ПОЭТ И РОДИНА

О РОДИНЕ

Ири­на РА­ТУШИН­СКАЯ (Рос­сия, Мос­ква)

Ис­то­ричес­кая уро­дина, зас­ко­руз­лая да пос­конная,
Кис­ло-горь­кая ты смо­роди­на, от ко­торой вся жизнь - ос­ко­мина!
Мут­но-гряз­ная, душ­но-зяб­лая,  без­на­дёж­ная, без­до­рож­ная,
Рас­полза­лась кваш­нёю дряб­лою, от­равля­ла гор­ды­ней лож­ною.
На сво­бод­ных всег­да оз­лобле­на, яз­вы вы­пяче­ны, не ле­чены...
Сколь­ко жиз­ней то­бой уг­робле­но ! Сколь­ко душ то­бой по­кале­чено !
Ро­довое моё прок­ля­тие, не дож­дёшь­ся за эти ша­лос­ти
Ты не то что люб­ви-сим­па­тии, а и са­мой брез­гли­вой жа­лос­ти.
Что лю­бить здесь? На что на­де­ять­ся? Тош­нотвор­ная да кро­вавая,
Ты не мать и не крас­на де­вица, Ты - чу­дови­ще мно­гог­ла­вое.
Свер­ху го­ловы наг­ло ска­лят­ся, сни­зу - раб­ски при­вык­ли кла­нять­ся.
Верх - сру­бить бы да не пе­чалить­ся, но ведь низ - все рав­но ос­та­нет­ся !
Не из­ме­нит­ся, не ис­пра­вит­ся, но­вый верх из не­го прок­лю­нет­ся,
И вче­раш­не­му быд­лу здра­вица уми­лён­ной слю­ною сплю­нет­ся.
Вновь, пус­ты­ми гла­зами лу­пая, зверь спа­сите­лем по­обе­да­ет...
Нет, спа­сать те­бя - де­ло глу­пое, от те­бя спа­сать - вот что сле­ду­ет!
Все пос­ледние шан­сы - прой­де­ны. Хва­тит этой боль­ной ро­ман­ти­ки.
Я смы­ваю ош­мётки ро­дины в би­рюзо­вой во­де Ат­ланти­ки.

ав­густ 2010

О ПО­ЭТЕ

Мор­дов­ские ла­геря и "Моя прек­расная ня­ня"
Ин­тервью Ири­ны Ра­тушин­ской жур­на­лу "Рус­ская жизнь" 30 ап­ре­ля 2007 г.

Олег КА­ШИН

Чем дол­жен за­нимать­ся ве­теран дис­си­дент­ско­го дви­жения в пос­тсо­вет­ской Рос­сии? От­вет оче­виден - по­лити­кой или хо­тя бы пра­воза­щит­ной де­ятель­ностью. Про­тив­ник со­вет­ской влас­ти, от­си­дев­ший за ан­ти­совет­скую аги­тацию, се­год­ня обя­затель­но дол­жен хо­дить на марш не­сог­ласных, за­седать в "Дру­гой Рос­сии", выс­ту­пать по ра­дио "Сво­бода" или, в край­нем слу­чае, по "Эху Мос­квы".

Собс­твен­но, имен­но бла­года­ря это­му сте­ре­оти­пу в пос­ледние го­ды мы ни­чего не слы­шали об Ири­не Ра­тушин­ской - не­ког­да пос­то­ян­ном ав­то­ре и фи­гуран­те "Хро­ники те­кущих со­бытий", учас­тни­це пра­воза­щит­ных де­монс­тра­ций на Пуш­кин­ской кон­ца се­миде­сятых, ав­то­ре са­миз­да­тов­ских по­эти­чес­ких сбор­ни­ков и ав­то­би­ог­ра­фичес­кой по вес­ти "Се­рый - цвет на­деж­ды", од­ном из пос­ледних "уз­ни­ков со­вес­ти" уже пред­пе­рес­тро­еч­но­го СССР.

Да­же мно­гие из ее преж­них зна­комых уве­рены, что Ра­тушин­ская до сих пор жи­вет в Лон­до­не, где она ос­та­лась, ког­да пос­ле дос­рочно­го ос­во­бож­де­ния ее выг­на­ли из стра­ны - ров­но двад­цать лет на­зад. А она меж­ду тем ти­хо жи­вет в Мос­кве. Мы си­дим на кух­не ее квар­ти­ры на пос­леднем эта­же ста­лин­ско­го до­ма по Ле­нин­ско­му прос­пекту, Ра­тушин­ская по­казы­ва­ет ко­пии ар­хивных до­кумен­тов.

"Пос­ле вы­ез­да из Со­вет­ско­го Со­юза Ра­тушин­ская и ее муж Ге­ращен­ко при­няли ак­тивное учас­тие в раз­верну­той за ру­бежом ан­ти­совет­ской кам­па­нии "в за­щиту прав че­лове­ка в СССР". С этой целью ре­ак­ци­он­ные по­лити­чес­кие кру­ги на За­паде ор­га­низо­вали им тур­не по Авс­трии, Гол­ландии, ФРГ, США, где они выс­ту­па­ют на мно­гочис­ленных прес­скон­фе­рен­ци­ях, да­ют ин­тервью для пе­чати, ра­дио, те­леви­дения, встре­ча­ют­ся с фун­кци­оне­рами ан­ти­совет­ских цен­тров и ор­га­низа­ций. В пуб­личных выс­тупле­ни­ях Ра­тушин­ская и ее муж из­вра­ща­ют про­ис­хо­дящие в на­шей стра­не пе­реме­ны, кле­вещут на со­вет­скую дей­стви­тель­ность. За­яв­ляя об от­сутс­твии в СССР де­мок­ра­тии, они "сви­детель­ству­ют" о на­личии в СССР мно­гих ты­сяч "по­лити­чес­ких зак­лю­чен­ных", об их "ис­тя­зани­ях и пыт­ках" в мес­тах ли­шения сво­боды. С уче­том из­ло­жен­но­го Ко­митет гос­бе­зопас­ности счи­та­ет це­лесо­об­разным ли­шить Ра­тушин­скую И. Б. и Ге­ращен­ко И. О. граж­данс­тва Со­вет­ско­го Со­юза", - пи­сал 7 мая 1987 го­да пред­се­датель КГБ СССР Вик­тор Чеб­ри­ков в за­пис­ке по­лит­бю­ро ЦК КПСС.

По­лит­бю­ро еди­ног­ласно (в том чис­ле про­рабы пе­рес­трой­ки Алек­сандр Яков­лев и Эду­ард Ше­вар­днад­зе, а так­же сам Ми­ха­ил Гор­ба­чев) за­пис­ку одоб­ри­ло, и Ири­на Ра­тушин­ская, осуж­денная за пуб­ли­кацию пя­ти ан­ти­совет­ских сти­хот­во­рений (во­об­ще, это бы­ли сти­хи на ре­лиги­оз­ную те­мати­ку, но их по­чему-то соч­ли ан­ти­совет­ски­ми), бы­ла ли­шена со­вет­ско­го граж­данс­тва и ос­та­лась жить в Лон­до­не.

Вер­ну­лась она в Рос­сию толь­ко в де­каб­ре 1998 го­да - пос­ле го­да бю­рок­ра­тичес­ких про­цедур, свя­зан­ных с офор­мле­ни­ем рос­сий­ско­го граж­данс­тва.

- По­годи­те, был же указ Гор­ба­чева еще в 1990 го­ду - вер­нуть граж­данс­тво Сол­же­ницы­ну, Ак­се­нову, еще ко­му-то и Ра­тушин­ской в том чис­ле. Пре­зидент­ско­го ука­за ока­залось не­дос­та­точ­но?

- Во-пер­вых, мне вер­ну­ли со­вет­ское, а не рос­сий­ское граж­данс­тво. Вов­то­рых, это в га­зетах на­писа­ли, что его вер­ну­ли. По­тому что ког­да мы об­ра­тились с этим воп­ро­сом в по­соль­ство (нам пе­реда­ли указ, га­зет­ную вы­рез­ку) - а там, в этом ука­зе бы­ло ска­зано, что по­соль­ства СССР во всех стра­нах обя­зу­ют­ся свя­зать­ся с "ли­шен­ца­ми" и про­делать все не­об­хо­димое - нам ска­зали: мы про­тив вас ни­чего не име­ем, но ука­заний нам та­ких не да­но.

- И вы во­семь лет пот­ра­тили на воз­вра­щение граж­данс­тва?

- Ну, мы не так уж их и тра­тили. Я же в 1992 го­ду двой­ню ро­дила, и мне бы­ло не до то­го, что­бы бе­гать и хло­потать. А ког­да дет­ки уже под­росли, и уже рус­ским маль­чи­кам в рус­скую шко­лу по­ра ид­ти (а мы хо­тели, что­бы они шли в шко­лу в Рос­сии), по­надо­билось рос­сий­ское граж­данс­тво. И воз­никли проб­ле­мы. Приш­лось про­сить Бел­лу Ах­ма­дули­ну, она под­тя­нула Би­това, и еще ста­рую гвар­дию. Они на­писа­ли от­кры­тое пись­мо Ель­ци­ну, и в кон­це кон­цов на­ши име­на вста­вили в указ: да­ру­ет­ся рос­сий­ское граж­данс­тво.

- С тех пор вся ва­ша об­щес­твен­ная де­ятель­ность сво­дит­ся к пи­санию сти­хов и их пуб­ли­кации?

- Нет. Я, нап­ри­мер, Темп­лто­нов­скую пре­мию в Ан­глии по­лучи­ла, а она да­ет­ся имен­но за об­щес­твен­ную де­ятель­ность. С фор­му­лиров­кой "за ду­хов­ное раз­ви­тие стра­ны". А ког­да в Са­харов­ском цен­тре бы­ла выс­тавка "Ос­то­рож­но, ре­лигия!", мы с Ана­толи­ем Ко­ряги­ным и дру­гими быв­ши­ми по­лит­зэ­ками на­писа­ли пись­мо про­тес­та. Про­тив из­де­ватель­ства над ве­рой. Вот толь­ко с пуб­ли­каци­ей воз­никли проб­ле­мы: ли­бераль­ная цен­зу­ра бы­ла на стра­же. Все­го в од­ной га­зете уда­лось опуб­ли­ковать. Так что в СМИ я обыч­но не вы­лезаю, по­ка ме­ня не спра­шива­ют. А это слу­ча­ет­ся ред­ко. Вот вы сей­час спра­шива­ете, нап­ри­мер.

- То есть это соз­на­тель­ный уход от пуб­личной де­ятель­нос­ти? Чем он выз­ван? Ведь вы с ва­шей би­ог­ра­фи­ей впол­не мог­ли бы стать та­кой нор­маль­ной ме­ди­афи­гурой. По край­ней ме­ре, как Люд­ми­ла Алек­се­ева.

- Я не ухо­жу нав­сегда от пуб­личной де­ятель­нос­ти. На­до бу­дет - выс­ка­жусь, най­ду как. Но все же мое приз­ва­ние - быть пи­сате­лем, а не кем-то дру­гим. А нас­чет ме­ди­афи­гуры… Тог­да я дол­жна бы­ла бы и вес­ти се­бя, как Люд­ми­ла Алек­се­ева, прав­да же? А раз­ни­ца меж­ду на­ми в том, что я прин­ци­пи­аль­но не сог­ласна ра­ботать про­тив Рос­сии. По­нима­ете, од­но де­ло раз­би­рать­ся с ком­му­нис­ти­чес­ким стро­ем. Толь­ко ком­му­низм у нас уже кон­чился, а Рос­сия ос­та­лась. Но вот путь че­рез шта­тов­ские и дру­гие гран­ты, ко­торые по­том на­до от­ра­баты­вать так, как это­го хо­чет гран­то­датель - это очень сквер­ный путь. Я же ви­дела этих лю­дей - до гран­тов и пос­ле. Лю­ди на­чина­ют ра­ботать дей­стви­тель­но про­тив сво­ей стра­ны, на­чина­ют лгать, это все не­хоро­шо. Это страш­но пор­тит лю­дей. Имен­но пор­тит. По­луча­ет­ся, на сжа­тие он был хо­рош, а на рас­тя­жение не вы­дер­жи­ва­ет. Я так не мо­гу, у ме­ня дру­гие убеж­де­ния. Хо­тя мне, ко­неч­но, пред­ла­гали.

- Пред­ла­гали - что имен­но? Всту­пить в Мос­ков­скую Хель­синк­скую груп­пу?

- Не мос­ков­скую. Я тог­да еще в Аме­рике бы­ла, и од­нажды ме­ня приг­ла­сил к се­бе Боб Бе­рен­штайн, пре­зидент Random House, - из­да­тель, ко­торый в Аме­рике кон­тро­лиру­ет, ска­жем так, очень мно­гое. Я пом­ню, как он, по­ложив по-аме­рикан­ски но­ги на жур­наль­ный сто­лик, объ­яс­нял мне - Ири­на, в Аме­рике я ре­шаю, кто пи­сатель, а кто нет. А у те­бя сей­час вы­ходит но­вая книж­ка, ее ус­пех или не­ус­пех за­висит от ме­ня. Хо­чешь, что­бы она ста­ла бес­тсел­ле­ром? Тог­да ор­га­низуй Helsinki Watch в Ан­глии, мы про­финан­си­ру­ем. Я от­ве­тила - не бу­ду этим за­нимать­ся, мне Ан­глия ни­чего пло­хого не сде­лала. И он очень спо­кой­но ска­зал - Ну, смот­ри, Ири­на, я ж те­бе го­ворил. На­каза­ли ме­ня за это и в са­мом де­ле креп­ко.

- Как на­каза­ли? Не из­да­ли кни­гу или что-то еще?

- Кни­гу уже из­да­ли, а вот до ма­гази­нов ее не до­пус­ти­ли. И по­ка Бе­рен­штайн ос­та­вал­ся пре­зиден­том Random House, ме­ня в Аме­рике боль­ше не пуб­ли­кова­ли.

- В чем раз­ни­ца меж­ду ны­неш­ней ли­бераль­ной ту­сов­кой и дис­си­дент­ским дви­жени­ем?

- Это луч­ше вы мне ска­жите, что та­кое дис­си­дент­ское дви­жение. Дис­си­ден­та­ми на­зыва­ли на За­паде всех, кто был не­уго­ден со­вет­ской влас­ти. А это бы­ли очень раз­ные лю­ди, ко­торые од­ним еди­ным дви­жени­ем быть ни­как не мог­ли. Слиш­ком раз­ные у всех прин­ци­пы.

Нап­ри­мер, ни я, ни муж не вош­ли прин­ци­пи­аль­но в Мос­ков­скую Хель­синк­скую груп­пу. Не по­тому, что мы че­го-то бо­ялись - я и так по­лучи­ла боль­ший по­лити­чес­кий срок, чем лю­бая дру­гая жен­щи­на. Нет, это не был воп­рос рис­ка, это был воп­рос не­кото­рой от­ветс­твен­ности и не­заду­рен­ности. Мы рас­сужда­ли так (мо­жет быть, мы тог­да бы­ли мо­лоды, - но я до сих пор не ви­жу ло­гичес­ко­го про­боя в этих рас­сужде­ни­ях): по­чему Хель­синк­ская груп­па? Они нас­та­ива­ют на соб­лю­дении Хель­синк­ско­го сог­ла­шения. Хо­рошо, кро­кодиль­чи­ки мои, вы нас­та­ива­ете. Но в Хель­синк­ском сог­ла­шении - три кор­зи­ны. Од­на из них - да, про пра­ва че­лове­ка. А вто­рая, нап­ри­мер, пос­вя­щена не­руши­мос­ти пос­ле­во­ен­ных гра­ниц в Ев­ро­пе. И как же вы мо­жете выс­ту­пать за от­де­ление, нап­ри­мер, Эс­то­нии от СССР, ес­ли вы на­зыва­ете се­бя Хель­синк­ской груп­пой? На­зывай­те се­бя тог­да Хель­синк­ски­ми сек­танта­ми - "это мы вы­режем, это от­бро­сим, а вот это нас ус­тра­ива­ет".

Ес­ли бы они дей­стви­тель­но бо­ролись за вы­пол­не­ние Хель­синк­ско­го сог­ла­шения, тог­да все Хель­синк­ские груп­пы ми­ра дол­жны бы­ли грудью встать про­тив рас­па­да СССР, про­тив раз­дерги­вания на час­ти Югос­ла­вии. Вы ви­дели эти гру­ди? Нет? А по­чему? А прос­то за это не пла­тили.

Ес­ли же объ­яс­нять сов­сем прос­то - да, я по­лучи­ла на пол­ную ка­туш­ку, так поз­воль­те же мне си­деть за то, что я са­ма де­лаю, пи­шу и ду­маю. А не за то, за что вам пла­тят.

- Вы по­лучи­ли на пол­ную ка­туш­ку, но ка­туш­ка ока­залась по­чему-то бо­лее пол­ной, чем у бо­лее зна­мени­тых дис­си­ден­тов. По­чему?

- На­вер­ное, я прос­то по­пала под раз­да­чу. К то­му же - ну, нет­рудно пред­ста­вить се­бе ло­гику то­го же Ан­дро­пова. Пред­ставь­те се­бе - ка­кой­то там осо­бе 28 лет, ее сти­хи ши­роко гу­ля­ют по са­миз­да­ту, кла­дут­ся на му­зыку, пе­рево­дят­ся за гра­ницей. Эта за­раза уже в 28 лет член Меж­ду­народ­но­го ПЕН-клу­ба. Всю со­вет­скую цен­зу­ру она име­ет в ви­ду, и чем все это за­кон­чится - не­из­вес­тно. Не по­ра ли нам за­нять­ся пре­вен­тивным дей­стви­ем? Это с од­ной сто­роны. С дру­гой - граж­дан­ская по­зиция этой дев­чонки все-та­ки со­вер­шенно ан­ти­совет­ская. Вот, нап­ри­мер, от­пра­вили Са­харо­ва в Горь­кий - с ка­кой фор­му­лиров­кой? "По нас­то­ятель­ным прось­бам со­вет­ской об­щес­твен­ности". Прек­расно. Мы с му­жем - чем мы не об­щес­тве­ность? - прос­то пи­шем от­кры­тое пись­мо с ад­ре­сом, под­пи­сями и так да­лее - мол, мы не та часть со­вет­ской об­щес­твен­ности, от име­ни ко­торой вы это де­ла­ете. От­прав­ля­ем в Кремль и пуб­ли­ку­ем в са­миз­да­те. И в са­миз­да­те на­ше пись­мо под­пи­сыва­ет еще нес­коль­ко ты­сяч че­ловек. Мы прос­то го­вори­ли влас­тям: мы не мо­жем по­мешать ва­шим мер­зостям, но мы ли­ша­ем вас пра­ва де­лать их от на­шего име­ни.

Мы с му­жем бы­ли в ка­ком-то смыс­ле как Чи­чиков - за­боти­лись о том по­томс­тве, ко­торо­го по­ка нет. О том, что­бы де­тям бы­ло не стыд­но в гла­за смот­реть. И сей­час не стыд­но.

- Вы с му­жем тог­да ра­бота­ли?

- Да, муж был конс­трук­то­ром пер­вой ка­тего­рии в НИИ при Ака­демии на­ук. По­том, ко­неч­но, он ока­зал­ся без­ра­бот­ным, его выш­вырну­ли с ра­боты сра­зу, но пос­коль­ку он с детс­тва был вос­пи­тан от­цом в ра­бочих тра­дици­ях (отец маль­чиш­ку ус­тра­ивал на каж­дые ка­нику­лы под­мастерь­ем к ра­ботя­гам), он умел ра­ботать на раз­ных стан­ках, был стек­ло­дувом и так да­лее. И вот пос­ле уволь­не­ния он стал сле­сарем - инс­тру­мен­таль­щи­ком 6 раз­ря­да - а это та­кая бе­лая кость сре­ди ра­бочих: лю­ди ду­ма­ющие, чер­те­жи чи­тать уме­ющие. За­раба­тывал неп­ло­хо.

У ме­ня нем­но­го слож­нее. Ки­ев­ской про­пис­ки у ме­ня не бы­ло, по­это­му я не мог­ла ни ра­ботать, ни по­лучать ме­дицин­ско­го об­слу­жива­ния - прос­то бы­ла ни­кем, ме­ня не су­щес­тво­вало. Но я же фи­зик-ма­тема­тик по об­ра­зова­нию. Го­тови­ла де­ток к пос­тупле­нию. Го­тови­ла, что на­зыва­ет­ся, па­кетом - фи­зика, ма­тема­тика, со­чине­ния. В ито­ге всем бы­ло хо­рошо и удоб­но, мои уче­ники пос­ту­пали, а я за­раба­тыва­ла. Хо­тя мне в при­гово­ре это то­же впи­сали: ниг­де не ра­бота­ла.

- Из се­ми по­ложен­ных лет вы про­сиде­ли, ка­жет­ся, пять.

- Че­тыре с лиш­ним. Прос­то сре­ди мо­их чи­тате­лей ока­зал­ся пре­зидент Рей­ган. Со­вер­шенно смеш­ная вещь выш­ла - ме­ня прос­то как щен­ка ему про­дали. На­кану­не встре­чи Гор­ба­чева и Рей­га­на в Рей­кьяви­ке - на­вер­ное, что­бы пе­рего­воры бы­ло про­ще вес­ти.

А пос­ле ос­во­бож­де­ния ме­ня ли­шили граж­данс­тва, а Рей­ган ме­ня и му­жа приг­ла­сил в гос­ти. Мы обал­де­ли со­вер­шенно, но ви­зит есть ви­зит. Он нам тог­да пред­ло­жил аме­рикан­ское граж­данс­тво, но по­нима­ете - Рей­ган как че­ловек нам нра­вил­ся, но быть граж­да­нами этой стра­ны… А вдруг бу­дет вой­на меж­ду Шта­тами и Рос­си­ей - мы тог­да как?

- Бри­тан­ско­го под­данс­тва у вас тог­да еще не бы­ло?

- Ни­како­го не бы­ло. Это мы пос­ле рож­де­ния де­тей ре­шили, что де­вать­ся не­куда, а до это­го шесть лет жи­ли без граж­данс­тва. Так вот, ког­да Рей­ган пред­ло­жил граж­данс­тво США, мы так мяг­ко уш­ли от этой те­мы. На­де­юсь, он не оби­дел­ся.

- По­чему Рей­га­на за­ин­те­ресо­вали имен­но вы? По­чему имен­но ва­ше ос­во­бож­де­ние ока­залось воп­ро­сом, ко­торый ли­деры двух стран об­сужда­ли на­рав­не с ра­зору­жени­ем в Ев­ро­пе?

- Я ду­маю, Рей­га­ну прос­то кто-то су­нул в ру­ки кни­жеч­ку мо­их сти­хов, тем бо­лее что не­задол­го до Рей­кьяви­ка в США дей­стви­тель­но из­да­ли мой сбор­ник, впол­не снос­но пе­реве­ден­ный. На об­ложке бы­ла моя фо­тог­ра­фия - а я на ней сов­сем дев­чонка, и он как-то про­ник­ся сти­хами или мо­ей ис­то­ри­ей. Ну и об­су­дил этот воп­рос с Гор­ба­чевым лич­но. Они же об­сужда­ли серь­ез­ные воп­ро­сы, фак­ти­чес­ки Рей­ган при­нимал ка­питу­ляцию в Хо­лод­ной вой­не, он ло­мал Гор­ба­чева. И вот в та­кой об­ста­нов­ке ме­ня не­ожи­дан­но за шки­рят­ник вы­тащи­ли из тюрь­мы КГБ в Ки­еве.

- Ки­ев? А как же мор­дов­ские ла­геря?

- В Мор­до­вии на­ходил­ся наш ла­герь, а в Ки­ев, в тюрь­му КГБ ме­ня во­зили на пе­ревос­пи­тание - ула­мыва­ли под­пи­сать про­шение о по ми­лова­нии. На­вер­ное, по мес­ту жи­тель­ства - то есть я все-та­ки по­лучи­ла в кон­це кон­цов ки­ев­скую про­пис­ку. Во­об­ще, дав­ле­ние ра­ди про­шений о по­мило­вании - страш­ная вещь. Это же, кро­ме все­го - приз­нать то, что ты де­лал, прес­тупле­ни­ем. Я не бы­ла зна­кома с То­лей Мар­ченко, но я прек­расно знаю, как его за­мор­до­вали до смер­ти. Он умер в кар­це­ре че­рез три не­дели пос­ле мо­его ос­во­бож­де­ния. И знаю, как да­вили на мо­его му­жа и Ла­рису Бо­гораз, ког­да уго­вари­вали хо­тя бы их про­сить о по­мило­вании. Мы с Мар­ченко на­ходи­лись в оди­нако­вом по­ложе­нии. Оба по­мило­вок не пи­сали. Но ме­ня вы­пус­ти­ли, а его ре­шили еще по­мучить.

- По­чему? За не­го не зас­ту­пил­ся Рей­ган?

- Не толь­ко по­это­му. Я, нап­ри­мер, зна­ла, что, ког­да ре­бята из Amnesty International со все­го ми­ра пи­шут мне поз­дра­витель­ные от­крыт­ки к Рож­дес­тву на ад­рес зо­ны, это по­меша­ет ме­ня убить в ла­гере. Я эти от­крыт­ки, ко­неч­но, не по­луча­ла, и ник­то их во­об­ще не чи­тал - но их в КГБ счи­тали, и их бы­ли де­сят­ки ты­сяч. Те, кто гнул ме­ня на по­милов­ку, мог­ли ду­мать - сто­ит ли ме­ня уби­вать "при по­пыт­ке к по­бегу" (у ме­ня же в де­ле бы­ла крас­ная по­лоса - "склон­на к по­бегу") или по­лучит­ся се­бе до­роже.

Кро­ме то­го, мы же хит­рые бы­ли в Ма­лой зо­не (11 осо­бо опас­ных прес­тупниц - к уго­лов­ни­цам нас не се­лили, по­тому что мы мог­ли дур­но на ни вли­ять). Мы свя­зали се­бя кру­говой по­рукой. Нель­зя бы­ло уби­вать од­ну на гла­зах у дру­гих, и ад­ми­нис­тра­ция это зна­ла. 15 су­ток мо­розят в кар­це­ре - че­ловек ле­жит на этом бе­тон­ном по­лу и уми­ра­ет. По­это­му, ес­ли ко­го-то из на­ших от­прав­ля­ют в кар­цер, мы все ки­да­ем­ся в за­бас­товку. А ес­ли ко­го-то боль­ную от­прав­ля­ют, тог­да у нас го­лодов­ка. По­ка она к нам жи­вая не вер­нется. Умо­рят ее - и мы из го­лодов­ки не вый­дем. А убить всю Ма­лую зо­ну не рис­ко­вали все-та­ки. Вот так мы спа­сали друг дру­га, и, в об­щем, спас­ли - нас­мерть у нас в ла­гере не за­мучи­ли ни­кого.

- Мо­жет быть, вас пе­ревез­ли в ки­ев­скую тюрь­му имен­но из-за то­го, что Гор­ба­чев с Рей­га­ном уже об­сужда­ли ва­ше ос­во­бож­де­ние, и на­шим влас­тям бы­ло бы при­ят­нее ос­во­бодить вас в от­вет на ва­шу прось­бу?

- Не знаю, но, в об­щем, выг­на­ли ме­ня из этой тюрь­мы и сра­зу от­пусти­ли в Лон­дон, нас с му­жем ту­да приг­ла­шал ПЕН-клуб. Мы же еха­ли не в эмиг­ра­цию, а имен­но не­надол­го - с од­ним че­модан­чи­ком. А ока­залось - на 11 лет, вдо­гон­ку нас ли­шили граж­данс­тва, как со мно­гими бы­ло. И мы ока­зались в ду­рац­ком по­ложе­нии. На что жить? Не брать же по­лити­чес­кие гран­ты, го­ворю же - это не для нас. На­до бы­ло ра­ботать. Вна­чале жи­ли на мои го­нора­ры, по­том муж за­нял­ся биз­не­сом.

- Го­нора­ров за те го­ды, что вас пе­чата­ли на За­паде, на­вер­ное, ско­пилось мно­го, то есть вы не бедс­тво­вали?

- А я не знаю, сколь­ко их ско­пилось. Я их прос­то не по­луча­ла, но ког­да мы при­еха­ли в Лон­дон, один из­да­тель ме­ня встре­тил пря­мо в а­эро­пор­ту. И ска­зал: Ири­на, мы толь­ко что из­да­ли кни­гу тво­их сти­хов, вот те­бе го­норар 5 ты­сяч фун­тов, на­де­юсь, ты не в пре­тен­зии, что я без до­гово­ра. Я ста­ла сме­ять­ся - не бой­ся, в суд не по­дам. По­том уже так не бы­ло - вы­ходи­ли но­вые кни­ги, по каж­дой зак­лю­чал­ся до­говор, и жить ста­ло мож­но. Ку­пили ма­лень­кий, но все-та­ки до­мик в Лон­до­не - не в цен­тре, ко­неч­но, но, что на­зыва­ет­ся, в пре­делах коль­ца. Ког­да воз­вра­щались, про­дали его без­жа­лос­тно, на вы­ручен­ные день­ги ку­пили вот эту квар­ти­ру. Вы же не ду­ма­ете, что нам Луж­ков ее дал - да и за ка­кие пе­ред ним зас­лу­ги? Нам ник­то ни­чего не да­вал, а мы и не про­сили.

При­еха­ли вско­ре пос­ле де­фол­та. Что здесь тог­да тво­рилось - пом­ни­те? Все лю­ди хо­дят се­рые, нес­час­тные, что даль­ше ник­то не зна­ет. От про­дажи до­ма еще нем­но­го де­нег ос­та­валось, но на что жить даль­ше, бы­ло со­вер­шенно не­понят­но. Обе фир­мы, ко­торые приг­ла­шали му­жа здесь ра­ботать, ес­тес­твен­но, обан­кро­тились. Но­вые кни­ги из­да­вать, на­вер­ное, и мож­но бы­ло, и я из­да­ла нес­коль­ко кни­жек. Но за­раба­тывать этим бы­ло тог­да нель­зя, прос­то мо­раль­ное удов­летво­рение. Это сей­час уже мож­но. А тог­да я ста­ла за­раба­тывать как сце­нарист - чем до сих пор и за­нима­юсь. Хо­тя ро­ман оче­ред­ной то­же пи­шу.

- Сце­нарист? А для ко­го пи­шете сце­нарии - я, нап­ри­мер, с ва­шей фа­мили­ей ни в ка­ких тит­рах не стал­ки­вал­ся.

- Прос­то тит­ры де­ла­ют мел­ки­ми бук­ва­ми, что там рас­смот­ришь. А во­об­ще я мно­го для ко­го пи­сала и пи­шу. Вот сей­час по­казы­ва­ют "Прик­лю­чения Мух­та­ра" - се­ри­ал про пса, у ко­торо­го из­ви­лин боль­ше, чем у трех мен­тов. Там мо­их се­рий - 26. В "Так­сис­тке" на­писа­ла сколь­ко-то се­рий, и си­ноп­сис треть­его се­зона. Еще в "А­эро­пор­те", в "При­сяж­ном по­верен­ном". Сей­час пи­шу сце­нарий для се­ри­ала "Ав­то­бус" про шо­ферю­гу на ав­то­базе в ма­лень­ком го­род­ке. Му­жика, жи­вуще­го по со­вес­ти.

Еще я за­нима­лась ли­тера­тур­ной ре­дак­ту­рой "Мо­ей прек­расной ня­ни". Вот об­раз ня­ни Ви­ки, нап­ри­мер, при­дума­ла. Ведь эту де­вицу из Ма­ри­упо­ля - ее же на­до бы­ло при­думать. Вы же зна­ете, это ри­мейк аме­рикан­ско­го се­ри­ала, в ори­гина­ле бы­ла сов­сем дру­гая ис­то­рия. Там де­воч­ка из бед­но­го ев­рей­ско­го квар­та­ла, без об­ра­зова­ния, прос­тая та­кая тру­дяща­яся де­воч­ка ока­зыва­ет­ся в ня­нях у арис­токра­та-ан­гли­чани­на в Аме­рике, он те­ат­раль­ный про­дюсер. И ко­неч­но, она там стро­ит всех, и да­же учит их справ­лять Рож­дес­тво, по­тому что луч­ше всех зна­ет, как это де­ла­ет­ся. Мы с гла­вой "Аме­диа" Алек­сан­дром Ако­повым этот воп­рос дол­го об­сужда­ли. От ори­гина­ла ма­ло что ос­та­лось. По­тому что наш зри­тель - дру­гой, и ошиб­ка ду­мать, что он "все сха­ва­ет". Да и поп­ро­буй­те у нас най­ди­те ев­рей­скую де­воч­ку без об­ра­зова­ния. И не хо­тела я тро­гать на­ци­ональ­ную те­му.

- Но ведь Ви­ка - ук­ра­ин­ка.

- По­чему ук­ра­ин­ка? Она прос­то де­воч­ка из Ма­ри­упо­ля, южа­ноч­ка та­кая. Вот это­го мне до­бить­ся уда­лось - что­бы сде­лать ее южа­ноч­кой. Еще и с аме­рикан­ца­ми пе­репис­ку ве­ла, объ­яс­ня­ла: да, по-сво­ему сде­лали. По­тому что по-ва­шему у нас не ка­тит, у нас зри­тель это не по­любит. Я не мо­гу про­гибать­ся, не мо­гу пи­сать ис­то­рии с па­кос­тя­ми. У ме­ня есть ог­ра­ниче­ния нор­маль­но­го пра­вос­лавно­го че­лове­ка - пош­ля­тиной не за­нима­ем­ся…

- В об­щем, в ито­ге вы с ни­ми ра­зош­лись?

- Это же та­кая шту­ка - уй­дешь с од­но­го про­ек­та на дру­гой, и все. Лю­дей же ма­ло. Тем бо­лее что я для "Ня­ни" 45 се­рий де­лала, про­ект гре­мел, и ме­ня с удо­воль­стви­ем за­мени­ли - по­тому что бы­ло кем за­менить, бы­ли свои лю­ди. А ме­ня зо­вут, ког­да уже край, и всех сво­их уже пе­реп­ро­бова­ли. Но мне ра­ботать нра­вит­ся, тем бо­лее что я мо­гу вы­бирать, в ка­ком про­ек­те ра­ботать, в ка­ком - нет. И во­об­ще, я счи­таю, что у на­шего те­леви­дения очень хо­рошее бу­дущее.

- А как же цен­зу­ра?

- Та­кой сви­репой цен­зу­ры, как во вре­мена ли­бера­лов, я сей­час не ви­жу. Мо­жет быть, сот­рудни­ки те­леви­дения с ней и стал­ки­ва­ют­ся, но еще нуж­но раз­би­рать­ся, где цен­зу­ра, а где са­моцен­зу­ра. Ведь лю­бая мо­нопо­лия мо­жет про­дав­ли­вать свою цен­зу­ру, не обя­затель­но го­сударс­тво. Я, нап­ри­мер, поз­во­ляла се­бе эк­спе­римен­ти­ровать на той же "Ня­не", ког­да в мои обя­зан­ности вхо­дило не толь­ко пе­рело­пачи­вать сце­нарии, но и встав­лять в текст свои шут­ки. Встав­ля­ла шут­ки про Пу­тина, про де­пута­тов - Ако­пов не вы­резал, ка­нал не вы­резал, где цен­зу­ра?

- О, я пом­ню од­ну шут­ку из "Прек­расной ня­ни" - про бу­денов­ку-не­видим­ку, ког­да Ви­ка го­ворит ге­рою Жи­гуно­ва - вы весь в сво­его де­душ­ку, он од­нажды изоб­рел бу­денов­ку-не­видим­ку и по­шел в ней к Ста­лину. Жи­гунов от­ве­ча­ет: - Да, но ведь его пос­ле это­го и в са­мом де­ле ник­то не ви­дел! Смех за кад­ром. Это ва­ша шут­ка? Счи­та­ете до­пус­ти­мым шу­тить на та­кие те­мы?

- Шут­ка не моя, а мож­но ли шу­тить - это за­висит от то­го, как имен­но шу­тят. Шут­ки бы­ва­ют доб­рые, злые, хам­ские, еще ка­кие-то. А кро­ме прин­ци­пов, есть та­кая вещь, как прос­то вкус. Я ста­ра­юсь чу­жие шут­ки не кри­тико­вать, по­ка они не за­ходят за грань вку­са. Эта шут­ка, по мо­ему, за грань не за­ходит.

- Се­ри­алы, шут­ки - мы воз­вра­ща­ем­ся к то­му, с че­го на­чали - ва­ша об­щес­твен­ная де­ятель­ность все-та­ки за­кон­чи­лась.

- Моя при­сяга бы­ла - за­щищать со­вет­ских по­лит­заклю­чен­ных. За­кон­чи­лись по­лит­заклю­чен­ные - за­кон­чи­лась и при­сяга.

- Счи­та­ете, что в Рос­сии сей­час нет по­лит­заклю­чен­ных? Мно­гие с ва­ми не сог­ла­сят­ся.

- Я под­держи­ваю кон­такты с Amnesty International. У них, ко­неч­но, бы­ва­ют свои за­вих­ре­ния, но они хо­тя бы ста­ра­ют­ся быть объ­ек­тивны­ми. Так вот, по их дан­ным, пос­ледний по­лит­заклю­чен­ный - это Лев По­нома­рев, ко­торо­му да­ли аж трое су­ток, ког­да он как-то соп­ро­тив­лялся мен­там, ко­торые его ми­тинг раз­го­няли. Кто еще? К кон­цу прош­ло­го го­да у них ник­то из на­ших в по­лит­зэ­ках не чис­лился. Хо­дор­ков­ско­го они по­лит­заклю­чен­ным не приз­на­ют - ну, вот нет у дру­зей Хо­дор­ков­ско­го и у са­мого Хо­дор­ков­ско­го та­ких де­нег, что­бы ку­пить Amnesty International. Ко­го в Рос­сии сей­час са­жа­ют за убеж­де­ния? Толь­ко про Ли­моно­ва не спра­шивай­те: ему ин­кри­мини­рова­ли не убеж­де­ния, а ору­жие.

Зна­ете, бы­ла див­ная ис­то­рия - был та­кой бап­тист по фа­милии Хай­ло в со­вет­ские вре­мена. У не­го бы­ло 10 или 11 де­тей, сам он си­дел. Мой друг в Аме­рике Ми­ша Мар­гу­лис, сам бап­тист, за дру­га-бап­тиста всту­пил­ся: в са­мом де­ле, че­ловек си­дит за то, что он бап­тист. На­чалась кам­па­ния в за­щиту.

И, о чу­до - Хай­ло от­пуска­ют. И Хай­ло ле­тит в Аме­рику с семь­ей. Аме­рикан­ские бап­тисты ра­ду­ют­ся, хо­рово­ды во­дят, ку­пили ему до­мик еще до его при­ез­да - чтоб ему бы­ло где жить. При­ехал. По-ан­глий­ски он не зна­ет, Ми­ша идет с ним на те­леви­дение син­хрон­ным пе­ревод­чи­ком - по­тому что уз­ни­ку со­вес­ти да­ли на аме­рикан­ском те­леви­дении час пря­мого эфи­ра. И пер­вый воп­рос:

- С че­го же на­чались ва­ши прес­ле­дова­ния за ве­ру? Хай­ло от­ве­ча­ет, а Ми­ша пе­рево­дит: - Мои прес­ле­дова­ния за ве­ру на­чались с то­го, что я ук­рал два меш­ка це­мен­ту. И по­сади­ли его за во­ровс­тво. Ос­тавший­ся час он объ­яс­нял, что ком­му­нис­ты по пять меш­ков во­рова­ли, а их не са­жали, но уже ни на ко­го это не про­из­ве­ло впе­чат­ле­ния. По­тому что - ес­ли у те­бя убеж­де­ния, не во­руй це­мент. Стра­дай толь­ко за убеж­де­ния.

В Ан­глии есть та­кой че­ловек, ко­торый прин­ци­пи­аль­но во­ру­ет ав­то­моби­ли, счи­тая их об­щес­твен­ным дос­то­яни­ем. Каж­дый раз, вы­ходя из тюрь­мы, он ты­рит ма­шину, едет на ней ку­да-то и бро­са­ет ее, где счи­та­ет нуж­ным. И опять в тюрь­му. И опять. Вы го­товы приз­нать его по­лит­заклю­чен­ным?
 
http://www.rulife.ru/05_01.html