ОТ ПЕРВОГО ЛИЦА

Око­ло 250 его пе­сен выш­ли на бо­лее чем 80-ти плас­тинках. Эти пес­ни хо­рошо зна­комы лю­бите­лям эс­трад­ной му­зыки: бе­рущие за ду­шу «По­гово­ри со мною, ма­ма», «Зорь­ка алая», «Да­рите жен­щи­нам цве­ты», «Не бы­ло б люб­ви…» и мно­гие, мно­гие дру­гие. Их ис­полня­ли Ва­лен­ти­на Тол­ку­нова и Ири­на По­наров­ская, И­осиф Коб­зон и Ан­на Гер­ман, Ва­лерий Обод­зин­ский, Сер­гей За­харов, Эду­ард Хиль, Эди­та Пь­еха, Ва­лерий Ле­онть­ев, Игорь Ни­кола­ев и дру­гие «звёз­ды» со­вет­ской и ны­неш­ней рос­сий­ской эс­тра­ды.
Имя по­этов-пе­сен­ни­ков, к со­жале­нию, за­час­тую ос­та­ёт­ся в те­ни. За­душев­ные пес­ни на сти­хи Вик­то­ра Ги­на лю­ди пом­нят, и че­рез мно­го лет про­дол­жа­ют с удо­воль­стви­ем слу­шать и петь. Не это ли са­мое глав­ное?
Та­кое удо­воль­ствие вско­ре по­лучат и жи­тели Бос­то­на, при­шед­шие на встре­чи с по­этом. Как по­лучи­ли мно­гие дру­гие бла­годар­ные слу­шате­ли в раз­ных стра­нах.
А сей­час — сло­во са­мому Вик­то­ру ГИ­НУ.

Ро­дил­ся я в Го­меле, в Бе­лорус­сии, в семье учи­телей: мать пре­пода­вала не­мец­кий, отец — ма­тема­тику. В 1939-ом от­ца пос­ла­ли в го­род Бе­лос­ток ди­рек­то­ром шко­лы, и от­ту­да он 21 и­юня 1941 го­да у­ехал в Ле­нин­град на со­веща­ние. На сле­ду­ющий день, как из­вес­тно, на­чалась вой­на.

Вско­ре дош­ли слу­хи, что отец по­гиб в по­ез­де, ко­торый раз­бомби­ли по до­роге, и ма­ма со мной и с бра­том (мне бы­ло два го­да, бра­ту — че­тыре) ста­ла про­бивать­ся к род­ным в Го­мель. Это «про­бива­ние» за­тяну­лось на пол­го­да и ког­да мы по­яви­лись в Го­меле, там уже пе­репи­сали всех ев­ре­ев. Ма­ма моя бе­жала с на­ми на вок­зал и, поль­зу­ясь хо­рошим не­мец­ким, уго­вори­ла ко­мен­данта то­вар­но­го сос­та­ва с ло­шадь­ми взять нас в по­езд. Та­ким об­ра­зом, мы уд­ра­ли от вер­ной смер­ти (всех мо­их род­ных, ос­тавших­ся в го­роде, расс­тре­ляли). Но мы по­пали в ок­ку­пиро­ван­ный фа­шис­та­ми Орёл, и, скры­ва­ясь от гес­та­по, про­жили там три го­да. То есть мы — вы­ход­цы с «то­го све­та».

Ког­да Орёл был ос­во­бож­дён, мы вер­ну­лись в Го­мель, где нас ра­зыс­кал отец, ра­ботав­ший пос­ле кон­ту­зии в Орен­бурге. И мы, счас­тли­во вос­со­еди­нив­шись, пе­ре­еха­ли в Ле­нин­град, где и прош­ла вся моя соз­на­тель­ная жизнь. Там я за­кон­чил шко­лу, Фи­нан­со­во-эко­номи­чес­кий ин­сти­тут, Фил­фак Уни­вер­си­тета и ра­ботал ин­же­нером-эко­номис­том, сов­ме­щая эту де­ятель­ность с пре­пода­вани­ем ли­тера­туры в од­ном из ву­зов го­рода.

Сти­хи я на­чал пи­сать ещё в школь­ные го­ды, но про­фес­си­ональ­но ок­реп к 60-м го­дам. Сти­хи пе­чата­лись в жур­на­лах «Юность», «Не­ва», «Сме­на», в кол­лектив­ных сбор­ни­ках, в «Дне по­эзии». По­думы­вал о пер­вой книж­ке. Но в 1968-ом по­сади­ли за сти­хи в пси­хи­ат­ри­чес­кую боль­ни­цу КГБ мо­его близ­ко­го дру­га — по­эта Ни­колая Да­нило­ва, и мы — 12 его дру­зей — прош­ли по его про­цес­су че­рез Боль­шой Дом. Я, оче­вид­но, по­пал в «чёр­ный спи­сок», т. к. был вы­кинут из всех из­да­ний. А мне в те го­ды мно­го пи­салось, но не­куда бы­ло де­вать ре­зуль­та­ты твор­ческо­го тру­да. И стал я по­тихонь­ку хо­дить на пе­сен­ную сек­цию Со­юза ком­по­зито­ров (бла­го, у ме­ня хо­роший му­зыкаль­ный слух) и пи­сать с мо­лоды­ми ав­то­рами пер­вые пес­ни. Од­нажды на этой сек­ции я поз­на­комил­ся со сту­ден­том вто­рого кур­са Кон­серва­тории. Зва­ли его Вла­димир Ми­гуля (се­год­ня его, к со­жале­нию, уже нет в жи­вых). Во­лодя пред­ло­жил мне на­писать сти­хи на му­зыку, ко­торая у не­го уже бы­ла. Так по­яви­лась пес­ня, впос­ледс­твии спе­тая мо­лодой пе­вицей Ва­лен­ти­ной Тол­ку­новой и став­шая очень по­пуляр­ной: «По­гово­ри со мною, ма­ма».

Эта пес­ня от­кры­ла мне путь к сот­рудни­чес­тву со мно­гими ве­дущи­ми ком­по­зито­рами стра­ны. Так, нап­ри­мер, я стал ра­ботать с из­вес­тным мо­лодым та­лан­тли­вым ком­по­зито­ром Алек­сан­дром Мо­розо­вым, с ко­торым на­писал не ме­нее сот­ни пе­сен, в т. ч. «Зорь­ка алая», «На­лив­ное яб­лочко» (пе­ла Ан­на Гер­ман), «Боль­шой при­вет с Боль­шо­го Ба­ма» (плас­тинку с та­ким наз­ва­ни­ем за­писал Эду­ард Хиль).

С этой пес­ней свя­зана ис­то­рия по­луче­ния мной квар­ти­ры в Ле­нин­гра­де (до это­го 28 лет мы боль­шой семь­ёй жи­ли в од­ной ком­на­те в ком­му­нал­ке), но об этом и о мо­ём от­но­шении к БА­Му и граж­дан­ским пес­ням я под­робно рас­ска­зываю на сво­их ав­тор­ских кон­цертах.

Ска­жу толь­ко, что граж­дан­ская пес­ня — жанр дос­та­точ­но тя­жёлый и не сле­ду­ет пу­тать его с конъ­юн­кту­рой. Вос­пе­вать кра­соту стра­ны, её не­пос­тыдную ис­то­рию — это од­но, а вос­пе­вать вож­дей, пар­тии — это дру­гое. Мои граж­дан­ские пес­ни ис­полня­лись хо­роши­ми ар­тиста­ми и ан­сам­бля­ми, в том чис­ле ан­сам­блем Со­вет­ской Ар­мии им. Алек­сан­дро­ва. Пом­ню, пес­ня «Род­ная стра­на» по­пала на зак­лю­читель­ный кон­церт для де­лега­тов ка­кого-то оче­ред­но­го съ­ез­да пар­тии. Вдруг на ре­пети­ции кон­церта ре­жис­сёр за­метил, что при­дёт­ся объ­яв­лять: му­зыка Мов­се­сяна, сти­хи Ги­на, по­ёт Коб­зон. Он был в ужа­се и су­дорож­но ис­кал вы­ход из по­ложе­ния. В кон­це кон­цов он пос­та­вил на сце­ну груп­пу ба­лета, объ­явил, что ис­полня­ет­ся во­каль­но-хо­ре­ог­ра­фичес­кая ком­по­зиция, по­ёт И­осиф Коб­зон.

Че­го скры­вать, при­ходи­лось стал­ки­вать­ся с ан­ти­семи­тиз­мом пов­седнев­но, но грех жа­ловать­ся: бо­лее чем на 80 плас­тинках у ме­ня выш­ли 250 пе­сен, я был в обой­ме ве­дущих по­этов-пе­сен­ни­ков стра­ны. В кон­це 80-х го­дов ак­тивно ста­ло дей­ство­вать прес­ло­вутое об­щес­тво «Па­мять». В шко­ле, где учи­лась моя млад­шая дочь, учи­тель ис­то­рии чи­тал «ма­нифест» этой ор­га­низа­ции на уро­ках и при­зывал не дру­жить с мо­ей до­черью, за ко­торой сто­ит «мощ­ная си­онист­ская бан­да». В 90-м го­ду мы с же­ной по­няли, что воз­рожда­ет­ся фа­шизм, и на­до спа­сать де­тей. Так мы у­еха­ли в Из­ра­иль.

Мы здесь уже 17 лет. Эмиг­ра­ция да­лась не­лег­ко: при­ходи­лось за­нимать­ся лю­бой «чёр­ной» ра­ботой, сто­рожить. Но со вре­менем всё ут­ряслось. Я ре­дак­ти­ровал рус­ско­языч­ную му­ници­паль­ную га­зету в г. Кфар-Са­ба, же­на ра­бота­ла по спе­ци­аль­нос­ти — бак­те­ри­оло­гом, доч­ки за­кон­чи­ли И­еру­салим­ский уни­вер­си­тет и впол­не са­мос­то­ятель­ны. Сей­час пос­то­ян­но жи­вём в И­еру­сали­ме.

Нос­таль­ги­ру­ем ли? А как же! Нос­таль­гия — это па­мять о хо­рошем прош­лом, а его бы­ло мно­го. Как я на­писал в од­ном из сво­их сти­хот­во­рений, «я бе­жал не от Рос­сии, я бе­жал от мра­кобесья». Ну, и, ко­неч­но, не­ред­ко ду­маю, что мог бы на­писать ещё мно­го пе­сен. Прав­да, чес­тно го­воря, на рос­сий­ской эс­тра­де «по­ют и тан­цу­ют день­ги» (по вы­раже­нию од­но­го из мос­ков­ских жур­на­лис­тов). Не хо­чет­ся ни с кем ра­ботать. Но этот «нэ­пов­ский» пе­ри­од прой­дёт, лю­ди пре­сытят­ся пош­лостью и за­хотят све­жес­ти. Я в Из­ра­иле вы­пус­тил кни­гу сти­хов «Звёз­ды в тра­ве» и не­дав­но кни­гу сти­хов-пе­сен «По­дари на па­мять пес­ню», пред­став­ля­ющую ин­те­рес для ком­по­зито­ров и ис­полни­телей, в пер­вую оче­редь.

Ещё о се­бе для справ­ки. За­нимал­ся дра­матур­ги­ей. На сце­нах мно­гих те­ат­ров Рос­сии шёл и идёт мой дет­ский мю­зикл «Брысь, или Ис­то­рии ко­та Фи­лофея», ар­тисты Ма­ри­ин­ско­го те­ат­ра пе­ли в опе­ре по мо­ему либ­ретто — «Амок», в пор­тфе­ле ещё нес­коль­ко пь­ес и либ­ретто, жду­щих сво­ей оче­реди. Я — член Ко­мите­та ли­тера­торов Рос­сии и Со­юза пи­сате­лей Из­ра­иля. Пос­то­ян­но выс­ту­паю с ав­тор­ски­ми кон­церта­ми в Из­ра­иле и дру­гих стра­нах: Гер­ма­нии, Ан­глии, Рос­сии, в Аме­рике. В мо­ём но­вом ба­гаже — кас­се­ты и дис­ки пе­сен, на­писан­ных в Из­ра­иле.

Я про­жил ин­те­рес­ную жизнь: встре­чал­ся с Бу­латом Окуд­жа­вой и Сер­ге­ем Об­разцо­вым, Все­воло­дом Рож­дес­твенским и Ми­ха­илом Алек­сан­дро­вичем, Се­мёном Кир­са­новым и Ярос­ла­вом Сме­ляко­вым, дру­жил с бар­да­ми: Кляч­ки­ным, Ку­киным, Доль­ским, Го­род­ницким, хо­рошо был зна­ком со Жва­нец­ким и Алек­сан­дром Ива­новым. Пес­ни мои пе­ли прак­ти­чес­ки все ве­дущие мас­те­ра рус­ской эс­тра­ды. Что го­ворить, я — че­ловек счас­тли­вый.