МОЯ БАБУШКА МАРИЯ ЯКОВЛЕВНА - "ТЕМНАЯ ЛИЧНОСТЬ"

Мы жи­ли на пос­леднем, пя­том эта­же. В на­шем до­ме был рос­кошный лифт. Сте­ны бы­ли сде­ланы из ду­бовых по­лиро­ван­ных па­нелей, нап­ро­тив две­ри в сте­не бы­ло вде­лано боль­шое зер­ка­ло, а по пе­римет­ру, бук­вой  П, рас­по­лага­лась сплош­ная скамья, об­ши­тая крас­ным бар­ха­том. Пос­те­пен­но ис­чез дуб, зер­ка­ло и лю­бимая мною скамья. Лифт стал  сто­ячим  ли­ноли­ум­но-ме­тал­ли­чес­ким чу­дови­щем. То  же са­мое про­изош­ло с цвет­ны­ми вит­ра­жами в ок­нах, и с рос­писью и леп­ни­ной на по­тол­ке.

Все, что мож­но бы­ло обез­ли­чить - обез­ли­чили и уп­рости­ли, что­бы ни­кому, бо­же упа­си, не при­ходи­ла в го­лову кра­моль­ная мысль  жить в кра­соте и рос­ко­ши, и что­бы                                 
ро­ман­ти­чес­ким на­турам, вро­де ме­ня, не ме­рещи­лись да­мы с со­бач­ка­ми в кри­ноли­нах и про­чая бур­жу­аз­ная дре­бедень.                                                                                                                          
 
Ба­буш­ка Ма­рия Яков­левна, па­пина ма­ма, жи­ла на чет­вертом  эта­же. У нее бы­ла ог­ромная ком­на­та, в ко­торой сто­ял нас­то­ящий кон­цер­тный ро­яль и еще бы­ло пол­но мес­та. Ком­на­ту по­чему-то сов­сем не ук­ра­шала ста­рин­ная ме­бель
крас­но­го де­рева в сти­ле поз­дне­го рок­ко­ко, вся от­де­лен­ная брон­зо­выми за­витуш­ка­ми. Ба­буш­ка уто­пала в го­лубом ди­ване, в ко­тором она прак­ти­чес­ки жи­ла. Во вся­ком слу­чае, у ме­ня бы­ло та­кое ощу­щение. Пе­ред ди­ваном сто­ял круг­лый обе­ден­ный стол, от­де­ляв­ший ба­буш­ку от внеш­не­го ми­ра.

Мое от­но­шение к ней бы­ло весь­ма сво­еоб­разным, так как она ни по ка­ким мер­кам не ук­ла­дыва­лась в по­нятие "ба­буш­ка". Я ее на­зыва­ла на "вы" и по име­ни от­чес­тву. С од­ной сто­роны я по­нима­ла, что Ма­рия Яков­левна бы­ла мо­ей ба­буш­кой, а с дру­гой - я ни­как не мог­ла по­нять, как эта чу­жая жен­щи­на мо­жет быть ма­терью мо­его от­ца. Я ре­гуляр­но на­веща­ла ее, при­чем, при­ходи­ла од­на и мы с ней ве­ли бе­седы, ко­торые я ста­ла за­поми­нать уже в бо­лее поз­днем воз­расте.

Нап­ри­мер, в ка­кой-то свя­зи  Ма­рия Яков­левна наз­ва­ла Кар­ла Мар­кса -- Кар­лой Мар­лой. Я слег­ка при­бал­де­ла, но ни­как внеш­не не про­ре­аги­рова­ла на та­кую от­кры­тую кра­молу. Реп­ро­дук­то­ры ора­ли со всех сто­рон ше­девр пе­сен­но­го ис­кусс­тва в пе­ри­од      лю­бов­ной ин­три­ги меж­ду Ста­линым и Мао-Цзе­дуном: " Ста­лин и Мао - братья на век!". На это ба­буш­ка, по­манив ме­ня паль­цем поб­ли­же, про­шеп­та­ла  мне в ухо: 

- За­пом­ни мои сло­ва, Ма­риноч­ка, жел­тая за­раза за­во­юет весь мир!
                                       
Как-то речь заш­ла о де­душ­ке, быв­шем му­же, с ко­торым Ма­рия Яков­левна дав­но ра­зош­лась. Ее ком­мента­рий был та­ков: "Мое за­мужес­тво с Се­режей прак­ти­чес­ки бы­ло мо­им  аль­ян­сом с рус­ским про­лета­ри­атом. Ес­тес­твен­но, ни­чего хо­роше­го из это­го вый­ти не мог­ло!"

Ис­то­рия ба­буш­ки­ной жиз­ни до­воль­но тем­ная. Ник­то на са­мом де­ле не зна­ет ни имен ее ро­дите­лей, ни ее де­вичей фа­милии. Нам  из­вес­тна ле­ген­да, сос­тавлен­ная из ред­ких  за­меча­ний, бро­шен­ных ба­буш­кой всколь­зь. Из это­го сле­дова­ло, что ба­буш­ка вос­пи­тыва­лась в семье из­вес­тно­го до ре­волю­ции те­нора Ма­ри­ин­ско­го Те­ат­ра Ни­колая Ни­кола­еви­ча Фиг­не­ра. Сам Ни­колай Ни­кола­евич был  млад­шим бра­том  на­родо­вол­ки Ве­ры Фиг­нер, от­си­дев­шей в Шлис­сель­бург­ской кре­пос­ти 20 лет за учас­тие в по­куше­нии на ца­ря Алек­сан­дра II.                                                              

Жи­вя в арис­токра­тичес­кой семье Фиг­не­ров, ба­буш­ка по­лучи­ла весь­ма со­лид­ное об­ра­зова­ние и во­об­ще бы­ла не­ор­ди­нар­ным че­лове­ком. Она зна­ла 25 язы­ков, в том чис­ле япон­ский. Сво­бод­но го­вори­ла на шес­ти ев­ро­пей­ских язы­ках, на ос­таль­ных чи­тала и пе­рево­дила пись­мен­но. Кро­ме то­го, в 1917 го­ду ба­буш­ка окон­чи­ла  Выс­шие жен­ские кур­сы име­ни Бес­ту­жева-Рю­мина. Ког­да гря­нула Пер­вая ми­ровая вой­на, Фиг­нер ис­пу­гал­ся воз­можных реп­рессий по от­но­шению к Ма­ше, ко­торая, яко­бы, бы­ла ро­дом из Гер­ма­нии. Он сжег все ее до­кумен­ты и ка­ким-то об­ра­зом вып­ра­вил но­вые. 

Па­па всег­да счи­тал, что ба­буш­ки­на мать бы­ла не­мец­кой ев­рей­кой, а отец, ве­ро­ят­но, по­ляк. Этим объ­яс­нялся тот факт, что ба­буш­ка с детс­тва го­вори­ла по край­ней ме­ре на трех язы­ках. В семье Фиг­не­ров раз­го­вари­вали по-италь­ян­ски, так как вто­рая же­на Ни­колая Ни­кола­еви­ча - Ме­дея Мей-Фиг­нер - бы­ла италь­янcкой пе­вицей. Суп­ру­ги яв­ля­лись пер­вы­ми ис­полни­теля­ми "Пи­ковой Да­мы" Чай­ков­ско­го в Ма­ри­ин­ском Те­ат­ре в 1890 го­ду и бы­ли удос­то­ены зва­ния Со­лис­тов Им­пе­ратор­ско­го Те­ат­ра.

Ког­да я на­веща­ла ба­буш­ку, то встре­чала у нее очень кра­сивую жен­щи­ну - Ма­рину Фиг­нер. Она бы­ла внуч­кой Ни­колая Ни­кола­еви­ча и Ме­деи, до вой­ны - ак­три­сой те­ат­ра Со­вет­ской Ар­мии, ко­торой А. Га­лич пос­вя­тил свою пес­ню "Ка­раган­да". Ма­рине Фиг­нер не уда­лось из­бе­жать страш­ной учас­ти, ми­новав­шей ос­таль­ных Фиг­не­ров: она бы­ла по­саже­на в ла­герь, где у нее по­гиб ре­бенок. Тог­да я, ко­неч­но, об этом ни­чего не зна­ла.

К де­тям Фиг­не­ров хо­дили гу­вер­не­ры, обу­чав­шие ан­глий­ско­му и фран­цуз­ско­му. Ос­таль­ное вы­учить, по ба­буш­ки­ным собс­твен­ным сло­вам, бы­ло уже не так труд­но. Про­ис­хо­дило это так. На стол ста­вил­ся здо­ровен­ный са­мовар, из бли­жай­шей бу­лоч­ной при­носи­лись буб­ли­ки. Ба­буш­ка вмес­те с под­ру­гами - Ан­ной и  На­деж­дой Ал­ли­лу­евы­ми - са­дилась за стол. Они сут­ка­ми го­няли чаи с буб­ли­ками и си­дели за учеб­ни­ками.

От­ку­да взя­лись Ал­ли­лу­евы и о мно­гом дру­гом, я уз­на­ла тог­да, ког­да на­чала ко­пать­ся в ис­то­рии ба­буш­ки­ной жиз­ни. Сес­тры Ал­ли­лу­евы бы­ли родс­твен­ни­цами  треть­ей же­ны Ни­колая Ни­кола­еви­ча - Рэ­нэ Ефи­мов­ны Ра­диной. По рас­ска­зу од­но­го из чле­нов семьи Фиг­не­ров-Ра­диных, ког­да На­деж­да уже бы­ла же­ной Ста­лина, она приш­ла к ним в дом и ска­зала, что­бы Ра­дины унич­то­жили все до­кумен­ты, пись­ма и фо­тог­ра­фии, свя­зыва­ющие их с Ал­ли­лу­евы­ми.

- За­пом­ни­те, мы с ва­ми не родс­твен­ни­ки, - ска­зала она пе­ред ухо­дом.

Но нес­мотря на это, ту­чи над Фиг­не­рами-Ра­дины­ми на­чали сгу­щать­ся (пос­ле арес­та Ма­рины) и тут про­из­шла очень стран­ная ис­то­рия. Ве­ра Фиг­нер, ко­торая в то вре­мя жи­ла в До­ме для прес­та­релых ре­волю­ци­оне­ров под Мос­квой, поз­во­нила Ста­лину:

- И­осиф! Я от­си­дела в Шлис­сель­бур­ге 20 лет и ду­маю, что это­го дос­та­точ­но. Ос­тавь мою семью в по­кое!

На  удив­ле­ние всем  "отец на­родов" дей­стви­тель­но ос­та­вил семью в по­кое и им да­же уда­лось пе­режить Ле­нин­градскую бло­каду.

Пер­вая же­на Н.Н. Фиг­не­ра - не­мец­кая ев­рей­ка Ма­рия-Лу­иза Кель­берг - бы­ла гу­вер­нан­ткой в до­ме ад­ми­рала Шмид­та, от­ца ле­ген­дарно­го лей­те­нан­та. Ни­колай Ни­кола­евич поз­на­комил­ся с ней у Шмид­тов, так как был мор­ским офи­цером-дво­ряни­ном и был вхож в их дом. По вос­по­мина­ни­ям чле­нов семьи Фиг­не­ров он влю­бил­ся от­ча­ян­но, но мне­ние о Ма­рии-Лу­изе в семье бы­ло дос­ловно та­кое: "Она вуль­гар­на, у нее ад­ский ха­рак­тер, она ода­ряла жен­ски­ми ми­лос­тя­ми всех за­ез­жих мор­ских офи­церов. Да­же в ка­кой-то мо­мент суп­ру­га ад­ми­рала хо­тела от нее из­ба­витья, но сам ад­ми­рал встал на ее за­щиту, так как она зна­ла в со­вер­шенс­тве нес­коль­ко язы­ков и бы­ла всес­то­рон­не об­ра­зова­на, а та­ких гу­вер­нанток в те вре­мена бы­ло не так прос­то най­ти".

Мо­лодые по­жени­лись тай­ком от ро­дите­лей, ко­торые бы­ли про­тив это­го бра­ка. Ни­колай ушел из фло­та и пос­ту­пил в Пе­тер­бург­скую кон­серва­торию, так как у не­го был опер­ный го­лос. Дочь Со­фия ро­дилась в 1878 го­ду. Вза­имо­от­но­шения  Ма­рии-Лу­изы и Ни­колая Ни­кола­еви­ча не скла­дыва­лись. Фиг­нер у­ехал в Ита­лию учить­ся опер­но­му ис­кусс­тву, ос­та­вив Лу­изу с до­черью в Рос­сии. Из Ита­лии Ни­колай Ни­кола­евич при­вёз свою вто­рую же­ну.

Лу­изу и Со­фию он про­дол­жал ма­тери­аль­но под­держи­вать всю свою жизнь. До­копав­шись до этих фак­тов, и со­пос­та­вив их с тем, что го­вори­ла ба­буш­ка, я приш­ла к вы­воду, что она, ско­рее все­го, бы­ла до­черью Со­фии, то есть внуч­кой Ни­колая Фиг­не­ра. А ока­залась она в его семье по­тому, что Со­фия у­еха­ла к боль­но­му му­жу в Прус­сию, и ро­дите­ли Ма­ши бы­ли от­ре­заны от Рос­сии, ког­да на­чалась Пер­вая ми­ровая вой­на. Даль­ней­шая их судь­ба мне не­из­вес­тна.

Что же ка­са­ет­ся Лу­изы, знаю из тех же ис­точни­ков, что сво­ен­равная бон­на, в пе­ри­од сво­ей жиз­ни в Ита­лии, ку­да она пос­ле­дова­ла за Ни­кола­ем без его сог­ла­сия, пе­рево­дила на италь­ян­ский язык кни­ги и статьи, ко­торые пи­сала Ве­ра Фиг­нер, на­ходясь с сес­трой Ли­ди­ей в Цю­рихе, где она учи­лась в уни­вер­си­тете на ме­дицин­ском фа­куль­те­те. 

Ни­колай Ни­кола­евич умер в 1918 го­ду. Ма­ша ос­та­лась без стредств к су­щес­то­ванию. На­деж­да Ал­ли­лу­ева при­вела ба­буш­ку в Смоль­ный, Ма­шу взя­ли пе­ревод­чи­цей в ап­па­рат Чи­чери­на. Как-то она спро­сила од­но­го из сот­рудни­ков:

- А что это за нев­зрач­ный му­жичон­ка бе­га­ет как су­мас­шедший по ко­ридо­ру?

На что  моя ба­буля по­лучи­ла та­кой от­вет:

- Опом­нись, Ма­ша! Это же Ле­нин!

Ког­да в 1919 го­ду пра­витель­ство пе­реха­ло в Мос­кву, ба­буш­ка пе­ре­еха­ла вмес­те с ним в од­ном из трех эше­лонов, как это мне так­же ста­ло из­вес­тно поз­же. В по­ез­де ба­буш­ка ле­жала на го­лой пол­ке. Ле­нин, об­хо­див­ший эше­лон, про­веряя, как ус­тро­ил­ся на­род, уви­дел это и при­нес ба­буш­ке свою по­душ­ку. Рас­ска­зывая мне этот эпи­зод, ба­буш­ка под­хи­хики­вала, так как она не мог­ла вспом­нить, ку­да по­том де­валась ис­то­ричес­кая по­душ­ка!
 
С де­душ­кой Сер­ге­ем Про­кофь­еви­чем  ба­буш­ка поз­на­коми­лась слу­чай­но. По­водом для зна­комс­тва был че­модан, ко­торый де­душ­ка от­должил ба­буш­ке во вре­мя пе­ре­ез­да из Пи­тера в Мос­кву. Под­робнос­ти это­го зна­комс­тва, кро­ме са­мого фак­та, не из­вес­тны.                  

Па­па, как по­том вы­яс­ни­лось, ва­лял ду­рака, ког­да го­ворил мне, что на­ша фа­милия - Про­зоро­вы -  на са­мом де­ле пар­тий­ная клич­ка де­душ­ки. Его нас­то­ящая фа­милия бы­ла Кок­люшкин. Дед ни­ког­да не был чле­ном пар­тии, его при­час­тность к по­лити­чес­кой борь­бе зак­лю­чалась лишь в том, что, ког­да-то, в да­лекой юнос­ти, его вмес­те с бра­том Ти­мошей по ошиб­ке арес­то­вали и про­дер­жа­ли два дня в ку­туз­ке по по­доз­ре­нию в учас­тии в стач­ке же­лез­но­дорож­ных ра­бочих. В пос­ледс­твии этот факт был пред­ме­том пос­то­ян­ных шу­ток в семье. Ког­да же Ма­рия Яков­левна выш­ла за не­го за­муж, она нас­то­яла на пе­реме­не фа­милии, так что мы дол­жны быть бла­годар­ны ба­буш­ке за ее лю­бовь к Че­хову.

Пос­ле ре­волю­ции мож­но бы­ло очень лег­ко по­менять се­бе и имя, и фа­милию. Для это­го дос­та­точ­но бы­ло дать объ­яв­ле­ние в га­зете, а по­том прий­ти с этой га­зетой в но­тари­аль­ный от­дел мес­тно­го ко­мис­са­ри­ата, где офор­мля­ли но­вые до­кумен­ты. Па­па дол­го хра­нил га­зету двад­ца­тых го­дов, не знаю, ку­да она по­том де­лась. В га­зете бы­ла изу­митель­ная рек­ла­ма: "Пи­люли АРА сла­бят лег­ко и неж­но, не на­рушая сна!". А так­же объ­яв­ле­ния  об из­ме­нении фа­милий и имен, сре­ди ко­торых был та­кой перл: "Иван Гов­но ме­ня­ет имя на Эду­ард"!

Дед Сер­гей был ро­дом из Ца­рицы­на, где он жил со сво­им стар­шим бра­том Ти­мошей и его же­ной Ка­тей. Ти­моша ра­ботал ма­шинис­том на же­лез­ной до­роге.
Пер­вая де­душ­ки­на же­на бы­ла из очень бо­гатой поль­ской семьи. Семья вла­дела нес­коль­ки­ми за­вода­ми, в том чис­ле за­водом фрук­то­вых вод, на ко­тором дед Сер­гей слу­жил сче­тово­дом. Дед влю­бил­ся в поль­ку и за­хотел на ней же­нить­ся. Ро­дите­ли бы­ли ре­шитель­но про­тив та­кого ме­заль­ян­са, по­это­му Сер­гей, бу­дучи не ду­рак, увез свою воз­люблен­ную тай­ком из Ца­рицы­на в Мос­кву.   
Бед­ные поль­ские бур­жуа, пре­дан­ные ка­толи­ки, не мог­ли вы­нес­ти по­зора, сми­рились и ку­пили мо­лодо­женам квар­ти­ру в Мос­кве на чет­вертом эта­же то­го са­мого  до­ма, где по­том вы­рос­ли все Про­зоро­вы. От пер­во­го бра­ка у де­да бы­ло двое де­тей: Зо­ся и Те­одор. Он до­воль­но быс­тро ов­до­вел, и де­тей заб­ра­ли на Вол­гу  ро­дите­ли же­ны.

То, что де­душ­ка был же­нат, ба­буш­ка зна­ла, а вот тот факт, что у не­го от этой же­ны есть двое де­тей, дед ута­ил. Ка­ков же был шок для бед­ной Ма­ши, ког­да влас­ти наш­ли де­да и пот­ре­бова­ли заб­рать де­тей из дет­ско­го до­ма, ку­да они по­пали пос­ле смер­ти ба­буш­ки и де­душ­ки, скон­чавших­ся в ре­зуль­та­те из­вес­тно­го го­лода на Вол­ге в  20-е го­ды.                                                                                             

Дед Сер­гей был хо­рош со­бою. И по рас­ска­зам оче­вид­цев, за­яд­лый "хо­док". Он был при­чиной ду­шев­ных стра­даний ба­буш­ки и ее неп­ри­ятия рус­ско­го про­лета­ри­ата. Да­же спус­тя мно­го лет она не пе­рес­та­вала жа­ловать­ся на его пос­то­ян­ные ув­ле­чения на сто­роне и, в свой­ствен­ной ей ори­гиналь­ной ма­нере, за­яв­ля­ла, что ро­жала де­тей наз­ло Сер­гею.

Де­ло до­ходи­ло до то­го, что ба­буш­ка пря­тала его брю­ки. Но стой­кий дед не уни­мал­ся, от­ры­вал штрип­ки от бе­лых хлоп­ча­то-бу­маж­ных каль­сон, поп­ле­вав на ла­дони, приш­ле­пывал ими вдоль брю­чины, соз­да­вая впе­реди склад­ку, как буд­то на брю­ках, и гор­до от­прав­лялся на Пат­ри­ар­шие пру­ды оба­ять дом­ра­бот­ниц, гу­ляв­ших там с деть­ми. За это ба­буш­ка на­зыва­ла его не ина­че, как  "ку­хар­ник".

Их пер­вый ре­бенок - де­воч­ка, умер­ла в детс­тве. По­том ро­дились близ­не­цы: Бо­рис и Глеб, а спус­тя нес­коль­ко лет млад­шая дочь - Аг­лая ( в семье -- Галь­ка).  Близ­не­цы бы­ли по­хожи, как две кап­ли во­ды.

Па­па  ро­дил­ся пер­вым и был ров­но на 40 ми­нут стар­ше сво­его бра­та.
Пос­ле то­го, как па­па по­явил­ся на свет, Ма­рия Яков­левна соб­ра­лась бы­ло встать и сво­им хо­дом от­пра­вить­ся в па­лату. И тут при­шед­шая в ужас аку­шер­ка за­вопи­ла не сво­им го­лосом: " Что ты, что ты, Ма­ша! Ле­жи, сей­час вто­рой ро­дит­ся!". На что моя не­ор­ди­нар­ная ба­буш­ка, брез­гли­во скри­вив гу­бы, за­яви­ла :

- Фу, ка­кая га­дость! Что я, кош­ка, что-ли!?

Пос­ле пе­ре­ез­да в Мос­кву ба­буш­ка про­дол­жа­ла ра­ботать с чле­нами пра­витель­ства пе­ревод­чи­цей. Ез­ди­ла с ни­ми по строй­кам ком­му­низ­ма, на ко­торых ра­бота­ли инос­тран­ные ин­же­неры. Дол­гое вре­мя ба­буш­ка ра­бота­ла с Ми­ко­яном.
Очень час­то ее вы­зыва­ли в раз­личные ми­нис­терс­тва. Как по­том мне рас­ска­зыва­ла же­на па­пино­го бра­та, при­ходи­ли да­же до­мой раз­ные зна­мени­тые и ис­то­ричес­кие лич­ности с прось­ба­ми о пе­рево­де пи­сем и до­кумен­тов, ко­торые они не хо­тели афи­широ­вать пе­ред влас­тя­ми. Кро­ме то­го она по­мога­ла с де­лоп­ро­из­водс­твом в до­мо­уп­равле­нии.

Ког­да ро­дились близ­не­цы, ба­буш­ка от­пра­вила мес­тно­го двор­ни­ка за­регис­три­ровать де­тей. Двор­ник ре­шил внес­ти свою леп­ту в жизнь близ­не­цов, по­забо­тив­шись о том, что­бы хоть в до­кумен­тах бы­ла меж­ду ни­ми ка­кая-то раз­ни­ца. Он за­писал па­пу Про­зоро­вым, а дя­дю Гле­ба Про­зоро­вым-Кок­люшки­ным.
В ре­зуль­та­те это­го иди­отиз­ма дя­де Гле­бу по­том приш­лось му­чить­ся с пе­ре­офор­мле­ни­ем сво­их до­кумен­тов на прос­то Про­зоро­ва.

Вре­мена ме­нялись, час­тная квар­ти­ра пе­рес­та­ла быть час­тной, Про­зоро­вых уп­лотни­ли, все­лили со­седей. Дед тут же за­вел ро­ман с со­сед­кой. За­тем у­ехал ра­ботать в Ру­мынию. Брак рас­пался окон­ча­тель­но.

Ле­то 41-го нав­сегда пе­ревер­ну­ло жизнь семьи. Ба­буш­ка ока­залась без ра­боты - инос­тран­ных ин­же­неров уже всех пе­рес­тре­ляли. Поч­то­вый ящик, где она ра­бота­ла и пе­рево­дила до­кумен­ты, до­бытые со­вет­ски­ми раз­ведчи­ками и свя­зан­ны­ми с ави­аци­ей эва­ку­иро­вали. Но Ма­рия Яков­левна не хо­тела у­ез­жать из Мос­квы.

Со­вер­шенно слу­чай­но ба­буш­ка встре­тила ко­го-то из вы­соко­го на­чаль­ства в во­ен­ко­мате, ку­да она приш­ла в на­деж­де по­лучить ра­боту, и этот че­ловек по­реко­мен­до­вал её в НКВД.

Та­ким об­ра­зом, ба­буш­ка, ярая кон­тра, ока­залась на служ­бе в са­мом страш­ном в Со­вет­ском Со­юзе уче­реж­де­нии, где она и про­рабо­тала по­том пе­ревод­чи­цей с 1942  по 1953 год. В от­ве­те на мой зап­рос в от­дел кад­ров ФСБ  бы­ло на­писа­но:

"Оз­на­комить Вас с ма­тери­ала­ми лич­но­го де­ла Про­зоро­вой М.Я. не пред­став­ля­ет­ся воз­можным, так как они от­но­сят­ся к све­дени­ям кон­фи­ден­ци­аль­но­го ха­рак­те­ра".

А я спра­шива­ла все­го лишь о ее про­ис­хожде­нии и де­вичь­ей фа­милии. Из это­го я сде­лала вы­вод, что ба­буш­ке уда­лось на­вес­ти та­кую тень на пле­тень, что да­же в КГБ о ней не бы­ло ни­чего из­вес­тно. Это под­твержда­ет­ся ав­то­би­ог­ра­фи­ей, при­ложен­ной к пись­му, и на­писан­ной ба­буш­кой собс­твен­но­руч­но в 1950 го­ду.  (Кста­ти, в своё вре­мя и отец го­ворил, что влас­тям из­вес­тно о нас толь­ко то, что мы са­ми  о се­бе офи­ци­аль­но или не­офи­ци­аль­но со­об­ща­ем).

Из это­го мож­но сде­лать еще и та­кой вы­вод, учи­тывая, что ба­буш­ка уш­ла на пен­сию пос­ле смер­ти Ста­лина и Бе­рия: она в те­чение 11 лет ра­бота­ла на Бе­рия. Ему, ко­неч­но, удоб­нее бы­ло дер­жать од­но­го че­лове­ка, зна­юще­го 25 язы­ков, за ко­торым сле­дили два нквдеш­ни­ка, чем 25, за ко­торы­ми дол­жны бы­ли бы сле­дить 50.

Мол­чать ба­буш­ка уме­ла, страш­но бо­ялась влас­ти и го­вори­ла, что ког­да она вы­ходит из про­ход­ной, за ней опус­ка­ет­ся за­навес. Ма­рию Яков­левну, су­дя по все­му, це­нили, так как на пен­сию она выш­ла в чи­не ка­пита­на служ­бы бе­зопас­ности, что, ка­жет­ся, рав­ня­лось тог­да об­ще­вой­ско­вому под­полков­ни­ку.

В ба­буш­ке со­чета­лись са­вер­шенно не­веро­ят­ные и не­сов­мести­мые чер­ты и ма­нера по­веде­ния, неп­ря­тие и спо­соб­ность адап­ти­ровать­ся воп­ре­ки и на­пере­кор.
Па­па рас­ска­зывал, что, ког­да она при­ходи­ла с ра­боты, ши­роко рас­па­хива­лась дверь в ог­ромную ком­на­ту, всег­да пол­ную де­тей и их дру­зей раз­но­го ка­либ­ра и воз­раста, и раз­да­валась всег­да од­на и та же гром­кая фра­за, ука­зыва­ющая на то, что всем по­ра сма­тывать­ся:

- Шу­хер! Де­ти, мать приш­ла!

При­нимая во вни­мание вос­пи­тание и об­ра­зова­ние, ко­торое по­лучи­ла ба­буш­ка, сре­ду, в ко­торой она жи­ла в Пе­тер­бурге, тот факт, что она дру­жила с по­эта­ми-де­каден­та­ми, лич­но зна­ла Бло­ка (до­ма Фиг­не­ров и Бло­ков со­седс­тво­вали), об­ща­лась с Сав­вой Мо­розо­вым, ее спо­соб­ность вот так ли­хо на во­ров­ском жар­го­не при­ветс­тво­вать по ве­черам сво­их де­тей про­из­во­дила силь­ное впе­чат­ле­ние.

От ба­буш­ки у ме­ня ос­та­лась толь­ко се­реб­ря­ная дес­сер­тная лож­ка, ко­торую она по­дари­ла мне, ког­да мне ис­полнил­ся год, а у бра­та Гле­буш­ки - зер­ка­ло в ра­ме из крас­но­го де­рева, с ко­торо­го я по­мога­ла ма­ме сди­рать брон­зо­вые за­витуш­ки, прев­ра­щая рок­ко­ко в но­вый мо­дерн.

Из ис­то­рий, рас­ска­зан­ных мне ба­буш­кой, ког­да я при­ходи­ла ее на­вещать в боль­ни­цу, уже уми­ра­ющую от ди­абе­та, ме­ня по­рази­ла од­на.

 Это бы­ло во вре­мя вой­ны. В один прек­расный день, ба­буш­ка толь­ко вер­ну­лась до­мой с ноч­но­го де­журс­тва из НКВД, как раз­дался стук в дверь и в
ком­на­ту внес­ли здро­вен­ный де­ревян­ный сун­дук, на ко­тором  зо­лоты­ми бук­ва­ми бы­ло вы­бито "VATICAN".

"И пред­став­ля­ешь, Ма­риноч­ка, - рас­ска­зыва­ла ба­буш­ка, - ког­да я это уви­дела, я вста­ла, соб­ра­ла ко­томоч­ку, си­жу и жду ког­да за мной при­дут. Си­жу час, вто­рой, тре­тий. Ник­то не при­ходит. Мне на­до­ело, я бе­ру труб­ку и зво­ню осо­бис­там в НКВД. Го­ворю, вот так и так, ве­ро­ят­но, родс­твен­ни­ки пер­вой Се­реже­ной же­ны, ка­толи­ки, ор­га­низо­вали по­сыл­ку.

А они мне го­ворят: "А что вы вол­ну­етесь, Ма­рия Яков­левна? От­кры­вай­те и поль­зуй­тесь. Не­уже­ли вы ду­ма­ете, что по­лучи­ли бы эту по­сыл­ку без на­шей сан­кции!"

Дед Сер­гей про­дол­жал из­редка об­щать­ся с ба­буш­кой по те­лефо­ну и ее очень раз­вле­кали эти раз­го­воры. Как-то он поз­во­нил пос­ле пе­ре­ез­да на но­вую квар­ти­ру в Со­коль­ни­ки и с вос­торгом со­об­щил:
- И пред­став­ля­ешь, Ма­ша, я те­перь от­кры­ваю дверь и вы­хожу  в сад!                                                                  

На что ба­буш­ка со­вер­шенно спо­кой­но за­яви­ла:

- А я, Се­режа, от­кры­ваю дверь - и вы­хожу, ку­да хо­чу!

Моя ба­буш­ка, Ма­рия Яков­левна, бы­ла вык­рестом и ан­ти­семит­кой. По­это­му она не вос­при­няла мою мать и по­это­му я ее всег­да на­веща­ла од­на. Эта проб­ле­ма в семье ни­ког­да не об­сужда­лась. Па­па, обо­жав­ший ма­му, не мог при­мирить­ся с этим.

Ба­буш­ка очень ве­сели­лась, рас­ска­зывая ис­то­рию из сво­ей юнос­ти. Её са­мая близ­кая под­ру­га по гим­на­зии бы­ла до­черью пра­вос­лавно­го свя­щен­ни­ка. Как-то, ког­да они шли из гим­на­зии, на них на­пали чер­но­сотен­цы, ко­торые по­били дочь свя­щен­ни­ка, при­няв её за ев­рей­ку, пос­коль­ку она бы­ла тем­ногла­зой брю­нет­кой, а ба­буш­ка -- го­лубог­ла­зой блон­динкой.

В кон­це сво­ей жиз­ни, Ма­рия Яков­левна, ве­ро­ят­но, пе­ре­оце­нила свое от­но­шение к это­му воп­ро­су, так как единс­твен­ным че­лове­ком, ко­торый снаб­жал боль­ную ба­буш­ку нор­маль­ной едой, све­жими со­ками и пр., бы­ла моя мать. Ба­буш­ку в боль­ни­це на­веща­ла я, при­нося ей еду, па­па и дя­дя Глеб. По­это­му она как-то поз­во­нила ма­ме и ска­зала:

- Стэл­ла! Я дож­на поп­ро­сить у те­бя про­щения! Я бы­ла к те­бе нес­пра­вед­ли­ва!
           
Ба­буш­ка так и не при­няла ни ре­волю­цию, ни ком­му­нис­тов. Имея та­кой трез­вый и ос­трый ум, жи­ла в сво­ем внут­реннем ми­ре, как бы под кол­па­ком, ос­та­ва­ясь вер­ной се­бе и сво­ему прош­ло­му. По­это­му  как-то пос­ле мо­его оче­ред­но­го ви­зита к ней в боль­ни­цу она поз­во­нила ма­ме и ска­зала:                         

- Стэл­ла! У ме­ня бы­ла Ма­риноч­ка. Она бы­ла оде­та как прос­тая кресть­ян­ка, де­ревен­ский пла­ток на го­лове и шу­ба из ов­чи­ны! (В го­лосе ба­буш­ки - ужас!)
Ты же так хо­рошо шь­ешь, не­уже­ли не мо­жешь одеть ее, как по­лага­ет­ся, она же уже де­вица! Вот ког­да я жи­ла в Пе­тер­бурге, у ме­ня был ве­лико­леп­ный фис­ташко­вый ка­пор с ма­лино­вым рю­шем!

Это бы­ло на­чало  шес­ти­деся­тых го­дов, в мо­де бы­ли шер­стя­ные ша­ли. Я но­сила мер­лушко­вую чер­ную шуб­ку, ко­торую мне дос­та­ли по ко­лос­саль­но­му бла­ту. Но моя ба­буш­ка бы­ла Ма­ри­ей Яков­левной, ко­торая ез­ди­ла на из­возчи­ке, но­сила не­мыс­ли­мые шляп­ки, ма­зала ще­ки ру­мяна­ми, зна­ла бо­лее двух де­сят­ков язы­ков, при этом, ве­ро­ят­но, мог­ла зап­росто ре­шить в уме ин­теграл и, од­нажды, при­дя на ра­боту и сняв ши­нель, об­на­ружи­ла, что гим­настер­ка на ней, а вот юб­ку она на­деть за­была.

Ког­да ба­буш­ка умер­ла, я впер­вые в сво­ей жиз­ни ви­дела, как пла­кал мой отец.

Эта и дру­гие не ме­нее ин­те­рес­ные ис­то­рии при­веде­ны в не­дав­но вы­шед­шей кни­ге Ма­рины Про­зоро­вой "Всё про­ходит". Кни­га быс­тро рас­ку­па­ет­ся и "Кру­гозор" поз­драв­ля­ет на­шего пос­то­ян­но­го ав­то­ра с бе­зус­ловным твор­ческим ус­пе­хом. Вы же, ува­жа­емые чи­тате­ли, мо­жете при­об­рести по при­ем­ле­мой це­не ещё не про­дан­ные кни­ги в ин­терне­те, по ни­жеп­ри­веден­ной ссыл­ке:

http://www.abcknigi.com/e-store/books/index.php?SECTION ID=157&ELEMENT ID=703