БРЕНД, КОММЕРЦИЯ И «НАШЕ ВСЁ»

10 фев­ра­ля (29 ян­ва­ря по ста­рому сти­лю) 1837 го­да ушёл Алек­сандр Сер­ге­евич Пуш­кин

 И­осиф БУ­ДЫЛИН

 Са­мое тре­вож­ное се­год­ня в том, что мы ста­ли об­ра­щать­ся к пуш­кин­ской те­ме толь­ко в па­мят­ные да­ты. Тог­да А. С. Пуш­кин – на­ша гор­дость, ра­зуме­ет­ся, «на­ше всё»… А что же меж­ду да­тами? «На­шему все­му» как-то не хва­та­ет мес­та в те­кущей жиз­ни, в рос­сий­ской школь­ной прог­рамме во­об­ще сок­ра­ща­ет­ся ко­личес­тво ча­сов, ему пос­вя­щён­ных. И, уж, по­нят­но, что Пуш­кин прак­ти­чес­ки вы­тес­нен с эк­ра­нов те­леви­дения. Па­мят­ник по­эту на Твер­ском буль­ва­ре в Мос­кве по­ка жив, но в кри­чащем про­тиво­речии с омы­ва­ющи­ми его мут­ны­ми вол­на­ми рек­ла­мы и крик­ли­выми вы­вес­ка­ми ма­гази­нов. Луч­ше, про­ще и точ­нее Пуш­ки­на не ска­жешь:

 И горд и наг при­шел Раз­врат, И пе­ред ним сер­дца зас­ты­ли, За власть Оте­чес­тво за­были, За зла­то про­дал бра­та брат…

 Всё бы­ло, но ни­ког­да ещё соз­на­ние не под­верга­лось та­кой мас­си­рован­ной и наг­лой ата­ке, как се­год­ня. Ка­залось бы, в Рос­сии гром­ко от­ме­ча­ют пуш­кин­ские да­ты, от­кры­ва­ют но­вые па­мят­ни­ки ему и т. д. Но по­яви­лось и неч­то но­вое. По­пут­но мы по­лучи­ли нес­лы­хан­ные сор­та вод­ки: «Пуш­кин» и «Ми­хай­лов­ское», изоб­ре­тён но­вый сорт кон­фет «На­тали» с изоб­ра­жени­ем же­ны по­эта. Мы уз­на­ли, что «Люб­ви все воз­расты по­кор­ны» – это, ока­зыва­ет­ся, о пре­пара­те для по­выше­ния по­тен­ции «Им­па­за»; из­го­тови­тели сред­ней ру­ки на­пере­бой пред­ла­га­ют фи­гур­ки ка­кого-то вер­тля­вого кур­ча­вого че­ловеч­ка в об­нимку с «му­зой», пря­чуще­гося, под­гля­дыва­юще­го, це­лу­юще­гося, и да­же ле­та­юще­го.

Ти­пог­раф­ский ста­нок ти­ражи­ру­ет мно­жес­тво из­вра­щений, за ко­торые ник­то не от­ве­ча­ет и ни­кому ни за что не стыд­но. Из се­год­няшней га­зеты мы вдруг уз­на­ём, что Пуш­кин на­ходил­ся в друж­бе и тро­гатель­ной пе­репис­ке… с Ан­дерсе­ном (?!) Или ут­вер­жде­ние, что в мо­гиле Пуш­ки­на «ста­вили гро­бы на гро­бы», там «всё пе­реме­шалось» и «ни­чего не ос­та­лось». (Это при том, что всё из­вес­тно и за­фик­си­рова­но!) На Все­рос­сий­ском (!) праз­дни­ке пуш­кин­ской по­эзии нас­лу­ша­ешь­ся из гро­хочу­щих ди­нами­ков че­го угод­но. «Шаш­лычков под­жа­рим, во­доч­ки наль­ём, ве­село, ве­село, ве­село жи­вем…». Вок­руг ря­женые пуш­ки­ны, оне­гины, вуль­фы, ан­ны-кер­ны и зи­зи… Хо­чет­ся крик­нуть: «Но так же нель­зя! Это же глу­по, на­конец». «Мож­но, мож­но! – да­ют по­нять в от­вет, – те­перь всё мож­но. У нас же сво­бода!»

Доб­ро бы так – Пуш­кин вы­дер­жит всё. Но раз­го­вор не о нём, а о нас. Имя Пуш­ки­на всег­да бы­ло важ­ней­шим сим­во­лом на­ци­ональ­ной куль­ту­ры и от­но­шение к не­му в из­вес­тной ме­ре – ба­рометр об­щес­твен­ных умо­нас­тро­ений и от­но­шения к гу­манис­ти­чес­ким цен­ностям во­об­ще. Ярос­тная борь­ба за опус­то­шение ду­ши че­лове­чес­кой идёт всё от­кро­вен­нее. Стро­ки А. Бло­ка, об­ра­щён­ные к Пуш­ки­ну, зло­бод­невны сей­час, по­жалуй, бо­лее, чем тог­да, ког­да они бы­ли на­писа­ны: «Дай нам ру­ку в не­пого­ду, По­моги в не­мой борь­бе».

Пол­ный текст чи­тай­те в пе­чат­ном вы­пус­ке. (Под­писка)