СТАРЫЕ РАНЫ

Уцелевшая на войне фотография:
маленькая Циля со своей мамой.

...Лет этак 13 то­му на­зад это бы­ло, а, мо­жет, и боль­ше. Ци­ля, ко­торая бы­ла уве­рена, что во вре­мя вой­ны по­теря­ла всех сво­их близ­ких, наш­ла родс­твен­ни­ков... в Лос-Ан­дже­лесе. Го­дами поз­же, ког­да на­писа­ла свои вос­по­мина­ния о пе­режи­тых кош­ма­рах во­ен­но­го ли­холетья и пос­ла­ла им, те и го­ворят: так это же цен­ней­шие вос­по­мина­ния! Как раз для Фон­да Спил­берга! Фонд этот был ос­но­ван в 1994 го­ду пос­ле за­вер­ше­ния съ­ёмок все­мир­но из­вес­тно­го ки­нофиль­ма Спил­берга «Спи­сок Шин­дле­ра», удос­то­ен­но­го се­ми пре­мий «Ос­кар». С по­мощью Фон­да у сви­дете­лей тра­гедии в Хо­локос­те взя­ты уже де­сят­ки ты­сяч ин­тервью в де­сят­ках стра­нах ми­ра.

Тра­гичес­кая ис­то­рия Ци­ли Дон­ской-То­чиль­ни­ковой дей­стви­тель­но за­ин­те­ресо­вала Спил­берга. Он нап­ра­вил к ней груп­пу ин­тервь­ю­еров. Те всё расс­пра­шива­ли, за­писы­вали, фо­тог­ра­фиро­вали... А по­том на ос­но­ве это­го по­явил­ся ки­нофильм Спил­берга, ко­торый де­монс­три­ровал­ся в раз­ных стра­нах. Как и все про­из­ве­дения это­го вы­да­юще­гося ки­нот­ворца, он не ос­тавлял ни­кого рав­но­душ­ным. Да и не мог. Впро­чем, су­дите са­ми. Вот крат­ко эта ис­то­рия.

Мне бы­ло де­вять лет, ког­да моё детс­тво ка­нуло в веч­ность. Это про­изош­ло 22 и­юня 1941 го­да. Мы с ма­мой и от­цом жи­ли на Ук­ра­ине, в го­роде Воз­не­сен­ске, не­дале­ко от Одес­сы. Мой стар­ший брат Бо­ря за­кан­чи­вал в Ле­нин­гра­де фа­куль­тет жур­на­лис­ти­ки на Мой­ке. К нам час­то при­ез­жа­ла ба­буш­ка Рей­зя с мо­им дво­юрод­ным де­сяти­лет­ним бра­том Пи­неч­кой. Мы очень лю­били друг дру­га. От­дохнув у нас ле­то, ба­буш­ка с Пи­неч­кой у­ез­жа­ли в свой род­ной го­род Вин­ни­цу, где у мо­ей ма­мы бы­ла боль­шая друж­ная род­ня. А я жда­ла с не­тер­пе­ни­ем сле­ду­юще­го ле­та, встре­чи с мо­ей лю­бимой ба­буш­кой и Пи­неч­кой.

Страш­ный день 22 и­юня 1941 го­да мне не за­быть до кон­ца жиз­ни. Ма­ма жда­ла ре­бён­ка. От­ца тут же заб­ра­ли на фронт. Ба­буш­ка с Пи­неч­кой сроч­но вер­ну­лись в Вин­ни­цу. В то ро­ковое вос­кре­сенье за од­ну ночь об­лик го­рода, как и судь­бы лю­дей, не­уз­на­ва­емо из­ме­нил­ся. То там, то здесь сто­яли ске­леты до­мов с зи­яющи­ми окон­ны­ми про­ёма­ми, воз­дух был на­пол­нен удуш­ли­вым за­пахом га­ри и стол­ба­ми ры­жей пы­ли. Бы­ла страш­ная бом­бёжка. Мне ка­залось, что бом­ба обя­затель­но упа­дёт на ме­ня, на ма­му, в шею ко­торой я вце­пилась, си­дя у неё на ко­ленях. Ужа­сали сто­ны ра­неных и кри­ки лю­дей, зо­вущих на по­мощь.

Ут­ром мы с ма­мой уш­ли из го­рода, ко­торый про­вожал нас за­ревом по­жарищ. Ка­залось, что ре­ка Буг то­же го­рела. Мно­го лю­дей с уз­ла­ми, меш­ка­ми и тач­ка­ми шли с на­ми ря­дом. Ма­ма еле дви­галась. Опух­ла от го­лода и нев­згод. Сколь­ко раз она зак­ры­вала ме­ня сво­им те­лом! В од­ной из де­ревень на Ук­ра­ине, близ Кри­вого Ро­га, ку­да мы приш­ли без сил, и где уже ору­дова­ли фа­шис­ты и их прис­пешни­ки, нас спря­тал доб­рый ста­рик-ук­ра­инец Ма­кар. Он вы­вез нас из ок­ру­жения под тру­пами уби­тых в бли­жай­ший лес. Зная, что мы ев­реи, он, рис­куя со­бой, спас нас от не­мину­емой ги­бели.

На до­роге, сре­ди ру­ин и по­жарищ, мы повс­тре­чали жен­щи­ну, мать пя­терых де­тей; стар­шей Юлеч­ке бы­ло пять лет, млад­ше­му Гри­шень­ке – нес­коль­ко ме­сяцев. Де­ти бы­ли раз­де­тые, гряз­ные и го­лод­ные. Са­ма же тё­тя Ма­ня, го­лод­ная, из­ну­рён­ная ходь­бой (они ухо­дили из Мол­да­вии), шла с от­ре­шён­ным ли­цом, по­хожим на мас­ку. Мно­гое за­будет­ся об этой вой­не, но толь­ко не эта до­рога смер­ти и на­деж­ды, не эти де­ти, ко­торым кто-то из иду­щих про­тяги­вал за­валяв­ший­ся су­харик или ку­сочек са­хара.

В За­порожье, ку­да мы, на­конец, приш­ли, бы­ло ещё спо­кой­но. Из­му­чен­ные ходь­бой, гряз­ные и го­лод­ные, мы се­ли на при­вок­заль­ной пло­щади под боль­шим вет­вистым де­ревом. Мост, по ко­торо­му мы пол­ча­са на­зад шли, рас­та­ял в ог­не взры­ва, как буд­то его ни­ког­да и не бы­ло. От страш­но­го гро­хота раз­леглись стек­ла до­мов. Всё ста­ло рвать­ся и го­реть. Нев­да­леке сто­яли под­во­ды с си­дящи­ми на них кол­хозни­ками. Пря­мое по­пада­ние бом­бы, и лю­ди, ве­щи, зем­ля – всё сме­шалось в толь­ко что об­ра­зовав­шей­ся во­рон­ке. Ког­да бом­бёжка на вре­мя утих­ла, те­тя Ма­ня с груд­ным ре­бён­ком на ру­ках от­пра­вилась до­быть хле­ба, ос­та­вив нам сво­их ос­таль­ных де­тей. Вот опять пос­лы­шал­ся шум мо­торов. Не ус­пев опом­нить­ся от пре­дыду­щего пот­ря­сения, мы тес­нее при­жались друг к дру­гу. Слы­шалось би­ение на­ших сер­дец. Бом­ба упа­ла на дом, где бы­ла те­тя Ма­ня с мла­ден­цем. От зда­ния ос­та­лась толь­ко мрач­ная об­го­релая ко­роб­ка. Ещё од­на бом­ба упа­ла так близ­ко, что мне по­каза­лось, буд­то я плы­ву в воз­ду­хе. Ку­выр­ка­лось все...

Оч­нувшись, я уви­дела ле­жащих в оце­пене­нии де­тей и ма­му, за­сыпан­ных пеп­лом. Ря­дом го­рели ма­шины. Стрях­нув с се­бя пе­пел, ма­ма под­ня­лась с влаж­ной зем­ли и, не об­ра­щая вни­мания на обс­трел с пи­киру­ющих са­молё­тов, по­вела нас к вок­за­лу. По­ез­да боль­ше не шли. На­чаль­ник стан­ции, си­дев­ший ещё в ка­бине­те под пор­тре­тами Ле­нина и Ста­лина, в бе­шенс­тве крик­нул ма­ме: «Те­бе, жи­дов­ка, со сво­им вы­вод­ком на­до толь­ко с мос­та в во­ду, а то нем­цы при­дут – те­бе всё рав­но не жить».

Ма­ма ве­лела нам поп­ро­щать­ся друг с дру­гом, но мы не хо­тели уми­рать, и судь­ба нам по­мог­ла. Ма­лень­кая жен­щи­на в чёр­ном выц­ветшем платье крик­ну­ла: «То­ропи­тесь, ми­лень­кие, по­езд при­шёл, на­ше спа­сение!». Ма­ма схва­тила од­ну ма­лыш­ку на ру­ки, дру­гие ис­пу­гались, что она их ос­та­вит, вце­пились креп­ко ей в по­дол, при­гова­ривая: «Не бро­сай нас, мы не хо­тим уми­рать!». Глу­пень­кие, раз­ве та­кая чу­довищ­ная мысль мог­ла прий­ти ма­ме в го­лову? Мы взоб­ра­лись на спа­ситель­ный по­езд, сос­то­ящий из от­кры­тых плат­форм, наг­ру­жен­ных же­лезом. Го­лод­ные ма­лыши зап­ла­кали, но кресть­ян­ка, си­дев­шая с на­ми, от­ло­мила по­лови­ну сво­его ржа­ного све­жевы­печен­но­го хле­ба и от­да­ла нам. Я раз­де­лила всем хлеб по­ров­ну, но ма­ма есть от­ка­залась.

Пер­вый ку­сок я не жуя прог­ло­тила, но пос­ледний ку­сочек бо­ялась сра­зу съ­есть и дол­го-дол­го же­вала, от че­го во рту бы­ло слад­ко, как от са­хара. Сы­тые ма­лыши ус­ну­ли, ста­ла дре­мать и я.

По­езд шёл по без­людным по­лям, по­доб­ным ска­зоч­но­му мёр­тво­му царс­тву, за­кол­до­ван­но­му си­лами ть­мы. Они вновь по­сети­ли нас в ви­де пи­киру­ющих бом­барди­ров­щи­ков, ле­тящих так низ­ко, что мы ви­дели фа­шист­ских лёт­чи­ков.

Ма­ма нак­ры­ла нас плос­ким кус­ком же­леза, под ко­торым бы­ло боль­но и не­удоб­но ле­жать. Гит­ле­ров­цы ста­ли бро­сать бом­бы, ко­торые па­дали с жут­ким свис­том. Вдруг сза­ди раз­да­лись ог­лу­шитель­ный взрыв и не­чело­вечес­кие кри­ки лю­дей. «Хвос­та» по­ез­да – как не бы­вало. А сос­тав про­дол­жал ид­ти даль­ше, по не­обоз­ри­мым ук­ра­ин­ским по­лям. Но вот бом­ба уго­дила в па­ровоз, он пе­ревер­нулся на­бок, по­езд с гро­хотом ос­та­новил­ся, ва­гоны на­лете­ли друг на дру­га, пар оку­тал и их, и па­ровоз, и тех, кто ус­пел спрыг­нуть с по­ез­да.