"Тот, Майор и другие" на сцене театра "Круг"

В на­чале 70-х го­дов 20-го ве­ка ин­сце­ниров­ку этой по­вес­ти пос­та­вил в ле­нин­градском Боль­шом Дра­мати­чес­ком те­ат­ре   Г. Тов­сто­ногов. На­вер­ное, это бы­ла единс­твен­ная пос­та­нов­ка в ре­пер­ту­аре лю­бимо­го и вы­да­юще­гося те­ат­ра, ко­торую я не ви­дела. Ес­ли бы я зна­ла, как по­жалею об этом в мае 2016 го­да, це­лую жизнь спус­тя. Те­перь ма­ло, что мож­но уз­нать о том, как был  сце­ничес­ки пред­став­лен этот  тра­гифарс, рас­кры­ва­ющий ужа­сы вой­ны. Не ви­дела, я, к со­жале­нию, и пос­та­нов­ку  той же по­ры  в те­ат­ре "Сов­ре­мен­ник", где глав­ную роль иг­рал Олег Та­баков.

Вспом­ни­ла я о столь дав­них спек­таклях по это­му сво­еоб­разно­му  про­из­ве­дению ны­неш­ней вес­ной, ког­да уви­дела но­вую его сце­ничес­кую вер­сию ре­жис­се­ра Юрия Ру­бен­чи­ка, хлес­тко и ос­тро, на  гра­ни гро­тес­ка и ре­аль­нос­ти сыг­ранную лю­битель­ской труп­пой   те­ат­ра "Круг" в Бос­то­не.  

 Итак, на сце­не по­весть Иш­тва­на Эр­ке­ня - вен­гра, вы­нуж­денно­го     учас­тни­ка Вто­рой ми­ровой вой­ны. Вен­грия во­ева­ла на сто­роне Гер­ма­нии, и ему не­куда бы­ло деть­ся от все­об­щей во­ин­ской  по­вин­ности. Так че­ловек по­пада­ет в жер­но­ва ис­то­ричес­ких ка­так­лизмов.  

Ору­жие брать ему в ру­ки, по счастью, не приш­лось: он был нап­равлен на тру­довые ра­боты - ук­ладку шпал. За­тем Эр­кень пе­режил еще и  со­вет­ский кон­цла­герь, и  вер­нулся на ро­дину с тра­гичес­ким опы­том, об­ре­тен­ным в во­ен­ной мя­соруб­ке, че­рез ко­торую про­шел.

На пер­вый взгляд рас­ска­зан­ная им ис­то­рия по ду­ху на­поми­на­ет пам­флет­ность прик­лю­чений бра­вого сол­да­та Швей­ка. Но это не так. 

 В юмо­ре Га­шека пре­об­ла­да­ет на­род­ное ве­селье. В иро­нии Эр­ке­ня    выс­ве­чива­ют­ся не­лепость, ав­то­матизм, под­чи­нен­ность,  обол­ва­нива­ющие че­лове­ка. Ми­ровоз­зре­ние пи­сате­ля оп­ре­деля­ет при­над­лежность к мо­дер­нист­ско­му нап­равле­нию, по­лучив­ше­му наз­ва­ние в ис­кусс­тве, - ли­тера­тура  аб­сурда. Гро­тес­кная    де­монс­тра­ция не­лепос­ти и бес­смыс­леннос­ти жиз­ни, по­дан­ная че­рез сво­еоб­разное со­от­но­шение тра­гичес­ко­го и ко­мичес­ко­го без ви­димой ин­три­ги ста­новит­ся в се­реди­не 20-го ве­ка те­мой это­го но­вого  ху­дожес­твен­но­го нап­равле­ния.

 В дра­матур­гии ее глав­ны­ми вы­рази­теля­ми бы­ли ир­ландец Сэ­мю­эл Бек­кет и фран­цуз ру­мын­ско­го про­ис­хожде­ния Эжен И­онес­ко, жив­шие во Фран­ции, и венгр Иш­тван Эр­кень. В по­вес­ти Эр­ке­ня "Тот, Май­ор и дру­гие" от­ра­жение ре­аль­но­го ми­ра выс­тра­ива­ет­ся ха­отич­но  и под­час ало­гич­но. При­чин­но-следс­твен­ные  свя­зи на­руше­ны. Реп­ли­ки од­них пер­со­нажей зву­чат, ос­та­ва­ясь  не­ус­лы­шан­ны­ми дру­гими пер­со­нажа­ми, от­сю­да глу­хая ра­зоб­щенность меж­ду ни­ми. Хо­лод оди­ночес­тва, ду­шев­ная вы­холо­щен­ность, ис­ка­жен­ность ес­тес­твен­ных по­рывов че­лове­ка и ав­то­матизм выз­ва­ны про­тиво­ес­тес­твен­ны­ми ус­ло­ви­ями вой­ны.

 А как пе­редать в те­ат­ре эту двой­ствен­ность в пер­со­нажах:   обык­но­вен­ных за­уряд­ных лю­дей и в то же вре­мя бол­ванчи­ков с за­мороч­ка­ми? Как не в вир­ту­аль­ной, а в те­ат­раль­ной ре­аль­нос­ти   пред­ста­вить их, ока­зав­шихся по ту сто­рону доб­ра и зла? Как ожи­вить сю­жет, из­ло­жен­ный на уров­не курь­еза, ка­рика­туры, буф­фо­нады?

  Юрий Ру­бен­чик об­ра­тил­ся к за­меча­тель­ной  ав­тор­ской ин­сце­ниров­ке с ди­ало­гами, вмес­тивши­ми всю стран­ность по­веде­ния и пос­тупков пер­со­нажей, сде­лав свою ем­кую сце­ничес­кую ре­дак­цию. Под неп­ри­тяза­тель­ную и бес­печно зву­чащую ме­лодию на­род­ной вен­гер­ской пе­сен­ки на­чина­ет­ся дей­ствие - па­радок­саль­ное,   шо­киру­ющее, стран­ное…

Итак, в во вре­мя Вто­рой ми­ровой вой­ны в вен­гер­ское се­ло, в семью бран­дмей­сте­ра Лай­оша То­та при­ез­жа­ет на по­быв­ку Май­ор - ко­ман­дир их сы­на Дю­лы. Лю­бящие ро­дите­ли за­ранее го­товы уб­ла­жать гос­тя в на­деж­де, что он пе­реве­дет сы­на с опас­но­го Вос­точно­го фрон­та в штаб. Но им ни в ка­ком сне, са­мом страш­ном,  не мог­ло  прис­нить­ся, ка­ким ужа­сом ста­нет пре­быва­ние Май­ора в их до­ме…

На ма­лень­кой сце­не Puppet Show Theater в Брук­лай­не бы­товой сю­жет об­ре­тал очер­танья все­лен­ской фан­тасма­гории. Пат­ри­ар­халь­ный    ми­рок вен­гер­ско­го се­ла с со­седя­ми (их при­сутс­твие ощу­тимо, но не ви­димо), с за­бота­ми (упор­ная борь­ба с дур­ным за­пахом сель­ских убор­ных), слу­хами (их с пись­ма­ми раз­но­сит поч­таль­он) ста­новит­ся   кон­трас­том к все­лен­ной, ох­ва­чен­ной  вой­ной, где  гиб­нут  лю­ди. И вес­ти из это­го по­лыха­юще­го ог­нем ми­ра слов­но вы­несе­ны за скоб­ки.  Точ­нее, за ус­та­нов­ленный на сце­не спра­ва проз­рачный эк­ран в ви­де  пря­мо­уголь­ни­ка раз­ме­ром с  дверь. Это сце­ног­ра­фичес­кий компь­ютер­ный  ди­зайн Дов­ле­та Ове­зова. За эк­ра­ном вре­мя от вре­мени    по­яв­ля­ют­ся, под­ми­гивая, пор­тре­ты лишь упо­мина­емых в по­вес­ти пер­со­нажей - ко­роля Вик­то­ра Им­ма­ну­ила или сы­на То­тов Дю­лы и др.… 

Единс­твен­ный пер­со­наж спек­такля, ко­торо­му  был  до­верен рас­сказ о со­быти­ях и по­яв­ле­ние за за­вет­ным эк­ра­ном, это  Поч­таль­он­ша, в по­вес­ти Поч­таль­он. По­меняв пол пер­со­нажа, ре­жис­сер при­дал об­ра­зу чер­ты ку­муш­ки-сплет­ни­цы, и тем са­мым ти­пизи­ровал об­раз. В сон­ной   сель­ской оду­ри, оде­тая в во­ени­зиро­ван­ную уни­фор­му с фу­раж­кой,  Поч­таль­он­ша - по су­ти ма­ри­онет­ка - (Бэ­ла Ос­тровская) ста­новит­ся   вер­ши­телем су­деб. Пись­ма она бес­пардон­но вскры­ва­ет, и в за­виси­мос­ти от со­дер­жа­ния, при­нима­ет ре­шение о дос­тавке. Ко­го-то она жа­ле­ет: пись­ма с пло­хими вес­тя­ми рвет и от­прав­ля­ет в боч­ку с во­дой. Ко­му-то она хо­чет на­солить: пись­ма с хо­роши­ми но­вос­тя­ми не дос­тавля­ет. Она  лю­бит кру­тить­ся у во­рот семьи То­тов, что яв­но  им не по ду­ше, они-то хо­рошо зна­ют ее  нрав… Неж­ным соп­ра­но на вы­сокой во­каль­ной  по­зиции Поч­таль­он­ша, убеж­дая То­тов в сво­ей им пре­дан­ности, со­об­ща­ет о том, что уду­шила ме­шав­шую им со­баку. О зло­де­янии она  го­ворит как о за­уряд­ном жи­тей­ском эпи­зоде, меж­ду де­лом. В са­мом де­ле, ес­ли уби­рать по­мехи, то не лю­дей же при­кан­чи­вать! Все  так прос­то, так не­вин­но, так от­кры­то! И приз­на­ние Поч­таль­он­ши о том, что она ле­чилась у пси­хи­ат­ра, ко­торо­го,  кста­ти, не­нави­дит,  сви­детель­ству­ет о сдви­ге в ее соз­на­нии. За­метим, ар­тис­тка  стре­мит­ся свой пер­со­наж оп­равдать, най­ти мо­тиви­ров­ки ее сом­ни­тель­но доб­рых   по­буж­де­ний. И все-же текст пе­реве­шива­ет в сто­рону ра­зоб­ла­чения     не­дале­кой, чок­ну­той Ду­ки-поч­таль­он­ши, и рас­хожде­ние меж­ду тем,  как этот пер­со­наж ед­ко, са­тири­чес­ки опи­сан ав­то­ром, и как по­дан   оба­ятель­ной ар­тис­ткой, ос­та­ет­ся. По­нятия о доб­ре и зле у Поч­таль­он­ши яв­но пе­репу­таны. И это пер­вое пре­дуп­режде­ние!

А что у дру­гих? Оде­тые в на­ци­ональ­ные вен­гер­ские кос­тю­мы ми­лая лас­ко­вая Ма­риш­ка (Тать­яна Хелд), ее слов­но прог­ло­тив­ший ар­шин  муж бран­дмей­стер Лай­ош Тот (Вла­димир Фе­доров) в гор­де­ливо  на­детом на го­лову шле­ме   по­жар­но­го,  их  меч­та­ющая о же­нихе   юная доч­ка - Аги­ка (в од­ном сос­та­ве Ди­на Ко­нова­лова, в дру­гом -  Ев­ге­ния Ла­ри­оно­ва) встре­ча­ют при­быва­юще­го Май­ора (Да­ни­ил Шу­бин). Улыб­ки ожи­дания зас­ты­ли на их ли­цах. Они уже очень ус­та­ли, го­товясь к встре­че ко­ман­ди­ра сы­на. Толь­ко бы ему уго­дить! Толь­ко бы от­бить дур­ной за­пах убор­ной све­жей хво­ей! Толь­ко бы об­легчить служ­бу Дю­лы…

Май­ор яв­ля­ет­ся, оша­раши­вая всех не­мед­ленно. Уч­ти­во пре­под­не­сен­ный Аги­кой бу­кет он рез­ко от­бра­сыва­ет, при­няв его за гра­нату, и с кри­ком "Ло­жись!" па­да­ет. Ошель­мо­ван­ный во­ен­ны­ми тре­вога­ми и стра­хом по­яв­ле­ния пар­ти­зан, кон­ту­жен­ный Май­ор в ус­ло­ви­ях ми­ра про­дол­жа­ет ав­то­мати­чес­ки вес­ти се­бя как на вой­не. Став­ший при­выч­ным реф­лекс на опас­ность, про­дол­жа­ет ра­ботать и там, где ее нет. И это  про­яв­ле­ние ди­кого не­со­от­ветс­твия по­веде­ния   об­сто­ятель­ствам! А так­же вто­рое пре­дуп­режде­ние о том, что по­рядок ве­щей пос­тавлен с ног на го­лову.    

Из пись­ма Дю­лы ро­дите­лям ста­новит­ся из­вес­тно, что Май­ор, мяг­ко го­воря, с боль­ши­ми стран­ностя­ми. При нем нель­зя ус­тать, за­хотеть спать и  уж, не дай Бог, зев­нуть! По но­чам он не спит, и тре­бу­ет, что­бы дру­гие бодрство­вали. Иног­да ему слы­шит­ся не то, что бы­ло ска­зано. Тог­да он впа­да­ет в ярос­тный гнев. В пос­то­ян­ных прис­ту­пах гне­ва он дер­жит в стра­хе нес­час­тных гос­тепри­им­ных хо­зя­ев…  Бе­седы с ни­ми Май­ор ве­дет в то­не при­быв­ше­го на рас­сле­дова­ние пред­ста­вите­ля во­ен­но-по­лево­го три­буна­ла. Во­ен­ную фор­му и фу­раж­ку  не сни­ма­ет  на от­ды­хе и да­же ночью. По­доз­ри­тель­но, ис­пе­пеляя  взгля­дом  То­та, сто­яще­го пе­ред ним на вы­тяж­ку, он  спра­шива­ет: "По­чему вы смот­ри­те так, как буд­то за мо­ей спи­ной кто-то сто­ит?"   Тот от­ве­ча­ет: "Нет, вам это по­каза­лось..." И что­бы не ка­залось Май­ору то, че­го нет, лю­бящая доч­ка Аги­ка, под­держи­ва­емая  за­бот­ли­вой пре­дуп­ре­дитель­ной вто­рящей же­ной Ма­риш­кой,   ан­гель­ским го­лосом пред­ла­га­ет То­ту над­ви­нуть на гла­за свой  до­чищен­ный до блес­ка зо­лота шлем по­жар­ни­ка.

Доп­рос про­дол­жа­ет­ся:

- Вы зев­ну­ли? Зна­чит, вы хо­тите спать?

Слы­шит­ся от­вет:

- Что вы, что вы! Из то­го, что я зев­нул, вов­се не сле­ду­ет, что я хо­чу спать, ва­ше вы­сокоб­ла­горо­дие…"  

Про­ис­хо­дит взрыв ярос­ти:

- За та­кие сло­ва на фрон­те сле­ду­ет расс­трел! - кри­чит Май­ор, вых­ва­тывая ре­воль­вер.

Тот поч­ти те­ря­ет соз­на­ние. Что он та­кого ска­зал? Вы­яс­ня­ет­ся, Май­ору пос­лы­шалось не "вы­сокоб­ла­горо­дие", а "ско­воро­дие".  И поп­ро­буй до­кажи, что бы­ло ска­зано на са­мом де­ле, ес­ли да­же же­на и доч­ка не уве­рены в пра­воте То­та. Мо­жет то, что пос­лы­шалось Май­ору, и бы­ло

про­из­не­сено? Ведь да­же свя­щен­ни­ку не­дав­но по­каза­лось, что Тот сде­лал и ска­зал что-то не то, на­поми­на­ют Ма­риш­ка и Аги­ка... Об­ви­ня­емый прос­то­душ­но-не­лепый Тот Вла­дими­ра Фе­доро­ва окон­ча­тель­но заг­нан в угол. Бе­лая  ру­баш­ка на нем смя­лась, вы­билась из брюк, во­лосы под шле­мом слип­лись. А тут еще во из­бе­жание  не­допус­ти­мых зев­ков Май­ор зас­тавля­ет его пос­то­ян­но дер­жать во рту ма­лень­кую клиз­мочку. И этот иди­отизм, ко­торо­му нес­час­тный дол­жен под­чи­нять­ся, под­держи­ва­ют, прес­мы­ка­ясь пе­ред Май­ором,  за­пуган­ные же­на и дочь… Гос­по­ди, они ду­ма­ют о бед­ном Дю­ле, что бы они ра­ди не­го ни сде­лали… Две ми­лые кресть­ян­ки в оча­рова­тель­ных на­род­ных мадь­яр­ских одеж­дах (ху­дож­ни­ки по кос­тю­мам Еле­на  Нев­зо­рова и Тать­яна Хелд) пе­рес­та­ют выг­ля­деть со­шед­ши­ми с   лу­боч­ной кар­тинки. Им нуж­но со­об­ра­жать, хит­рить, из­во­рачи­вать­ся!

И хо­тя вся си­ту­ация пред­став­ле­на шар­жи­рова­но, вдруг с обе­зору­жива­ющей ис­крен­ностью и пе­чалью зву­чат сло­ва Ма­риш­ки -  ма­тери о сы­не Дю­ле: ка­ким он всег­да был доб­рым и щед­рым, как ни­ког­да не при­ходил до­мой с пус­ты­ми ру­ками, всег­да что-ни­будь да­рил, те­перь она меч­та­ет об од­ном - толь­ко бы вер­нулся нев­ре­димым…

И оду­рев­ший Май­ор в ис­полне­нии Да­ни­ила Шу­бина так­же вне­зап­но  от­кро­вен­но рас­ска­зыва­ет о том, как  от­вык от днев­но­го све­та, как  ве­лел об­ма­зать на­возом сте­ны и ок­на во­ен­но­го жилья, что­бы из­ба­вить­ся от веч­но­го шу­ма обс­тре­ла, и как те­перь сол­нце сле­пит гла­за…

Так воз­ни­ка­ет под­спуд­но те­ма со­чувс­твия и жа­лос­ти к лю­дям с   ис­ко­вер­канным  соз­на­ни­ем.

Аги­ка, не ве­дая ро­ковых пос­ледс­твий, про­бал­ты­ва­ет­ся Май­ору о том, что иног­да они с ма­мой вы­реза­ют ко­роб­ки для ме­дицин­ских нужд.   Су­ровый мрач­ный Май­ор вне­зап­но ме­ня­ет­ся в ли­це, свет­лея. Он на­шел, на­конец, под­хо­дящее се­бе за­нятие! Он го­тов но­чи нап­ро­лет вы­резать ко­робоч­ки! Ночью все рав­но не спит­ся! А тут в до­ме То­тов, ока­зыва­ет­ся, и кар­тонно­рез­ка име­ет­ся! У Май­ора прос­то ру­ки че­шут­ся взять­ся за де­ло! И с блес­ком су­мас­шес­твия в го­лубых гла­зах, Д. Шу­бин  за­меча­тель­но про­водит сце­ну, в ко­торой его пер­со­наж бук­валь­но очу­мело  пре­да­ет­ся нес­конча­емо­му вы­реза­нию ко­робок. За этим де­лом он ви­дит бу­дущее ми­ра! 

А в это вре­мя ос­таль­ные уже прос­то по­гиба­ют от же­лания спать… Тот  по­тихонь­ку ле­зет под стол, на­де­ясь там ук­рыть­ся, и ока­зыва­ет­ся вновь об­ви­нен Май­ором в том, что на сей раз пы­тал­ся уку­сить его за но­гу. Т. Хелд, пе­реда­вая чувс­тва Ма­риш­ки, под­черки­ва­ет, что ее ге­ро­иня   го­това сте­лить­ся пе­ред Май­ором, нес­мотря на край­нюю сте­пень ус­та­лос­ти.   

Под прес­сом да­вяще­го при­сутс­твия Май­ора все ес­тес­твен­ное, че­лове­чес­кое в каж­дом из дей­ству­ющих лиц пос­те­пен­но слов­но вы­кор­че­выва­ет­ся. Во­шед­шая в воз­раст не­вес­ты Аги­ка (это от­четли­во да­ют по­чувс­тво­вать обе ис­полни­тель­ни­цы), ли­шив­шись сна и от­ды­ха, пе­рес­та­ет ис­пы­тывать рас­пи­ра­ющее ее лю­бов­ное том­ле­ние. В ней гас­нут вспых­нувшие страс­ти. 

Ут­ра­чива­ет здра­вый на­род­ный  смысл в сво­ем бес­пре­кос­ловном под­чи­нении Май­ору жи­вая за­дор­ная Ма­риш­ка. Но са­мое страш­ное про­ис­хо­дит с То­том. В по­вес­ти он не вы­дер­жи­ва­ет и бе­жит из до­ма. В спек­такле за­бира­ет­ся в убор­ную, и ни под ка­ким ви­дом не вы­ходит от­ту­да око­ло су­ток. Не име­ющие воз­можнос­ти ею вос­поль­зо­вать­ся, до­мочад­цы по­пада­ют в не­лов­кую си­ту­ацию. Они сто­ят у де­ревян­ной стен­ки сбо­ку, вход в  убор­ную не­дос­ту­пен.

Май­ор обес­по­ко­ен си­ту­аци­ей и не за­меча­ет за­иг­ры­ваний Аги­ки, слу­чив­шихся не вов­ре­мя. Но для То­та, де­ревен­ская  нуж­да­юща­яся   в  ас­си­неза­торе  убор­ная ста­новит­ся рай­ским убе­жищем, где мож­но по­меч­тать.

 Пос­те­пен­но все об­сто­ятель­ства про­воци­ру­ют ало­гич­ное по­веде­ние пер­со­нажей. Май­ор-псих прев­ра­ща­ет в пси­хов тех, кто ока­зыва­ет­ся с ним ря­дом. Так он упо­мина­ет о том, как, не да­вая сол­да­там спать,  тре­бовал, что­бы они от­ре­зали пу­гови­цы на шта­нах, а по­том при­шива­ли их. Дол­гождан­ное ос­во­бож­де­ние семьи, ка­залось бы, бли­зит­ся  с окон­ча­ни­ем сро­ка по­быв­ки Май­ора. Труд­но по­верить, что он у­ез­жа­ет. Мож­но вздох­нуть… Дол­гие про­воды не бы­ли лиш­ни­ми сле­зами…

Ми­лый, ми­лый дом, из ко­торо­го у­ехал Май­ор! Ми­лый, ми­лый Лай­ош  сно­ва для Ма­риш­ки!

Но как Ужас, в ко­торый не­воз­можно по­верить, про­ис­хо­дит воз­вра­щение Май­ора. Рейс ав­то­буса от­ме­нен, мост взор­ван пар­ти­зана­ми, Май­ор сто­ит на зна­комой ве­ран­де То­тов, рас­плы­ва­ясь в   ши­рокой  улыб­ке, ко­торая  преж­де не по­яв­ля­лась на  его су­ровом ли­це. Он не за­меча­ет, что нес­час­тное се­мей­ство То­тов оце­пене­ло гля­дит на не­го в пол­ном от­ча­янии…  Они боль­ше не мо­гут вы­нес­ти бес­сонные но­чи, муш­тру и ок­ри­ки, про­тиво­ес­тес­твен­ное сос­то­яние, в ко­торое он их вог­нал…

А ему что? Он вновь про­ведет еще три ноч­ки за кар­тонно­рез­кой! Тем бо­лее, что он до­бил­ся от Лай­оша То­та со­ору­жения но­вой кар­то­норез­ки боль­ше­го раз­ме­ра! Ура! Ско­рее нач­нем! Но где она?   Оки­дывая взгля­дом ком­на­ты, Май­ор столь важ­ный для его счастья пред­мет не на­ходит. И тог­да Тот приг­ла­ша­ет Май­ора в сад, но­вая ог­ромная  кар­то­норез­ка там.

 На­до ви­деть ли­ца его жертв, ко­торым вновь не удас­тся спать… Опять бу­дет длить­ся пыт­ка ли­шени­ем сна…  Они уже не мо­гут ду­мать. Фак­ти­чес­ки ма­тери­али­зу­ет­ся од­на из реп­лик Май­ора: "Нас­коль­ко па­губ­но вли­яют на че­лове­ка мыс­ли, я убе­дил­ся на фрон­те". 

Дей­стви­тель­но, без мыс­лей мож­но толь­ко хо­дить в строю, рас­пе­вать гимн, сла­вящий то­тали­тар­ное го­сударс­тво, и со­вер­шать убий­ства…       

За сце­ной (в са­ду) триж­ды раз­да­ет­ся звук, на­поми­на­ющий о гиль­оти­не. И жен­щи­ны слег­ка вздра­гива­ют. В пол­ной ти­шине воз­вра­ща­ет­ся Тот, об­ни­ма­ет Ма­риш­ку и Аги­ку, и они, за­сыпая в   тес­ном объ­ятии, об­ме­нива­ют­ся дву­мя реп­ли­ками.      

Ма­риш­ка: "Ты его на три час­ти раз­ре­зал?"

Тот: " Нет, на че­тыре".

И на ли­цах у всех зас­ты­ва­ет без­мя­теж­ное бла­женс­тво.

Это уже чер­ный юмор.

И не осоз­на­ют они, что на­руши­ли глав­ную хрис­ти­ан­скую за­поведь: "Не убий!"  

Как не по­няла со­де­ян­но­го зла Поч­таль­он­ша, прес­по­кой­но за­душив  со­баку… Она ведь уве­рена, что сде­лала бла­гое де­ло!  Она, рас­по­ряди­тель­ни­ца, не пос­пе­шит со­об­щить им, мир­но спя­щим, что к ним уже при­лете­ло пись­мо о ги­бели Дю­лы.

Они не ду­мали рань­ше, не ду­ма­ют и сей­час. А не ду­ма­ющих мож­но   по­вер­нуть в ка­кую угод­но сто­рону. В сто­рону Гит­ле­ра. Пой­дут при­ветс­тво­вать и мар­ши­ровать. В сто­рону ком­му­низ­ма. Не за­метят, как из­вра­щена ока­залась чис­тая идея. Стад­ность не­сет с со­бой   жес­то­кость и ис­треб­ле­ние. По­лити­ка зас­лу­жива­ет иро­нии. Ам­би­ции   пра­вите­лей  -  са­тиры.  Об­щес­тво - ка­рика­туры. Че­лове­ка как ин­ди­виду­ума чу­довищ­ный по­рядок прев­ра­ща­ет в  жал­кое   изу­родо­ван­ное су­щес­тво. Об этом, по су­ти, на­писал Эр­кень, пред­ста­вив тра­гедию пе­рене­сен­ной в фарс.

Ка­ким за­пасом от­вра­щения и не­навис­ти к вой­не на­пол­не­на гро­тес­кная   по­весть, к ко­торой об­ра­тил­ся для пос­та­нов­ки Юрий Ру­бен­чик!  И ка­кой не­ожи­дан­ный ра­курс от­крыл­ся в под­хо­де к этой тра­гичес­кой те­ме у ав­то­ра! Ко­неч­но, лег­че бы­ло бы ста­вить про­из­ве­дение, где бы­ли бы ге­ро­ика, лю­бовь, го­ре по­тери, свет на­деж­ды… Это все чувс­тва, вы­зыва­ющие от­клик у зри­теля, за­ведо­мо бла­годар­ные, за­ведо­мо  ус­пешные… И зас­лу­жива­ющие его.

Вой­на - это тра­гедия, де­фор­ми­ру­ющая  соз­на­ние… Ар­мей­ская муш­тра, жизнь в пос­то­ян­ной опас­ности, неп­ро­ходя­щий страх,  бес­смыс­ленная бой­ня прев­ра­ща­ет че­лове­ка в обол­ва­нен­но­го  кре­тина. Иш­тван Эр­кень, об­на­жая аб­сурд  вой­ны, по су­ти выс­ту­па­ет как па­цифист.  Убий­ствен­ная иро­ния и ус­мешка ав­то­ра спро­воци­рова­на его болью. Чи­тая эту са­тири­чес­кую по­весть, оце­нива­ешь ин­теллек­ту­аль­ность ее соз­да­теля. Но от­ва­жить­ся пе­ренес­ти по­весть на сце­ничес­кие под­мос­тки - за­ведо­мо ид­ти на риск. Ведь со­дер­жа­ни­ем про­из­ве­дения не об­ласка­ешь зри­теля! Не уте­шишь и не по­весе­лишь… Ав­тор­ский сар­казм слиш­ком го­рек. По­это­му вы­бор Юрия Ру­бен­чи­ка го­ворит о том, что он не стре­мит­ся за­во­евы­вать рас­по­ложе­ние пуб­ли­ки лег­ким пу­тем. Он об­ра­тил­ся к серь­ез­ной  важ­ной те­ме и по су­ти, увы, не­ис­черпан­ной.

Вре­мя дей­ствия в по­вес­ти - 1943-й год. Ны­не - 2016-й. Сколь­ко войн про­изош­ло с тех пор? Вой­ны в ми­ре не прек­ра­ща­ют­ся. Спек­такль, пос­тавлен­ный Юри­ем Ру­бен­чи­ком, выс­тро­ен в не­ук­лонном ра­зоб­ла­чении ка­леча­щего  че­лове­ка уродс­тва вой­ны. Вслед за ав­то­ром    он  ви­дит тра­гичес­кую си­ту­ацию как фарс, и ста­вит в пе­ресе­чении жан­ров, как  тра­гифарс. Все ро­ли сыг­ра­ны пси­холо­гичес­ки обос­но­ван­но и за­ос­трен­но. Де­лать скид­ку на то, что иг­ра­ли неп­ро­фес­си­она­лы, не по­надо­билось. Все учас­тни­ки про­ник­лись ду­хом   это­го про­из­ве­дения, ос­но­ван­но­го на го­речи и сар­казме, жиз­ненной прав­де и хи­мерах. Премь­ера ста­ла ху­дожес­твен­ным дос­ти­жени­ем и ре­жис­се­ра-пос­та­нов­щи­ка,  и  его труп­пы.

Жи­тели Бос­то­на по­лучат воз­можность уви­деть этот спек­такль  те­ат­ра "Круг" осенью. 

_____________________________

На сним­ке - учас­тни­ки спек­такля:

Тать­яна Хелд - Ма­риш­ка, Аги­ка - Ди­на Ко­нова­лова, Поч­таль­он­ша- Бэ­ла Ос­тровская, 

Май­ор - Да­ни­ил Шу­бин, Тот - Вла­димир Фе­доров

Вни­зу:  ре­жис­сер-пос­та­нов­щик Юрий Ру­бен­чик.