Душа рванулась на простор

Да­вид ШРА­ЕР-ПЕТ­РОВ

 НЕ­КОТО­РАЯ СТЕ­ПЕНЬ ТОС­КИ ПО МЕС­СИИ

ГОЛОС

Взор­вать­ся, скрип­кой оне­мя
ок­рес­тных из­бо­дач де­кор,
чтоб у те­бя и у ме­ня
ду­ша рва­нулась на прос­тор,
ту­да, где крылья-об­ла­ка,
ту­да, где ра­дуга-ре­ка,
и го­лоса, как две стру­ны,
лю­бовью пе­реп­ле­тены.
Не столь­ко фи­зикою тел,
но им­пуль­са­ми по­лунот.
И мы ле­тим пре­выше тех,
ко­го сам черт не раз­бе­рет,
и мы ле­тим ту­да, ку­да
об­ратным хо­дом прет во­да,
ку­да ми­нуты вспять те­кут:
люб­ви мар­шрут!

НОРД–ВЕСТ

Норд-вест в на­шем го­роде за­терял­ся
в за­борах и за­рос­лях ви­ног­ра­да,
ко­торый тол­стые но­ги то­матов
под­таски­ва­ет к дос­кам за­бора,
что­бы ус­тро­ить пир ко­ромыс­лом.
Зре­ют ло­нопо­доб­ные кис­ти
над крас­ны­ми кляк­са­ми мес­тных га­лак­тик.
Все ос­таль­ные пло­ды ого­родов
при­нима­ют иг­ру норд-вес­та в пред­те­чу
вет­ра и вла­ги, дож­дя и за­сушья,
ло­на лу­ны и щу­паль­цев мар­са.
В этом, на­вер­но, и есть мес­си­анс­тво:
сде­лать обы­ден­ность не­пов­то­римой,
пе­ре­ина­чить тос­ку че­репа­хи
в твер­дую пос­тупь ис­то­рии ро­да,
тя­нущу­юся на ве­рев­ке
ды­ма ки­зяч­ных без­мерных ко­чевий.
В этом, на­вер­но, и есть мес­си­анс­тво:
пле­мени кар­ту пе­ре­ина­чить
да­же це­ной трех­сотлет­не­го пле­на,
ес­ли за ним пос­ле­ду­ет счастье
со­еди­нения с Б–гом ис­хо­да.

ЕС­ЛИ

Ес­ли от­кашли­вать­ся изо всех сил,
мож­но вы­каш­лять ду­шу.
Те­ло вый­дет на су­шу,
от­ряхнет­ся, как вы­мок­шая со­бака,
и по­бежит об­сле­довать не­оби­та­емый ос­тров.
Те­ло бу­дет пе­ресе­кать не­оби­та­емый ос­тров,
ко­торый ста­нет еще бо­лее не­оби­та­емым,
по­тому что вы­каш­лянная ду­ша
ос­та­нет­ся вы­сыхать в приб­режном пес­ке,
как жел­тая ме­дуза.
Ска­жем: как жел­тая ме­дуза,
при­битая к бе­регу.
Пос­ко­рее, пос­ко­рее скинь мо­нашес­кие ве­риги,
скру­чен­ные из уз­ло­ватых ко­рич­не­вых во­дорос­лей.
Пос­ко­рее, пос­ко­рее прев­ра­тись в аф­ро­диту, ли­лит, еву,
ай­се­дору, ше­хере­заду, мою не­заб­венную ма­му.
Пос­ко­рее, пос­ко­рее выж­ми се­бя из се­бя, из­лей, от­во­рись
пря­мо на ме­дузу
мо­ей ду­ши,
при­кос­нись лу­чиком кро­ви, ури­ны, сли­зи к свя­щен­ной
ме­дузе – зна­ку мо­его бес­смер­тия.
Ви­дишь – она ше­велит­ся?
Слы­шишь – она ла­ет?
Чувс­тву­ешь – она ли­жет?
Жа­ле­ешь – она ску­лит?
Ра­ду­ешь­ся – она пе­репол­за­ет
в те­ло без­душной со­баки?
Рва­ной ги­ены?
Вы­сох­шей тос­ки по до­му?
Осед­лай ме­ня, стань ев­ро­пой,
мы – до­ма, мы – аш­ке­нази.

ЗА­КАТ НА БЕ­РЕГУ ТИР­РЕН­СКО­ГО МО­РЯ

Мак­си­му

На­ша ком­па­ния соб­ра­лась по­лус­лу­чай­но:
двое из Рос­сии, трое из Пер­сии, трое с Ук­ра­ины.
А до это­го мы заш­ли в су­пер­маркет и ку­пили бу­тыл­ку
«кь­ян­ти», ог­ромную, как Пи­зан­ская баш­ня.
В оп­ре­делен­ном смыс­ле на­ша по­лус­лу­чай­ная ком­па­ния
бы­ла не так уж ка­тего­ричес­ки слу­чай­на,
не бо­лее, чем слу­чай­ны си­роты в дет­ском до­ме,
или жен­щи­ны в ро­диль­ном от­де­лении боль­ни­цы,
или сол­да­ты в од­ной ро­те.
Всех объ­еди­ня­ет ка­кое-то по­хожее нес­частье,
по­хожая по­вин­ность,
по­хожая меч­та, по­хожий страх.
Мы все бы­ли бе­жен­ца­ми-ев­ре­ями.
Это нас объ­еди­няло.
Мы все бе­жали в Аме­рику,
спа­са­ясь от рус­ских, пер­сов, ук­ра­ин­цев.
Мы все бе­жали в Аме­рику,
как буд­то бы там оби­тал мес­сия.
Это нас объ­еди­няло, но не род­ни­ло,
по­тому что у каж­до­го бы­ли свои пре­тен­зии к мес­сии.
Мы пи­ли ви­но из бу­маж­ных ста­кан­чи­ков:
ев­реи всег­да ев­реи,
сох­ра­ня­ют бла­го­об­ра­зие, хо­тя нам – рус­ским ев­ре­ям –
при­ходи­лось в преж­ней жиз­ни пить пря­мо из бу­тыл­ки.
То же са­мое с ук­ра­ин­ски­ми ев­ре­ями,
ко­торые за гра­ницей не­мед­ленно на­чина­ют схо­дить
за рус­ских ев­ре­ев.
Иран­цы дер­жа­лись сте­пен­но,
каж­дый раз пос­ле оче­ред­но­го ста­кан­чи­ка,
вы­тирая но­совы­ми плат­ка­ми рты и паль­цы.
Чер­ный при­мор­ский пе­сок те­рял свою чер­но­ту
по ме­ре то­го, как крас­ное сол­нце
то­нуло за ли­ни­ей го­ризон­та.
«А что, ес­ли мы при­едем в Аме­рику и дос­тигнем
счастья? – спро­сил один из иран­цев. – Тог­да нам
боль­ше не по­надо­бит­ся мес­сия, меч­та о мес­сии?»
«Ре­аль­ное счастье луч­ше прек­расной меч­ты!» – ска­зал
кто-то из рус­ских.
«У счастья нет бу­дуще­го, ибо оно про­ходит», – ска­зал
еще кто-то.
Бы­ло так тем­но, что бу­тыл­ка пош­ла по кру­гу.
«За­чем же мы у­еха­ли?» – спро­сил один из нас.
«Что­бы уз­нать», – от­ве­тил кто-то.

Бо­рис ТО­ЧИЛЬ­НИ­КОВ

МИРАЖ

За­кат, ды­хание рас­све­та,
Ви­но, шам­пан­ское, гриль­яж
И зов пле­нитель­но­го ле­та –
По су­ти де­ла, лишь ми­раж.

Пла­неты воль­ные прос­то­ры,
В кра­соты даль­ние во­яж,
Рав­ни­ны, оке­аны, го­ры –
По су­ти де­ла, лишь ми­раж.

Убо­гость бес­прос­ветных буд­ней,
Кон­флик­ты, за­висть, эпа­таж,
Вер­дикты умуд­рённых су­дей –
По су­ти де­ла, лишь ми­раж.

За­дор, раз­вязность и от­ва­га,
Всё пог­ло­ща­ющий ку­раж,
Ду­эли, вер­ной страс­ти шпа­га –
По су­ти де­ла, лишь ми­раж.

Но в этой жиз­ни – крат­ком ми­ге
По нра­ву мне лю­бов­ный стаж,
И смысл веч­ный в слад­ком кри­ке,
И толь­ко это – не ми­раж.

НА СМЕРТЬ РИМ­МЫ КА­ЗАКО­ВОЙ

Ис­чезла в сум­ра­ке вре­мён
Ду­ша, кри­чащая от бо­ли,
Но ей не нуж­но луч­шей до­ли,
Чей смысл свы­ше ос­вя­щён.

Плес­ну­ла смерть неж­данно яд
В же­ланья чис­тые по­эта.
Угас­ла ра­дость без прос­ве­та
И нас­тро­енье – су­щий ад.

Зас­ты­ло не­бо над Мос­квой.
Пе­чаль­ны яб­ло­ни и ели.
Её сти­хи оси­роте­ли
И пла­чут каж­дою стро­кой.

И ду­шит бе­зыс­ходно грусть.
Те­ря­ет жизнь по­этов сно­ва.
В те­бе на­веч­но Ка­зако­ва,
Кре­пись в бе­де, се­дая Русь.

ТУР

Его судь­ба – «Кон-Ти­ки»,
Па­пирус­ная «Ра»,
За­гадок древ­них бли­ки,
Бесс­траш­ная иг­ра.

И «Тиг­рис», Фа­ту-Хи­ва,
Шу­мер­ское «Ма-гур».
В борь­бе идей строп­ти­во
Ве­дёт к по­беде Тур.

Сни­ма­ет с тай­ны мас­ки,
От­крыв клю­чом пор­тал
В зас­нувший ос­тров Пас­хи
Ве­ликий Хей­ер­дал.

Март 2007 го­да