­ми кот­теджа­ми, увен­чанны­ми ос­тро­конеч­ны­ми цин­ко­выми кры­шами, в ко­торых жи­ли преж­де  цар­ские офи­церы. Сох­ра­нились так­же с тех пор и ка­зар­мы  на соп­ках, где дис­ло­циро­вались пол­ки.

      А над ру­ина­ми кре­пос­тных со­ору­жений , над ули­цами по­сел­ка ца­рил ог­ромный крест. Он был со­ору­жен на вер­ши­не са­мой вы­сокой соп­ки в честь трех­сотле­тия   царс­тву­юще­го до­ма Ро­мано­вых, ког­да та­кие же крес­ты воз­двиг­ли на всех край­них точ­ках Рос­сий­ской им­пе­рии. На ли­цевой сто­роне крес­та, об­ра­щен­ной к Аф­га­нис­та­ну, был ук­реплен ко­ван­ный меч, ос­три­ем клин­ка по­пира­ющий    ис­лам­ский по­луме­сяц, А внут­ри по­меща­лась не­боль­шая ча­сов­ня, за­гажен­ная до не­воз­можнос­ти. Крест по­читал­ся куш­кинца­ми как не­кий сим­вол их бе­зот­радной судь­бы.

     Осо­бен­но, по­жалуй , ощу­щалась край­няя заб­ро­шен­ность юж­но­го гар­ни­зона в пер­вое пос­ле­во­ен­ное пя­тиле­тие.   Не­ус­тро­ен­ность, да­же ни­щета то­го вре­мени чувс­тво­вались и во внеш­нем ви­де куш­кин­ских во­инов. Сол­да­ты, все как один, ще­голя­ли в кра­шен­ном на­тель­ном белье вмес­то вер­хней одеж­ды, ко­торой прос­то не бы­ло в на­личии. Бо­тинок с об­мотка­ми на всех не хва­тало, по­тому на по­левые   за­нятия хо­дили но оче­реди, а в сто­ловую - так и вов­се бо­сиком.

Да и офи­церов   бы­товая не­ус­тро­ен­ность не об­хо­дила.   Пи­ща в офи­цер­ской сто­ловой не­дале­ко уш­ла от сол­дат­ской.

       Не ста­ну опи­сывать не­гатив­ные ас­пекты жиз­ни и бы­та в са­мом юж­ном гар­ни­зоне СССР, ска­жу толь­ко, что к не­сус­ветной жа­ре,  рас­ка­лен­но­му пес­чанно­му  бу­рану "аф­ганцу", бы­товой не­ус­тро­ен­ности, до­бав­ля­лось чувс­тво заб­ро­шен­ности и оби­ды. Оби­ды мо­лодо­го здо­рово­го пар­ня, вы­нуж­денно­го луч­шие го­ды жиз­ни про­вес­ти  в та­ком мес­те. А я прос­лу­жил в Куш­ке поч­ти 6 лет.  Об  го­дах этих луч­ше , чем Ма­рина Цве­та­ева, не ска­жешь, по­жалуй :

...Мо­лодость моя ! На­зад не кли­чу,
Ты бы­ла мне но­шей и обу­зой...

     Нач­ну с 1948-го. Тог­да, по­пав в мес­тное офи­цер­ское об­щес­тво, сра­жен был, бук­валь­но, нра­вами, в нем ца­рящи­ми. Вви­ду пол­но­го от­сутс­твия   ци­вили­зован­ных  раз­вле­чений,  офи­церы   про­бав­ля­лись пер­ма­нен­тным   пь­янс­твом,   пе­реме­жав­шимся   ди­кими   вы­ход­ка­ми, со­вер­шенно в ду­хе куп­рин­ско­го " По­един­ка".

    Сим­во­лич­но,  что че­рез 30 лет пос­ле во­царе­ния боль­ше­виков, в Куш­ке сох­ра­нились мно­гие тра­диции цар­ско­го офи­церс­тва. Речь, ко­неч­но же, не о бла­город­ных ма­нерах и не о ба­лах в офи­цер­ском соб­ра­нии. Про­яв­ля­лись та­кие ата­виз­мы в ча­сы до­суга, ког­да пь­янс­тво об­ре­тало пря­мо - та­ки ри­ту­аль­ный ха­рак­тер. Вви­ду поч­ти пол­но­го от­сутс­твия ци­вили­зован­ных раз­вле­чений, офи­церы  пи­ли бес­про­буд­но.

      По­пуляр­ны­ми бы­ли хмель­ные сос­тя­зания для вы­яв­ле­ния на­ибо­лее стой­ких в вы­пив­ке. Они то­же сох­ра­нились с цар­ских вре­мен : "Ар­шин" -  кто быс­трей опо­рож­нит строй рю­мок дли­ной 71 см, "Ле­сен­ка"  -  на сту­пень­ке по две рюм­ки с вод­кой, пол­зи и пей,  и дру­гие , в том же ду­хе.

    Вско­ре по при­быти­ии, на та­кую же иг­ру приг­ла­шен был и я. Она на­зыва­лась "Лев идет".  Я дал де­нег на вод­ку и за­кус­ку и ве­чером явил­ся на сос­тя­зание.    На боль­шом сто­ле тес­ни­лись бу­тыл­ки с си­нева­тым ара­ком ( тур­кменская вод­ка с за­пахом де­нату­рата ) и за­кус­ка -  са­ло  и ква­шен­ная ка­пус­та.

      Суть иг­ры зак­лю­чалась в сле­ду­ющем : все учас­тни­ки кла­дут де­неж­ный за­лог ( не­малый по тем вре­менам ) на та­рел­ку в цен­тре сто­ла, уса­жива­ют­ся, на­лива­ют по­ров­ну. По ко­ман­де "Тост" ! , го­ворит­ся тост, са­мого не­лепо­го со­дер­жа­ния, вро­де : " За пор­ту­пею на­шего ком­ба­та". Вы­пива­ют, на­лива­ют сно­ва.  И так пь­ют , но по  ко­ман­де  - Лев идет ! - все ле­зут под стол. По ко­ман­де - Лев ушел ! -  вы­леза­ют и сно­ва пь­ют.  Пь­ют по­ров­ну, кто ман­ки­ру­ет - вы­гоня­ет­ся, а за­лог ос­та­ет­ся. И сно­ва - Лев идет !, и сно­ва - Лев ушел !, и так Лев хо­дит, по­ка под сто­лом не ос­та­нут­ся все, кро­ме са­мого стой­ко­го. Вот он - то  и сгре­ба­ет с та­рел­ки вы­иг­рыш. Как по­нима­ете, по­беди­телем в тот раз я не стал, впро­чем, и во все ос­таль­ные ра­зы   - то­же.

     А для ме­ня в кон­це кон­цов нас­ту­пил, так ска­зать - мо­мент ис­ти­ны. Я  по­нял, что хмель­ные за­бавы куш­кин­ской офи­цер­ской бра­тии - не для ме­ня. И в ка­кой-то день я "за­вязал", ре­шитель­но и проч­но.  И стал ка­тего­ричес­ки от­ка­зывать­ся от пь­ян­ки. Без объ­яс­не­ний, по­чему это вдруг.

   Ре­ак­ция, ма­ло ска­зать, что не­гатив­ной бы­ла.  В шты­ки мое прев­ра­щение в трез­венни­ки при­няло об­щес­тво офи­цер­ское . А при­чиной наз­на­чили и­удей­ское про­ис­хожде­ние: че­го, мол от жи­да и ожи­дать, за­жима­ет­ся пар­ха­тый, тра­тить­ся не хо­чет на вы­пив­ку.

   И нас­ту­пил, ес­тес­твен­но, мо­мент, ког­да обо всем этом мне за­яви­ли в ли­цо. Но ря­дом вы­рос Фи­ма и ска­зал: Шлуг, ин­га­лэ ! ( Бей, маль­чик )  И я уда­рил! Как он на­учил! Изо всех сил !  И бил, и при­емы де­монс­три­ровал, и зах­ва­ты, и брос­ки, и нос­ком, и ко­леном, по­ка не раз­бе­жались друж­ки. А я - я в них ви­дел вра­гов, тех фри­цев, тех  мес­тных по­лица­ев, кто ба­буш­ку и те­тю По­лю за­мучил, кто па­пу убил. А та­ким - нет по­щады ! Месть!  И Фи­ма ска­зал бы - мо­лодец !

    И пов­то­рилось та­кое. И пов­то­рилось, ког­да кто-то пос­мел анек­до­тик про "аб­ра­шу" при мне рас­ска­зать.  И пов­то­рилось, и пов­то­рилось... И прек­ра­тилось. По­тому что по Куш­ке слух про­шел:

 " Марк - сам­бист бе­шен­ный, его не за­дирай,  изу­вечить мо­жет". За­бав­но, но в ка­ком-то смыс­ле ува­жать ме­ня ста­ли. Вновь при­быв­ших пре­дуп­режда­ли.

Ге­нерал Кре­мер и дру­гие

   А ведь я слу­жил там во вре­мена огол­те­лой ан­ти­семит­ской кам­па­нии: борь­бы с "кос­мо­поли­тами" , рас­пра­вы с чле­нами Ан­ти­фашист­ско­го ко­мите­та, с вра­чами-"убий­ца­ми" и др. Тог­да  Куш­кин­ский гар­ни­зон был пря­мо-та­ки пе­рена­сыщен ев­ре­ями : ко­ман­дир мо­его ба­таль­она под­полков­ник Ар­ка­дий Мар­ко­вич  Голь­дин, ко­ман­дир тан­ко­во-са­моход­но­го пол­ка пол­ковник  Иса­ак Ру­бин, не го­воря уж о мно­жес­тве дру­гих офи­церов - стар­ших и млад­ших.  А  ко­ман­ди­ром куш­кин­ской  ди­визии стал Ге­рой Со­вет­ско­го Со­юза ге­нерал-май­ор Си­мон Да­видо­вич Кре­мер, наз­на­чен­ный с по­ниже­ни­ем пос­ле окон­ча­ния Ака­демии Ген­шта­ба.

     Как вы­яс­ни­лось , по ука­занию свы­ше в на­чале 50-х ев­ре­ев-во­ен­нослу­жащих со­бира­ли в оп­ре­делен­ных  гар­ни­зонах, что­бы спод­ручнее бы­ло де­пор­ти­ровать их в мес­та от­да­лен­ные, ког­да пос­ту­пит со­от­ветс­тву­ющий сиг­нал. Пос­ле мар­та 1953 го­да эту идею бла­гопо­луч­но по­хери­ли, но ев­ре­ев из Куш­ки уби­рать не ста­ли. Вот и я дос­лу­жил­ся  там до 1954 го­да. Но эпи­зод, о ко­тором хо­чу рас­ска­зать, про­изо­шел вско­ре пос­ле смер­ти Ста­лина.

    Как-то на уче­ни­ях  стал я сви­дете­лем бе­седы ге­нера­ла Кре­мера с на­шим ком­ба­том, его фрон­то­вым  зна­ком­цем. Они прош­ли на НП мо­ей ро­ты. Улыб­ка тро­нула гу­бы ге­нера­ла ког­да я до­ложил. Еще бы ! Хоть внеш­не на ев­рея я был не­похож, сто­ило за­гово­рить и сом­не­ний не ос­та­валось .

      На­чаль­ство прош­ло в по­ле. Кро­ме ме­ня ря­дом ни­кого не бы­ло и они, вспо­миная , на­зыва­ли мно­жес­тво имен ев­ре­ев - ге­нера­лов, ко­ман­ди­ров ди­визий, кор­пу­сов и да­же ар­мий. Та­ким оби­ли­ем ев­ре­ев - фрон­то­вых во­ена­чаль­ни­ков  был я прос­то оша­рашен и скрыть это­го не мог. Они за­мети­ли и мно­гоз­на­читель­но пе­рег­ля­нулись.  - Рэд нышт, ынд зих нышт, ин­га­лэ. Шлуг ныхт, шлуг ныхт, абий­тэх.  Штил зол зайн.-  вдруг ска­зал ге­нерал Кре­мер,  об­ра­ща­ясь ко мне и пот­ре­пал ме­ня по пле­чу. На иды­ше это  оз­на­чало - Не бол­тай и не ищи.  Не бей, не  бей, про­шу те­бя, маль­чик. Ти­хо что б бы­ло -.  Я  по­нял, очень да­же по­нял , на что на­мекал ге­нерал.

"Их шлуг, то­теню"*

      Де­ло бы­ло в суб­бо­ту. А по суб­бо­там в офи­цер­ском клу­бе  ( по­том пе­ре­име­нова­ли и стал До­мом офи­церов, хо­тя - ка­кой уж Дом ! ) так вот, в нем ве­чером тан­цы  про­ис­хо­дили. Зи­мой - в за­ле, в ос­таль­ное вре­мя - на плос­кой кры­ше. Иг­ра­ли по оче­реди ор­кес­тры мо­тос­трел­ко­вых пол­ков. Со­бира­лось все сво­бод­ное от уз бра­ка жен­ское на­селе­ние Куш­ки и двух рас­по­ложен­ных не­пода­леку по­сел­ков - Пол­тавки и Мор­гу­нов­ки  -  са­мый глав­ный  мес­тный  "де­фицит" .

  Боль­шинс­тво офи­церов бы­ли, так-ска­зать, в штат­ском : "па­рал­лель­ных шта­нах"  (фор­менных на­выпуск) и "бо­боч­ках", как тог­да на­зыва­лись три­котаж­ные  без­ру­кав­ки.  По­тому как, нес­мотря  на ап­рель, в фор­ме бы­ло уже жар­ко­вато.  На этом фо­не вы­деля­лись два мо­лод­це­ватых лей­те­нан­та - пог­ра­нич­ни­ка в но­вень­ких бе­лых ки­телях. По все­му вид­но бы­ло - толь­ко из учи­лища. Им при­ходи­лось ту­го : все  да­мы дав­но ра­зоб­ра­ны по па­рам, "от­но­шения" в Куш­ке но­сили проч­ный ха­рак­тер : спрос на дам нам­но­го пре­вышал пред­ло­жение. По­теря­ешь - не ско­ро за­мену най­дешь. Вот и ме­тались юные пог­ра­нич­ни­ки, пы­та­ясь приг­ла­сить хоть ка­кую.

   Нас­тал че­ред и Га­ли, с ко­торой я, как тог­да го­вори­ли, "дру­жил". Ког­да к ней раз­ле­тел­ся пог­ра­нич­ник, Га­ля воп­ро­ситель­но пос­мотре­ла на ме­ня. Я по­мотал го­ловой и она от­ка­зала.  Ду­маю, пог­ра­нич­ни­ки  по­чему-то соч­ли ме­ня са­мым сла­бым зве­ном в этом пар­но-тан­це­валь­ном об­щес­тве.  И ря­дом с пер­вым вы­рос и вто­рой лей­те­нант и еди­ног­ласно пот­ре­бова­ли они от­пустить да­му на та­нец. Та­кой наг­лости в Куш­ке  я дав­но не встре­чал. Су­дя по за­паху, "на-га­зу" они бы­ли. И ког­да я  сно­ва по­мотал го­ловой от­ри­цатель­но, в один го­лос пот­ре­бова­ли вый­ти. Я стал  от­го­вари­вать, не хо­телось скан­да­ла.  Но, ус­лы­шав мою кар­та­вую речь, они об­нагле­ли окон­ча­тель­но.

    Чтож,   спус­тился я с ни­ми, вы­шел из клу­ба , при­выч­но прис­ло­нил­ся  к  де­реву, при­няв обо­рони­тель­ную стой­ку.  И ус­лы­шал зна­комый на­бор ан­ти­жидов­ских  выс­ка­зыва­ний. Су­дя по гэ­ка­юще­му ак­центу, бы­ли лей­те­нан­ты с Ук­ра­ины. И от­ко­лош­ма­тить "пар­ха­того"  впол­не го­товы.

       Но заг­лу­шая ос­кор­бле­ния, заг­ре­мели в  ушах зна­комые сло­ва: - Ин­га­лэ! Их бын мит дих! Шлуг ! - (  Маль­чик! Я с то­бой ! Бей,  ! ) Фи­ма был ря­дом... Ук­ло­нив­шись от их уда­ров,  я сбил лей­те­нан­тов с ног и пи­нал по бе­лым ки­телям,  не поз­во­ляя встать. Убе­див­шись, что урок - впрок,  под­нялся на танц­пло­щад­ку. В гряз­ных ки­телях, с по­биты­ми мор­да­ми, они, ес­тес­твен­но, ту­да не вер­ну­лись.

  Ин­ци­дент , од­на­ко, имел про­дол­же­ние. О нем ста­ло из­вес­тно на­чаль­ни­ку Куш­кин­ской пог­ра­нич­ной  ко­мен­данту­ры  и он до­ложил ком­ди­ву  ге­нерал-май­ору Си­мону Кре­меру. До­думал­ся при­вес­ти к не­му лей­те­нан­тов с по­биты­ми мор­да­ми, при­нес ис­порчен­ные бе­лые ки­теля. Что, од­на­ко, выз­ва­ло ре­ак­цию ге­нераль­скую, со­вер­шенно об­ратную той, на ко­торую рас­счи­тывал ко­мен­дант. Его пре­вос­хо­дитель­ство, по­радо­вав­шись , что обош­лось без чле­нов­ре­дитель­ства, ехид­но вы­разил не­до­уме­ние по по­воду не­ожи­дан­ной по­беды  од­но­го-единс­твен­но­го са­пера над дву­мя бра­выми пог­ра­нич­ни­ками. И по­реко­мен­до­вал им уси­лен­но со­вер­шенс­тво­вать на­выки ру­копаш­но­го боя.

   Сан­кций в мой ад­рес не пос­ле­дова­ло, но мой ком­бат под­полков­ник Голь­дин ми­нут де­сять чи­тал мне мо­раль, вра­зум­ляя, нас­чет  обя­зан­ности ста­рос­лу­жаще­го офи­цера  вос­пи­тывать мо­лодых без ру­коп­рикладс­тва. К вя­щему удо­воль­ствию при­сутс­тво­вав­ших, с тру­дом удер­жи­вав­шихся от сме­ха.

     По­тому и не уди­вил­ся я, ус­лы­шав  сло­ва ге­нера­ла Кре­мера,  ска­зан­ные на иди­ше . Ста­лина уже  не бы­ло на этом све­те, сла­ва Бо­гу. По­тому ли или по ка­кой еще при­чине, но был я че­рез год пе­реве­ден в дру­гой гар­ни­зон, нам­но­го ра­дос­тней куш­кин­ско­го. А за­тем - в дру­гой гар­ни­зон, а по­том - в сле­ду­ющий, и т. д.  Це­лую треть ве­ка про­дол­жа­лись странс­твия эти.  А по­том бы­ло то, что суж­де­но.  Мно­го че­го при­об­рел я на этом пу­ти, хо­роше­го и не очень. Еще боль­ше по­терял...

  Но  би­нокль Фи­мы я сох­ра­нил.  Хо­тя  в сос­тав сна­ряже­ния офи­цера стро­ево­го вхо­дили эти два  пред­ме­та - би­нокль и пис­то­лет . Пе­реве­дут в дру­гую часть - сда­ешь, а там - по­луча­ешь дру­гой пис­то­лет и дру­гой би­нокль.  Вро­де и не бы­ло на­доб­ности в по­дар­ке Фи­мы.
   По­яви­лась она  пос­ле уволь­не­ния в за­пас. Не стал я по­купать те­ат­раль­ный или еще ка­кой,  поль­зо­вал­ся "цей­сом". И всег­да Фи­му вспо­минал, как би­нокль дос­та­ну. 

  Ког­да  эмиг­ри­ровать мы соб­ра­лись, мно­жес­тво доб­ра раз­да­ли или вы­кину­ли. Но би­нокль Фи­мы в Аме­рику я  при­вез. И здесь в те­атр бе­ру. И в тур­по­ез­дку. И прос­то так вы­нимаю иног­да.  И тог­да  зем­ляк  мой Фи­ма, Фи­ма-"шкаф" - со мной. Смот­рит на ме­ня из оку­ляров "цей­са".

__________________
*Я бью, отец!