Я не согласен ни с одним словом, которое вы говорите, но готов умереть за ваше право это говорить... Эвелин Беатрис Холл

независимый интернет-журнал

Держись заглавья Кругозор!.. Наум Коржавин
x

Тайные дневники Пришвина

"Другие писатели пишут для славы, я писал для любви"

Опубликовано 26 Декабря 2016 в 08:26 EST

...Дневники произвели ошеломляющее впечатление на читателей и литературоведов. Привычный взгляд на Пришвина, как на писателя-географа, благополучного и далекого от политики литератора, был уже немыслим: откровенно, но стремясь быть исторически объективным, в своих тетрадях Пришвин вел горькую летопись великой и страшной эпохи Российского государства. "Мои тетрадки - это мое оправдание", - говорил писатель...

___________________
Гостевой доступ access Подписаться

Мы по­лага­ем, что зна­ем о пи­сате­ле всё или поч­ти все, а меж­ду тем Приш­вин - од­на из са­мых за­гадоч­ных ли­тера­тур­ных фи­гур двад­ца­того ве­ка.

ЗА КАЖ­ДУЮ СТРОЧ­КУ - 10 ЛЕТ РАСС­ТРЕ­ЛА

"Есть ве­сен­ние се­рые сле­зы ра­дос­ти, пря­мо го­лубь в ду­ше за­иг­ра­ет, ког­да их пос­ле дол­гой зи­мы в пер­вый раз уви­дишь у се­бя на окош­ке. Но еще ра­дос­тней бы­ва­ет, ког­да теп­лая кап­ля вес­ны по­пада­ет на ли­цо, и тог­да каж­дый ду­ма­ет, что вот он-то и есть из­бран­ник вес­ны, ему, пер­во­му счас­тлив­цу, по­пала на ли­цо пер­вая ве­сен­няя кап­ля".

  Ав­тор этих строк, "из­бран­ник" и по­эт вес­ны -  Ми­ха­ил Ми­хай­ло­вич Приш­вин -  рус­ский пи­сатель, пуб­ли­цист, из­вес­тный боль­шинс­тву по кни­гам о при­роде, охот­ничь­им рас­ска­зам и про­из­ве­дени­ям для де­тей. Его ли­тера­тур­ный по­черк са­мобы­тен: он, как по­левой жа­воро­нок ме­лодич­ны­ми тре­лями, рос­сы­пями и дол­ги­ми пе­рели­вами, яр­ко со­лиру­ет сре­ди пи­сатель­ско­го мно­гого­лосья бла­года­ря изыс­канно­му по­этиз­му про­зы, род­ни­ковой чис­то­те, яс­ности выс­ка­зыва­ния, и, ко­неч­но, уни­каль­ной  спо­соб­ности гля­деть на мир гла­зами ре­бен­ка, но че­рез "фи­лософ­ские" оч­ки.

  Его чувс­тво при­роды вос­хи­ща­ет. Его уме­ние прев­ра­щать те­орию эт­ногра­фии, кра­еве­дения, фе­ноло­гии, бо­тани­ки и дру­гих на­ук в прак­ти­ку сво­ей и чи­татель­ской жиз­ни, де­ла­ет его кол­дов­скую про­зу, зак­ла­дыва­ющую ос­но­вы эко­логи­чес­ко­го соз­на­ния, ак­ту­аль­ней­шим чте­ни­ем пос­тиндус­три­аль­ной эпо­хи.

  Приш­вин­ская про­за об­ла­да­ет осо­бым оба­яни­ем: ма­ло то­го, что она нес­пешно, буд­то меж­ду про­чим, за­то нак­репко влюб­ля­ет в се­бя чи­тате­ля, она в при­дачу соз­да­ет впе­чат­ле­ние лич­но­го зна­комс­тва с ав­то­ром, слов­но вы - дав­ние при­яте­ли, поч­ти род­ные лю­ди. До­веря­ясь это­му чувс­тву, мы по­лага­ем, что зна­ем о пи­сате­ле все или поч­ти все, а, меж­ду тем, Приш­вин - од­на из са­мых за­гадоч­ных ли­тера­тур­ных фи­гур двад­ца­того ве­ка.

   По­рази­тель­но, но глав­ный труд его жиз­ни - "Днев­ни­ки", ко­торые он вел без ма­лого пол­ве­ка: с 1905 по 1954 год, по объ­ему в нес­коль­ко раз пре­выша­ющий са­мое пол­ное вось­ми­том­ное соб­ра­ние со­чине­ний пи­сате­ля, на­чал пуб­ли­ковать­ся лишь в на­чале де­вянос­тых.

 Днев­ни­ки про­из­ве­ли оше­лом­ля­ющее впе­чат­ле­ние на чи­тате­лей и ли­тера­туро­ведов. При­выч­ный взгляд на Приш­ви­на, как на пи­сате­ля-ге­ог­ра­фа, бла­гопо­луч­но­го и да­леко­го от по­лити­ки ли­тера­тора, был уже не­мыс­лим: от­кро­вен­но, но стре­мясь быть ис­то­ричес­ки объ­ек­тивным, в сво­их тет­ра­дях Приш­вин вел горь­кую ле­топись ве­ликой и страш­ной эпо­хи Рос­сий­ско­го го­сударс­тва. "Мои тет­радки - это мое оп­равда­ние", - го­ворил пи­сатель.

  Пред­ре­волю­ци­он­ные го­ды, Пер­вая ми­ровая вой­на, ре­волю­ция, го­лод­ные двад­ца­тые, рас­кресть­яни­вание, под­ко­сив­шее ос­но­вы сель­ско­го бы­та, ста­лин­ские реп­рессии трид­ца­тых, Вто­рая ми­ровая вой­на и пос­ле­во­ен­ные го­ды - всё это, без ухо­да в от­вле­чен­ные рас­сужде­ния и без пре­тен­зии на ори­гиналь­ность, в сер­мяжной кон­кре­тике бы­та, в хро­нике буд­ней со­дер­жится на стра­ницах тай­но­го днев­ни­ка.

     Пи­сал Приш­вин на рас­све­те, по­ка до­маш­ние спа­ли. Окон­ченные тет­ра­ди за­капы­вал ря­дом с до­мом. Бе­рег за­писи как зе­ницу ока, не без ос­но­вания го­воря: "За каж­дую строч­ку мо­его днев­ни­ка  - де­сять лет расс­тре­ла" -  пе­реф­ра­зиро­вал пе­чаль­но из­вес­тное "де­сять лет без пра­ва пе­репис­ки". 

  Пос­ле смер­ти Ми­ха­ила Ми­хай­ло­вича его вто­рая же­на, Ва­лерия Дмит­ри­ев­на Приш­ви­на-Ли­ор­ко, пе­репе­чата­ла на ма­шин­ке днев­ни­ки, а за­тем, опа­са­ясь обыс­ка, за­каза­ла два оцин­ко­ван­ных ящи­ка, ку­да и был за­па­ян ар­хив. Ящи­ки за­копа­ла. Спус­тя го­ды, ког­да уже не бы­ло на све­те и са­мой Ва­лерии Дмит­ри­ев­ны, днев­ни­ки бы­ли из­вле­чены на свет и из­да­ны.

МЕЖДУ МОЛОТОМ И НАКОВАЛЬНЕЙ

  От­но­шение Приш­ви­на к со­вет­ской влас­ти, к ре­волю­ции в те­чение жиз­ни ме­нялось, но оно не ос­но­выва­лось на эмо­ци­ональ­ном, субъ­ек­тивном от­но­шении к про­ис­хо­дяще­му. Кон­формис­том, карь­ерис­том Приш­вин то­же не был: он ни­ког­да не "ко­лебал­ся вмес­те с ге­нераль­ной ли­ни­ей пар­тии". Ос­та­ва­ясь ис­крен­ним, чес­тным че­лове­ком, Приш­вин наб­лю­дал жизнь вок­руг и пы­тал­ся бес­пристрас­тно дать оцен­ку ис­то­ричес­ким со­быти­ям.

 Фев­раль­скую ре­волю­цию он оце­нил ско­рее по­ложи­тель­но, за­то к Ок­тябрь­ской от­несся рез­ко не­гатив­но.  В 1918 го­ду од­ним из са­мых ярых оп­по­нен­тов Алек­сан­дра Бло­ка, по­нача­лу при­няв­ше­го ре­волю­цию, был имен­но Приш­вин.

 Пос­тре­волю­ци­он­ные ка­так­лизмы так­же не вну­шали ему ис­то­ричес­ко­го оп­ти­миз­ма: "Ре­волю­ция, - пи­сал Приш­вин в днев­ни­ке 1930 го­да, - это гра­беж лич­ной судь­бы че­лове­ка. Мы жи­вем всё ху­же и ху­же". Его воз­му­щало пре­неб­ре­жение боль­ше­виков к сво­боде, к пра­ву на лич­ное во­ле­изъ­яв­ле­ние, пре­тили все фор­мы на­силия, ко­торы­ми кре­пилось мо­лодое го­сударс­тво. "Са­мое страш­ное ска­жут: "Ты, пи­сатель Приш­вин, сказ­ка­ми за­нима­ешь­ся. При­казы­ва­ем те­бе пи­сать о кол­хо­зах".

 В по­вес­ти "Мир­ская ча­ша" 1920 го­да (дру­гое наз­ва­ние "Раб обезь­яний") он про­водит па­рал­лель меж­ду ре­фор­ма­ми Пет­ра I и боль­ше­вист­ски­ми пре­об­ра­зова­ни­ям, рас­смат­ри­вая пос­ледние как "но­вый крест" Рос­сии и знак "ту­пика хрис­ти­ан­ско­го ми­ра".

 Од­на­ко по­беда Со­вет­ско­го Со­юза в Ве­ликой Оте­чес­твен­ной вой­не ме­ня­ет точ­ку зре­ния Приш­ви­на на судь­бы рус­ской ре­волю­ции и роль боль­ше­виков в ис­то­ричес­ком про­цес­се. Он пи­шет о прек­ра­щении вой­ны му­жиков и боль­ше­виков, об их сли­янии с на­родом. Ре­волю­цию он те­перь рас­смат­ри­ва­ет как "как зас­лу­жен­ное, жес­то­кое, не­об­хо­димое воз­мездие и вмес­те с тем су­ровую шко­лу для гря­дуще­го воз­рожде­ния Рос­сии". Те­перь пи­сатель от­ча­ян­но ста­ра­ет­ся оп­равдать со­вет­скую власть: "Моя идея все­го со­вет­ско­го вре­мени - это пре­одо­ление все­го лич­но­го в оцен­ке сов­ре­мен­ности. Ду­шу во­ротит от жиз­ни, но не от­то­го ли во­ротит ее, что жизнь не та­кая, как те­бе лич­но хо­чет­ся?"

 Этот ког­ни­тив­ный дис­со­нанс, борь­ба с са­мим со­бой от­ра­зились в ро­мане-сказ­ке "Осу­даре­ва до­рога", опуб­ли­кован­ном в 1957 го­ду, ко­торый не при­няли ни друзья, ни вра­ги. В ка­чес­тве эпиг­ра­фа пи­сатель хо­тел взять стро­ки из 138-го псал­ма ца­ря Да­вида: " Аще сни­ду во ад, и Ты та­мо еси", ме­няя тем са­мым ком­му­нис­ти­чес­кую нап­равлен­ность ро­мана.              

 Ра­зуме­ет­ся, эпиг­раф не был на­печа­тан, как и сам ро­ман, ведь

в то вре­мя как власть уже пред­по­чита­ет за­быть о Бе­ломор­ка­нале, о дру­гих сво­их мно­гочис­ленных прес­тупле­ни­ях пе­ред че­лове­чес­твом, Приш­вин ка­са­ет­ся тем при­нуди­тель­но­го тру­да, унич­то­жения на­родов боль­ше­вика­ми. Ус­та­ми ге­ро­ев ро­мана оз­ву­чена страш­ная до­гад­ка о су­ти про­ис­хо­дяще­го: "Не ка­нал цель ле­гавых, а не­нависть к сво­бод­но­му, как они че­лове­ку", "Да­же при­выч­ные к труд­ной зем­ля­ной ра­боте смо­лен­ские гра­бари на­чали скло­нять­ся к то­му, что ка­нал - это при­дум­ка, это пред­лог, что­бы за­мучить и по­кон­чить с че­лове­ком сво­бод­ным... - Ка­нал - это фик­ция".

  И всё же пи­сатель про­дол­жа­ет ис­кать оп­равда­ния прес­тупным дей­стви­ям со­вет­ской влас­ти. Эти на­туж­ные по­пыт­ки ху­дожес­твен­но "обес­то­чива­ют" ро­ман. Идеи одер­жа­ли верх над ху­дожес­твен­ностью. Да­же Ва­лерия Дмит­ри­ев­на - са­мый близ­кий в те го­ды Ми­ха­илу Ми­хай­ло­вичу че­ловек, кри­тичес­ки от­зы­ва­ет­ся об этой ра­боте: "Ля­ля вче­ра выс­ка­зала мысль, что ро­ман мой за­тянул­ся на столь­ко лет и пог­ло­тил ме­ня, по­тому что бы­ла по­роч­ность в его за­мыс­ле: по­роч­ность чувс­тва при­мире­ния". Пи­сатель же по­лагал, что де­ло не в по­роч­ности, а в лег­ко­мыс­лии: "Я хо­тел най­ти доб­рое в на­шем со­вет­ском пра­витель­стве".

  В пос­ле­во­ен­ные го­ды Приш­вин, как и офи­ци­аль­ная со­вет­ская иде­оло­гия, "прод­ви­гал" ком­му­низм, но по­нимал его по-сво­ему. У Приш­ви­на бы­ли от­личные от Цен­траль­но­го ко­мите­та взгля­ды на свет­лое бу­дущее, и эти взгля­ды край­не зат­рудня­ли вы­ход его книг в пе­чать.

  Пов­то­ряю, лишь ис­крен­нее же­лание быть по­лез­ным Оте­чес­тву под­тол­кну­ли пи­сате­ля на по­иск ком­про­мис­сов с властью и с са­мим со­бой. Но, как по­казы­ва­ет ис­то­рия, по­доб­ные ус­тупки ху­дож­ни­ка, как бы бла­город­но они ни бы­ли мо­тиви­рова­ны, во-пер­вых, ги­бель­ны для не­го, как для ху­дож­ни­ка, а, во-вто­рых, он всё рав­но не дос­ти­га­ет тех це­лей, во имя ко­торых при­нес в жер­тву собс­твен­ные убеж­де­ния. Как пи­сала Ва­лерия Иль­инич­на Но­вод­вор­ская: "Ком­про­мис­сы вас до­гонят".

  И все же не сто­ит осуж­дать пи­сате­ля за ошиб­ки - на них нуж­но учить­ся. Заб­лужде­ния Приш­ви­на нис­коль­ко не обес­це­нива­ют луч­ших его про­из­ве­дений, не умо­ля­ют его пря­моду­шия пе­ред чи­тате­лем, его страс­ти к поз­на­нию: "Мои со­чине­ния яв­ля­ют­ся по­пыт­кой оп­ре­делить­ся

са­мому се­бе как лич­ности в ис­то­рии, а не прос­то как  дей­ству­ющей за­пас­ной час­ти в ме­ханиз­ме го­сударс­тва и об­щес­тва.  Пе­речи­тывая свои днев­ни­ки, я уз­наю в них  од­ну и ту же те­му борь­бы лич­ности за пра­во сво­его су­щес­тво­вания, что су­щес­тво лич­ности есть смысл

жиз­ни и что без это­го смыс­ла не­воз­можно об­щес­тво".

 Мно­гих вдох­но­вит его твор­ческая по­зиция: Приш­вин был убеж­ден, что воп­ре­ки все­му на­до жить, тво­рить, стре­мясь отыс­кать со­зида­тель­ный смысл да­же в си­ту­ации ра­зора и рас­па­да. Так идея кра­еве­дения ста­ла для не­го од­ной из то­чек опо­ры, спо­собом вы­жива­ния в бе­зум­ной эпо­хе. Его охот­ничьи, ры­бац­кие, лу­говые рас­ска­зы двад­ца­тых го­дов го­ворят, что нор­маль­ная жизнь и счастье воз­можны, что не сто­ит от­ча­ивать­ся, что сво­бода, она не толь­ко на бар­ри­кадах, она в люб­ви к зве­рю, цвет­ку - ко все­му жи­вому.

"ЛЯ­ЛЯ + МИ­ША = Л"

 В ле­топи­си сво­ей жиз­ни Приш­вин лишь раз сде­лал пе­рерыв - не­дель­ную па­узу, свя­зан­ную со встре­чей, пот­рясшей ос­но­вы его бы­та, бы­тия, пи­сатель­ства и ду­хов­ных ис­ка­ний. Это бы­ло вре­мя "не­запи­сан­ной люб­ви".

…16 ян­ва­ря со­роко­вого го­да - са­мый мо­роз­ный день ре­кор­дно хо­лод­ной мос­ков­ской зи­мы. На по­роге мос­ков­ской квар­ти­ры шес­ти­деся­тисе­милет­не­го пи­сате­ля по­яв­ля­ет­ся но­вая сот­рудни­ца для ра­боты с ар­хи­вом, ре­комен­до­ван­ная дав­ним зна­комым. Её зо­вут Ва­лерия Дмит­ри­ев­на Ли­ор­ко. За свои со­рок она ус­пе­ла пе­рес­тра­дать, пе­реду­мать, пе­речувс­тво­вать столь­ко, что на кос­ми­чес­ких ве­сах ду­хов­ные все­лен­ные Приш­ви­на и Ва­лерии Дмит­ри­ев­ны, ве­ро­ят­но, урав­но­веси­лись бы. Встре­ча бы­ла на рав­ных.

  Ва­лерия Дмит­ри­ев­на Ли­ор­ко ро­дилась в дво­рян­ской семье. Учи­лась в Во­каль­ной ака­демии ду­хов­ной куль­ту­ры, в Ин­сти­туте сло­ва, по­сеща­ла лек­ции фи­лосо­фа П.А. Фло­рен­ско­го, А.Ф.Ло­сева, И.А. Иль­ина,  прос­лу­шала курс фи­лосо­фии и ре­лигии Н.А.Бер­дя­ева. 

  Это бы­ла на­тура бо­гатая, глу­бокая, вследс­твие че­го и слож­ная: "Ме­ня по­дав­лял груз собс­твен­ной ду­ши и не­раз­ре­шен­ных воп­ро­сов. Са­ма для се­бя я бы­ла пол­ней­шей не­оп­ре­делен­ностью", - пи­сала она.

 Не­оп­ре­делен­ность, уже объ­ек­тивно-ис­то­ричес­кая, ли­хорад­ка смут­ной эпо­хи, две ре­волю­ции и три вой­ны, выж­гли страш­ное клей­мо на судь­бе этой уди­витель­ной жен­щи­ны.  Её отец, как офи­цер, был расс­тре­лян в го­ды Крас­но­го тер­ро­ра. Са­ма она про­вела три го­да в ссыл­ке, так на­зыва­емой  "воль­ной, за не­дока­зан­ностью  прес­тупле­ния", и нес­коль­ко ме­сяцев в Лу­бян­ской и Бу­тыр­ской тюрь­мах. В по­ез­де по до­роге до­мой из ссыл­ки у нее ук­ра­ли пас­порт и удос­то­вере­ние об ос­во­бож­де­нии, и Ва­лерии Дмит­ри­ев­не приш­лось го­дами жить на не­легаль­ном по­ложе­нии, но­чуя каж­дый раз на но­вом мес­те: то у дру­зей, то на мос­ков­ских вок­за­лах - прий­ти до­мой бы­ло нель­зя.

 Бли­жай­ше­го дру­га Ва­лерии - Оле­га По­ля, че­лове­ка ду­хов­но ода­рен­но­го, выб­равше­го ас­ке­тичес­кую, от­шель­ни­чес­кую жизнь, поз­днее став­ше­го и­еро­мона­хом, расс­тре­ляли в 30-м.

 В даль­ней­шем, Ва­лерия Дмит­ри­ев­на, же­лая ус­по­ко­ить мать, вы­нуж­денно выш­ла за­муж за че­лове­ка не близ­ко­го ей по ду­ху, но вско­ре по­няла, что со­вер­ши­ла ошиб­ку, и, вер­нувшись из ссыл­ки, ска­зала му­жу, что они дол­жны рас­стать­ся.   

 Что ка­са­ет­ся ли­нии жиз­ни пи­сате­ля, то на ней най­дут­ся, ви­димо, все су­щес­тву­ющие в куль­ту­ре на­чала ве­ка ва­ри­ации лю­бов­ных со­юзов: пла­тони­чес­кая влюб­ленность в ро­ковую жен­щи­ну, культ Прек­расной Да­мы - Вар­ва­ры Из­малко­вой, трой­ной со­юз: ро­ман с же­ной дру­га, ув­ле­чение ним­феткой-Ко­зоч­кой, ду­хов­ный ро­ман с до­черью В.Ро­зано­ва и, на­конец, брак с прос­той кресть­ян­кой - "пер­вой по­пав­шей­ся и очень хо­рошей жен­щи­ной".

  Но все от­но­шения ра­но или поз­дно за­кан­чи­вались, не уто­лив  ни эмо­ци­ональ­но, ни ин­теллек­ту­аль­но. Брак с пер­вой же­ной не за­ладил­ся с са­мого на­чала: "Фро­ся прев­ра­тилась в злей­шую Ксан­типпу". Че­рес­чур раз­ны­ми они бы­ли по ду­шев­но­му скла­ду и вос­пи­танию.

ДАР СУДЬБЫ

За три го­да до судь­бо­нос­ной встре­чи Ми­ха­ил Ми­хай­ло­вич пе­ре­ез­жа­ет в мос­ков­скую квар­ти­ру, где ком­па­нию ему сос­тавля­ют его охот­ничьи со­баки Ла­да и Бой. Вре­мя от вре­мени он на­веща­ет же­ну, ос­тавшу­юся в За­гор­ске, ку­да при­ез­жа­ют и взрос­лые сы­новья.  "С зав­траш­не­го дня я на­чинаю это оди­ночес­тво, ко­торое бу­дет вступ­ле­ни­ем к  бу­дуще­му оди­ноко­му жи­тию в де­рев­не", - пи­шет в днев­ни­ке  5 и­юля  1937 го­да. И  че­рез  два  го­да: "На­до уй­ти, как  под­го­товил. На­до прос­тить­ся, на­до рас­стать­ся, не ос­кор­бляя прош­ло­го". "Ес­ли ус­тро­юсь в квар­ти­ре сво­ей, мо­жет быть, по­чувс­твую че­рез пред­ме­ты ис­кусс­тва ды­хание ис­тинной  куль­ту­ры че­лове­чес­тва, как чувс­тво­вал че­рез пта­шек сво­их ды­ханье ма­тери-зем­ли".

  Но доб­ро­воль­ное от­шель­ни­чес­тво не по­мог­ло пи­сате­лю об­рести же­лан­ное уми­рот­во­рение - на­обо­рот, его тос­ка уси­лилась: "… про­нес­лось во мне че­рез все го­ды од­но единс­твен­ное же­лание при­хода дру­га, ко­торо­го от­части я по­лучил в сво­ем чи­тате­ле. Страс­тная жаж­да та­кого дру­га соп­ро­вож­да­лась по вре­менам прис­ту­пами та­кой от­ча­ян­ной тос­ки, что я вы­ходил на ули­цу сов­сем как пь­яный, в этом сос­то­янии ме­ня тя­нуло не­ча­ян­но бро­сить­ся под трам­вай. В ле­су во вре­мя прис­ту­па спе­шил с охо­ты до­мой, что­бы отс­тра­нить от се­бя ис­ку­шение бли­зос­ти ружья. Не­ред­ко, как ма­гичес­кое сло­во, за­говор про­тив ох­ва­тыва­ющей ме­ня не сво­ей во­ли, я вслух про­из­но­сил не­ведо­мому дру­гу: "При­ди!", и обык­но­вен­но на вре­мя мне ста­нови­лось лег­че, и не­кото­рый  срок мог поль­зо­вать­ся соз­на­тель­ной во­лей, что­бы отс­тра­нить от се­бя ис­ку­шение. Тос­ка ста­ла так ме­ня до­нимать, что я за­подоз­рил бо­лезнь в се­бе вро­де тай­но­го ра­ка и да­же об­ра­щал­ся к док­то­рам". Это дли­лось го­дами, но Приш­вин спа­сал­ся са­мым дей­ствен­ным из са­мых не­зас­лу­жен­но по­руга­емых ле­карств - са­мо­об­ма­ном: "Си­ла моя бы­ла в том, что свое го­ре скры­вал сам от се­бя".

  Сло­вом, встре­ча пи­сате­ля с воз­люблен­ной пос­ле столь­ких, пол­ных ли­шений лет ста­ла для обо­их да­ром судь­бы. Впро­чем, его цен­ность раз­гля­дели не сра­зу.  "Очень мы друг дру­гу не пон­ра­вились", - пи­шет Ва­лерия Дмит­ри­ев­на о впе­чат­ле­нии, ос­тавлен­ном их пер­вой встре­чей, -  Боль­ше то­го, хо­лод­ным внеш­ним зре­ни­ем Приш­вин уви­дал во мне толь­ко не­дос­татки  на­руж­ности. Приш­вин лег­ко за­писы­ва­ет вслед за Ра­зум­ни­ком Ва­силь­еви­чем обо мне: "по­пов­на". Впос­ледс­твии, лю­бящий и по­тому воз­му­щен­ный со­бою, Ми­ха­ил Ми­хай­ло­вич выс­кабли­ва­ет в ру­копи­си днев­ни­ка "ужас­ное" сло­во, ко­торое я сей­час вос­ста­нав­ли­ваю по па­мяти". 

    В Днев­ни­ках от­ра­жены все пе­рипе­тии лю­бов­но­го ро­мана, ко­торый осу­дили род­ные Приш­ви­на, вок­руг ко­торо­го в око­лоли­тера­тур­ных кру­гах хо­дило бес­числен­ное ко­личес­тво спле­тен и кри­вотол­ков. "Ес­ли Ва­лерия по­кинет ме­ня, я по­кон­чу с со­бой. У ме­ня уже и пись­ма на­писа­ны, и ружьё за­ряже­но, и я уй­ду из жиз­ни - ко­лебать­ся не бу­ду".

 Но ис­тинной люб­ви, ви­димо, под си­лу лю­бые ис­пы­тания: влюб­ленным уда­ет­ся ос­тать­ся вмес­те. В 1946 Приш­вин   по­купа­ет по­лураз­ру­шен­ный дом в де­рев­не Ду­нино над Мос­квой-ре­кой. В этом их до­ме, став­шем впос­ледс­твии му­зе­ем, есть де­ревян­ный пе­нал с руч­ка­ми и ка­ран­да­шами, на ко­тором но­жич­ком на­цара­пано тро­гатель­ное: "Ля­ля + Ми­ша = Л".

 Со стра­ниц Днев­ни­ков чи­татель уз­на­ет о жиз­ни этих лю­дей, об их по­ис­ках по­нима­ния ис­ти­ны и кра­соты, о внут­реннем пу­ти к сво­боде: " Вни­мание на­ше друг к дру­гу чрез­вы­чай­но, и жизнь ду­хов­ная прод­ви­га­ет­ся впе­ред ни на зуб­чик, ни на два, а сра­зу од­ним по­воро­том ры­чага на всю зуб­чатку".

 Пи­сатель и фи­лософ Приш­вин при­ходит к по­нима­нию люб­ви к жен­щи­не, как к спа­сению в жес­ткой со­ци­аль­но-куль­тур­ной си­ту­ации, как к спо­собу из­бавле­ния от ужа­са пе­ред хо­лод­ной тран­сцен­ден­тностью ми­ра: "Есть в че­лове­ке как бы ро­ковая ис­пу­ган­ность жизнью, при­нижа­ющая, утуп­ля­ющая ве­ру в се­бя. Она да­вила ду­шу и мо­ей ма­тери, жиз­не­радос­тной жен­щи­ны. Вдруг по­яв­ля­лось у нее в гла­зах что-то тем­ное, и ли­цо ста­нови­лось сум­рачным. Я по­нимаю те­перь это как страх пе­ред той ро­ковой об­ре­чен­ностью че­лове­ка. Вот это чувс­тво пе­реда­лось и мне, и от­то­го лю­бовь моя пер­вая бы­ла по­пыт­кой бе­зум­но­го скач­ка за пре­делы этой как бы ро­довой не­об­хо­димос­ти. Этот пры­жок до­казал мне са­мому, что я об­ре­чен быть при­вязан­ным к ко­лу ро­довой не­об­хо­димос­ти. Так я и жил 30 лет, как и мать моя то­же 30 лет ра­бота­ла "на банк" и как жи­вет ог­ромная мас­са ис­пу­ган­ных лю­дей. Встре­тив Ля­лю, я опять сде­лал пры­жок и удер­жался там на ка­кой-то вы­соте. И вот по­чему час­то при­хожу к Ля­ле с преж­ней ме­рой ве­щей в ми­ре об­ре­чен­ности. И, ме­ряя, уз­наю, что все у ме­ня не схо­дит­ся, и моя жен­щи­на вы­ходит из вся­ких ме­рок. А в кон­це кон­цов я на­хожу сам се­бя в ми­ре иных из­ме­рений и до­гады­ва­юсь, что это и есть та са­мая лю­бовь, о чем я меч­тал и че­го не дос­та­лось мне ни от от­ца, ра­но умер­ше­го, ни от ма­тери, ра­ботав­шей как муж­чи­на "на банк", ни от же­ны, взя­той от ис­пу­га и не­верия в се­бя, ни от де­тей, об­ма­нутых мо­ей сла­вой, из­ба­лован­ных ею и, зна­чит, то­же по-ино­му отс­тра­нен­ных от лич­ных воз­можнос­тей, то­же ис­пу­ган­ных".

  Лю­бовь у не­го - это и путь борь­бы за иную, луч­шую ре­аль­ность и осо­бая об­ласть, где все­цело рас­кры­ва­ют­ся твор­ческие ка­чес­тва че­лове­ка. Для Приш­ви­на это важ­ней­шая ка­тего­рия, ибо, по его мне­нию, нет ужас­нее "че­лове­ка, ос­тавлен­но­го твор­ческим ду­хом".

   Так пос­те­пен­но, год за го­дом, де­сяти­летие за де­сяти­лети­ем за­пис­ки мо­лодо­го че­лове­ка, убеж­денно­го в воз­можнос­ти пе­ре­ус­трой­ства ми­ра с по­мощью те­ории и вы­тека­ющей из неё пря­мой по­лити­чес­кой борь­бы, вос­при­нима­юще­го не­воз­можность "быть как все" как бо­лезнь -  пе­рерас­та­ют в ме­му­ары умуд­ренно­го опы­том со­зер­ца­ния и глу­боко­го ос­мысле­ния фи­лосо­фа и ху­дож­ни­ка.

 Днев­ни­ки - это и ис­то­ричес­кая хро­ника, и фе­номе­ноло­гия лич­нос­тно­го раз­ви­тия, и от­ра­жение эво­люции ху­дожес­твен­но­го соз­на­ния, и, на­конец, это, рас­ска­зан­ная от­кро­вен­но, ис­то­рия ду­ши, ис­то­рия её люб­ви. В кон­це кон­цов, имен­но ис­то­рия люб­ви ста­новит­ся глав­ной по­вес­тво­ватель­ной ли­ни­ей Днев­ни­ков пи­сате­ля, слов­но бы его ма­нифес­том сво­боды как лич­ности и как ху­дож­ни­ка. Пи­сатель пи­шет в бу­дущее о са­мом сок­ро­вен­ном в на­деж­де, что чи­татель пой­мет прав­ду то­го страш­но­го вре­мени: "Пусть на­ши по­том­ки зна­ют, ка­кие род­ни­ки та­ились в эту эпо­ху под ска­лами зла и на­силия".

  День их встре­чи стал и днем рас­ста­вания: Ми­ха­ил Ми­хай­ло­вич Приш­вин ушел из жиз­ни 16 ян­ва­ря 1954 го­да. Но ос­та­лись его Днев­ни­ки, бла­года­ря ко­торым нам от­крыл­ся под­линный ду­хов­ный об­лик од­но­го из круп­ней­ших рус­ских мыс­ли­телей: "Ис­кусс­тво - это фор­ма люб­ви. И вот я люб­лю, и моя юность вер­ну­лась, и я на­пишу та­кое, что­бы она рас­те­рялась и ска­зала: "Да, ты - ге­рой!" Нас­то­ящим пи­сате­лем я стал толь­ко те­перь, по­тому что впер­вые уз­нал, для че­го я пи­сал. Дру­гие пи­сате­ли пи­шут для сла­вы, я пи­сал для люб­ви".

Не пропусти интересные статьи, подпишись!
facebook Кругозор в Facebook   telegram Кругозор в Telegram   vk Кругозор в VK
 

Слушайте

СТРОФЫ

БРАТЬЯ НАШИ МЕНЬШИЕ

Наши меньшие братья по оружию

На войне люди часто предавали животных, но животные никогда не предавали людей. Среди них было много героев, но не было дезертиров…

Сергей Кутовой июль 2025

Держись заглавья Кругозор!.. Наум Коржавин

x

Исчерпан лимит гостевого доступа:(

Бесплатная подписка

Но для Вас есть подарок!

Получите бесплатный доступ к публикациям на сайте!

Оформите бесплатную подписку за 2 мин.

Бесплатная подписка

Уже зарегистрированы? Вход

или

Войдите через Facebook

Исчерпан лимит доступа:(

Премиум подписка

Улучшите Вашу подписку!

Получите безлимитный доступ к публикациям на сайте!

Оформите премиум-подписку всего за $12/год

Премиум подписка