Этапы длинного пути, часть 3 Гремящие 40-е

Эта­пы длин­но­го пу­ти. Часть 2: По­бед­ный 1945-й год

Пред­став­ляя ме­му­ары сво­его ли­тера­тур­но­го ге­роя,  я вы­нуж­ден ис­поль­зо­вать нес­коль­ко ви­дов ху­дожес­твен­но­го спо­соба пе­реда­чи вос­по­мина­ний, по­тому что че­лове­чес­кая па­мять – это  уди­витель­ная вещь: она очень из­би­ратель­на. При­чем, в раз­ные пе­ри­оды жиз­ни: ран­нее детс­тво, школь­ные го­ды, от­ро­чес­тво, юность и т.д. из­би­ратель­ная спо­соб­ность па­мяти ме­ня­ет­ся, а по­тому поч­ти не­воз­можно вос­создать цель­ную кар­ти­ну вос­по­мина­ний, осо­бен­но  школь­но­го детс­тва.

      Итак, нас­ту­пил  1946. В шко­ле де­ла шли хо­рошо, эк­за­мены сда­ны на «пя­тер­ки», по­луче­на моя пер­вая  «Пох­валь­ная гра­мота». Как про­вес­ти ле­то? Воп­рос ре­шил­ся без проб­лем и нес­коль­ко не­ожи­дан­но для ме­ня.

     В на­чале и­юня при­еха­ла из Вин­ницкой об­ласти стар­шая ма­мина род­ная сес­тра в соп­ро­вож­де­нии сво­его му­жа. При­еха­ла ро­жать: жи­вя в сель­ской мес­тнос­ти, она не хо­тела при­бегать к ус­лу­гам мес­тных аку­шерок, да и воз­раст - око­ло 40лет – не рас­по­лагал к рис­ку. В об­щем, ос­та­нови­лись на ва­ри­ан­те ро­дов в сто­лич­ной кли­нике.

Муж её, дос­та­вив мою тё­тю в Ки­ев, тот­час соб­рался в об­ратную до­рогу: до­ма на хо­зяй­стве ос­та­вал­ся в оди­ночес­тве де­сяти­лет­ний сын. И мне бы­ло пред­ло­жено по­ехать с дя­дей и про­вес­ти ле­то там, в се­ле Цы­булёв, в Вин­ницкой об­ласти.

   Я с вос­торгом при­нял это пред­ло­жение: оно да­вало воз­можность «уви­деть бе­лый свет» Нас­ко­ро соб­равшись, мы, не меш­кая, дви­нулись в путь. У ме­ня ос­та­лись в па­мяти наз­ва­ния стан­ций, где мы де­лали пе­ресад­ки: Фас­тов, По­пель­ня, Ка­затин, Умань.

 Бы­ло впе­чат­ле­ние, что мы пе­ред­ви­гались ис­клю­читель­но при­город­ны­ми по­ез­да­ми. То ли би­летов не бы­ло в кас­сах, то ли мы их не ус­пе­вали по­купать из-за длин­ных оче­редей, но в па­мяти ос­та­лись дол­гие пе­рего­воры, ко­торые дя­дя вел с про­вод­ни­ками ва­гонов, уп­ра­шивая их взять нас к се­бе, так что за двое су­ток, про­веден­ных в до­роге, мы спа­ли толь­ко урыв­ка­ми.

    Что ещё за­пом­ни­лось за вре­мя это­го ма­рафо­на? Со­об­ще­ние о смер­ти Ка­лини­на 3 и­юня. Я знал толь­ко, что он был «все­со­юз­ным ста­рос­той,» со­вер­шенно не пред­став­ляя се­бе его офи­ци­аль­ную дол­жность.

При­быв на ко­неч­ную ж.д. стан­цию на­шего мар­шру­та мы за­вер­ши­ли пу­тешес­твие ез­дой в ав­то­бусе и на те­леге. В об­щем, поль­зо­вались все­ми ви­дами тран­спор­та, кро­ме, раз­ве что, олень­их и со­бачь­их уп­ря­жек.

   Пос­ле бур­ной встре­чи с бра­том на­чалось зна­комс­тво с ок­рес­тнос­тя­ми Цы­буле­ва. Ока­зыва­ет­ся  во вре­мя вой­ны там бы­ли серь­ез­ные бои. Брат во­дил ме­ня по их мес­там. Уже поз­днее я вы­яс­нил, что од­на  из де­сяти круп­ней­ших нас­ту­патель­ных опе­раций Крас­ной Ар­мии в 1944 го­ду ка­кой - то сто­роной за­дела и Цы­булев, и я да­же, ра­зуме­ет­ся, го­раз­до поз­днее,   нат­кнул­ся на упо­мина­ние об этом в статье «Го­рячий снег Цы­буле­ва». Ве­ро­ят­но, наз­ва­ние статьи бы­ло про­дик­то­вано ро­маном   Юрия Бон­да­рева «Го­рячий снег».

   Че­рез не­кото­рое вре­мя дя­дя соб­рался в Ки­ев: тё­тя бла­гопо­луч­но ро­дила доч­ку. Ро­ды бы­ли не лёг­ки­ми, так что став­ка на сто­лич­ную кли­нику оп­равда­лась.

    Мы ос­та­лись «од­ни до­ма». А нуж­но ска­зать, что в 1946 го­ду в Со­вет­ском Со­юзе, в т.ч. на Ук­ра­ине бы­ла жес­то­кая за­суха. И ре­зуль­та­ты сбо­ра уро­жая бы­ли со­от­ветс­тву­ющие. Для срав­не­ния: ва­ловый сбор зер­на в СССР в 1945 го­ду сос­та­вил 25,4 млн. тонн, в 1946 го­ду  толь­ко 21,2 млн. тонн, за­то   в 1947-м 35,7 млн. тонн. А в цар­ской Рос­сии в 1913 го­ду сбор зер­на оце­нивал­ся в 50,5 млн. тонн.

   И, нес­мотря на умень­ше­ние зер­но­вых за­пасов, ста­лин­ский ре­жим ос­та­вал­ся вер­ным сво­ей тра­дици­он­ной по­лити­ке, бе­рущей своё на­чало  ещё в на­чале 30-х го­дов: в пер­вую оче­редь ре­шать внеш­не­поли­тичес­кие обя­затель­ства, да­же в ущерб жиз­ненным ин­те­ресам сво­его на­рода. И ес­ли тог­да, во вре­мена Го­лодо­мора мил­ли­оны тонн зер­на вы­вози­лись за ру­беж для ре­шения проб­лем ин­дус­три­али­зации, то и  1946 го­ду из СССР, во имя про­летар­ско­го ин­терна­ци­она­лиз­ма  бы­ло вы­везе­но 350 ты­сяч тонн зер­на в Ко­ролевс­тво Ру­мыния, в 1947 го­ду — 600 ты­сяч тонн зер­на в  Че­хос­ло вац­кую рес­публи­ку, за эти два го­да Поль­ская рес­публи­ка по­лучи­ла из Со­вет­ско­го Со­юза 900 ты­сяч тонн хле­ба.

А в это же вре­мя в Мол­дав­ской ССР и юж­ных об­ластях РСФСР стре­митель­но рас­простра­нял­ся го­лод, и толь­ко за пер­вое по­луго­дие 1947 го­да офи­ци­аль­но за­регис­три­рова­но 130 слу­ча­ев лю­до­едс­тва,, как в не­доб­рой па­мяти 1933го­ду.

    А как же ре­шал­ся воп­рос вы­жива­ния двух, от­дель­но взя­тых де­тей в этих ус­ло­ви­ях? Очень прос­то: каж­дый из нас, взяв  по кра­юхе  хле­ба на ого­род при­уса­деб­но­го учас­тка, съ­едал её, впри­кус­ку с зе­леным лу­ком, ре­дис­кой и соз­ревши­ми к то вре­мени  огур­ца­ми-дру­гие ово­щи не ус­пе­вали  соз­ре­вать. И нуж­но ска­зать, что при­ехав­шие ро­дите­ли бра­та с но­ворож­дённой об­на­ружи­ли, что мы да­же поп­ра­вились.
   Уже в то ле­то 1946 я в дол­жной ме­ре оце­нил пре­иму­щес­тво лич­но­го под­собно­го хо­зяй­ства, да­же в мас­шта­бе 4-6 со­ток, для вы­жива­ния семьи во вре­мя то­таль­но­го го­лода, и по­это­му, став уже взрос­лым, ни­как не мог по­нять сель­хоз­по­лити­ку са­мого знат­но­го ку­куру­заво­да стра­ны Ни­киты Хру­щёва, ко­торый в на­чале 60-х го­дов объ­явил своё «ноу-хау»: отоб­рать у кресть­ян лич­ные под­собные хо­зяй­ства, что­бы  они не от­вле­кали кол­хозни­ков от учас­тия в бо­лее пло­дот­ворном об­щес­твен­но - по­лез­ном тру­де, ибо толь­ко та­кой вид тру­да мо­жет обес­пе­чивать дос­той­ное про­жива­ние тру­дящих­ся, а для это­го не­об­хо­димо отор­вать   кол­хозни­ков  от воз­ни в кар­ли­ковых хо­зяй­ствах на сво­ём клоч­ке зем­ли, пе­ресе­лив их из кресть­ян­ских изб в бла­го­ус­тро­ен­ное жильё со­ци­алис­ти­чес­ких аг­ро­горо­дов.

Но в 1962 го­ду этот во­люн­та­ризм Хру­щева по­тер­пел  сок­ру­шитель­ное по­раже­ние: це­ны на мя­со-мо­лоч­ные про­дук­ты приш­лось под­нять на 30%, что не из­ба­вило эти про­дук­ты от учас­ти по­пасть в раз­ряд ос­тро­го де­фици­та. Имен­но тог­да бы­ли сде­ланы пер­вые мас­штаб­ные за­куп­ки зер­на в США и в Ка­наде.

О дру­гих нас­толь­ко не­лепых ре­фор­мах Хру­щёва, что они ста­ли пред­ме­том выс­ме­ива­ния в анек­до­тах, рас­ска­жу поз­днее, но со­вер­шенно оче­вид­но, что эти ре­фор­мы бы­ли ре­зуль­та­том мыш­ле­ния ор­то­док­саль­но­го мар­ксис­та, ме­хани­чес­ки внед­ря­юще­го в ре­аль­ную жизнь сов­ре­мен­но­го об­щес­тва соз­данные ещё сто­летие на­зад  ги­поте­тичес­кие схе­мы Мар­ксо­вой фи­лосо­фии.

    Та­ковы бы­ли мои пер­вые впе­чат­ле­ния  от об­щес­твен­но – хо­зяй­ствен­ных уро­ков, по­лучен­ных в ре­зуль­та­те стол­кно­вения с ре­аль­ной жизнью. Бы­ли и дру­гие уро­ки, но о них нем­но­го поз­же, а сей­час вер­немся к жиз­ни в Цы­буле­ве. 

Не бу­дучи уве­рен­ным, что в се­ле удас­тся раз­до­быть ка­кое-ли­бо чти­во, я зах­ва­тил из Ки­ева всю свою до­воль­но скуд­ную на­лич­ность ли­тера­туры, пред­став­ленную «Пет­ром Пер­вым» Алек­сея Тол­сто­го и «Зо­лотым ру­ном» из се­рии «Ми­фы древ­ней Гре­ции».

Как и сле­дова­ло ожи­дать, ни­каких дру­гих книг най­ти не уда­лось, по­это­му всё вре­мя приш­лось эти кни­ги пе­речи­тывать.

Не бу­ду ка­сать­ся тво­рения Алек­сея Тол­сто­го:  его чи­тать бы­ло ин­те­рес­но и. ..толь­ко.   А вот пу­тешес­твие ар­го­нав­тов  не прос­то  зах­ва­тили во­об­ра­жение ре­бен­ка це­ликом и пол­ностью, но и обо­гати­ли его поз­на­ние, зас­та­вили его мно­гое пе­ре­ос­мыслить.

Ста­ло яс­но, что  зо­лотое ру­но - это прос­то шку­ра ба­рана с зо­лоты­ми кру­пин­ка­ми, ко­торая  при­меня­лась в ста­рин­ном спо­собе до­бычи зо­лота в зо­лото­нос­ных ручь­ях; при про­мыв­ке по­роды над шку­рой тя­желые час­ти­цы зо­лота осе­дали в шер­сти.

Это то, что ка­са­ет­ся поз­на­ния.

Но ме­ня нас­толь­ко впе­чат­ли­ли пос­ледние го­ды жиз­ни и са­ма смерть гла­вы ар­го­нав­тов Язо­на, что я этот фраг­мент не толь­ко за­пом­нил на всю жизнь, но и о мно­гом приш­лось за­думать­ся всерь­ёз.

Пос­ле три­ум­фаль­но­го воз­вра­щения с  тро­фе­ем из Кол­хи­ды все ар­го­нав­ты тро­нулись в путь, кто ку­да. Ви­дя, что си­ла и сме­лость ве­ликой дру­жины те­перь уже не при­годят­ся Язо­ну, каж­дый из ар­го­нав­тов спе­шил воз­вра­тить­ся до­мой. На пе­рек­рёс­тке до­рог у ста­рого ду­ба в пос­ледний раз об­ня­лись то­вари­щи и ра­зош­лись од­ни на за­пад, дру­гие на вос­ток, третьи на се­вер, чет­вёртые на юг..

     Ти­хо и мир­но тек­ла жизнь Язо­на в Ко­рин­фе. Но мо­гучий ге­рой не при­вык к та­кой скуч­ной жиз­ни. Горь­ко и тя­жело бы­ло ему на чуж­би­не. Не ве­сели­ли его ни пи­ры, ни охо­ты, ни по­чес­ти во двор­це. День и ночь он раз­ду­мывал о том, что всю свою жизнь он про­жил нап­расно.

В са­мом де­ле, за­чем он ис­кал Зо­лотое Ру­но, пла­вал в Кол­хи­ду, бо­рол­ся с бу­рями и вет­ра­ми, уми­рал от жаж­ды в пус­ты­не и спас­ся от кро­вожад­ных Си­рен? За все эти под­ви­ги и ски­тания судь­ба не пос­ла­ла ему ни­какой наг­ра­ды, и не­чего бы­ло ге­рою ос­та­вить де­тям в нас­ледс­тво.

За­тем на Язо­на об­ру­шились нев­зго­ды и нес­частья: прав­да, при­чиной мно­гих из них был он сам.  Без­ра­дос­тна бы­ла вся его даль­ней­шая жизнь. Ниг­де не на­ходил он се­бе прис­та­нища на­дол­го.

   Од­нажды про­ходил он ми­мо то­го мес­та, где сто­ял вы­тащен­ный на бе­рег ко­рабль «Ар­го», пос­вя­щен­ный ар­го­нав­та­ми бо­гу мо­ря По­сей­до­ну. Язон, обой­дя ко­рабль, при­лёг в те­ни на пе­сок пе­ред са­мой его кор­мой… Ему за­хоте­лось спать… Но ед­ва он зас­нул, как с мо­ря прим­чался шкваль­ный ве­тер. Из рас­ша­тан­ной вет­ром кор­мы ко­раб­ля ВЫ­ПАЛ ТЯ­ЖЁЛЫЙ БРУС с вы­резан­ной на нём го­ловой  бо­гини Афи­ны. Брус упал на Язо­на и убил его..…

На мо­их гла­зах про­ис­хо­дила тра­гедия че­лове­ка, выр­ванно­го из его сре­ды оби­тания, где каж­дый день ожи­дали уже став­шие при­выч­ны­ми для не­го не­лёг­кие ис­пы­тания, а к но­вой жиз­ни он так и не смог прис­по­собить­ся. И эти же мыс­ли, спус­тя поч­ти 80 лет спус­тя, я вло­жил в рас­сужде­ния мо­его ли­тера­тур­но­го ге­роя, в рас­ска­зе «Тет­радь, най­ден­ная а Хо­лоне»  И это был вто­рой урок, ко­торый я из­влёк из от­ды­ха в Цы­булё­ве.

    Да­лее. В том же 1946 го­ду  мне по­дари­ли нас­толь­ную иг­ру «Я знаю, кто изоб­рел». Мне она пон­ра­вилась тем, что в дос­тупной да­же де­тям фор­ме, в ви­де лег­ко за­поми­на­ющих­ся куп­ле­тов – чет­ве­рос­ти­ший из­ла­галась суть от­кры­тии и изоб­ре­тений, сде­лан­ных их ав­то­рами.

Мно­го лет прош­ло с тех пор, и я за­пом­нил толь­ко две пос­ледние строч­ки од­но­го из куп­ле­тов. В двух пер­вых строч­ках речь шла о том, что па­ры ки­пящей в чай­ни­ке во­ды стре­мят­ся сбро­сить крыш­ку с чай­ни­ка, т. е. пар об­ла­да­ет ка­кой-то си­лой, и в двух пос­ле­ду­ющих строч­ках:

                                           Шот­ландец Бен­джа­мин У­айт
                                           Её уси­лил во сто крат.

    Клю­чевым сло­вом здесь ока­залось сло­ва шот­ландец. Оно сыг­ра­ло роль крас­ной тряп­ки для бы­ка, как и то, что в та­ком же ду­хе рас­ска­зыва­лось об изоб­ре­тате­лях па­рово­за  и па­рохо­да: Джор­джа Сте­фен­со­на и Ро­бер­та Фул­то­на, воз­душно­го ша­ра – брать­ев Мон­голь­фьер, ра­дио – Мар­ко­ни, а­эроп­ла­на – брать­ев Райт, и да­же пла­ща из про­рези­нен­ной тка­ни – Чарль­за  Ма­кин­то­ша.

    Я ед­ва ус­пел обо­гатить свои зна­ния этой ин­форма­ци­ей и на­чать её де­монс­три­ровать ок­ру­жа­ющим, как вдруг в цен­траль­ной прес­се по­яви­лись раз­гром­ные статьи в ад­рес этой иг­ры: в них  ут­вер­жда­лось пер­венс­тво рус­ских в са­мых раз­личных об­ластях зна­ний. Не Бес­се­мер, Мар­тен и Си­менс впер­вые раз­ра­бота­ли тех­но­логию про­из­водс­тва ста­ли, а рус­ский Чер­нов; элек­три­чес­кую лам­почку изоб­рел не Эди­сон, а Ло­дыгин; ло­комо­тив от­ца и сы­на Че­репа­новых был соз­дан рань­ше, чем ло­комо­тив Сте­фен­со­на. Те­лег­рафная связь ис­поль­зо­валась в Рос­сии еще до Мор­зе в Аме­рике. А воз­душный шар во­об­ще впер­вые сконс­тру­иро­вал ду­хов­но­го зва­ния че­ловек – подъ­ячий Кря­кут­ный.

 Осо­бен­но дос­та­лось ав­то­рам иг­ры за то,  что они да­же не вспом­ни­ли  о ве­ликом рус­ском са­мород­ке  Ку­либи­не, за­то под­ня­ли на щит  хи­мика Чарль­за Ма­кин­то­ша, изоб­ре­тате­ля пла­ща из неп­ро­мока­емой про­рези­нен­ной тка­ни, а так­же лет­не­го  га­бар­ди­ново­го муж­ско­го паль­то по ти­пу та­кого пла­ща, быв­ше­го в мо­де в се­реди­не XIX ве­ка.

Ме­ня осо­бен­но раз­ве­селил та­кой  пас­саж, т.к. мои поз­на­ния об этом пред­ме­те муж­ской одеж­ды в ту по­ру бы­ли ог­ра­ниче­ны одес­ским анек­до­том:

                         - Жо­ра, я на­шёл ма­кин­тош.
                         - Так не­си его сю­да!
                         - Но в нём фра­ер си­дит..
                         -Так ви­ними его!

Но все это по­каза­лось  сто­рон­ни­кам  рус­ско­го при­ори­тета  не­дос­та­точ­ным — и тог­да да­же пе­ницил­лин был про­воз­гла­шен рус­ским изоб­ре­тени­ем.
 
     И  это бы­ло не прос­то  эмо­ци­ональ­ным пре­уве­личе­ни­ем, оно пе­рерос­ло в  сис­те­мати­чес­кую кам­па­нию, ко­торая дли­лась мно­го лет и при­няла гро­тес­кный ха­рак­тер, пос­коль­ку поч­ти лю­бое изоб­ре­тение, от ве­лоси­педа до са­моле­та, объ­яв­ля­лось те­перь де­тищем рус­ских та­лан­тов; для это­го бы­ли хо­роши лю­бые средс­тва.

    Пер­вы­ми объ­ек­та­ми на­падок ста­ли ли­тера­тура, ки­нема­тог­раф, те­атр, то есть те сфе­ры куль­ту­ры, ко­торые бы­ли на­ибо­лее дос­тупны ши­роким на­род­ным мас­сам. Ра­нее мы уже упо­мина­ли о язы­ковой ре­фор­ме в об­ласти спор­тивной тер­ми­ноло­гии; о том, как при­ходи­лось пе­рес­тра­ивать­ся спор­тивным ком­мента­торам Ва­диму Си­няв­ско­му и Ни­колаю Озе­рову.

 Дру­гим нап­равле­ни­ем раз­ви­тия все­ох­ва­тыва­ющей про­паган­дист­ской кам­па­нии бы­ло раз­ду­вание на­ци­она­лис­ти­чес­ких нас­тро­ений, при­чем этот ас­пект иде­оло­гичес­ко­го нас­тупле­ния от­ли­чал­ся осо­бен­ным ожес­то­чени­ем.

   Проб­ле­ма вос­хо­дит еще к пе­ри­оду до 1944 г. По су­ти, она яв­ля­лась от­ра­жени­ем стра­ха, рас­простра­нив­ше­гося в то вре­мя в со­вет­ском ру­ководс­тве, что во­ины, ко­торые в сос­та­ве Во­ору­жен­ных Сил го­тови­лись пе­рей­ти гра­ницу, дол­жны бы­ли всту­пить в кон­такт с внеш­ним ми­ром. Вид­но, бо­ялись пов­то­рения син­дро­ма де­каб­ристов.

  В но­вой фор­ме те же опа­сения вновь выш­ли на­ружу в на­чав­шемся нас­тупле­нии и на дру­гие от­расли куль­ту­ры. На те­атр по­сыпа­лись уп­ре­ки за пос­та­нов­ку пе­ревод­ных пь­ес, ко­торые-де мог­ли от­ра­вить соз­на­ние граж­дан враж­дебны­ми со­вет­ско­му об­щес­тву иде­ями.
 
   Иде­оло­гичес­кой ду­бин­кой со­вет­ско­го ру­ководс­тва выс­ту­пил А.А. Жда­нов, ко­торый об­ви­нил сна­чала пи­сате­лей, а за­тем и му­зыкан­тов в чрез­мерном прек­ло­нении пе­ред За­падом. Он пус­тил в обо­рот сло­во, ко­торое вско­ре ста­ло упот­реблять­ся как по­зор­ное клей­мо, — «низ­ко­пок­лонс­тво»; им обоз­на­чалось прек­ло­нение и са­мо­уни­чиже­ние пе­ред за­пад­ной куль­ту­рой, ко­торую всю це­ликом оце­нива­ли как «бур­жу­аз­ную», не про­водя раз­ли­чия меж­ду ее прог­рессив­ны­ми и кон­серва­тив­ны­ми нап­равле­ни­ями.

     Бы­ли в этой кам­па­нии и приз­на­ки ан­ти­семи­тиз­ма.  Ос­корби­тель­ной кри­тике был под­вер­гнут фун­да­мен­таль­ный труд уче­ной, ис­то­рика Софьи Аро­нов­ны Фей­ги­ной об ис­то­рии меж­ду­народ­ных от­но­шений Рос­сии с За­падом в эпо­ху Пет­ра Пер­во­го.

     Оце­нивая в обоб­щенном ви­де суть всей этой кам­па­нии,  Г.М.Ма­лен­ков в сво­ем выс­тупле­нии на пер­вом со­веща­нии Ко­мин­форма ут­вер­ждал, что речь идет об «энер­гичной борь­бе» про­тив «бо­лез­ни раб­ско­го от­но­шения ко все­му заг­ра­нич­но­му», ко­торой «бы­ла по­раже­на не­кото­рая не­ус­той­чи­вая часть ин­телли­ген­ции», став­шая лег­кой до­бычей, по его сло­вам, «шпи­он­ских служб». Нес­мотря на не­дав­ний опыт вой­ны, в ко­торой со­вет­ский на­род про­демонс­три­ровал вы­сочай­ший пат­ри­отизм, со­вет­ское ру­ководс­тво бы­ло убеж­де­но, что оно дол­жно всё еще «вос­пи­тывать» на­род в ду­хе пат­ри­отиз­ма; в этом оно ви­дело да­же «ос­новную за­дачу» сво­ей «иде­оло­гичес­кой ра­боты.

   Про­веде­ние этой кам­па­нии свя­зано с име­нем Жда­нова, ко­торый до са­мой смер­ти, нас­ту­пив­шей ле­том 1948 г., был ее глав­ным дей­ству­ющим ли­цом. В опи­сани­ях  жиз­ни  со­вет­ско­го об­щес­тва  это­го пе­ри­ода упо­мяну­тая  кам­па­ния обыч­но фи­гури­ру­ет под наз­ва­ни­ем «жда­нов­щи­на».

   И здесь очень умес­тно вспом­нить один фраг­мент из ис­то­рии Рос­сии, имев­ший сто­лет­нюю дав­ность до опи­сыва­емых со­бытий. В 1840-х го­дах братья Ни­колай и Иван Жда­но-вы изоб­ре­ли осо­бый де­зин­фи­циру­ющий сос­тав, и имя брать­ев прог­ре­мело на всю Рос­сий­скую им­пе­рию: жда­нов­ская жид­кость.

Жид­кость об­ла­дала тем дос­то­инс­твом, что прев­ра­щала злов­редный воз­дух в здо­ровый, рас­простра­няя за­пах дре­вес­ной кис­ло­ты.

«Бо­евое кре­щение» этот рас­твор про­шел во вре­мя Крым­ской вой­ны в 1854 - 1855 го­дах. Хи­рург Ни­колай Пи­рогов в «Се­вас­то­поль­ских вос­по­мина­ни­ях и пись­мах», го­воря об ока­зании по­мощи тя­жело­ране­ным, со­об­щал:

      «Ред­ко кто про­живал здесь сут­ки; боль­шею час­тию че­рез час, че­рез два изу­родо­ван­ный за­щит­ник Се­вас­то­поля от­да­вал Бо­гу ду­шу... Толь­ко ког­да мож­но бы­ло от­во­рять ок­на и ког­да при­везе­на бы­ла из Пе­тер­бурга жда­нов­ская жид­кость , воз­дух сде­лал­ся снос­нее и ста­ли яв­лять­ся слу­чаи ес­ли не выз­до­ров­ле­ния, то по край­ней ме­ре воз­можнос­ти про­из­вести опе­рацию...».

Упо­мина­ет­ся жид­кость и в про­из­ве­дени­ях Л. Н. Тол­сто­го и Ф. М. Дос­то­ев­ско­го.

    На­вер­ня­ка Жда­нов был нас­лы­шан об этом фе­номе­не, что да­вало ему ос­но­вание счи­тать се­бя чуть ли не свя­той мес­си­ей, «се­ющей ра­зум­ное, доб­рое, веч­ное». Ещё бы: сво­ей кри­тикой, ко­торую он счи­тал  столь же по­лез­ной для об­щес­тва, как и при­мене­ние жда­нов­ской жид­кости, он  «прев­ра­щал злов­редный воз­дух в здо­ровый».

     Но  под­линным вдох­но­вите­лем и ру­ково­дите­лем  этой кам­па­нии был Ста­лин; Жда­нов же в ту эпо­ху был ру­пором его идей и на­ибо­лее до­верен­ным ли­цом, пра­вой ру­кой Ста­лина в де­ле ру­ководс­тва пар­ти­ей. Ста­лин рас­це­нил ожив­ле­ние куль­тур­ной жиз­ни как чре­ватое по­яв­ле­ни­ем кри­тичес­кой мыс­ли: хо­тя вождь час­то от­сутс­тво­вал на за­седа­ни­ях выс­ших ор­га­нов уп­равле­ния стра­ной, он в то же вре­мя на­ходил воз­можность приг­ла­сить к се­бе в Кремль то­го или ино­го пи­сате­ля или ки­норе­жис­се­ра, что­бы выс­ка­зать ему свое мне­ние о кни­ге или филь­ме.

Та­ким об­ра­зом, про­паган­дист­ская кам­па­ния бы­ла на­чата по его лич­но­му ука­занию. Жда­нов  же  прив­нес в нее мен­тор­ский тон по­уче­ний ( Илья Эрен­бург в сво­их ме­му­арах вспо­мина­ет, как Жда­нов, приг­ла­сив к се­бе на бе­седу Шос­та­кови­ча, Про­кофь­ева и дру­гих ком­по­зито­ров, учил их, как ис­поль­зо­вать на­род­ные ме­лодии в сво­ём твор­чес­тве, де­монс­три­руя это сво­ей иг­рой на фор­тепь­яно),вуль­гар­ность и рез­кость вы­раже­ний.

Его ре­чи не бы­ли лишь вы­раже­ни­ем лич­но­го мне­ния; в от­дель­ных на­ибо­лее важ­ных слу­ча­ях его оцен­ки под­твержда­лись спе­ци­аль­ны­ми пар­тий­ны­ми пос­та­нов­ле­ни­ями.

К зло­вещей ро­ли Жда­нова в пог­ро­ме, учи­нён­ном над со­вет­ской куль­ту­рой, мы вер­немся
поз­днее: есть ещё не­об­хо­димость о мно­гом ска­зать.

     Сле­ду­ющая ми­зан­сце­на. Я уже в треть­ем клас­се Осень  1946 го­да  Воз­вра­ща­юсь до­мой из шко­лы, и на уг­лу  ул.  Со­фи­ев­ской и Ми­хай­лов­ско­го пе­ре­ул­ка,  бук­валь­но в двух ша­гах от сво­его до­ма ви­жу груп­пу не­мец­ких сол­дат и офи­цера.

Очень удив­лен, но, на­конец-то, до ме­ня до­ходит, что «сни­ма­ет­ся ки­но». Вер­нее, сни­малась од­на из сцен,  но ми­лицей­ское оцеп­ле­ние уже сня­то, и лю­бопыт­ные ок­ру­жили груп­пу ар­тистов и учас­тни­ков мас­совки.

И ок­рес­тные па­цаны ни­чего бо­лее ум­но­го не при­дума­ли, как за­дирать ар­тиста в ро­ли не­мец­ко­го офи­цера,- а это был звез­да эк­ра­на тех вре­мен Па­вел Ка­доч­ни­ков, иг­ра­ющий со­вет­ско­го раз­ведчи­ка под ли­чиной  обер-лей­те­нан­та  Ген­ри­ха  Эк­керта,- кри­ками: «Фа­шист! Фа­шист!». Ка­доч­ни­кову это ско­ро на­до­ело, и он то­же ни­чего бо­лее ум­но­го не при­думал, как с по­ясом в ру­ках го­нять­ся за бро­сив­ши­мися от не­го врас­сыпную па­цана­ми.

Уже  впос­ледс­твии, уви­дев фильм «Под­виг раз­ведчи­ка» на эк­ра­не, я оп­ре­делил, что ещё од­на сце­на, в ко­торой  Эк­керт про­верял од­но­го из под­поль­щи­ков на «бла­гона­деж­ность», бы­ла от­сня­та то­же не­пода­леку от нас, на Дум­ской  пло­щади, мет­рах в ста от не­дав­ней каз­ни фа­шис­тов.

Мно­гие фра­зы и вы­раже­ния из это­го филь­ма «уш­ли в на­род» и ста­ли афо­риз­ма­ми. Нап­ри­мер, «Ещё нем­но­го тер­пе­ния, и ва­ша ще­тина прев­ра­тит­ся в зо­лото», «У вас про­да­ёт­ся сла­вян­ский шкаф?  и т. д.

   И нес­коль­ко слов о Пав­ле Ка­доч­ни­кове. Не­сом­ненно, он был, вы­ража­ясь сов­ре­мен­ным язы­ком, секс-сим­во­лом в Со­вет­ском Со­юзе тех вре­мен: его фо­тог­ра­фии, вы­пущен­ные мил­ли­он­ны­ми ти­ража­ми, не за­лежи­вались в ки­ос­ках «Со­юз­пе­чати» Его филь­мог­ра­фия нас­чи­тыва­ет 85 ки­норо­лей. Но вер­ши­ной его твор­чес­тва, бе­зус­ловно, был фильм «Под­виг раз­ведчи­ка» Я бы да­же ска­зал, что в этом филь­ме был со­вер­шен под­виг ар­тиста. Ни до это­го филь­ма, ни пос­ле  не­го ар­тист не до­бивал­ся по­доб­но­го ус­пе­ха.

Да­же в на­ибо­лее  ус­пешные для Ка­доч­ни­кова 1947-1948 го­ды, ког­да ар­тист на­ряду с этим филь­мом снял­ся ещё в глав­ных ро­лях в филь­мах « Го­лубые до­роги», «По­весть о нас­то­ящем че­лове­ке» и «Ро­бин­зон Кру­зо», он да­же не приб­ли­зил­ся к преж­не­му ус­пе­ху.     Да и не мог ар­тист с внеш­ностью ра­фини­рован­но­го ин­телли­ген­та вой­ти в об­раз жи­вуще­го на не­оби­та­емом ос­тро­ве оди­ноко­го, неп­ре­рыв­но ве­дуще­го борь­бу за вы­жива­ние  мо­ряка.

       Но как бы то ни бы­ло, я счи­таю нес­пра­вед­ли­выми и ос­корби­тель­ны­ми для ар­тиста сло­ва пи­сате­ля Ми­ха­ила Вел­ле­ра, ко­торы­ми он уже в на­ше вре­мя са­мым бес­це­ремон­ным, впро­чем, при­сущим ему об­ра­зом, оха­рак­те­ризо­вал  Ка­доч­ни­кова в «Под­ви­ге раз­ведчи­ка» как об­ла­дате­ля «виз­гли­вого бабь­его го­лоса» и «чувс­твен­ны­ми ноз­дря­ми ко­ка­инис­та». Нуж­но все-та­ки соб­лю­дать хо­тя бы ми­нимум объ­ек­тивнос­ти и по­рядоч­ности!

   И в том же 1946 го­ду нам, уча­щим­ся треть­их клас­сов, шко­ла ор­га­низо­вала куль­тпо­ход в Фи­лар­мо­нию, зда­ние ко­торой и сей­час рас­по­ложе­но в на­чале Кре­щати­ка и вы­ходит глав­ным фа­садом на пло­щадь, но­сящую в ту по­ру имя Ста­лина. Уже тог­да я ус­лы­шал, что кон­цер­тный зал  фи­лар­мо­нии по акус­ти­ке яв­ля­ет­ся луч­шим в Ук­ра­ине.

На кон­церте ис­полня­лись пес­ни со­вет­ских ком­по­зито­ров. Там я впер­вые ус­лы­шал пес­ню  Бо­риса Мок­ро­усо­ва «Хо­роши вес­ной в са­ду цве­точ­ки..» и сде­лал для се­бя уди­витель­ное от­кры­тие.

   А де­ло бы­ло вот в чем. В ту зи­му Ки­ев был по­лон слу­хами о се­рий­ном мань­яке, ко­торый охо­тил­ся за мо­лоды­ми жен­щи­нами и под­рос­тка­ми. Он под­сте­регал их в тем­ных па­рад­ных и дру­гих,  не ос­ве­щен­ных мес­тах и на­носил уда­ры мо­лот­ком по го­лове. Иног­да уби­вал, иног­да толь­ко ог­лу­шал, но всег­да гра­бил: сни­мал цен­ные ве­щи.

 Сын на­шей двор­ни­чихи, с ко­торым я учил­ся в од­ном клас­се, рас­ска­зывал, что наш учас­тко­вый, как и мно­гие дру­гие сот­рудни­ки МВД, ре­гуляр­но учас­тво­вали в об­ла­вах и пат­ру­лях по все­му го­роду, но без­ре­зуль­тат­но. Так бы­ло всю зи­му, по­том слу­хи прек­ра­тились.  Дол­жно быть, ду­шегу­ба всё-та­ки  из­ло­вили.

    А мое от­кры­тие пос­ле  кон­церта в Фи­лар­мо­нии сос­то­яло в том, что еще рань­ше, до кон­церта я, ока­зыва­ет­ся,  уже слы­шал эту пес­ню, вер­нее,  па­родию на нее, со­чинён­ную по мо­тивам дей­ствий это­го се­рий­но­го мань­яка, и до сих пор пом­ню куп­лет из этой па­родии:

  .                                     Хо­рошо в па­рад­ном с мо­лоточ­ком
                                        Ка­ра­улить жен­щин и де­тей.
.                                       Эх, вый­дешь ве­чероч­ком, стук­нут мо­лоточ­ком,
                                        Сра­зу в жиз­ни ста­нет ве­селей!

И, на­конец, пос­леднее со­бытие 1947го­да - это де­неж­ная ре­фор­ма и от­ме­на про­дук­то­вых кар­то­чек. Тре­бу­ет­ся не­боль­шой  эк­скурс в  ис­то­рию.

    В го­ды  вой­ны боль­шая часть то­варов рас­пре­деля­лась по кар­точкам по фик­си­рован­ным це­нам. Па­рал­лель­но су­щес­тво­вал «чёр­ный ры­нок», где то­вары про­дава­лись и по­купа­лись сво­бод­но, но по вы­соким, спе­куля­тив­ным це­нам. А вот де­неж­ная мас­са за это вре­мя вы­рос­ла в че­тыре ра­за (с 18,4 до 73,9 млрд руб­лей) и яв­но пре­выси­ла пот­ребнос­ти то­варо­обо­рота. К то­му же в обо­рот по­пали фаль­ши­вые со­вет­ские день­ги, ко­торые Гер­ма­ния вы­пус­ка­ла на ок­ку­пиро­ван­ных тер­ри­тори­ях. Из­лишняя де­неж­ная мас­са де­лала не­воз­можной от­ме­ну кар­точной сис­те­мы: от­каз от кар­то­чек при­вёл бы к рез­ко­му рос­ту цен на ос­новные то­вары, и все они ста­ли бы про­давать­ся по це­нам «чёр­но­го рын­ка».

    Пос­ле по­беды в вой­не на­чалась под­го­тов­ка к де­неж­ной ре­фор­ме. Она бы­ла за­дума­на так, что­бы  изъ­ять из обо­рота те зна­читель­ные на­лич­ные де­неж­ные средс­тва, ко­торые за го­ды вой­ны на­копи­ли спе­кулян­ты. Ре­фор­ма пред­по­лага­ла об­мен ста­рых де­нег на но­вые, пе­ре­оцен­ку вкла­дов в сбе­рега­тель­ных кас­сах Гос­банка и от­ме­ну кар­то­чек.

         Под­го­тов­кой ре­фор­мы ру­ково­дил ста­лин­ский нар­ком фи­нан­сов  А.Г. Зве­рев.

И хо­тя под­го­тов­ка к де­неж­ной ре­фор­ме ве­лась в сек­ре­те, од­на­ко осенью 1947 го­да слу­хи о пе­рехо­де на но­вые день­ги всё-та­ки на­чали рас­простра­нять­ся. На­селе­ние от­ре­аги­рова­ло на них скуп­кой зо­лота, дра­гоцен­ностей, ме­бели, мо­тоцик­лов, ков­ров, про­доволь­ствен­ных то­варов с дли­тель­ны­ми сро­ками хра­нения (шо­колад, кон­сервы, коп­чё­ные кол­ба­сы…), вод­ку и дру­гие спир­тные на­пит­ки и т. п.

     Об­мен де­нег на но­вые был про­ведён в те­чение од­ной не­дели в де­каб­ре 1947 го­да. Од­новре­мен­но бы­ла от­ме­нена кар­точная сис­те­ма рас­пре­деле­ния про­доволь­ствен­ных и про­мыш­ленных то­варов. Ма­гази­ны ста­ли тор­го­вать по еди­ным роз­ничным го­сударс­твен­ным це­нам, ус­та­нов­ленным на ба­зе су­щес­тво­вав­ших пай­ко­вых цен. Это не­мед­ленно ска­залось на рос­те то­варо­обо­рота и бла­госос­то­яния на­селе­ния.

Об­мен про­водил­ся в со­от­но­шении де­сять ста­рых руб­лей к од­но­му но­вому, то есть с де­номи­наци­ей. Вкла­ды в сбер­кассах раз­ме­ром до 3000 руб­лей пе­ре­оце­нива­лись один к од­но­му, сум­мы свы­ше 3000 — три к двум. Сум­мы на вкла­де свы­ше 10 000 руб­лей пе­ре­оце­нива­ли два к од­но­му.

      Раз­мер за­работ­ной пла­ты ра­бочих и слу­жащих, до­ходы кресть­ян от го­сударс­твен­ных за­гото­вок и дру­гие тру­довые до­ходы в но­вых день­гах не из­ме­нились. То есть фак­ти­чес­ки до­ходы граж­дан бы­ли уве­личе­ны в 10 раз.

    Де­неж­ная ре­фор­ма уда­рила по тем, кто дер­жал день­ги в «ку­быш­ках», — в пер­вую оче­редь по спе­кулян­там. Силь­но пос­тра­дали и кресть­яне, про­давав­шие в го­ды вой­ны про­дук­цию лич­ных под­собных хо­зяй­ств на рын­ках по вы­соким це­нам и хра­нив­шие вы­руч­ку до­ма.

   Ин­те­рес­ны­ми бы­ли до­ходив­ши­ми до све­дения ши­роких на­род­ных масс  слу­хи о том, как был ус­та­нов­лен курс руб­ля по от­но­шению к инос­тран­ным ва­лютам. Ког­да нар­комфин Зве­рев пред­ста­вил вож­дю этот спи­сок, раз­ра­ботан­ный эк­спер­та­ми в об­ласти фи­нан­сов, а в этом спис­ке дол­лар при­рав­ни­вал­ся 14 руб­лям, Ста­лин,  ак­ку­рат­но за­чер­кнув еди­нич­ку, об­вел круж­ком циф­ру «4», ска­зав при этом: «Хва­тит им и это­го» Мо­жет быть, это прос­то оче­ред­ная ле­ген­да, кто зна­ет…

  За­коном  яв­ля­ет­ся лишь тот факт, что при от­сутс­твии глас­ности, не­дос­та­ток ин­форми­рован­ности об­щес­тва – а в ус­ло­ви­ях ав­то­ритар­но­го ре­жима влас­ти ни­ког­да не стре­мят­ся к проз­рачнос­ти от­но­шений с на­родом – пос­то­ян­но по­рож­да­ет тот ва­ку­ум, ко­торый с ус­пе­хом за­пол­ня­ет­ся слу­хами. И это яв­ле­ние всег­да соп­ро­вож­да­ло и со­вет­ское и рос­сий­ское об­щес­тво. Как го­ворят фран­цу­зы: C'est la vie!(Се ля ви!)  - Та­кова жизнь! Ни­чего не по­дела­ешь..

   Но… вер­немся к ре­фор­ме. В це­лом же ре­фор­ма 1947 го­да оце­нива­ет­ся как ус­пешная..

    Но бы­ли и тра­гедии ни в чем не по­вин­ных лю­дей. Я за­пом­нил один слу­чай, ус­лы­шан­ный от ко­го-то из  взрос­лых.

Об­мен де­нег, как бы­ло упо­мяну­то вы­ше, про­ис­хо­дил в те­чение все­го од­ной де­кабрь­ской не­дели. Так вот, на ис­хо­де этой не­дели, уже пос­ле окон­ча­ния ра­боче­го дня, в опе­раци­он­ный зал Цен­траль­ной го­род­ской сбер­кассы вбе­жал ста­рик с сак­во­яжем в ру­ках. Все окош­ки уже бы­ли зак­ры­ты, об­мен де­нег был прек­ра­щён.

Ока­зыва­ет­ся, этот ста­рик, про­живая  в ка­кой-то бо­гом за­бытой глу­хома­ни, про­дал свой дом, не ве­дая о гря­дущей ре­фор­ме,  и по­ехал по­ез­дом на Ук­ра­ину, рас­счи­тывая там ку­пить жильё. Ста­рик боль­ше не­дели про­вел в пу­ти, про­пус­тил все сро­ки об­ме­на де­нег и лишь при­ехав в Ки­ев, уз­нал обо всем про­изо­шед­шем. Он был в от­ча­янии, но ник­то ему  уже не мог по­мочь.

 От­но­шение же прос­то­го  на­рода к от­ме­не кар­то­чек очень тро­гатель­но опи­сал  по­эт Сер­гей Ви­кулов в сти­хот­во­рении «Что те­бе ку­пить?» Вот его сю­жет.

На вто­рой день пос­ле от­ме­ны кар­то­чек на хлеб быв­ший фрон­то­вик при­вел сво­его вось­ми­лет­не­го сы­на в ма­газин и спра­шива­ет его: «Что те­бе ку­пить?» И тут ин­те­рес­ный ди­алог:    - Так что те­бе ку­пить?

- Хле­ба..

-Да хле­ба я уже ку­пил, Вот две бу­хан­ки!

- Возь­ми ещё од­ну...

- Возь­му, возь­му. Но мож­но ведь ещё  ку­пить и пря­ники, кон­фе­ты.

- Хле­ба…

- Да слы­шал я уже. А мо­жет буб­ли­ки ты хо­чешь?

- Хле­ба,- ска­зал сын в  тре­тий раз и за­ревел.

И по­эт за­кан­чи­ва­ет сти­хот­во­рение сло­вами:

                                   С тех пор жи­вет в ду­ше мо­ей за­бота,
.                                 ког­да нас­ту­пит вре­мя об­мо­лота…
.                                  Я вспо­минаю:
.                                  Хле­ба!.. Хле­ба! Хле­ба! —
.                                  сы­ноч­ка прось­бу
.                                 в праз­днич­ный тот день.

    Вот та­кое же тре­пет­ное от­но­шение к хле­бу бы­ло у по­дав­ля­юще­го боль­шинс­тва на­селе­ния, пе­режив­ше­го вой­ну, в том чис­ле, и у мо­их ро­вес­ни­ков. Так что Сер­гей Ви­кулов опи­сывал ре­аль­ность, а не ху­дожес­твен­ный вы­мысел.

И тут впо­ру вспом­нить от­но­шение к хле­бу у пе­режив­ших бло­каду Ле­нин­гра­да. Да и при­меры из клас­си­ки, нап­ри­мер, рас­сказ Дже­ка Лон­до­на «Лю­бовь к жиз­ни» то­же до­воль­ны крас­но­речи­вы.

 Но, к со­жале­нию, в семье не без уро­да. И очень ско­ро эти урод­ли­вые яв­ле­ния ста­ли нас­толь­ко оче­вид­ны­ми, что влас­ти бы­ли вы­нуж­де­ны вес­ти в дей­ствие «Ас­сорти­мен­тный ми­нимум на ос­новные про­дук­ты», в т.ч. и на хлеб, про­дажа ко­торо­го в од­ни ру­ки бы­ла ог­ра­ниче­на дву­мя ки­лог­рамма­ми.

А что еще ос­та­валось де­лать, ес­ли сель­ские жи­тели за­купа­ли хлеб меш­ка­ми, что­бы кор­мить до­маш­ний скот.

 Да и го­рожа­не не от­ста­вали. Од­нажды я сво­ими уша­ми, стоя в оче­реди, ожи­да­ющей при­воза хле­ба, слы­шал, как од­на жен­щи­на, оче­вид­но из ки­ев­ских при­горо­дов, гром­ко воз­му­щалась тем, что дол­го не при­возят хлеб: «В ме­не ще свинi не кор­мленi»..

  Но вер­немся к де­неж­ной ре­фор­ме. Как из­вес­тно, раз­менная мо­нета де­номи­нации не под­верга­лась: её курс ос­та­вал­ся преж­ним, что очень пон­ра­вилось па­цанам, мно­гие из ко­торых име­ли ко­пил­ки, в ко­торые го­дами со­бира­ли мел­кие мо­неты. В од­но­часье мы все ста­ли бо­гаты­ми, как Крез. И на­чали ши­ковать: мо­роже­ное, вы­печ­ка, ли­монад. Сло­вом, от­ве­ли ду­шу. Прав­да, дол­го это не про­дол­жа­лось: за­пасы «ва­люты» бы­ли ог­ра­ниче­ны.

    А что ос­та­лось в па­мяти из со­бытий 1948го­да?

Преж­де все­го, не сов­сем обыч­ная встре­ча Но­вого го­да. Де­ло в том, что ро­дите­ли в кон­це де­каб­ря у­еха­ли на нес­коль­ко дней в Во­ронеж­скую об­ласть по приг­ла­шению па­пино­го од­но­пол­ча­нина, ос­та­вив на хо­зяй­стве стар­шую сес­тру и ме­ня. Сес­тра уже бы­ло сту­ден­ткой пер­во­го кур­са, а я – уче­ник 4-го клас­са.

В те го­ды мо­лодёжь от­ме­чала праз­дни­ки, со­бира­ясь у ко­го-ни­будь на квар­ти­ре, и ор­га­низуя уго­щение ме­тодом т.н. склад­чи­ны, т.е. все вкла­дыва­ли оп­ре­делен­ную сум­му де­нег в об­щий фонд. Очень час­то эти склад­чи­ны бы­ли в на­ших ком­на­тах: мы жи­ли в цен­тре го­рода и у нас был па­тефон с тро­фей­ны­ми плас­тинка­ми.

Так на­меча­лось и в этот год, но не по­лучи­лось по ря­ду при­чин, од­ной из ко­торых бы­ло то, что при­ятель сес­тры, кур­сант ар­тилле­рий­ско­го учи­лища, с ко­торым она дру­жила, был наз­на­чен в ноч­ной пат­руль и по­тому не по­лучил уволь­ни­тель­ную.

Сес­тра по­это­му на­мере­валась пой­ти на но­вогод­ний ве­чер в ин­сти­тут. Пер­спек­ти­ва ос­тать­ся од­но­му мне яв­но приш­лась не по вку­су, и я не от­пускал её. Пом­ню, что мы раз­ру­гались, и си­дели в раз­ных ком­на­тах, я чи­тал тол­стен­ный том «Дон Ки­хота», сес­тра что-то кон­спек­ти­рова­ла.

И тут заз­во­нил наш двер­ной зво­нок. Я го­ворю «наш», и по­тому нуж­но кое-что по­яс­нить из бы­та ком­му­наль­ной квар­ти­ры, в ко­торой про­жива­ло шесть се­мей.

Вви­ду чрез­вы­чай­ной «спло­чен­ности» на­шего «друж­но­го» кол­лекти­ва, что­бы из­бе­жать об­ви­нений в же­лании быть зах­ре­бет­ни­ком, в квар­ти­ре бы­ло шесть ав­то­ном­ных сис­тем элек- трос­набже­ния (за во­ду и газ пла­та взи­малась по­душ­но, с че­лове­ка, по­это­му проб­лем в оп­ла­те не воз­ни­кало): 6 счёт­чи­ков, по 6 двер­ных звон­ков, по 6 лам­по­чек в ко­ридо­ре, ван­ной, ту­але­те и кух­не. Вот та­ким об­ра­зои лам­почки и вык­лю­чате­ли ес­тес­твен­но  рас­по­лага­лись в ви­де вер­ти­каль­ной гир­лянды в мес­тах об­ще­го поль­зо­вания. И ес­ли в ван­ной и ту­але­те го­рела од­на лам­почка, по оп­ре­деле­нию, то в кух­не и в ко­ридо­ре не ред­ко вспы­хива­ла ил­лю­мина­ция из шес­ти све­тиль­ни­ков: каж­дый из со­седей, идя в эти мес­та, счи­тал сво­им свя­тым дол­гом под­чер­кнуть, что он не зах­ре­бет­ник.

И срав­ни­вая нра­вы на­шей ком­му­нал­ки и опи­сан­ной в  «Зо­лотом те­лён­ке» нра­вы «Во­ронь­ей сло­бод­ки», дол­жен приз­нать, что хо­тя в «сло­бод­ке» и прак­ти­кова­лись те­лес­ные на­каза­ния за на­руше­ние пра­вил сов­мес­тно­го про­жива­ния, но по час­ти ли­цеме­рия и хан­жес­тва на­ша квар­ти­ра мог­ла  ей дать сто оч­ков фо­ры.

Но мы, ка­жет­ся, в оче­ред­ной раз от­влек­лись от ос­новной те­мы.

…Итак, где-то в на­чале  две­над­ца­того проз­ву­чал наш двер­ной зво­нок. Сес­тра мет­ну­лась к  две­рям, ка­кой – не­понят­ный шум в ко­ридо­ре и в ком­на­ту вва­лилась эта «слад­кая па­роч­ка»: ока­зыва­ет­ся, дру­гу сес­тры из­ме­нили вре­мя пат­ру­лиро­вания на бо­лее ран­ние ча­сы, и он, по­лучив уволь­ни­тель­ную и идя до­мой, на вся­кий слу­чай  зас­ко­чил к нам. И очень кста­ти. Мо­лодые лю­ди сра­зу по­бежа­ли в бли­жай­ший «Гас­тро­ном» на Кре­щати­ке, нап­ро­тив зда­ния тог­дашне­го Глав­почтам­та за по­куп­ка­ми, и мы ус­пе­ли нак­рыть стол к по­луно­чи. Встре­ча Но­вого го­да по­лучи­лась ве­лико­леп­ной для всех. И сес­тра и её друг бла­года­рили ме­ня: ведь это бла­года­ря мо­ей «вред­ности» все по­лучи­лось так, как по­лучи­лось.

От­ве­дав вкус­ных ве­щей, я по­шёл спать с чувс­твом ис­полнен­но­го дол­га, удов­летво­рён­ный наг­ра­дой за это, а мо­лодые лю­ди под па­тефон тан­це­вали до ут­ра.

…Че­рез не­делю вер­ну­лись ро­дите­ли из сво­его во­яжа в Во­ронеж – на­писал эту фра­зу в та­кой фор­ме, по­тому что в па­мяти за­села фра­за: «Ког­да я во­яжи­ровал из Чер­ни­гова в Во­ронеж..» из «Шель­мен­ко – ден­щи­ка», - я очень это­му об­ра­довал­ся и бук­валь­но не от­хо­дил от ма­мы. Она ска­зала; «В чём де­ло? Па­пы не бы­ло до­ма 4 го­да, а ме­ня все­го не­делю.»

И тут я вы­дал свой оче­ред­ной «афо­ризм»: «Ко­неч­но, без па­пы не очень хо­рошо, но без ма­мы - прос­то пло­хо!»

… В на­чале мар­та к нам при­еха­ла из Грод­нен­ской об­ласти ма­мина млад­шая сес­тра: пос­ле­во­ен­ный бэ­би-бум про­дол­жался и те­перь нас­ту­пила её оче­редь ро­жать, а где же ро­жать, как не в сто­лич­ной кли­нике, ес­ли, ко­неч­но, есть та­кая воз­можность.

 И пря­мо на 8-е Мар­та она ро­дила де­воч­ку. Мне это за­пом­ни­лось по той при­чине, что де­воч­ка бы­ла очень сла­бень­кой, и я каж­дый ве­чер бе­гал на 5-й этаж на­шего подъ­ез­да, где жи­ла дет­ский врач, ма­ма школь­ной под­ру­ги сес­тры. И про­сил её зай­ти к нам пос­мотреть ма­лыш­ку.

Все обош­лось, и ма­маша с доч­кой ско­ро у­еха­ли к се­бе.

     Из ле­топи­си даль­ней­ших со­бытий 1948 го­да в па­мяти за­печат­ли­лись толь­ко фут­боль­ные де­ла.

Во-пер­вых, ко­ман­да дуб­ле­ров ки­ев­ско­го «Ди­намо» сво­ей уве­рен­ной иг­рой соз­да­ла все пред­по­сыл­ки для то­го, что­бы уже в сле­ду­ющем го­ду за­нять пер­вое мес­то сре­ди дуб­ли­ру­ющих сос­та­вов выс­шей ли­ги.

 «Наш дубль», как лю­бов­но на­зыва­ли его ки­ев­ля­не, был, по сви­детель­ству мес­тной спор­тивной пе­чати, по си­ле рав­ным ос­новно­му сос­та­ву не­кото­рых фут­боль­ных ко­манд выс­шей ли­ги.

Не ду­маю, что это бы­ла объ­ек­тивная оцен­ка, по­тому что ос­новной  сос­тав ки­ев­ско­го «Ди­намо» в том же го­ду с тру­дом за­нял де­сятое мес­то из че­тыр­надца­ти.

Но от­но­шение ки­ев­ских бо­лель­щи­ков к мат­чам дуб­ле­ров го­вори­ло о мно­гом: мат­чи дуб­ле­ров со­бира­ли боль­ше зри­телей,  чем мат­чи ос­новно­го сос­та­ва.

Нуж­но ска­зать, что имен­но в этом го­ду я стал ре­гуляр­но по­сещать мат­чи фут­боль­но­го чем­пи­она­та, ко­торые про­води­лись на ста­ди­оне «Ди­намо», бла­го, рас­по­ложен он был в 15-20 ми­нутах не­тороп­ли­вой ходь­бы от на­шего до­ма. День­ги на би­лет бы­ли да­леко не всег­да, по­это­му час­то при­ходи­лось при­бегать к не­замыс­ло­вато­му ко­ду дей­ствий: «Ста­ди­он «Ди­намо» - че­рез за­бор и та­ма!» Иног­да, прав­да, это кон­ча­лось за­пач­канной, ес­ли не пор­ванной одеж­дой.

     Не­об­хо­димо  вспом­нить ещё один эпи­зод, свя­зан­ный с фут­бо­лом. Ле­том это­го же го­да к нам в гос­ти из Мос­квы при­еха­ла родс­твен­ни­ца, ро­вес­ни­ца мо­ей сес­тры, сту­ден­тка юр­фа­ка, и ярая бо­лель­щи­ца мос­ков­ской ко­ман­ды ВВС. Она рас­ска­зыва­ла очень мно­го об этой ко­ман­де, хва­лила, как мне за­пом­ни­лось, за­щит­ни­ков Кри­жев­ско­го и Ме­тель­ско­го.

Пом­ню, я с ней схо­дил на матч  Ди­намо-Ло­комо­тив. И да­же за­пом­нил счёт – 3:2 в поль­зу ки­ев­лян.

Пом­ню и то, что впер­вые тог­да ус­лы­шал от неё пес­ню с глу­боко по­разив­ши­ми ме­ня, сла­бо тог­да пред­став­лявше­го се­бе ал­ле­гори­чес­кие об­ра­зы, сло­вами: «По­дари ты мне все звёз­ды и Лу­ну, лю­би ме­ня од­ну...»

Уже поз­днее уз­нал лю­бопыт­ные дан­ные о соз­да­нии этой пес­ни. В 1940 го­ду  скри­пач  Аль­берт Трил­линг из ор­кес­тра Утё­сова на­писал му­зыку на ме­лодию тан­го, ко­торое с ус­пе­хом ис­полни­лось на кон­цертах. И толь­ко в 1947 го­ду по­этес­са На­талья Де­вяши­на по прось­бе пе­вицы Зои Рож­дес­твенской на­писа­ла к этой му­зыке текст под наз­ва­ни­ем «Над за­ливом» или «Под ве­сен­ней лис­твой». Но под­пи­сала по­этес­са свое тво­рение псев­до­нимом Доб­ржанская На­талия. Так что в 1948 го­ду пес­ня бы­ла но­вей­шим шля­гером. По­том о пес­не, к со­жале­нию, за­были на дол­гие го­ды. Та­кая судь­ба..

     И еще од­на ин­три­га все­со­юз­но­го чем­пи­она­та 1948 го­да дер­жа­ла  в нап­ря­жении всех бо­лель­щи­ков стра­ны до са­мого фи­ниша: на­кану­не пос­ледне­го мат­ча с ЦДКА мос­ков­ское »Ди­намо» име­ло пе­ревес на од­но оч­ко и луч­шее со­от­но­шение за­битых и про­пущен­ных мя­чей  ( в те вре­мена под­счи­тыва­лась не раз­ни­ца мя­чей, а со­от­но­шение), сло­вом, ар­мей­цам нуж­на бы­ла толь­ко по­беда.

По свое, нап­ря­жен­ности, сю­жету, на­калу страс­тей матч был дос­то­ин да­же фи­нала чем­пи­она­та ми­ра. Су­дите са­ми.

Пер­вый тайм за ЦДКА – 2:1. В на­чале вто­рого - цен­траль­ный бек ар­мей­цев Ко­чет­ков пос­ле уда­ра ди­намов­ца сре­за­ет мяч в свои во­рота - 2:2. Ни­чей­ный ре­зуль­тат, де­ла­ющий чем­пи­оном «Ди­намо». Ми­нуты идут, матч бли­зит­ся к кон­цу. Ко­чет­ков не на­ходит се­бе по­коя, он в от­ча­янии: по его ви­не ко­ман­да ли­ша­ет­ся по­чет­но­го зва­ния.

Зву­чит гонг: в те го­ды он из­ве­щал, что до кон­ца  мат­ча ос­та­ёт­ся 5 ми­нут. И тут центр за­щиты Ко­чет­ков  ки­нул­ся впе­ред, в ата­ку. Зри­тели, уви­дев это, ду­ма­ют, что он пов­то­ря­ет пос­ту­пок ге­роя филь­ма «Вра­тарь» Ан­то­на Кан­ди­дова, ко­торый мат­че с «Буй­во­лами», от­ра­зив «пе­наль­ти», про­вел мяч че­рез все по­ле и за­бил – та­ки по­бед­ный гол в во­рота про­тив­ни­ка. Но Ко­чет­ков от­дал мяч на ры­вок В. Со­ловь­еву. Силь­ный удар, мяч от­ра­жен штан­гой, воз­ле во­рот «Ди­намо» свал­ка, ста­ди­он на но­гах, н тут Боб­ров… Один он с его лов­костью, с его счасть­ем был спо­собен рва­нуть­ся ту­да, ку­да от­ско­чил мяч, и дос­лать его в во­рога. Чем­пи­он — ЦДКА. Те­перь уже окон­ча­тель­но.

Из соз­вездия гре­мящих 40х вы­делю еще 1949-й год.

Я учил­ся в 5-м клас­се, по – преж­не­му удер­жи­вая ре­пута­цию от­лични­ка, хо­тя это да­валось уже с бОль­шим тру­дом: по­яви­лись но­вые учеб­ные дис­ципли­ны, и по каж­дой дис­ципли­не был свой учи­тель.

И вот од­нажды в класс во вре­мя уро­ка ма­тема­тики вош­ла стар­шая пи­онер­во­жатая шко­лы, о чём – то по­шеп­та­лась с на­шим ма­тема­тиком, Алек­сан­дром Фе­дото­вичем. Учи­тель пос­мотрел на нас и наз­вал мою фа­милию.

- Оде­вай­ся! – ко­рот­ко бро­сил он.

- С ве­щами? - спро­сил я.

- Без!

Я одел­ся: бы­ла зи­ма на дво­ре. Вый­дя в ко­ридор, я уви­дел там груп­пу ре­бят из раз­ных клас­сов. Нас по­вели к вы­ходу, и мы пош­ли по нап­равле­нию к До­му учи­теля, ко­торый рас­по­лагал­ся на пло­щади Ка­лини­на, меж­ду ул. Кос­тель­ной и Кре­щати­ком. Сей­час на этом мес­те рас­по­ложен Дом проф­со­юзов.

По до­роге пи­онер­во­жатая вве­ла нас в курс де­ла: мы пред­став­ля­ли со­бой  де­лега­цию уча­щих­ся на­шей шко­лы № 25, и в на­шу за­дачу вхо­дила по­чет­ная мис­сия приг­ла­сить выс­ту­па­юще­го в это вре­мя в Ки­еве с вос­по­мина­ни­ями о сво­ем бо­евом пу­ти лет­чи­ка Алек­сея Ма­ресь­ева, про­тоти­па ли­тера­тур­но­го ге­роя кни­ги Бо­риса По­лево­го «По­весть о нас­то­ящем че­лове­ке» по­сетить и на­шу шко­лу.

К это­му вре­мени уже был снят и ху­дожес­твен­ный фильм с ар­тистом Ка­доч­ни­ковым в глав­ной ро­ли ,так что лет­чик к это­му вре­мени стал ши­роко из­вестен все­му Со­вет­ско­му Со­юзу и, не­сом­ненно, ку­пал­ся в лу­чах сла­вы.

В дей­стви­тель­нос­ти, он был по­ис­ти­не ле­ген­дарной лич­ностью. Я, пра­во, не знаю, есть ли не­об­хо­димость в из­ло­жении здесь его би­ог­ра­фии: на­ши сов­ре­мен­ни­ки уж точ­но не нуж­да­ют­ся в этой ин­форма­ции, но ведь с тех пор ми­нулр три чет­верти ве­ка,  и сколь­ко их, на­ших сов­ре­мен­ни­ков, ос­та­лось на бе­лом све­те.. А вот «пле­мя мла­дое», « не зна­комое» не толь­ко для нас, но и «не зна­комое» со мно­гими оче­вид­ны­ми фак­та­ми из на­шей ис­то­рии.

     По­это­му есть ре­зон хо­тя бы в двух сло­вах на­пом­нить о под­ви­ге лет­чи­ка.
Свой пер­вый бо­евой вы­лет он со­вер­шил 23 ав­густа 1941 г. в рай­оне Кри­вого Ро­га на Юж­ном фрон­те. Бо­евой счёт лей­те­нант А. П. Ма­ресь­ев от­крыл в на­чале 1942 г. – сбил Ju-52. К кон­цу мар­та 1942 г. на его сче­ту бы­ло 4 сби­тых фа­шист­ских са­молё­та.

 4 ап­ре­ля 1942 г. в воз­душном бою в рай­оне Де­мян­ско­го плац­дарма (Нов­го­род­ская об­ласть) са­молёт А. П. Ма­ресь­ева был под­бит и упал в лес в ты­лу вра­га. 18 су­ток ра­неный, го­лод­ный, с об­мо­рожен­ны­ми ру­ками и но­гами полз он по глу­боко­му сне­гу в рас­по­ложе­ние сво­их вой­ск.

 Пос­ле ам­пу­тации го­леней обе­их ног лёт­чик про­явил не­обы­чай­ную си­лу во­ли, нас­той­чи­вость и упорс­тво, что­бы в и­юне 1943 г. вер­нуть­ся в строй. Во­евал на Кур­ской ду­ге, а  в ав­густе 1943 г. А. Ма­ресь­ев сбил три вра­жес­ких ис­тре­бите­ля FW-190.

24 ав­густа 1943 г. ему бы­ло прис­во­ено зва­ние Ге­роя Со­вет­ско­го Со­юза. Сог­ласно рег­ла­мен­ту зва­ние Ге­роя прис­ва­ива­лось пос­ле унич­то­жения де­сяти са­моле­тов про­тив­ни­ка, сбив­шие по 20 са­моле­тов удос­та­ива­лись зва­ния дваж­ды Ге­роя.

,. За вре­мя вой­ны лет­чик  со­вер­шил 36 бо­евых вы­летов, сбил 11 са­молё­тов про­тив­ни­ка. При­чем семь из них уже пос­ле ам­пу­тации ног. И пос­ле вой­ны Ма­ресь­ев вел ак­тивную об­щес­твен­ную жизнь: с 1956  го­да он был от­ветс­твен­ным сек­ре­тарем, а  с 1983 - пер­вым за­мес­ти­телем Со­вет­ско­го ко­мите­та ве­тера­нов вой­ны.

    Вер­немся од­на­ко же в 1949 год.  Мы приш­ли в Дом учи­теля, ког­да лет­чик, уже за­кон­чив свое выс­тупле­ние, от­ве­чал на воп­ро­сы зри­телей. Ког­да он рас­ска­зывал о том. что толь­ко из со­об­ще­ния по ра­дио уз­нал о вы­ходе в свет кни­ги Бо­риса По­лево­го «По­весть о нас­то­ящем че­лове­ке» из за­ла раз­дался по­ис­ти­не иди­от­ский воп­рос: «Ка­кой мар­ки у вас ра­дио- при­ем­ник?» От­вет уто­нул во взры­ве хо­хота за­ла.

За­тем на­шу де­лега­цию по­вели на встре­чу с лет­чи­ком На на­ше приг­ла­шение Ма­ресь­ев воп­ро­ситель­но пос­мотрел на пред­ста­витель­но­го ви­да то­вари­ща, как вид­но, ор­га­низа­тора встреч со зри­теля­ми.

 От­вет пос­ле­довал мгно­вен­но:  «Дол­жен вас огор­чить В Ки­еве  140 школ При всем же­лании Алек­сей Пет­ро­вич не мо­жет вез­де по­бывать».

Мы уже соб­ра­лись ухо­дить, но в это вре­мя в ком­на­те по­явил­ся фо­тог­раф. Уви­дев нас, он ска­зал: «А…здесь де­ти. От­лично, сде­ла­ем груп­по­вое фо­то».

Он стал рас­са­живать нас вок­руг Ма­ресь­ева, и, не знаю, по ка­кой при­чине, я ока­зал­ся ря­дом с лет­чи­ком, сле­ва от не­го. Уже ухо­дя, пи­онер­во­жатая спро­сила: «А где бу­дет фо­то?» -«В Пи­онер­ке»,- пос­ле­довал от­вет.

У ме­ня не бы­ло воз­можнос­ти ре­гуляр­но сле­дить за «Пи­онер­ской прав­дой», так что эта па­мят­ная для ме­ня фо­тог­ра­фия ка­нула в Ле­ту, не ос­та­вив сле­да.  

   За­вер­шить по­вес­тво­вание об Алек­сее Ма­ресь­ева мне хо­чет­ся од­ним вы­водом. Мы уже упо­мина­ли о кам­па­нии про­тив «низ­ко­пок­лонс­тва» пе­ред за­пад­ни­чес­твом, кам­па­ния эта соп­ро­вож­да­лась вол­ной ве­лико­дер­жавно­го шо­виниз­ма.

«Хо­лод­ная вой­на» лишь уси­лила на­кал этих выс­тупле­ний. В свя­зи с труд­ны­ми ус­ло­ви­ями жиз­ни  на­рода и с уче­том на­чав­шей­ся ду­эли меж­ду СССР и США Ста­лин счел не­об­хо­димым по­дог­реть на­ци­ональ­ные чувс­тва лю­дей, спо­собс­твуя пе­рерож­де­нию их в гру­бую ве­лико­дер­жавную спесь, ко­торая ов­ла­дела рус­ским об­щес­твом, и, преж­де все­го, вер­хним сло­ем пра­вящей эли­ты.

 На­ци­она­лис­ти­чес­кая кам­па­ния бы­ла об­ра­щена и на пе­ре­оцен­ку прош­ло­го.

. Чуть ли не все вой­ны, ко­торые ве­ла цар­ская Рос­сия, — объ­яв­ля­лись спра­вед­ли­выми и прог­рессив­ны­ми. Те же кри­терии при­меня­лись для оцен­ки дей­ствий до­рево­люци­он­ной дип­ло­матии.

Речь уже шла не о ко­лони­аль­ные зах­ва­тах цар­ской Рос­сии, они уже вос­хва­лялись и пре­воз­но­сились как по­ложи­тель­ные яв­ле­ния: зах­ват дру­гих стран на­чал ква­лифи­циро­вать­ся как  «доб­ро­воль­ное при­со­еди­нение к Рос­сии», аль­тер­на­тивой ко­торо­му бы­ло не­из­бежное пог­ло­щение этих на­родов ре­ак­ци­он­ны­ми ре­жима­ми дру­гих стран.

 И как ни стран­но, под­дер­жку этой точ­ки зре­ния  на­ходи­ли у клас­си­ков, нап­ри­мер, в лер­монтов­ском  «Мцы­ри»:

                                            Та­кой-то царь в та­кой-то год
                                            Вру­чал Рос­сии свой на­род.

Впро­чем, у Лер­монто­ва оп­равды­ва­ет­ся эк­спан­сия Рос­сии не толь­ко на Кав­каз, но и на весь Ближ­ний  Вос­ток и да­же на Еги­пет. Это вид­но из сти­хот­во­рения «Спор»:

                                              Идут все пол­ки мо­гучи,
                                              Шум­ны, как по­ток,
                                              Страш­но мед­ленны, как ту­чи,
                                              Пря­мо на вос­ток.

 В це­лом так оце­нива­лась вся эк­спан­си­онист­ская по­лити­ка быв­шей им­пе­рии; как ге­роя чес­тво­вали  и  ге­нера­ла Ско­беле­ва, ко­торый в по­зап­рошлом ве­ке со­вер­шил ка­ратель­ную эк­спе­дицию в Сред­нюю Азию.

Ник­то уже не рис­ко­вал на­поми­нать ле­нин­ское оп­ре­деле­ние цар­ской им­пе­рии как «тюрь­мы на­родов». Единс­твен­ны­ми про­яв­ле­ни­ями на­ци­она­лиз­ма, ко­торые под­верга­лись кри­тике, бы­ли на­ци­она­лис­ти­чес­кие нас­тро­ения в ма­лых рес­публи­ках Со­юза. Так объ­яс­ня­лись от­зву­ки прош­лой борь­бы соп­ро­тив­ле­ния мес­тных на­родов рус­ско­му за­во­ева­нию.

Хо­тя про­паган­ди­ру­емый пат­ри­отизм ча­ще все­го оп­ре­деля­ли как «со­вет­ский», а не прос­то как «рус­ский», но ве­дущей на­ци­ональ­ной си­лой стра­ны ос­та­валась Рос­сия.

 По­чему же я счёл умес­тным при­вес­ти эти при­меры  про­паган­ди­ру­емо­го со­вет­ско­го пат­ри­отиз­ма имен­но в фраг­менте  о ле­ген­дарном  лет­чи­ке?

По­тому что пи­сатель Бо­рис По­левой очень спо­собс­тво­вал внед­ре­нию в соз­на­ние на­род­ных масс мыс­ли об осо­бых ка­чес­твах имен­но со­вет­ско­го че­лове­ка как но­сите­ля всех по­ложи­тель­ных черт че­лове­чес­кой лич­ности. Прав­да, и до По­лево­го  это про­демонс­три­ровал Алек­сей Тол­стой в сво­ём не­боль­шом очер­ке во­ен­ных лет «Рус­ский ха­рак­тер».

         Но Бо­рис По­левой рас­ши­рил и уг­лу­бил это оп­ре­деле­ние до эпи­чес­ких раз­ме­ров.

В его по­вес­ти есть очень ха­рак­терный эпи­зод. Ког­да ли­тера­тур­ный  ге­рой пи­сате­ля пос­ле ам­пу­тации ног в гос­пи­тале, что оз­на­чало  про­щание с ави­аци­ей, впал в глу­бокую деп­рессию, его со­сед по боль­нич­ной па­лате пол­ко­вой  ко­мис­сар Се­мён Во­робь­ёв, же­лая по­мочь лёт­чи­ку пре­одо­леть ду­шев­ный кри­зис, пред­ло­жил ему про­читать вы­пис­ку из жур­на­ла, ко­торую по его прось­бе сде­лала в Ле­нин­ке  па­лат­ная мед­сес­тра.

     «Чи­тай, чи­тай, пря­мо для те­бя, — нас­та­ивал Ко­мис­сар.

Ме­ресь­ев про­чел. По­вес­тво­валось в статье о рус­ском во­ен­ном лет­чи­ке, по­ручи­ке Ва­лерь­яне Ар­кадь­еви­че Кар­по­виче. Ле­тая над вра­жес­ки­ми по­зици­ями, по­ручик Кар­по­вич был ра­нен в но­гу не­мец­кой раз­рывной пу­лей «дум-дум». С раз­дроб­ленной но­гой он су­мел на сво­ем «фар­ма­не» пе­ретя­нуть че­рез ли­нию фрон­та и сесть у сво­их. Ступ­ню ему от­ня­ли, но мо­лодой офи­цер не по­желал уволь­нять­ся из ар­мии. Он изоб­рел про­тез собс­твен­ной конс­трук­ции. Он дол­го и упор­но за­нимал­ся гим­насти­кой, тре­ниро­вал­ся и бла­года­ря это­му к кон­цу вой­ны вер­нулся в ар­мию. Он слу­жил ин­спек­то­ром в шко­ле во­ен­ных пи­лотов и да­же, как го­вори­лось в за­мет­ке, «по­рой рис­ко­вал под­ни­мать­ся в воз­дух на сво­ем а­эроп­ла­не». Он был наг­ражден офи­цер­ским «Ге­ор­ги­ем» и ус­пешно слу­жил в рус­ской во­ен­ной ави­ации, по­ка не по­гиб в ре­зуль­та­те ка­тас­тро­фы.

Ме­ресь­ев про­чел эту за­мет­ку раз, дру­гой, тре­тий. Нем­ножко нап­ря­жен­но, но, в об­щем, ли­хо улы­бал­ся со сним­ка мо­лодой ху­доща­вый по­ручик с ус­та­лым во­левым ли­цом. Вся па­лата без­мол­вно наб­лю­дала за Алек­се­ем. Он по­еро­шил во­лосы и, не от­ры­вая от ста­тей­ки глаз, на­щупал ру­кой на тум­бочке ка­ран­даш и тща­тель­но, ак­ку­рат­но об­вел ее.

— Про­чел? — хит­ро­вато спро­сил Ко­мис­сар. (Алек­сей мол­чал, все еще бе­гая гла­зами по строч­кам.) — Ну, что ска­жешь?

— Но у не­го не бы­ло толь­ко ступ­ни.

— А ты же со­вет­ский че­ловек.

— Он ле­тал на «фар­ма­не». Раз­ве это са­молет? Это эта­жер­ка. На нем че­го не ле­тать? Там та­кое уп­равле­ние, что ни лов­кости, ни быс­тро­ты не на­до.

— Но ты же со­вет­ский че­ловек! — нас­та­ивал Ко­мис­сар.

— Со­вет­ский че­ловек, — ма­шиналь­но пов­то­рил Алек­сей, все еще не от­ры­вая глаз от за­мет­ки; по­том блед­ное ли­цо его ос­ве­тилось ка­ким-то внут­ренним ру­мян­цем, и он об­вел всех изум­ленно-ра­дос­тным взгля­дом.»

Я нес­прос­та при­вёл эту длин­ную ци­тату из по­вес­ти По­лево­го це­ликом, что­бы по­казать чи­тате­лю про­цесс пре­об­ра­жения ли­тера­тур­но­го ге­роя ( ещё раз под­черки­ваю: ли­тера­тур­но­го ге­роя Ме­ресь­ева, а не ре­аль­но­го че­лове­ка Ма­ресь­ева, по­тому что мне не хо­чет­ся пред­став­лять ре­аль­но су­щес­тво­вав­ше­го че­лове­ка эта­ким ме­хани­чес­ким ро­ботом, у ко­торо­го «вмес­то сер­дца пла­мен­ный мо­тор»: сто­ит на­жать кла­вишу с над­писью «со­вет­ский че­ловек» и блед­ное ли­цо его ос­ве­тилось ка­ким-то внут­ренним ру­мян­цем, и он об­вел всех изум­ленно-ра­дос­тным взгля­дом, что оз­на­чало, что он мгно­вен­но при­нял судь­бо­нос­ное для се­бя ре­шение.

Кста­ти го­воря, не толь­ко со­вет­ские лю­ди от­ли­чились в уме­нии не прос­то ле­тать на сов­ре­мен­ных для то­го вре­мени са­моле­тах, но и сби­вать са­моле­ты про­тив­ни­ка: это и ан­гли­чанин Дуг­лас Ба­дер, и япо­нец Й­охеи Хи­ноки, и не­мец Ганс-Уль­рих Ру­дель.

Зна­чит, мо­тива­ци­ей для же­лания пре­воз­мочь се­бя и сде­лать не­воз­можное слу­жит не  оте­чес­твен­ный пат­ри­отизм, ко­торый в Со­вет­ском Со­юзе оли­цет­во­рял­ся сло­вами В. Ле­беде­ва-Ку­мача:   

                                  Ког­да стра­на при­кажет стать ге­ро­ем,
                                  У нас ге­ро­ем ста­новит­ся лю­бой.

Стра­на сто­яла на по­роге 1950 го­да. Что нас всех ожи­дало во вто­рой по­лови­не двад­ца­того ве­ка?

Про­дол­же­ние сле­ду­ет.