Джаз в «Красной чайхане»

В одном из лучших музеев мира – имени Савицкого в Нукусе – хранится датированное 1940 годом внешне неприметное, но любопытное для музыковедов полотно «Наш джаз в зоне». Автор – отсидевшая семь лет в сталинских лагерях Надежда Боровая. Картина изображает музицирующих где-то в архипелаге ГУЛАГ дирижера, женщин-музыкантов с музыкальными инструментами – в красных футболках и красных беретах.

Красный цвет неизменно приходит на ум при изучении распространения джаза лагерного и внелагерного в 1920-30-х годах – красного цвета были стяги, транспаранты, лозунги, плакаты, обложки энциклопедий и книг марксистских классиков, афиши, сцены, абажуры, «красными» называли переориентированные на пролетарскую публику чайханы…

И. Сталин в вопросах продвижения джаза в республиках СВ­СВ­СР, очевидно, решал крайне тяжелую для себя задачу – абсорбировать в советскую культуру природную вариативность американской музыки, ее способность к импровизации, ее умение слышать голос партнера, вступать с ним в диалог. При этом генсеку надо было действовать решительно, преодолевая сопротивление очень влиятельных в Союзе, но нужных Сталину персон, критиковавших «джаз дикарей», «цинизм фокстрота», «судороги чарльстона»...

Как витиевато обстояло дело со сталинскими планами видно на примере Бухары – главного оплота традиционного вероисповедания в регионе. С одной стороны, город дал Союзу будущую исполнительницу «Джаз-шутки» актрису-красавицу Эсфирь Пургалину, а с другой – ветра культурной модернизации дули сюда, в замученную коллективизацией область, крайне редко: так, единственный «красный» оркестр… вынужден был подрабатывать изнурительным трудом вплоть до 12 часов ночи, причем в… казино.

Сталинабадский полет

«По вечерам мы шли в городской парк, – читаем мы в воспоминаниях одного из известных таджикских литературных критиков. – На летней эстраде тогда давал концерты … первоклассный Львовский теа-джаз…». (Речь идет, вероятно, о периоде после сентября 1939 года, когда Львов был передан советским войскам).

Мы пока не можем перепроверить факт гастролей львовских джазменов в столице Таджикистана, но эвакуация упомянутого коллектива во время войны в Среднюю Азию, концерты и даже жизнь в регионе пионера польского джаза, создателя первой в Польше джазовой композиции Хенрика Варса доказаны документально. Как известны и гастроли в Сталинабад приблизительно в это время московского, белорусского, армянского, азербайджанского, эстонского и других джазовых коллективов.

Театрализованный джаз (так называемый теа-джаз) сделал экспансию рассматриваемого нами музыкального феномена на среднеазиатскую землю более комфортным. Представления в этом стиле давали в театрах, кинотеатрах, парках (в 1939 году тот же самый московский джаз Александра Цфасмана играл на сцене Зеленого театра Сталинабада). Не обходилось без запретов спектаклей местными властями под надуманными предлогами и без объяснения причин.

Тайна туркменской сюиты

В 1936 году журнал «Советская музыка» разбирал симфоническую сюиту «Туркмения». Автор, профессор Московской консерватории Виктор Цуккерман, ну просто не щадил слов для оппонента. Наличествовал в этом скрупулезном обзоре и ответ на поставленный самим же критиком только кажущийся риторическим симптоматический вопрос: является ли произведение Бориса Шехтера «Туркмения» с обилием ритмов и тембров джазовой музыкой? Нет, авторитетно заключает, отметая претензии на новомодность, Цуккерман, ибо первая часть упомянутой сюиты – фокстрот, вторая – бостон, третья – румба. В этой фактической перепалке – показательны роль и место джаза в культуре национальных республик того времени и щепетильное отношение к нему квалифицированных столичных музыковедов.

Экспериментаторство жившего также в Москве Шехтера (а напечатанные в 1934 году ноты упомянутого произведения имеются в Сети в свободном доступе) просто поражает: изумляют, в частности, попытки вплести туркменские народные мелодии в современную, пусть «красную», музыку, лиризм и яркая мелодика.

Вкусы ташкентского бомонда

Еще интересней и сложнее была ситуация с узбекским джазом сталинского времени.

В изданном в 1937 году в Москве каталоге граммофонных записей узбекской музыки есть глава про джаз и упоминаются два записанных, скорее всего, в 1935 году Грампласттрестом Наркомтяжпрома, – произведения – танго «Халима» и фокстрот «Аскари». Надпись указывала на автора и исполнителя: «Джаз под управлением П. Чаплеевского». (Очевидно, что для «красных» культур-менеджеров совместное существование на грамзаписях джаза, танго, фокстрота и других модных культур было вполне естественным).

Фокстрот «Аскари» создан Павлом Чаплеевским по мотивам узбекской народной песни. Слушать его, поверьте нам, можно многократно: пикантный, пьянящий, веселый, с легкой иронией, он передает дух Ташкента начала 1930-х с его красными шелковыми абажурами, танцующими парами, заморскими винами, московскими духами и одеколонами, дефилирующей под царственными платанами европейской интеллигенцией. Пришедший из США фокстрот – эта музыка парного танца – красная узбекистанская партноменклатура терпела, что называется, «скрипя зубами», и часть ташкентской фронды ставила свой радиоприемник на самую короткую волну, дабы чудесным западным музыкальным подарком освежить голову от пролетарского бреда. Джаз через репродукторы тёк и к посетителям «красных чайхан» – с пролетариями, колхозниками, преподавателями марксизма-ленинизма.

Известно, что Чаплеевский работал в Ташкентском государственном русском драматическом театре. В московских архивах хранится много связанных с этим композитором документов 1938 – 1941 годов, а на аукционах можно найти убористый автограф музыканта.

В довоенном Ташкенте и Самарканде, как пишут американские музыковеды, успешно гастролировал коллектив того самого Цфасмана.

Этно-джаз от Госджаза

Считается, что советский кавер-трек знаменитого «Каравана» Дюка Эллингтона и Хуана Тизола – в исполнении созданного в 1939 году Государственного джаз-оркестра СВ­СВ­СР – стал одним из пионеров так называемого этно-джаза в СВ­СВ­СР. Американский хит в версии Госджаза приобрел новые краски: больше пустыни, больше изнывающих от жажды путников и вообще больше экзотического Востока. Позже этот же коллектив под руководством музрука Виктора Кнушевицкого освоит «Еврейскую рапсодию», а также «Укротителя змей» Тедди Пауэлла – влияние этих вещей на музыку в Средней Азии трудно переоценить.

Взмахивая дирижерской палочкой в сторону Востока, Госджаз расчищал дорогу для новых интерпретаций джазовой классики. Задача этнических импровизаций проходит красной нитью в творчестве этого оркестра.

* * *

В декабре 1940 года филадельфийское общество Modern music lovers организовало несколько вечеров для специалистов и любителей с демонстрацией советских граммофонных пластинок. Один вечер был посвящен музыке – в том числе и джазу – Узбекистана, Туркмении, Казахстана, Таджикистана. Красная пропаганда поработала вполне результативно, представляя культурную модернизацию в национальных республиках СВ­СВ­СР.

Это, разумеется, никак не означало отсутствия в официальной печати критики советского джаза. Англоязычная Moscow Daily News, например, в первом номере от 1937 года якобы от имени обучавшегося в Москве американца писала, что «джазовые» композиции зачастую исполняются «в шутовском ритме, не привнося ничего ценного в жанр», барабанщики «необоснованно громко бьют по тарелкам, заглушая остальные инструменты», создавая «кромешный ад». Почти все выступления джазовых оркестров – продолжала газета – кажутся «невыносимым балаганом, во время которого можно разговаривать лишь криком». Все оркестры «проявляют склонность к жесткости в ритме». В результате, у танцоров получаются слишком механические, похожие на строевые, движения. Истинный джаз, заключало издание, – великая музыка, великая, потому что она всегда исходила из самих человеческих сердец.

Тридцатые уходили в прошлое, выдав много новых джазовых сочинений. Впереди была изнурительная война, тяжелая эвакуация, голод, холод, болезни, работа мастеров в чужих консерваториях и оркестрах, фронтовые бригады. Алые паруса джаза помогали выживать, помогали жить.