АФИНСКАЯ ШКОЛА

ОТ АВТОРА

По­весть "Афин­ская шко­ла" за­дума­на мною как обоб­ще­ние не­ко­его опы­та жиз­ни в Ита­лии и в Аме­рике, а от­части и во­об­ще - опы­та жиз­ни. В да­рован­ный нам  вре­мен­ной от­ре­зок мы про­ходим  шко­лу - в ней нет уро­ков как та­ковых, но есть жиз­ненные уро­ки, и учат нас здесь все и все. В мо­ей жиз­ни осо­бую роль иг­ра­ли учи­теля и уче­ники. Сре­ди учи­телей, уз­нанных в Аме­рике, бы­ли На­ум Кор­жа­вин,  Ва­лен­ти­на Син­ке­вич -  их обоб­щенные пор­тре­ты есть в мо­ей по­вес­ти под за­шиф­ро­ван­ны­ми наз­ва­ни­ями "Ста­рый по­эт", "По­этес­са из Фи­ладель­фии". Те, кто зна­ком с чу­дес­ной Юли­ей Доб­ро­воль­ской, жи­вущей в Ми­лане про­фес­со­ром и пе­ревод­чи­цей с италь­ян­ско­го, ав­то­ром ме­му­аров "Пост­крип­тум", в рас­ска­зан­ной мною  в пер­вой гла­ве ис­то­рии  най­дут мно­го об­ще­го с судь­бой этой за­меча­тель­ной жен­щи­ны.

     В са­мом на­чале жиз­ни до­велось мне встре­тить

Учи­теля,  мы с сес­трой по­сеща­ли его лек­ции в Мос­ков­ском Уни­вер­си­тете, бу­дучи еще школь­ни­цами.

Го­ворю об уче­ном-тек­сто­логе, ве­лико­леп­ном пуш­ки­нис­те Сер­гее Ми­хай­ло­виче Бон­ди. Но учи­лась  я не толь­ко у лю­дей - учи­телей и уче­ников,- не­из­ме­римо мно­го я по­лучи­ла от ли­тера­туры - рус­ской, за­рубеж­ной, древ­ней и сов­ре­мен­ной,  - вся­кой. И об этой сво­ей шко­ле я то­же пи­шу в по­вес­ти.

А во­об­ще все мы - пло­ды оп­ре­делен­ной куль­ту­ры и впол­не оп­ре­делен­но­го мен­та­лите­та, обус­ловлен­но­го тем мес­том, где  ро­дились и жи­ли. А я про­жила в Рос­сии боль­шую по­лови­ну жиз­ни, и бес­ценный от­пе­чаток ее ве­ликой куль­ту­ры на­де­юсь пе­редать тем, кто идет за мной.

Друзья, пе­речи­тывая сей­час эту по­весть, ви­жу в ней мно­го не­дос­татков, ла­кун, не­дого­ворен­ностей.

Но что по­лучи­лось, то по­лучи­лось.  Бу­ду ра­да, ес­ли что-то в ней по­кажет­ся вам близ­ким и важ­ным.

Ва­ша,
Ири­на Чай­ков­ская.
1 мая 2014, Бос­тон.

 "Шко­ла - вся­кое по­ложенье че­лове­ка, где он во­лей-не­волей при­об­ре­та­ет на­ход­чи­вость, опыт­ность и зна­ние"

(Сло­варь Да­ля)

Все это бы­ло, это бы­ло

У Чис­тых с ле­бедем пру­дов...

(из пес­ни)

 -Лю­боч­ка, я ус­тал.

 - Сей­час, сей­час, На­ум, ся­дем.

 Буль­вар рак­рылся пе­ред на­ми. Впе­реди блес­тел на сол­нце пруд, там пла­вали лод­ки, а, воз­можно, и ле­беди, от­сю­да труд­но бы­ло раз­гля­деть. На­роду в этот жар­кий день на B-n Common , ана­логе мос­ков­ских Чис­тых пру­дов - бы­ло да­же слиш­ком мно­го. Под сенью све­жей лис­твы шли ве­селые мо­лодые па­ры, гиб­кие шо­колад­ные де­вицы лег­ко ка­тили ко­ляс­ки со спя­щими мла­ден­ца­ми, строй­ные юно­ши в шор­тах и крос­совках про­гули­вали по­родис­тых со­бак. Вот и ска­мей­ка - ми­лая де­вуш­ка с кни­гой в ру­ках под­ни­ма­ет­ся, де­ла­ет жест ру­кой, слов­но приг­ла­шая сесть, и уда­ля­ет­ся по нап­равле­нию к пру­ду. Уса­жива­ем Ста­рого По­эта. Вид­но, что он ус­тал, хо­тя мы прош­ли от ма­шины сов­сем не­дале­ко. Он не рад про­гул­ке. Кра­сота при­роды ему не вид­на - он слеп. Пол­днев­ную жа­ру, хоть и на све­жем воз­ду­хе, он бы спо­кой­но про­менял на до­маш­ний по­кой, про­гул­ку - на ле­жание в пос­те­ли, сон, вя­лые мыс­ли, мо­нотон­ный го­лос чи­та­ющей Лю­боч­ки, жуж­жа­ние кон­ди­ци­оне­ра... Это все она, Лю­баня. Она за­хоте­ла "на при­роду", что зна­чило для нее - "на сво­боду", за­хоте­ла выр­вать­ся из до­маш­ней тюрь­мы на сол­нышко, мо­жет, в пос­ледний раз.

 - Ты по­нюхай, На­ум, как пах­нет.

Дей­стви­тель­но пах­ло - как всег­да в на­чале вес­ны - чем-то чу­дес­ным, клей­ким, эфир­ным.

 - Лю­ба, да­вай­те я вас сфо­тог­ра­фирую вон под тем де­ревом - ви­дите?

 В нес­коль­ких ша­гах от ска­мей­ки, бли­же к пру­ду, сто­яло де­рево-ша­тер, с опус­тивши­мися поч­ти до са­мого ас­фаль­та вет­вя­ми. Се­режа поз­вал к не­му Лю­боч­ку - фо­тог­ра­фиро­вать­ся. Я ос­та­лась со Ста­рым По­этом: "На­ум Се­меныч, че­го бы вы сей­час боль­ше все­го хо­тели? Ми­нераль­ной во­ды? Мо­роже­ного?"

 - Че­го бы я хо­тел? - он си­дит с зак­ры­тыми гла­зами, но вне­зап­но их рас­кры­ва­ет. - Ты спро­сила, Ки­роч­ка, че­го бы я хо­тел?

  Он сно­ва зак­ры­ва­ет гла­за и го­ворит слов­но из сна:

  - Очу­тить­ся в Мос­кве.

Гла­ва пер­вая

Гру­зин­ская пес­ня

1. Аме­рикан­ка Рая

Ве­чер втор­ни­ка. 9 ап­ре­ля 201... го­да. От­сю­да и нач­ну свое по­вес­тво­вание. Си­жу у компь­юте­ра, вер­чу в ру­ках лис­то­чек со сти­хот­во­рени­ем, слу­чай­но най­ден­ным на са­мом дне ящи­ка сто­ла. Не­уже­ли это я на­писа­ла? "Мо­лит­ва Ни­ны". Про­бегаю гла­зами текст, но поч­ти не по­нимаю смыс­ла, не до не­го мне сей­час. Кла­ду бу­маж­ку в стол, на са­мое дно. Сей­час мне нуж­но по­думать о зав­траш­нем уро­ке. Зав­тра сре­да, к 10 ут­ра дол­жна прий­ти Дже­раль­ди­на У­ай­тха­ус, или Рая, как я ее на­зываю. Но она мо­жет и не прий­ти. За­висит от то­го, вер­ну­лась ли она из Те­хаса.  Шесть­де­сят во­семь лет, два ма­лень­ких хвос­ти­ка на за­вязоч­ках сза­ди, мор­щинки у доб­рых глаз, за­дор­ная кеп­ка на го­лове. Пер­вое вре­мя я не­до­уме­вала: за­чем ей, этой не­моло­дой жен­щи­не, пять лет как по­хоро­нив­шей му­жа, ма­тери дво­их де­тей и ба­буш­ке трех вну­ков, за­чем ей рус­ский язык? И доб­ро бы где-ни­будь его уже учи­ла, в шко­ле или в уни­вер­си­тете. Прав­да, в уни­вер­си­тете Рая во­об­ще не учи­лась, обош­лась шко­лой, скром­но ра­бота­ла в "Ко­фе-ба­ре" - го­тови­ла ко­фий для по­сети­телей, про­дава­ла им ба­нано­вые и чер­ничные кек­сы. Мож­но пред­ста­вить се­бе рус­скую про­дав­щи­цу или бу­фет­чи­цу, бе­рущую час­тные уро­ки, ска­жем, фран­цуз­ско­го язы­ка?

 Стран­ность, не­быва­лость.

 И су­мас­шедшее же­лание на­учить­ся, пос­ко­рее за­гово­рить, вы­учить все гла­голы ра­зом... Прек­расная па­мять - в ее-то воз­расте, за­меча­тель­ные спо­соб­ности к язы­кам, но кро­ме ан­глий­ско­го, не зна­ет ни­како­го дру­гого. Опять удив­ле­ние.

 За­чем ей, аме­рикан­ке с ан­гло-сак­сон­ски­ми кор­ня­ми, рус­ский язык? - за­дава­лась я воп­ро­сом. От­ку­да та­кое не­уем­ное рве­ние, та­кая жаж­да во что бы то ни ста­ло, в ко­рот­кий срок ов­ла­деть чу­жим, ма­ло по­хожим на род­ной язы­ком?

 Компь­ютер щел­кнул - приш­ло пись­мо.

 От Раи. Ну ко­неч­но, я ведь те­лепа­тирую. Ес­ли ду­маю о ком-ни­будь, он тут же про­яв­ля­ет­ся. Хо­тя и не всег­да.

 Не­кото­рые не про­яв­ля­ют­ся уже мно­го-мно­го лет.

 Ра­ино пись­мо как обыч­но ко­рот­кое. Но пи­шет по-рус­ски.

 Ки­ра

 Я при­ду. Я пло­хо. Вер­нулся из Тех­сас. Ми­ша го­ворит: не на­да, я один. Я пла­чу.

 Спа­сиба,

 Рай

 Не­кото­рые ве­щи Ра­еч­ке труд­но за­пом­нить. Свое имя пи­шет Рай - и сколь­ко бы я ни го­вори­ла, что на­до Рая, про­дол­жа­ет пи­сать по-ста­рому. Я уже по­нимаю, что зав­траш­нее за­нятие бу­дет по­хоже на се­анс пси­хоте­рапии. Мне од­на­ко не при­выкать.

Ут­ром поз­во­нила в Мос­кву - обя­затель­ный зво­нок сес­тре, и в Ита­лию. В Ита­лии жи­вет моя Стар­шая под­ру­га, ей в ав­густе бу­дет 96 лет. С не­кото­рых пор мне ста­ло страш­но ей зво­нить.

Чувс­тву­ет­ся, что си­лы ее по­кида­ют. Она уже не мо­жет чи­тать - а ес­ли не мо­жешь чи­тать, то что тог­да де­лать? Но мне она не­из­менно ра­да:

  - Ки­роч­ка, ты? Как по­жива­ешь?

  - Хо­чу уз­нать, как вы. Как ва­ша го­лова?

  - Я? Что обо мне го­ворить, ты же зна­ешь, все од­но и то же. По­годи, я те­бе что-то хо­тела ска­зать.

 - Ужас­но пло­хо слыш­но, по­жалуй­ста, го­вори­те по­чет­че!

  - Я хо­тела ска­зать те­бе, Ки­роч­ка, будь счас­тли­ва!

 По­том на­чались гуд­ки.

 Сер­дце у ме­ня сжа­лось, не к доб­ру это. Ког­да те­тя Аня уми­рала в су­мас­шедшем до­ме - ее ту­да по­мес­ти­ли пос­ле то­го, как она пе­рере­зала се­бе ве­ны в "пан­си­она­те для прес­та­релых", точ­нее ска­зать, в бо­гадель­не, - ког­да она уми­рала в этой ужас­ной па­лате, где, на­вер­ное, бы­ло сто кро­ватей и на каж­дой что-то тво­рилось, кто-то кри­чал, кто-то выл, кто-то сту­чал баш­ма­ком по же­лез­ной спин­ке, кто-то раз­де­вал­ся, сто­яли шум и смрад, и вот мы с сес­трой приш­ли ее про­ведать и при­нес­ли ба­наны. Она ведь ни­чего не ела нес­коль­ко дней. Сес­тра по­чис­ти­ла ба­нан, Аня от­кры­ла рот, и мы всу­нули в не­го ба­нан, и она на­чала мед­ленно, очень мед­ленно его же­вать. Он не лез в гор­ло, но она хо­тела есть, и ела этот наш ба­нан, а сле­зы она смар­ги­вала с крас­ных сво­их век. И вот она на­ша те­тя Аня, ко­торая ког­да-то спас­ла от­ца во вре­мя вой­ны, ле­жаще­го в ти­фе, отыс­ка­ла в приф­ронто­вом гос­пи­тале и вы­ходи­ла, - те­тя Аня, ког­да съ­ела ба­нан, прос­ветле­ла ли­цом и на­пос­ле­док шеп­ну­ла нам, уже под­нявшим­ся, что­бы ухо­дить: "Будь­те счас­тли­вы, де­воч­ки!".

Нет, не к доб­ру эти сло­ва, не к доб­ру... Но вре­мени пе­рез­ва­нивать не бы­ло. Вот-вот дол­жна бы­ла при­ехать Рая.

 Заг­ля­нула в свой план. Так, раз­минка - ди­алог с упот­ребле­ни­ем лич­ных мес­то­име­ний. По­том уп­ражне­ния на ис­поль­зо­вание ро­дитель­но­го и пред­ложно­го па­дежей. Рая пло­хо зна­ет па­дежи, час­то пу­та­ет ро­дитель­ный с пред­ложным, это ста­ло для нее "пун­кти­ком", она тре­бу­ет от ме­ня бес­прес­танной про­вер­ки сво­их грам­ма­тичес­ких на­выков. Вот у ме­ня полс­тра­ницы спе­ци­аль­ных при­меров для нее. Что даль­ше? Даль­ше чте­ние тек­ста с от­ве­том на воп­ро­сы, вот книж­ка уже от­кры­та на нуж­ной стра­нице. Ну, и в са­мом кон­це пес­ня. Пес­ня, на са­мом де­ле, - глав­ное. Она для Ра­еч­ки прос­то на пер­вом мес­те. Но нель­зя же с нее на­чинать? Так по­луча­ет­ся, что к пес­не мы при­ходим в са­мом кон­це, ког­да уже час за­нятий поч­ти ис­черпан. И вот тут... а вот и ее ма­шина.

***

Как я и ду­мала, за­нятие на­чалось с ду­шев­ных из­ли­яний. При­нес­ла ей чаю - она лю­бит обыч­ный креп­кий чай, ко­фе ей на­до­ел на ра­боте. Рас­кла­дыва­ет на сто­ле свои тет­радки, смот­рит в стол.  

 Ста­ра­юсь пе­рех­ва­тить ее взгляд:

 - Ра­еч­ка, вот те­бе чай.

  - Спа­сиба! - под­ни­ма­ет на ме­ня гла­за - в них, к мо­ему удив­ле­нию, лу­чезар­ная ра­дость. Не сра­зу до­гады­ва­юсь, что это ре­ак­ция на сви­дание с Ми­шей.

  Спра­шиваю: "Ми­ша здо­ров?"

  - Да, он здо­ров, но он пло­хо. Его быв­ший же­на за­болел, они дол­го в раз­вод.

 - Ка­кая у нее бо­лезнь?

 - Она рак, она мо­жет смерть. Ми­ша ска­зал, он не мо­жет ее бро­сать из-за рак.

  - Ты со­бира­лась спеть ему пес­ню. Спе­ла?

 - Я хо­тел луч­ше при­гото­вить. Я его спро­сил: ты зна­ешь Бу­лат Окуд­жа­ва?

 Он го­ворил: "Ка­неч­на". Я спро­сил: ты его лю­бишь? - Ка­неч­на. - А ка­кую хо­тел слу­шать?

 Он мол­чал, по­том го­ворил: "Гру­зин­ская пес­ня" хо­чу слу­шать".

Ра­еч­ка, взвол­но­вав­шись, де­ла­ет гло­ток из чаш­ки - и да­вит­ся, каш­ля­ет.

 Го­ворит уже по-ан­глий­ски: "Ки­ра, я так уди­вилась, ког­да это ус­лы­шала. Мне это да­же по­каза­лось чу­дом. Ведь я Ми­ше не ска­зала, что мы с то­бой по­ем Окуд­жа­ву и я ра­зучи­ла "Гру­зин­скую пес­ню". Я спро­сила его, по­чему ему нра­вит­ся имен­но "Гру­зин­ская пес­ня". А он в от­вет ска­зал, что есть при­чины, а ка­кие - не от­ве­тил. Как ты ду­ма­ешь, ка­кие это мо­гут быть при­чины? Жен­щи­на?

 - По­чему жен­щи­на, Ра­еч­ка? По­чему обя­затель­но жен­щи­на? Твой Ми­ша сов­сем не Дон Жу­ан. Я вот то­же люб­лю "Гру­зин­скую пес­ню", и ты ее лю­бишь. И для люб­ви не нуж­ны ни­какие при­чины.

 - Ки­ра, - Ра­еч­ка гля­дит на ме­ня умо­ля­юще, и ее лу­чезар­ность по­нем­но­гу пе­реда­ет­ся мне, - да­вай се­год­ня нач­нем с пес­ни!

 И мы на­чина­ем с пес­ни.

***

Гру­зию я то­же люб­лю. Да­же боль­ше, в мо­лодос­ти я бы­ла в нее влюб­ле­на. Для кан­ди­дат­ской выб­ра­ла те­му "гру­зин­ская по­эзия в шко­ле", и, не зная язы­ка, на­чала чи­тать в рус­ских пе­рево­дах Шо­та Рус­та­вели, Ни­коло­за Ба­раташ­ви­ли, Да­вида Гу­рамиш­ви­ли и мно­гих-мно­гих дру­гих, ко­торые по­сов­ре­мен­нее. Чи­тала - не мог­ла на­читать­ся, то ли рус­ские пе­рево­ды бы­ли та­кие за­вора­жива­ющие, то ли гру­зин­ские сти­хи са­ми по се­бе... По­вез­ло мне и с оп­по­нен­том, я са­ма ее выб­ра­ла, ти­хую жен­щи­ну, при­ез­жавшую в наш го­лов­ной мос­ков­ский ин­сти­тут по де­лам сво­ей док­тор­ской дис­серта­ции, же­ну боль­шо­го гру­зин­ско­го ак­те­ра. Та­мара Ге­ор­ги­ев­на мно­го че­го мне рас­ска­зала из то­го, что зна­ют про свою куль­ту­ру са­ми гру­зины. Мы под­ру­жились, и Та­мара Ге­ор­ги­ев­на приг­ла­сила ме­ня на кон­фе­рен­цию в Тби­лиси. Кон­фе­рен­ция бы­ла все­со­юз­ная, при­еха­ли на нее пе­даго­ги и пси­холо­ги из раз­ных го­родов, но ос­новные док­ладчи­ки бы­ли из Мос­квы и Ле­нин­гра­да. По­чему-то я сра­зу сбли­зилась с ле­нин­град­ца­ми - до то­го, что ез­ди­ла в их ав­то­бусе. Мос­ков­ский ав­то­бус, во­зив­ший ди­рек­то­ра на­шего ин­сти­тута и на­пол­ненный его че­лядью, ду­маю, не очень со­жалел о мо­ем от­сутс­твии. Ле­нин­град­цы куч­ко­вались вок­руг не­моло­дой, но маг­не­тичес­кой жен­щи­ны ев­рей­ско­го ви­да, с ко­торой я сра­зу сдру­жилась. Ее опе­кали два мо­лодых сот­рудни­ка, оба пси­холо­ги, один сра­зу выз­вал у ме­ня ин­те­рес, как ка­залось, вза­им­ный. Во вся­ком слу­чае, я ло­вила на се­бе его взгля­ды. Был он не­боль­шо­го рос­та, но креп­кий и мус­ку­лис­тый, с нек­ра­сивы­ми и неп­ра­виль­ны­ми чер­та­ми ли­ца, од­на­ко во всем его об­ли­ке бы­ла ка­кая-та стать, гла­за из-под оч­ков смот­ре­ли ум­но и слег­ка нас­мешли­во, в прин­ци­пе имен­но та­кие лич­ности дол­жны пи­сать ге­ни­аль­ные сти­хи и со­вер­шать ми­ровые от­кры­тия. Мыс­ленно я наз­ва­ла его Уче­ный. В пер­вый же день, ког­да нас пред­став­ля­ли друг дру­гу, он ко мне по­дошел и ска­зал со сму­щен­ной улыб­кой: "Прос­ти­те, что я на вас смот­рю. Вы очень на­поми­на­ете мне од­ну де­вуш­ку. Мы с ней дру­жили. Она толь­ко что умер­ла в Ле­нин­гра­де, бо­лела не­дол­го, но тяж­ко. Вы та­кая же то­нень­кая, как ...". Он обор­вал се­бя на по­лус­ло­ве и быс­тро от­вернул­ся. По­дошел его дол­го­вязый при­ятель и увел его зна­комить­ся с еще ка­кой-то груп­пой.

 Ве­чером на зва­ном обе­де в до­ме Та­мары Ге­ор­ги­ев­ны ме­ня по­сади­ли ря­дом с сот­рудни­цами ее ла­бора­тории за по­чет­ный стол, во гла­ве ко­торо­го вос­се­дал наш ди­рек­тор. Че­го-че­го не бы­ло на сто­ле в са­мом на­чале мая - ка­кой толь­ко зе­лени, ка­ких толь­ко оре­хов, фа­соли, мя­са, сы­ров, фрук­тов и слас­тей! - гру­зин­ское гос­тепри­имс­тво из­вес­тно, да и в пред­став­ле­нии рус­ских стра­на Кар­тли из­древ­ле счи­талось ра­ем. По­том уже мои со­сед­ки-гру­зин­ки ше­потом мне рас­ска­зыва­ли, что со­бира­ли день­ги на при­ем гос­тей в те­чение все­го го­да и вспо­мина­ли эпи­зод из филь­ма, ког­да гру­зин­ский юно­ша, обиль­но угос­тив дру­зей, на ут­ро раз­говля­ет­ся ке­фир­чи­ком... На­до ска­зать, что за рос­кошным этим сто­лом я не ела и не пи­ла - еда не лез­ла в гор­ло. Пря­мо пе­ред мо­ими гла­зами за па­рал­лель­но пос­тавлен­ным сто­лом, но спи­ной ко мне, си­дела ле­нин­градская груп­па, о чем-то ак­тивно пе­рего­вари­ва­юща­яся меж­ду со­бой. Маг­не­тичес­кая жен­щи­на, с ко­торой в ав­то­бусе мы уже ус­пе­ли под­ру­жить­ся, - нес­коль­ко раз ог­ля­нулась на ме­ня и при­зыв­но по­маха­ла ру­кой. Но мне бы­ло не­удоб­но по­кидать гру­зинок. На­конец два зна­комых мне ле­нин­градских сот­рудни­ка - Дол­го­вязый и Уче­ный - под­ня­лись и по­дош­ли к на­шему сто­лу, тут уж я не ста­ла про­тивить­ся и, гус­то за­лива­ясь крас­кой (всег­да чувс­твую, ког­да крас­нею), зап­ле­та­ющи­мися но­гами, под гроз­ным взо­ром ди­рек­то­ра, нап­ра­вилась к со­седям. За ле­нин­градским сто­лом мо­им вни­мани­ем с хо­ду зав­ла­дел То­ля, ве­селый и ос­тро­ум­ный кол­ле­га Уче­ного, ус­пе­ва­ющий, нес­мотря на поч­ти бес­пре­рыв­ный мо­нолог, от­ве­дать от всех яств и про­дегус­ти­ровать все ви­на. Кра­ем гла­за я наб­лю­дала за Уче­ным. Он мол­чал, из­редка от­ве­чая на воп­ро­сы маг­не­тичес­кой жен­щи­ны и, как и я, в пи­ре не учас­тво­вал.

 На сле­ду­ющий день пос­ле ут­ренне­го пле­нар­но­го за­седа­ния, на ко­тором ди­рек­тор чи­тал док­лад о ком­му­нис­ти­чес­ком вос­пи­тании, маг­не­тичес­кая жен­щи­на рас­ска­зыва­ла о сво­ем фа­куль­та­тив­ном кур­се, Уче­ный го­ворил о пси­холо­гии дет­ско­го вос­при­ятия, а так­же пос­ле днев­но­го за­седа­ния на­шей сек­ции, где в сво­ем выс­тупле­нии я до­казы­вала, что сти­хи Бу­лата Окуд­жа­вы опи­ра­ют­ся на гру­зин­скую тра­дицию, - пос­ле это­го тя­жело­го дня за­седа­ний мож­но бы­ло на­конец про­гулять­ся по го­роду. Сол­нце ухо­дило с улиц, за­жига­лись фо­нари, все вок­руг силь­но от­ли­чалось от мос­ков­ско­го - ли­ца лю­дей, за­пахи, яр­кие цве­та. Я шла по ожив­ленно­му цве­туще­му прос­пекту Рус­та­вели и смот­ре­ла на вы­вес­ки, на од­ной ря­дом с гру­зин­ской вязью проч­ла сло­во по-рус­ски "Ха­чапу­ри". Это-то и бы­ло мне нуж­но. Я ре­шила сна­чала уто­лить го­лод, а по­том уже лю­бопытс­тво. В ха­чапур­ной на­роду бы­ло нем­но­го, но, мне по­каза­лось, что все по­сети­тели - по­чему-то од­ни муж­чи­ны - ра­зом на ме­ня пос­мотре­ли. За­каза­ла од­но ха­чапу­ри и бу­тыл­ку ми­нераль­ной во­ды. Про­давец в гряз­но­ватом пе­ред­ни­ке и за­ломан­ном на ухо бе­лом кол­па­ке ска­зал с силь­ным гру­зин­ским ак­центом: "При­дет­ся по­сидеть, да­муч­ка, пол­ча­са при­дет­ся по­сидеть. По­ка ха­чапу­ри пе­кут, при­дет­ся да­муч­ке по­сидеть", и он ве­село что-то за­пел и за­цокал язы­ком.

 - А, вот вы где! Мож­но к вам при­со­еди­нить­ся? - это Уче­ный во­шел в ха­чапур­ную и ме­ня за­метил.

 Сев за сто­лик, он про­дол­жил, по­низив го­лос: "Нап­расно вы хо­дите ве­чером од­на, все-та­ки Тиф­лис - это нем­но­го Вос­ток". Я не от­ве­чала, еще не приш­ла в се­бя от не­ожи­дан­ности.

  - Вы так рез­во убе­жали, что я не сра­зу вас дог­нал.

 - Вы ме­ня до­гоня­ли?

 - А как же, бе­жал как охот­ник за га­зелью.

 Че­рез час при­нес­ли на­ши ха­чапу­ри. Все это вре­мя мы раз­го­вари­вали. Ока­зыва­ет­ся, он был на на­шей сек­ции и слу­шал мой док­лад. А я и не за­мети­ла, - так вол­но­валась, что в зал не гля­дела. За­пом­ни­лась его кри­тика (хо­тя док­лад он хва­лил), он ска­зал, что у ме­ня по­луча­ет­ся, что в "Гру­зин­ской пес­не" воз­но­сит­ся хва­ла ми­роз­данью и Гос­по­ду, но у Окуд­жа­вы, как ему ка­жет­ся, воз­зре­ния не хрис­ти­ан­ские, а язы­чес­кие, сво­еоб­разный пан­те­изм, сла­вос­ло­вие то­му по­ряд­ку, что вы­тека­ет из при­род­но­го цик­ла. Что-то вро­де это­го. Ска­зал, что ему пон­ра­вилось про "мид­жну­ров", и спро­сил, хо­тела бы я иметь та­кого бе­зум­но­го обо­жате­ля. Тут я на не­го взгля­нула: чер­ная фут­болка, по­тер­тые джин­сы (ви­дав­ший ви­ды джин­со­вый же пид­жак он по­весил на стул). В этом на­ряде он и выс­ту­пал, и я мог­ла во­об­ра­зить, с ка­ким не­годо­вани­ем взи­рал наш ди­рек­тор на "под­ры­ва­ющий пе­даго­гичес­кие ус­тои" кос­тюм док­ладчи­ка. А на ли­цо его я не смот­ре­ла. Ха­чапу­ри ока­зал­ся та­кой вкус­ня­тиной, что очень за­хоте­лось за­казать еще, что мы и сде­лали, про­сидев в ха­чапур­ной до са­мого зак­ры­тия.

 А по­том... по­том на­чалось что-то со­вер­шенно фан­тасти­чес­кое. Мы поб­ре­ли по ноч­но­му го­роду - и он не от­тол­кнул нас, на­обо­рот, вел по сво­им ули­цам и пло­щадям, не да­вал зап­лу­тать­ся в пе­ре­ул­ках и ту­пиках, обе­регал и ох­ра­нял, слов­но сво­их де­тены­шей. Мы дер­жа­лись за ру­ки, как де­ти, и бы­ли деть­ми, де­воч­кой и маль­чи­ком. Де­воч­ка слу­шала, как маль­чик чи­та­ет сти­хи Пас­терна­ка, а под ко­нец, да­вясь сле­зами, ни­кого и ни­чего не за­мечая, рас­ска­зыва­ет о сво­ей умер­шей воз­люблен­ной. Рас­свет зас­тал нас на го­ре, и ког­да я обер­ну­лась, то уви­дела, что за на­шей спи­ной сто­ят два ан­ге­ла, два прек­расных от­ро­ка со свет­лы­ми и стро­гими ли­цами.

***

На од­ном из пер­вых за­нятий я спро­сила Раю, хо­чет ли она петь. Она ра­дос­тно кив­ну­ла. Ког­да она лег­ко пов­то­рила ме­лодию "Лу­чины" хо­рошо пос­тавлен­ным низ­ким го­лосом, я спро­сила: "Ты пе­ла в хо­ре?". - Да. - И я то­же. Я не ста­ла уз­на­вать, в ка­ком хо­ре она пе­ла. Ско­рее все­го, в цер­ковном. Но ка­кая раз­ни­ца? Я пе­ла в пи­онер­ском. Что это ме­ня­ет? Глав­ное, что мы лю­бим петь и име­ем не­кото­рый на­вык пе­ния. Вот что с нею петь - это воп­рос.

Не сра­зу, за­нятия че­рез 3-4, она рас­ска­зала про Ми­шу. Он был близ­ким дру­гом, при­ходил к ним в дом, еще ког­да был жив ее муж. Поз­на­коми­лись слу­чай­но, прос­то жи­ли не­пода­леку, и Ми­ша сра­зу ей пон­ра­вил­ся.

 Чем он за­нимал­ся? Точ­но она не зна­ет. Он был про­фес­со­ром в уни­вер­си­тете, что-то пре­пода­вал. Ка­жет­ся, со­ци­оло­гию или ис­то­рию, а мо­жет, пси­холо­гию. Что-то та­кое не впол­не по­нят­ное. Он лю­бил му­зыку, это она зна­ет точ­но. А по­том он у­ехал в Тех­сас. Но она с ним пе­репи­сыва­ет­ся и иног­да к не­му ез­дит. Ми­ша та­кой... он ред­кий че­ловек, очень ум­ный и доб­рый, она не ду­ма­ет, что у рус­ских все та­кие, хо­тя он имен­но рус­ский, не по­хож на аме­рикан­ца. Ког­да она в сле­ду­ющий раз по­едет в Тех­сас, ей бы хо­телось спеть ему хо­рошую пес­ню. Не знаю, по­чему я тог­да по­дума­ла об Окуд­жа­ве? Ста­ла на­певать его "Гру­зин­скую пес­ню". И Ра­еч­ке она сра­зу пон­ра­вилась.

 "Ви­ног­радную кос­точку в теп­лую зем­лю за­рою", - по­ем мы с Ра­ей-Дже­раль­ди­ной, у нее сов­сем не­боль­шой ак­цент, и по­ет она, зак­рыв гла­за, слов­но гре­зя о чем-то.

 Рая отоз­ва­лась о пес­не так: "В ней есть ка­кой-то мес­ме­ризм". Уди­витель­ное сло­во "мес­ме­ризм", ни­ког­да его не слы­шала от аме­рикан­цев и во­об­ще не слы­шала. Оно хо­рошо пе­реда­ет кол­довс­тво, ис­хо­дящее от пе­сен Бу­лата. А о Ра­еч­ке сно­ва по­дума­лось, что не под­хо­дит ей ра­бота про­дав­щи­цы Ко­фе-ба­ра, у нее тон­кая ду­ша, по стран­но­му сте­чению пла­нет, ощу­ща­ющая свое родс­тво со всем рус­ским - язы­ком, пес­ня­ми, людь­ми...

 О чем она ду­ма­ет во вре­мя пе­ния? О Ми­ше? А я вспо­минаю май­ский Тиф­лис, наш ав­то­бус, в ко­тором мне бы­ло так хо­рошо. Маг­не­тичес­кая жен­щи­на на­шеп­ты­вала мне на ухо раз­ные смеш­ные ис­то­рии, мы обе хо­хота­ли. На­кану­не ве­чером, во вре­мя пи­ра, не­уто­мимый го­ворун и де­гус­та­тор То­ля кое-что рас­ска­зал мне о ней: она пе­режи­ла бло­каду, бы­ла юной раз­ведчи­цей - под­ни­малась на воз­душном ша­ре над го­родом и наб­лю­дала за рас­по­ложе­ни­ем про­тив­ни­ка.Та­кие, как она, бе­зоруж­ные дев­чонки на воз­душных ша­рах бы­ли прек­расной ми­шенью для фа­шис­тов, но ее по ка­кой-то слу­чай­нос­ти не сби­ли. Сей­час из-за боль­но­го сер­дца вра­чи не пус­ка­ли ее в Гру­зию, они с Ми­тей ее опе­ка­ют. Ми­тей зва­ли Уче­ного. В ав­то­бусе "опе­куны" еха­ли впе­реди, по ле­вую сто­рону от нас, они то и де­ло ог­ля­дыва­лись на взры­вы на­шего хо­хота. А в ок­нах ав­то­буса мель­ка­ли неж­но-зе­леные до­лины, тем­ные баш­ни на вер­ши­нах гор, не­мыс­ли­мо ран­ней пос­трой­ки строй­ные мо­нас­ты­ри.

  Удив­ля­юсь са­ма се­бе: спус­тя столь­ко лет, не от­пуска­ют ни эти кар­ти­ны, ни да­же тог­дашние за­меча­ния Уче­ного, все пы­та­юсь их ос­по­рить. Кос­точка ви­ног­ра­да - ло­за - ви­ног­радная гроздь, ко­неч­но, здесь он прав, это при­род­ный цикл - от на­чаль­но­го се­меч­ка до сбо­ра уро­жая. Но для не­го это оди­цет­во­рение язы­чес­тва, как и три сти­хии Зем­ли, Не­ба и Оке­ана, воп­ло­тив­ши­еся в об­ра­зы бе­лого буй­во­ла, си­него ор­ла и зо­лотой фо­рели. И при всем при том, как же он не за­метил, что Окуд­жа­ва упо­мина­ет "ца­ря не­бес­но­го"? Всей этой при­родой, всем ми­роз­да­ни­ем уп­равля­ет Гос­подь, все под­чи­нено его ра­зуму и во­ле.

 Вто­рой куп­лет Рая по­ет од­на, это ее со­ло. "В тем­но-крас­ном сво­ем бу­дет петь для ме­ня моя Да­ли. В чер­но-бе­лом сво­ем прек­ло­ню пе­ред нею гла­ву". Про Да­ли она все зна­ет от ме­ня. Зна­ет, что у гру­зин в язы­чес­кие вре­мена бы­ла бо­гиня охо­ты, ко­торую зва­ли Да­ли. Толь­ко не име­ет она от­но­шения к пес­не Окуд­жа­вы. Здесь Да­ли - прос­то жен­щи­на с кра­сивым и древ­ним име­нем. По­чему ге­рой прек­ло­ня­ет пе­ред нею гла­ву? Да по­тому что он - ры­царь, "мид­жнур" по-гру­зин­ски, и жен­щи­на для не­го - объ­ект прек­ло­нения. Вот бы­ла у Бу­лата Шал­во­вича лю­бовь, по име­ни На­талия. И в сво­ей пес­не он на­писал: "А мо­лодой гу­сар, в На­талию влюб­ленный, Он все сто­ит пред ней, ко­леноп­рекло­нен­ный". Эту пес­ню я в свое вре­мя то­же спе­ла Рае для ил­люс­тра­ции. Есть в "Гру­зин­ской пес­не" еще од­но уди­витель­ное мес­то, ко­торое нуж­да­ет­ся в по­яс­не­нии. "И зас­лу­ша­юсь я - и ум­ру от люб­ви и пе­чали". Как раз сей­час Рая по­ет эти сло­ва. Что они зна­чат? Кто и ког­да уми­рал от люб­ви и пе­чали? О, в мо­ем док­ла­де о гру­зин­ских тра­дици­ях в по­эзии Окуд­жа­вы как раз бы­ло об этом. Я при­води­ла в при­мер гру­зин­ско­го по­эта XII ве­ка Шо­та Рус­та­вели, чья по­эма из­вес­тна каж­до­му гру­зину. Ее глав­ный ге­рой - "нес­час­тный Та­ри­эл", ина­че "ви­тязь в тиг­ро­вой шку­ре", - уми­ра­ет от люб­ви и пе­чали. У не­го по­хити­ли лю­бимую, и он, обе­зумев от го­ря, при­шел в пус­ты­ню, что­бы най­ти смерть. Все это я то­же рас­ска­зала мо­ей аме­рикан­ке.

 Пос­ледний куп­лет мы по­ем вмес­те, на­ши го­лоса строй­но сли­ва­ют­ся в уни­соне.

 Рая взвол­но­вана, она пы­та­ет­ся вы­разить это по-рус­ски: "Прек­расный пес­ня, здесь жизнь и смерть и лю­бить. Рай по­ет ее для Ми­ша".

 А даль­ше мы чин­но за­нима­ем­ся по мо­ему пла­ну. Урок по­лучил­ся длин­ный, на це­лых пол­ча­са длин­нее обыч­но­го, но что по­дела­ешь? За­то мы от­ра­бота­ли все при­меры на ро­дитель­ный и пред­ложный па­дежи, и Дже­раль­ди­на-Рая сде­лала в них сов­сем нем­но­го оши­бок.

На фо­то: На­ум Кор­жа­вин. Фо­то Алек­сан­дра Марь­ина.

/Про­дол­же­ние сле­ду­ет/