Я не согласен ни с одним словом, которое вы говорите, но готов умереть за ваше право это говорить... Эвелин Беатрис Холл

независимый интернет-журнал

Держись заглавья Кругозор!.. Наум Коржавин
x

Помидоры из Нанси

Рассказ

Опубликовано 18 Мая 2016 в 06:56 EDT

...Нас привезли в Дахау, это концлагерь около Мюнхена. Там мне выдали полосатую одежду лагерную и велели переодеться. Когда никто не видел, я пересыпал в карман семена этих помидор. Нас часто обыскивали, но на зёрнышки в кармане никто внимание не обращал, думали - мусор, Так они всегда были при мне. В Дахау я был долго, наверное месяцев десять, нас заставляли строить дороги, как рабов в древнем Риме. А в сорок первом году сделали селекцию и всех, кто был из Франции, Бельгии и Голландии, посадили в вагоны и повезли дальше на восток. Сначала мы не знали куда, но потом один охранник, очень разговорчивый был, сказал, что везут в Польшу, в другой лагерь. Мы уже немного понимали по-немецки. Он шутил
"После лагеря польского вы станете свободными, вылетите оттуда, как дым в трубу"...
_____________________
В фотоокне
Яков Фрейдин.
Гостевой доступ access Подписаться

Ах ка­кое это мог­ло быть чуд­ное ут­ро, ес­ли бы не... 

Ве­яло неж­ной ве­сен­ней прох­ла­дой, май­ское сол­нце вхо­дило в лет­нюю си­лу, на по­докон­ни­ках и бал­ко­нах рас­пуска­лись  цве­ты, но воз­дух… Воз­дух был про­питан тре­вогой. Де­тей на ули­цу не вы­пус­ка­ли, му­ници­пали­тет и шко­лы бы­ли зак­ры­ты, хо­тя мно­гие ма­гази­ны и мас­тер­ские ра­бота­ли, как обыч­но. На днях бо­ши пе­реш­ли гра­ницу и  по­хоже, что вой­на всё же приш­ла и на зем­лю Фран­ции. Бель­гия по­ка соп­ро­тив­ля­ет­ся, но Гер­ма­ния уже за­няла и опять при­со­еди­нила к се­бе Эль­зас и все ожи­дали, что вот-вот бо­ши вой­дут в Нан­си. На­поми­ная май­скую гро­зу, пе­река­тыва­лась да­лёкая ка­нона­да, в го­лубой вы­соте то и де­ло, как бы пос­та­нывая, гу­дели са­молё­ты, не пой­мёшь - мо­жет их, мо­жет фран­цуз­ские. Ник­то  не знал, что бу­дет не толь­ко зав­тра, но да­же че­рез час. У га­зет­ных ки­ос­ков тол­пи­лись го­рожа­не, вслух чи­тали ут­реннюю га­зету, об­сужда­ли но­вос­ти, стро­или прог­но­зы, спо­рили. Впро­чем, боль­шинс­тво по по­воду вой­ны осо­бого бес­по­кой­ства не про­яв­ля­ло. Бо­ши - хоть на­ция и за­дирис­тая, но куль­тур­ная и боль­шой бе­ды от них не жда­ли. Мож­но прис­по­собить­ся и под бо­шами жить. Не впер­вой.

Од­на­ко ев­реи Нан­си ду­мали ина­че. Слу­хи из Гер­ма­нии, Авс­трии и Поль­ши бы­ли тре­вож­ные. За пос­ледний год в го­род при­еха­ли нес­коль­ко се­мей ев­рей­ских бе­жен­цев с вос­то­ка. Они рас­ска­зыва­ли ужас­ные ве­щи. По их сло­вам, в Поль­ше тво­рилось что-то не­веро­ят­ное, это­му ве­рить не хо­тели, но всё же ды­ма без ог­ня не бы­ва­ет. Ког­да соб­ра­лись в си­наго­ге на ве­чер­нюю служ­бу, ре­бе Aго­нор ска­зал, что вре­мени на мо­лит­ву се­год­ня нет, всё слиш­ком серь­ёз­но и ев­ре­ям на­до не­мед­ленно ухо­дить на юг. Ког­да бо­ши вой­дут в го­род, вмес­те с ни­ми вой­дёт бе­да. Все быс­тро ра­зош­лись по до­мам и ста­ли со­бирать­ся в путь.

К ут­ру в до­ме док­то­ра всё са­мое не­об­хо­димое бы­ло упа­кова­но в пять че­мода­нов - по од­но­му на чле­на семьи. Док­тор ска­зал, что би­леты до Ли­она уже куп­ле­ны и по­езд от­хо­дит ров­но в пол­день. Его же­на и две доч­ки хо­дили из ком­на­ты в ком­на­ту и по­лива­ли цве­ты в гор­шках, как буд­то у­ез­жа­ли все­го на нес­коль­ко дней. Док­тор за­шёл к со­седу и от­дал ему клю­чи, поп­ро­сив прис­матри­вать за до­мом - кто зна­ет, мо­жет вой­на ско­ро кон­чится и семья вер­нётся на­зад. Вок­зал был ря­дом, все­го пять ми­нут хо­да, а по­тому ос­та­валось ещё нем­но­го вре­мени прос­тить­ся с со­седя­ми и друзь­ями.

Ми­шель, сын док­то­ра, на­дел ши­роко­полую шля­пу и вы­бежал из до­ма. Он пе­ресёк ули­цу, пе­решёл че­рез же­лез­но­дорож­ные пу­ти и нап­ра­вил­ся к фер­ме, что бы­ла вид­на за ду­бовой ро­щицей. Вот уже поч­ти год он под­ра­баты­вал у мсье Ла­бер­жа, мес­тно­го се­лек­ци­оне­ра. Ста­рик хо­рошо от­но­сил­ся к Ми­шелю. Ему им­по­ниро­вал его ум, тру­долю­бие и лю­боз­на­тель­ность. Осо­бен­но был ему по ду­ше та­лант Ми­шеля ри­совать на не­го смеш­ные и ужас­но по­хожие шар­жи и рас­ска­зывать ев­рей­ские анек­до­ты, за­пас ко­торых у это­го ве­сёло­го пар­ня ни­ког­да не ис­ся­кал. Мо­лодой че­ловек на­шёл се­лек­ци­оне­ра в ого­роде, за до­мом, где тот си­дел на ска­ме­еч­ке меж гря­док и опус­кал в лун­ки са­жен­цы сво­их зна­мени­тых по­мидор. Вот уже три го­да, ког­да при­ходи­ло вре­мя сбо­ра уро­жая, у этой фер­мы всег­да тол­пи­лись по­купа­тели - та­ких вкус­ных и, что осо­бен­но уди­витель­но, ги­гант­ских по­мидор ниг­де в дру­гом мес­те не то, что ку­пить, да­же уви­деть бы­ло не­воз­можно. Это был уни­каль­ный сорт, ко­торый Ла­берж вы­вел, как он сам го­ворил, пос­ле по­лу-жиз­ни опы­тов, за­мешан­ных на чёр­ной ма­гии. Каж­дый по­мидор был не­веро­ят­ных раз­ме­ров - ве­личи­ной с не­боль­шой ар­буз и ве­сил поч­ти ки­лог­рамм.

Ми­шель по­дошёл, снял шля­пу и ска­зал:

- Мсье Ла­берж, я при­шёл прос­тить­ся. Мы у­ез­жа­ем.

- Мы это кто? Ку­да и за­чем? - спро­сил ста­рик, под­няв го­лову и при­щурив от сол­нца гла­за.

- Мы все. Сна­чала в Ли­он, а по­том на­вер­ное даль­ше на юг. Вой­на. Мо­ей семье опас­но ос­та­вать­ся под бо­шами. Вы на­вер­ное слы­хали, что они с на­ми де­ла­ют.

- Да, сы­нок, го­ворят лю­ди, - ска­зал ста­рик, - Де­ло ва­ше, что я мо­гу ска­зать? Так на­вер­ное луч­ше. Пусть по­может те­бе Бог. Мне те­бя бу­дет не хва­тать.

- Вы толь­ко не бо­лей­те и жди­те. Я вер­нусь. Ну, мне по­ра.

- Пос­той, - ска­зал ста­рик, - я хо­чу те­бе что-то дать. По­дож­ди здесь, не ухо­ди.

Он крях­тя под­нялся со сво­ей ска­ме­еч­ки и по­ковы­лял к до­му. Че­рез ми­нуту вер­нулся и про­тянул Ми­шелю ма­лень­кий жёл­тый па­кетик:

- Вот возь­ми. Это се­мена мо­их по­мидор. Бе­реги их. Я ве­рю, они при­несут те­бе счастье.

                                                             *     *     *

Мно­го лет на­зад я жил в Свер­дловске, ра­ботал в НИИ и в сво­бод­ное вре­мя под­ра­баты­вал неш­татным ки­но-кор­респон­дентом на те­леви­дении. Я сни­мал двух-ми­нут­ные сю­жеты для ве­чер­них но­вос­тей. Как-то в са­мом кон­це де­каб­ря мне поз­во­нил глав­ный ре­дак­тор но­вос­тей Лё­ня Ко­ган и спро­сил:

- Ты мо­жешь зав­тра по­ехать на по­ез­де в Се­веро­ураль­ск? Там жи­вёт один ин­те­рес­ный му­жик, ди­рек­тор элек­трос­танции при ко­торой он со­ору­дил теп­ли­цу и тво­рит в ней ка­кие-то чу­деса. Мо­жет по­лучить­ся ин­те­рес­ный сю­жет. Но­вый год на но­су, у нас все уже гу­ля­ют, и ни один мой опе­ратор ехать так да­леко не хо­чет. Мо­жет ты сго­ня­ешь? А? Ес­ли ра­но вы­едешь, за день обер­нёшь­ся. Сни­мешь, что там ин­те­рес­но­го и ве­чером - до­мой. По­ез­жай. Мы это­му ди­рек­то­ру поз­во­ним и он те­бя там на вок­за­ле встре­тит.

Я сог­ла­сил­ся и ран­ним ут­ром сел в по­езд и по­ехал сни­мать сю­жет про теп­ли­цу. Ког­да по­езд при­шёл в Се­веро­ураль­ск, был уже пол­день. Я вы­шел на зас­не­жен­ной стан­ции и вы­тащил из ва­гона боль­шую сум­ку с ки­нока­мерой. Сто­ял трес­ку­чий мо­роз, по пер­ро­ну кру­тила ко­лючая ме­тель и сла­бое се­вер­ное сол­нце еле-еле прос­ве­чива­ло сквозь бе­лую пе­лену. Ко мне сра­зу по­дошёл сред­не­го рос­та муж­чи­на лет пя­тиде­сяти и спро­сил с до­воль­но за­мет­ным ак­центом, ко­торый я сна­чала не смог рас­познать:

- Вы с те­леви­дения? Ме­ня зо­вут Ми­ха­ил Эмиль­евич, я ди­рек­тор элек­трос­танции.

Я наз­вал се­бя, а по­том до­бавил: - Ми­ха­ил Эмиль­евич, мне на сту­дии ска­зали, что у вас тут есть ин­те­рес­ная теп­ли­ца. Я бы её снял сна­чала, а по­том, ес­ли мож­но, ещё нес­коль­ко кад­ров в са­мой элек­трос­танции. Да­вай­те по­едем ту­да по­ка свет­ло, я к вам все­го на па­ру ча­сов, хо­тел бы се­год­ня ве­чером вер­нуть­ся.

- Мы ту­да ус­пе­ем, не спе­шите. Све­та внут­ри у нас сколь­ко угод­но. Элек­трос­танция, всё же. Так что об этом не бес­по­кой­тесь. Но вы ведь бы­ли ча­сов пять в до­роге, за­едем­те сна­чала ко мне до­мой, по­обе­да­ем. Же­на моя на­гото­вила мно­го ве­щей вкус­ных, не по­жале­ете. А по­том я вам всё по­кажу и бу­дете сни­мать, что по­жела­ете. Ус­пе­ете на шес­ти­часо­вой по­езд.

Уго­вари­вать ме­ня дол­го не приш­лось. Пог­ру­зились в за­поро­шен­ную сне­гом си­нюю "Вол­гу", ди­рек­тор сос­крёб за­леде­нелый снег с вет­ро­вого стек­ла, сел за руль и мы по­еха­ли к его до­му. По­ка еха­ли, я смот­рел то в ок­но, то раз­гля­дывал его. Рез­кие чер­ты, тон­кий, чуть длин­но­ватый нос, чёр­ные с силь­ной се­диной во­лосы и глу­бокая склад­ка меж бро­вей, как шрам от но­жа. Склад­ка бы­ла яв­но не нас­ледс­твен­ная - на­житая. Ли­цо арис­токра­та, ко­торое мож­но лишь унас­ле­довать от длин­ной че­реды бла­город­ных пред­ков. Ин­те­рес­ные ру­ки. Ши­рокие ла­дони и тон­кие, но на вид силь­ные паль­цы, зна­ющие фи­зичес­кий труд. В этом се­вер­ном го­роде, сре­ди од­но­об­ра­зия и уны­лос­ти при­роды, плы­вущих ми­мо мо­нотон­ных зда­ний, его ли­цо бы­ло как-то не на мес­те, не слиш­ком впи­сыва­лось. У не­го был гра­мот­ный рус­ский язык, но до­воль­но за­мет­ный ак­цент. Он по­рой ста­вил уда­рения в сло­вах не­вер­но - на пос­леднем сло­ге, и при­лага­тель­ные у не­го по­рой шли пос­ле су­щес­тви­тель­ных, на­поми­ная ста­ро-сла­вян­ский язык. Я спро­сил, что это у не­го за ак­цент? Он улыб­нулся и от­ве­тил: "Фран­цуз­ский. Я там ро­дил­ся и до двад­ца­ти лет жил во Фран­ции".

- Что же вас за­нес­ло сю­да в эда­кую се­вер­ную глушь?

- Ес­ли вам ин­те­рес­но, мо­гу рас­ска­зать. По­поз­же толь­ко. Впро­чем, это не для те­леви­дения, вам не поз­во­лят…

Ма­шина ос­та­нови­лась у подъ­ез­да не­ожи­дан­но кра­сиво­го пя­ти­этаж­но­го до­ма с леп­ны­ми ук­ра­шени­ями по фа­саду и боль­ши­ми ок­на­ми. Та­кие зда­ния пос­ле вой­ны стро­или на Ура­ле во­ен­ноплен­ные нем­цы. Во мно­гих ок­нах мор­га­ли ог­ня­ми но­вогод­ние ёл­ки.  Ди­рек­тор при­пар­ко­вал ма­шину пря­мо у подъ­ез­да, по­мог выг­ру­зить мою тя­жёлую сум­ку и по ши­рокой и чис­той лес­тни­це мы под­ня­лись на вто­рой этаж, ос­тавляя на сту­пенях снеж­ные сле­ды. Он от­пёр дверь квар­ти­ры и мы заш­ли в длин­ный ко­ридор его квар­ти­ры. Что сра­зу бро­силось в гла­за - ог­ромная кар­ти­на в зо­лочё­ной ра­ме вдоль всей ко­ридор­ной сте­ны, от по­ла до по­тол­ка. Что там изоб­ра­жено - сра­зу бы­ло не по­нять, ес­ли смот­реть сбо­ку, вдоль по­лот­на. Мы сня­ли паль­то, из кух­ни в дру­гом кон­це ко­ридо­ра выш­ла его же­на, мо­ложе Ми­ха­ила Эмиль­еви­ча лет на де­сять. Она вы­тер­ла ру­ки по­лотен­цем, по­жала мне ру­ку и ска­зала:

- Я Ни­на, с при­ез­дом. Про­ходи­те, обед го­тов.

Но сна­чала мне бы­ло ин­те­рес­но рас­смот­реть эту кар­ти­ну. Чтоб её луч­ше уви­деть, я пе­решёл в гос­ти­ную, где у сте­ны сто­яли сер­вант с по­судой, книж­ный шкаф с мно­жес­твом аль­бо­мов и был уже нак­рыт стол. Че­рез рас­пахну­тую в ко­ридор дверь я уви­дел, что эта ог­ромная кар­ти­на бы­ла "Пос­ледний день Пом­пеи" Кар­ла Брюл­ло­ва. Ра­зуме­ет­ся не ори­гинал, но ве­лико­леп­ная ко­пия мас­лом. Всё бы­ло так мас­тер­ски вы­писа­но, что ка­залось буд­то соч­ные крас­ки пы­шут жа­ром Ве­зувия - очень да­же кста­ти пос­ле мо­роза и ме­тели, с ко­торых мы сю­да приш­ли. По сте­нам гос­ти­ной то­же бы­ли раз­ве­шены чуд­ные ко­пии. Там бы­ли "Воз­вра­щение Блуд­но­го Сы­на" Рем­брандта, "Сик­стинская Ма­дон­на" Ра­фа­эля и нес­коль­ко дру­гих.

- Что это за кар­ти­ны? - спро­сил я хо­зя­ина, - от­ку­да они, кто их ри­совал?

- Это все мои ра­боты. Я в сво­бод­ное вре­мя де­лаю ко­пии. Тут ведь у нас нет му­зе­ев, а ме­ня тя­нет к жи­вопи­си. Вот и приш­лось пе­рей­ти на са­мо­об­слу­жива­ние.

- Но как же, чтоб на­писать ко­пию нуж­но иметь пе­ред гла­зами ори­гинал. Как вы это де­ла­ете?

- Вот мои ори­гина­лы, - он снял с сер­ванта пач­ку ху­дожес­твен­ных от­кры­ток с реп­ро­дук­ци­ями, - вот с этих от­кры­ток я и пи­шу…

Я сно­ва по­дошёл к "Пом­пе­ям" и стал её рас­смат­ри­вать. Я преж­де ви­дел эту кар­ти­ну в Пи­тере в Рус­ском Му­зее, но тут бы­ло что-то дру­гое. Чувс­тво­валось в ней неч­то не­уло­вимо стран­ное, в этой кар­ти­не, но что имен­но, по­нять я по­ка не мог и поп­ро­сил его дать мне от­крыт­ку, с ко­торой он пи­сал. Я срав­ни­вал, а хо­зя­ин до­ма сто­ял ря­дом и хит­ро на ме­ня пог­ля­дывал. Всё бы­ло ско­пиро­вано уди­витель­но точ­но - цвет, одеж­ды и склад­ки на них, вздыб­ленные ко­ни, огонь в не­бе и па­да­ющие ста­туи - все де­тали. Я всмат­ри­вал­ся, срав­ни­вал, и до­воль­но ско­ро за­метил раз­ни­цу. Ли­ца! Ли­ца бы­ли из­ме­нены. Пер­со­нажи у Брюл­ло­ва, по­жалуй за ис­клю­чени­ем ста­рика-хрис­ти­ани­на в ле­вой час­ти кар­ти­ны, поч­ти все бы­ли рим­ские пат­ри­ции с ухо­жен­ны­ми и бла­город­ны­ми ли­цами. Ад­ское пла­мя не­ожи­дан­но об­ру­шилось на го­род и ужас близ­ко­го кон­ца их по­разил. А вот на ко­пии, что сде­лал хо­зя­ин до­ма, это бы­ли сов­сем прос­тые лю­ди, с гру­бой и об­ветрен­ной ко­жей. Не бы­ло в их из­мождён­ных ли­цах ни­чего от ан­тично­го бла­городс­тва и, что са­мое уди­витель­ное, не бы­ло в них ис­пу­га тем, что тво­рилось вок­руг. Они вы­ража­ли по­кор­ность и боль, но не ис­пуг и страх… Ка­залось, это бы­ла не ко­пия, а сов­сем дру­гая кар­ти­на с тем же сю­жетом.

- Ага, - ра­дос­тно ска­зал Ми­ха­ил Эмиль­евич, хлоп­нув в ла­доши, - вы всё же за­мети­ли! Мо­лодец, это не каж­дый ви­дит. Мне не ин­те­рес­но прос­то ко­пиро­вать все де­тали, всег­да тя­нет внес­ти что-то своё. Эда­кое нес­кром­ное же­лание стать со­ав­то­ром с ве­лики­ми мас­те­рами. Вот и здесь, я ког­да это ри­совал, ре­шил лю­дей нем­ножко из­ме­нить, хо­тел на­писать ли­ца мо­их ста­рых зна­комых, вмес­те с ко­торы­ми приш­лось по­бывать ес­ли не в ог­ненных, то в ле­дяных Пом­пе­ях. Впро­чем, да­вай­те за стол, еда сты­нет.

Мы се­ли за стол, хо­зяй­ка к нам при­со­еди­нилась. Она с неж­ностью гля­дела на му­жа, пог­ла­жива­ла его ру­ку и под­кла­дыва­ла на на­ши та­рел­ки пло­ды сво­его ку­линар­но­го тру­да. Всё бы­ло очень вкус­но и эле­ган­тно офор­мле­но. Ар­тисти­чес­кий та­лант был у них обо­их. По­том она вста­ла, пош­ла на кух­ню и на боль­шом блю­де при­нес­ла от­ту­да два ог­ромных по­мидо­ра. В те го­ды на Ура­ле и ле­том-то по­мидо­ры бы­ли в ред­кость, а зи­мой в де­каб­ре, они бы­ли со­вер­шенно не слы­ханы. И по­том - их раз­мер! Я сна­чала да­же не по­нял, что эти ог­ромные крас­ные ша­ры - по­мидо­ры, ду­мал что она при­нес­ла ка­кое-то но­вогод­нее ук­ра­шение из папье-ма­ше. Бы­ло за­мет­но, что про­из­ве­дён­ным эф­фектом хо­зя­ева ужас­но до­воль­ны. Она на­реза­ла один по­мидор и по­ложи­ла кус­ки всем на та­рел­ки:

- Это из на­шей теп­ли­цы. На ТЭЦ мно­го па­ра, его рань­ше на­ружу вы­пус­ка­ли, а Ми­шель пос­тро­ил теп­ли­цу и те­перь этот пар идёт ту­да. На ули­це мо­роз, а в теп­ли­це всег­да теп­ло, как ле­том на юге. Све­тиль­ни­ки пос­та­вил - элек­три­чес­тва ведь то­же на стан­ции сколь­ко угод­но. Рас­тёт всё прос­то за­меча­тель­но. Све­жие ово­щи у нас круг­лый год. А эти по­мидо­ры - гор­дость и лю­бовь Ми­шеля, они ведь ему жизнь спас­ли. Он их сам вы­ращи­ва­ет, ни­кому не до­веря­ет. Од­ним та­ким по­мидо­ром мож­но це­лую семью на­кор­мить. Уро­жай не та­кой уж боль­шой, но на праз­дни­ки по од­но­му та­кому по­мидо­ру по­луча­ет каж­дый ра­бот­ник стан­ции, и кое-что в на­шу мес­тную боль­ни­цу от­да­ём. Вот и вам на та­рел­ку по­пало. С нас­ту­па­ющим вас!

Я из­ви­нил­ся, вы­шел в ко­ридор и вер­нулся с ка­мерой, чтоб снять это не­видан­ное в на­ших кра­ях зре­лище - ог­ромные по­мидо­ры на де­кабрь­ском сто­ле. А ещё мне не тер­пе­лось уз­нать по­боль­ше про это­го уди­витель­но­го че­лове­ка из Фран­ции, ин­же­нера и ху­дож­ни­ка с про­ница­тель­ны­ми гла­зами и ог­ромны­ми све­жими по­мидо­рами пос­ре­ди лю­той зи­мы.

- Ми­ха­ил Эмиль­евич, рас­ска­жите о се­бе, не для те­леви­дения. Для ме­ня, - поп­ро­сил я, со­вер­шенно за­быв про цель мо­его при­ез­да в этот се­вер­ный го­род.

Он на­лил всем по бо­калу крас­но­го ви­на, мы чок­ну­лись и он на­чал свой рас­сказ.

- Пе­ред вой­ной, я с от­цом, ма­терью и дву­мя сес­тра­ми жил в Нан­си. Это ма­лень­кий го­родок на се­веро-вос­то­ке Фран­ции. Дом был у нас прос­торный, с са­дом, не­дале­ко от си­наго­ги на Буль­ва­ре Жофр, в са­мом цен­тре го­рода. Отец был док­тор, у не­го ле­чилась вся знать го­род­ская, да­же сам мэр. Ког­да я кон­чал шко­лу, то меч­тал стать ху­дож­ни­ком. Чтоб это­му учить­ся, на­до бы­ло ехать в го­род боль­шой, Па­риж или Ли­он - у нас в Нан­си не бы­ло учи­лища для ис­кусс­тва. Отец хо­тел, чтоб я стал вра­чом, как он. Но мне это бы­ло не­ин­те­рес­но, я хо­тел толь­ко ри­совать. Стал брать уро­ки жи­вопи­си у мес­тно­го пор­тре­тис­та и у ме­ня неп­ло­хо по­луча­лось… День­ги у от­ца не хо­тел про­сить и чтоб пла­тить за уро­ки стал под­ра­баты­вать у од­но­го се­лек­ци­оне­ра на фер­ме. Это бы­ло не­дале­ко от нас, за вок­за­лом, и я ту­да хо­дил поч­ти каж­дый день. Тот ста­рик, фер­мер, вы­вел вот этот сорт то­матов чу­дес­ных - боль­ших, соч­ных и слад­ких.

В со­роко­вом Гер­ма­ния на­пала на Фран­цию. Бо­ши под­хо­дили к го­роду и мно­гие ев­реи ста­ли у­ез­жать на юг. Ду­мали, что ту­да вой­на не дой­дёт. Мы то­же соб­ра­лись ехать. Но у­еха­ли не все. Тех, кто ос­тался, как наш ре­бе, уби­ли. А те, кто у­еха­ли на юг, по­том то­же по­гиб­ли. Их из юж­ной зо­ны Фран­ции де­пор­ти­рова­ли в Ос­венцим. Мне со­седи из Нан­си на­писа­ли сю­да, что из че­тырёх ты­сяч ев­ре­ев на­шего го­рода пос­ле вой­ны вер­ну­лись толь­ко двад­цать два че­лове­ка. Я вот не по­гиб, но то­же ни­ког­да не вер­нулся до­мой…

Ког­да мы соб­ра­лись у­ез­жать из го­рода, тот ста­рик-се­лек­ци­онер, у ко­торо­го я ра­ботал, дал мне с со­бой нем­ножко се­мян этих по­мидор. Я от не­го по­бежал до­мой, но опоз­дал. По же­лез­ной до­роге уже пош­ли не­мец­кие по­ез­да и я не смог пе­рей­ти че­рез пу­ти к до­му. Бо­ши вош­ли в го­род, по всем ули­цам дви­гались их ма­шины и шли сол­да­ты. Сра­зу ста­ли ло­вить ев­ре­ев, как буд­то дру­гих за­бот у них не бы­ло.  Кто ев­рей, а кто нет - бы­ло ведь не вид­но, но не­кото­рые го­рожа­не ука­зыва­ли на ев­ре­ев. Ме­ня то­же схва­тили и при­вели в му­ници­пали­тет. Там си­дел мэр, тот са­мый, ко­торо­го ле­чил мой отец. Мэр ме­ня уз­нал и ска­зал нем­цу офи­церу, ко­торый всё ре­шал - вот этот ев­рей. Ме­ня уве­ли и за­пер­ли с дру­гими в под­ва­ле. Мо­их ро­дите­лей и сес­тёр я так ни­ког­да боль­ше не ви­дел. Мне по­том на­писа­ли, что их всех де­пор­ти­рова­ли, ку­да точ­но - не знаю. В под­ва­ле бы­ли все мо­лодые, как я. Сна­чала нас ста­ли вы­водить де­лать гряз­ную и тя­жёлую ра­боту, но че­рез нес­коль­ко дней за­пер­ли в то­вар­ный ва­гон и по­вез­ли в Гер­ма­нию.

Нас при­вез­ли в Да­хау, это кон­цла­герь око­ло Мюн­хе­на. Там мне вы­дали по­лоса­тую одеж­ду ла­гер­ную и ве­лели пе­ре­одеть­ся. Ког­да ник­то не ви­дел, я пе­ресы­пал в кар­ман се­мена этих по­мидор. Нас час­то обыс­ки­вали, но на зёр­нышки в кар­ма­не ник­то вни­мание не об­ра­щал, ду­мали - му­сор, Так они всег­да бы­ли при мне. В Да­хау я был дол­го, на­вер­ное ме­сяцев де­сять, нас зас­тавля­ли стро­ить до­роги, как ра­бов в древ­нем Ри­ме. А в со­рок пер­вом го­ду сде­лали се­лек­цию и всех, кто был из Фран­ции, Бель­гии и Гол­ландии, по­сади­ли в ва­гоны и по­вез­ли даль­ше на вос­ток. Сна­чала мы не зна­ли ку­да, но по­том один ох­ранник, очень раз­го­вор­чи­вый был, ска­зал, что ве­зут в Поль­шу, в дру­гой ла­герь. Мы уже нем­но­го по­нима­ли по-не­мец­ки. Он шу­тил: "Пос­ле ла­геря поль­ско­го вы ста­нете сво­бод­ны­ми, вы­лети­те от­ту­да, как дым в тру­бу". Ко­неч­но, мы этот смысл тог­да по­нять не мог­ли и не зна­ли, что это сов­сем не шут­ка. Еха­ли мед­ленно, по­дол­гу сто­яли на стан­ци­ях. Ког­да мы на­конец при­еха­ли в Поль­шу, наш по­езд ос­та­новил­ся за го­родом Лодзь. Зас­тря­ли там на­дол­го, сто­яли нес­коль­ко дней. Нас не кор­ми­ли, толь­ко вед­ро во­ды в ва­гон при­носи­ли. По же­лез­ной до­роге всё вре­мя шли на вос­ток по­ез­да не­мец­кие с сол­да­тами и тан­ка­ми.

В один день ох­ранник ска­зал, что Гер­ма­ния на­пала на Рос­сию. Тог­да я и мой друг бель­гий­ский ре­шили бе­жать. Стан­ция, где сто­яли на­ши ва­гоны, бы­ла не­дале­ко от ле­са, ох­ра­ны бы­ло ма­ло и мы ночью вы­лома­ли дос­ки в по­лу ва­гона, вы­лез­ли и по­бежа­ли к ле­су. Дру­гие зак­лю­чен­ные из ва­гона то­же по­бежа­ли с на­ми, ох­ра­на уви­дела и ста­ла стре­лять, но в тем­но­те мы смог­ли от них уй­ти. На­ша груп­па до­бежа­ла до ле­са и там мы спря­тались. Раз бо­ши во­юют с Рос­си­ей, то мы ре­шили, что на­до ид­ти на вос­ток, в Рос­сию.

Не бу­ду го­ворить, как мы доб­ра­лись до гра­ницы, это дру­гая ис­то­рия. Гра­ница бы­ла фрон­том, а фронт всё вре­мя ухо­дил на вос­ток. Но мы доб­ра­лись. Там, на рус­ской зем­ле шёл бой. Мы спря­тались в кус­тах и жда­ли но­чи. Ког­да ста­ло тем­но и бой за­тих, мы по­пол­зли в сто­рону Крас­ной ар­мии, по­ка не ус­лы­шали го­лоса, го­вори­ли не по-не­мец­ки. Сна­чала ду­мали, что это по-поль­ски, мы тог­да ведь не по­нима­ли, но по­том за­мети­ли, как кто-то све­тит фо­нари­ком и ста­ло вид­но, что это во­ен­ная фор­ма рус­ская. Мы с мо­им дру­гом бель­гий­цем под­ня­ли ру­ки, выш­ли из-за кус­тов и крик­ну­ли "Кам­рад!". Тут эти рус­ские сол­да­ты зак­ри­чали, на нас нап­ра­вили ору­жие, ок­ру­жили, что-то спра­шива­ли. Мы бы­ли в ла­гер­ной одеж­де по­лоса­той и они на нас смот­ре­ли с удив­ле­ни­ем, не по­нима­ли, кто мы та­кие. Один снял ре­мень, мне сза­ди за­вяза­ли ру­ки и уве­ли в окоп. Там дер­жа­ли до рас­све­та, по­том да­ли во­ды, по­сади­ли в гру­зовик и по­вез­ли в ка­кой-то лес, где бы­ло мно­го сол­дат. Ме­ня за­вели в па­лат­ку боль­шую, где сто­ял стол, у ко­торо­го си­дел хму­рый офи­цер с дву­мя звёз­дочка­ми на во­рот­ни­ке. Я по­том уз­нал, что это был СМЕРШ. Он что-то спро­сил, но я тог­да ни од­но­го сло­ва по-рус­ски не знал и ска­зал по-фран­цуз­ски, что бе­жал из ла­геря не­мец­ко­го. Он не по­нял и стал на ме­ня кри­чать. Я пов­то­рил это по-не­мец­ки и тут он ме­ня уда­рил ку­лаком в ухо и крик­нул: не­мец­кий шпи­он!

Не бу­ду го­ворить как ме­ня доп­ра­шива­ли, би­ли силь­но. По-фран­цуз­ски там ник­то не по­нимал, а по-не­мец­ки я и они го­вори­ли пло­хо. Они не зна­ли, кто я та­кой, их зли­ло, что они ни­чего не по­нима­ют, по­тому, на­вер­ное, и би­ли. Ме­ня пе­ре­оде­ли в рус­скую фор­му во­ен­ную, но без по­гон и рем­ня, со сле­дами кро­ви, на­вер­ное от сол­да­та уби­того. Да­ли бо­тин­ки рва­ные. Я еле ус­пел не­замет­но пе­рело­жить се­мена в кар­ман гим­настёр­ки. По­том ме­ня от­везли на стан­цию, пог­ру­зили в ва­гон вмес­те с арес­то­ван­ны­ми сол­да­тами рус­ски­ми и по­вез­ли на вос­ток, даль­ше от фрон­та. Пом­ню, ме­ня это уди­вило - вой­на с нем­ца­ми, а арес­то­ван­ные сол­да­ты все рус­ские.

Еха­ли мы очень дол­го, нас всё вре­мя бом­би­ли и обс­тре­лива­ли не­мец­кие са­молё­ты, но ва­гоны бы­ли за­пер­ты и нам не да­вали вый­ти. Ког­да при­лета­ли са­молё­ты, ох­ра­на раз­бе­галась и пря­талась за на­сыпью, а мы си­дели в ва­гонах и смот­ре­ли че­рез ре­шёт­ку в ок­не. Ес­ли бом­ба по­пада­ла в ка­кой-то ва­гон и раз­би­вала его, те зак­лю­чён­ные рус­ские, кто ос­тался жив, от­ту­да раз­бе­гались. Так мы до­еха­ли до Ура­ла, в Пермь. Ме­ня и ещё нес­коль­ко инос­тран­цев при­вез­ли в тюрь­му и там дер­жа­ли ме­сяц, без доп­ро­сов. На­конец ме­ня выз­ва­ли к сле­дова­телю, где бы­ла ещё мо­лодая жен­щи­на-пе­ревод­чик. Она пло­хо, но всё же го­вори­ла по-фран­цуз­ски. Я всё про се­бя рас­ска­зал, сле­дова­тель за­писал и ме­ня уве­ли. Че­рез не­делю он ме­ня выз­вал опять. Пе­ревод­чи­цы там уже не бы­ло. Сле­дова­тель ве­лел мне под­пи­сать ка­кую-то бу­магу на рус­ском язы­ке. Как я по­том уз­нал, мне да­ли 10 лет ла­геря и пять лет ссыл­ки, за шпи­онаж. Ско­ро пос­ле это­го ме­ня от­пра­вили по эта­пу на Ко­лыму, в Даль­лаг.

Ког­да мы пос­ле дол­го­го эта­па тя­жёло­го очень при­еха­ли в зо­ну, нам ве­лели всю одеж­ду сдать на про­жар­ку от вшей, всех пос­триг­ли на­голо, пог­на­ли в ба­ню и вы­дали дру­гую одеж­ду ла­гер­ную. Я тог­да очень за се­мена ис­пу­гал­ся, как же их убе­речь? При­думал пря­тать во рту, под язы­ком. Их да­же при шмо­не не на­ходи­ли. Ког­да в рот смот­ре­ли, ви­дели во рту зёр­нышки, и ду­мали, что это ос­татки от еды. Но во рту дер­жать мож­но толь­ко ко­рот­кое вре­мя, чтоб слю­ной не на­бух­ли. Так я и де­лал, по­том в кар­ман клал.

Ме­ня в ла­гере от­пра­вили на об­щие ра­боты в шах­ту до­бывать оло­вян­ную ру­ду. Там я и встре­тил тех, ко­го по­том на­писал вот на этой кар­ти­не. Ко­неч­но по па­мяти на­писал, но ду­маю, что по­хоже. Пос­те­пен­но я стал го­ворить по-рус­ски и луч­ше по­нимал этих лю­дей. Это бы­ла тя­жёлая шко­ла. Ла­герь че­лове­ка вы­вора­чива­ет на­из­нанку - всё пло­хое и страш­ное, что скры­то внут­ри, вы­ходит на­ружу. И всё хо­рошее то­же ста­новит­ся вид­но, но хо­роше­го всег­да мень­ше… Для зэ­ка ла­герь сна­чала чис­ти­лище, а по­том ад. Но ад ла­геря страш­нее, чем у Дан­те. У не­го был ад, как ка­ра за гре­хи, а здесь - ка­ра за нич­то. Ра­бота бы­ла очень тя­жёлая, вся руч­ная. Ма­шин не бы­ло ни­каких, инс­тру­мен­ты при­митив­ные: кай­ло, тач­ка, ло­пата. Са­мое труд­ное вре­мя бы­ло ут­ром, ког­да сон­ных на ра­боту гна­ли - мо­роз страш­ный, ве­тер. Ват­ник от хо­лода сов­сем не спа­сал. А под зем­лёй в шах­те бы­ло луч­ше, теп­лее и без вет­ра. Осо­бен­но пло­хо бы­ло зи­мой. Подъ­ём - тем­но, на ра­боту - те­мень, под зем­лёй, са­мо со­бой - всег­да тем­но, ну и с ра­боты в ба­рак идём - то­же ночь. Пай­ка ма­лень­кая, толь­ко чтоб не уме­реть с го­лода. В Да­хау и то кор­ми­ли луч­ше. Нор­му не сде­лал, пай­ку уре­жут. Я сов­сем до­ходить стал и ду­мал, всё - ко­нец. Но как-то ве­чером на по­вер­ке пос­ле ра­боты ме­ня выз­вал на­чаль­ник и спра­шива­ет: - Вы, го­ворят, ху­дож­ни­ком бы­ли? Мо­жете к ок­тябрь­ским праз­дни­кам офор­мле­ние сде­лать на строй­ке?

Я, ко­неч­но, от­ве­чаю: - Мо­гу, граж­да­нин на­чаль­ник, всё сде­лаю.

Там ком­би­нат боль­шой стро­или для пе­рера­бот­ки ру­ды и при нём теп­лостан­цию, ТЭЦ то есть. Ме­ня с шах­ты сня­ли и на эту строй­ку от­пра­вили. А на ТЭЦ как раз пус­ти­ли пер­вый па­роге­нера­тор от ко­торо­го про­из­во­дили элек­три­чес­тво. Пар от­ра­ботан­ный выб­ра­сыва­ли на­ружу, что с ним де­лать? И тог­да мне в го­лову идея приш­ла. Я ког­да пла­каты на­рисо­вал и их по­веси­ли, пе­ред тем, как ид­ти об­ратно в ба­рак, по­дошёл к лей­те­нан­ту из ВОХ­Ра и го­ворю:

- Граж­да­нин на­чаль­ник. Я на во­ле в теп­ли­це ра­ботал и это де­ло хо­рошо знаю. Ес­ли раз­ре­шите, вот тут при ТЭЦ теп­ли­цу мо­гу со­ору­дить и этот пар, что на ули­цу выб­ра­сыва­ет­ся, для обог­ре­ва прис­по­собить. Бу­ду для вас ово­щи све­жие вы­ращи­вать. Огур­цы мо­гу рас­тить и да­же по­мидо­ры.

Он уди­вил­ся и го­ворит, "Как же это тут на се­вере по­мидо­ры бу­дут рас­ти? Та­кого не бы­ва­ет". Но всё же эта идея его за­ин­те­ресо­вала, ме­ня он с ра­бот об­щих снял и ос­та­вил при ТЭЦ. Так я при­дур­ком стал. Ес­ли не зна­ете - этим сло­вом у нас на­зыва­ли тех, кто был в об­слу­ге, не на об­щих. Ну, нап­ри­мер, ра­ботал в боль­нич­ке, на кух­не, или там са­пож­ни­ком. Я стал при­дур­ком теп­личным. К это­му вре­мени у ме­ня все­го во­семь се­мечек сох­ра­нилось. Я их в круж­ки алю­мини­евые рас­са­дил. Очень вол­но­вал­ся - вдруг не взой­дут? Но че­тыре взош­ли. Mon Dieu, как я ра­довал­ся, ког­да уви­дел пер­вые тра­виноч­ки зе­лёные! Я о них так за­ботил­ся, как де­тей бе­рёг! Ды­шать на рас­са­ду бо­ял­ся. Ес­ли не да­дут уро­жая, от­пра­вят ме­ня об­ратно на об­щие и тог­да точ­но, ко­нец мне бу­дет.

Я ведь про теп­ли­цы тог­да ни­чего не знал, но всё при­думал, что нуж­но. Чер­те­жи сде­лал. По­нимал, что по­мидо­рам на­до теп­ло и свет. Сна­чала теп­ли­цу ма­лень­кую пос­тро­или, пря­мо в зда­нии ТЭЦ, зем­лю в мер­зло­те на­руби­ли, гряд­ки сде­лали и са­мое глав­ное - лам­почки над гряд­ка­ми по­веси­ли, элек­три­чес­тва ведь бы­ло сколь­ко угод­но, пря­мо там про­из­во­дили. Вот и стал я ого­род­ни­ком при на­чаль­стве ла­гер­ном.

Под­росла рас­са­да, а тут и теп­ли­цу за­кон­чи­ли. Я рос­тки в гряд­ку пе­реса­дил. Ско­ро зац­ве­ли, а по­том и пло­ды по­яви­лись. В Нан­си на­до бы­ло три ме­сяца, чтоб по­мидор до­шёл до пол­но­го раз­ме­ра. А там, в теп­ли­це че­рез три ме­сяца они ещё сов­сем ма­лень­кие и зе­лёные бы­ли. Лей­те­нант при­ходил, удив­лялся, что рас­тут по­мидор­чи­ки и го­ворил: "Да­вай, рви их, уже го­товы. В са­поге доз­ре­ют". Я про­сил: "По­годи­те ещё, граж­да­нин на­чаль­ник, на кус­те дол­жны дой­ти, са­ми же до­воль­ны бу­дете". Он поз­во­лил и ещё че­рез ме­сяц, они дей­стви­тель­но доз­ре­ли. Всё на­чаль­ство при­ходи­ло смот­реть. Та­ких по­мидор они ни­ког­да не ви­дели. Ког­да уро­жай соб­ра­ли, бы­ло де­сять пло­дов, заб­ра­ли на­чаль­ни­ки их се­бе в семьи. У мно­гих из них жё­ны и де­ти там бы­ли. Хоть пай­ки у них не зэ­ков­ские, но то­же ведь на од­них про­дук­тах мо­роже­ных жи­ли. Мне один по­мидор всё же ос­та­вили, на се­мена. Кро­ме по­мидор - огур­цы, свёк­лу и ка­пус­ту рас­тил. Се­мена ово­щей ох­ранни­кам родс­твен­ни­ки с ма­тери­ка при­сыла­ли. Очень на­чаль­ству это нра­вилось. Ви­тами­ны! Та­кого ни в од­ном ла­гере не бы­ло. По край­ней ме­ре, я не слы­хал про теп­ли­цы в зо­не.

Вско­ре про мою теп­ли­цу до­ложи­ли са­мому на­чаль­ни­ку Даль­строя ге­нера­лу Ни­кишо­ву. Был он там бог и царь. Его так и зва­ли - Царь Ни­кишов. Он не по­верил и сам при­ехал пос­мотреть. Как теп­ли­цу мою уви­дел и по­мидо­ры поп­ро­бовал, ве­лел сов­сем боль­шую теп­ли­цу стро­ить на уже дру­гой ТЭЦ, в са­мом Ма­гада­не, где он сам жил. Мне под на­чало ещё нес­коль­ко зэ­ков да­ли в по­мощ­ни­ки, сам я уж не уп­равлял­ся. Я кор­мился, на­чаль­ство кор­мил и по­тому вы­жил, бла­года­ря вот этим по­мидо­рам. Спа­сибо то­му фер­ме­ру из Нан­си. Да, вот ещё ин­те­рес­ная де­таль - в 44-м го­ду в Ма­гадан с ви­зитом при­ехал ви­це-пре­зидент аме­рикан­ский, не пом­ню его фа­милию, с де­лега­ци­ей. Ему на стол мои по­мидо­ры ог­ромные по­ложи­ли - он ни­как не мог по­верить, что мес­тные. Его тог­да ко мне в теп­ли­цу при­вез­ли, чтоб по­казать, но ме­ня от­ту­да уб­ра­ли, бо­ялись, что я мо­гу что-то по-фран­цуз­ски ему шеп­нуть и ник­то не пой­мёт. Ве­шали ведь ему лап­шу на уши - го­вори­ли, что в Ма­гада­не все воль­но-на­ём­ные. Вмес­то ме­ня и мо­их по­мощ­ни­ков пе­ре­оде­ли в ра­бочую фор­му вер­ту­ха­ев, как буд­то это они в теп­ли­це ра­бота­ют.

Ну, мы од­на­ко за­гово­рились, по­ра и за де­ло, а то вы на об­ратный по­езд не ус­пе­ете.

Мы вста­ли из-за сто­ла, я поп­ро­щал­ся с его же­ной, поб­ла­года­рил за обед, мы оде­лись и выш­ли на ули­цу. Бы­ло толь­ко три ча­са дня, но уже су­мер­ки - се­вер. Ме­тель утих­ла и пос­ле сыт­но­го обе­да ка­залось, что да­же мо­роз стал мяг­че. Мы се­ли в ма­шину и сов­сем быс­тро до­еха­ли до элек­трос­танции. Теп­ли­ца бы­ла весь­ма вну­шитель­ных раз­ме­ров. Она при­мыка­ла сна­ружи к зда­нию ТЭЦ, но на обыч­ную теп­ли­цу сов­сем бы­ла не­похо­жа. Это был длин­ный де­ревян­ный ба­рак без при­выч­ной стек­лянной кры­ши. Ми­ха­ил Эмиль­евич мне объ­яс­нил, что се­вер­ное сол­нце сла­бое, да­же ле­том, а зи­мой, счи­тай, его во­об­ще поч­ти нет, так что от стек­лянной кры­ши про­ку ма­ло, да­же вред - теп­ло быс­трее ухо­дит. Внут­ри ба­рака бы­ло жар­ко и влаж­но, как в ба­не. Над гряд­ка­ми све­тили яр­кие лам­пы, за­меня­ющие сол­нце. Вдоль стен шли тол­стые тру­бы, с ко­торых ка­пала во­да. На зем­ля­ном по­лу блес­те­ли лу­жи, от­ра­жая элек­три­чес­кие сол­нца. Пу­га­юще ши­пел пар. Ог­ромные по­мидо­ры, под­держи­ва­емые про­волоч­ны­ми под­порка­ми, ви­сели на кус­тах в че­тыре ря­да.

У ме­ня сра­зу воз­никла проб­ле­ма со съ­ём­кой - в про­питан­ном вла­гой воз­ду­хе лин­зы в хо­лод­ной ки­нока­мере за­поте­ли и я не мог ни­чего сни­мать. Приш­лось по­ложить ап­па­рат у тёп­лой тру­бы, чтоб прог­релся. По­ка он на­питы­вал­ся теп­лом, ди­рек­тор про­вёл ме­ня в ТЭЦ и мы под­ня­лись на­верх в ка­бинет на­чаль­ни­ка сме­ны по ме­тал­ли­чес­кой, гро­хочу­щей под на­шими но­гами, лес­тни­це. Там мы усе­лись на ди­ван и он про­дол­жил свой рас­сказ.

- Я жил в ла­гере при теп­ли­це поч­ти семь лет. В со­рок вось­мом ге­нера­ла Ни­кишо­ва от­пра­вили в от­став­ку, приш­ло но­вое на­чаль­ство и не ра­зоб­равшись, теп­ли­цу сло­мали. На­чали всё ме­нять, мно­гих зэ­ков рас­ки­дали по раз­ным зо­нам, и ме­ня пе­реве­ли в дру­гой ла­герь, там же в Даль­строе. Но и в но­вом мес­те я то­же быс­тро на­ладил теп­ли­цу - раз­го­воры про мои по­мидо­ры хо­дили по всем зо­нам и на­чаль­ник здеш­не­го ла­геря, уз­нав, что я к не­му по­пал, сам мне пред­ло­жил пос­тро­ить теп­ли­цу. У ме­ня уже се­мян бы­ло мно­го, так, что эти по­мидо­ры опять ме­ня спа­сали.

Из ла­геря я вы­шел в пять­де­сят пер­вом, и оп­ре­дели­ли мне от­бы­вать ссыл­ку вот здесь, в Се­веро­ураль­ске. Мне уже трид­цать лет бы­ло, вмес­те с гер­ман­ски­ми, один­надцать лет в ла­герях про­вёл. Но ещё мо­лодой был и хо­тел учить­ся. По-рус­ски я стал го­ворить сов­сем сво­бод­но и чи­тал лег­ко, вот толь­ко пи­сал ещё пло­хо. Пос­ту­пил в элек­тро­тех­ни­чес­кий тех­ни­кум на от­де­ление за­оч­ное, и стал ра­ботать в раз­ных мес­тах, где бра­ли ссыль­но­го. Ко­неч­но, ни­какой теп­ли­цы у ме­ня уже не бы­ло и жи­лось в пер­вые го­ды труд­но и го­лод­но. А се­мена всё вре­мя бы­ли со мной и чтоб не по­гиб­ли я круг­лый год са­жен­цы рас­тил в ком­на­те, ко­торую сни­мал.

В пять­де­сят чет­вёртом го­ду у ме­ня в жиз­ни сра­зу че­тыре важ­ных со­бытия слу­чились: я на Ни­не же­нил­ся, тех­ни­кум за­кон­чил, мне ссыл­ку от­ме­нили и вско­ре пол­ностью ре­аби­лити­рова­ли. Вы­дали пас­порт, хо­тя я граж­данс­тва со­вет­ско­го ни­ког­да не по­лучал.

- Ну а во Фран­цию вы не хо­тели вер­нуть­ся? - спро­сил я.

- Как не хо­тел? Я об этом с са­мого пер­во­го дня, ещё с Да­хау, толь­ко и ду­мал. По­это­му, как толь­ко ме­ня здесь в КГБ выз­ва­ли и вы­дали бу­магу о ре­аби­лита­ции, я сра­зу же за­яв­ле­ние на­писал, что я фран­цуз­ский граж­да­нин и хо­чу вер­нуть­ся на ро­дину. Ждал от­ве­та дол­го, а по­том ме­ня выз­ва­ли и ска­зали, что мой отъ­езд во Фран­цию не в ин­те­ресах го­сударс­тва и я те­перь граж­да­нин СССР, а не Фран­ции. Вот так. По­том я ещё мно­го раз пи­сал за­яв­ле­ния, чтоб от­пусти­ли, но мне всег­да от­ве­чали, что родс­твен­ни­ков там у ме­ня нет, а по­тому мой отъ­езд "не­целе­со­об­ра­зен".

По­мидо­ры мы с Ни­ной про­дол­жа­ли до­ма вы­ращи­вать все эти го­ды. Жи­ли в ком­му­нал­ке. Сде­лали там как бы кро­хот­ную теп­ли­цу в ящи­ке у ба­тареи под ок­ном. Днём на по­докон­ник выс­тавля­ли. Нель­зя бы­ло до­пус­тить, чтоб прер­ва­лась эта ни­точ­ка. Толь­ко све­та у нас бы­ло ма­лова­то, по­это­му сни­мали не­доз­ревшие, зе­лёные, но всё рав­но боль­шие. По­том они крас­не­ли в ва­лен­ках. Ког­да нас зва­ли в гос­ти, на день рож­де­ния к друзь­ям или на праз­дни­ки, мы всег­да в по­дарок при­носи­ли один наш по­мидор боль­шой. Все так бы­ли счас­тли­вы! По­дар­ка луч­ше­го ник­то не по­лучал, се­вер ведь. По­это­му нас ста­ли час­то в гос­ти звать, жда­ли по­мидо­ра на­шего. Толь­ко бы­ло их у нас сов­сем ма­ло - что там до­ма у ба­тареи мо­жет вы­рас­ти! Но в го­роде все зна­ли про на­ши по­мидо­ры. Го­да че­рез три, ме­ня выз­ва­ли к пред­се­дате­лю го­рис­полко­ма. Он мне го­ворит:

- Мы вам пред­ла­га­ем дол­жность зам­ди­рек­то­ра ТЭЦ. Вы там толь­ко пос­трой­те теп­ли­цу и рас­ти­те для го­рода свои то­маты. Ес­ли что на­до, сра­зу ко мне об­ра­щай­тесь, ис­полком ока­жет вся­кое со­дей­ствие в этом де­ле.

Он, ко­неч­но, имел в ви­ду по­мидо­ры не для го­рода, а для на­чаль­ства го­род­ско­го. Я всё рав­но очень был рад. Опыт у ме­ня уже был боль­шой и, как ви­дите, теп­ли­ца по­лучи­лась хо­рошая. Ког­да я по­том за­кон­чил фа­куль­тет энер­ге­тичес­кий и по­лучил дип­лом ин­же­нера, наз­на­чили ме­ня ди­рек­то­ром всей стан­ции и да­же вот квар­ти­ру боль­шую да­ли в до­ме для на­чаль­ства. У нас со­седи все на­чаль­ни­ки - кто из гор­ко­ма пар­тии, кто из ис­полко­ма, и да­же в со­сед­нем подъ­ез­де на­чаль­ник КГБ жи­вёт. От­но­шения у ме­ня с ним са­мые хо­рошие. Так что я сам стал те­перь вро­де боль­шо­го на­чаль­ни­ка в го­роде. Ну вот, вы всё про ме­ня те­перь зна­ете…

Мы спус­ти­лись вниз, в теп­ли­цу. Моя ки­нока­мера уже отог­ре­лась, я про­тёр объ­ек­ти­вы и за ка­ких-то чет­верть ча­са от­снял, что мне на­до бы­ло для ре­пор­та­жа - все­го-то две ми­нуты эк­ранно­го вре­мени. Ког­да всё бы­ло за­кон­че­но, мы опять усе­лись в "Вол­гу" и Ми­ха­ил Эмиль­евич от­вёз ме­ня на вок­зал, про­водил до ва­гона и пе­ред са­мым от­хо­дом по­ез­да про­тянул мне боль­шой бу­маж­ный па­кет:

- Это вам, к но­вогод­не­му сто­лу от ме­ня и Ни­ны по­мидо­ры. Дай­те знать, ког­да ме­ня по те­леви­зору по­кажут. С Но­вым Го­дом!

Не пропусти интересные статьи, подпишись!
facebook Кругозор в Facebook   telegram Кругозор в Telegram   vk Кругозор в VK
 

Слушайте

СТРОФЫ

ПУШКИН – ВЫСОЦКИЙ (ПОЭМА)

Борис Пукин май 2025

Царь Эдип

Потому тут и мор, что остался с женой,
что сроднился вполне со случайной страной;
кто не хочет ослепнуть – не слушай слепца,
нет нам Родины, матери нет, нет отца!

Дмитрий Аникин май 2025

ИСТОРИЯ

Украинские маршалы

Смотрел краем глаза парад победы…

Виталий Цебрий май 2025

РЕЗОНАНС

Украинский почемучка (сериал)

Почти каждое утро и почти каждый украинский гражданин, просыпаясь, задает себе первый вопрос: "Почему американец Дональд Трамп решил, что можно безнаказанно и на свой выбор отбирать у соседа его дом (квартиру), страну, жену, например, и детей?"

Виталий Цебрий май 2025

ИЗ ЖУРНАЛИСТСКОГО ДОСЬЕ

Неизвестный плагиат

Почему «Буратино» был заимствованием, а «Терминатора» едва ни сочли воровством?

Сергей Кутовой май 2025

Держись заглавья Кругозор!.. Наум Коржавин

x

Исчерпан лимит гостевого доступа:(

Бесплатная подписка

Но для Вас есть подарок!

Получите бесплатный доступ к публикациям на сайте!

Оформите бесплатную подписку за 2 мин.

Бесплатная подписка

Уже зарегистрированы? Вход

или

Войдите через Facebook

Исчерпан лимит доступа:(

Премиум подписка

Улучшите Вашу подписку!

Получите безлимитный доступ к публикациям на сайте!

Оформите премиум-подписку всего за $12/год

Премиум подписка