СУДЬБА ИЗ ШРАМОВ, или О сталинщине - от очевидцев

Вмес­то вступ­ле­ния

В од­ном из про­из­ве­дений Алек­сан­дры Ма­рини­ной есть хо­рошее оп­ре­деле­ние раз­ни­цы меж­ду жи­вот­ны­ми и людь­ми. Эта раз­ни­ца зак­лю­ча­ет­ся в том, что че­ловек зна­ет, что он, в ко­неч­ном сче­те, ум­рет, а жи­вот­ное - нет. Свер­шить­ся это­му со­бытию по­мога­ют как внут­ренние, так и внеш­ние "си­лы". Не мо­гу ска­зать у ко­го есть пре­иму­щес­тво...

Пре­дыс­то­рия

Шел 1956-й год. Из ста­лин­ских ла­герей ста­ли воз­вра­щать­ся лю­ди, чу­дом из­бе­жав­шие этой внеш­ней "си­лы". К их чис­лу при­над­ле­жала и моя ма­туш­ка. Это бы­ло о­ос­новным глав­ным со­быти­ем это­го го­да. Ос­таль­ные со­бытия хо­тя, мо­жет быть, бы­ли .важ­ны­ми, но име­ли го­раз­до мень­шее зна­чение, кро­ме од­но­го. Мой зять, Илья Ве­ни­ами­нович Кру­тас, был ди­рек­то­ром кон­ди­тер­ской фаб­ри­ки име­ни Ма­рите Мель­ни­кай­те в Виль­ню­се. В тот год на фаб­ри­ке шел ка­питаль­ный ре­монт. Ме­няли обо­рудо­вание, рас­ши­ряли пло­щади це­хов и про­води­ли про­чие ра­боты. Ког­да все это бы­ло за­кон­че­но, приш­ла бри­гада ма­ляров. При­чем, ос­новны­ми ра­бот­ни­ками бы­ли жен­щи­ны, а бри­гадир у них был муж­чи­на.

Он был сред­не­го рос­та, ко­ренас­тый, с во­ен­ной вып­равкой и аб­со­лют­но лы­сый. У не­го бы­ла од­на осо­бен­ность, он очень мно­го ку­рил. За­кан­чи­вал од­ну па­пиро­су и от нее при­кури­вал сле­ду­ющую. Пре­тен­зий у мо­его зя­тя к ра­боте ма­ляров не бы­ло, но его очень за­ин­те­ресо­вал бри­гадир, ма­ло по­ходив­ший на ма­ляра. И од­нажды мой зять спро­сил его, дей­стви­тель­но ли он был ма­ляром всег­да.

- А, что. У вас есть пре­тен­зии к на­шей и мо­ей, в час­тнос­ти, ра­боте ?

- Нет, пре­тен­зий у ме­ня нет, - ска­зал Илья Ве­ни­ами­нович.

 На том раз­го­вор и за­кон­чился. Но на сле­ду­ющий день, ут­ром бри­гадир ма­ляров поп­ро­сил, что­бы ди­рек­тор его при­нял. По­лучив раз­ре­шение, он во­шел в ка­бинет и спро­сил:

- То­варищ ди­рек­тор, мож­но мне с ва­ми пе­рего­ворить ? По­чему вы спро­сили, всег­да ли я был ма­ляром ?

- Не знаю, - ска­зал Илья Ве­ни­ами­нович, - ме­ня сму­тила ва­ша во­ен­ная вып­равка и по­веде­ние.

- Вы аб­со­лют­но пра­вы, ма­ляром я был не всег­да. Ес­ли поз­во­лите, я рас­ска­жу о се­бе.

Мой зять не воз­ра­жал.

Рас­сказ Ста­нис­ла­ва Ви­кенть­еви­ча

То­вари­щи по нес­часть­ям: моя ма­ма и
Ста­нис­лав Ви­кенть­евич Лю­бец­кий

Зо­вут ме­ня Ста­нис­лав Ви­кенть­евич Лю­бец­кий. Ро­дил­ся я и жил до 16-ти лет в го­роде Ор­ша. Под­рос­тком ра­ботал ка­кое-то вре­мя в же­лез­но­дорож­ных мас­тер­ских. В это вре­мя в Рос­сии шла Граж­дан­ская вой­на. Я был мо­лод и на­ивен и мне очень за­хоте­лось при­нять учас­тие в бо­евых дей­стви­ях. Я убе­жал из до­ма, доб­рался до Даль­не­го Вос­то­ка и там, уве­личив свой воз­раст, всту­пил в Крас­ную Ар­мию. Ви­димо, во­евал я хо­рошо, по­тому что в воз­расте 18 лет ме­ня наз­на­чили ко­ман­ди­ром пол­ка. За бо­евые дей­ствия ме­ня наг­ра­дили ор­де­ном Бо­ево­го Крас­но­го Зна­мени. Я так и ос­тался в ар­мии. Го­да че­рез два или че­рез три я по­сетил Ор­шу. Встре­тил­ся с близ­ки­ми. К со­жале­нию, ро­дите­ли мои за это вре­мя умер­ли. И, в зак­лю­чение, же­нил­ся. Вмес­тые с мо­лодой же­ной я вер­нулся на Даль­ний Вос­ток, под Чи­ту, где на­ходил­ся мой полк. Че­рез не­кото­рое вре­мя ме­ня пос­ла­ли на уче­бу, по окон­ча­нии ко­торой я вер­нулся в часть.

У ме­ня бы­ла од­на осо­бен­ность, я был страс­тный охот­ник и ор­га­низо­вал охот­ничью ко­ман­ду. В нее вхо­дили стар­шие офи­церы ди­визии и кор­пу­са, к ко­торым при­над­ле­жал мой полк. Я не пом­ню ка­кой это был год, но в на­шу ди­визию при­был но­вый офи­цер, то­же страс­тный охот­ник. Это был мо­лодой, ве­селый че­ловек, прек­расный рас­сказ-чик. Мы зас­лу­шива­лись, ког­да он го­ворил. Про­был он у нас не дол­го, а по­том его пе­реве­ли ку­да-то в Центр.

Мне хо­телось бы еще ска­зать, что у нас бы­ла не­обыч­ная фор­ма, она на­поми­нала ка­зачью. Кур­тки с го­зыря­ми, па­пахи и обя­затель­но саб­ля, хо­тя мы бы­ли пе­хотин­ца­ми. Итак, я ко­ман­до­вал пол­ком и воз­глав­лял охот­ничью ко­ман­ду. Пос­ле служ­бы, до­ма ме­ня жда­ла лю­бимая же­на, сын и доч­ка.

В свя­зи с нап­ря­жен­ным по­ложе­ни­ем на Со­вет­ско-Мань­чжур­ской гра­нице, мы бы­ли в пос­то­ян­ной бо­евой го­тов­ности и у нас час­то про­води­лись уче­ния. Мой полк всег­да был на хо­рошем сче­ту. О со­быти­ях в стра­не мы зна­ли, но они нас как-то осо­бо не вол­но­вали, ведь они бы­ли да­леко от нас.

Где-то в на­чале 1937 го­да ин­спек­ти­ровать наш кор­пус при­ехал Мар­шал Блю­хер. Полк, ко­торым я ко­ман­до­вал, был в это вре­мя на ма­нев­рах и Мар­шал ре­шил пос­мотреть на на­ши дей­ствия, ко­торы­ми ос­тался очень до­волен. Пос­ле ма­нев­ров он мне ска­зал:

- Ну, май­ор, ты ме­ня очень по­радо­вал. Про­си, что хо­чешь.-

Ок­ру­жа­ющие мне ста­ли под­ска­зывать, что­бы я поп­ро­сил от­пуск на Юг, на Чер­ное мо­ре. Но нуж­но от­ме­тить, что в то вре­мя из Даль­не- вос­точно­го во­ен­но­го ок­ру­га от­пуска в Цен­траль­ную Рос­сию и, тем бо­лее, на Юг, не да­вали в свя­зи с нап­ря­жен­ным по­ложе­ни­ем на гра­нице. Поч­ти каж­дый день бы­ли про­вока­ции со сто­роны япон­цев. "Пой­мал ты ме­ня, май­ор, на сло­ве. Лад­но, так и быть. Раз­ре­шаю два с по­лови­ной ме­сяца от­пуска с до­рогой",- ска­зал Мар­шал.
      
Мы с же­ной и деть­ми ста­ли го­товить­ся к оть­ез­ду. Че­рез нес­коль­ко дней ко мне в штаб при­ехал ко­мис­сар кор­пу­са и поп­ро­сил ме­ня по пу­ти на­зад заб­рать в Харь­ко­ве пла­каты наг­лядной аги­тации, ко­торые мне под­не­сут к ва­гону. От­дохну­ли мы хо­рошо. На об­ратном пу­ти я вы­пол­нил прось­бу ко­мис­са­ра и мы вер­ну­лись в полк.
И вновь на­чались во­ен­ные буд­ни. По­ложе­ние на Мань­чжур­ской гра­нице про­дол­жа­ло ос­та­вать­ся очень нес­по­кой­ным.

Нас­ту­пил 1938 год. Вско­ре мы уз­на­ли, что Мар­шал Блю­хер арес­то­ван как враг на­рода, но у нас в час­тях бы­ло все спо­кой­но. В один из зим­них дней я вы­ехал с частью пол­ка на уче­ния. Че­рез не­кото­рое вре­мя ко мне при­ехал мой на­чаль­ник осо­бого от­де­ла и ска­зал, что ме­ня сроч­но вы­зыва­ют в осо­бый от­дел кор­пу­са.
Пред­сто­ит ка­кая-то дли­тель­ная ко­ман­ди­ров­ка. "Пе­редай полк за­мес­ти­телю и по­едем со мной",- ска­зал он. Ког­да мы про­ез­жа­ли че­рез наш во­ен­ный го­родок, он ска­зал мне, что­бы я за­шел до­мой, поп­ро­щал­ся с смь­ей, ос­та­вил шаш­ку, взял свой "тре­вож­ный" че­модан­чик и дру­гие, не­об­хо­димые в ко­ман­ди­ров­ке, ве­щи. Я все сде­лал как он ска­зал. Ни те­ни сом­не­ния, ни тре­воги у ме­ня не бы­ло.

Ког­да мы при­были в штаб кор­пу­са и пош­ли в осо­бый от­дел, он ска­зал мне, что­бы я от­дал ему пис­то­лет, так как про­сили прий­ти без ору­жия, что я и сде­лал. И в дан­ном слу­чае у ме­ня не воз­никло ни­како­го по­доз­ре­ния. С "тре­вож­ным" че­модан­чи­ком я во­шел в ка­бинет на­чаль­ни­ка осо­бого от­де­ла кор­пу­са. Фа­милию его я на­зывать не бу­ду, да это и не име­ет ни­како­го зна­чения. В охот­ничь­ей ко­ман­де мы бы­ли с ним в очень хо­роших от­но­шени­ях.

- А, при­вели вра­га на­рода. Сни­мите с не­го зна­ки раз­ли­чия и пор­ту­пею. Рас­ска­жи нам как ты вы­пол­нял по­руче­ния вра­га на­рода Блю­хера. С кем ус­та­нав­ли­вал связь на Юге и в Харь­ко­ве ?
 
Я ни­чего по­нять не мог.

- Ты что, с ума со­шел? - ска­зал я ему.

По­кажи­те ему, ка­кой я су­мас­шедший, об­ра­тил­ся он к ко­му-то из на­ходя­щих­ся в ком­на­те, и я по­лучил силь­ней­ший удар в ли­цо. Ви­димо, на ка­кое-то мнгно­вение я по­терял соз­на­ние, по­тому что, ког­да оч­нулся, то ле­жал на по­лу и ме­ня би­ли но­гами.

- Дос­та­точ­но, - ска­зал осо­бист,- от­ве­дите его в под­вал.

Ме­ня от­ве­ли, там уже на­ходи­лось нес­коль­ко из­би­тых офи­церов, не­кото­рых из ко­торых я знал. К ве­черу в под­ва­ле на­ходи­лось уже че­ловек двад­цать. Все бы­ли оша­раше­ны слу­чив­шимся. Как во­дит­ся, мне­ния раз­де­лились. Часть офи­церов го­вори­ла, что это мес­тная про­вока­ция и нуж­но сроч­но пос­та­вить в из­вес­тность то­вари­ща Ста­лина, дру­гие го­вори­ли, а их бы­ло мень­шинс­тво, что ни­кому ни­чего пи­сать не на­до, что что-то слу­чилось в Стра­не, ведь все слы­шали про арес­ты и в том чис­ле Блю­хера, а третья часть, мне­ние ко­торой при­дер­жи­вал­ся и я, го­вори­ла:

- То­вари­щи, ря­дом япон­цы. Это нас про­веря­ют: как мы бу­дем вес­ти се­бя, ес­ли по­падем в плен.

И я стой­ко дер­жался этой вер­сии, нес­мотря на жут­кие доп­ро­сы и из­де­ватель­ства. Так был вос­пи­тан. Это про­дол­жа­лось в те­чение двух не­дель. По­том нас всех пе­ревез­ли на то­вар­ную стан­цию в Чи­ту, пог­ру­зили в эше­лон и по­вез­ли в Ха­баровск.

Ког­да мы при­были на то­вар­ную стан­цию Ха­баров­ска, нам ве­лели прой­ти в пак­га­уз и рас­по­ложить­ся там. Пос­коль­ку мы бы­ли мо­лоды­ми и дос­та­точ­но силь­ны­ми, мы за­няли мес­та в цен­тре, на так на­зыва­емой "Крас­ной пло­щади". Там бы­ло зна­читель­но теп­лее, чем по кра­ям. Мно­гие, кто ле­жал вдоль на­руж­ных стен, по­гиб­ли, они за­мер­зли.

Че­рез два дня пре­быва­ния в пак­га­узе, ме­ня и еще нес­коль­ких офи­церов пе­реве­ли в Ха­баров­скую тюрь­му, где нам за­чита­ли оп­ре­деле­ние Осо­бого со­веща­ния. Я об­ви­нял­ся в шпи­он­ской де­ятель­нос­ти, учас­тии в конт­рре­волю­ци­он­ной ор­га­низа­ции, воз­глав­ля­емой быв­шим Мар­ша­лом Блю­хером и при­гова­ривал­ся к де­сяти го­дам ли­шения сво­боды без пра­ва пе­репис­ки с кон­фиска­ци­ей иму­щес­тва. Этот при­говор, как пра­вило, оз­на­чал расс­трел, но ме­ня не расс­тре­ляли. Вот тог­да до ме­ня дош­ло, что ни о ка­ком япон­ском пле­не речь не идет. Что же те­перь бу­дет с мо­ими близ­ки­ми, ду­мал я.

В ка­мере ха­баров­ской тюрь­мы ко мне по­дошел штат­ский че­ловек и сксзал:

- Слу­шай, ка­зак, (это из-за мо­ей фор­мы) я ле­нин­гра­дец. Со мной там в ка­мере си­дел офи­цер в та­кой же фор­ме. Он был прек­расный рас­сказ­чик, не­уны­ва­ющий че­ловек. Да­же, ког­да его, из­би­того до по­лус­мерти, при­носи­ли в ка­меру с доп­ро­сов, он и то пы­тал­ся шу­тить. Его зва­ли Кон­стан­тин. Не зна­ешь та­кого ?
 
И я вспом­нил охот­ничью ко­ман­ду и прек­расно­го рас­сказ­чи­ка Кон­стан­ти­на Кон­стан­ти­нови­ча Ро­кос­сов­ско­го.

Его фа­милия Ро­кос­сов­ский? - спро­сил я.

- Да.

-Я не­кото­рое вре­мя слу­жил с ним.

Че­рез не­делю пре­быва­ния в тюрь­ме ме­ня сно­ва по­сади­ли в эше­лон и по­вез­ли ку­да-то на Се­вер. Еха­ли мы дней пять. За­тем по­езд ос­та­новил­ся на ка­ком-то разь­ез­де. Нас выг­ру­зили. Кру­гом бы­ла бе­лая, снеж­ная пус­ты­ня и лишь вда­ли прос­матри­вались ка­кие-то стро­ения. Нас пос­тро­или в ко­лону и по­вели в их сто­рону. При­мер­но че­рез ки­лометр мы по­дош­ли к ним. Это бы­ли ба­раки, об­не­сен­ные ко­лючей про­воло­кой. В сто­роне от них сто­яли два дву­хэтаж­ных до­ма. Ви­димо там жил пер­со­нал ла­геря. Ме­ня по­мес­ти­ли в один из ба­раков. Мо­его со­седа по на­рам не бы­ло. Он по­явил­ся толь­ко к ве­черу. Мы поз­на­коми­лись. Ему бы­ло при­мер­но лет семь­де­сят. Он был вы­соко­го рос­та и очень ху­дой.

- Ме­ня зо­вут От­то Виль­гель­мо­вич,- ска­зал он. По на­ци­ональ­нос­ти я не­мец, при­ехал в СССР в 1933 го­ду по­могать стро­ить со­ци­ализм. А в 1937 го­ду ме­ня арес­то­вали как не­мец­ко­го шпи­она и вот уже год как я здесь.

Я наз­вал се­бя и спро­сил, ка­кая здесь ра­бота.

- Ка­мено­лом­ни, зав­тра уви­дите.-

На­зав­тра нас под­ня­ли в шесть ут­ра, да­ли ка­кую-то бур­ду на зав­трак и мор­ковный чай, а за­тем стро­ем по­вели в ка­мено­лом­ню. На­ша ра­бота зак­лю­чалась в том, что сна­чала мы ло­пата­ми сни­мали грунт, а за­тем кир­ка­ми на­чина­ли от­ка­лывать кам­ни. Я был в па­ре с нем­цем, при­чем на­ши но­ги бы­ли со­еди­нены цепью как кан­да­ла- ламн. Бри­гадир ус­та­новил каж­до­му из нас нор­му вы­работ­ки до обе­да. Кто ее не вы­пол­нял, то­го ос­тавля­ли в ка­мено­лом­не ра­ботать даль­ше. Мой на­пар­ник час­то ос­та­вал­ся там и его при­води­ли в ла­герь толь­ко ве­чером. Но мне с ним по­вез­ло. Вы уже, на­вер­ное об­ра­тили вни­мание, что я мно­го ку­рю, а не­мец не ку­рил и от­да­вал ма­хор­ку мне. Че­рез не­кото­рое вре­мя я ему ска­зал:

- Я мо­лодой и здо­ровый. Да­вай­те в ра­боте обь­еди­ним на­ши уси­лия.

Но не­даром он был не­мец.

- Ведь это не по­ложе­но,- ска­зал он.

- От­то Виль­гель­мо­вич, мно­гое не по­ложе­но в жиз­ни, да­же на­ше с ва­ми пре­быва­ние здесь.

Я вы­пол­нял пол­то­ры нор­мы, а он по­лови­ну, но за­то стал пи­тать­ся нор­маль­но, так как стал вов­ре­мя воз­вра­щать­ся в ла­герь. К на­шему счастью мы ни ра­зу не по­пались. Как-то я спро­сил его, кто он по спе­ци­аль­нос­ти ?

- Я стро­итель­ный ра­бочий. Мо­гу быть шту­кату­ром, плот­ни­ком, ма­ляром, - от­ве­тил он.

О на­чале вой­ны мы уз­на­ли толь­ко че­рез ме­сяц. Я тут-же на­писал за­яв­ле­ние с прось­бой пос­лать ме­ня на фронт, но по­лучил от­каз. И, во­об­ще, на все мои за­яв­ле­ния при­ходи­ли стан­дар­тные от­ве­ты: " Вы осуж­де­ны без пра­ва пе­репис­ки." Ме­ня очень вол­но­вала судь­ба до­маш­них, но о них я ни­чего уз­нать не мог. Я поп­ро­сил От­то Виль­гель­мо­вича, что­бы на­писал он, но пись­ма в кон­то­ре прос­матри­вались и ему ска­зали, что ес­ли он еще раз так сде­ла­ет, то его ждет кар­цер.

Но­чами я час­то ду­мал: что-же про­изош­ло? Ведь я чис­лился хо­рошим ком­му­нис­том и офи­цером. Я чес­тно слу­жил Стра­не, а ка­ков ре­зуль­тат ? От­ве­та я не на­ходил. Но все-же на­де­ял­ся, что спра­вед­ли­вость вос­торжес­тву­ет.

Приб­ли­жал­ся 1948 год- год окон­ча­ния мо­его сро­ка зак­лю­чения. Но пе­ред этим про­изош­ло очень важ­ное со­бытие. Я уже го­ворил, что во вре­мя ра­боты мы с на­пар­ни­ком бы­ли ско­ваны цепью. Од­нажды в ка­мено­лом­не к нам по­дошел кон­вой и со ста­рика сня­ли цепь. Та­кое со­бытие, как пра­вило, оз­на­чало, что его ве­дут на расс­трел. От­то Виль­гель­мо­вич пок­ло­нил­ся нам всем и поп­ро­сил про­щения. Мы с ним об­ня­лись и его уве­ли. Нас­тро­ение у ме­ня, да и у ок­ру­жа­ющих бы­ло по­дав­ленным. Од­на­ко ве­чером, ког­да я вер­нулся в ба­рак, то на сво­ей кой­ке я уви­дел па­кет, в ко­тором был трех­днев­ный за­пас ма­хор­ки. Зна­чит ста­рика не расс­тре­ляли, а ку­да-то увез­ли. Но уз­нать это бы­ло не­воз­можно.

За­кон­чился мой срок пре­быва­ния в зак­лю­чении. Ме­ня выз­ва­ли в ко­мен­да­туру.. Я шел ту­да ра­дос­тный. Ког­да я во­шел в ком­на­ту на­чаль­ни­ка ла­геря, он встал и за­читал мне до­кумент, из ко­торо­го зна­чилось, что в свя­зи с тем, что во вре­мя пре­быва­ния в ла­гере, я пос­то­ян­но на­рушал ре­жим, вел конт­рре­волю­ци­он­ные раз­го­воры, ру­гал ру­ководс­тво стра­ны и во­ору­жен­ных сил, Осо­бое со­веща­ние наз­на­ча­ет мне пов­торный срок ли­шения сво­боды - де­сять лет. Я был по­ражен и пот­ря­сен этим.

- Но ведь это же неп­равда, это­го ни­чего не бы­ло!..
-Вы не ве­рите ор­га­нам ? Так вот от се­бя я вам до­бав­ляю трое су­ток штраф­но­го изо­лято­ра, - ска­зал на­чаль­ник ла­геря.
 
И ме­ня от­ве­ли в ШИ­ЗО. Мне как-то все ста­ло без­различ­ным,го­лова бы­ла пус­той. Пос­ле вы­хода из изо­лято­ра я стал пред­на­мерен­но на­рушать ре­жим, пе­рес­тал вы­пол­нять нор­му и, во­об­ще, стал час­тым гос­тем ШИ­ЗО. Но по­том я взял се­бя в ру­ки, по­няв, что мой про­тест ни­чего не даст.

Где-то в фер­вра­ле 1950 го­да в ка­мено­лом­ню за мной при­шел кон­вой. Я поп­ро­щал­ся со все­ми и ме­ня по­вели в ла­герь. Я был очень спо­ко­ен, шел и ду­мал: вот ско­ро и кон­чатся все мои му­чения. Один выс­трел - и все. Ка­ково же бы­ло мое удив­ле­ние, ког­да в ла­гере мне вы­дали ста­рые ва­лен­ки, буш­лат, шап­ку-ушан­ку и про­дук­ты на три дня.

На­ут­ро к ба­раку по­дош­ла по­лутор­ка, мне ве­лели сесть в ку­зов. Ря­дом со мной рас­по­ложил­ся кон­во­ир в ту­лупе и с вин­товкой. Еще один кон­во­ир си­дел в ка­бине. Мы по­еха­ли. Я спро­сил ку­да мы едем и по­лучил от­вет, что это мне знать не по­ложе­но. Мо­роз был жут­кий и я бук­валь­но ко­ченел. Ког­да мы ос­та­нав­ли­вались, ме­ня за­води­ли в по­меще­ние, а иног­да да­же да­вали круж­ку ки­пят­ка

Че­рез три дня мы подь­еха­ли к мес­ту, где ве­лось боль-шое стро­итель­ство. Из си­ликат­но­го кир­пи­ча стро­ились жи­лые до­ма, пре­иму­щес­твен­но дву­хэтаж­ные. Зо­на рас­по­лага­лась в цет­ре это­го стро­итель­ства и, как по­ло-же­но, бы­ла об­не­сена ко­лючей про­воло­кой, а по уг­лам рас­по­лага­лись сто­роже­вые выш­ки. Ме­ня вве­ли в ба­рак и я уви­дел - От­то Виль­гель­мо­вича. Мы об­ня­лись, он под­вел ме­ня к мо­им на­рам. Мы се­ли и он ска­зал мне:

- Ста­нис­лав, слу­шай ме­ня вни­матель­но. С се­год­няшне­го дня ты ма­ляр, мой под­ручный. Здесь ве­дет­ся стро­итель­ство го­рода, ко­торый на­зыва­ет­ся Ма­гадан. Из всех ла­герей сю­да сво­зят стро­итель­ных ра­бочих. Го­род стро­ят под наб­лю­дени­ем  "Ге­нерал-гу­бер­на­тора Ка­лым­ско­го края" ге­нера­ла Ни­кишо­ва. Так его здесь на­зыва­ют. Я наз­вал твою фа­милию и те­бя при­вез­ли.

- Да, но я не знаю с ка­кой сто­роны дер­жат кисть.

- Это не­важ­но.По­ка я бу­ду ра­ботать, ты от­ды­хай, при­ходи в се­бя пос­ле ка­мено­лом­ни. А ес­ли кто вой­дет, ма­кай кисть в лю­бую крас­ку и мажь сте­ну, я по­том пе­реде­лаю. Здесь ус­ло­вия ку­да лег­че, чем там, где ты был.

И я стал хо­дить с От­то Виль­гель­мо­вичем на ра­боту. Пер­вые две не­дели я без­дель­ни­чал, а по­том стал прис­матри­вать­ся к то­му, что он де­ла­ет, а еще че­рез не­кото­рое вре­мя я стал у не­го ак­тивно учить­ся. Он да­же стал по­ручать мне от­дель­ные ра­боты.

Как-то я ре­шил, я на­хожусь на но­вом мес­те, в но­вом при­гово­ре ни­чего не го­вори­лось о зап­ре­те на пе­репис-ку и я на­писал пись­мо на ад­рес пол­ка с прось­бой со­об­щить мне о судь­бе мо­ей семьи. Че­рез не­кото­рое вре­мя я по­лучил от­вет, что семья моя вы­была в в 1939 го­ду, ад­рес не­из­вестен. Тог­да я на­писал пись­мо в Ор­шу и то­же по­лучил не­уте­шитель­ный от­вет.

А вре­мя шло, вес­на бы­ла очень мо­роз­ной. От­то Виль­гель­мо­вич прос­ту­дил­ся, по­лучил вос­па­ление лег­ких и скон­чался. Я вновь ос­тался один, но те­перь у ме­ня бы­ла граж­дан­ская спе­ци­аль­ность.

В 1953 го­ду умер Ста­лин и мы жда­ли ам­нистию. И дей­стви­тель­но, в кон­це то­го го­да ме­ня дос­рочно ос­во­боди­ли. Счастье бы­ло без­мерным, но ку­да ехать ? Я под­пи­сал кон­тракт и ос­тался ра­ботать на год в Ма­гада­не. ЯС­де­лал еще од­ну по­пыт­ку ра­зыс­кать семью, на­писал пись­мо в Крас­ный Крест и по­лучил от­вет, что : "све­дений об О.В.Лю­бец­кой и ее де­тях не име­ев­тся".

По окон­ча­нии кон­трак­та я ре­шил, что по­еду в Лит­ву, в Виль­нюс. Там мно­го жи­вет по­ляков а я ведь по­ляк. Мо­жет быть встре­чу хо­рошую жен­щи­ну и соз­дам семью.. И год на­зад я при­ехал сю­да, По­шел в стро­итель­ную ор­га­низа­цию и ме­ня при­няли на ра­боту. Я поз­на­комил­ся с хо­рошей жен­щи­ной, став­шей мо­ей же­ной. Ну а ко­нец мо­ей ис­то­рии Вы зна­ете. Те­перь я бри­гадир ма­ляров.

Рас­сказ Ильи Ве­ни­ами­нови­ча.

Мы про­гово­рили с Лю­бец­ким поч­ти весь ра­бочий день. Слу­шать его бы­ло страш­но. По­терять семью, по­лучить два де­сяти­лет­них сро­ка зак­лю­чения - это­му не­воз­можно бы­ло по­верить, это не ук­ла­дыва­лось в го­лове.

- Ска­жите, Ста­нис­лав Ви­кенть­евич, а пос­ле ос­во­бож­де­ния вы не об­ра­щались с прось­бой о пе­рес­мотре ва­шего де­ла ?

- Нет. Ка­кое те­перь это име­ет зна­чение. Все в прош­лом.

- Вы раз­ве не слы­шали, что сей­час ре­аби­лити­ру­ют тех, кто пос­тра­дал при Ста­лине?
 
- Как это ? - уди­вил­ся он.

- Не­дав­но ре­аби­лити­рова­ли мать мо­ей же­ны, вос­ста­нови­ли её во всех пра­вах и в членс­тве в пар­тии.

- Нет, то­варищ ди­рек­тор, я об этом пер­вый раз слы­шу. Ведь я этим не ин­те­ресо­вал­ся.

- Я вам дам ад­рес родс­твен­ни­ков мо­ей же­ны в Мос­кве. По­ез­жай­те, они вам под­ска­жут, что сле­ду­ет де­лать.

Он стал ка­ким-то рас­те­рян­ным, а по­том ска­зал:

- Спа­сибо вам. Я поп­ро­бую.

Он при­ехал в Мос­кву, ему рас­ска­зали, что сле­ду­ет де­лать и ку­да не­об­хо­димо пой­ти. К удив­ле­нию, его ре­аби­лити­рова­ли очень быс­тро, да­же вер­ну­ли ор­ден, но в пар­тий­ном ста­же у не­го ос­тался 17-лет­ний пе­рерыв. Ста­нис­лав Ви­кенть­евич вер­нулся в Виль­нюс и, пер­вым де­лом, по­шел в гор­ком пар­тии. Там его лю­без­но при­няли и ког­да он поп­ро­сил, что­бы его ус­тро­или на ра­боту, ска­зали, что по­сыла­ют его ди­рек­то­ром на де­рево­об­ра­баты­ва­ющий ком­би­нат. Я знал это уч­реж-де­ние не с луч­шей сто­роны и от­го­вари­вал его от этой дол­жнос­ти, го­ворил, что там нет ни­какой дис­ципли­ны, что пред­при­ятие ни­ког­да не вы­пол­ня­ет план. Но он от­ве­тил, что его нап­равля­ет Пар­тия и от­ка­зать­ся он не мо­жет.

Ра­бота­лось ему очень слож­но, он пе­режи­вал, но ухо­дить не хо­тел. В ре­зуль­та­те - тя­желей­ший ин­фаркт. В боль­ни­це он про­жил все­го два дня и скон­чался.

От ав­то­ра.

Ста­нис­лав Ви­кенть­евич Лю­бец­кий по­хоро­нен в Виль­ню­се на во­ен­ном клад­би­ще. На его мо­гиле сто­ит прос­тая дос­ка с да­тами рож­де­ния и смер­ти. А судь­бу его зна­ем толь­ко мы с ва­ми.

WORCESTER, 2004