Я не согласен ни с одним словом, которое вы говорите, но готов умереть за ваше право это говорить... Эвелин Беатрис Холл

независимый интернет-журнал

Держись заглавья Кругозор!.. Наум Коржавин
x

Благоволительницы

Отрывок из исторического романа

Опубликовано 17 Марта 2020 в 07:40 EDT

...Я говорил с заключенными евреями, заверявшими меня, что для них издавна зло шло с востока, а добро с запада; в 1918-м они принимали наших солдат как освободителей и спасителей, те в свою очередь вели себя очень гуманно; после ухода немцев вернулись украинцы-петлюровцы и принялись снова убивать евреев. Большевистская власть морила народ голодом. Теперь убиваем мы...
Гостевой доступ access Подписаться

Ис­то­ричес­кий ро­ман фран­цуз­ско­го пи­сате­ля аме­рикан­ско­го про­ис­хожде­ния на­писан от ли­ца про­таго­нис­та — офи­цера СС Мак­си­мили­ана А­уэ, од­но­го из ря­довых ис­полни­телей на­цист­ской прог­раммы «окон­ча­тель­но­го ре­шения ев­рей­ско­го воп­ро­са». Дей­ствие ро­мана про­ис­хо­дит на Вос­точном фрон­те (Ук­ра­ина, Крым, Се­вер­ный Кав­каз, Ста­лин­град), в Поль­ше, Гер­ма­нии и Фран­ции. Ро­ман был на­писан ав­то­ром от ру­ки в съ­ем­ной квар­ти­ре на Чис­тых Пру­дах. В 2006 ро­ман по­лучил Гон­ку­ров­скую пре­мию и пре­мию Фран­цуз­ской Ака­демии и стал ев­ро­пей­ским бес­тсел­ле­ром.

За ро­ман «Бла­гово­литель­ни­цы» ав­тор по­лучил Гон­ку­ров­скую пре­мию и Боль­шую пре­мию Фран­цуз­ской Ака­демии (обе — 2006). По­пуляр­ный фран­цуз­ский жур­нал Lire («Чте­ние») наз­вал ро­ман луч­шей кни­гой 2006 го­да. До кон­ца 2007 го­да кни­га бы­ла рас­про­дана во Фран­ции в ко­личес­тве 700 тыс. Эк­зем­пля­ров.

Цен­траль­ный двор зам­ка был за­вален тру­пами — по слу­хам, НКВД на­кану­не от­ступ­ле­ния расс­тре­лял зак­лю­чен­ных. Ке­риг пред­ло­жил прой­тись пос­мотреть.

“Да, вы пра­вы. НКВД, пе­ред тем как уб­рать­ся, расс­тре­лял три ты­сячи тю­рем­ных зак­лю­чен­ных”.

Тру­пы сгреб­ли в ку­чи, бес­по­рядоч­но гро­моз­дивши­еся те­перь на боль­шом мо­щеном дво­ре. Неп­рекра­ща­юще­еся мо­нотон­ное жуж­жа­ние сот­ря­сало воз­дух: ту­чи жир­ных си­них мух кру­жили над ни­ми, над лу­жами кро­ви и ис­праж­не­ни­ями. Мои са­поги прик­ле­ились к брус­чатке. Те­ла мер­тве­цов уже взду­вались, я раз­гля­дывал их зе­лено­ватую или по­жел­тевшую ко­жу, бес­формен­ные, отек­шие, как от по­бо­ев, ли­ца. Во­няло ужас­но, но это был за­пах — я уз­нал его — на­чала и кон­ца все­го, за­пах, обоз­на­ча­ющий са­мую суть на­шего су­щес­тво­вания.

«Их боль­ше ты­сячи, — ти­хо, поч­ти ше­потом, со­об­щил мне офи­цер аб­ве­ра. — Ук­ра­ин­цы и по­ляки, ко­торых пос­ле втор­же­ния боль­ше­вики дер­жа­ли в тюрь­ме. Тут и жен­щи­ны, и да­же де­ти». Я хо­тел зак­рыть гла­за или за­горо­дить­ся ру­кой, и в то же вре­мя хо­тел смот­реть, нас­мотреть­ся вдо­воль, впи­тать взгля­дом от­крыв­шу­юся пе­редо мной не­пос­ти­жимую кар­ти­ну и, мо­жет быть, та­ким об­ра­зом ух­ва­тить неч­то ус­коль­за­ющее от че­лове­чес­ко­го по­нима­ния.

На сле­ду­ющий день зон­дерко­ман­да по-нас­то­яще­му прис­ту­пила к ра­боте. Взвод под ко­ман­до­вани­ем Каль­се­на и Кур­та Ган­са расс­тре­лял в са­дах кре­пос­ти трис­та ев­ре­ев и двад­цать ма­роде­ров.

Во вре­мя пос­ле­полу­ден­но­го соб­ра­ния Лу­ле со­об­щил сры­ва­ющим­ся го­лосом, что сре­ди расс­тре­лян­ных в зам­ке об­на­руже­ны де­сять не­мец­ких сол­дат, страш­но изу­родо­ван­ных: «Их свя­зали, по­том от­ре­зали нос, уши, язык и ге­нита­лии».

Уз­нав о том, что во дво­ре кре­пос­ти най­де­но де­сять изу­родо­ван­ных не­мец­ких сол­дат, ге­нерал-фель­дмар­шал се­год­ня ут­ром от­дал рас­по­ряже­ние о про­веде­нии ка­ратель­ной опе­рации. За каж­до­го уби­того боль­ше­вика­ми он при­казал расс­тре­лять сот­ню ев­ре­ев, то есть все­го ты­сячу.

«Где взять ев­ре­ев». Он хо­хот­нул: «Ах, это! Очень прос­то. А­ОК рас­пе­чатал объ­яв­ле­ния: всех ев­ре­ев про­сят явить­ся зав­тра ут­ром на глав­ную пло­щадь для обя­затель­ных ра­бот. Тех, кто при­дет, схва­тят». 

Пов­сю­ду тол­пился на­род. Меж­ду не­мец­ки­ми во­ен­ны­ми ма­шина­ми цир­ку­лиро­вали ук­ра­шен­ные тран­спа­ран­та­ми и жел­то-го­лубы­ми фла­гами ав­то­моби­ли и от­кры­тые гру­зови­ки, ту­да бит­ком на­бились лю­ди, в ос­новном в штат­ском, ред­ко в фор­ме, ора­ли, рас­пе­вали во все гор­ло пес­ни, па­лили в воз­дух из вин­то­вок и пис­то­летов. На тро­ту­арах и под де­ревь­ями на­род, кто с ору­жи­ем, кто без, гром­ко при­ветс­тво­вал их, про­тис­ки­ва­ясь меж­ду не­мец­ки­ми сол­да­тами с бесс­трас­тны­ми ли­цами. В хол­ле тес­ни­лись во­ору­жен­ные лю­ди в пид­жа­ках с жел­то-го­лубы­ми по­вяз­ка­ми; они воз­бужден­но пе­рего­вари­вались на ук­ра­ин­ском или поль­ском — не раз­бе­решь — с сол­да­тами в не­мец­кой фор­ме.

Из две­рей ста­рой ко­локоль­ни выс­ко­чил че­ловек с бо­родой в су­тане свя­щен­ни­ка и бро­сил­ся ко мне: «Гос­по­дин офи­цер! Гос­по­дин офи­цер! Сю­да, сю­да, я вас про­шу». По-не­мец­ки он изъ­яс­нялся го­раз­до луч­ше, чем взлом­щик окон, но с ка­ким-то стран­ным ак­центом. Он поч­ти си­лой пов­лек ме­ня к во­ротам. Я ус­лы­шал плач, сто­ны, ди­кий вой; во дво­ре цер­кви груп­па муж­чин ду­бин­ка­ми и ме­тал­ли­чес­ки­ми пруть­ями жес­то­ко из­би­вала рас­плас­танных на зем­ле ев­ре­ев. Мно­гие те­ла ле­жали не­под­вижно, дру­гие еще вздра­гива­ли под уда­рами. «Гос­по­дин офи­цер, — умо­лял свя­щен­ник, — сде­лай­те что-ни­будь! Здесь же храм!» Я в не­реши­тель­нос­ти ос­та­новил­ся в во­ротах; свя­щен­ник про­дол­жал тя­нуть ме­ня за ру­кав. Не знаю, о чем я ду­мал. По­том ме­ня за­метил ук­ра­инец и что-то ска­зал ос­таль­ным, мот­нув го­ловой в мою сто­рону; те сна­чала ко­леба­лись, но по­том все же прек­ра­тили из­би­ение; свя­щен­ник об­ру­шил­ся на них с уп­ре­ками, я ни­чего не по­нимал. Он обер­нулся ко мне: «Я ска­зал, что вы при­каза­ли прек­ра­тить это. Я ска­зал, что цер­кви свя­щен­ны и что они свиньи, а цер­кви на­ходят­ся под за­щитой вер­махта, и ес­ли они не уй­дут доб­ро­воль­но, то их арес­ту­ют». 

На ули­це пе­ред тюрь­мой соб­ра­лась тол­па, ца­рила не­во­об­ра­зимая су­толо­ка. Лю­ди над­ры­вались до хри­поты, жен­щи­ны ис­те­рич­но рва­ли на се­бе одеж­ду и ка­тались по зем­ле; под ох­ра­ной фель­джан­дармов ев­реи пол­за­ли на ко­ленях и тер­ли тро­ту­ар; вре­мя от вре­мени кто-ни­будь под­ска­кивал к ним и бил но­гой, баг­ро­вый фель­дфе­бель орал: «Juden, kaputt!», ук­ра­ин­цы вос­торжен­но ап­ло­диро­вали. У во­рот тюрь­мы я про­пус­тил ко­лон­ну ев­ре­ев, кто был в ру­бахе, кто раз­дет по по­яс, мно­гие ис­те­кали кровью, под кон­во­ем не­мец­ких сол­дат они нес­ли и гру­зили на те­леж­ки раз­ла­га­ющи­еся тру­пы. Ста­рухи в чер­ном с воп­ля­ми бро­сались на те­ла, по­том под­ска­кива­ли к ев­ре­ям, вцеп­ля­лись в них ног­тя­ми, так что один сол­дат да­же пы­тал­ся их от­го­нять. Я по­терял Бе­ка из ви­ду и сам от­пра­вил­ся во двор тюрь­мы. Там раз­во­рачи­вал­ся тот же спек­такль: обе­зумев­шие от ужа­са ев­реи раз­би­рали тру­пы, от­ти­рали мос­то­вую под улю­люканье сво­их над­зи­рате­лей; не­кото­рые сол­да­ты ки­дались впе­ред, би­ли ев­ре­ев и го­лыми ру­ками, и прик­ла­дами, ев­реи с воп­ля­ми па­дали, как под­ко­шен­ные, си­лились встать и про­дол­жить ра­боту; дру­гие сол­да­ты фо­тог­ра­фиро­вали, третьи ве­сели­лись, вык­ри­кива­ли ру­гатель­ства, на­усь­ки­вали; ес­ли ка­кой-ни­будь ев­рей не мог встать, его при­нима­лись пи­нать са­пога­ми, по­том один или два ев­рея за но­ги от­во­лаки­вали не­под­вижное те­ло в сто­рону, ос­таль­ные про­дол­жа­ли те­реть мос­то­вую.

На каж­дом эта­пе штаб от­ко­ман­ди­ровы­вал от­ряд для вы­яв­ле­ния, за­дер­жа­ния и унич­то­жения по­тен­ци­аль­но­го вра­га. В ос­новном де­ло ка­салось ев­ре­ев, но мы расс­тре­лива­ли и ко­мис­са­ров, и чле­нов пар­тии боль­ше­виков, ес­ли та­ковые по­пада­лись, и во­ров, и ма­роде­ров, и кресть­ян, пря­тав­ших зер­но, а так­же цы­ган.

Я го­ворил с зак­лю­чен­ны­ми ев­ре­ями, за­веряв­ши­ми ме­ня, что для них из­давна зло шло с вос­то­ка, а доб­ро с за­пада; в 1918-м они при­нима­ли на­ших сол­дат как ос­во­боди­телей и спа­сите­лей, те в свою оче­редь ве­ли се­бя очень гу­ман­но; пос­ле ухо­да нем­цев вер­ну­лись ук­ра­ин­цы-пет­лю­ров­цы и при­нялись сно­ва уби­вать ев­ре­ев. Боль­ше­вист­ская власть мо­рила на­род го­лодом. Те­перь уби­ва­ем мы. Дей­стви­тель­но, тут не пос­по­ришь, уби­вали мы мно­го.

На пло­щади ас­ка­рисы кри­ками и уда­рами шом­по­лов за­гоня­ли ев­ре­ев в гру­зови­ки, хо­тя ев­реи и не соп­ро­тив­ля­лись. Пря­мо пе­редо мной двое ук­ра­ин­цев та­щили ста­рика с де­ревян­ной но­гой, про­тез от­стег­нулся, но они без ко­леба­ний гру­бо швыр­ну­ли ста­рика в ку­зов.В каж­дый гру­зовик по­меща­лось око­ло трид­ца­ти ев­ре­ев, об­щее их ко­личес­тво приб­ли­жалось к ста пя­тиде­сяти, но нам вы­дели­ли все­го три гру­зови­ка, по­это­му один и тот же мар­шрут пред­сто­яло про­делать дваж­ды. Ког­да гру­зови­ки за­пол­ни­лись, На­гель ве­лел мне са­дить­ся в «опель» и по­вер­нул к ле­су, гру­зови­ки сле­дом за на­ми. На опуш­ке уже выс­тро­или оцеп­ле­ние. Ев­реи вы­лез­ли из гру­зови­ков, На­гель при­казал оп­ре­делить сре­ди них тех, кто пой­дет ко­пать; ос­таль­ные дол­жны бы­ли ждать здесь. Га­уп­тшар­фю­рер про­из­вел от­бор, раз­да­ли ло­паты; На­гель ор­га­низо­вал кон­вой, и груп­пу по­вели в лес. Гру­зови­ки от­пра­вились за сле­ду­ющей пар­ти­ей. Я раз­гля­дывал ев­ре­ев — те, что бы­ли ко мне поб­ли­же, ка­зались блед­ны­ми, но спо­кой­ны­ми. Двад­цать из доб­ро­воль­цев-ук­ра­ин­цев  выс­тро­ились в ряд пе­ред тран­ше­ей; пя­теро дру­гих схва­тили ко­пав­ших ев­ре­ев, сплошь пок­ры­тых грязью, пос­та­вили на ко­лени, спи­нами к стрел­кам. По при­казу га­уп­тшар­фю­рера ас­ка­рисы вски­нули на пле­чо ка­раби­ны и при­цели­лись ев­ре­ям в за­тылок. Но рас­чет ока­зал­ся не­вер­ным, на каж­до­го ев­рея по­лага­лось два стрел­ка, а ры­ли пят­надцать. Га­уп­тшар­фю­рер всех пе­рес­чи­тал, ве­лел ук­ра­ин­цам опус­тить ружья, пя­терых ев­ре­ев отог­на­ли в сто­рону, ждать сво­ей оче­реди. Боль­шинс­тво ев­ре­ев впол­го­лоса что-то бор­мо­тали, ве­ро­ят­но, мо­лит­вы, кро­ме это­го ник­то из них не про­из­нес ни сло­ва. «Луч­ше до­бавить еще ас­ка­рисов, — вста­вил вто­рой ун­тер-офи­цер. — Быс­трее бы по­лучи­лось». Пос­ле­дова­ла ко­рот­кая дис­куссия; ук­ра­ин­цев все­го двад­цать пять, на­до к ним при­со­еди­нить еще пять че­ловек из оцеп­ле­ния, — пред­ла­гал ун­тер-офи­цер; га­уп­тшар­фю­рер ут­вер­ждал, что оцеп­ле­ние раз­би­вать нель­зя. На­гель, окон­ча­тель­но вы­веден­ный из се­бя, от­ре­зал: «Ис­полнять по-преж­не­му». Га­уп­тшар­фю­рер ряв­кнул на ас­ка­рисов, те сно­ва под­ня­ли вин­товки. На­гель шаг­нул впе­ред. «Слу­шай мою ко­ман­ду… — Го­лос из­ме­нил ему, он сде­лал уси­лие, что­бы сно­ва взять се­бя в ру­ки. — Огонь!» Прог­ре­мел залп, я толь­ко уви­дел за пе­леной ды­ма ка­кие-то крас­ные вспо­лохи. Уби­тые по­лете­ли на дно, ли­цом в грязь; два скрю­чен­ных те­ла ос­та­лись на краю ямы. «Убе­рите все и ве­дите сле­ду­ющих», — при­казал На­гель. Ук­ра­ин­цы взя­ли двух мер­твых ев­ре­ев за ру­ки и но­ги, рас­ка­чали и ски­нули в яму, те с гром­ким плес­ком упа­ли в во­ду; кровь по­током тек­ла из их раз­мозжен­ных го­лов и заб­рызга­ла са­поги и зе­леную фор­му ук­ра­ин­цев. Двое по­дош­ли с ло­пата­ми и при­нялись сбра­сывать комья ок­ро­вав­ленной зем­ли и бе­лесые кус­ки моз­га в ров к мер­тве­цам. Я то­же приб­ли­зил­ся: по­кой­ни­ки пла­вали в гря­зи, кто на жи­воте, кто на спи­не, с тор­ча­щими квер­ху но­сами и бо­рода­ми; кровь из ран пок­ры­вала по­вер­хность во­ды, слов­но тон­кий слой рас­ти­тель­но­го мас­ла яр­ко-крас­но­го цве­та, крас­ны­ми ста­ли их бе­лые ру­бахи, по ко­же и во­лосам тек­ли крас­ные струй­ки.

При­вели вто­рую груп­пу — пя­терых из тех, что ко­пали, и пя­терых из ждав­ших у ле­са, их пос­та­вили на ко­лени, ли­цом к мо­гиле, к пла­ва­ющим тру­пам их со­седей; один вдруг по­вер­нулся к стрел­кам, под­нял го­лову и мол­ча пос­мотрел на них. Я ду­мал об этих ук­ра­ин­цах: как они толь­ко дош­ли до та­кого? Мно­гие из них во­ева­ли про­тив по­ляков, по­том про­тив боль­ше­виков, они ведь дол­жны бы­ли бы меч­тать о луч­шем, мир­ном бу­дущем для се­бя и сво­их де­тей, и вот те­перь они пос­ре­ди ле­са, на­дев чу­жую во­ен­ную фор­му, без ка­кой-ли­бо дос­тупной их по­нима­нию при­чины уби­ва­ют лю­дей, ко­торые ни­чего им не сде­лали. Что они са­ми-то, ин­те­рес­но, ду­мали об этом? Так или ина­че, ус­лы­шав при­каз, они стре­ляли, они ски­дыва­ли тру­пы в яму, при­води­ли сле­ду­ющих и не про­тес­то­вали. Что они бу­дут ду­мать об этом поз­же? Ору­жей­ный залп. Со дна ямы до­нес­лись сто­ны. «Прок­лятье, они не все по­дох­ли!» — вы­ругал­ся га­уп­тшар­фю­рер. «Ну так при­кон­чи­те их!» — за­орал На­гель. По при­казу га­уп­тшар­фю­рера двое ас­ка­рисов вста­ли на краю и вы­пус­ти­ли обой­мы по те­лам. Воп­ли про­дол­жа­лись. Ас­ка­рисы вы­пус­ти­ли еще по обой­ме. Ря­дом уже рас­чи­щали край рва. При­вели еще де­сять ев­ре­ев. Я за­метил Поп­па: он за­чер­пнул це­лую при­гор­шню зем­ли из боль­шой ку­чи воз­ле рва, изу­чал ее, раз­ми­нал меж­ду паль­ца­ми, ню­хал и да­же поп­ро­бовал на зуб. «Попп, что та­кое?» Он по­дошел ко мне. «Пос­мотри­те на эту зем­лю, обер­штурмфю­рер. Прек­расная зем­ля. Сов­сем неп­ло­хо по­селить­ся здесь». Ев­реи опус­ти­лись на ко­лени. «Вы­кини сей­час же, Попп», — ска­зал я ему. «Нам обе­щали, что пос­ле мы смо­жем обос­но­вать­ся здесь, пос­тро­ить фер­мы. Я ду­маю, ка­кое от­личное мес­то, вот и все». — «Попп, зат­кнись!» Ас­ка­рисы да­ли оче­ред­ной залп. Сно­ва из ямы по­нес­лись ду­шераз­ди­ра­ющие кри­ки и сто­ны.

«По­жалуй­ста, гос­по­да нем­цы! Умо­ля­ем!» Га­уп­тшар­фю­рер ве­лел сде­лать кон­троль­ные выс­тре­лы, но кри­ки не прек­ра­тились, слыш­но бы­ло, как лю­ди ба­рах­та­лись в во­де. На­гель орал: «Ва­ши бол­ва­ны стре­лять не уме­ют! Пусть ле­зут в яму!» — «Но, герр ун­тер­штурмфю­рер…» — «При­кажи­те им спус­тить­ся!» Га­уп­тшар­фю­рер пе­редал че­рез пе­ревод­чи­ка при­каз. Ук­ра­ин­цы при­нялись что-то воз­бужден­но го­ворить. «Ну что они?» — спро­сил На­гель. «Они не хо­тят спус­кать­ся, герр ун­тер­штурмфю­рер, — объ­яс­нил пе­ревод­чик. — Они счи­та­ют, что в этом нет нуж­ды, они мо­гут стре­лять с края». На­гель по­баг­ро­вел. «Быс­тро вниз!» Га­уп­тшар­фю­рер схва­тил од­но­го их них за ру­ку и по­волок к яме; ук­ра­инец соп­ро­тив­лялся. Те­перь кри­чали все — и по-не­мец­ки, и по-ук­ра­ин­ски. Чуть вда­леке жда­ла сле­ду­ющая груп­па. В бе­шенс­тве ас­ка­рис бро­сил вин­товку на зем­лю и спрыг­нул в яму, пос­коль­знул­ся, упал сре­ди уби­тых и аго­низи­ру­ющих. Его то­варищ по­лез сле­дом и, цеп­ля­ясь за край, по­мог ему встать. Ук­ра­инец, весь в гря­зи и кро­ви, ру­гал­ся и от­пле­вывал­ся. Га­уп­тшар­фю­рер про­тянул ему вин­товку. Сле­ва вне­зап­но раз­да­лись выс­тре­лы и кри­ки; кон­во­иры па­лили в сто­рону ле­са: один ев­рей, вос­поль­зо­вав­шись об­щей су­мато­хой, уд­рал. «Вы по­пали в не­го?» — крик­нул На­гель. «Не знаю, герр ун­тер­штурмфю­рер», — от­ве­чал из­да­лека по­лицей­ский. «Ну так бе­гите, пос­мотри­те!» С про­тиво­полож­ной сто­роны два дру­гих ев­рея то­же вдруг по­бежа­ли, и сол­да­ты из оцеп­ле­ния сно­ва ста­ли стре­лять: один рух­нул сра­зу, вто­рой ис­чез в глу­бине ле­са. На­гель вых­ва­тил пис­то­лет и раз­ма­хивал им нап­ра­во, на­лево, вык­ри­кивая про­тиво­речи­вые при­казы. В яме ас­ка­рис пы­тал­ся прис­та­вить вин­товку ко лбу ра­нено­го ев­рея, но тот уво­рачи­вал­ся, пря­тал го­лову под во­ду. Ук­ра­инец все же выс­тре­лил на­угад, пу­ля раз­несла ев­рею че­люсть, но так и не уби­ла его, он бил­ся в су­доро­гах, хва­тал ук­ра­ин­ца за но­ги.

Ук­ра­ин­цы взя­ли двух мер­твых ев­ре­ев за ру­ки и но­ги, рас­ка­чали и ски­нули в яму, те с гром­ким плес­ком упа­ли в во­ду; кровь по­током тек­ла из их раз­мозжен­ных го­лов и заб­рызга­ла са­поги и зе­леную фор­му ук­ра­ин­цев. Двое по­дош­ли с ло­пата­ми и при­нялись сбра­сывать комья ок­ро­вав­ленной зем­ли и бе­лесые кус­ки моз­га в ров к мер­тве­цам. Я то­же приб­ли­зил­ся: по­кой­ни­ки пла­вали в гря­зи, кто на жи­воте, кто на спи­не, с тор­ча­щими квер­ху но­сами и бо­рода­ми; кровь из ран пок­ры­вала по­вер­хность во­ды, слов­но тон­кий слой рас­ти­тель­но­го мас­ла яр­ко-крас­но­го цве­та, крас­ны­ми ста­ли их бе­лые ру­бахи, по ко­же и во­лосам тек­ли крас­ные струй­ки. При­вели вто­рую груп­пу — пя­терых из тех, что ко­пали, и пя­терых из ждав­ших у ле­са, их пос­та­вили на ко­лени, ли­цом к мо­гиле, к пла­ва­ющим тру­пам их со­седей; один вдруг по­вер­нулся к стрел­кам, под­нял го­лову и мол­ча пос­мотрел на них. Я ду­мал об этих ук­ра­ин­цах: как они толь­ко дош­ли до та­кого?

Ев­ре­ев пос­та­вили ли­цом к яме, стрел­ки из ваф­фен-СС при­цели­лись не в грудь, а в го­лову. В ито­ге выш­ло ужас­но: че­репа раз­ле­тались на кус­ки, и ли­ца стре­ляв­ших заб­рызга­ло кровью и моз­га­ми. Од­но­го из стрел­ков-доб­ро­воль­цев выр­ва­ло, его то­вари­щи, сол­да­ты вер­махта, под­ня­ли его на смех.

От­ны­не при­гово­рен­ные раз­де­вались пе­ред казнью, ве­щи их со­бира­ли на слу­чай мо­розов и для ре­пат­ри­ан­тов. В Жи­томи­ре Бло­бель нам разъ­яс­нил, что со­бой пред­став­ля­ет Sardinenpackung — «сар­динная ук­ладка», но­вый ме­тод, изоб­ре­тен­ный Й­екель­ном, о ко­тором Каль­сен знал уже дав­но. В Га­лиции еще с и­юля ко­личес­тво опе­раций зна­читель­но уве­личи­лось, и Й­екельн рас­су­дил, что тран­шеи за­пол­ня­ют­ся слиш­ком быс­тро; те­ла па­дали, как при­дет­ся, бес­по­рядоч­но; мно­го мес­та про­пада­ло зря, на рытье но­вых ям тра­тилось вре­мя; а так при­гово­рен­ные, раз­девшись, ло­жились нич­ком на дно мо­гилы, стрел­ки стре­ляли в упор им в за­тылок. «Я всег­да выс­ту­пал про­тив Genickschuss, — на­пом­нил нам Бло­бель, — но те­перь у нас нет вы­бора». По­том офи­цер ос­матри­вал ряд и убеж­дался, что при­гово­рен­ные мер­твы; пос­ле это­го те­ла пок­ры­вали тон­ким сло­ем зем­ли и на них ва­летом ло­жилась сле­ду­ющая груп­па; ког­да на­кап­ли­валось пять-шесть ря­дов, яму за­сыпа­ли.

Во вре­мя эк­зе­куции я за­метил маль­чи­ка, уми­рав­ше­го на дне тран­шеи: у стрел­ка, вид­но, дрог­ну­ла ру­ка, и пу­ля по­пала слиш­ком низ­ко, в спи­ну. Маль­чик вздра­гивал всем те­лом, взгляд ши­роко рас­кры­тых глаз ос­текле­нел.

Жи­томир уже был judenrein — очи­щен от ев­ре­ев. Ко­ман­до­вание очис­ти­ло гет­то в тот день, ког­да мы доб­ра­лись до Ки­ева, и унич­то­жило три ты­сячи сто со­рок пять ос­та­вав­шихся ев­ре­ев.

У аб­ве­ра име­лись све­дения о не­ком Фрид­ма­не, из­вес­тном аген­те НКВД, гла­ве аген­турной раз­ведки и ди­вер­си­он­ных групп, ор­га­низо­ван­ных пе­ред от­ступ­ле­ни­ем Крас­ной Ар­мии; са­перы ут­вер­жда­ли, что речь прос­то идет о за­ранее за­ложен­ных ми­нах за­мед­ленно­го дей­ствия. Центр прев­ра­тил­ся в ад кро­меш­ный. Прог­ре­мело еще нес­коль­ко взры­вов, по­жары унич­то­жили весь Кре­щатик от Дум­ской пло­щади до пло­щади Тол­сто­го. Бу­тыли с «кок­тей­лем Мо­лото­ва», спря­тан­ные на чер­да­ках, ло­пались от жа­ра, же­ле­об­разная смесь тек­ла по лес­тни­цам до­мов, под­пи­тывая огонь, ко­торый пос­те­пен­но пе­реки­дывал­ся на па­рал­лель­ные ули­цы: с ули­цы Пуш­ки­на на ули­цы Ме­рин­га, Кар­ла Мар­кса, Эн­гель­са вплоть до ули­цы Ок­тябрь­ской ре­волю­ции, про­ходив­шей под на­шим двор­цом. Обе­зумев­шее на­селе­ние взя­ло штур­мом два ог­ромных ма­гази­на ЦУМ, фель­джан­дарме­рия мно­гих за­дер­жа­ла и хо­тела пе­редать нам, ос­таль­ные сго­рели за­живо. Жи­тели цен­тра бе­жали, сги­ба­ясь под тя­жестью тю­ков и тол­кая впе­реди дет­ские ко­ляс­ки, за­вален­ные до­маш­ней ут­варью, ков­ра­ми, ра­ди­оп­ри­ем­ни­ками, а де­ти над­ры­вались от пла­ча на ру­ках ма­терей. Не­мец­кие сол­да­ты, не слу­шая при­казов, при­бива­лись к ним и то­же бе­жали. Вре­мя от вре­мени внутрь до­ма про­вали­валась кры­ша…В му­зее Ле­нина наш­ли че­тыре тон­ны взрыв­чатки, го­товой сде­тони­ровать в лю­бой мо­мент, но са­перам уда­лось ее обез­вре­дить и от­та­щить к вхо­ду.

Мы об­на­ружи­ли бо­лее со­рока за­мини­рован­ных зда­ний, иног­да на­ходи­ли взры­вате­ли с бес­про­вод­ны­ми де­тона­тора­ми, уп­равля­емы­ми на рас­сто­янии;

Од­но из на­ших под­разде­лений унич­то­жило па­ци­ен­тов гос­пи­таля име­ни Пав­ло­ва, при­каз от­дал Бло­бель, опа­сав­ший­ся, что ду­шев­но­боль­ные раз­бе­гут­ся и в го­роде при­бавит­ся бес­по­ряд­ков.
 
В вос­кре­сенье по все­му го­роду рас­кле­или объ­яв­ле­ния. С целью даль­ней­ше­го рас­се­ления в раз­ных об­ластях Ук­ра­ины ев­ре­ев приг­ла­шали соб­рать­ся ут­ром пе­ред их клад­би­щем на ули­це Мель­ни­кова, при се­бе раз­ре­шалось иметь пять­де­сят ки­лог­раммов ве­щей. Я сом­не­вал­ся в ус­пе­хе это­го ма­нев­ра; по­зади был Луцк, и слу­хи об учас­ти, ожи­да­ющей ев­ре­ев, про­сочи­лись че­рез ли­нию фрон­та; чем даль­ше мы прод­ви­гались на вос­ток, тем мень­ше ста­нови­лось ев­ре­ев, те­перь они бе­жали с Крас­ной Ар­ми­ей до на­шего нас­тупле­ния, а ведь рань­ше, в са­мом на­чале, жда­ли нас с на­деж­дой. С дру­гой сто­роны, как вер­но под­ме­тил Ген­ни­ке, боль­ше­вики упор­но об­хо­дили мол­ча­ни­ем на­ши опе­рации: в сво­их ра­ди­ос­водках они, яв­но пре­уве­личи­вая, об­ви­няли нас в чу­довищ­ных зверс­твах, но ни ра­зу не упо­мяну­ли ев­ре­ев; воз­можно, по мне­нию на­ших эк­спер­тов, бо­ялись на­рушить свя­щен­ное единс­тво со­вет­ско­го на­рода. От на­ших ос­ве­доми­телей мы уз­на­ли, что мно­гих ев­ре­ев дол­жны бы­ли эва­ку­иро­вать в тыл, но их, оче­вид­но, от­би­рали по тем же кри­тери­ям, что и рус­ских, и ук­ра­ин­цев, преж­де все­го по про­фес­сии, в ос­новном ин­же­неров, вра­чей, чле­нов Пар­тии, ква­лифи­циро­ван­ных ра­бочих; боль­шинс­тво ев­ре­ев, что­бы спас­тись, у­ез­жа­ли на собс­твен­ные средс­тва.

Нас­та­ло 29 сен­тября: Длин­ные ко­лон­ны ша­гали на за­пад, ев­реи шли семь­ями, та­щили на спи­нах тю­ки или рюк­за­ки. Боль­шинс­тво, ве­ро­ят­но бе­жен­цы, выг­ля­дели как ни­щие, муж­чи­ны и маль­чи­ки бы­ли в про­летар­ских кеп­ках, но то там, то сям мель­ка­ли мяг­кие фет­ро­вые шля­пы. Кто-то да­же вез ста­риков и че­мода­ны в по­воз­ках, зап­ря­жен­ных то­щими ло­шадь­ми. Я ве­лел шо­феру раз­вернуть­ся, мне хо­телось уви­деть боль­ше; он по­ехал на­лево, по­том за уни­вер­си­тетом спус­тился на Сак­са­ган­скую и нап­ра­вил­ся в сто­рону вок­за­ла. Ев­реи вы­ходи­ли из до­мов и вли­вались в по­ток, тек­ший с мер­ным шу­мом ми­мо. Не­мец­ких сол­дат я как-то и не за­метил. На пе­рек­рес­тках улиц люд­ские реч­ки со­еди­нялись, раз­раста­лись и дви­гались даль­ше, спо­кой­но, без волн и во­дово­ротов. Мы под­ня­лись на холм, вок­зал ос­тался по­зади, и сно­ва вы­еха­ли на буль­вар с уг­ла ог­ромно­го бо­тани­чес­ко­го са­да. Там груп­па сол­дат с ка­кими-то ук­ра­ин­ски­ми по­соб­ни­ками жа­рила свинью на ог­ромном вер­те­ле, пах­ло очень вкус­но. Про­ходя­щие ев­реи с за­вистью заг­ля­дыва­лись на жар­кое, сол­да­ты сме­ялись, нас­ме­хались над ни­ми. Со всех при­лежа­щих улиц сте­кались лю­ди, их ув­ле­кало об­щим те­чени­ем, ру­чей­ки впа­дали в ре­ку. Вре­мя от вре­мени бес­ко­неч­ная ко­лон­на ос­та­нав­ли­валась, по­том — тол­чок, и она сно­ва от­прав­ля­лась в путь. Ми­мо ме­ня ста­рухи с гир­лянда­ми лу­ка на шее ве­ли за ру­ки соп­ли­вых де­тей, я за­метил де­воч­ку, сто­яв­шую сре­ди кон­сер­вных ба­нок, раз­ме­ром боль­ше нее. Мне по­каза­лось, что в ос­новном здесь шли ста­рики и де­ти, од­на­ко су­дить труд­но: здо­ровых муж­чин ли­бо заб­ра­ли в ар­мию, ли­бо они поп­росту сбе­жали. Спра­ва, пе­ред бо­тани­чес­ким са­дом, в во­дос­точной ка­наве, за­кинув ру­ку за го­лову, ле­жал труп; лю­ди ста­рались не смот­реть в ту сто­рону.

В кон­це ули­цы Мель­ни­кова пе­ред ев­рей­ским клад­би­щем про­ход су­зили, ус­та­новив про­тиво­тан­ко­вые заг­ражде­ния и ко­лючую про­воло­ку, ох­ра­няв­ши­еся те­перь сол­да­тами вер­махта и ук­ра­ин­ски­ми по­лицей­ски­ми. Здесь на­чина­лось оцеп­ле­ние, прой­дя сквозь та­кое «гор­лышко», вер­нуть­ся на­зад ев­реи уже не мог­ли. Зо­на сор­ти­ров­ки на­ходи­лась чуть даль­ше, сле­ва, на пус­то­ши пе­ред ог­ромным хрис­ти­ан­ским Лукь­янов­ским клад­би­щем. Его ок­ру­жала длин­ная и до­воль­но низ­кая сте­на из крас­но­го кир­пи­ча, за ко­торой под­ни­мались в не­бо вы­сочен­ные де­ревья, с од­них листья уже об­ле­тели, дру­гие еще сто­яли крас­ные и жел­тые. Нап­ро­тив, со сто­роны ули­цы Дег­тя­рев­ской, выс­тро­ились ря­ды сто­лов, ми­мо ко­торых про­води­ли ев­ре­ев.

За каж­дым сто­лом сто­ял ун­тер-офи­цер на­шего под­разде­ления, ря­дом с ним пе­ревод­чик и сол­да­ты; на пер­вый стол ев­реи кла­ли до­кумен­ты, на вто­рой — день­ги, цен­ности, ук­ра­шения, на тре­тий — клю­чи от квар­тир с бир­ка­ми с раз­борчи­во на­писан­ным ад­ре­сом и, на­конец, на пос­ледний — одеж­ду и обувь. Они, на­вер­ное, что-то по­доз­ре­вали, но мол­ча­ли; все рав­но де­вать­ся не­куда, зо­на пол­ностью оцеп­ле­на. Не­кото­рые ев­реи пы­тались за­гово­рить с по­лицей­ски­ми, но ук­ра­ин­цы ок­ри­ками и уда­рами за­гоня­ли их об­ратно в тол­пу. Ра­зор­ванные пас­порта, тру­довые книж­ки, проф­со­юз­ные би­леты, про­доволь­ствен­ные та­лоны, се­мей­ные сним­ки; са­мые лег­кие бу­маж­ки рас­ки­дал ве­тер, ими бы­ло пок­ры­то все вок­руг. Я раз­гля­дывал фо­тог­ра­фии: не­гати­вы и от­пе­чатан­ные в ателье пор­тре­ты муж­чин, жен­щин, де­тей, ба­бушек, де­душек, мла­ден­цев с пух­лы­ми ще­ками; иног­да по­пада­лась кар­точка, сде­лан­ная во вре­мя от­пуска, мо­мент счастья, нор­маль­ная жизнь до все­го это­го.

Их раз­де­лили на ма­лень­кие груп­пы, и ун­тер-офи­цер, си­дев­ший за сто­лом, всех пе­рес­чи­тал; по­том на­ши ас­ка­рисы соб­ра­ли их и по­вели по кром­ке ов­ра­га. Раз­да­вались зал­пы, по­том ухо­дила сле­ду­ющая груп­па, де­ло спо­рилось. Я обог­нул ов­раг с за­пад­ной сто­роны, что­бы при­со­еди­нить­ся к ос­таль­ным офи­церам, сто­яв­шим на вер­ши­не се­вер­но­го скло­на. От­ту­да я и уви­дел весь ов­раг: ши­рина его дос­ти­гала приб­ли­зитель­но пя­тиде­сяти мет­ров, глу­бина трид­ца­ти, и тя­нул­ся он на мно­гие ки­ломет­ры; не­боль­шой ру­че­ек, про­текав­ший по дну, вни­зу впа­дал в ре­ку Сы­рец, дав­шую наз­ва­ние все­му рай­ону. Че­рез ру­чей по­ложи­ли дос­ки, так и ев­ре­ям и стрел­кам бы­ло лег­че пе­ред­ви­гать­ся, на дру­гой сто­роне, поч­ти пов­сю­ду на го­лых скло­нах рас­сы­пались бе­лые куч­ки, ко­торых ста­нови­лось все боль­ше и боль­ше. Ук­ра­ин­ские «ук­ладчи­ки» дос­тавля­ли к этим ку­чам сво­их по­допеч­ных и зас­тавля­ли ло­жить­ся свер­ху или ря­дом; взвод сол­дат приб­ли­жал­ся и шел вдоль ря­дов ле­жащих поч­ти на­гишом лю­дей, пус­кая каж­до­му пу­лю из ав­то­мата в за­тылок; все­го вы­дели­ли три взво­да. Меж­ду расс­тре­лами нес­коль­ко офи­церов про­веря­ли те­ла и де­лали из пис­то­лета кон­троль­ный выс­трел. На­вер­ху, обоз­ре­вая про­ис­хо­дящее, сто­яли офи­церы СС и вер­махта.

Там, где я сто­ял, об­рыв был слиш­ком кру­тым для спус­ка, мне приш­лось обог­нуть ов­раг и зай­ти с дру­гого кон­ца вни­зу у ре­ки. Пес­ча­ная поч­ва вок­руг тел про­пита­лась поч­ти чер­ной кровью; и ру­че­ек то­же по­чер­нел. За­пах кро­ви заг­лу­шал ужас­ный смрад экс­кре­мен­тов, в мо­мент смер­ти мно­гие ис­праж­ня­лись; к счастью, дул до­воль­но силь­ный ве­тер и раз­го­нял зло­вон­ные ис­па­рения. При бли­жай­шем рас­смот­ре­нии ока­залось, что все не так уж глад­ко. Ев­ре­ям, приг­нанным ас­ка­риса­ми и ор­по к ов­ра­гу, свер­ху от­кры­валась пол­ная кар­ти­на про­ис­хо­дяще­го. Они вы­ли от ужа­са, вы­рыва­лись, «ук­ладчи­ки» уда­рами шом­по­лов или сталь­ным тро­сом зас­тавля­ли их спус­кать­ся и ло­жить­ся на зем­лю, но, да­же ле­жа, они кри­чали и пы­тались встать, де­ти цеп­ля­лись за жизнь, как взрос­лые, вска­кива­ли и бе­жали, по­ка «ук­ладчик» не до­гонял их и не сби­вал с ног. Пу­ли час­то ле­тели ми­мо, но стрел­ки не об­ра­щали на это вни­мания и пе­рехо­дили к сле­ду­ющей жер­тве, ра­неные из­ви­вались, сто­нали от бо­ли, или, на­обо­рот, умол­ка­ли и за­мира­ли, ши­роко рас­пахнув гла­за, слов­но па­рали­зован­ные. Сол­да­ты хо­дили взад-впе­ред и стре­ляли прак­ти­чес­ки бе­зос­та­новоч­но. Я ос­толбе­нел и не по­нимал, что на­до де­лать. По­явил­ся Граф­хорст, пот­ряс ме­ня за ру­кав: «Обер­штурмфю­рер!» Он по­казал пис­то­летом на те­ла: «Пос­та­рай­тесь лик­ви­диро­вать ра­неных». Я вы­нул свой пис­то­лет и нап­ра­вил­ся к ку­че: юно­ша выл от бо­ли, я на­целил ду­ло ему в го­лову и на­жал на спуск, но пис­то­лет не выс­тре­лил: я за­был под­нять пре­дох­ра­нитель, по­том я снял его, и пу­ля по­пала юно­ше пря­мо в лоб, он вздрог­нул и за­тих. Что­бы доб­рать­ся до не­кото­рых ра­неных, я нас­ту­пал пря­мо на тру­пы и страш­но сколь­зил, об­мякшие бе­лые те­ла пе­река­тыва­лись под мо­ими са­пога­ми, кос­ти пре­датель­ски ло­мались, из-за че­го я пос­то­ян­но ос­ту­пал­ся да еще по щи­колот­ку увя­зал в гря­зи и кро­ви. Это бы­ло ужас­но, ме­ня про­низы­вало не­выно­симое от­вра­щение.

Ря­дом со мной про­вели но­вую груп­пу: я встре­тил­ся взгля­дом с очень кра­сивой де­вуш­кой, поч­ти без одеж­ды, но ос­та­вав­шей­ся эле­ган­тной, спо­кой­ной, гла­за ее на­пол­ня­ло не­выра­зимое го­ре. Я ото­шел. Ког­да я вер­нулся, она бы­ла еще жи­ва, ле­жала, на­поло­вину от­ки­нув­шись на спи­ну, пу­ля прош­ла под грудью. Де­вуш­ка пре­рывис­то ды­шала, те­ло ее оце­пене­ло, но прек­расные гу­бы дро­жали, ка­залось, вот-вот с них сор­вется ка­кое-то сло­во; она не­от­рывно смот­ре­ла на ме­ня сво­ими боль­ши­ми гла­зами, удив­ленны­ми, не­пони­ма­ющи­ми, гла­зами ра­неной пти­цы; ее взгляд прон­зил ме­ня нас­квозь, я по­казал­ся се­бе обык­но­вен­ной, гру­бо сде­лан­ной кук­лой, на­битой опил­ка­ми; я ни­чего не чувс­тво­вал, и в то же вре­мя мне боль­ше все­го хо­телось нак­ло­нить­ся и оте­реть с ее лба пот, сме­шав­ший­ся с грязью, пог­ла­дить по ще­ке и ска­зать, что все хо­рошо, все к луч­ше­му, но вмес­то это­го я с ли­хора­доч­ной пос­пешностью пус­тил ей пу­лю в го­лову; в кон­це кон­цов, все сво­дилось к од­но­му, ес­ли не для ме­ня, то для нее-то уж точ­но. Мысль обо всей этой бес­толко­вой че­лове­чес­кой свис­топляс­ке при­вела ме­ня в ди­кое, бес­пре­дель­ное бе­шенс­тво, я стре­лял и не мог ос­та­новить­ся, ее го­лова лоп­ну­ла, как пе­рез­ре­лый плод; вдруг моя ру­ка от­де­лилась от те­ла и поп­лы­ла над ов­ра­гом, стре­ляя по сто­ронам, я бе­жал сле­дом, под­зы­вал ее вто­рой ру­кой, про­сил по­дож­дать, но она не хо­тела, из­де­валась на­до мной и па­лила по ра­неным, впол­не справ­ля­ясь без ме­ня, я ос­та­новил­ся и рас­пла­кал­ся. Те­перь, ду­мал я, все кон­че­но, ру­ка ни­ког­да ко мне не вер­нется, но, к мо­ему ог­ромно­му изум­ле­нию, об­на­ружи­лось, что она сно­ва на мес­те и креп­ко при­рос­ла к пле­чу, а ря­дом очу­тил­ся Геф­нер и ска­зал: «Все нор­маль­но, обер­штурмфю­рер. Я вас за­меню».

Го­сударс­тву бы­ло без­различ­но, из ка­ких со­об­ра­жений мы уби­вали ев­ре­ев, из не­навис­ти, или для то­го, что­бы сде­лать карь­еру, или да­же по­тому, что в не­кото­рой сте­пени по­луча­ли от это­го удо­воль­ствие. Точ­но ему бы­ло без­различ­но, что мы не ис­пы­тыва­ем не­навис­ти ни к ев­ре­ям, ни к цы­ганам, ни к рус­ским, что нам не дос­тавля­ет ни­какой ра­дос­ти унич­то­жать их, аб­со­лют­но ни­какой ра­дос­ти. Ему бы­ло бы без­различ­но, да­же ес­ли бы мы от­ка­зались уби­вать, да и сан­кции бы не пос­ле­дова­ли, ведь го­сударс­тво от­лично зна­ло, что ре­зер­вы по­тен­ци­аль­ных убийц не­ис­черпа­емы, что лю­дей в его рас­по­ряже­нии сколь­ко угод­но...

Не пропусти интересные статьи, подпишись!
facebook Кругозор в Facebook   telegram Кругозор в Telegram   vk Кругозор в VK
 

Слушайте

 

Читайте также

ЗАРУБКИ В ПАМЯТИ

МОЙ ДЯДЯ САНЯ

В 1957 году я стал чемпионом Киева среди юношей в лёгком весе. Кроме грамоты мне вручили приз - кожаную папку и красивый альбом для фотографий. Надеялся, что чемпиона Киева возьмут в любой институт. Но не получилось по определенным обстоятельствам.

Валерий Зелиговский апрель 2025

ПАМФЛЕТ

НАДЕЖДА УМИРАЕТ ПОСЛЕДНЕЙ

Возвращение в мировую политику Трампа, напоминает историю, случившуюся в Москве 20-х годов, описанную М. Булгаковым в романе Мастер и Маргарита. А в главе 13 (чертова дюжина) изложен диалог писателя и поэта в психиатрической лечебнице, где поэт Иван Бездомный оказался после встречи с гостем из преисподней.

Леонид Анцелович апрель 2025

НОВЫЕ КНИГИ

Мифы, легенды и курьёзы Российской империи XVIII–XIX веков. Часть одиннадцатая

А. С. Пушкин: «У меня доход постоянный – с 36 букв русской азбуки»

Два императора в одной избе

Легендарный атаман, граф Матвей Платов: «Я всегда любил сочинителей, потому, что все они пьяницы»

Исторический курьёз: «…если бы вся Россия была наполнена людьми на него похожими, я не только продал, но и даром отдал бы её»

Игорь Альмечитов апрель 2025

ВЕХИ

Войны и судьбы: Итак, она звалась Татьяной…

С Татьяной Хмельницкой, моей учительницей музыки, я познакомился… даже страшно сказать, сколько лет назад! Пожалуй, прошло уже более полувека и уже прожита целая жизнь. Музыкального таланта мне, чтобы поступить в консерваторию, не хватило, я стал журналистом. Но и сама по себе «музыкальная тема», и многие люди, музыканты и педагоги, меня окружавшие в юности, были со мной до конца репортерской карьеры.

Виталий Цебрий апрель 2025

ПОЛИТИКА

Юбилей Нетаниягу: 15 лет у власти!

В чём ошибается не только «The Wall Street Journal», но и ... «Любите вы его или ненавидите, Биньямин Нетаниягу - исторический лидер, который навязал свою волю великим событиям своего времени» (Журнал «The Wall Street Journal»). Под таким заголовком появилась редакционная статья в этом американском журнале. Нужно сказать, что зарубежные средства массовой информации не в первый раз пиарят израильского премьера: несколько лет назад журнал «Тime» неоднократно помещал на своей обложке фотографию Беньямина Нетаниягу. И это при том…

Эдуард Малинский апрель 2025

СТРОФЫ

ПУШКИН – ВЫСОЦКИЙ (ПОЭМА)

Борис Пукин май 2025

Царь Эдип

Потому тут и мор, что остался с женой,
что сроднился вполне со случайной страной;
кто не хочет ослепнуть – не слушай слепца,
нет нам Родины, матери нет, нет отца!

Дмитрий Аникин май 2025

ИСТОРИЯ

Украинские маршалы

Смотрел краем глаза парад победы…

Виталий Цебрий май 2025

РЕЗОНАНС

Украинский почемучка (сериал)

Почти каждое утро и почти каждый украинский гражданин, просыпаясь, задает себе первый вопрос: "Почему американец Дональд Трамп решил, что можно безнаказанно и на свой выбор отбирать у соседа его дом (квартиру), страну, жену, например, и детей?"

Виталий Цебрий май 2025

ИЗ ЖУРНАЛИСТСКОГО ДОСЬЕ

Неизвестный плагиат

Почему «Буратино» был заимствованием, а «Терминатора» едва ни сочли воровством?

Сергей Кутовой май 2025

Держись заглавья Кругозор!.. Наум Коржавин

x

Исчерпан лимит гостевого доступа:(

Бесплатная подписка

Но для Вас есть подарок!

Получите бесплатный доступ к публикациям на сайте!

Оформите бесплатную подписку за 2 мин.

Бесплатная подписка

Уже зарегистрированы? Вход

или

Войдите через Facebook

Исчерпан лимит доступа:(

Премиум подписка

Улучшите Вашу подписку!

Получите безлимитный доступ к публикациям на сайте!

Оформите премиум-подписку всего за $12/год

Премиум подписка