МОЙ ВЫСОЦКИЙ

О Во­лоде Вы­соц­ком я пес­ню при­думать ре­шил:
Вот еще од­но­му не вер­нуть­ся до­мой из по­хода.
Го­ворят, что гре­шил, что не к сро­ку све­чу за­тушил.
Как умел, так и жил, а без­греш­ных не зна­ет при­рода.

/Бу­лат Окуд­жа­ва/

В и­юле 1980 го­да в Мос­кве сос­то­ялись Олим­пий­ские иг­ры. И хоть не бы­ли они пол­но­цен­ны­ми из-за их бой­ко­та ря­дом стран в свя­зи с втор­же­ни­ем СССР в Аф­га­нис­тан, со­вет­ская сто­лица всё рав­но выг­ля­дела па­рад­ной: вы­мыта, вы­чище­на, ук­ра­шена тран­спа­ран­та­ми, а в рай­оне Юго-За­пада но­вопос­тро­ен­ная Олим­пий­ская де­рев­ня бы­ла го­това к при­ёму гос­тей. И вот в один из та­ких дней по­казу­ху и пом­пезность на­руши­ли слу­хи о вне­зап­ной смер­ти од­но­го из са­мых лю­бимых, но от­вержен­ных по­этов на­шего вре­мени – Вла­дими­ра Вы­соц­ко­го. Это был нас­то­ящий шок для всех нас, так лю­бов­но со­бирав­ших где-то кем-то за­писан­ные на боль­ших маг­ни­тофон­ных бо­бинах его пес­ни. Мы зна­ли их на­изусть, на­певая под ги­тару у кос­тра, ког­да у­ез­жа­ли в по­левые ко­ман­ди­ров­ки.

Вер­но го­ворят: пло­хие из­вестия рас­простра­ня­ют­ся с ре­кор­дной ско­ростью. При­шед­шую весть мы вос­при­нять и при­нять го­товы не бы­ли и не мог­ли. Не тер­пе­лось пря­мо сей­час, не­мед­ленно, во что бы то ни ста­ло, уз­нать прав­ду. И, нес­мотря на стро­гий ре­жим ра­боты, мы с друзь­ями пос­пе­шили к те­ат­ру на Та­ган­ке: под­твер­дить или оп­ро­вер­гнуть эти, как очень хо­телось ве­рить, не­лепые слу­хи. Ту­да от на­шей ра­боты – ка­ких-то две ос­та­нов­ки мет­ро. Воз­ле те­ат­ра уже соб­ра­лась тол­па та­ких же, как и мы, взвол­но­ван­ных лю­дей. Из­нутри – со сто­роны те­ат­раль­ной кас­сы – уви­дели пор­трет Вы­соц­ко­го в чёр­ной рам­ке и ле­деня­щую ду­шу над­пись: «Ско­ропос­тижно скон­чался ар­тист те­ат­ра Вла­димир Вы­соц­кий. Граж­дан­ская па­нихи­да сос­то­ит­ся в по­меще­нии те­ат­ра 28 и­юля». Этот кро­хот­ный лис­ток вмиг пе­речер­кнул на­ши сом­не­ния: зна­чит, слу­хи о смер­ти Вы­соц­ко­го не пре­уве­личе­ны, они – чёр­ная, жес­то­кая прав­да.

Мо­раль­но раз­давлен­ные, мы воз­вра­тились на ра­боту. Каж­дый из нас вос­при­нял эту весть как лич­ное го­ре.

Ещё в 1966 го­ду мы с друзь­ями уз­на­вали из ка­ких-то не­видан­ных ис­точни­ков о кон­цертах, ус­тра­ива­емых по­чита­теля­ми Вы­соц­ко­го, в за­холус­тных сель­ских клу­бах под Мос­квой. Лю­бите­лей уви­деть и ус­лы­шать это­го не­за­уряд­но­го че­лове­ка бы­ли сот­ни. Мы еха­ли в хо­лод­ной элек­трич­ке бо­лее ча­са с та­кими же, как и мы. На ка­ком-то по­лус­танке по­езд ос­та­новил­ся. Лю­ди вы­вали­вались из ску­чен­но­го ва­гона в пол­ную тем­но­ту. Уто­пая в сне­гу, мы дви­нулись в сто­рону тус­кло ос­ве­щён­но­го де­ревян­но­го зда­ния – мес­та пред­сто­яще­го кон­церта.

Не­удоб­ные прос­тые стулья в клу­бе быс­тро за­нима­ли лю­ди со сно­ров­кой. Нам с сес­трой и её му­жем дос­та­лись в пос­ледних ря­дах, но мы бы­ли счас­тли­вы этим. Мно­гие си­дели на сту­пень­ках, на до­щатом по­лу или да­же сто­яли вдоль стен. И вот на сце­ну под на­ши гром­кие ап­ло­дис­менты вы­шел не­высо­кого рос­та скром­но оде­тый мо­лодой че­ловек с ги­тарой. Он ска­зал нес­коль­ко всту­питель­ных слов о ре­пер­ту­аре и тро­нул стру­ны ги­тары. По­рази­тель­ной глу­бины и тем­бра был его не­ис­то­вый хрип­лый го­лос. А сло­ва его пе­сен–мо­ноло­гов по­ража­ли нас уз­на­ва­емостью эпо­хи, где каж­дое сло­во сту­чало в сер­дце. Мы, лю­бите­ли бар­дов­ских пе­сен, зна­ли и пе­ли Виз­бо­ра, Окуд­жа­ву, Га­лича, но Вы­соц­кий был нам до­роже всех.

И ещё раз мы с груп­пой сот­рудни­ков слу­чай­но по­пали на кон­церт Вы­соц­ко­го. Пе­репол­ненные элек­трич­ки вез­ли нас, счас­тлив­чи­ков, к зас­не­жен­но­му клу­бу, ко­торый ни­ког­да рань­ше не ви­дел та­кого скоп­ле­ния лю­дей. Офи­ци­аль­ные влас­ти зап­ре­щали кон­церты Вы­соц­ко­го в Мос­кве. Как кра­молу, как за­говор про­тив ре­жима. Эти два дня ос­та­вили в мо­ей па­мяти жи­вой об­раз не­обык­но­вен­но­го та­лан­та, жизнь ко­торо­го обор­ва­лась на са­мой вер­ши­не. Это бы­ло не­дав­но, это бы­ло дав­но – ка­ких-то со­рок лет на­зад.

Ког­да Вы­соц­кий стал ак­тё­ром те­ат­ра на Та­ган­ке, мне уда­лось дос­тать би­леты на два спек­такля с боль­шой «наг­рузкой» – би­лета­ми на не­попу­ляр­ные спек­такли в дру­гие те­ат­ры. Вы­соц­кий иг­рал Вер­ши­нина в че­хов­ском «Виш­нё­вом са­ду». Мо­жет ли эта роль уди­вить те­ат­ра­ла? Мо­жет, ес­ли ак­тёр – Вы­соц­кий! Он жил на этом не­боль­шом по­мос­те. Соз­данный им об­раз ды­шал та­кой страстью, что мы, си­дев­шие очень близ­ко, ду­мали, что он в азар­те упа­дёт со сце­ны. В дру­гом спек­такле он иг­рал Хло­пушу по «Пу­гачё­ву» Есе­нина. На сце­не мы ви­дели не­ис­то­во бь­юще­гося по­лураз­де­того че­лове­ка, от плеч до по­яса об­мо­тан­но­го це­пями (та­ков был за­мысел ре­жис­сё­ра Лю­бимо­ва). Ге­рой Вы­соц­ко­го ка­зал­ся ог­ромным, с мощ­ны­ми мус­ку­лами и во всю мощь сво­его го­лоса кри­чащим: «Про­веди­те, про­веди­те ме­ня к не­му, я хо­чу ви­деть это­го че­лове­ка!». Вы­соц­кий сво­ей иг­рой зат­ме­вал дру­гих ак­тё­ров. Зал ап­ло­диро­вал стоя.

Мы зна­ли его как та­лан­тли­вого по­эта, аран­жи­ров­щи­ка, ис­полни­теля сво­их пе­сен, но впер­вые уви­дели на сце­не АР­ТИСТА. При­сутс­твуя на кон­цертах Вы­соц­ко­го (да­же слу­шая его пес­ни на маг­ни­тофо­не, где не вид­ны взду­тые в нап­ря­жении ве­ны, оза­рение его ли­ца, его страсть) или ви­дя в лю­бой ро­ли в спек­такле, эмо­ции зах­ва­тыва­ли те­бя до та­кой сте­пени, что би­ение тво­его сер­дца и его сов­па­дало. Нас­ту­пал мо­мент неп­ро­из­воль­но­го ре­зонан­са, и ты весь ока­зывал­ся во влас­ти это­го Твор­ца. Зал бу­шевал, не­ис­товс­тво­вал.

Но вер­нусь к на­чалу мо­их за­писок – к 28 и­юля 1980 го­да. Что­бы про­водить в пос­ледний путь это­го че­лове­ка, став­ше­го близ­ким для очень мно­гих, лю­ди сто­яли всю ночь у те­ат­ра. Сна­чала их раз­го­няли стру­ями во­ды из по­ливаль­ных ма­шин. Но к вось­ми ча­сам ут­ра оче­редь дос­тигла при­мер­но двух­ки­ломет­ро­вой дли­ны. Мо­лодые и ста­рые, жен­щи­ны и муж­чи­ны, в ру­ках у мно­гих – заж­жённые пог­ре­баль­ные све­чи. По­хоро­ны Вы­соц­ко­го ста­ли де­монс­тра­ци­ей все­об­щей люб­ви.

Сре­ди про­ща­ющих­ся с ним бы­ли мой сын, про­ходив­ший лет­нюю прак­ти­ку на те­лефон­ной стан­ции, близ­кий друг Вик­тор – быв­ший под­полков­ник – и я. Мы ста­ли ис­кать ко­нец оче­реди, прос­ти­рав­шей­ся да­же вдоль Ко­тель­ни­чес­кой на­береж­ной и ухо­дящей в даль. По­няв тщёт­ность най­ти ко­нец оче­реди, мы бе­гом бро­сились на­зад к те­ат­ру и с тру­дом втис­ну­лись в пер­вые ря­ды. Что­бы ог­ра­ничить прод­ви­жение лю­дей, на­ряды ми­лиции и дру­жин­ни­ки ус­та­нови­ли барь­еры там, где бы­ла оче­редь. С раз­ных сто­рон сто­яли во­ен­ные кры­тые гру­зови­ки. По все­му пе­римет­ру ко­лон­ны выс­тро­ил­ся ми­лицей­ский кор­дон. У цер­кви – штаб­ной ав­то­бус с ра­ци­ями, гром­ко­гово­рите­лями и офи­цера­ми ГУВД.

Мой сын влез на сто­яв­ший у вы­хода из мет­ро нап­ро­тив те­ат­ра та­бач­ный ки­оск. Ак­кре­дито­ван­ные на Олим­пи­аде инос­тран­ные кор­респон­денты сгру­дились вок­руг и про­тяги­вали ему ка­меры с прось­бой сфо­тог­ра­фиро­вать. Сын сде­лал нес­коль­ко сним­ков. Ми­лиции бы­ло не до не­го, так как тол­па за­подоз­ри­ла на­мерен­ный об­ман и ста­ла вол­но­вать­ся: вре­мя ожи­дания уже из­ме­рялось ча­сами, офи­ци­аль­ные де­лега­ции с цве­тами про­ходи­ли бес­пре­пятс­твен­но, зна­чит, гроб уже был выс­тавлен, и про­щание на­чалось, но че­рез две­ри те­ат­ра не во­шёл ни один че­ловек из оче­реди. Плот­но при­жатые к сте­нам до­мов ме­тал­ли­чес­ки­ми барь­ера­ми и ох­ра­ня­емые дру­жин­ни­ками, лю­ди по­ка не мог­ли им про­тивос­то­ять.

Что­бы ус­по­ко­ить тол­пу, ак­три­са те­ат­ра Зи­на Сла­вина, соп­ро­вож­да­емая ми­лици­оне­рами, про­ходи­ла вдоль оче­реди и кри­чала: «То­вари­щи, не вол­нуй­тесь. Вы все смо­жете прос­тить­ся с Во­лодей. Наш те­атр очень мал, по­это­му мы по­несём гроб вдоль оче­реди на ру­ках, сколь­ко смо­жем». Нем­но­го ус­по­ко­ив­шись и ве­ря каж­до­му ска­зан­но­му сло­ву, лю­ди мол­ча жда­ли. А из от­кры­тых окон дву­хэтаж­ных до­мов нес­лись маг­ни­тофон­ные за­писи пе­сен Вы­соц­ко­го. Разъ­ярён­ные ми­лици­оне­ры и дру­жин­ни­ки вры­вались в квар­ти­ры, слы­шал­ся гро­хот, а за­тем мол­ча­ние. Но му­зыка во­зоб­новля­лась уже из дру­гих окон. Тог­да ми­лиция вы­води­ла «на­руши­телей по­ряд­ка» с за­ложен­ны­ми за спи­ну ру­ками и за­тал­ки­вала их в ма­шины. Так лю­дям за­тыка­ли рты.

Тем вре­менем, ка­тафалк зад­ним хо­дом приб­ли­зил­ся к са­мому вхо­ду в те­атр. Про­мель­кнул оби­тый бе­лым шёл­ком зак­ры­тый гроб, ко­торый пос­пешно за­пих­ну­ли внутрь. Пер­вой шла Ма­рина Вла­ди в соп­ро­вож­де­нии Ль­ва Ле­щен­ко. За ка­тафал­ком пос­ле­дова­ло нес­коль­ко ма­шин и ав­то­бус с родс­твен­ни­ками, ко­торые на боль­шой ско­рос­ти ри­нулись в сто­рону Кур­ско­го вок­за­ла. Пос­ле это­го ми­лицей­ские ма­шины прег­ра­дили путь. Лю­ди бук­валь­но обе­зуме­ли, сва­лили барь­еры и бро­сились к те­ат­ру, по­нимая, что их на­дули. Тог­да один из ми­лици­оне­ров вбе­жал в те­ат­раль­ное фойе и сор­вал пор­трет Вы­соц­ко­го.

Тол­па ста­ла скан­ди­ровать: «Пор­трет! Пор­трет!» По­веси­ли пор­трет вновь. Ми­лиция про­дол­жа­ла хва­тать «на­руши­телей». Для раз­го­на лю­дей выз­ва­ли ми­лицей­ский кон­ный взвод. Ми­лиция вре­залась в тол­пу, ок­ру­жила ока­зав­шихся внут­ри лю­дей и за­гоня­ла в ку­туз­ку. Ма­ло то­го, бы­ло при­каза­но от­крыть дви­жение и пря­мо в тол­пу нап­ра­вил­ся трол­лей­бус, зас­тавляя на­род рас­хо­дить­ся.

Вот как на са­мом де­ле про­ходи­ло про­щание на­рода с по­этом. Да­же мер­твый, Вла­димир Вы­соц­кий был опа­сен влас­тям. Мо­жет, дру­гие сви­дете­ли из оче­реди опи­шут те со­бытия мяг­че. Но мы – мой друг, мой сын и я – ви­дели то вар­варс­тво сво­ими гла­зами.

Пос­мер­тные приз­на­ния от пра­витель­ства Вы­соц­кий по­лучил спус­тя мно­го лет пос­ле смер­ти. Пос­ле смер­ти же был опуб­ли­кован пер­вый круп­ный сбор­ник его про­из­ве­дений «Нерв». В 1986 го­ду ему пос­мер­тно при­суж­де­но зва­ние Зас­лу­жен­но­го ар­тиста РСФСР. За об­раз Жег­ло­ва в ки­нофиль­ме «Мес­то встре­чи из­ме­нить нель­зя», по ро­ману Вай­не­ров, ему бы­ла при­суж­де­на Го­сударс­твен­ная пре­мия СССР. В честь по­эта наз­ван ас­те­ро­ид: «2374 Влад Вы­соц­кий». В 1993 го­ду по пред­ло­жению Фон­да куль­ту­ры в Мос­кве соз­дан му­зей Вы­соц­ко­го. Эк­скур­со­водом в нём ра­бота­ет вто­рая же­на Вла­дими­ра Се­мёно­вича – Люд­ми­ла Аб­ра­мова, ро­див­шая ему двух сы­новей: Ни­киту и Ар­ка­дия.

Ве­личие Вы­соц­ко­го объ­яс­нить прос­то – оно в том, что лю­бой по­рядоч­ный че­ловек мо­жет ска­зать: «Это МОЙ Вы­соц­кий».

Сие не за­висит от ука­зов пра­витель­ства.

Толь­ко от ве­ления со­вес­ти.