НОЖКИ

Мы сто­яли и ку­рили у на­шей кон­то­ры. Сол­нце вхо­дило в зе­нит, цве­ла си­рень; в со­сед­нем пар­ке за­ливал­ся, не­из­вес­тно от­ку­да за­летев­ший в наш степ­ной го­родок, со­ловей.

Вес­на бы­ла вез­де: в воз­ду­хе, в рас­пуска­ющих­ся де­ревь­ях, в по­ход­ке жен­щин, во взгля­дах муж­чин.

У нас бы­ло ми­нут пят­надцать сво­бод­но­го вре­мени, ос­тавше­гося от обе­да в не­боль­шой, гряз­нень­кой сто­ловой, рас­по­лагав­шей­ся в по­лупод­валь­ном зда­нии нап­ро­тив.

Мы бы­ли бес­ша­баш­но мо­лоды, нам бы­ло хо­рошо.

Вес­на сто­яла друж­ная; сол­нце уже рас­то­пило пос­ледние ль­дин­ки, ос­тавляя боль­шие лу­жи то тут, то там. Од­на та­кая лу­жа - пря­мо пе­ред на­ми. Обой­ти ее бы­ло нель­зя, она по-на­халь­но­му раз­леглась меж­ду дву­мя зда­ни­ями, нас­лажда­ясь сво­ей вре­мен­ной властью над людь­ми. Лю­ди сми­рить­ся с та­ким бе­зоб­ра­зи­ем не мог­ли, и кто-то из них по­ложил че­рез нее уз­кую длин­ную дос­ку, по ко­торой то и де­ло пе­реби­рались то­роп­ли­вые про­хожие.

Се­реж­ка, са­мый ве­селый из нас, как всег­да тра­вил анек­до­ты, а мы слу­шали его и пог­ля­дыва­ли на мо­лодых жен­щин и де­вушек, ко­торые ос­ме­лива­лись прой­ти по до­щеч­ке, что­бы сок­ра­тить путь на цен­траль­ную пло­щадь, на­чина­ющу­юся пря­мо за уг­лом на­шей кон­то­ры.

А смот­реть бы­ло на что: сбро­сив свои шуб­ки, паль­то, са­пож­ки, шап­ки - жен­щи­ны от­кро­вен­но и, с ка­ким-то да­же вы­зовом, де­монс­три­рова­ли нам свои пре­лес­ти, ко­торых у них бы­ло в из­бытке. У од­ной та­кой пре­лестью бы­ла лу­чезар­ная улыб­ка, у дру­гой - строй­ный стан, у треть­ей - нож­ки.

По­жалуй, нич­то так не прив­ле­ка­ет муж­чин во внеш­нем об­ли­ке нез­на­комых жен­щин, как нож­ки. Сам ве­ликий Пуш­кин пос­вя­тил им не­мало лю­бов­ных строк.

Каж­дый раз, ког­да по до­щеч­ке про­ходи­ли мо­лодые уп­ру­гие нож­ки, мы, как по ко­ман­де, про­вожа­ли их оце­нива­ющим взгля­дом, иног­да вос­хи­щен­но цо­кая язы­ками и ком­менти­руя.

Вско­ре вы­яс­ни­лось, что у каж­до­го из нас был свой "эта­лон" кра­соты но­жек. Се­реге нра­вились спор­тивные но­ги с силь­ны­ми ик­ра­ми, Абаю - тон­кие кос­тистые, с не­боль­шим "раз­ва­лом", Ана­толию ик­со­об­разные, мне - строй­ные.

Мы, шу­тя, спо­рили, го­рячо от­ста­ивая каж­дый свою точ­ку зре­ния. В од­ном мы все бы­ли еди­нодуш­ны: у рус­ских жен­щин но­ги бы­ли нам­но­го луч­ше, чем у ка­зашек. Пер­вым это под­ме­тил, как ни стран­но, Абай:

- У ва­ших баб, но­ги луч­ше, - за­явил он без вся­кой дип­ло­матии, но сра­зу же до­бавил, - за­то ка­заш­ки вер­нее.

- Мо­жет по­это­му рус­ские жен­щи­ны и ча­ще из­ме­ня­ют, что у них нож­ки луч­ше? - съ­яз­вил я.

Абай по­доз­ри­тель­но пос­мотрел на ме­ня, пы­та­ясь уло­вить, шу­чу я или хо­чу уни­зить его. Он был очень чувс­тви­телен к лю­бым по­пол­зно­вени­ям на честь его на­ции. Это бы­ло ха­рак­терно для мес­тной ин­телли­ген­ции то­го вре­мени в на­ци­ональ­ных рес­публи­ках быв­ше­го Со­юза, ус­тавшей быть мень­шим бра­том пра­вящей Рос­сии.

Ес­ли в 30-е го­ды и сра­зу пос­ле Оте­чес­твен­ной, быть рус­ским бы­ло по­пуляр­но, а гор­дить­ся сво­им язы­ком и куль­ту­рой - нет, да иног­да и опас­но, то но­вое по­коле­ние "нац­ме­нов", ро­див­шихся в 70-е го­ды, ста­ло все ча­ще и ча­ще за­давать "не­удоб­ные" воп­ро­сы нам, рус­ским, жи­вущим в этих рес­публи­ках, сре­ди ко­торых пре­об­ла­дало сло­во "по­чему". По­чему в Ка­зах­ста­не все на рус­ском язы­ке, по­чему нуж­но ут­вер­ждать, всё и вся в Мос­кве, по­чему все ули­цы наз­ва­ны в честь рус­ских и так да­лее…

В вось­ми­деся­тых го­дах все эти "по­чему" пе­рерос­ли сна­чала в на­ив­ный и нес­ме­лый на­ци­она­лизм, а за­тем и в от­кры­тую не­нависть ко все­му рус­ско­му. По­это­му ре­ак­ция Абая на мою шут­ку бы­ла мне по­нят­на и, что­бы не оби­жать его, я улыб­нулся и Абай при­нял моё выс­ка­зыва­ние за шут­ку.

Мы уже со­бира­лись ухо­дить, вре­мя обе­да за­кан­чи­валось, ког­да ми­мо нас прош­ла строй­ная де­вуш­ка и ак­ку­рат­но сту­пила на дос­точку, что­бы пе­ресечь ту на­халь­ную лу­жу. Мой взгляд сколь­знул по ней при­выч­но, и я зас­тыл от изум­ле­ния: по до­щеч­ке шло са­мо Со­вер­шенс­тво! Кра­соту опи­сать, в об­щем-то, не­воз­можно, ее на­до ви­деть, ибо как опи­сать мо­лодую, чуть смуг­ло­ватую ко­жу, об­тя­гива­ющую до­воль­но силь­ные уп­ру­гие ик­ры, зиж­дя­щи­еся на изящ­ней­ших ступ­нях, плав­но пе­рехо­дящих в ста­рень­кие туф­ли на вы­соком каб­лу­ке, де­лая их как бы частью, про­дол­же­ни­ем но­ги? Я не знаю кто вы­думал фор­му ту­фель, но то, что это был ге­ний - не сом­не­ва­юсь!

Нож­ки в тех туф­лях не бы­ли ни оваль­ны­ми, ни ик­со­об­разны­ми - они бы­ли иде­аль­но ров­ны­ми. Они не бы­ли спор­тивны­ми с яр­ко вы­ражен­ны­ми мыш­ца­ми, но и не бы­ли те­ми ров­ны­ми но­гами - пал­ка­ми, ко­торых сей­час так пол­но на ули­цах ин­дус­три­аль­но раз­ви­тых стран, где лю­ди пе­рес­та­ли хо­дить пеш­ком, пред­по­читая во­зить се­бя на ма­шинах. Те нож­ки бы­ли соз­да­ны са­мой при­родой, и в них не бы­ло ни­чего ни лиш­не­го, ни ущер­бно­го. При каж­дом ша­ге они чуть-чуть нап­ря­гались, ста­нови­лись как бы длин­нее; круг­лые силь­ные ик­ры чуть ка­сались друг дру­га, пру­жини­ли лег­ко и сво­бод­но, слег­ка ого­ляя за­колен­ные час­ти го­лени, соб­лазни­тель­но ухо­дящие под лег­кую си­нюю юб­ку.

Мы сто­яли с рас­кры­тыми рта­ми, взи­рая на это чу­до жен­ской кра­соты, не­ожи­дан­но по­явив­ше­еся здесь, меж­ду об­шарпан­ны­ми се­рыми зда­ни­ями, на этой под­гнив­шей чёр­ной дос­ке, пе­реки­нутой че­рез гряз­ную боль­шую лу­жу. Сто­яли и смот­ре­ли, вос­хи­ща­ясь, мо­жет быть впер­вые в жиз­ни, этой гра­ци­ей по-хо­роше­му, без вся­ких гряз­ных мыс­лей, как, на­вер­ное, вос­хи­щал­ся Ле­онар­до сво­ей Мо­ной Ли­зой, от­бро­сив кис­ти в сто­рону, за­быв обо всем на све­те.

Мы сто­яли и вос­хи­щались Со­вер­шенс­твом, бо­ясь про­пус­тить хоть один миг её цар­ской пос­ту­пи. Еще шаг, и де­вуш­ка, лег­ко спрыг­нув с до­щеч­ки, кос­ну­лась ас­фаль­та.

- Вот это нож­ки! - не­ожи­дан­но я ус­лы­шал свой го­лос.

Де­вуш­ка ос­та­нови­лась и по­вер­ну­лась. Я под­нял гла­за и не­воль­но вздрог­нул - чуть рас­ко­сое прос­тень­кое ли­цо ка­заш­ки с лю­бопытс­твом смот­ре­ло на ме­ня.

Не­ожи­дан­но для се­бя, я гус­то пок­раснел. Я ожи­дал, что де­вуш­ка ра­зоз­лится на мою бес­так­тность, от­чи­та­ет ме­ня, но ее ли­цо рас­плы­лось в улыб­ке, гла­за по­теп­ле­ли, она рас­сме­ялась звон­ким мо­лодым сме­хом и скры­лась за уг­лом.