УКРОТИТЕЛЬНИЦА

На­до приз­нать­ся, что цирк я всег­да не­долюб­ли­вал и осо­бен­но неп­ри­ят­ны бы­ли мне ук­ро­тите­ли хищ­ни­ков. А ко­рон­ный их но­мер с за­совы­вани­ем го­ловы в пасть ль­ву или тиг­ру вы­зывал во мне не­до­уме­ние, гра­ничив­шее с брез­гли­востью. Я впол­не спо­кой­но от­несся бы, ес­ли бы по­доб­ное про­делал зо­олог, изу­ча­ющий ус­трой­ство ль­ви­ной пас­ти, или ве­тери­нар, ко­торый про­веря­ет, не вос­па­лены ли у ль­ва глан­ды. Но ук­ро­титель не со­бира­ет­ся ни­чего про­верять или изу­чать. Ему прос­то ней­мет­ся до­казать зри­телю, что мож­но по­ложить го­лову в пасть хищ­ни­ку и ос­тать­ся при этом без­на­казан­ным. От­кро­вен­но го­воря, жаль. Че­ловек, ко­торый не на­шел сво­ей го­лове луч­ше­го при­мене­ния, не слиш­ком, ви­димо, в ней нуж­да­ет­ся. А лев, ко­торый поз­во­ля­ет, что­бы ему кла­ли в рот вся­кую па­кость, уже не хищ­ник, а боль­ное жи­вот­ное с расс­тро­ен­ной пси­хикой. Впро­чем, мо­жет быть, я че­го-ни­будь не знаю. Впол­не ве­ро­ят­но, что этот обы­чай ухо­дит кор­ня­ми в глу­бину ве­ков, ког­да на­ши пер­во­быт­ные пред­ки оби­тали в ле­сах, бук­валь­но ки­шев­ших хищ­ни­ками, и ес­ли на них наб­ра­сывал­ся ка­кой-ни­будь саб­ле­зубый тигр, они, из­ловчив­шись, за­совы­вали го­лову в его ос­ка­лен­ную пасть и по­доб­ной наг­лостью изум­ля­ли до стол­бня­ка.

В свое вре­мя мне до­велось уви­деть пе­ред со­бою изум­ленную мор­ду хищ­ни­ка, прав­да, это был не тигр и не лев, а ле­опард, точ­нее, ле­опар­ди­ха с неж­ным име­нем Зо­ся. Слу­чилось это на ру­беже вось­ми­деся­тых и де­вянос­тых, во вре­мя кон­грес­са ил­лю­зи­онис­тов, на ко­торый ме­ня за­тащи­ли мои лег­ко­мыс­ленные друзья-фо­кус­ни­ки.

- По­весе­лишь­ся, - за­яви­ли они.

- По­весе­лить­ся я мо­гу и в дру­гом мес­те, - от­ве­тил я. - Луч­ше объ­яс­ни­те, в ка­чес­тве ко­го я бу­ду там при­сутс­тво­вать?

- А прос­то в ка­чес­тве на­шего дру­га те­бя не ус­тра­ива­ет?

- Не ус­тра­ива­ет. Я, ко­неч­но, це­ню ва­шу друж­бу, но в мо­ей би­ог­ра­фии и без то­го дос­та­точ­но ком­про­мети­ру­ющих фак­тов. 

На это мне от­ве­тили, что то­му, кто на­бива­ет се­бе це­ну, в кон­це кон­цов на­бива­ют мор­ду. Пос­леднее проз­ву­чало убе­дитель­но и я сог­ла­сил­ся.

Фойе Ок­тябрь­ско­го двор­ца, где про­ходил кон­гресс, бы­ло не­обы­чай­но мно­голюд­но, на­поми­ная нес­коль­ко му­равей­ни­ков с кур­си­ру­ющи­ми меж­ду ни­ми жи­выми троп­ка­ми. В цен­тре этих му­равь­иных ку­чек гла­венс­тво­вали трое: кро­хот­но­го рос­та по­жилой муж­чи­на, дол­го­вязый, раз­битно­го ви­да юнец и не­обы­чай­но эф­фек­тная жен­щи­на лет трид­ца­ти пя­ти с мед­но-ры­жей гри­вой во­лос. По­жилой муж­чи­на раз­вле­кал­ся тем, что бро­сал по­оче­ред­но в ок­ру­жив­ших его по­чита­телей ме­тал­ли­чес­кий рубль. Рубль не от­ска­кивал, а на­мер­тво при­липал к ми­шеням, пос­ле че­го ста­ричок, чрез­вы­чай­но до­воль­ный со­бою, сры­вал мо­нету с гру­ди жертв его ма­гичес­ко­го ис­кусс­тва и пов­то­рял трюк по-но­вой.

- Кто этот об­мы­лок прес­ти­дижи­тации? - по­ин­те­ресо­вал­ся я.

- Аван­гард Скво­реч­ни­ков, - по­яс­ни­ли мне. - Ста­рей­ший пи­тер­ский фо­кус­ник. Уди­витель­но нуд­ный тип. Не свя­зывай­ся с ним.

- Поз­дно, - от­ве­тил я. - Меж­ду на­ми уже ус­та­нови­лась тон­кая внут­ренняя связь.

Я приб­ли­зил­ся к гос­по­дину Скво­реч­ни­кову. Тот об­ра­довал­ся по­пол­не­нию в ря­дах пок­лонни­ков и бро­сил в ме­ня руб­лем. Рубль шлеп­нулся на мой сви­тер и при­рос к не­му. Я уч­ти­во пок­ло­нил­ся ста­рич­ку, раз­вернул­ся и за­шагал прочь.

- Вы-ы ку­да-а? - изум­ленно проб­ле­ял мэтр.

- В бу­фет, - от­ве­тил я. - Про­пивать ваш рубль.

- Вы-ы с ума-а са-аш­ли! - во­зопил Аван­гард Скво­реч­ни­ков. - А-ас­та­ни­ави­тесь не-емед­ленно! Ве-ер­ни­те мой ре-ек­ви­зит!

Я ос­та­новил­ся.

- Ка­кой еще рек­ви­зит? - спро­сил я.

- Ру-убль! А-ат­дай­те мой ру-убль!

- Он что, у вас пос­ледний?

- Е-единс­твен­ный!

- Что ж вы швы­ря­етесь день­га­ми, ес­ли у вас пос­ледний рубль ос­тался? - по­пенял я ста­рич­ку, от­цепляя мо­нету от сви­тера. С тыль­ной сто­роны к руб­лю бы­ли при­дела­ны ма­лень­кие хищ­ные крюч­ки. - На­те, за­бери­те ваш рубль. Толь­ко в лю­дей им боль­ше не ки­дай­тесь. Стран­ные у вас ма­неры для пе­тер­бур­жца.

Моя вы­ход­ка прив­лекла вни­мание со­сед­ней груп­пы и ее дол­го­вязо­го ли­дера.

- Эй, бра­тан! - ок­ликнул он ме­ня. - Иди сю­да. Фо­кус по­кажу.

- Спа­сибо, мне уже по­каза­ли.

- У ме­ня при­коль­ней фо­кус!

- Зме­ей, что ли, в ме­ня ки­нешь?

- Да ни­чем я не ки­ну. Не бой­ся, иди сю­да.

Я по­дошел.

- Нес­ла­бо ты Аван­гарда сде­лал, - улы­ба­ясь, со­об­щил мне дол­го­вязый. - Ста­рый скво­реч­ник уже всех зад­рал. Смот­ри сю­да. - Он вы­тащил из кар­ма­на ко­лоду карт, лов­ко ее ста­совал и рас­крыл ве­ером. - Бе­ри од­ну кар­ту.

- Ка­кую?

- Ка­кую хош.

- А ес­ли я ни­какую не хо­чу?

- Бра­тан, не порть ил­лю­зию. Та­щи из се­реди­ны.

Я вы­тащил

- За­пом­ни ее.

Я гля­нул на кар­ту. Это бы­ла де­сят­ка пик.

- За­пом­нил?

- Мо­жет, мне луч­ше за­писать? - спро­сил я.

- За­чем это?

- На вся­кий слу­чай. У ме­ня па­мять пло­хая.

- Бра­тан, не го­ни пур­гу. Кла­ди кар­ту об­ратно.

Я по­ложил кар­ту в се­реди­ну рас­кры­той ве­ером ко­лоды, дол­го­вязый сло­жил ее ров­ным кир­пи­чиком и па­ру раз ста­совал по-но­вой.

- Бра­во, - ска­зал я и раз­вернул­ся, что­бы уй­ти.

- Да по­годи ты, псих! - ос­та­новил ме­ня дол­го­вязый. - Даль­ше смот­ри. Ду­ма­ешь это ко­лода? Нет, бра­тан, это кар­точный лифт. На­жима­ем на кно­поч­ку, чик - и на­ша кар­та при­еха­ла на вер­хний этаж.

Он пе­ревер­нул вер­хнюю кар­ту. Это бы­ла де­сят­ка пик.

- Она? - ли­ку­юще спро­сил дол­го­вязый.

- Нет, - от­ве­тил я.

- Как это нет?

- Вот так - нет.

- Бра­тан, ты го­нишь - нах­му­рил­ся дол­го­вязый. - Ты ка­кую кар­ту вы­тащил?

- Не пом­ню, - от­ве­тил я. - Го­ворил же - да­вай за­пишу.

Не­кото­рое вре­мя дол­го­вязый с не­до­уме­ни­ем рас­смат­ри­вал ме­ня. За­тем ли­цо его рас­плы­лось в улыб­ке.

- Бра­тан, а ты мне офи­ген­но нра­вишь­ся. - Он про­тянул ру­ку. - Ан­тон Без­ру­ков. Мик­ро­маг.

- Май­кл Джек­сон, - от­ве­тил я, по­жимая про­тяну­тую ру­ку. - Пред­се­датель ма­гичес­ко­го братс­тва Лукь­янов­ско­го рын­ка.

- Бра­тан, ты ред­кий кадр. Та­ких отс­тре­лива­ют и за­носят в Крас­ную Кни­гу. Приз­най­ся, ты ведь вы­тащил де­сят­ку пик?

- Нет.

- А ко­го?

- Не пом­ню.

- Бра­тан, не иг­рай на мо­ей нер­вной сис­те­ме. Она у ме­ня и так расс­тро­ена.

- А ты пей по­мень­ше.

- Нес­ла­бая мысль! - ожи­вил­ся дол­го­язый. - Сос­ты­ку­ем­ся пос­ле кон­грес­са в бу­фете? Тяп­нем че­го-ни­будь за зна­комс­тво?

- Бу­дем жи­вы - тяп­нем., - сог­ла­сил­ся я.

- А чё, есть шанс не до­жить?

- Есть шанс, что ме­ня отс­тре­ля­ют и за­несут в Крас­ную Кни­гу.

В это вре­мя в фойе по­яви­лась оза­бочен­но­го ви­да хруп­кая жен­щи­на в чу­довищ­но ог­ромных оч­ках. В ру­ках она дер­жа­ла ка­кие-то ве­домос­ти, то­нень­кие каб­лучки ее ту­фель цо­кали, как ло­шади­ные под­ко­вы, а го­лос сво­ей ме­лодич­ностью мог по­тягать­ся с по­жар­ной рын­дой.

- Шу­валов, Мель­ни­чен­ко, Та­ма­ева! - прог­ре­мела она. - Есть тут та­кие? Шу­валов, Мель­ни­чен­ко, Та­ма­ева!

Тол­па, ок­ру­жав­шая да­му с мед­но-ры­жей гри­вой во­лос, раз­да­лась в сто­роны. Жен­щи­на в оч­ках тут же уло­вила это дви­жение и нап­ра­вила свои каб­лучки в об­ра­зовав­шу­юся брешь.

- Вы Та­ма­ева? - наб­ро­силась она на мед­ногри­вую.

- Пе­рес­тань­те орать, - про­цеди­ла та.

- Что зна­чит пе­рес­тань­те орать? - воз­му­тилась об­ла­датель­ни­ца цо­ка­ющих каб­лучков. - Та­ма­ева Люд­ми­ла это вы?

- Изы­дите.

- Что зна­чит изы­дите? Вы не от­ме­тились в ве­домос­ти. Вот: Та­ма­ева Люд­ми­ла - про­черк. Я за вас дол­жна рас­пи­сывать­ся?

- Ме­ня зо­вут Люсь­ена Тамм, - вы­соко­мер­но за­яви­ла мед­ногри­вая.

- Ни­какой Люсь­ены Тамм у ме­ня тут не зна­чит­ся, - от­ре­зала жен­щи­на в оч­ках. - Вот, чи­тай­те: Люд­ми­ла Та­ма­ева. Чи­тай­те и рас­пи­сывай­тесь.

Мед­ногри­вая сме­рила свою ви­зави през­ри­тель­ным взгля­дом, с брез­гли­востью при­няла из ее рук ве­домость и ша­рико­вую руч­ку и неб­режно, с ви­димым одол­же­ни­ем  рас­пи­салась.

- А те­перь ос­тавь­те ме­ня в по­кое, - из­рекла она.

- Что зна­чит ос­тавь­те ме­ня в по­кое? Рас­пи­сывай­тесь вов­ре­мя, тог­да вас все ос­та­вят в по­кое.

- Это ка­кой-то кош­мар, - ска­зала Люсь­ена Тамм. - От­ку­да толь­ко вас та­ких бе­рут? Из хо­ра ано­ним­ных девс­твен­ниц? Вы мне ис­порти­ли нас­тро­ение. Со­вер­шенно не пред­став­ляю, как я вый­ду на сце­ну. Я со­об­щу ор­га­низа­торам кон­грес­са, что вы хо­тели сор­вать мне но­мер.

- Что зна­чит я хо­тела сор­вать но­мер? Вы на ме­ня ва­ших проб­лем не ве­шай­те, у ме­ня сво­их проб­лем по­весить не на ко­го.

- Я это за­мети­ла, - кри­во ус­мехну­лась Люсь­ена и, раз­вернув­шись, ве­личес­твен­но нап­ра­вилась в  сто­рону за­ла.

- Ви­дал, как Люсь­ена ра­зош­лась? - Ко мне по­дош­ли сза­ди по­теряв­шие и вновь об­ретшие ме­ня друзья.

- Ин­те­рес­ная жен­щи­на, - за­дум­чи­во про­гово­рил я, гля­дя вслед ухо­дящей Люсь­ене.

- Стер­ва.

- Не ис­клю­чаю. Она то­же ил­лю­зи­онис­тка?

- А как же. С ле­опар­ди­хой фо­кусы по­казы­ва­ет.

- Что? Ле­орап­ди­ха по­казы­ва­ет фо­кусы?

- Ле­опар­ди­ха ас­систи­ру­ет.

- Су­мас­шедший дом.

- На­обо­рот. Бе­зот­казный трюк. Пуб­ли­ка лю­бит де­тей и жи­вот­ных.

- Ин­те­рес­но бы на нее гля­нуть.

- Наг­ля­дишь­ся еще. Толь­ко по­ос­то­рож­ней с нею - она пси­хован­ная.

- Еще бы. С та­кой нер­вной про­фес­си­ей...

- Ду­бина! Не Люсь­ена пси­хован­ная, а ле­опар­ди­ха ее. Хо­тя... Люсь­ена то­же. Пош­ли в бу­фет.

В бу­фете мы за­каза­ли по чаш­ке ко­фе, а я, пос­коль­ку мне не пред­сто­яло выс­ту­пать, взял к не­му рюм­ку конь­яка. До на­чала ос­та­валось око­ла ча­са. Друзья мои, до­пив ко­фе, уш­ли го­товить­ся. Я про­пус­тил еще па­ру рю­мок, вы­курил си­гаре­ту и нап­ра­вил­ся в зри­тель­ный зал. В за­ле уже си­дело нес­коль­ко че­ловек - ви­димо, как и я, из чис­ла приг­ла­шен­ных, а на сце­не, в эф­фек­тном чер­ном платье с под­ко­лотой к не­му баг­ро­вой шалью, сто­яла Люсь­ена Тамм, неж­но воз­ло­жив сжи­ма­ющую по­водок ла­донь на заг­ри­вок пят­нистой, вну­шитель­ных раз­ме­ров ле­опар­ди­хи. На бе­зопас­ном рас­сто­янии от них рас­по­ложил­ся фо­тог­раф, на­целив­ший на ук­ро­титель­ни­цу и ее пи­томи­цу объ­ек­тив сво­ей ка­меры.

- Спо­кой­но, Зо­сень­ка, спо­кой­но, - лас­ко­во, но твер­до при­гова­рива­ла Люсь­ена Тамм. - По­ра бы уже при­вык­нуть к по­доб­ным зна­кам вни­мания.

Не знаю, конь­як мне уда­рил в го­лову или что-то дру­гое, но даль­ней­шие мои дей­ствия зна­читель­но опе­реди­ли мои мыс­ли. Я взоб­рался на сце­ну и нап­ра­вил­ся к Люсь­ене и ее Зо­сень­ке.

- Поз­воль­те сфо­тог­ра­фиро­вать­ся с ва­ми на па­мять, - га­лан­тно про­из­нес я, кла­дя свою ру­ку на заг­ри­вок ле­опар­ди­хи ря­дом с ру­кою Люсь­ены.

Сон­ная на вид ле­опар­ди­ха ока­залась впол­не адек­ватным жи­вот­ным. Она по­вер­ну­ла ко мне пят­нистую мор­ду, на ко­торой бы­ло на­писа­но пол­ней­шее изум­ле­ние про­ис­хо­дящим, и пос­мотре­ла мне в гла­за. В сле­ду­ющую се­кун­ду я уви­дел пе­ред со­бою два вспых­нувших ру­бина. Ка­кой-то внут­ренний ин­стинкт от­швыр­нул ме­ня на­зад, и я по­летел вниз с по­лута­ромет­ро­вой сце­ны. В нес­коль­ких сан­ти­мет­рах от мо­его но­са прос­висте­ла, рас­се­кая воз­дух, зве­риная ла­па с вы­пущен­ны­ми ког­тя­ми. При­зем­лился я до­воль­но удач­но, на но­ги, но, не удер­жав рав­но­весия, по­кач­нулся и шлеп­нулся на пол. На мгно­вение все оце­пене­ли. За­тем раз­дался го­лос Люсь­ены:

- Спо­кой­но, Зо­ся. Зо­ся, спо­кой­но!

Ле­опар­ди­ха, по­вину­ясь, приш­ла в се­бя и вновь пог­ру­зилась в по­лусон­ное сос­то­яние. Не вы­пус­кая по­вод­ка, Люсь­ена приб­ли­зилась к краю сце­ны.

- Ты иди­от? - спро­сила она.

- Поп­ро­буй­те уга­дать, - от­ве­тил я, вы­тирая со лба вне­зап­но выс­ту­пив­ший пот.

- Не ви­жу по­вода уга­дывать. Те­бе сколь­ко лет?

- Двад­цать че­тыре.

- И ни­како­го же­лания до­жить до двад­ца­ти пя­ти?

- С че­го вы взя­ли?

- С то­го, что хва­тать за шею взрос­ло­го ле­опар­да, это не луч­ший спо­соб про­жить дол­гую и счас­тли­вую жизнь. Со­ветую пой­ти в бу­фет и вы­пить пол­ный ста­кан конь­яку.

- Я уже вы­пил.

- За­будь, ми­лый. Тот конь­як, что ты вы­пил, уже пол­ми­нуты, как не в счет.

- А мож­но я две пор­ции за­кажу?

Ли­цо Люсь­ены изоб­ра­зило не­до­уме­ние.

- Хоть де­сять, - ска­зала она. - По­чему ты ме­ня об этом спра­шива­ешь?

- Од­ну я для вас хо­тел за­казать.

- Маль­чик, - ска­зала Люсь­ена, - не мо­рочь мне го­лову. У ме­ня, ес­ли ты за­был, че­рез пол­ча­са выс­тупле­ние.

- А пос­ле выс­тупле­ния?

Люсь­ена по­кача­ла го­ловой и ус­мехну­лась.

- Уди­витель­ный, всё же, тип. Ты до­живи спер­ва до окон­ча­ния кон­церта, в чем я, ска­жу те­бе чес­тно, нем­но­го сом­не­ва­юсь.

- А ес­ли до­живу?

- Вот тог­да и по­гово­рим. И имей в ви­ду, ес­ли ты еще хоть раз по­дой­дешь к мо­ей Зо­се, я не бу­ду ей осо­бен­но ме­шать.

Люсь­ена Тамм выс­ту­пала во вто­ром от­де­лении. Во вре­мя ан­трак­та я сбе­гал в под­земный пе­реход, где тор­го­вали цве­тами, вер­нулся с бу­кетом баг­ро­вых, под цвет ее ша­ли, роз и, по­ложив их на ко­лени, усел­ся на единс­твен­ное сво­бод­ное мес­то в пер­вом ря­ду. Спус­тя ми­нуту ко мне по­дошел муж­чи­на лет со­рока с рас­тре­пан­ной бо­родой и встре­вожен­ны­ми гла­зами.

- Про­шу про­щения, - ска­зал он, - но это мое мес­то. Я тут си­дел в пер­вом от­де­лении.

- Я вам ве­рю, - кив­нул я. - Вы тут си­дели в пер­вом от­де­лении, а я по­сижу во вто­ром. Так бу­дет спра­вед­ли­во.

Ви­димо, у это­го че­лове­ка бы­ли дру­гие пред­став­ле­ния о спра­вед­ли­вос­ти, по­тому что мой от­вет со­вер­шенно его не удов­летво­рил.

- Мо­лодой че­ловек, - нер­вно про­гово­рил он, - прек­ра­тите это хамс­тво и ос­во­боди­те мое мес­то.

- Не­уже­ли я ве­ду се­бя по-хам­ски? - рас­те­рял­ся я. - Из­ви­ните. Мне это, чес­тное сло­во, не свой­ствен­но. Но об­сто­ятель­ства сло­жились так, что мне, хоть трес­ни, нуж­но си­деть в пер­вом ря­ду. Мне, ко­неч­но, очень стыд­но, я, мо­жет, всю ос­тавшу­юся жизнь бу­ду сты­дить­ся, но ни­куда от­сю­да не уй­ду.

- Вы су­мас­шедший? - спро­сил муж­чи­на.

- Да, ес­ли это вас ус­по­ко­ит. Да­вай­те вы ме­ня еще как-ни­будь на­зове­те и мы на этом при­мирим­ся.

- А ес­ли я ми­лицию по­зову?

Я вздох­нул и по­манил бо­рода­того паль­цем, приг­ла­шая нак­ло­нить­ся. Он с не­кото­рой не­реши­тель­ностью скло­нил­ся ко мне, точ­но опа­сал­ся, что я в при­пад­ке нев­ме­ня­емос­ти плю­ну ему на бо­роду.

- По­нима­ете, - за­шеп­тал я, - де­ло в том, что я под­садка. Я дол­жен си­деть здесь. Мы же не хо­тим сор­вать но­мер из­вес­тной ил­лю­зи­онис­тке. Вы те­перь то­же в кур­се, так что мы, мож­но ска­зать, од­на ко­ман­да.

- А по­чему ме­ня ник­то не пре­дуп­ре...

- Ти­ше! - про­шипел я. - За­чем же вы на весь зал афи­ширу­ете ма­гичес­кие сек­ре­ты? Или вам в са­мом де­ле ней­мет­ся сор­вать но­мер?

- Лад­но, черт с ва­ми, - про­буб­нил бо­рода­тый. - Бе­зоб­ра­зие ка­кое...

Он нап­ра­вил­ся прочь.

- Эй! - нег­ромко ок­ликнул я его.

Бо­рода­тый обер­нулся. Я за­говор­щецки под­мигнул ему и сде­лал ру­кою "рот фронт". Бо­рода­тый ме­хани­чес­ки под­мигнул мне в от­вет, по­том вы­ругал­ся в бо­роду и поб­рел ис­кать мес­то в дру­гих ря­дах.

За тем, что про­ис­хо­дило на сце­не, я сле­дил нев­ни­матель­но и рас­се­ян­но. Да­же ког­да выс­ту­пали мои друзья, я мыс­ленно же­лал им пос­ко­рее за­кон­чить но­мер и уб­рать­ся к чер­ту. Мне не тер­пе­лось уви­деть Люсь­ену Тамм. На­конец, кон­фе­рансье, сде­лав эф­фек­тную па­узу и наб­рав в лег­кие по­боль­ше воз­ду­ха, объ­явил:

- Вы-ыс­ту­па-а­ают... нес­равнен­ная Люсь­ена Та-а­амм... и ее об­во­рожи­тель­ная по­мо-о­ощ­ни­ца... Зо-о­ося!

Под ап­ло­дис­мент на сце­ну из по­лусум­ра­ка выш­ла Люсь­ена всё в том же не­веро­ят­ном чер­ном платье с баг­ро­вой шалью. Бро­сив в пуб­ли­ку взгляд из­ба­лован­но­го де­мона, она плав­но взмах­ну­ла по­долом платья, рас­крыв его по­луве­ером, слов­но тан­цу­ющая ис­панка, за­тем рез­ко, рас­се­кая воз­дух, опус­ти­ла, и ря­дом с нею воз­никла ле­опар­ди­ха Зо­ся, ук­ра­шен­ная ро­зовым бан­том по­верх ошей­ни­ка.

- Бра­во! - зак­ри­чали в за­ле.

Я обер­нулся, что­бы пос­мотреть, кто это так не­ис­то­во ре­аги­ру­ет, ни­кого под­хо­дяще­го не об­на­ружил и по­нял вдруг, что это вык­рикнул я. На ме­ня ко­со гля­нули со­седи по пра­вую и по ле­вую ру­ку, и я мыс­ленно при­казал се­бе вы­ражать свои эмо­ции чуть ме­нее бур­но.

Чес­тно го­воря, но­мер Люсь­ены был скуч­но­ват, что не мог­ло ук­рыть­ся да­же от ме­ня, че­лове­ка, в об­щем-то, да­леко­го от фо­кусов. Ожив­ля­ла его раз­ве что Зо­ся, из пас­ти ко­торой Люсь­ена вы­тас­ки­вала ка­кие-то не­мыс­ли­мые плат­ки, лен­ты, бу­маж­ные цве­ты и ве­еры. Под ко­нец Люсь­ена, встав на од­но ко­лено, при­под­ня­ла ле­опар­ди­ху и по­ложи­ла се­бе на пле­чи, слов­но рос­кошное пят­нистое боа, изящ­но пе­реки­нув на спи­ну бол­та­ющий­ся хвост. Зал веж­ли­во зах­ло­пал, я вско­чил, бе­шен­но ру­коп­леская, схва­тил бу­кет роз, бро­сил­ся к сце­не и воз­ло­жил цве­ты у ног Люсь­ены.

- Опять ты? - впол­го­лоса уди­вилась она.

- Я.

- И где ж ты ус­пел раз­до­быть бу­кет?

- Ог­ра­бил про­ез­жавшую ми­мо свадь­бу.

- Дру­гому бы не по­вери­ла, а те­бе по­верю. Сядь на мес­то, не­нор­маль­ный. Зо­ся уже нер­вни­ча­ет.

Ле­опар­ди­ха, ка­жет­ся, и в са­мом де­ле уз­на­ла ме­ня, но осо­бой ра­дос­ти при этом не ис­пы­тала. На­до по­лагать, что ес­ли бы не при­сутс­твие хо­зяй­ки, она с удо­воль­стви­ем до­вела бы вы­яс­не­ние на­ших от­но­шений до ло­гичес­ко­го кон­ца. Я ре­тиро­вал­ся и, по­вер­нувшись, встре­тил­ся взгля­дом с си­дев­шим в пя­том ря­ду бо­рода­тым муж­чи­ной, ко­торо­го я так наг­ло ли­шил за­кон­но­го мес­та. В ли­це бо­рода­того прог­ля­дова­ло не­до­уме­ние, сме­шан­ное с из­рядной до­лей по­доз­ре­ния, что его здо­рово на­дули. Я сно­ва под­мигнул ему, он чис­то ав­то­мати­чес­ки под­мигнул мне в от­вет, за­тем рас­сердил­ся на се­бя, скор­чил гнус­ную ро­жу и по­казал мне ку­лак Я прыс­нул и усел­ся на не­чес­тно за­во­еван­ное мес­то. До кон­ца пред­став­ле­ния ос­твав­лось ми­нут трид­цать. Я не до­сидел эти пол­ча­са, и ког­да свет меж­ду дву­мя но­мера­ми по­гас, ри­нул­ся, вос­поль­зо­вав­шись тем­но­тою, в бу­фет. В бу­фете бы­ло пус­то, за при­лав­ком из свет­ло­го де­рева ску­чала, раз­гля­дывая по­толок, мо­лодень­кая пух­лая бу­фет­чи­ца в го­лубом чеп­це.

- Мне, по­жалуй­ста, бу­тыл­ку шам­пан­ско­го и бу­тыл­ку конь­яка, - поп­ро­сил я.

Бу­фет­чи­ца ис­ко­са гля­нула на ме­ня, за­тем сно­ва ус­та­вилась в по­толок.

- На вы­нос не про­да­ем, - ле­ниво про­гово­рила она.

- А я и не со­бирал­ся вы­носить.

- Про­да­ем толь­ко в раз­лив.

- Даю сло­во раз­лить всё, что ока­жет­ся в этих бу­тыл­ках.

- Мо­лодой че­ловек, вы что, не по­нима­ете? - Бу­фет­чи­ца по­выси­ла го­лос. - Про­да­ем толь­ко в раз­лив. Вы­нос стро­го вос­пре­ща­ет­ся.

- Это вы не по­нима­ете, - ска­зал я. - Здесь, в этом двор­це, на­ходит­ся са­мая уди­витель­ная, не счи­тая, ко­неч­но, вас, жен­щи­на на све­те. Од­но­го ее взгля­да дос­та­точ­но, что­бы ук­ро­тить бе­шен­но­го ле­опар­да. И вы пред­ла­га­ете мне пос­та­вить пе­ред нею шам­пан­ское или конь­як, раз­ли­тые по гра­нен­ным ста­канам? Да я со сты­да сго­рю. Хо­рошо, ес­ли вы при всей сво­ей внеш­ней пре­лес­ти та­кая бес­чувс­твен­ная, на­лей­те мне конь­як и шам­пан­ское в две хрус­таль­ные ва­зы и про­дай­те вмес­те с ни­ми.

- У нас нет хрус­таль­ных ваз, - ска­зала бу­фет­чи­ца, с лю­бопытс­твом пог­ля­дев на ме­ня и улыб­нувшись кра­еш­ком рта.

- Вот ви­дите. У вас нет хрус­таль­ных ваз, а у ме­ня нет де­нег, чтоб их ку­пить. Но я пы­та­юсь сде­лать не­воз­можное. Так по­пытай­тесь же и вы и про­дай­те мне конь­як и шам­пан­ское в бу­тыл­ках. А я по­молюсь, чтоб этот ваш ма­лень­кий грех пе­ред бу­фетом был за­чис­лен в ряд бла­годе­яний пе­ред че­ловес­твом.

- Ты то­же из этих... из ар­тистов? - спро­сила бу­фет­чи­ца, улыб­нувшись вто­рым угол­ком рта.

- Что вы, где уж мне. Я... я поч­таль­он. Ес­ли вы да­дите мне ваш ад­рес, я круг­лый год бу­ду при­носить вам поз­дра­витель­ные от­крыт­ки. Вас как зо­вут?

- На­дей.

- На­дя... На­день­ка.... Ка­кое за­меча­тель­ное имя. Оно все­ля­ет в ме­ня на­деж­ду. Не об­ма­ните ее, про­дай­те мне бу­тыл­ку конь­яка и бу­тыл­ку шам­пан­ско­го.

На­дя по­коси­лась на дверь.

- Лад­но, - ска­зала она. - Та­ру по­том вер­нешь. Толь­ко да­вай по-быс­тро­му.

Она упа­кова­ла бу­тыл­ки в плас­ти­ковый па­кет, я рас­пла­тил­ся и, не удер­жавшись, наг­нулся че­рез при­лавок и по­цело­вал ее в ще­ку.

- Но-но, - ска­зала На­дя, впро­чем, не отс­тра­ня­ясь. - По­бере­ги по­целуй­чи­ки для этой сво­ей... ук­ро­титель­ни­цы ле­опар­дов... Поч­таль­он, - хи­хик­ну­ла она.

В это вре­мя две­ри рас­пахну­лись и в у­ют­ный ин­тим бу­фета ва­лом по­вали­ла пуб­ли­ка, на­сытив­ша­яся зре­лища­ми и жаж­ду­щая хле­ба. Ме­ня ми­гом от­терли от при­лав­ка. Рас­цвет­шая и по­неж­невшая на мгно­вение На­дя сра­зу же по­тус­кне­ла и ог­ру­бела, в ее жес­тах и осан­ке по­яви­лось что-то про­фес­си­ональ­но от­чужден­ное и ха­мова­тое, а в го­лосе заз­ву­чали прон­зи­тель­ные, как скрип ко­лодез­но­го во­рота, нот­ки:

- А ну, не на­пирай­те там! При­лавок хо­тите сло­мать? Что вы мне свои день­ги су­ете, не ви­дите, я еще че­лове­ка не об­слу­жила. Как ди­кари, чес­тное сло­во!

Я ото­шел от при­лав­ка с за­вет­ным па­кетом в ру­ках и ка­кою-то грустью внут­ри. Впро­чем, дол­го пог­рустить мне не уда­лось, пос­коль­ку в бу­фет наг­ря­нули мои при­яте­ли.

- Ну, - тре­бова­тель­но по­ин­те­ресо­вались они, - как мы выс­ту­пили?

- Бес­по­доб­но, - от­ве­тил я.

- Так-так. Мы, зна­чит, бес­по­доб­но выс­ту­пили, а цве­ты Люсь­ене по­дарил?

- Она, всё-та­ки, жен­щи­на. Ког­да вы ста­нете жен­щи­нами, я вам каж­дый день по бу­кету да­рить бу­ду.

- Го­ворят, ее ле­опар­ди­ха чуть те­бя не заг­рызла?

- Врут, - от­ве­тил я. - Как она мог­ла ме­ня заг­рызть, ес­ли у нее зу­бов нет?

- Что зна­чит нет зу­бов? - опе­шили мои друзья.

- Нет зна­чит нет. Люсь­ена са­ма ей спи­лила зу­бы в це­лях бе­зопас­ности. А ког­да вы­пус­ка­ет ее на сце­ну, на­дева­ет ей бу­тафор­ские, чтоб впе­чат­ле­ния не пор­тить.

- Ка­кая бес­пардон­ная брех­ня!

- Не ве­рите - спро­сите у Люсь­ены. Да вы на­роч­но сунь­те ей ру­ку в пасть и по­щупай­те. Шпон, кар­тон и пе­ноп­ласт. Толь­ко не про­бол­тай­тесь ни­кому, а то Люсь­ена ме­ня убь­ет. Где она, кста­ти?

- Ле­опар­ди­ха?

- Да к чер­ту ле­опар­ди­ху. Люсь­ена где?

- Наш маль­чик, ка­жет­ся, влю­бил­ся, - за­лыби­лись мои друзья. - В гри­мер­ке она, где ж ей быть еще. Да нап­люй ты на нее, она не при­веди Гос­подь что за стер­ва. И стар­ше те­бя лет на де­сять. По­еха­ли, от­ме­тим на­ше выс­тупле­ние.

- Вы ез­жай­те, - ска­зал я, - а я пос­ле подъ­еду.

- Ког­да?

- День­ка че­рез два. Или сколь­ко там еще кон­гресс прод­лится?

Друзья мои толь­ко го­ловой по­кача­ли.

- Смот­ри, не по­гиб­ни на этой не­рав­ной вой­не. Люсь­ена плен­ных не бе­рет. Что на­писать на тво­ем по­хорон­ном вен­ке?

- "Пав­ше­му ге­рою от скор­бя­щих иди­отов". За­пом­ни­те ме­ня мо­лодым и иди­те к чер­ту.

Мы неж­но рас­про­щались и я от­пра­вил­ся ис­кать Люсь­ени­ну гри­мер­ку. Ожив­ле­ние за ку­лиса­ми улег­лось к то­му вре­мени до пол­ней­ше­го шти­ля, ар­тисты ли­бо раз­бре­лись, ли­бо разъ­еха­лись по до­мам и гос­ти­ницам, и лишь в од­ном из за­кут­ков мне уда­лось об­на­ружить двух ра­бочих сце­ны. Они рас­по­ложи­лись у по­жар­но­го щи­та, ды­мя па­пиро­сами и по­тяги­вая пор­твейн из плас­ти­ковых ста­кан­чи­ков, на свой лад от­ме­чая за­вер­ше­ние пер­во­го дня кон­грес­са.

- При­вет, упы­ри - ска­зал я.

- Здо­ров, цик­лоп, - от­ве­тил они.

- Че­го это "цик­лоп"?

- А ща в гла за упы­рей по­лучишь... Пор­твей­ну хош?

- Не, - от­ве­тил я, - спа­сибо. У ме­ня сна­ряды по­мощ­нее. - Я звяк­нул па­кетом. - Люсь­ену Тамм не ви­дели?

- Где там? - где не по­няли они.

- Ну, здесь где-то.

- Так там или здесь? Чё ты нам по ушам ез­дишь? Пь­яный, что ли?

- Ага, - от­ве­тил я. - Я всег­да пь­яный.

- Ува­жа­ем, - одоб­ри­тель­но кив­ну­ли они. - Пор­твей­ну хош?

- Не хо­чу, - от­ве­тил я. - Вы что, Люсь­ену Тамм не зна­ете? Ну, фо­кус­ни­ца с ле­опар­ди­хой.

- А! - ска­зали они. - Суч­ка с кош­кой. Зна­ем. Ее ко­шак, го­ворят, се­год­ня ка­кого-то пси­ха лох­ма­того сож­рать хо­тел.

- Лох­ма­тый псих - это я, - пред­ста­вил­ся я.

Ра­бочие с ин­те­ресом гля­гули в мою сто­рону.

- Ува­жа­ем, - за­яви­ли они. - Пор­твей­ну хош? По та­кому де­лу...

- Пос­ле, - ска­зал я. - Так где мне Люсь­ену най­ти?

- А за­чем она те­бе?

- Хо­чу ко­шаку ее мор­ду на­бить.

- Сду­рел?

- А че­го он на лю­дей ки­да­ет­ся? У нас тут не Аф­ри­ка, чтоб на лю­дей ки­дать­ся.

- Ува­жа­ем, - ска­зали ра­бочие. - Мож, выпь­ешь пор­твей­ну?

- Вот раз­бе­русь с ко­шаком и выпью. Так где Люсь­ена?

- А пря­мо по ко­ридо­ру и на­лево, вто­рая дверь за уг­лом.

- Спа­сибо, - ска­зал я.

- Не за что, са­мо­уби­вец. Ес­ли в жи­вых ос­та­нешь­ся - при­ходи. С па­кетом сво­им. - Они по­тяну­ли но­сами воз­дух и меч­та­тель­но до­бави­ли: - Ло­шадь­як с шам­пу­сом. Си­ла...

Я про­шел пря­мо по ко­ридо­ру, свер­нул на­лево и пос­ту­чал­ся во вто­рую дверь.

- Да? - ос­ве­доми­лись за дверью.

- Это Люсь­ена или Зо­ся? - на вся­кий слу­чай спро­сил я.

- Очень смеш­но. Зо­ся в клет­ке. Но ра­ди та­кого ос­тро­ум­но­го ви­зите­ра мо­гу вы­пус­тить ее на­ружу.

- Не сто­ит, я к вам.

Я от­крыл дверь и во­шел в гри­мер­ку. Люсь­ена, ус­певшая пе­ре­одеть­ся в тем­но-фи­оле­товый япон­ский ха­лат, ра­зук­ра­шен­ный жел­ты­ми дра­кона­ми, си­дела в крес­ле пе­ред зер­ка­лом и с ви­димым удо­воль­стви­ем лю­бова­лась со­бой.

- О, Гос­по­ди, - про­гово­рила она, уви­дев мое от­ра­жение. - Сно­ва ты... Впро­чем, это­го сле­дова­ло ожи­дать.

- Ес­тес­твен­но, - под­твер­дил я. - Вы же ме­ня са­ми приг­ла­сили.

- Я? - Люсь­ена изог­ну­ла бровь. - Ког­да это я те­бя приг­ла­шала, наг­лец?

- А раз­ве вы не ска­зали, что ес­ли я до­живу до кон­ца пред­став­ле­ния, мы с ва­ми по­гово­рим нас­чет конь­яка... и про­чего?

Люсь­ена от­верну­лась от зер­ка­ла и гля­нула на ме­ня не­от­ра­жен­но­го. В ее взгля­де и во всей осан­ке ощу­щалось неч­то ко­ролев­ское.

- Не мо­гу по­нять, - про­рек­ла она, - че­го в те­бе боль­ше - глу­пос­ти или наг­лости?

- Они во мне сме­шаны в гар­мо­нич­ной про­пор­ции, - скром­но от­ве­тил я. - А нель­зя ли пе­ре­име­новать их в бе­зумие и дер­зость?

- По­ка не ви­жу по­вода для пе­ре­име­нова­ния.

Я бро­сил­ся к Люсь­ене и по­цело­вал ее в гу­бы, звяк­нув па­кетом о руч­ку крес­ла. В от­вет раз­да­лось ры­чание.

- Вы че­го? - изу­мил­ся я, от­пря­нув.

- Это Зо­ся, - ус­мехну­лась Люсь­ена. - Она в клет­ке, в кла­дов­ке. Что это у те­бя в па­кете зве­нит?

Я дос­тал бу­тыл­ку шам­пан­ско­го и пос­та­вил ее на гри­мер­ный сто­лик.

- Фу, - ска­зала Люсь­ена. - На­питок для ба­рышень из ПТУ, же­ла­ющих сой­ти за свет­ских дам. Та­кого не пью.

Я из­влек конь­як.

- Это уже нес­коль­ко бли­же к де­лу, - кив­ну­ла Люсь­ена. - Те­бе что, вы­пить не с кем?

- Не с кем, - от­ве­тил я. - Я се­год­ня ра­зог­нал от­ка­зами всех по­тен­ци­аль­ных со­бутыль­ни­ков - от за­кадыч­ных дру­зей до зас­лу­жен­ных ра­бот­ни­ков сце­ны.

- И ра­ди че­го та­кие жер­твы?

- Ра­ди ва­шего ис­кусс­тва, ко­торое тре­бу­ет от ме­ня жертв.

- Ты при­шел по­гово­рить об ис­кусс­тве?

- Ко­неч­но, нет, - от­ве­тил я. - Я при­шел по­гово­рить о бе­зоб­разном сос­то­янии же­лез­ных до­рог. Шпа­лы прог­ни­ли, рель­сы прор­жа­вели, элек­трич­ки опаз­ды­вют, ма­шинис­ты спи­ва­ют­ся...

- Иди сю­да, ду­рачок.

Я по-но­вой приб­ли­зил­ся к Люсь­ене. Она нак­ло­нила мою го­лову и по­цело­вала в лоб.

- А те­перь ез­жай до­мой, - ска­зала она. - И не огор­чай ро­дите­лей.

- Не мо­гу, - от­ве­тил я. - Мет­ро уже зак­ры­то.

- Пой­май так­си. Ты ведь, су­дя по цве­там, шам­пан­ско­му и конь­яку, из бо­гатень­ких? Маль­чик-ма­жор?

- Я маль­чик-ми­нор, - по­нурил­ся я. - И я бе­ден, как цир­ко­вая мышь. Мое так­си ве­зет дру­гого.

- Всё пот­ра­тил на цве­ты и вы­пив­ку?

- Не ва­ше де­ло.

- Не гру­би стар­шим. На так­си я дам те­бе де­нег. 

- Что? - воз­му­тил­ся я. - За ко­го вы ме­ня при­нима­ете?

- За са­мо­уве­рен­но­го аван­тю­рис­та.

- Уже по­луч­ше, чем наг­лый ду­рак.

- Ну, и что при­кажешь мне с то­бою де­лать?

- На­кор­мить, на­по­ить, ис­то­пить бань­ку...

- Ты гряз­ный и го­лод­ный?

- И жаж­ду­щий то­же.

- Лад­но, от­ку­пори­вай по­ка свой конь­як, - вздох­ну­ла Люсь­ена. - Что-ни­будь при­дума­ем.

Она от­кры­ла тум­бочку гри­мер­но­го сто­ла и дос­та­ла от­ту­да два ста­кана. По­мимо это­го сто­ла в не­боль­шой гри­мер­ке имел­ся так­же жур­наль­ный сто­лик, два крес­ла, шкаф для одеж­ды и склад­ной ди­ван, об­тя­нутый зе­леным плю­шем. Дверь в кла­дов­ку, где сто­яла клет­ка с за­пер­той в ней Зо­сей, бы­ла плот­но зак­ры­та на ключ, ос­тавлен­ный в сква­жине зам­ка.

Я на треть на­пол­нил ста­каны конь­яком.

- За что выпь­ем? - спро­сила Люсь­ена.

- За Зо­сю.

- Вот как?

- Ко­неч­но. Ес­ли ра­зоб­рать­ся, то это она нас поз­на­коми­ла. За что я и по­дарил ей цве­ты.

- Ах, зна­чит ей, а не мне?

- А вам конь­як. Я бы сде­лал на­обо­рот, но не был уве­рен, пь­ет Зо­ся или нет. За Зо­сю!

Мы вы­пили.

- На­кор­мить те­бя, бо­юсь, не удас­тся, - ска­зала Люсь­ена. - У ме­ня да­же за­кусить не­чем.

- А я не за­кусы­ваю конь­як, - от­ве­тил я. - Я его за­нюхи­ваю ок­ру­жа­ющи­ми аро­мата­ми. Вы поз­во­лите?

Я ут­кнул­ся но­сом в мед­но-ры­жую гри­ву Люсь­ени­ных во­лос. Те пах­ли тон­кой смесью пар­фю­мерии, гри­ма и зве­рино­го при­сутс­твия.

- Бо­жес­твен­но, - ска­зал я.

Люсь­ена ус­мехну­лась.

- Маль­чи­ку за­хоте­лось эк­зо­тики? - спро­сила она.

- Не на­зывай­те ме­ня маль­чи­ком. Это не ак­ту­аль­но.

- Тог­да не го­вори мне "вы".

- Боль­ше не бу­ду. Да­вай­те... да­вай зак­ре­пим это и выпь­ем на бру­дер­шафт.

- Ду­ма­ешь ме­ня спо­ить? - сно­ва ус­мехну­лась Люсь­ена. - Не на­дей­ся.

- Я и не на­де­юсь... на это.

- А на что ты на­де­ешь­ся?

- На чу­до.

- На ка­кое чу­до?

- На са­мое чу­дес­ное чу­до. Вдруг мои сло­ва дой­дут до ва... до тво­их ушей, а мое мол­ча­ние до тво­его сер­дца.

- Сна­чала хо­телось бы ус­лы­шать, как ты мол­чишь.

Я за­мол­чал.

- Зна­ешь, твое мол­ча­ние мне нра­вит­ся боль­ше, - ска­зала Люсь­ена. - Сол­нышко, а ты ме­ня не бо­ишь­ся?

- А по­чему я дол­жен те­бя бо­ять­ся?

- Всё-та­ки, я ук­ро­титель­ни­ца. Ма­ло ли что при­дет мне в го­лову... Вдруг я зас­тавлю те­бя пры­гать че­рез об­руч?

- Го­рящий?

- Не ис­клю­чено.

- А го­лову мне в пасть не по­ложишь?

- Это ты су­ешь свою не­лепую юную го­лову мне в пасть. Не бо­ишь­ся, что от­ку­шу?

- Нет, не бо­юсь. От­ку­сывай. По-мо­ему, бо­ишь­ся ты.

- Я? - Люсь­ена как-то че­рес­чур уж по-ак­тер­ски при­под­ня­ла бро­ви. - Ма­лень­кий, а ты не со­шел с ума? Че­го мне бо­ять­ся? Под статью о сов­ра­щении ма­лоле­ток ты уже не под­хо­дишь.

- Ты по­любить бо­ишь­ся, - от­ве­тил я. - По­казать­ся сла­бой и глу­пой бо­ишь­ся. Так и пу­тешес­тву­ешь из го­рода в го­род со сво­ей Зо­сей, но­чу­ешь по гри­мер­кам, а ког­да не мо­жешь ус­нуть, слу­ша­ешь, как в со­сед­ней ком­на­те, в клет­ке, хо­дит из уг­ла в угол и тос­кли­во ры­чит твоя ле­опар­ди­ха.

- По­шел вон от­сю­да, - ска­зала Люсь­ена Тамм.

- Не пой­ду.

- Хо­чешь, что­бы я вы­пус­ти­ла Зо­сю?

- Вы­пус­кай.

Люсь­ена взя­ла с гри­мер­но­го сто­лика бу­тыл­ку конь­яка, на­лила се­бе пол­ста­кана и вы­пила зал­пом.

- От­ку­да ты взял­ся на мою го­лову? - про­гово­рила она. - Те­бе пе­репих­нуть­ся не с кем? Сверс­тниц не ос­та­лось? Или за­хоте­лось по­опыт­ней и по­ис­ку­шен­ней? Эди­пов ком­плекс за­гово­рил?

- Ду­ра, - ска­зал я.

- И это всё? Ку­да по­дева­лось твое ос­тро­умие? Ску­кожи­лось и спря­талось? Я люб­лю ос­тро­ум­ных муж­чин. Пом­ню, был у ме­ня один ос­тро­умец, пос­тарше те­бя, ес­тес­твен­но, так тот, на­тяги­вая пре­зер­ва­тив, го­ворил сво­ему "друж­ку": "За­щищай­тесь, су­дарь!" А ты сво­ему что го­воришь?

- А ты дей­стви­тель­но стер­ва.

- Ты на­зыва­ешь сво­его "друж­ка" стер­вой? Ка­кое тон­кое из­вра­щение. По­чему ты не пь­ешь конь­як? Хо­чешь, чтоб я од­на на­пилась?

Я на­лил се­бе.

- Боль­ше, боль­ше на­ливай! Все мои муж­чи­ны пи­ли мно­го, а пос­ле про­щания со мною вов­се спи­вались.

- Гром­че, - ска­зал я.

- Что?

- Гром­че об этом ори. Тог­да, мо­жет, са­ма по­веришь.

- Ка­кой же ты ми­лый, ког­да сер­дишь­ся. Го­воришь зло, по-взрос­ло­му, а крас­не­ешь, как ре­бенок. Те­бе точ­но двад­цать че­тыре?

- Ты са­ма как ре­бенок, - от­ве­тил я. - Хвас­та­ешь­ся, врешь, кор­чишь из се­бя бы­валую стер­ву. При­дума­ла се­бе иди­от­скую роль и ша­га­ешь с нею по жиз­ни, воя от оди­ночес­тва. Про­дол­жай иг­рать.

Я нап­ра­вил­ся к две­ри.

- Ты ку­да, ду­рачок? - Го­лос Люсь­ены вне­зап­но по­неж­нел.

- До­мой, - бур­кнул я. - Или в гос­ти. Мне, сла­ва Бо­гу, есть ку­да пой­ти.

- Так ведь мет­ро зак­ры­то.

- Так­си возь­му.

- А день­ги?

- Обой­дусь. По­ка бу­ду ехать, рас­ска­жу так­систу свою ис­то­рию. Он ме­ня пой­мет, по­сочувс­тву­ет, стук­нет ра­зок мон­ти­ров­кой и от­пустит без уп­ла­ты. "Пол­зи, - ска­жет, - бра­тиш­ка. Ти­хо пол­зи по скло­ну Фуд­зи".

- Не нуж­но ни­куда ид­ти. - Люсь­ена по­дош­ла ко мне и об­ви­ла мою шею ру­ками. Взгляд ее стал об­во­лаки­ва­юще мяг­ким, а гу­бы чувс­твен­ны­ми и по-дет­ски без­за­щит­ны­ми.

- За­те­яла но­вую иг­ру? - по­пытал­ся ус­мехнуть­ся я, чувс­твуя, как кровь при­лива­ет к каж­дой кле­точ­ке мо­его те­ла.

- На­обо­рот. Иг­ры за­кон­чи­лись. Я по­была ук­ро­титель­ни­цей, а те­перь я прос­то жен­щи­на. Мы оба бы­ли и ук­ро­тите­ли, и зве­ри. Ма­лень­кие глу­пые зве­руш­ки. Да­вай ста­нем  людь­ми. По­целуй ме­ня.

Я по­цело­вал - спер­ва роб­ко, по­том неж­но, а за­тем неж­ность моя ку­да-то уш­ла и по­яви­лась со­вер­шенно не­понят­ная сви­репость - ма­лень­кая глу­пая зве­руш­ка внут­ри ме­ня не хо­тела ста­новить­ся че­лове­ком. А по­том она вдруг ути­хоми­рилась и сде­лалась сов­сем руч­ной, уже глу­бокой ночью, ког­да лу­на, наг­ло пя­лив­ша­яся в ок­но гри­мер­ки, проп­лы­ла ми­мо, а пру­жины плю­шево­го ди­вана умол­кли, и ста­ло слыш­но, как за сте­ной, в кла­дов­ке, тос­кли­во ры­чит ле­опар­ди­ха, ца­рапая ког­тя­ми пол и гры­зя клы­ками прутья клет­ки.

На сле­ду­ющее ут­ро Люсь­ена поч­ти сил­ком прог­на­ла ме­ня до­мой, за­явив, что за нес­коль­ко ча­сов мо­его от­сутс­твия ни­чего с нею не слу­чит­ся, а мне ни­как не пов­ре­дит, ес­ли я нем­но­го пос­плю, по­ем и прих­ва­чу из до­му зуб­ную щет­ку. Эта зуб­ная щет­ка ме­ня по­чему-то ус­по­ко­ила.

- Ты пра­ва, - ска­зал я. - Чис­тые зу­бы - чис­тые от­но­шения. У каж­до­го че­лове­ка дол­жна быть своя зуб­ная щет­ка и губ­ная гар­мошка.

До­ма я по­чувс­тво­вал се­бя не­уют­но. Ни спать, ни есть мне не хо­телось. Я поп­ро­бовал по­читать кни­гу, но об­на­ружил, что чи­таю ми­мо строк. Тог­да я при­нял душ, сва­рил се­бе ко­фе и вы­шел на бал­кон с чаш­кой и си­гаре­той. Вы­пив ко­фе и до­курив, я ощу­тил се­бя еше неп­ри­ка­ян­ней. Труд­но бы­ло на­ходить­ся от­дель­но от сво­их мыс­лей, а мыс­ли мои бы­ли яв­но не до­ма. Я сло­жил в сум­ку кое-что из ве­щей, не за­быв про зуб­ную щет­ку, взял по­боль­ше де­нег и по­ехал в центр. До на­чала пред­став­ле­ния вто­рого  дня кон­грес­са ос­та­валось ча­сов пять. Я по­гулял по цен­тру, пы­та­ясь от­вя­зать­ся от мыс­лей, ко­торые но­рови­ли увес­ти ме­ня в сто­рону Ок­тябрь­ско­го двор­ца. Мне не очень-то хо­телось, что­бы Люсь­ена, ви­дя мою нас­тырность, соч­ла ме­ня окон­ча­тель­но и бес­по­ворот­но ук­ро­щен­ным. Я бес­смыс­ленно бро­дил по вя­зи уло­чек, убеж­дая се­бя, что нас­лажда­юсь теп­лым май­ским день­ком, цве­тени­ем каш­та­нов и об­лу­пив­ши­мися фа­сада­ми зда­ний. По­том мне за­хоте­лось ко­фе, и я, об­ра­дован­ный этим вне­зап­ным от­вле­ка­ющим же­лани­ем, за­шел в бли­жай­шую ка­феш­ку и сел за сто­лик. По­ка я раз­мышлял, не за­казать ли мне к ко­фе рюм­ку конь­яку, в ка­феш­ку заш­ли двое - ко­рот­ко стри­женый па­рень и де­вуш­ка. Ли­цо пар­ня бы­ло мне нез­на­комо, а вот ли­цо де­вуш­ки зна­комо нас­толь­ко, что я по­жалел, что не мо­гу прев­ра­тить­ся в не­видим­ку. Я наг­нулся, де­лая вид, что за­вязы­ваю шнур­ки, но бы­ло поз­дно.

- При­вет, - раз­дался на­до мною яз­ви­тель­ный го­лосок. - Ка­кая встре­ча.

- Не­ожи­дан­ная, - про­бур­чал я, гля­нув вверх.

- Нас­толь­ко не­ожи­дан­ная, что ты от рас­те­рян­ности пы­та­ешь­ся за­вязать шнур­ки на туф­лях без шнур­ков?

- Мои туф­ли, что хо­чу, то на них и за­вязы­ваю, - ог­рызнул­ся я.

- Аня, - про­басил па­рень, - это кто?

- Это, Ди­моч­ка, мой быв­ший... как бы по­ин­телле­ген­тней вы­разить­ся... кро­восос. Во­об­ще, ред­кос­тная сво­лочь. Ес­ли те­бе ког­да-ни­будь за­хочет­ся ока­зать­ся в су­мас­шедшем до­ме, по­об­щай­ся с ним ча­сика три.

- Че­го это я дол­жен с ним об­щать­ся, - бур­кнул Ди­моч­ка.

- Пра­виль­но, - кив­нул я. - Не на­до со мною об­щать­ся. Об­щай­тесь друг с дру­гом. Я вот сей­час уй­ду и об­щай­тесь до по­сине­ния. А уж кто из вас по­том ока­жет­ся в су­мас­шедшем до­ме - ме­ня, в об­щем-то, ма­ло бес­по­ко­ит.

- Не ха­ми, - ска­зала Аня. - Ди­моч­ка, ска­жи ему, чтоб он вел се­бя по­веж­ли­вей.

- Ты это... - па­рень с уко­ром пос­мотрел на ме­ня, - по­веж­ли­вей да­вай.

- Ди­ма, - от­ве­тил я, - ска­жи Ане, что в на­шем го­роде жи­вет без ма­лого три мил­ли­она че­ловек.

- В на­шем го­роде, - на­чал бы­ло Ди­ма, по­вер­нувшись к Ане, - жи­вет без ма­лого... Эй! - он сно­ва гля­нул на ме­ня. - А че­го это я дол­жен ей го­ворить, ско­ко лю­дей жи­вет в на­шем го­роде?

- А то­го, - ска­зал я, - что в го­роде жи­вет поч­ти три мил­ли­она че­ловек, а стол­кнуть­ся мне на­до бы­ло имен­но с нею. Пе­реве­ди.

- Ди­ма, - Аня сдви­нула бро­ви, - он сей­час не толь­ко сно­ва мне ха­мит, но еще и над то­бой из­де­ва­ет­ся.

- Ты че­го, из­де­ва­ешь­ся? - су­рово спро­сил ме­ня Ди­ма.

- Я? Как я мо­гу над то­бой из­де­вать­ся, ес­ли я те­бя в пер­вый раз ви­жу? Это Аня над на­ми обо­ими из­де­ва­ет­ся. Она это уме­ет.

- Ди­ма, - ска­зала Аня, - дай ему по мор­де.

- За что? - уди­вил­ся Ди­ма.

- Как за что! Он же мой быв­ший, он со мной це­ловал­ся, он...

- Так ме­ня ж тог­да у те­бя еще не бы­ло. 

- Ты что, его бо­ишь­ся?

- Че­го это я бо­юсь? Ни­чего я не бо­юсь. Прос­то я...

- А ты? - Аня вон­зи­ла в ме­ня гла­за-бу­рав­чи­ки. - Ты не хо­чешь дать ему по мор­де?

- А я-то ему за что?

- Как за что? Он встре­ча­ет­ся с тво­ей быв­шей де­вуш­кой, он це­лу­ет­ся с ней, он с ней...

- И я ему за это ди­ко бла­года­рен, - зак­лю­чил я.

- Ну и му­жики пош­ли! - по­кача­ла го­ловой Аня. - Тряп­ки, а не му­жики. Вы еще друг с дру­гом по­целуй­тесь, и всё с ва­ми бу­дет яс­но.

- Че­го это я с ним дол­жен це­ловать­ся, - бур­кнул Ди­ма.

- Ди­ма, ес­ли ты не­мед­ленно не дашь ему по мор­де, меж­ду на­ми всё кон­че­но!

Ди­ма вздох­нул.

- Друг... ты то­го... из­ви­ни... - про­бор­мо­тал он и ко­рот­ко, без за­маха, зас­ве­тил мне в глаз.

Я по­терял рав­но­весие и сва­лил­ся вмес­те со сту­лом.

Бу­фет­чи­ца и две кур­си­ру­ющие по за­лу офи­ци­ан­тки взвиз­гну­ли.

- Ди­ма, ты что, иди­от?! - наб­ро­силась на Ди­му Аня.

- Ты ж са­ма про­сила...

- А ес­ли б я поп­ро­сила его за­резать? Ты б за­резал?

- Не знаю... Так ты ж не про­сила... Друг, ты не оби­жай­ся, - он про­тянул мне ру­ку, - я ж не со зла...

- Я и не оби­жа­юсь, - от­ве­тил я, ух­ва­тив его за ру­ку и под­ни­ма­ясь.

- Точ­но?

- Точ­но.

- И ты ме­ня из­ви­ня­ешь, друг?

- Ко­неч­но. На­де­юсь, брат, что и ты ме­ня прос­тишь.

С эти­ми сло­вами я за­ехал Ди­моч­ке в ску­лу. Ди­моч­ка удив­ленно гля­нул на ме­ня по­шат­нулся, за­цепил­ся за нож­ку сто­ла и рух­нул на пол.

- Ми­лиция! - за­вопи­ла бу­фет­чи­ца.

- Гос­по­да, рвем ког­ти, - впол­го­лоса пред­ло­жил я. - Ми­лиция в мои се­год­няшние пла­ны не вхо­дит.

Мы быс­тро по­мог­ли Ди­моч­ке встать на но­ги и ри­нулись к вы­ходу. На по­роге я обер­нулся.

- Хо­рошее у вас ка­фе, - ска­зал я ос­толбе­нело гля­дещей нам вслед бу­фет­чи­це, - у­ют­ное.

- Бе­жим осю­да, - за­шипе­ла на ме­ня Аня.

Мы пром­ча­лись квар­та­ла три, ны­ряя во все­воз­можные пе­ре­ул­ки.

- Ну, - ска­зал я, ког­да мы, на­конец, ос­та­нови­лись, - на этом, гос­по­да, на­ши прик­лю­чения за­кан­чи­ва­ют­ся, а пу­ти рас­хо­дят­ся. Бла­года­рю вас за чу­дес­но про­веден­ный день и не­забы­ва­емую встре­чу.

- Вы прос­то два иди­ота, - за­яви­ла Аня.

- Со­вер­шенно с то­бой сог­ла­сен, - кив­нул я. - Раз уж нас обо­их уго­раз­ди­ло каж­до­го в свое вре­мя с то­бою свя­зать­ся... Дим, - об­ра­тил­ся я к но­вому зна­ком­цу.

- Че­го?

- Пос­мотри на че­лове­ка, ко­торый нес­коль­ко ме­сяцев был иди­отом, а по­том очень удач­но пе­рес­тал им быть. И по­думай об этом, ес­ли су­ме­ешь.

Я раз­вернул­ся и за­шагал прочь. До на­чала кон­церта ос­та­валась ча­са два, а мне еще нуж­но бы­ло ку­пить цве­ты и конь­як. Я дви­нул­ся в сто­рону Бес­са­раб­ско­го рын­ка, ощу­щая на хо­ду, как глаз мой на­чина­ет мед­ленно, но не­от­вра­тимо оп­лы­вать. Ока­зав­шись на рын­ке, я, ми­нуя на­зой­ли­вые прось­бы поп­ро­бовать яб­лочки, со­ленья, до­маш­нее са­ло и про­чее изо­билие, нап­ра­вил­ся к цве­точ­ным ря­дам. Здесь, за пыш­ны­ми за­рос­ля­ми роз, тюль­па­нов и гвоз­дик, поб­лески­вая чер­ны­ми гла­зами и още­тинив­шись неб­ри­тыми под­бо­род­ка­ми, при­та­илось кав­каз­ское царс­тво. Взгляд мой упал на вы­сокие, с ог­ромны­ми алы­ми бу­тона­ми ро­зы, ко­торые, ка­залось, ис­то­чали все аро­маты вос­то­ка.

- По­чем ро­зы? - спро­сил я у вы­соко­го уса­того кав­казца за при­лав­ком.

- Во­сэм руб­лей цвэ­ток, - от­ве­тил тот.

- Пять штук дай­те.

- Нэ тар­гу­ясь? - уди­вил­ся кав­ка­зец.

- А на­до по­тор­го­вать­ся? Хо­рошо, да­вай­те за де­вять.

- Х-ха, - ос­ка­лил­ся кав­ка­зец, свер­кнув бе­лыми зу­бами. - Шют­ник? Я то­же луб­лю па­шютить. - Тут он гля­нул на ме­ня пов­ни­матель­ней и, ука­зав паль­цем на мой глаз, за­метил: - Ты, я ви­жю, се­год­ня уже шю­тил. Пад­рался, да?

- Под­рался.

- Из-за жен­щи­ны?

- По­луча­ет­ся, из-за жен­щи­ны.

- Пач­ти ма­ладэц, - пох­ва­лил ме­ня кав­ка­зец.

- А по­чему поч­ти? - по­ин­те­ресо­вал­ся я.

- Па­таму что пос­ле дра­ки у те­бя не глаз дол­жен быть крас­ный, а ку­лак.

Я по­казал ему пок­раснев­шие кос­тяшки паль­цев.

- Вах, - ска­зал кав­ка­зец, - пач­ти сав­сэм ма­ладэц.

- А по­чему поч­ти сов­сем?

- Па­таму что глаз всё рав­но крас­ный. Цвэ­ты для нее па­купа­ешь?

- Нет, - от­ве­тил я.

- А для ка­во?

- Для дру­гой.

Кав­ка­зец пок­ру­тил го­ловой и по­цокал язы­ком.

- Вот те­перь ты сав­сэм ма­ладец. Хо­чешь, я бу­кэт те­бе бэс­плат­но пра­дам?

- Нет, - ска­зал я.

- Па­чиму?  - ис­крен­не уди­вил­ся кав­ка­зец.

- По­тому что сво­ей жен­щи­не я сам хо­чу да­рить бу­кеты, а не чтоб ей дру­гие да­рили.

Кав­ка­зец по­казал мне боль­шой па­лец.

- Таг­да с тэ­бя со­рок пять руб­лей, да­рагой.

- По­чему со­рок пять, ес­ли по во­семь?

- Бы­ло по во­сэм. А ты до дэ­вяти да­тар­га­вал­ся.

Я по­жал пле­чами и зап­ла­тил. Кав­ка­зец выб­рал пять са­мых кра­сивых роз, по­думал, по­чесал неб­ри­тый под­бо­родок и при­бавил к ним еще две.

- Это за­чем? - спро­сил я.

- Ад­ну нель­зя, шесть па­лучит­ся, пры­мэта пла­хая, - объ­яс­нил кав­ка­зец. - А так - ты да­ришь, и я чуть-чуть да­рю.

- Спа­сибо, - ска­зал я.

- Нэ за что, да­рагой. Па­дэрешь­ся сно­ва - при­ходи апять. Па­шютим вмэс­те.

Пос­ле рын­ка нас­тро­ение у ме­ня за­мет­но улуч­ши­лось. К то­му же, в гас­тро­номе мне поч­ти без оче­реди  уда­лось при­купить от­но­ситель­но неп­ло­хой конь­як, и я с лег­ким сер­дцем нап­ра­вил­ся к Ок­тябрь­ско­му двор­цу, имея в сво­ем рас­по­ряже­нии бу­тыл­ку конь­яка, рос­кошный ро­зовый бу­кет и под­би­тый глаз.

Во двор­це, где уже бы­ло до­воль­но люд­но, я сра­зу же нап­ра­вил­ся в бу­фет, на­де­ясь, что не встре­чу там ни­кого из зна­комых - мне не слиш­ком хо­телось объ­яс­нять­ся нас­чет пе­ремен в мо­ей внеш­ности. На­деж­ды эти тут же рух­ну­ли, пос­коль­ку за при­лав­ком сто­яла бу­фет­чи­ца На­дя.

- При­вет, - ска­зал я, ста­ра­ясь дер­жать­ся к ней пра­вой, не­под­би­той сто­роной. - Мне чаш­ку ко­фе и ка­кой-ни­будь бу­тер­брод.

- Здо­ров, поч­таль­он, - от­клик­ну­лась На­дя. - Ух ты, ка­кой бу­кет! Это мне?

- Э­ээ... - за­мял­ся я. Мне сде­лалось до­сад­но за свою не­догад­ли­вость, по­тому что цве­ты от ме­ня На­дя со­вер­шенно зас­лу­жила.

- По­нят­но, не мне, - вздох­ну­ла На­дя. - Ук­ро­титель­ни­це сво­ей. А бу­тыл­ки пус­тые при­нес?

- Э­ээ, - столь же внят­но от­ве­тил я.

- И бу­тыл­ки не при­нес. Свинья ты, а не поч­таль­он. Дать бы те­бе ра­зочек за та­кое...

- Не на­до, - опе­редил я На­дю, - я сам.

Я сжал ру­ку в ку­лак и, мас­ки­ру­ясь собс­твен­ным про­филем, с раз­ма­ху, но не силь­но, за­рядил се­бе в под­би­тый глаз.

- Воз­мездие свер­ши­лось, - объ­явил я, по­вора­чива­ясь к На­де ан­фас.

На­дя ах­ну­ла.

- Ты что... ты сов­сем сду­рел?

- Я на­кося­чил, я се­бя и по­карал, - сми­рен­но про­гово­рил я.

- Это ж на­до так с го­ловой сво­ей не дру­жить... По­годи, я сей­час лед при­несу.

- Не на­до ль­да, - улыб­нулся я. - Дай мне луч­ше ко­фе с бу­тер­бро­дом, а то я се­год­ня не ел ни­чего.

- Что-то глаз у те­бя быс­тро зап­лыл, - по­кача­ла го­ловой На­дя, сос­тра­датель­но вгля­дывясь в мое ли­цо. - И крас­ный уже весь, как бу­ряк.

- Это по­тому, что ему стыд­но пе­ред то­бой, - от­ве­тил я. - Вот он и пря­чет­ся, и крас­не­ет. Да ты не пе­режи­вай, ско­ро эта не­лепая крас­но­та прой­дет, и он ста­нет фи­оле­товым, как гу­бы у по­кой­ни­ка.

- Ну те­бя к чер­ту! - На­дю пе­редер­ну­ло. - Ду­рак ка­кой... Бе­ри свой ко­фе с бу­тер­бро­дом и сядь где-ни­будь у стен­ки, чтоб те­бя вид­но не бы­ло... Псих не­нор­маль­ный... У ме­ня ж те­перь весь день ру­ки тряс­тись бу­дут.

Я и в са­мом де­ле при­сел у сте­ноч­ки, где мож­но бы­ло не слиш­ком се­бя афи­широ­вать, с удо­воль­стви­ем жуя и по­пивая. Спус­тя не­кото­рое вре­мя в бу­фет на­веда­лись мои друзья-фо­кус­ни­ки. Мне во вто­рой раз за день за­хоте­лось сде­лать­ся не­види­мым и во вто­рой раз не уда­лось.

- Ага! - с при­сущей им де­ликат­ностью за­ора­ли мои друзья на весь бу­фет. - При­вет ук­ро­тите­лю ук­ро­титель­ниц!

- Рты зак­рой­те, - про­шипел я.

- Да лад­но, не скром­ни­чай, рас­путная тварь... Ма­моч­ка род­ная, что это у те­бя с гла­зом?

- По­целуй бе­шен­но­го зве­ря, - бур­кнул я.

- Это Люсь­ена так те­бе при­ложи­ла?

- Зо­ся, ле­опар­ди­ха. Я их вче­ра ночью пе­репу­тал.

- А мы те­бя пре­дуп­режда­ли, что она стер­ва.

- По­лег­че нас­чет стер­вы. А то я вам та­кие же фрес­ки под гла­зами сде­лаю.

- Лад­но, не ки­пятись, ры­царь. Так что, се­год­ня к нам пос­ле кон­церта?

- Не-а.

- Опять, что ль, к Люсь­ене? Те­бе од­но­го под­би­того гла­за ма­ло?

- Ма­ло. У ме­ня их, всё-та­ки, два.

- Смот­ри, как бы ни од­но­го не ос­та­лось... Ох ты, ка­кие ро­зы! Она те­бе, зна­чит, в мор­ду, а ты ей цве­ты?

- Каж­дый да­ет дру­гому то, что мо­жет.

Эта свет­ская бе­седа, приз­нать­ся, ме­ня уто­мила, и ког­да друзья мои от­лу­чились к бу­фет­ной стой­ке, я, прих­ва­тив сум­ку и цве­ты, уд­рал из бу­фета в зри­тель­ный зал. Зал был на­поло­вину пуст, и я бес­кон­фликтно за­нял мес­то в пер­вом ря­ду. Вско­ре на­чали сте­кать­ся ос­таль­ные зри­тели, за­пол­няя ря­ды па­рал­лель­ны­ми ру­чей­ка­ми, и сре­ди тех, что, по­доб­но мне, пред­почли мес­та поб­ли­же к сце­не, я уз­нал вче­раш­не­го бо­рода­ча. Бо­родач то­же уз­нал ме­ня и в не­реши­тель­нос­ти ос­та­новил­ся. Я жес­том приг­ла­сил его при­сесть ря­дом со мною. Бо­родач по­качал го­ловой, а за­тем, прис­мотрев­шись ко мне и об­на­ружив под­би­тый глаз, рас­плыл­ся в улыб­ке, по­казал боль­шой па­лец и, что все­го воз­му­титель­ней, под­мигнул мне. Под­ми­гивать в от­вет, имея в рас­по­ряже­нии единс­твен­ный здо­ровый глаз, бы­ло глу­по, по­это­му я ог­ра­ничил­ся от­ветным жес­том, за­менив, раз­ве что, боль­шой па­лец на сред­ний.

- Мо­лодой че­ловек, - за­шика­ли на ме­ня, - ве­дите се­бя при­лич­но!

- Вы это луч­ше вон то­му бо­рода­тому ска­жите, - ог­рызнул­ся я. - А то он мне вто­рой день по­коя не да­ет. Улы­ба­ет­ся, кор­чит ро­жи, под­ми­гива­ет, как черт зна­ет что. Мне да­же по­думать страш­но, что за мыс­ли пря­чут­ся под его бо­родой.

От го­тово­го вспых­нуть кон­флик­та нас убе­рег кон­фе­рансье, ко­торый вы­шел на сце­ну и объ­явил на­чало кон­церта. Люсь­ена выс­ту­пала на этот раз в пер­вом от­де­лении и но­мер свой, нуж­но ска­зать, от­ра­бота­ла блес­тя­ще. Она, вро­де бы, не де­лала ни­чего осо­бен­но­го с ма­гичес­кой точ­ки зре­ния, трю­ки ее бы­ли не но­вы и за­уряд­ны, но в каж­дом ее дви­жении бы­ло столь­ко ис­кря­щей­ся энер­гии, столь­ко рас­кре­пощен­ной си­лы и пле­ня­ющей не­ги, что зал ус­тро­ил ей ова­цию. Под гро­хот ап­ло­дис­ментов я под­ско­чил к сце­не и воз­ло­жил на нее цве­ты.

- Ты бы­ла ве­лико­леп­на, - ти­хонь­ко про­гово­рил я.

- А ты сно­ва ук­рал цве­ты, - так же ти­хо отоз­ва­лась она. - Ог­ра­бил еще од­ну про­ез­жавшую свадь­бу?

- Нет, - улыб­нулся я, - об­чистил мо­гил­ки на клад­би­ще.

- Мо­лодец ка­кой... А что это у те­бя с гла­зом?

- С упы­рем клад­би­щен­ским под­рался. Эти вур­да­лаки сов­сем рас­по­яса­лись.

- Лад­но, я с то­бой еще ве­чером по­гово­рю...

- Обя­затель­но по­гово­ри.

Я с тру­дом дож­дался, по­ка, вы­тянув­шись бес­ко­неч­ной це­поч­кой, за­вер­шится пер­вое от­де­ление, за­тем ан­тракт, за­тем вто­рая часть, за­тем, на­конец, разъ­едут­ся по до­мам и гос­ти­ницам пуб­ли­ка и ар­тисты. От­му­чав­шись в ожи­дании, я нап­ра­вил­ся за ку­лисы, в Люсь­ени­ну гри­мер­ку. По до­роге я встре­тил всё ту же па­роч­ку ра­бочих сце­ны, ды­мящих под по­жар­ным щи­том па­пиро­сами и по­тяги­ва­ющих пор­твейн. Ка­залось, с мо­мен­та на­шей пер­вой встре­чи они не по­меня­ли ни мес­та, ни поз, и мне да­же по­дума­лось, что они так и ро­дились под этим по­жар­ным щи­том, дер­жа в ру­ках па­пиро­сы и плас­тмас­со­вые ста­кан­чи­ки с пор­твей­ном.

- Эге, здо­ров! - при­ветс­тво­вали они ме­ня. По­том за­мети­ли мой оп­лывший глаз и об­ра­дован­но до­бави­ли: - Цик­лоп!

- Ве­чер доб­рый, упы­ри, - за­учен­но отоз­вался я.

- Чё, на­бил вче­ра мор­ду ко­шаку?

- На­бил.

- А у са­мого фин­гал под гла­зом?

- По­дума­ешь, фин­гал. На ко­шаке во­об­ще жи­вого мес­та не ос­та­лось, прос­то под пят­на­ми не вид­но.

- Ува­жа­ем, - ска­зали ра­бочие. - Вы­пить хош?

- Нет, - от­ве­тил я, - не хо­чу.

- Не ком­па­ней­ский ты ка­кой-то.

- Я очень ком­па­ней­ский. Толь­ко ком­па­ния мне сей­час нуж­на дру­гая.

- Опять, что ль, к дрес­си­ров­щи­це сво­ей?

- К ук­ро­титель­ни­це.

- А ка­кая, бля­ха, раз­ни­ца?

- Боль­шая. И по­тише об этом ори­те.

Ра­бочие по­кача­ли го­лова­ми.

- Ты не прав, цик­лоп. Те­бе му­жики вы­пить пред­ла­га­ют, а ты с ба­бой пить идешь. С ба­бой не пить на­до, с ба­бой на­до...

- Вас за­был спро­сить, че­го мне на­до. Рас­сту­питесь, те­оре­тики.

Я дви­нул­ся даль­ше по ко­ридо­ру, свер­нул и пос­ту­чал­ся в дверь гри­мер­ки.

- За­ходи, сол­нышко, - пе­вуче от­ве­тил Люсь­енин го­лосок.

Сол­нышко вош­ло. Люсь­ена сто­яла, по­ложив ру­ку на спин­ку крес­ла. На ней сно­ва был япон­ский ха­лат, на сей раз неж­но-аб­ри­косо­вого цве­та, рас­ши­тый бе­лыми пти­цами. На гри­мер­ном сто­лике сто­яли две ва­зы с мо­ими бу­кета­ми - вче­раш­ним, из пя­ти баг­ро­вых роз, и се­год­няшним, из се­ми алых.

- До че­го же ты кра­сива, - ска­зал я.

- А ты и в са­мом де­ле по­хож на сол­нышко, - улыб­ну­лась она. - Лу­чи во все сто­роны и пят­но под гла­зом.

- Тог­да дер­жи элек­сир из про­тубе­ран­цев. - Я дос­тал из сум­ки бу­тыл­ку конь­яка и пос­та­вил на сто­лик ря­дом с ва­зами.

Люсь­ена сно­ва улыб­ну­лась, за­тем нах­му­рилась.

- Мне не нра­вит­ся, что ты на ме­ня тра­тишь­ся, - ска­зала она. - Каж­дый день ро­зы, конь­як...

- Те­бе бы пон­ра­вилось, ес­ли б я при­шел с пус­ты­ми ру­ками?

- Мне бы пон­ра­вилось, ес­ли бы ты не ввя­зывал­ся в не­лепые си­ту­ации. От­ку­да у те­бя си­няк под гла­зом?

- Уда­рил­ся о стре­лу подъ­ем­но­го кра­на.

- Что?

- Шел к те­бе с цве­тами, под­прыг­нул от ра­дос­ти до не­бес, а тут этот кран на пол­пу­ти...

- Ру­ки по­кажи.

- Они чис­тые.

- По­кажи, ко­му го­ворю.

Я про­тянул ей ру­ки. Она пог­ля­дела на пок­раснев­шие кос­тяшки мо­ей пра­вой ру­ки и хмык­ну­ла:

- Мо­лодец. Ты еще и под­рать­ся с этим кра­ном ус­пел. Что за ре­бяч­ли­вость, чес­тное сло­во. Взрос­лые муж­чи­ны так се­бя не ве­дут.

- Ка­кие стран­ные лю­ди эти взрос­лые муж­чи­ны, - ска­зал я. - Они не де­рут­ся, не да­рят жен­щи­нам цве­ты, не при­носят им конь­яки и ви­на... Че­го они еще не де­ла­ют?

- Ты су­мас­шедший, - за­яви­ла Люсь­ена. - И ме­ня су­мас­шедшей сде­лал. Зна­ешь, я еще ни­ког­да в жиз­ни не выс­ту­пала так, как се­год­ня.

- Это уп­рек?

- Ко­неч­но, ду­рачок. Иди сю­да.

Чес­тно го­воря, я не пом­ню, как наш по­целуй раз­ра­зил­ся фей­ер­верком все­го ос­таль­но­го - цвет­ны­ми пят­на­ми, ко­торы­ми поп­лы­ла гри­мер­ка, наг­лой мор­дой лу­ны в ок­не, но­ющи­ми пру­жина­ми ди­вана, глу­хим ры­чани­ем рев­ни­вой ле­опар­ди­хи за сте­ной и на­шей собс­твен­ной по­луб­ла­жен­ной нев­ня­тицей. За ок­ном на­чало се­реть.

- Слу­шай, - про­гово­рила Люсь­ена, - ка­кая же я ду­ра. Ты ведь, на­вер­ное, го­лод­ный?

- Я всег­да го­лод­ный, - от­ве­тил я.

- Пе­рес­тань ду­рачить­ся. Я тут це­лое блю­до с бу­тер­бро­дами при­гото­вила. Да­вай по­едим. Ты лю­бишь бу­тер­бро­ды?

- Боль­ше все­го на све­те. Я да­же ког­да в ми­лицию по­падаю, пер­вым де­лом тре­бую блю­до с бу­тер­бро­дами, а толь­ко по­том ад­во­ката.

Люсь­ена вста­ла и нап­ра­вилась к жур­наль­но­му сто­лику. Свет из ок­на, сколь­знув по ее ко­же, прик­ле­ил­ся к ней се­реб­ристой кай­мой. Люсь­ена взя­ла со сто­лика не­боль­шой под­нос, на ко­тором ле­жали то­нень­ко на­резан­ные бу­тер­бро­ды с кол­ба­сой и сы­ром, и вер­ну­лась в пос­тель.

- Дер­жи, - ска­зала она.

Мы взя­ли по бу­тер­бро­ду и при­нялись жад­но есть.

- Зна­ешь, - ска­зала Люсь­ена, - мне по­чему-то нра­вит­ся есть го­лой. А те­бе?

- Очень, - кив­нул я с на­битым ртом. - Обо­жаю есть го­лым. Ме­ня за это во­семь раз из рес­то­ранов вы­гоня­ли.

- А да­вай выпь­ем конь­яку.

- Да­вай.

- Не вста­вай, я са­ма.

Она при­нес­ла бу­тыл­ку и два ста­кана и плес­ну­ла нем­но­го конь­яку в каж­дый.

- За что выпь­ем?

- Да­вай за нас.

Мы чок­ну­лись ста­кана­ми и вы­пили.

- А ты прав­ду го­вори­ла, - ска­зал я, - что все муж­чи­ны пос­ле про­щания с то­бой спи­вались?

- Ко­неч­но, - от­ве­тила Люсь­ена. - Но ты же мне не по­верил.

- А те­перь ве­рю. Слу­шай, да­вай не про­щать­ся?

- Это как?

- Ос­та­вай­ся здесь. Ты же не хо­чешь, чтоб я спил­ся.

- Сол­нышко, а как ты се­бе это пред­став­ля­ешь? У ме­ня пос­ле кон­грес­са гас­тро­ли в Рос­то­ве, по­том  выс­тупле­ние в Пи­тере, по­том, ес­ли не оши­ба­юсь, в Са­рато­ве. Мы с Зо­сей вос­тре­бова­ны.

- А я не вос­тре­бован?

- Сол­нышко, да­вай не бу­дем об этом. Впе­реди сов­сем нем­но­го но­чи, днем окон­ча­ние кон­грес­са, по­том все разъ­едут­ся и всё за­будет­ся. За­чем ду­мать о том, что бу­дет пос­ле, ког­да мы об­ла­да­ем тем, что есть сей­час? Да­вай допь­ем конь­як и хоть нем­но­го пос­пим.

- Ска­жи еще, что ут­ро ве­чера муд­ре­ней.

- Не ска­жу, по­тому что уже ут­ро. А те­перь по­желай мне доб­ро­го ут­ра, по­целуй ме­ня и пос­пи.

Я и в са­мом де­ле ус­нул, а ког­да прос­нулся, Люсь­ени­на гри­мер­ка бы­ла пус­та, а нас­тенные ча­сы по­казы­вали по­лови­ну треть­го. Я вско­чил, одел­ся, нас­пех умыл­ся, вы­шел из гри­мер­ки и нап­ра­вил­ся к ку­лисам. Сквозь бар­хат ку­лис бы­ли слыш­ны го­лоса на сце­не - третья, за­вер­ша­ющая часть кон­грес­са, уже шла вов­сю. Я вер­нулся в гри­мер­ку, от­крыл ок­но и, пе­ремах­нув че­рез по­доко­ни­ик, спрыг­нул вниз, бла­го бы­ло не очень вы­соко. Обог­нув Ок­тябрь­ский дво­рец, я спус­тился на Кре­щатик, ныр­нул в под­земный пе­реход и нап­ра­вил­ся к цве­точ­но­му ларь­ку.

- Ро­зы у вас есть? - спро­сил я у про­дав­щи­цы, пол­ной жен­щи­ны с раз­дра­жен­ным и ка­ким-то по­мятым ли­цом.

- Есть, - по­чему-то оби­жен­но от­ве­тила та.

- А бе­лые есть?

- Есть и бе­лые, - оби­дев­шись еще боль­ше, от­ве­тила про­дав­щи­ца.

- Дай­те де­вять штук, толь­ко пок­ра­сивей.

- Где я вам возь­му пок­ра­сивей? - Про­дав­щи­ца окон­ча­тель­но выш­ла из се­бя. - Все толь­ко и ищут, чтоб пок­ра­сивей, а где на всех этой кра­соты на­пасешь­ся?!

Она нер­вно вы­тащи­ла из ве­дер­ка де­вять бе­лых роз, сло­жила их в бу­кет, об­мо­тала це­лофа­ном и су­нула мне.

- Пять­де­сят че­тыре руб­ля, - бро­сила она.

Я по­рыл­ся в кар­ма­нах и про­тянул ей две ку­пюры по двад­цать пять и од­ну пя­тируб­ле­вую.

- Спа­сибо, - ска­зал я. - Сда­чи не на­до.

- И мне от вас ни­чего не на­до! - ви­зиг­ли­во за­яви­ла про­дав­щи­ца. - За­бирай­те свой рубль и... Иди­те, иди­те, не­чего тут...

В са­мом по­ганом нас­тро­ении я вер­нулся к Ок­тябрь­ско­му двор­цу и обог­нул его по-но­вой, что­бы заб­рать­ся об­ратно тем же спо­собом, что и выб­рался. Ок­но в гри­мер­ку бы­ло зак­ры­то.

- Люсь­ена! - поз­вал я.

Ник­то не от­ве­тил. Я по­доб­рал с зем­ли ка­мешек и ки­нул его в ок­но. Ка­мешек нег­ромко звяк­нул о стек­ло.

- Люсь­ена! - сно­ва поз­вал я.

На этот раз ок­но от­кры­лось, и в про­еме по­каза­лась Люсь­ени­на го­лова с мед­ной гри­вой во­лос.

- Ты? - Она ус­мехну­лась. - А я уж ду­мала, ты ис­пу­гал­ся и ре­шил сбе­жать от ме­ня че­рез окош­ко. Зна­ешь, да­же об­ра­дова­лась, что обой­дет­ся без про­щаль­ных сцен.

- Я цве­ты те­бе при­нес. - Я про­тянул вверх бу­кет бе­лых роз.

- Сол­нышко мое, - ска­зала Люсь­ена, - по­чему ты не сбе­жал? За­чем ты вер­нулся? За­чем ты сно­ва пот­ра­тил­ся на цве­ты? С че­го ты во­об­ще взял, что я люб­лю ро­зы?

- А что ты лю­бишь? - уди­вил­ся я.

- Что-ни­будь прос­тень­кое. Ро­маш­ки, лан­ды­ши. Или си­рень. А ро­зы не люб­лю. Осо­бен­но бе­лые. Глу­пый сва­деб­ный сим­вол. Нам с то­бой это ни к че­му.

- А что нам к че­му?

- Вспо­минать друг о дру­ге с теп­лом и ве­селой улыб­кой. Мо­жешь да­же рас­ска­зать друзь­ям о за­бав­ном прик­лю­чении с экс­тра­ваган­тной фо­кус­ни­цей и по сов­мести­тель­ству ук­ро­титель­ни­цей ле­опар­дов. Бог ты мой, сколь­ко я их уже ук­ро­тила...

- Ты это на­роч­но го­воришь, что­бы ме­ня поз­лить!

- Нет, мой глу­пый маль­чик. Ну, сам по­думай, что у нас мо­жет быть даль­ше? Те­бе двад­цать че­тыре, мне трид­цать семь. Ког­да те­бе бу­дет трид­цать семь, мне ис­полнит­ся пять­де­сят. Ты это по­нима­ешь?

- За­чем ду­мать о том, что бу­дет пос­ле, ког­да мы об­ла­да­ем тем, что есть сей­час? - с го­речью про­из­нес я.

- Очень ра­да, что ты ме­ня ци­тиру­ешь на­память, - ус­мехну­лась Люсь­ена. - И очень хо­рошо, что чувс­тво юмо­ра те­бе не из­ме­ня­ет. Зна­чит, и со всем ос­таль­ным сов­ла­да­ешь. По­годи ми­нут­ку.

 Она прик­ры­ла ок­но, но че­рез нес­коль­ко се­кунд сно­ва от­кры­ла его и пос­та­вила на по­докон­ник мою сум­ку.

- Я на вся­кий слу­чай соб­ра­ла твои ве­щи, - ска­зала она. - Ду­мала ос­та­вить их у ад­ми­нис­тра­ции, ес­ли ты вдруг хва­тишь­ся. Так что, мо­жет быть, не так уж пло­хо, что ты вер­нулся. Ло­ви!

Она бро­сила сум­ку вниз. Я не ше­лох­нулся. Сум­ка шлеп­ну­лась на зем­лю.

- Ка­кой ты, всё-та­ки, не­рас­то­роп­ный, - ска­зала Люсь­ена. - Ну, бе­ри свои ве­щи и про­щай.

- Зуб­ную щет­ку то­же по­ложи­ла? - спро­сил я.

- Ко­неч­но.

- Это очень хо­рошо. У каж­до­го дол­жна быть своя зуб­ная щет­ка...

- И губ­ная гар­мошка, - за­кон­чи­ла Люсь­ена. - Вот ви­дишь, сол­нышко, - я те­бя то­же ци­тирую на­изусть. А те­перь у ме­ня к те­бе пос­ледняя прось­ба: не ка­ра­уль ме­ня у вы­хода. Не нуж­но. Ни к че­му. И еще: ты сей­час, на­вер­но, за­хочешь вы­кинуть в сер­дцах свой бу­кет из бе­лых роз или су­нуть его в пер­вую по­пав­шу­юся ур­ну. Не де­лай это­го. Ты, всё-та­ки, не маль­чик, хоть мне и нра­вилось на­зывать те­бя так, а муж­чи­на. Луч­ше по­думай - мо­жет, есть на све­те че­ловек, ко­торый зас­лу­жил этот бу­кет.

- Ты пра­ва, - ска­зал я. - Та­кой че­ловек на све­те есть. У ме­ня то­же к те­бе пос­ледняя прось­ба.

- Да, сол­нышко, ка­кая?

- Выб­рось мне в окош­ко бу­тыл­ку из-под конь­яка, ко­торый я при­нес в пер­вую ночь. Даю сло­во, что ее я пой­маю.

- Стран­ная прось­ба. Но у ме­ня нет ни вре­мени, ни же­лания удив­лять­ся. Сей­час.

Она нап­ра­вилась вглубь гри­мер­ки, не прик­рыв на сей раз ок­но. Я с тру­дом удер­жался от то­го, что­бы по­лезть на­верх. Вмес­то это­го я сло­жил ру­ки на гру­ди и пос­та­рал­ся при­дать сво­ему ли­цу как мож­но бо­лее неб­режное и нас­мешли­вое вы­раже­ние.

- Ло­ви, сол­нышко!  - Люсь­ена сно­ва по­яв­млась в ок­не, сжи­мая в вы­тяну­той ру­ке гор­лышко пус­той бу­тыл­ки. За­тем она мед­ленно раз­жа­ла паль­цы, и бу­тыл­ка по­лете­ла вниз. Я бро­сил­ся впе­ред и в пос­ледний мо­мент пой­мал ее.

- Мо­лодец, мой ма­лень­кий, - ска­зала Люсь­ена. - Ты не так не­рас­то­ропен, как ка­жешь­ся. Рас­ста­нем­ся на этой свет­лой но­те.

Она улыб­ну­лась мне и зак­ры­ла ок­но. На сей раз окон­ча­тель­но. Я под­нял с зем­ли бу­тыл­ку и по­ложил ее в сум­ку. За­тем еще не­кото­рое вре­мя пос­то­ял, слов­но ожи­дая, что сей­час за ок­ном пос­лы­шат­ся ры­дания Люсь­ены, ко­торая на­роч­но ус­тро­ила этот спек­такль, что­бы мне бы­ло не так горь­ко рас­ста­вать­ся с по­доб­ной стер­вой. Ник­то не зап­ла­кал. Я пос­то­ял еще нем­но­го, а за­тем поб­рел с бу­кетом и сум­кой ко вхо­ду в Ок­тябрь­ский дво­рец. Я за­шел в фойе и нап­ра­вил­ся пря­миком в бу­фет. Лю­дей в бу­фете бы­ло сов­сем нем­но­го, а за при­лав­ком сто­яла нез­на­комая мне жен­щи­на лет со­рока с глад­ко за­чесан­ны­ми под че­пец во­лоса­ми.

- А где На­дя? - спро­сил я.

Жен­щи­на не слиш­ком лю­без­но гля­нула на ме­ня.

- Здо­ровать­ся, во­об­ще-то на­до, - про­вор­ча­ла она.

- Из­ви­ните. Здравс­твуй­те. А На­дя где?

- Вы­ход­ная се­год­ня твоя На­дя. Пе­редать ей че­го?

- Да... вот это. - Я про­тянул бу­кет.

- Ох ты... - по­диви­лась бу­фет­чи­ца. - Ка­кие Надь­ке цве­ты при­носят... Ты уха­жер ее, что ли?

- Нет.

- А кто?

- Да ник­то.

- А че­го ж та­кие бу­кеты ей тас­ка­ешь?

- А это не ей, - ска­зал я.

- А ко­му же?

- Вам.

- Мне?

- Ну да. Что­бы кра­соты на всех хва­тило.

- На­до же, - по­кача­ла го­ловой бу­фет­чи­ца. - Сро­ду мне та­ких не да­рили. Бе­лые ро­зы, прям как на свадь­бу... Ми­лый, ты че­го? - Она тре­вож­но гля­нула на ме­ня. - Да ты пла­чешь, ни­как?

- Нет, что вы, - от­ве­тил я, чувс­твуя в го­лове ка­кую-то пус­то­ту. - Это у ме­ня глаз под­би­тый сле­зит­ся.

- Ну да, под­би­тый один, а сле­зят­ся оба. Вот что, ми­лый, да­вай-ка я те­бе конь­яч­ку налью.

- Спа­сибо, - ска­зал я. - С конь­яч­ком это вы хо­рошо при­дума­ли.

Жен­щи­на на­лила мне пол­ный ста­кан и ве­лела вы­пить его зал­пом. Я пос­лушно вы­пил и поп­ро­сил еще.

- А не хва­тит те­бе, ми­лый? - с сом­не­ни­ем спро­сила жен­щи­на. - Еще напь­ешь­ся, раз­бу­янишь­ся.

- Не раз­бу­янюсь, - ска­зал я, - чес­тное сло­во. Я за сто­лик ся­ду и бу­ду его по­тихонь­ку пить.

- Ну, смот­ри.

Она на­лила мне вто­рой ста­кан. Я рас­пла­тил­ся. Она от­счи­тала мне сда­чи как за один ста­кан. Я удив­ленно гля­нул на нее.

- Пер­вый - это как ле­карс­тво бы­ло, - по­яс­ни­ла она. - А за ле­карс­тво де­нег не бе­рут. У нас бу­фет, а не ап­те­ка.

- Спа­сибо, - ска­зал я. - Ах да, из­ви­ните, сов­сем за­был...

Я по­лез в сум­ку и дос­тал от­ту­да пус­тую бу­тыл­ку из-под конь­яка.

- Вот, - ска­зал я, - я тут брал у вас, так на­до вер­нуть.

- Что это ты у нас брал? - по­ин­те­ресо­валась бу­фет­чи­ца. - Бу­тыл­ку конь­яка?

- Нет,  - от­ве­тил я, - прос­то бу­тыл­ку. Пус­тую. Тут у вас мой друг выс­ту­пал, ему для фо­куса пус­тая бу­тыл­ка нуж­на бы­ла, а он до­ма рек­ви­зит за­был.

Бу­фет­чи­ца с сом­не­ни­ем пос­мотре­ла на ме­ня.

- Врешь, не­бось? - спро­сила она.

- Чес­тное сло­во, не вру... То есть, вру, ко­неч­но.

- Дру­гое де­ло. Да не бой­ся ты, не вы­дам я твою На­дю.

Я взял конь­як и при­сел за сто­лик у ок­на, не­тороп­ли­во по­пивая. В бу­фет во­шел дол­го­вязый юнец, с ко­торым я поз­на­комил­ся в пер­вый день кон­грес­са.

- О! - ска­зал он. - Ко­го я ви­жу! Ну, на­конец-то, бра­тан. А то я тут те­бя два дня под­жи­дал, чтоб вы­пить.

- Че­го это вдруг?

- Так мы ж до­гова­рива­лись.

- Да? Из­ви­ни. За­был в мир­ской су­ете.

- Я ви­жу, бра­тан, в этой мир­ской су­ете кто-то под­су­етил­ся и офор­мил те­бе фин­гал под гла­зом.

- Мир не без доб­рых лю­дей.

- И кто эта свет­лая лич­ность?

- Де­сят­ка пик.

- Че­го? Ка­кая де­сят­ка пик?

- Фо­кус ты по­казы­вал, пом­нишь? Кар­та, ко­торую я тог­да вы­тащил, де­сят­ка пик бы­ла.

Дол­го­вязый по­качал го­ловой.

- И дав­но к те­бе па­мять вер­ну­лась? - по­любо­пытс­тво­вал он.

- Как в глаз по­лучил, с тех пор и вер­ну­лась.

Дол­го­вязый вздох­нул.

- Да, - про­гово­рил он, - жаль, что не я те­бе в глаз зас­ве­тил.

- А уж мне-то как жаль, - под­хва­тил я. - Ес­ли бы ты мне тог­да в глаз зас­ве­тил, мо­жет, ни­чего та­кого и не про­изош­ло бы.

- Че­го та­кого не про­изош­ло бы?

- Да ни­чего та­кого. Во­об­ще. Под­ра­лись бы ти­хо-мир­но, заб­ра­ли бы обо­их в ми­лицию, от­си­дели бы по пят­надцать су­ток, и на ду­ше сей­час был бы прос­то рай.

- А так у те­бя на ней что, бра­тан?

- Ад. Кро­меш­ный ад, сквозь ко­торый те­кут сла­бень­кие конь­яч­ные струй­ки.

Дол­го­вязый хлоп­нул ме­ня по пле­чу.

- Не го­ни ми­нор, бра­тан, сей­час мы твои струй­ки до ре­чек рас­ши­рим.

Он сбе­гал к бу­фет­ной стой­ке и вер­нулся с дву­мя пол­ны­ми ста­кана­ми конь­яка.

- Вот, дер­жи, - ска­зал он. - Ан­тон Без­рку­ов - на­тура ши­рокая.

- Ага. - Я хо­хот­нул. - При­коль­ная у те­бя фа­милия для фо­кус­ни­ка. А я...

- А ты - Май­кл Джек­сон с Лукь­янов­ско­го рын­ка. Пом­ню, пом­ню.

Мы с Ан­то­ном до­пили конь­як, поп­ро­щались с бу­фет­чи­цей и от­пра­вились шлять­ся по го­роду. Где-то пи­ли еще, по­том сно­ва где-то и сно­ва еще, по­том Ан­тон ска­зал, что ему по­ра, и мы рас­ста­лись, пь­яно рас­це­ловав­шись на про­щание. По­том я ку­пил в ма­гази­не две бу­тыл­ки конь­яку, вер­нулся в Ок­тябрь­ский, про­ник за ку­лисы и на­шел сво­их ра­бот­ни­ков сце­ны - под по­жар­ным щи­том, с па­пиро­сами и пор­твей­ном в плас­тмас­со­вых ста­кан­чи­ках.

- Здо­ров, цик­лоп, - ух­мыль­ну­лись они мне.

- Рад при­ветс­тво­вать вас, гос­по­да, - от­ве­тил я.

- Ни­фига­се, - уди­вились те. - Пить хош?

- Для то­го и при­шел.

- Ува­жа­ем, - ска­зали они. - То­ко вот треть­его ста­кан­чи­ка нет.

- Выб­рось­те ва­ши ста­кан­чи­ки, - ска­зал я. - Бу­дем пить по оче­реди из гор­ла, как куль­тур­ные лю­ди.

- Ува­жа­ем, - ска­зали они.

Мы вы­пили их пор­твейн, по­том я дос­тал из сум­ки бу­тыл­ку конь­яка, и мы пус­ти­ли ее по кру­гу.

- Нес­ла­бый ло­шадь­як, - за­яви­ли они.

- А че­го вы конь­як ло­шадь­яком на­зыва­ете?

- А конь, что ль, не ло­шадь?

- Ува­жаю, - кив­нул я.

Мы за­кури­ли.

- Приз­най­тесь, - ска­зал я, - вы ведь тут, под этим по­жар­ным щи­том ро­дились?

- И ум­рем то­же тут, - от­ве­тили они.

- Ува­жаю, - ска­зал я.

Мы до­пили конь­як, и они по­мог­ли мне доб­рать­ся до вы­хода из двор­ца.

- Мож, сви­дим­ся еще, - ска­зали они.

- Сто пу­дов, - от­ве­тил я. - Она ж пре­дуп­режда­ла, что все муж­чи­ны, с ко­торы­ми она рас­про­щалась, спи­ва­ют­ся. Жди­те по­пол­не­ния в пол­ку.

На ули­це го­лова моя чуть про­вет­ри­лась и очис­ти­лась, и я су­мел пе­рес­чи­тать ос­тавши­еся день­ги и пой­мать так­си.

- Ку­да едем? - по­ин­те­ресо­вал­ся во­дитель.

Я за­думал­ся. До­мой мне не хо­телось. До­ма я бы прос­то умер.

- На Ка­рава­евы Да­чи, - ска­зал я.

- Де­сят­ка.

- Пой­дет.

Я сел в ма­шину. Ми­нут пят­надцать мы еха­ли мол­ча, по­том я спро­сил:

- Ска­жите, а ес­ли б у ме­ня де­нег не ока­залось, но я бы вам рас­ска­зал од­ну очень пе­чаль­ную ис­то­рию, вы бы ме­ня стук­ну­ли мон­ти­ров­кой? Вы бы ска­зали мне: "Пол­зи, бра­тиш­ка. Пол­зи по скло­ну Фуд­зи"?

- А у те­бя что, де­нег нет? - нах­му­рил­ся во­дила.

- День­ги есть, - ус­по­ко­ил его я. - День­ги по­ка... нем­ножко есть...

- А че­го спра­шива­ешь?

- Так ин­те­рес­но же...

- Ту­пые у те­бя ин­те­ресы, - за­явил во­дила. - Вот ся­дешь ко мне как-ни­будь без де­нег, тог­да уз­на­ешь. - Он гля­нул на ме­ня пов­ни­матель­ней. - Ты, я смот­рю, та­кие фо­кусы уже про­делы­вал. От так­систа фин­гал за­рабо­тал?

- Не-а, - я по­качал го­ловой, - фин­гал мне в нас­ледс­тво дос­тался... от ба­буш­ки.

- Че­го?

- Да так, ни­чего... Не об­ра­щай вни­мания... Сам же ви­дишь - че­ловек пь­яный, не­сет вся­кую хрень под­за­бор­ную... А за­бора нет, прис­ло­нить­ся не к че­му, опе­реть­ся не на что... И все, кто с ней про­щал­ся, спи­вались...

 

Стр.1, 2>