ТВОРЕЦ

От ре­дак­ции: пред­став­ля­ем гос­тя

Со­ломон Вол­ков (род. 17 ап­ре­ля 1944, Ле­нина­бад, Тад­жик­ская ССР) - со­вет­ский и аме­рикан­ский му­зыко­вед, жур­на­лист и пи­сатель. Же­на - из­вес­тный фо­тог­раф Ма­ри­ан­на Вол­ко­ва (чьи фо­тог­ра­фии зна­мени­тых лю­дей ук­ра­ша­ют кни­ги Со­ломо­на Вол­ко­ва).

Окон­чил Ле­нин­градскую кон­серва­торию. В 1973-74 го­дах сот­рудни­чал с ре­дак­ци­ей жур­на­ла Со­юза ком­по­зито­ров СССР "Со­вет­ская му­зыка" (пи­сал не­боль­шие ан­но­тации книг, ре­цен­зии на кон­церты и т.п.). В 1976 г. эмиг­ри­ровал в США.

В 1979 г. в США опуб­ли­ковал в пе­рево­де на ан­глий­ский кни­гу "Сви­детель­ство" (англ. Testimony: The Memoirs of Dmitri Shostakovich as Related to and Edited by Solomon Volkov), со­дера­щую рас­ска­зы Дмит­рия Шос­та­кови­ча о сво­ей жиз­ни и твор­чес­тве, за­писан­ные Вол­ко­вым в хо­де встреч с ком­по­зито­ром в Ле­нин­гра­де в 1971-1974 гг.

В 2004 го­ду судь­бе Шос­та­кови­ча и его вза­имо­от­но­шени­ям с со­вет­ской властью бы­ла пос­вя­щена но­вая кни­га Вол­ко­ва "Шос­та­кович и Ста­лин: ху­дож­ник и царь", вы­шед­шая од­новре­мен­но в Рос­сии и в США, пре­дис­ло­вие к ко­торой на­писа­ли Вла­димир Спи­ваков и М. Д. Шос­та­кович.

Выш­ли в свет и кни­ги с за­пися­ми раз­го­воров Вол­ко­ва с ба­лет­мей­сте­ром Джор­джем Ба­лан­чи­ным, скри­пачом На­таном Миль­штей­ном (англ. From Russia to the West: The Musical Memoirs and Reminiscences of Nathan Milstein; 1991) и по­этом И­оси­фом Брод­ским.

Пе­ру Со­ломо­на Вол­ко­ва при­над­ле­жит так­же "Ис­то­рия куль­ту­ры Санкт-Пе­тер­бурга" (англ. St. Petersburg: A Cultural History; 1997), из­данная в 2005 г. и в Рос­сии. В 2008 г. од­новре­мен­но по-рус­ски и по-ан­глий­ски выш­ла кни­га Вол­ко­ва "Ис­то­рия рус­ской куль­ту­ры XX ве­ка. От Ль­ва Тол­сто­го до Алек­сан­дра Сол­же­ницы­на" (англ. The Magical Chorus. A History of Russian Culturтe From Tolstoy to Solzhenitsyn).

Твор­цы и ми­фы

Ири­на Чай­ков­ская:  Со­ломон, свою не­дав­нюю кни­гу "Ис­то­рия рус­ской куль­ту­ры 20-го ве­ка от Ль­ва Тол­сто­го до Алек­сан­дра Сол­же­ницы­на" вы пред­ва­ря­ете спис­ком встре­чен­ных на ва­шем пу­ти лю­дей ис­кусс­тва, я нас­чи­тала в нем 245 имен. Сре­ди них Ах­ма­това, Шос­та­кович, Ба­лан­чин, Брод­ский, став­шие ге­ро­ями ва­шего по­вес­тво­вания. Слу­чай­ны бы­ли эти встре­чи или пред­на­мерен­ны? Как вы, му­зыкант по об­ра­зова­нию, приш­ли к мыс­ли о соз­да­нии  куль­ту­роло­гичес­ко­го ис­сле­дова­ния?

Со­ломон Вол­ков: Тут как бы два раз­ных воп­ро­са, я на них пос­та­ра­юсь от­ве­тить пос­ле­дова­тель­но и нач­ну со слу­чай­нос­ти или пред­на­мерен­ности встреч. Я во­об­ще-то не очень ве­рю в слу­чай­ность не толь­ко встреч, но и невс­треч. Чи­тая ме­му­ары и встре­ча­ясь с людь­ми, до­воль­но час­то стал­ки­ва­юсь с рас­сужде­ни­ем: вот я мог бы встре­тить­ся с Х или У - на­зыва­ют­ся ве­ликие име­на, - но рас­те­рял­ся, ре­шил, что не бу­ду на­до­едать, се­бя на­вязы­вать... У ме­ня всег­да в та­ких слу­ча­ях воз­ни­ка­ет впе­чат­ле­ние не скром­ности, а гор­ды­ни, мас­ки­ру­ющей­ся под скром­ность. В боль­шинс­тве слу­ча­ев все-та­ки под­спуд­ный мо­тив та­ких невс­треч бы­ва­ет страх, что "со­бесед­ник" как-то не так от­ве­тит, ко­со пос­мотрит, не под­держит раз­го­вора, не про­явит дос­та­точ­ной за­ин­те­ресо­ван­ности и т.д. и т. д. Лю­ди не лю­бят по­падать в не­ком­форта­бель­ные си­ту­ации, а в от­но­шени­ях с ве­лики­ми ми­ра се­го они весь­ма ре­аль­ны. Нуж­но уметь пе­рес­ту­пить че­рез свое пре­уве­личен­ное са­молю­бие и най­ти воз­можность всту­пить в че­лове­чес­кий кон­такт, по­тому что ве­ликие в боль­шинс­тве сво­ем со­вер­шенно нор­маль­ные лю­ди, очень час­то они бы­ва­ют да­же и оди­ноки­ми, и нуж­но най­ти по­вод для ка­кого-то на­чаль­но­го раз­го­вора. В этом смыс­ле по-нас­то­яще­му слу­чай­ная, хо­тя и "под­го­тов­ленная" встре­ча бы­ла у ме­ня толь­ко с Ба­лан­чи­ным.

А что ка­са­ет­ся Ах­ма­товой, с ко­торой я поз­на­комил­ся в 1965 го­ду, то мне для то­го что­бы с ней встре­тить­ся, приш­лось про­делать до­воль­но серь­ез­ную ра­боту. Я ор­га­низо­вал в Ле­нин­градской кон­серва­тории струн­ный квар­тет, и пос­коль­ку я был по­чита­телем Ах­ма­товой, что бы­ло ти­пич­но для тог­дашне­го Ле­нин­гра­да - она бы­ла круп­ней­шим из жи­вущих по­этов, - то мне по­дума­лось, что, мо­жет быть, ей бу­дет ин­те­рес­но пос­лу­шать му­зыку.

- Это все опи­сано в "Ис­то­рии куль­ту­ры Санкт-Пе­тер­бурга".

- Да, да. Я сна­чала зво­нил в Со­юз пи­сате­лей, где мне ска­зали: за­чем же Ах­ма­това? - у нас мно­го хо­роших пи­сате­лей. Со­берем их - и вы ус­тро­ите ве­чер для них для всех... Они сра­зу там ис­пу­гались, что вдруг Ах­ма­това бу­дет вы­деле­на. А по­том мне приш­лось убеж­дать мо­их дру­зей по квар­те­ту, что им сто­ит по­жер­тво­вать вос­крес­ным днем и по­ехать к Ан­не Ан­дре­ев­не в Ко­маро­во, пос­коль­ку она лю­без­но сог­ла­силась нас там при­нять. Что бы­ло не так-то прос­то, ска­жу я вам: они уг­ро­били свое вос­кре­сенье. Аль­тист из это­го квар­те­та мой при­ятель Ва­лерий Ко­нова­лов -  он жи­вет в Гол­ландии  -до сих пор вспо­мина­ет эту ис­то­рию и бла­года­рен, по­тому что эта по­ез­дка к Ах­ма­товой ос­та­лась со­быти­ем его жиз­ни, что и по­нят­но. С Шос­та­кови­чем та же аб­со­лют­но ис­то­рия. Я в 1960-м го­ду на­писал не­боль­шую ре­цен­зию на премь­еру его  Вось­мо­го квар­те­та, ко­торую он про­чел и за­пом­нил. Я соз­на­тель­но при­нял учас­тие в 1965-м го­ду в фес­ти­вале му­зыки Шос­та­кови­ча в Ле­нин­градской кон­серва­тории, ко­торый я же и по­мог ор­га­низо­вать, зная, что это даст воз­можность повс­тре­чать­ся с Дмит­ри­ем Дмит­ри­еви­чем. Что и про­изош­ло. И мы сыг­ра­ли ему его 9-й квар­тет, тот са­мый, ко­торый по­том по­вез­ли Ах­ма­товой в Ко­маро­во. Даль­ше я ор­га­низо­вывал по­каз опе­ры его по­гиб­ше­го на фрон­те уче­ника Ве­ни­ами­на Флей­шма­на, то­же зная, что это даст мне воз­можность по­об­щать­ся с Шос­та­кови­чем. Это все тре­бова­ло до­воль­но серь­ез­ных уси­лий.

- А как по­лучи­лось с Ба­лан­чи­ным?

- Что ка­са­ет­ся Ба­лан­чи­на, то тут бы­ла слу­чай­ная встре­ча на Брод­вее. Но я уже все о нем знал, смот­рел его ба­леты и счи­тал, что это ве­ликий ба­лет­мей­стер 20-го ве­ка. И мне то­же очень хо­телось с ним поз­на­комить­ся. Но я его да­же не приз­нал на ули­це. Ма­ри­ан­на, моя же­на, ме­ня бук­валь­но под­тол­кну­ла: "Вот идет Ба­лан­чин. По­дой­ди к не­му". Я как-то на се­кун­ду за­сом­не­вал­ся, а по­том по­дошел и ска­зал: ""Ге­ор­гий Ме­лито­нович!" И он ос­та­новил­ся как ни в чем не бы­вало.

- У не­го не осо­бен­ная бы­ла внеш­ность? Я ви­жу на кад­рах хро­ники, что это со­вер­шенно ка­кой-то не­зем­ной че­ловек.

- Нет, нет, он был на ред­кость неп­ри­тяза­тель­ным, хо­дил в страш­ном пла­щиш­ке. Се­день­кий, ху­день­кий, шмы­гал но­сом. По­том я уз­нал, что у не­го од­на по­лови­на лег­ко­го бы­ла еще в детс­тве вы­реза­на - от­сю­да шмы­ганье но­сом. Нет, нет, нет, в нем не бы­ло аб­со­лют­но ни­чего им­по­зан­тно­го. Из всех них са­мой им­по­зан­тной бы­ла Ах­ма­това, ко­торая вплы­вала в ком­на­ту как им­пе­рат­ри­ца в из­гна­нии. А с дру­гой сто­роны, Брод­ский. Сколь­ко я о нем слы­шал: он та­кой нек­ра­сивый, по­хож на ста­рого ев­рея. Во-пер­вых, он был кра­савец всег­да.

- Сог­ласна. Вот в не­дав­но по­казан­ном филь­ме "Про­гул­ки с Брод­ским", где он снят в сво­ей лю­бимой Ве­неции за три го­да до смер­ти, - кра­савец.

- Он воз­вы­шал­ся над тол­пой, раз­ре­зал ее как но­жом. Ког­да вхо­дил в а­уди­торию в уни­вер­си­тете - я спе­ци­аль­но по­сещал его лек­ции, - он вхо­дил как ма­тадор на аре­ну. У не­го был чет­ко нас­ту­патель­ный ха­рак­тер, что про­рисо­выва­лось во внеш­нем ри­сун­ке его по­веде­ния. Так что, как ви­дите...

- Все бы­ло пред­на­мерен­но.

- Все бы­ло пред­на­мерен­но. Я был го­тов на риск, т. к. мне бы­ли ин­те­рес­ны эти лю­ди. Я по­том про­чел у Бе­нуа о Дя­гиле­ве - не срав­ни­ваю се­бя, ра­зуме­ет­ся, - что Дя­гиле­ва страш­но ин­те­ресо­вали лю­ди, твор­цы, боль­ше да­же, чем их про­из­ве­дения. Я раз­де­ляю этот дя­гилев­ский ин­те­рес. И этот мой ин­те­рес к лич­ности твор­ца как-то тран­спо­ниро­вал­ся в за­нима­тель­ное опи­сание этих лю­дей в мо­их кни­гах.

- Да, это вер­но. Вы пи­шете о лич­ностях, и они у вас не "без­личны".  245 вы­да­ющих­ся имен. Не у вся­кого бу­дет столь­ко встреч с не­обык­но­вен­ны­ми людь­ми. Вы дей­стви­тель­но выс­ту­па­ете в ка­чес­тве "кол­лекци­оне­ра вы­да­ющих­ся лич­ностей".

- Для ме­ня это не бы­ло ни­ког­да са­моцелью. Я на­чал встре­чать­ся с людь­ми как жур­на­лист, за­писы­вая ин­тервью. Во-пер­вых, это бы­ла для ме­ня хо­рошая тре­ниров­ка, а, во-вто­рых, че­ловек очень хо­рошо уз­на­ет­ся та­ким об­ра­зом. Шклов­ский, ког­да я с ним встре­чал­ся, го­ворил - это бы­ла об­щая по­зиция опо­язов­ская - как важ­но, что­бы по­нять ме­ханизм куль­ту­ры, лич­но знать хо­тя бы нес­коль­ких ве­ликих твор­цов. На­чина­ешь по­нимать, как ра­бота­ют та­кого ро­да лю­ди и ка­ково со­от­но­шение меж­ду их пуб­личны­ми за­яв­ле­ни­ями и при­ват­ной де­ятель­ностью. Что они за­писы­ва­ют в днев­ни­ки, как пи­шут пись­ма, как ре­аги­ру­ют на дру­зей. В этом смыс­ле мое об­ще­ние с пе­речис­ленны­ми ва­ми людь­ми, по­мог­ло луч­ше ра­зоб­рать­ся и в том, как мыс­ли­ли и Тол­стой, и Дос­то­ев­ский, и Тур­ге­нев, и Му­сорг­ский, и Чай­ков­ский. Это все ло­жилось в мою про­фес­си­ональ­ную ко­пил­ку.

- Вот вы "сво­бод­но и плав­но" по­дош­ли к сле­ду­юще­му воп­ро­су нас­чет то­го, как вы приш­ли к куль­ту­роло­гии.

- Я му­зыкант по об­ра­зова­нию и сна­чала пи­сал ис­клю­читель­но о му­зыке, но мне всег­да хо­телось вклю­чить му­зыку в об­ще­куль­тур­ный кон­текст. И этот пе­релом про­изо­шел, ког­да я ре­шил, что на­пишу кни­гу об ис­то­рии куль­ту­ры С-Пе­тер­бурга. Это слу­чилось в кон­це 1980-х го­дов, я семь лет ра­ботал над кни­гой, она выш­ла в 1995. И там я впер­вые по­нял, что хо­чу пос­та­вить в центр по­вес­тво­вания Ах­ма­тову, Шос­та­кови­ча и Ба­лан­чи­на - что тре­бова­ло зна­ния ба­лета, в ко­тором я не яв­лялся...

- Спе­ци­алис­том.

- Ну да, я не ба­лето­вед и да­же не ба­лето­ман. Ме­ня ин­те­ресу­ет в ба­лете в пер­вую оче­редь Ба­лан­чин - это для ме­ня и есть ба­лет. А в тон­кости "Жи­зели", пред­по­ложим, я ни­ког­да не вни­кал. А по­том, ког­да я уже на­чал пи­сать, я по­нял, что мож­но до­вес­ти де­ло до на­ших дней. Что бо­лее реп­ре­зен­та­тив­ной фи­гуры, чем Брод­ский, я не най­ду. А с ним я уже до­воль­но дав­но об­щался, мно­го за­писал раз­го­воров и уже пред­став­лял и лич­ность его, и мас­штаб. В сущ­ности у ме­ня все опи­ра­ет­ся...

- У вас вся пос­трой­ка сто­ит на че­тырех ки­тах.

- На тех че­тырех ки­тах, ко­торых я знал лич­но. Без это­го я ни­ког­да бы не сел пи­сать эту кни­гу.

- Зна­ете, Со­ломон, я это сра­зу по­няла, ког­да ее проч­ла.

- А уже к ним под­вер­ста­лось пре­дис­ло­вие, вступ­ле­ние, нас­то­ящее оп­ро­кину­лось в пре­дыду­щую эпо­ху.

- И это все про­читы­ва­ет­ся ... Я ра­да, что мы с ва­ми сов­па­ли в ин­ту­ици­ях - ав­тор­ской  и чи­татель­ской. Чи­тая, я ви­дела, от­ку­да идет ва­ша куль­ту­роло­гия. Дол­жна от­дать вам дол­жное: кни­ги, на­писан­ные на су­губо на­уч­ную те­му "о куль­ту­ре" (имею в ви­ду и ва­шу пре­дыду­щую ра­боту о С-Пе­тер­бурге) срод­ни ро­манам, они ув­ле­ка­ют, их чи­та­ешь не от­ры­ва­ясь, так зак­ру­чены са­мой ис­то­ри­ей судь­бы твор­цов, так не­зави­симы и не­ор­ди­нар­ны ав­тор­ские суж­де­ния, та­кие лю­бопыт­ные де­тали о "ге­ро­ях" вы со­об­ща­ете. Сво­бод­но и плав­но один сю­жет пе­рете­ка­ет в дру­гой, они пе­реп­ле­та­ют­ся, об­ра­зуя дра­мати­чес­кие или да­же тра­гичес­кие уз­лы... Од­на­ко кри­тиков нас­то­ражи­ва­ет "чи­табель­ность" и "лег­кость" ва­ших со­чине­ний. Кто-то на­зыва­ет их "пу­тево­дите­лем" по куль­ту­ре. Кто-то го­ворит, что они на­писа­ны "для заг­ра­ницы". Вы с этим сог­ласны?
 
- Вы зна­ете, я вос­при­нимаю эти оп­ре­деле­ния - "чи­табель­ность", "лег­кость" - ско­рей как ком­пли­мент. Не ви­жу в этом ни­чего за­зор­но­го, в ис­то­рии куль­ту­ры есть раз­ные жан­ры, мой жанр "ис­то­рия куль­ту­ры для пуб­ли­ки, для чи­тате­лей", а не для спе­ци­алис­тов. Спе­ци­алис­ты пи­шут друг для дру­га...

- Приш­ли в го­лову "Об­ра­зы Ита­лии" Пав­ла Му­рато­ва, кста­ти, он не был спе­ци­алис­том, ско­рее "ди­летан­том" в ис­то­рии ис­кусств, "Пас­тернак" Дмит­рия Бы­кова, по­лучив­ший ши­рокое рас­простра­нение, мно­гаж­ды пе­ре­из­данный... Прав­да, с кни­гами по "куль­ту­ре" та­кое про­ис­хо­дит, по­жалуй, толь­ко в ва­шем слу­чае...

- Мои чи­тате­ли - об­ра­зован­ный класс лю­дей, ко­торых ин­те­ресу­ет куль­ту­ра Рос­сии. Та­кие лю­ди су­шес­тву­ют во всем ми­ре, и пос­коль­ку все мои кни­ги на­писа­ны по за­казу круп­ных аме­рикан­ских из­да­тель­ств, я в пер­вую оче­редь ори­ен­ти­ровал­ся на ин­телли­ген­тных аме­рикан­цев.

- То есть все-та­ки для заг­ра­ницы.

- Да. В тот мо­мент ре­алис­ти­чес­ки ду­мать, что мои кни­ги бу­дут из­да­ны в Со­вет­ском Со­юзе при мо­ей жиз­ни, не при­ходи­лось. Это бы­ло еще до Пе­рес­трой­ки. Но да­же ког­да Пе­рес­трой­ка на­чалась, "Со­ломон Вол­ков" очень дол­го про­дол­жал ос­та­вать­ся в прес­крип­ци­он­ных спис­ках из-за за­писан­ных мною ме­му­аров Шос­та­кови­ча.

- Что прав­да, то прав­да.

- Дав­но уже всех про­чих дис­си­ден­тов об­ня­ли и при­голу­били, а "Со­ломон Вол­ков" все ос­та­вал­ся ка­ким-то опас­ным и по­доз­ри­тель­ным. Ви­димо, креп­ко я этой кни­гой ме­му­аров Шос­та­кови­ча на­солил со­вет­ской влас­ти. По­это­му кни­га о Пе­тер­бурге на­писа­на во­об­ще без ка­кой-ли­бо ог­лядки на а­уди­торию в Рос­сии. А пос­ле­ду­ющие "Шос­та­кович и Ста­лин" и "Вол­шебный хор", или "Ис­то­рия рус­ской куль­ту­ры от Тол­сто­го до Сол­же­ницы­на", а так­же "Ис­то­рия куль­ту­ры в царс­тво­вание Ро­мано­вых" уже пи­сались с этой ог­лядкой. Важ­но - об этом за­быва­ют, - что в дан­ный мо­мент че­ловек, чи­та­ющий по-рус­ски, мо­жет жить где угод­но: в Мос­ке или в Тель-Ави­ве, на Кип­ре или в Ук­ра­ине, в При­бал­ти­ке - где угод­но. И у не­го есть де­ти...

- Вот-вот. Об этом я и хо­тела ска­зать. Ва­ши кни­ги так и про­сят­ся в "дет­ское чте­ние", они хо­роши для под­рос­тков и юно­шес­тва, ко­торые, как пра­вило,  да­же учась в рус­ской шко­ле, ни­чего не зна­ют о куль­ту­ре. А уж ес­ли рас­тут за гра­ницей, то и по­дав­но. Ва­ши кни­ги на­писа­ны хо­рошим язы­ком, ув­ле­катель­ны, в них мно­го сю­жетов, они "маг­не­тизи­ру­ют" чи­тате­ля. Мо­лодежь нуж­да­ет­ся в та­ких кни­гах - и в Рос­сии, и в за­рубежье.

-  В Рос­сии  иног­да от­кли­ка­ют­ся на мои кни­ги - не на За­паде, а имен­но в Рос­сии -  и так: для спе­ци­алис­та здесь нет ни­чего но­вого, но чи­тать ин­те­рес­но.

- У вас и за­дача бы­ла дру­гая, как вы уже ска­зали.

- Спе­ци­алис­ты час­то пи­шут су­хо и ди­дак­тично. Чес­тно ска­жу: кни­га "Ис­то­рия куль­ту­ры С-Пе­тер­бурга" на За­паде выш­ла в 1995 го­ду, ког­да я ее пи­сал, ме­ня вол­но­вало, что кто-то в Рос­сии ме­ня обой­дет. И вот шес­тнад­цать лет прош­ло, и ни­чего по­хоже­го в Рос­сии нет.

- Страш­но пи­сать та­кие мо­ног­ра­фии: нуж­но быть спе­ци­алис­том во мно­гих об­ластях, да и пос­ле ва­шей кни­ги не вся­кий возь­мет­ся за пе­ро, ведь лю­ди бу­дут срав­ни­вать. Как я по­нимаю, вы враг биб­ли­ог­ра­фии, нет у вас и ссы­лок на ис­точни­ки. Меж­ду тем, в ва­ших кни­гах не счесть лю­бопыт­ных сви­детель­ств, слу­хов, под­робнос­тей, по­чер­пну­тых из ме­му­аров. Нап­ри­мер, ни­ког­да не слы­шала, что Горь­кий был рыж, а усы у не­го бы­ли жел­тые. Как вы ра­бота­ете с ме­му­ара­ми? По­чему скры­ва­ете ис­точни­ки?

- Во-пер­вых, я дол­жен ска­зать: то, что в кни­ге дол­жна быть ка­кая-то биб­ли­ог­ра­фия, снос­ки, это ведь не за­поведь. Две мои лю­бимые кни­ги - "Ис­то­рия рус­ской жи­вопи­си в Х1Х ве­ке" Алек­сан­дра Бе­нуа и "Ис­то­рия рус­ской ли­тера­туры" Свя­топол­ка-Мир­ско­го - они во­об­ще не со­дер­жат ни од­ной ссыл­ки. Вы­соко мною це­нимая "Ис­то­рия ци­вили­зации" Фер­на­на Бро­деля - то­же без ссы­лок. Так что на­личие ссы­лок - од­на из воз­можных тра­диций. В дан­ном слу­чае я не яв­ля­юсь дог­ма­тиком и по­вину­юсь по­жела­ни­ям из­да­тель­ств. Прос­то-нап­росто аме­рикан­ское из­да­тель­ство нас­то­яло на ссыл­ках, а мос­ков­ское из­да­тель­ство ска­зало, что ему ссыл­ки ни к че­му, они бу­дут утя­желять текст, и я их снял. Прин­ци­пи­аль­ных воз­ра­жений у ме­ня нет, но нет и фе­тиши­зации это­го де­ла. Дол­жен за­метить, что обык­но­вен­но за­меча­ния нас­чет от­сутс­твия ссы­лок ис­хо­дят от кри­тиков, ко­торым кни­га не нра­вит­ся. "Мы все это зна­ем, но где биб­ли­ог­ра­фия?" - вот ход их мыс­ли. Ес­ли вы все это зна­ете, зна­чит, зна­ете, и от­ку­да это взя­то. Мне ка­жет­ся, это од­на из форм выс­ка­зыва­ния не­удо­воль­ствия по по­воду та­кого ро­да по­пуляр­но­го жан­ра, ко­торым я за­нима­юсь.

- Но ви­дите, у вас есть от­вет "на кри­тики". Да­же для пу­рис­тов, ко­торые нас­та­ива­ют на не­об­хо­димос­ти биб­ли­ог­ра­фии. Ока­зыва­ет­ся, не вы са­ми ее сни­ма­ете в сво­их кни­гах, а из­да­тели. Очень ва­жен сле­ду­ющий воп­рос, опять в пла­не от­ве­та кри­тикам.

В ва­ших кни­гах мно­го го­ворит­ся о "ми­фе", соз­да­ва­емом о се­бе са­мим твор­цом. И ес­ли  в слу­чае с Ах­ма­товой с этим ут­вер­жде­ни­ем в ка­кой-то ме­ре мож­но сог­ла­сить­ся, то что ка­са­ет­ся Тол­сто­го, Пас­терна­ка, Сол­же­ницы­на, Брод­ско­го... Не ис­то­рия ли, не тра­гичес­кие ли по­воро­ты су­деб тво­рили их "миф"? Вот и Ах­ма­това го­вори­ла про Брод­ско­го, что "ры­жему" "де­ла­ют" би­ог­ра­фию...

- Тут я опять воз­вра­щусь к то­му, как важ­но ис­то­рику куль­ту­ры быть зна­комым с жи­выми ге­ро­ями. Они да­ют мо­дель. И уве­ряю вас, что от­но­ситель­но Брод­ско­го это бы­ло яс­но всем ок­ру­жа­ющим, что он сам тво­рил свой миф. Ес­ли бы Тол­стой не ска­зал: "Я уй­ду из до­ма и пой­ду бро­дить по Рос­сии бед­ным кресть­яни­ном", не сот­во­рил­ся бы ни­какой пос­мер­тный миф. Это же бы­ло его соз­на­тель­ное ре­шение.

- Соз­на­тель­ное ре­шение и миф - раз­ные ве­щи.

- Кто "де­лал" би­ог­ра­фию Брод­ско­му? Он сам ее се­бе де­лал. Это Ах­ма­това - са­ма ве­ликая мас­те­рица тво­рить свой пер­со­наль­ный миф. Она умуд­ри­лась, ког­да умер Блок и расс­тре­ляли Гу­миле­ва, при на­личии вдо­вы в од­ном и в дру­гом слу­чае (она бы­ла раз­ве­дена с Гу­миле­вым, и ее ро­ман с Бло­ком был пол­ностью ею вы­думан),  сыг­рать роль вдо­вы обо­их.

- Про Ах­ма­тову не бу­дем го­ворить. Поз­дняя Ах­ма­това не очень хо­тела, что­бы по­том­ки зна­ли не­кото­рые под­робнос­ти ее юнос­ти. Она дей­стви­тель­но дик­то­вала сво­ему пер­во­му за­рубеж­но­му би­ог­ра­фу, ан­гли­чан­ке Аман­де Хейт, стра­ницы сво­ей би­ог­ра­фии. А Тол­стой - ка­кой миф он о се­бе тво­рил? Тво­рить миф - зна­чит при­думы­вать свою судь­бу, соз­да­вать о се­бе ка­кую-то ле­ген­ду. Это не вя­жет­ся с русс­ской мен­таль­ностью, ко­торая тре­бу­ет от пи­сате­ля ис­крен­ности, не тер­пит фаль­ши и на­иг­ры­ша. Тол­стой в сво­их про­из­ве­дени­ях от­ста­ивал "доб­ро, прос­то­ту и прав­ду" как глав­ные цен­ности жиз­ни и ли­тера­туры.

- О том, как стро­ил свою би­ог­ра­фию Тол­стой, пер­вым на­писал еще Бо­рис Эй­хен­ба­ум. Идеи Эй­хен­ба­ума о вли­янии "ли­тера­тур­но­го бы­та" на твор­чес­тво ста­ли для ме­ня пу­тевод­ны­ми. Вот Ма­яков­ский и Есе­нин кон­чи­ли са­мо­убий­ством. Не­кото­рые кри­тики очень оби­делись, ког­да я ска­зал, что ре­шение о са­мо­убий­стве мо­жет быть частью "твор­ческой стра­тегии" пи­сате­ля. Я в этом аб­со­лют­но не сом­не­ва­юсь и знаю та­кого ро­да слу­чаи, ког­да ре­шение о са­мо­убий­стве при­нима­лось и с уче­том то­го, как это от­ра­зит­ся на собс­твен­ной пос­мер­тной ре­пута­ции.

- Очень ра­ци­она­лис­ти­чес­кий под­ход. Это нас­толь­ко тра­гичес­кое ре­шение, так оно не вя­жет­ся с су­ет­ны­ми мыс­ля­ми, с по­зой, с ак­терс­твом...

- Че­ловек, вы­ходя­щий на сце­ну, не­мину­емо на­чина­ет вес­ти се­бя как ак­тер. Сце­на де­ла­ет ак­те­ра.

- Ес­ли вы го­вори­те "не­мину­емо", это все-та­ки не соз­на­тель­ное ре­шение, не ра­ци­ональ­ное, это неч­то бес­созна­тель­ное. Бес­созна­тель­но, мо­жет, это и про­ис­хо­дит. И тут уже "ды­шит поч­ва и судь­ба".

- Здесь мы с ва­ми рас­хо­дим­ся. Но Тол­стой по­нимал, что для его ре­пута­ции, для дей­ствен­ности его уче­ния, тот факт, что он про­дол­жа­ет жить в Яс­ной По­ляне, - это пло­хо. Это сов­ме­щалось с его лич­ны­ми ре­лиги­оз­ны­ми со­об­ра­жени­ями.

- Эти со­об­ра­жения бы­ли на пер­вом пла­не. В рус­ской куль­ту­ре всег­да пер­вично ду­хов­ное, а ак­терс­тво, все­воз­можные при­дум­ки - это уже вто­рич­но. Это для мен­та­лите­та кра­еуголь­ный ка­мень. Ес­ли Тол­стой ушел не по­тому, что он это выс­тра­дал, а для по­пуля­риза­ции сво­ей те­ории, для соз­да­ния "ми­фа", это бу­дет очень обид­ная и неп­ри­ем­ле­мая для рос­сий­ско­го чи­тате­ля мысль.

- Сов­сем не­дав­но это нель­зя бы­ло го­ворить да­же от­но­ситель­но Ах­ма­товой, сра­зу под­ни­малась вол­на (при­мер - Жол­ков­ский, на ко­торо­го все наб­ро­сились). Ни один де­ятель куль­ту­ры не хо­чет, что­бы чи­татель знал о том, ка­кой он нас­то­ящий. Все хо­тят, что­бы бы­ло по-дру­гому.

- Не всем по­пада­ют­ся ру­копи­си их би­ог­ра­фии, на­писан­ные пи­сате­лями. Ах­ма­товой по­палась.
 
- Ис­хо­дя из наб­лю­дений за Брод­ским, я сог­ла­шуст с ва­ми в том, что за­бота о собс­твен­ной пос­мер­тной би­ог­ра­фии не яв­ля­ет­ся ос­новным мо­тивом ра­боты ху­дож­ни­ка. Са­мое глав­ное для Брод­ско­го бы­ло са­мовы­раже­ние.

- Здесь мы схо­дим­ся.

- Но у Брод­ско­го всег­да про­читы­валось, что ес­ли он сде­ла­ет так-то, то это бу­дет впос­ледс­твии от­рефлек­ти­рова­но так-то. Мно­гое он де­лал ин­ту­итив­но - и пра­виль­но. Нап­ри­мер, ког­да его уго­вари­вали не воз­вра­щать­ся из Мос­квы в Ле­нин­град, по­тому что там его арес­ту­ют и бу­дут су­дить, он пре­неб­рег эти­ми пре­дуп­режде­ни­ями - и вер­нулся. Сей­час мы мо­жем ана­лизи­ровать бес­ко­неч­но, де­лал он это соз­на­тель­но или бес­созна­тель­но, де­лал это для то­го, что­бы уви­деть­ся с Бас­ма­новой, или он по­нимал, что со­вер­ша­ет не­кий ге­ро­ичес­кий пос­ту­пок для ис­то­рии...

- Со­ломон, Бог с ва­ми, не­уже­ли вы ду­ма­ете вто­рое?

- Бо­юсь, что на се­год­няшний день, труд­но бу­дет чет­ко от­де­лить од­но от дру­гого, но, зная Брод­ско­го, впол­не мо­гу пред­по­ложить, что и этот эле­мент имел мес­то. Не хо­чу это фе­тиши­зиро­вать и сво­дить весь твор­ческий про­цесс толь­ко к это­му, но мне ка­жет­ся, что слиш­ком не­охот­но ис­то­рики рус­ской куль­ту­ры ана­лизу­ру­ют то, что те­перь на­зыва­ют "сот­во­рени­ем жиз­ненных сце­нари­ев" и "жиз­ненны­ми стра­теги­ями". А это важ­ная те­ма, и все рав­но к это­му при­дут.

- Пусть к это­му при­дут. По­ка рус­ская ин­телли­ген­тная а­уди­тория это от­верга­ет. Пси­холо­ги твор­чес­тва по­ка нам это­го не до­каза­ли, на эту те­му по­ка ма­ло что  на­писа­но. Вот вы выд­ви­нули свою вер­сию. Мне, пред­ста­витель­ни­це дру­гого "нап­равле­ния", ка­жет­ся, что это бу­дет ме­шать ис­крен­ности, спон­таннос­ти вы­раже­ния. Ес­ли ху­дож­ник не ис­кре­нен, а ду­ма­ет о впе­чат­ле­нии, это для ме­ня пло­хое ис­кусс­тво. Ис­крен­ность в от­вет на ис­крен­ность.

- Ис­крен­ность для ме­ня не са­мое важ­ное сло­во в твор­ческом про­цес­се

- Я по­нимаю ва­шу по­зицию. Вы от­кры­ва­ете эту те­му - те­му "ми­фа". Да­вай­те пос­та­вим здесь воп­ро­ситель­ный знак, с тем что­бы этот наш раз­го­вор не был пос­ледним. Спа­сибо, Со­ломон, - и до сле­ду­ющей встре­чи!