Я ВСЕГДА ЖИЛ РОССИЕЙ

– На­ум Мо­исе­евич, с но­яб­ря по ко­нец де­каб­ря – це­лый ме­сяц – Вы прoбы­ли в Мос­кве. Ка­кие у Вас впе­чат­ле­ния от го­рода, от лю­дей? Что Вы там уви­дели?

– Сло­во «уви­деть» по от­но­шению ко мне зву­чит не­удач­но – я ви­жу пло­хо.

– Ну, так что по­чувс­тво­вали?

– Мос­ква есть Мос­ква. В этом смыс­ле она не пе­реме­нилась, и мно­го в ней хо­роше­го, то­го, что я люб­лю. Мне го­вори­ли, что те­перь во мно­гих го­родах по­ложе­ние ста­ло луч­ше, лю­ди луч­ше пи­та­ют­ся, луч­ше жи­вут. И я по­чувс­тво­вал, что это так. Но, с дру­гой сто­роны, есть ка­ка­ято не­уве­рен­ность в зав­траш­нем дне: не зна­ют, что бу­дет даль­ше, ка­кая по­лити­ка, что в свя­зи с этим про­изой­дет... Де­ло не в том, что на­вер­ху злая во­ля, прос­то раз­вя­зались та­кие сти­хии, с ко­торы­ми труд­но ра­зоб­рать­ся. А сти­хии эти раз­вя­зыва­ли все – ког­да-то ли­бераль­ная ин­телли­ген­ция, не по­нимая, что она де­ла­ет, по­том пра­витель­ство, ко­роче, – все.

– Ми­лиции мно­го на ули­цах? Как там со сво­бодой? Я слы­шала, что сей­час в Мос­кве мно­гих обыс­ки­ва­ют пря­мо на ули­це, про­сят предъ­явить до­кумен­ты, осо­бен­но, ес­ли ты чер­ня­вый...

– Ког­да мы хо­дили, нас ник­то не обыс­ки­вал.

(Же­на, Лю­бовь Се­менов­на, из ко­ридо­ра: «Ку­да мы хо­дили? Мы вез­де ез­ди­ли – нас во­зили. Мы жи­ли в ис­кусс­твен­ных ус­ло­ви­ях.»).

Ник­то из мо­их дру­зей не жа­ловал­ся, что их ос­та­нав­ли­вали. Та­кой об­ста­нов­ки – что­бы всех обыс­ки­вали – в Мос­кве нет.

– А чер­но­воло­сых то­же не обыс­ки­ва­ют?

– Это­го я не знаю. Ос­таль­ное – то, что в га­зетах. Это не мои впе­чат­ле­ния.

– Зна­чит, у Вас хо­рошие впе­чат­ле­ния?

– От Мос­квы – да. Я её по-преж­не­му люб­лю.

– На­ум Мо­исе­евич, Вы по­лучи­ли Спе­ци­аль­ную пре­мию по ито­гам кон­курса «Боль­шая кни­га» за двух­томник Ва­ших ме­му­аров «В соб­лазнах кро­вавой эпо­хи», выз­вавших у чи­тате­лей ин­те­рес, о чём сви­детель­ству­ет пол­ностью рас­про­дан­ный ти­раж. Что Вы мо­жете ска­зать по по­воду кон­курса? О его по­беди­телях – Дмит­рии Бы­кове, Алек­сан­дре Ка­бако­ве, Ми­ха­иле Шиш­ки­не?

– О пре­миро­ван­ных про­из­ве­дени­ях ни­чего не мо­гу ска­зать – не чи­тал.

– И Дмит­рия Бы­кова о Пас­терна­ке?

– Ко­неч­но, и его. Мне сей­час труд­но чи­тать. Ни­каких пре­тен­зий к ним у ме­ня нет. Они та­лан­тли­вые лю­ди, все трое. Там бы­ло од­но прик­лю­чение. Ну, да Бог с ним.

– Ка­кое прик­лю­чение?

– Да не на­до.

– Не то ли, что мно­гие те­лез­ри­тели ре­шили, что Вам да­ют Глав­ную пре­мию?

– Да, там всё де­лалось в спеш­ке. Ви­димо, жю­ри сна­чала мне ни­чего не да­ло, а по­том ре­шили, что на­до и ме­ня как-то от­ме­тить. И сде­лали это очень пос­пешно и не­лепо.

– Вас объ­яви­ли са­мым пер­вым. Мне поз­во­нили и со­об­щи­ли, что Кор­жа­вин по­лучил Глав­ную пре­мию. Я бы­ла уве­рена в этом.

– Мно­гие бы­ли в этом уве­рены, ми­нут де­сять был уве­рен и я. Но ни к ко­му, кто по­лучил пре­мию, у ме­ня, ес­тес­твен­но, нет пре­тен­зий.

– Вы счи­та­ете, что все по­лучи­ли, как то­го зас­лу­жива­ли?

– Я уже го­ворил, что пре­миро­ван­ных книг не чи­тал. Дру­гое де­ло, что к сво­ей кни­ге я от­но­шусь очень серь­ез­но. Счи­таю, что она нуж­на. Она нуж­на тем, кто хо­чет осоз­нать то, что с на­ми про­изош­ло. Моя кни­га вво­дит в курс внут­ренней жиз­ни нес­коль­ких по­коле­ний.

– За ме­сяц в Мос­кве Вы встре­тились со сво­ими друзь­ями-пи­сате­лями. Как им пи­шет­ся?

– Пи­шет­ся всем труд­но сей­час. Не от «на­чаль­ства» это за­висит. Ник­то на них не да­вит. А прос­то – что здесь, что там – сей­час пи­шет­ся труд­но из-за той си­ту­ации, в ко­торую, вы­ража­ясь вы­соко­пар­но, по­пал Ми­ровой Дух. Но это об­щая си­ту­ация.

– А ко­го Вы по­сети­ли в этот раз?

– Сар­но­ва ви­дел, Ка­ряки­на, Рас­са­дина, Ла­заре­ва, Ржев­скую, Чу­хон­це­ва, мно­гих ви­дел...

– Знаю, что у Ста­нис­ла­ва Рас­са­дина очень пес­си­мис­ти­чес­кий взгляд на бу­дущее Рос­сии. Ос­таль­ные Ва­ши друзья не раз­де­ля­ют его опа­сений?

– Сей­час у ин­телли­ген­ции пес­си­мис­ти­чес­кие опа­сения ши­роко рас­простра­нены. Я от мо­их дру­зей-пес­си­мис­тов от­ли­ча­юсь тем, что у ме­ня пес­си­мис­ти­чес­кое нас­тро­ение не толь­ко в от­но­шении Рос­сии.

– А и в от­но­шении ми­ра в це­лом? Бу­дуще­го ев­ро­пей­ской ци­вили­зации. Так?

– Это длин­ная ис­то­рия. Слиш­ком мно­го бы­ло сде­лано для то­го, что­бы лю­ди по­теря­ли ори­ен­ти­ры. Приш­ли по­коле­ния, ко­торые вмес­то то­го, что­бы при­об­щать­ся к куль­ту­ре, ста­ли при­об­щать куль­ту­ру к се­бе. И это не толь­ко в Рос­сии. В Рос­сии как раз по­ложе­ние луч­ше.

– Вы об­ща­лись с Еле­ной Ржев­ской. Дав­но люб­лю эту пи­сатель­ни­цу и хо­тела бы о ней ус­лы­шать. Что она? Ра­бота­ет?

– Всё вре­мя. Пи­шет. К ней об­ра­ща­ют­ся лю­ди со все­го ми­ра.

– Как к пи­сатель­ни­це или как к об­щес­твен­но­му де­яте­лю? Она ведь во вре­мя вой­ны бы­ла пе­ревод­чи­цей у со­вет­ско­го ко­ман­до­вания, при­сутс­тво­вала в бун­ке­ре Гит­ле­ра пос­ле его са­мо­убий­ства, при опоз­на­нии его те­ла и те­ла Евы Бра­ун...

– Ду­маю, что все же к ней об­ра­ща­ют­ся как к пи­сатель­ни­це.

– Её глав­ная те­ма ос­та­лась преж­ней? Вой­на?

– Вой­на, сра­жение под Рже­вом... Она по­чёт­ный граж­да­нин го­рода Рже­ва.

– Да, она учас­тво­вала в сра­жении под Рже­вом, страш­но кро­воп­ро­лит­ном, от­сю­да и её псев­до­ним – Ржев­ская. Как вы ду­ма­ете, На­ум Мо­исе­евич, те­ма вой­ны сей­час вос­тре­бова­на?

– Кем-то вос­тре­бова­на, но есть лю­ди, го­воря­щие, что они этой те­мой сы­ты, что они всё уже о вой­не зна­ют... Но мо­гу ска­зать, что чи­тате­лей, ко­торым ин­те­рес­на Ржев­ская, дос­та­точ­но.

– Сред­нее по­коле­ние? Ста­рики? Она ведь пос­тарше Вас бу­дет...

– Стар­ше, но не очень нам­но­го. По­яви­лось мно­го мо­лодых в Рос­сии, ко­торые ин­те­ресу­ют­ся прош­лым.

– Вот че­ловек млад­ше Вас, по­коле­ния Ва­шего дру­га Ста­нис­ла­ва Рас­са­дина. Имею в ви­ду ак­тё­ра и чте­ца Вла­дими­ра Ре­цеп­те­ра. Не­дав­но про­чита­ла его прек­расную кни­гу «Жизнь и прик­лю­чения ар­тистов БДТ». Там он пи­шет, что Вы бы­ли боль­шим по­чита­телем это­го те­ат­ра. Это так?

– Ко­неч­но.

– Вы мос­квич, а БДТ – те­атр ле­нин­градский, пи­тер­ский...

– Но я бы­вал в Пи­тере, а те­атр при­ез­жал в Мос­кву. Боль­шо­го раз­ры­ва меж­ду Мос­квой и Пи­тером не бы­ло. И я во­об­ще не знаю лю­дей, ко­торые не бы­ли бы пок­лонни­ками это­го те­ат­ра. Очень был хо­роший те­атр, та­лан­тли­вые ак­тё­ры. У ме­ня с ним бы­ли близ­кие от­но­шения.

– Бла­года­ря друж­бе с Ре­цеп­те­ром?

– Да. Я жил у не­го, а он жил в БДТ.

– Пря­мо в те­ат­ре?

– Ну, да. И мы с Лю­бой там у не­го гос­ти­ли. От­ту­да мы хо­дили в гос­ти к Во­лоди­ну, к Го­ге Тов­сто­ного­ву, к Рай­ки­ну.

– Ка­кие спек­такли БДТ Вам осо­бен­но нра­вились?

– Мне все нра­вились. Ко­неч­но, «Го­ре от ума» – с Юр­ским и с Во­лей Ре­цеп­те­ром в ро­ли Чац­ко­го, «Карь­ера Ар­ту­ра Уи», «Ме­щане»...

– Ре­цеп­тер на­писал до­воль­но горь­кую кни­гу. О те­ат­ре он пи­шет как о слож­ном яв­ле­нии – не в жан­ре сла­вос­ло­вия... На­вер­ное, те­атр в ка­ком-то смыс­ле от­ра­жа­ет сос­то­яние об­щес­тва.

– Он от­ра­жа­ет сос­то­яние об­щес­тва боль­ше, чем са­мо об­щес­тво. Кон­цен­три­рован­нее.

– Зна­ете, как я озаг­ла­вила свою ре­цен­зию на кни­гу Ре­цеп­те­ра – «Что на­ша жизнь?». Грус­тная кни­га, и ре­цен­зия по­лучи­лась не ве­селая...

– Те­атр есть те­атр. Там есть вся­кое – горь­кое и ра­дос­тное. Пом­ню к 10-ле­тию «Сов­ре­мен­ни­ка» – там бы­ла вы­пив­ка – Бу­лат на­писал хо­рошую пес­ню.

Премь­ера од­на на хо­ду,
А дру­гая вы­наши­ва­ет­ся,
Всё вре­мя ан­шла­ги... О гос­по­ди, как по­вез­ло!
Ма­шины нас ждут,
Алек­сандр Сер­ге­ич нап­ра­шива­ет­ся.
А мо­жет, не на­до,
Чтоб что-ни­будь про­изош­ло?

– Ма­шины – это ка­кие же? Обыч­ные или чер­ные «ма­руси»?

– Обыч­ные.

– А то ведь уже вез­де чу­дят­ся под­во­хи. Ста­ло быть, речь у Окуд­жа­вы о том, что жизнь вош­ла в ко­лею, что жить ста­ло при­ман­чи­вее и «ве­селее»? Пра­виль­но?

– Ну, да. Речь идёт о нор­маль­ном ус­пе­хе.

– На­ум Мо­исе­евич, пос­ле Ва­шего воз­вра­щения из Мос­квы прош­ло уже мно­го вре­мени. По­ез­дка бы­ла тя­жёлая. Вы при­ходи­ли в се­бя, бо­лели. Сей­час Вы в хо­рошей фор­ме (сту­чу по де­реву). Чем за­нима­етесь? Что пи­шете?

– Статью хо­чу на­писать очень важ­ную. На­зыва­ет­ся «Раз­ру­шение кон­тек­ста». Это бу­дет, ес­ли у ме­ня хва­тит сил её на­писать, боль­шая куль­ту­роло­гичес­кая ра­бота о том, что про­изош­ло с куль­ту­рой, с са­мосоз­на­ни­ем лю­дей. Мо­лодёжь пе­рес­та­ёт по­нимать мно­гие про­из­ве­дения, по­тому что не зна­ет об­ще­го кон­тек­ста куль­ту­ры. Вот я по­пал в де­рев­ню во вре­мя вой­ны – под Рос­то­вом. И там ре­бята ста­ли про­сить: «А ты по­читай нам сти­хи!». Я про­читал им Пуш­ки­на «Я вас лю­бил». А они на­чали сме­ять­ся.

– Пра­виль­но, они вне ли­тера­тур­ной тра­диции. Ре­ак­ция лю­дей, отор­ванных от куль­тур­ной сре­ды.

– Да, они вне тра­диции, и та­кая ре­ак­ция тог­да бы­ла для них ес­тес­твен­ной. Но ког­да лю­ди, жи­вущие как бы в ат­мосфе­ре куль­ту­ры, так ре­аги­ру­ют на ис­кусс­тво, – вот это опас­но.

– Воз­вра­ща­ясь к статье, со­бира­етесь пи­сать ее на рос­сий­ском ма­тери­але?

– В ос­новном, да, но не толь­ко.

– А как Вы уз­на­ете о рос­сий­ских де­лах? От­ку­да зна­ете, что про­ис­хо­дит в Рос­сии? Вы ведь жи­вете в дру­гой стра­не...

– Я всег­да жил Рос­си­ей, ин­те­ресо­вал­ся всем, что там про­ис­хо­дит, да и друзья у ме­ня всег­да там бы­ли. Сей­час, в на­ши дни, лю­ди от­ту­да при­ез­жа­ют, и я там час­то бы­ваю. Я вов­се не так отор­ван. И, во­об­ще, я – че­ловек та­мош­ний.

На фо­то: На­ум КОР­ЖА­ВИН.
Фо­то Алек­сан­дра Марь­ина пуб­ли­ку­ет­ся впер­вые