«К вопросу о судьбе». Глава из повести «Литературный экспресс»

На зас­не­жен­ной вет­ви клё­на си­дела во­рона и вре­мя от вре­мени  с ин­те­ресом пог­ля­дыва­ла  на по­лу­от­кры­тое ок­но, из ко­торо­го стру­ились об­ла­ка  тёп­ло­го воз­ду­ха. Чер­ные бу­син­ки птичь­их глаз вни­матель­но изу­чали сто­яще­го в ком­на­те вы­соко­го муж­чи­ну, слов­но при­киды­вая, что мож­но ожи­дать от не­го: то ли ку­соч­ка сы­ра, то ли выс­тре­ла из ружья.

Муж­чи­на то­же смот­рел на во­рону, про­будив­шую в нём ста­рые вос­по­мина­ния.

- От во­роны ка­рапуз убе­жал, за­охав, - про­из­нёс он с улыб­кой и,  швыр­нув в пти­цу ещё ды­мив­шу­юся па­пирос­ку, зак­рыл ок­но.

Про­шёл в ван­ную ком­на­ту, тща­тель­но вы­мыл ру­ки. Про­шагал на кух­ню, заг­ля­нул в хо­лодиль­ник. Дос­тал бы­ло бу­тыл­ку ви­на, но пе­реду­мал и пос­та­вил об­ратно. Вер­нулся в боль­шую ком­на­ту и нер­вно за­ходил из уг­ла в угол, пог­ру­жен­ный в раз­мышле­ния.

Заз­во­нил те­лефон.

-Здравс­твуй­те, Вла­димир Вла­дими­рович, - пос­лы­шал­ся в труб­ке жиз­не­радос­тный муж­ской го­лос, - это из ор­гко­мите­та Ли­тера­тур­но­го экс­прес­са. Вы не пе­реду­мали нас­чёт учас­тия в про­ек­те?

Муж­чи­на по­мор­щился и бур­кнул:

- Нет, не пе­реду­мал. Ме­ня ва­ши иг­ры не ин­те­ресу­ют.

- Жаль, жаль. Вас бу­дет очень не хва­тать в на­шем про­ек­те. Чи­тате­ли вас лю­бят и це­нят. На за­седа­нии ко­мис­сии по от­бо­ру учас­тни­ков ва­ша кан­ди­дату­ра да­же воп­ро­сов не выз­ва­ла. Очень жаль, что вы от­ка­зались. Ну что ж, ес­ли всё же пе­реду­ма­ете, зво­ните.

 Муж­чи­на по­весил труб­ку и раз­дра­жён­но мах­нул ру­кой.

- Про­засе­дав­ши­еся, - с из­дёвкой про­цедил он, от­кры­вая но­вую пач­ку па­пирос.

Вклю­чил те­леви­зор с ви­де­оп­ле­ером. По­щёл­кал пуль­том и в оче­ред­ной раз стал смот­реть фильм «Ком­му­нист» с Ев­ге­ни­ем Ур­бан­ским  в глав­ной ро­ли. Смот­рел не от­ры­ва­ясь, хо­тя и знал уже этот ки­нофильм поч­ти на­изусть.
 
- Да, вот это нас­то­ящий ком­му­нист, - зак­лю­чил муж­чи­на, ког­да на эк­ра­не за­мель­ка­ли пос­ледние тит­ры.

Он пог­ру­зил­ся в вос­по­мина­ния. И тут же че­рез при­от­кры­тую в прош­лое двер­цу в ду­шу про­сочи­лась хо­лод­ная и лип­кая тос­ка. Она сна­чала лишь слег­ка пу­тала мыс­ли, но вско­ре по-хо­зяй­ски рас­по­ложи­лась в ду­ше и пол­ностью под­чи­нила се­бе ра­зум. Всё, что бы­ло, всё, что бу­дет, вдруг ста­ло ка­зать­ся пус­тым и бес­смыс­ленным. Пред­ме­ты в ком­на­те, ещё не­дав­но  при­выч­ные и ес­тес­твен­ные,  вдруг пред­ста­ли  чу­жими и бу­тафор­ски­ми. Да и са­ма ком­на­та боль­ше на­поми­на­ет за­деко­риро­ван­ную тю­рем­ную ка­меру. А за ок­ном - свер­ка­ющий на сол­нце снег и рав­но­душ­ное се­ро-го­лубое не­бо.

Муж­чи­на по­дошёл к пол­ке, об­вёл взгля­дом сто­ящие на ней кни­ги. Выб­рал од­ну из них, с жен­ским пор­тре­том на об­ложке. Дол­го смот­рел на пор­трет, срав­ни­вая его с об­ра­зом, хра­нимом в па­мяти.

-Здравс­твуй, Ли­ля, - про­шеп­тал он и, сев за стол, бе­реж­но рас­крыл кни­гу.

- Прис­трастные рас­ска­зы... Ну ко­неч­но, прис­трастные, - за­дум­чи­во про­из­нёс он, пе­релис­ты­вая стра­ницы.

По­пытал­ся чи­тать, но пос­то­ян­но уно­сил­ся от книж­но­го тек­ста в че­реду вос­по­мина­ний.

В кон­це кон­цов, отод­ви­нул кни­гу и дол­го си­дел, пе­реби­рая в па­мяти всплы­ва­ющие кар­тинки ушед­ших лет.

На ули­це по­тем­не­ло. Вла­димир Вла­дими­рович зак­рыл кни­гу и отод­ви­нул­ся от сто­ла.

За дверью пос­лы­шал­ся шо­рох. Под чь­ей-то тя­жестью жа­лоб­но зас­кри­пели по­лы. За­тем дверь рас­пахну­лась, и в ком­на­ту хлы­нул по­ток све­та и теп­ла. А вслед за ним, по­махи­вая пе­рели­ва­ющи­мися лу­чами, по­каза­лось и улы­ба­юще­еся Сол­нце.

- При­вет, по­эт! - вы­дох­ну­ло оно. – Ви­дишь, и я мо­гу риф­мо­вать.

Ма­яков­ский встал навс­тре­чу во­шед­ше­му и с прос­ветлев­шим ли­цом про­мол­вил:

- При­вет, при­вет. Вот уж ко­го не ожи­дал. Дав­нень­ко мы с то­бой не ви­делись.

- Шу­тишь, по­эт? Ты ме­ня каж­дый день ви­дишь. Да и я за то­бой прис­матри­ваю. Не чу­жие как-ни­как. Од­но де­ло де­ла­ем.

Сол­нце под­жа­ло часть сво­их лу­чей и прис­тро­илось на сту­ле.

«Как бы стул не за­горел­ся», - мель­кну­ла мысль у по­эта.

Он про­тянул ру­ку и ос­то­рож­но кос­нулся сво­его не­ожи­дан­но­го гос­тя. Ока­залось, что Сол­нце гре­ет, но не об­жи­га­ет.

«Оче­вид­но, оно хо­рошо уме­ет дер­жать се­бя в лу­чах», - по­думал Ма­яков­ский с об­легче­ни­ем.

- Чаю? -  пред­ло­жил он. - Вот толь­ко ва­ренья у ме­ня се­год­ня нет.

- Да лад­но, попь­ём без ва­ренья, - сог­ла­силось Сол­нце. – Чай-то,  на­де­юсь, хо­роший - как  рань­ше?

- В па­кети­ках, - по­жал пле­чами Ма­яков­ский.

Сол­нце смор­щи­лось:

- В па­кети­ках? По­жалуй, я луч­ше воз­держусь.

- Тог­да, мо­жет, че­го пок­репче?

- Пок­репче? – Сол­нце по­тёр­ло луч-ру­ки. - Что ж, иног­да мож­но се­бе поз­во­лить и пок­репче. А что у те­бя?  Вод­ка?

Ма­яков­ский пре­неб­ре­житель­но скри­вил гу­бы и по­качал го­ловой:

- Вод­ку пь­ют толь­ко че­хов­ские чи­нов­ни­ки... Ну, или их по­том­ки.  Нет, нас­то­ящее ви­ног­радное ви­но.

По­эт при­нёс из кух­ни ва­зу с крю­шоном и два фу­жера.

- Толь­ко Аб­рау и фрук­ты, - ска­зал он, раз­ли­вая по фу­жерам ши­пящий на­питок. - Поп­ро­буй.

Сол­нце слег­ка при­губи­ло, прис­лу­шалось к ощу­щени­ям и зал­пом осу­шило фу­жер.

- Да ты, я ви­жу, не толь­ко в сти­хах, но в на­пит­ках раз­би­ра­ешь­ся, - с одоб­ре­ни­ем выс­ка­залось Сол­нце. - Хо­чу до­бав­ки.

 Ма­яков­ский до­воль­но улыб­нулся и, на­ливая Сол­нцу крю­шон, гор­до за­метил:

- Я ро­дил­ся сре­ди ви­ног­радни­ков и пил ви­но, как де­ти пь­ют мо­локо.

- Так выпь­ем же за то, что­бы ник­то из нас не за­бывал, от­ку­да он ро­дом, - под­хва­тило Сол­нце.

- А я и не за­бываю, - ска­зал по­эт. - Я во­об­ще пом­ню то вре­мя луч­ше, чем не­дав­ние го­ды. На­вер­ное, по­тому, что жизнь ста­ла ка­кая-то бес­цвет­ная. Не то, что преж­де.

Сол­нце, рас­се­ян­но сле­дя за пу­зырь­ка­ми в сво­ем фу­жере, воз­ра­зило:

- Да прос­то ты был тог­да мо­ложе. И этот мир вос­при­нимал­ся то­бой сов­сем по-дру­гому.

- И это то­же. Сог­ла­сен. Да, в мо­лодос­ти всё бы­ло ина­че. Вот за что нуж­но вы­пить. За мо­лодость! - про­воз­гла­сил Ма­яков­ский.

- Что ж, мо­лодость - вещь хо­рошая, - охот­но под­держа­ло Сол­нце. - Вот толь­ко в мо­лодос­ти пос­то­ян­но че­го-то не дос­та­ёт. В мо­ей мо­лодос­ти, к при­меру, не бы­ло да­же на­мёка на лю­дей. Не го­воря уже о по­этах вро­де те­бя.

- А мо­жет, это и пра­виль­но, что че­го-то не дос­та­ёт? Есть к че­му стре­мить­ся.

Сол­нце ус­мехну­лось:

- Не в оби­ду те­бе бу­дет ска­зано, но я во­об­ще-то не стре­милось к по­яв­ле­нию че­лове­чес­тва. Ме­ня впол­не и ди­нозав­ры ус­тра­ива­ли. Та­кие за­бав­ные зве­рюш­ки.

Не­кото­рое вре­мя и гость, и по­эт мол­ча­ли, не­тороп­ли­во сма­куя крю­шон. По­том Сол­нце про­дол­жи­ло зат­ро­нутую те­му:

- А с дру­гой сто­роны, раз­ве рань­ше бы­ло лег­че? Нас­коль­ко я знаю, лю­ди всег­да жа­лова­лись на труд­ности. Это во­об­ще в че­лове­чес­кой при­роде – не­доволь­ство нас­то­ящим. И нос­таль­гия по прош­ло­му вре­мени. Я пом­ню, как ты ри­совал мне кар­ти­ны сво­ей тя­желой жиз­ни. За­был? Да­ча в Пуш­ки­но.

Ма­яков­ский по­качал го­ловой:

- Да пом­ню я, пом­ню. Вре­мя бы­ло труд­ное. Но ве­сёлое. Мы шли, пол­зли, про­дира­лись сквозь грязь ста­рого бы­та к но­вой, еще не­яс­ной, но уже сог­ре­ва­ющей ду­шу жиз­ни. Да, мно­гое ме­шало. От мно­гого нуж­но бы­ло из­ба­вить­ся. Но мы ве­рили, что это про­изой­дёт. Всё, в кон­це кон­цов, от­па­дёт как ше­луха: и рас­пло­див­ши­еся нэп­ма­ны, и бю­рок­ра­ты,  и карь­ерис­ты.

А по­ка мы ве­рили и меч­та­ли, как чер­ви пос­ле дож­дя вы­пол­за­ли из сво­их нор ими­тато­ры всех мас­тей. Прош­ло вре­мя..., - по­эт вне­зап­но зап­нулся, прис­лу­шива­ясь к при­шед­шей в го­лову мыс­ли.

Он по­доз­ри­тель­но по­косил­ся на гос­тя и спро­сил:

- Или не са­мо прош­ло? Мо­жет, это ты его про­тащи­ло сво­ей пос­то­ян­ной ка­руселью?

- А ка­кая раз­ни­ца? – не­воз­му­тимо спро­сило Сол­нце.

Ма­яков­ский по­думал и кив­нул:

- А дей­стви­тель­но, ка­кая раз­ни­ца. Ва­жен ре­зуль­тат. Всег­да ва­жен ре­зуль­тат. Так вот, - про­дол­жил он, - прош­ло вре­мя - и что мы ви­дим? Те же нэп­ма­ны, толь­ко бо­лее наг­лые, са­модо­воль­ные и на­дутые. Те же бю­рок­ра­ты, без ус­та­ли штам­пу­ющие ука­зания и пос­та­нов­ле­ния. Те же ими­тато­ры бур­ной де­ятель­нос­ти. То же прек­ло­нение пе­ред всем заг­ра­нич­ным и пре­неб­ре­житель­ное от­но­шение к сво­ему.

- Но ведь для то­го и су­щес­тву­ют пе­реме­ны, что­бы бы­ла воз­можность по­лучить что-ни­будь хо­рошее. И мо­жет быть, пов­то­рения не слу­чай­ны. В них мо­жет та­ить­ся воз­можность что-то из­ме­нить к луч­ше­му. Те­бе же вот да­ли вто­рой шанс.

- Ка­кой вто­рой шанс? - не по­нял Ма­яков­ский.

- Ах, да, ты не кур­се, – про­бор­мо­тало Сол­нце. - Лад­но, за­будь. Это я так. Вспом­нился наш ста­рый раз­го­вор у те­бя на да­че. Я-то наш до­говор вы­пол­няю, а вот ты…

Ма­яков­ский раз­вёл ру­ками и воп­ро­ситель­но пос­мотрел на со­бесед­ни­ка:

- До­говор? Ты о чём?

Сол­нце мед­ленно до­пило крю­шон и, с со­жале­ни­ем пос­мотрев на пус­той фу­жер, про­баси­ло:

- Прек­расный на­питок… А до­говор у нас был, по­эт. Ты же сам его об­на­родо­вал.

 И све­тило, вспых­нув так, что в ком­на­те ста­ло ещё свет­лее, хо­тя,  ка­залось бы, боль­ше уже не­куда, про­дек­ла­миро­вало:

- Све­тить всег­да,
све­тить вез­де,
до дней пос­ледних дон­ца,
све­тить —
и ни­каких гвоз­дей!
Вот ло­зунг мой —
и сол­нца!

- А… ты об этом, - сму­щён­но про­тянул Ма­яков­ский.

- Да, об этом. Я-то про­дол­жаю све­тить, а вот ты, по­хоже, бро­сил. Мне свер­ху вид­но всё. Я, во­об­ще-то, по­тому и здесь, что­бы те­бе про уго­вор на­пом­нить. А то что по­луча­ет­ся: я в ра­боте, а ты? Со сти­хами не выс­ту­па­ешь. В ли­тера­тур­ном про­ек­те не хо­чешь учас­тво­вать. А ведь это удоб­ный слу­чай ос­ве­тить заб­лудшие моз­ги твор­ческой ин­телли­ген­ции. Те­бе же прис­ла­ли приг­ла­шение?

- Прис­ла­ли. Вон лис­ток воз­ле те­лефо­на.

- И что? По­чему от­ка­зал­ся? По-мо­ему, неп­ло­хая идея.

- А что мне там де­лать,- воз­ра­зил Ма­яков­ский, - по­казу­хой  за­нимать­ся? По­могать де­лать вид, что с ли­тера­турой у нас всё нор­маль­но? Нет уж, уволь­те.

Сол­нце нах­му­рилось и с ми­нуту, под­жав гу­бы, вни­матель­но раз­гля­дыва­ло по­эта. По­том ра­зоча­рован­но вы­мол­ви­ло:

- Да ты, ока­зыва­ет­ся, сла­бак, бра­тец. Я-то счи­тало, что ты бо­ец, а ты... Пер­вых же труд­ностей ис­пу­гал­ся.

- Пер­вых? - воз­му­тил­ся Ма­яков­ский, вска­кивая со сту­ла.- Да я всю жизнь толь­ко и де­лал, что раз­гре­бал за­валы этих труд­ностей. Но бы­ло ра­ди че­го это де­лать. Бы­ло! А вот те­перь нет. Стра­на не та, лю­ди не те, це­ли не те.

- И ты не тот, - под­ска­зало Сол­нце.

- Да, и я не тот.

- Всё те­чет, всё ме­ня­ет­ся, - фи­лософ­ски за­мети­ло Сол­нце. - И что? Ка­кая тут связь с тво­ей по­эзи­ей? Твоя судь­ба - све­тить. Вот и све­ти.

Ма­яков­ский с до­садой по­жевал гу­бами и вновь усел­ся за стол.

- За­чем? - выр­ва­лось у не­го. - За­чем и для ко­го?

Сол­нце изоб­ра­зило лу­чами пле­чи и по­жало ими:

- За­чем? Для ко­го? Аб­со­лют­но лиш­ние воп­ро­сы. Это твоя судь­ба.

За­тем све­тило вы­тяну­ло па­ру сво­их лу­чей  и, про­бежав­шись ими по книж­ной пол­ке, вых­ва­тило то­мик в крас­ном ко­лен­ко­ре. Быс­тро про­шелес­те­ло стра­ница­ми и с па­фосом про­из­несло:

Я ду­мало — ты все­силь­ный по­эти­ще,
а ты не­до­уч­ка, кро­хот­ный по­этик.

 Ма­яков­ский тут же от­ре­аги­ровал:

- Преж­де чем что-то кри­тико­вать, нуж­но по­нимать, ког­да и для че­го это на­писа­но.

- Да брось, не оби­жай­ся, - при­мири­тель­но про­тяну­ло Сол­нце. – Я ведь не кри­тикую. Прос­то хо­чу те­бя на вер­ный путь нас­та­вить.

По­эт вздох­нул, по­няв, что спо­рить со све­тилом бес­по­лез­но. Да­же ес­ли  в этом спо­ре и мог­ла ро­дить­ся ис­ти­на,  она тут же под жар­ки­ми лу­чами оп­по­нен­та прев­ра­тилась бы в жа­реные фак­ты.

- Ну лад­но, - ска­зал он, - пусть так. Сог­ла­сен: от судь­бы не уй­дёшь. А как нас­чёт тво­ей судь­бы?

- Я вот свою судь­бу знаю, - ска­зало Сол­нце. – Сей­час я ра­зог­ре­ва­юсь. По­том ста­ну крас­ным ги­ган­том. А по­том – бе­лым кар­ли­ком. Но да­же тог­да не бро­шу све­тить. Судь­ба та­кая.

Сол­нце пок­ры­лось пят­на­ми и с ви­нова­той нот­кой в го­лосе до­бави­ло:

- А ког­да ста­ну крас­ным ги­ган­том, то Зем­ли боль­ше не бу­дет. Всё  сго­рит. Ты уж из­ви­ни, но это моя судь­ба.

- Да че­го уж там, - мах­нул ру­кой Ма­яков­ский. – Я по­нимаю. Про­тив за­конов при­роды не поп­рёшь... Но это ведь не ско­ро?

- Вре­мя есть. Воп­рос в том, как быс­тро оно за­кон­чится. Вре­мя ведь то­же те­чёт по-раз­но­му. Смот­ря, на что его тра­тить.  И ес­ли лю­ди за­хотят вы­жить, им нуж­но пе­рес­тать швы­рять­ся друг в дру­га кам­ня­ми и за­нять­ся бо­лее по­лез­ны­ми де­лами. На­укой, нап­ри­мер.  И тог­да, воз­можно, у че­лове­чес­тва бу­дет шанс прос­то сме­нить мес­то жи­тель­ства. Всё за­висит от лю­дей.

Сол­нце прид­ви­нулось к по­эту, об­дав его вол­ной теп­ло­ты, и, вби­вая сло­ва, слов­но гвоз­ди, в мозг со­бесед­ни­ка, от­че­кани­ло:

- А твоя за­дача, по­эт, ос­ве­тить че­лове­чес­тву до­рогу. Хо­тя бы её ку­сочек. И это – твоя судь­ба.

Сол­нце уш­ло. Ком­на­та ста­ла на­пол­нять­ся прох­ла­дой. А за ок­ном сно­ва ста­ло свет­ло. По­эт дол­го си­дел, по­тирая лоб и что-то об­ду­мывая. За­тем по­дошёл к те­лефо­ну и, пог­ля­дывая на лис­ток с приг­ла­шени­ем, наб­рал но­мер.

- Ал­ло! – про­из­нёс он, от­бра­сывая все сом­не­ния. – Это Ма­яков­ский. Я пе­реду­мал. По­еду.