СКРИПКА

Две не­дели то­му на­зад ис­полни­лось 120 лет со дня рож­де­ния Ми­ха­ила Ни­кола­еви­ча Ту­хачев­ско­го - од­но­го из са­мых яр­ких и не­од­нознач­ных во­ен­но-по­лити­чес­ких де­яте­лей со­вет­ско­го го­сударс­тва. Во­ена­чаль­ни­ка РККА вре­мён Граж­дан­ской вой­ны, во­ен­но­го те­оре­тика, Мар­ша­ла Со­вет­ско­го Со­юза. Расс­тре­лян­но­го в 1937 го­ду по "де­лу во­ен­ных" и ре­аби­лити­рован­но­го в 1957-ом. "Вер­ный сын Рос­сии!..", "Пре­датель, шпи­он, враг на­рода...", "Ве­ликий пол­ко­водец, стра­тег!..", "Кро­вопий­ца: для не­го мас­со­вый расс­трел ус­тро­ить - что плю­нуть, га­зами лю­дей тра­вил...". Вот да­леко не пол­ный пе­речень ха­рак­те­рис­тик, ко­торых удос­то­или Ту­ха­ев­ско­го.

До­рогие чи­тате­ли, в ны­неш­нем но­мере "Кру­гозор" пос­вя­ща­ет это­му че­лове­ку свои стра­ницы. Ни сог­ла­шать­ся с при­веде­ными вы­ше ха­рак­те­рис­ти­ками, ни оп­ро­вер­гать их, од­на­ко, не бу­дет. Ав­тор пред­ла­га­емо­го вам очер­ка - пуб­ли­цист Ми­рон Рей­дель - рас­ска­жет о не­ожи­дан­ной и ма­ло­из­вес­тной сто­роне жиз­ни Ми­ха­ила Ни­кола­еви­ча Ту­хачев­ско­го. Проч­ти­те. Вы уз­на­ете об этой ис­то­ричес­кой лич­ности то, о чём, ско­рее все­го, преж­де не ве­дали.

Те нес­коль­ко лет "хру­щёв­ской от­те­пели" ( ко­нец пя­тиде­сятых - са­мое на­чало шес­ти­деся­тых) кто-то из рус­ских ос­трос­ло­вов мет­ко наз­вал  эпо­хой "поз­дне­го ре­аби­литан­са". Стар­шее по­коле­ние и уже став­шее стар­шим пом­нят, ко­неч­но,  как воз­вра­щались, буд­то из не­бытия, ам­нисти­рован­ные уз­ни­ки ста­лин­ской ка­тор­ги. О пол­ной ре­аби­лита­ции боль­шинс­тву ещё пред­сто­яло хло­потать, до­казы­вать, что без­винно за­чис­ли­ли их в ос­новной от­ряд стро­ите­лей ком­му­низ­ма - со­вет­ских ра­бов.

Од­на­ко по­дав­ля­ющее боль­шинс­тво жертв ре­жима уже нель­зя бы­ло ам­нисти­ровать и ос­во­бодить. Их мож­но бы­ло толь­ко ре­аби­лити­ровать. Их дав­но уже не бы­ло. Их расс­тре­ляли "осо­бые со­веща­ния" - страш­ной па­мяти "трой­ки" -  воп­ло­щения и сим­вол ста­лин­ско­го пра­восу­дия. Их, при­вязав к брев­ну, спус­ти­ли с за­леде­нелой лес­тни­цы Се­кир­ной го­ры на Со­лов­ках. Им раз­ре­шили уме­реть от ра­ди­оак­тивно­го об­лу­чения в ура­новых руд­ни­ках, от ти­фа, ча­хот­ки, дис­тро­фии, им поз­во­лили по­кон­чить жизнь са­мо­убий­ством.

Вот та­ким ре­аби­лити­рован­ным, чуть ли не сра­зу пос­ле двад­ца­того съ­ез­да КПСС, был один из пер­вых пя­ти мар­ша­лов Со­вет­ско­го Со­юза Ми­ха­ил Ни­кола­евич Ту­хачев­ский.

В те го­ды я ра­ботал на Цен­траль­ной сту­дии те­леви­дения - ЦСТ  спе­ци­аль­ным кор­респон­дентом и неш­татным ре­жис­сё­ром. Од­ним из ру­ково­дите­лей был там тог­да нек­то Са­кон­ти­ков. По­гова­рива­ли, при Ста­лине воз­глав­лял  "трой­ку". За­тем, пос­ле чис­тки "внут­ренних и внеш­них ор­га­нов",  по­сади­ли на кад­ры, ка­жет­ся, в Ко­митет по де­лам  ки­нема­тог­ра­фии, от­ту­да пе­реве­ли к нам, на Цен­траль­ное те­леви­дение.  Он от­ве­чал, ко­неч­но же, за "иде­оло­гичес­кое" со­дер­жа­ние все­го ве­щания.

Лич­ность мрач­ная, тём­ная и ка­кая-то склиз­кая, хо­тя внеш­не пы­тал­ся выг­ля­деть эда­ким улыб­чи­вым оба­яш­кой и да­же иг­рал в де­мок­ра­та.  По­рой раз­ре­шал зак­ла­дывать в прог­рамму сце­нарии, с точ­ки зре­ния цен­зу­ры сом­ни­тель­ные, да­же ут­вер­ждал их, но  ког­да де­ло до­ходи­ло до эфи­ра, ру­бил пе­реда­чу под ко­рень или уре­зал так, что про­падал вся­кий смысл её по­каза.

Вспо­мина­ет­ся шут­ка, ко­торая хо­дила тог­да сре­ди пи­шущей бра­тии, оби­тав­шей под кры­шей "Ар­мян­ско­го ра­дио": "Что та­кое те­лег­рафный столб?- Хо­рошо от­ре­дак­ти­рован­ная сос­на".  Это Са­кон­ти­ков выд­ви­нул те­зу, став­шую ос­новным ру­ководс­твом к дей­ствию для ин­стан­ци­он­ных смот­ри­телей на со­вет­ском те­леви­дении: "Те­леви­дение -  это вам не зре­лище, это, преж­де все­го, про­паган­да".

Так вот Са­кон­ти­ков был мас­тер де­лать из ёл­ки пал­ку. Од­ним кон­цом она би­ла по соз­да­телям пе­реда­чи, по­тому что по­луча­лась твор­чески не­удач­ной, про­фес­си­ональ­но бес­по­мощ­ной. За неё им дос­та­валось в пись­мах те­лез­ри­телей и от то­го же Са­кон­ти­кова. Дру­гим кон­цом би­ла по го­ловам. те­лез­ри­телей без­дарной про­паган­дист­ской га­лимать­ёй

Ес­тес­твен­но, не знаю, как выг­ля­дели гла­ва ис­пан­ской ин­кви­зиции вык­рест Тор­кве­мада или соз­да­тель ор­де­на и­езу­итов Иг­на­тий Лой­ола, но ес­ли бы мне се­год­ня до­велось пи­сать пор­трет од­но­го из них, пи­сал бы его с Ни­колая Ива­нови­ча Са­кон­ти­кова.

Ос­та­нав­ли­ва­юсь нес­коль­ко под­робнее на его лич­ности, по­тому что он сыг­рал оп­ре­делён­ную роль в ис­то­рии, о ко­торой пой­дёт речь.

 Меж­ду про­чим, Цен­таль­ное те­леви­дение дол­гие го­ды бы­ло сво­еоб­разным мес­том ссыл­ки про­винив­шихся на ос­новной ра­боте пар­тий­ных, ком­со­моль­ских и проф­со­юз­ных фун­кци­оне­ров раз­ных карь­ер­ных уров­ней. Пе­рене­сён­ные со­вер­шенно из дру­гих сфер де­ятель­нос­ти, за­час­тую ни­како­го от­но­шения не имев­шие ни к те­леви­дению, ни к жур­на­лис­ти­ке, пло­хо об­ра­зован­ные, про­фес­си­ональ­но, а иног­да и эле­мен­тарно без­гра­мот­ные, - они уме­ли толь­ко чи­тать сце­нарий, со­вер­шенно не пред­став­ляя его эк­ранное воп­ло­щение. В от­ли­чие от ря­довых про­фес­си­ональ­ных ра­бот­ни­ков, не  ви­дели пе­реда­чу  в сце­нарии. Она ста­нови­лась им по­нят­ной, зри­мой толь­ко на ге­нераль­ной ре­пети­ции, ког­да кар­ди­наль­но уже ни­чего не из­ме­нить. Их за­меча­ния, ре­комен­да­ции бы­вали по­рой столь не­лепы, что ста­нови­лись те­мой ко­ридор­ных анек­до­тов. О том, что­бы учесть та­кие за­меча­ния, и ре­чи быть не мог­ло.  А раз за­меча­ние ин­стан­ци­он­но­го смот­ри­теля не уч­те­но, пе­реда­ча - в кор­зи­ну.  Твор­ческие бри­гады, тра­тили вре­мя, здо­ровье, нер­вы, а го­сударс­тво день­ги, и - впус­тую, да ещё вы­гово­ры за это по­луча­ли.

…Сей­час уже не пом­ню, кто по­ручил мне под­го­товить сце­нарий трёх­ча­совой пе­реда­чи о Ми­ха­иле Ни­кола­еви­че Ту­хачев­ском, ка­жет­ся, в свя­зи с днём его рож­де­ния. Сда­ёт­ся мне,  идея при­над­ле­жала са­мому Са­кон­ти­кову. Пред­по­лага­лось, пой­дёт она в два ве­чера по пол­то­ра ча­са. В те го­ды та­кое прак­ти­кова­лось. "Ша­болов­ка" ещё не рас­по­лага­ла ни ви­де­оза­писью, ни да­же съ­ём­ка­ми с мо­нито­ра.  Это зна­читель­но поз­днее ре­жис­сё­ры по­лучи­ли воз­можность пе­рес­ни­мать, дос­ни­мать, мон­ти­ровать, пред­ва­ритель­но за­писы­вать. А в го­ды, о ко­торых рас­ска­зываю, пе­реда­ча шла в эфир "живь­ём". Ре­жис­сёр ни­чего не мог из­ме­нить, ни уба­вить, ни при­бавить. Он мог толь­ко ру­ково­дить из ап­па­рат­ной хо­дом эфир­ной пе­реда­чи и хва­тать­ся за сер­дце и го­лову, ес­ли в эфир вы­лета­ло что-то не­пот­ребное.

Каж­дое но­вое за­дание жур­на­лис­та на­чина­ет­ся с по­ис­ка ма­тери­ала.  Спе­цифи­ка и слож­ность сбо­ра ма­тери­ала для те­леви­зи­он­но­го сце­нария в те го­ды сос­то­яла в том, что, по­мимо тек­ста, не­об­хо­димо пос­то­ян­но ду­мать о про­ис­хо­дящем на эк­ра­не дей­ствии, о зри­тель­ном ря­де, об изоб­ра­жении - о том, что уви­дит зри­тель. Мож­но бы­ло раз­ра­ботать ве­лико­леп­ный сю­жет, на­писать к не­му эмо­ци­ональ­ный и ум­ный текст, но ес­ли не бы­ло зри­тель­но­го ря­да, не бы­ло дей­ствия, не бы­ло и  те­леви­зи­он­ной пе­реда­чи, а по­луча­лась уны­лая го­вориль­ня. Ре­жис­сер неп­ре­мен­но ска­зал бы сце­нарис­ту: "Всё это ве­лико­леп­но, пот­ря­са­юще, но что я бу­ду по­казы­вать?"

В те го­ды к те­леви­дению от­но­сились ещё как к но­вому ви­ду ис­кусс­тва. По­это­му на Цен­траль­ном те­леви­дении в Мос­кве ос­новной твор­ческой фи­гурой был ре­жис­сёр. Все они приш­ли ли­бо из те­ат­ра, ли­бо из ки­нема­тог­ра­фа. К со­жале­нию, очень ско­ро ( А точ­но - пос­ле пер­во­го по­сеще­ния Н.С. Хру­щёвым Аме­рики) ут­вердил­ся дру­гой взгляд на те­леви­дения. Что это все­го лишь  к средс­тво мас­со­вой ин­форма­ции, а так же тех­ни­чес­кое средс­тво пе­рено­са на эк­ран дру­гого ви­да ис­кусс­тва.

…Итак, с са­мого на­чала  под­го­тов­ки сце­нария, с пер­во­го её эта­па - сбо­ра ма­тери­ала - мне бы­ло яс­но, о чём пред­сто­ит рас­ска­зать и "о чём"  по­казать, но со­вер­шенно не пред­став­лял что бу­ду рас­ска­зывать и что по­казы­вать. Кро­ме нев­зрач­ной, из га­зеты вы­резан­ной фо­тог­ра­фии ни­чем иным не рас­по­лагал.

Преж­де все­го, по­шёл по на­ибо­лее круп­ным биб­ли­оте­кам, на­чиная с "Ле­нин­ки". Все под­шивки до­во­ен­ных вы­пус­ков га­зет и об­щес­твен­но- по­лити­чес­ких, да­же ис­то­ричес­ких жур­на­лов изъ­яты. А в "Ле­нин­ке" и "Ис­то­рич­ке" - на "спец­хра­не". От­ветс­твен­ные лю­ди, ко­торым до­верял, ска­зали, что так об­сто­ит де­ло во всех биб­ли­оте­ках Со­вет­ско­го Со­юза,  и "со­вать­ся ту­да бес­по­лез­но". Вся­кая иная до­кумен­таль­ная ли­тера­тура, где хоть как-то мог­ло быть упо­мяну­то имя Ту­хачев­ско­го, ока­залась или унич­то­жен­ной, или то­же на "спец­хра­не". До­пуск ту­да мож­но бы­ло по­лучить толь­ко по очень вы­соко­му хо­датай­ству. О Го­сударс­твен­ном ар­хи­ве на Пи­рогов­ке в Мос­кве да­же ду­мать бы­ло бес­по­лез­но. Это уч­режде­ние, под­ве­домс­твен­ное ис­клю­читель­но спе­цор­га­нам, всег­да ос­та­валось тай­ной за мно­гими пе­чатя­ми. Тут да­же  Са­кон­ти­ков не смог бы по­мочь.

За­бегу на ми­нут­ку впе­рёд. Как те­перь, пос­ле кра­ха ком­му­нис­ти­чес­кой влас­ти, пос­ле рас­кры­тия всех  (всех ли?) её сек­ре­тов вы­яс­ни­лось, о мар­ша­ле Ту­хачев­ском и его семье ни­чего не сох­ра­нилось. Ни в ар­хи­вах, ни в "спец­хра­не" - ниг­де. Да­же сре­ди страш­ных тайн "Пре­зидент­ской пап­ки" о нём - поч­ти ни­чего. Впро­чем, ес­ли ве­рить дер­жа­телям этой "пап­ки"…

Итак, я про­дол­жал  жур­на­лист­ские по­ис­ки. Каж­дый про­фес­си­ональ­ный жур­на­лист, ве­ро­ят­но, ис­пы­тал та­кое сос­то­яние, ког­да им на­чина­ет ру­ково­дить про­фес­си­ональ­ный азарт, про­фес­си­ональ­ное са­молю­бие, да­же про­фес­си­ональ­ная злость. Это сос­то­яние воз­ни­ка­ет осо­бен­но ког­да ма­тери­ал не да­ёт­ся или да­ёт­ся с тру­дом, ког­да сбор ма­тери­ала прев­ра­ща­ет­ся в ув­ле­катель­ный по­иск.

 Стал оп­ра­шивать дру­зей, при­яте­лей, да­же не очень близ­ких зна­комых. По их ре­комен­да­ци­ям - уже их при­яте­лей, дру­зей и зна­комых. Ни­како­го ре­зуль­та­та. Нес­коль­ко че­ловек, как по­нял из бе­сед с ни­ми, кое-что зна­ли, мог­ли бы рас­ска­зать са­ми или дать ка­кую-ни­будь на­вод­ку, но под вся­кими пред­ло­гами ухо­дили от раз­го­вора. Осо­бен­но - вер­нувши­еся "от­ту­да".

Ин­те­рес­ная де­таль: поч­ти все, с кем за­гова­ривал о Ту­хачев­ском, сра­зу же пе­рехо­дили на шё­пот. Один быв­ший во­ен­ный ин­же­нер да­же выг­ля­нул на лес­тнич­ную пло­щад­ку про­верить, не при­вёл ли я за со­бой "хвос­та". Ве­лика бы­ла ещё инер­ция стра­ха, рас­кру­чен­ная Дик­та­тором Со­вет­ско­го Со­юза. Впро­чем, она ещё не угас­ла и в на­ши дни.

Не луч­ше об­сто­яло и с по­ис­ком изоб­ра­зитель­но­го ма­тери­ала. Об­ра­тил­ся к хо­рошим зна­комым из  Крас­но­гор­ско­го ар­хи­ва ки­но-фо­то-фо­но до­кумен­тов. Чес­тно приз­на­лись, что, кро­ме нес­коль­ких ма­ло вы­рази­тель­ных кад­ров ки­нох­ро­ники, ни­како­го изоб­ра­зитель­но­го ма­тери­ала о Ту­хачев­ском нет. Да­же в спец­хра­не.

И вот - стран­ная на­ход­ка. В ко­торый уже раз, ни на что не на­де­ясь, ро­юсь в от­кры­том ка­тало­ге "Ле­нин­ки". Вдруг гла­за на­тыка­ют­ся на кар­точку: "М.Ту­хачев­ский. Скри­пич­ные ла­ки.1929. Мос­ква".

Тут же вы­писал кни­гу. При­нес­ли то­нень­кую, ме­нее ста стра­ниц, бро­шюр­ку. Об ав­то­ре - ни пол­сло­ва. Пос­ледняя, ат­ри­бутив­ная стра­нич­ка книж­ки, на ко­торой обыч­но со­об­ща­ют пол­ное имя ав­то­ра и про­чие вы­ход­ные дан­ные кни­ги, ока­залась выр­ванной. По­лис­тал. На­писа­на про­фес­си­ональ­но, ве­ро­ят­но, для спе­ци­алис­тов ин­те­рес­на. Кто он, этот М.Ту­хачев­ский? Од­но­фами­лец? Родс­твен­ник? Сам? В биб­ли­оте­ке же ник­то и ни­чего ни о книж­ке, ни об ав­то­ре ска­зать не мог.

Я уже знал, что всех, да­же не очень близ­ких родс­твен­ни­ков при­каза­но бы­ло унич­то­жить, вклю­чая де­тей. А за­од­но и од­но­фамиль­цев.  На вся­кий слу­чай. По­это­му они дав­но из­ме­нили фа­милии. То­же на вся­кий слу­чай. Книж­ка из­да­на в 1929 го­ду. Тог­да ещё не страш­но бы­ло  быть Ту­хачев­ским. Поз­днее все кни­ги, ав­то­ры ко­торых но­сили та­кую фа­милию, изы­мались и унич­то­жались. Пос­коль­ку книж­ка сох­ра­нилась в "Ле­нин­ке" да ещё с фа­мили­ей ав­то­ра - М. Ту­хачев­ский, зна­чит, её пря­тали в спец­хра­не, и ав­тор то­го сто­ил.  Ес­ли он не од­но­фами­лец и не родс­твен­ник, а сам ко­ман­дарм, ка­кое от­но­шение име­ет про­фес­си­ональ­ный во­ен­ный к про­фес­си­ональ­ным рас­сужде­ни­ям о скри­пич­ном ла­ке?

Кто мог бы от­ве­тить на эти воп­ро­сы? - Ко­неч­но же, Эм­ма­ну­ил Фи­лип­по­вич Ци­пель­зон. Жил в Мос­кве тог­да та­кой ин­те­рес­ный че­ловек. Бу­кинист. Биб­ли­офил. Страс­тный кол­лекци­онер вся­ких ред­костей и осо­бен­но ав­тогра­фов. Он мог вам по­казать ав­тогра­фы На­поле­она Бо­напар­та и Пет­ра Пер­во­го, Жор­жа Би­зе и ге­нера­лис­си­муса Су­воро­ва. Страс­тно­му ув­ле­чению он при­нёс в жер­тву карь­еру со­вет­ско­го эко­номис­та и  учё­ную сте­пень кан­ди­дата эко­номи­чес­ких на­ук.

- Что та­кое со­вет­ский эко­номист, - бы­вало, го­ворил он, - это учёт­чик, ре­гис­тра­тор. И ни­каких све­жих мыс­лей не сметь иметь. Это же скуч­но. Та­кое не для ме­ня и, во­об­ще, не для че­лове­ка рас­сужда­юще­го.

Мос­кви­чи мог­ли ви­деть его на про­тяже­нии де­сят­ков лет за при­лав­ком ма­гази­на ста­рой кни­ги в Ка­мер­гер­ском пе­ре­ул­ке (про­езд Ху­дожес­твен­но­го те­ат­ра), чи­тать его за­бав­ные ис­то­рии в га­зете "Ве­чер­няя Мос­ква". Под­пи­сывал­ся  - "Э. Цип­пель­зон. Кол­лекци­онер".

Спро­сил у не­го, не зна­ет ли он что ли­бо о книж­ке "Скри­пич­ные ла­ки" из­да­ния 1929 го­да? Ни сло­ва не го­воря, Ци­пель­зон по­лез в свои без­донные зак­ро­ма, из­влёк из их недр зна­комую мне бро­шюру.

- Вы го­вори­те об этой кни­ге? - спро­сил он.

Даль­ше меж­ду на­ми про­изо­шёл та­кой ди­алог:

- Вас ин­те­ресу­ет сек­рет скри­пич­но­го ла­ка или ав­тор кни­ги? - спро­сил Эм­ма­ну­ил Фи­лип­по­вич.

- А кто ав­тор книж­ки? - от­ве­тил я воп­ро­сом на воп­рос.

- Так тут же на­писа­но, - уди­вил­ся Ци­пель­зон, - Ми­ха­ил Ни­кола­евич Ту­хачев­ский, - ткнул он паль­цем в ат­ри­бутив­ную стра­нич­ку, ко­торая в его эк­зем­пля­ре ока­залась не выр­ванной. - Кро­ме то­го, - раз­вернул он ти­туль­ный лист, здесь есть дарс­твен­ная над­пись. А то, что этот ав­тограф ос­та­вил имен­но мар­шал Ту­хачев­ский - в этом я боль­ше, чем уве­рен.

- Тот са­мый, мар­шал Со­вет­ско­го Со­юза? - не ве­рил я уда­чи.

- Ну, ес­ли вы зна­ете ещё ка­кого-ни­будь Ми­ха­ила Ни­кола­еви­ча Ту­хачев­ско­го, тог­да воп­рос ваш спра­вед­лив.

- До­пус­тим, - ещё сом­не­вал­ся я, - но ка­кое от­но­шение име­ют к мар­ша­лу скри­пич­ные ла­ки?

- Пом­ню, хо­дили слу­хи, - вспо­минал Ци­пель­зон, -что  Ту­хачев­ский имел со­лид­ную кол­лекцию скри­пок  ста­рин­ных мас­те­ров, ко­торая ис­чезла пос­ле его арес­та. По­гова­рива­ли ещё, что в сво­бод­ное от во­ен­ных за­нятий вре­мя, он то ли мас­те­рил скрип­ки сам, то ли рес­таври­ровал их. Раз­гадка, по мо­ему ра­зуме­нию - вот в этой дарс­твен­ной над­пи­си: "До­рого­му учи­телю ККК от бла­годар­но­го уче­ника". И Ци­пель­зон рас­ска­зал…

Ещё до вой­ны, вско­ре пос­ле арес­та Ту­хачев­ско­го, как-то пе­ред са­мым зак­ры­ти­ем к не­му в ма­газин при­шёл зна­комый книж­ник. Эм­ма­ну­ил Фи­лип­по­вич знал толь­ко, что он скри­пич­ный мас­тер, ра­бота­ет в кон­серва­тории и боль­шой лю­битель ста­рых книг. Тот дол­го пе­релис­ты­вал раз­ные кни­ги, ни­чего не по­купая. А ед­ва из ма­гази­на ушёл пос­ледний по­купа­тель, пред­ло­жил Ци­пель­зо­ну книж­ку "Скри­пич­ные ла­ки". Всё рас­ска­зал об ав­то­ре. Ска­зал так­же, что книж­ка очень цен­ная, нас­то­ящее учеб­ное по­собие, уже се­год­ня биб­ли­ог­ра­фичес­кая ред­кость. Выб­ро­сить её или сжечь - со­весть не поз­во­ляла, но и хра­нить у се­бя бо­ял­ся. А в книж­ном ма­гази­не, мол, бе­зопас­нее.

с тех пор и до ухо­да на пен­сию, Эм­ма­ну­ил Фи­лип­по­вич пря­тал книж­ку на пол­ках ма­гази­на. Скри­пич­но­го мас­те­ра дав­но не ви­дел. Сом­не­вал­ся, жив ли он, по­тому что лет ему дол­жно быть очень мно­го…

Скри­пич­но­го мас­те­ра зва­ли Кон­стан­тин Ки­рил­ло­вич. Фа­милию, к со­жале­нию, за­был. Пом­ню толь­ко, что на­чина­лась то­же на "К". На сде­лан­ных им скрип­ках сто­ит мо­ног­рамма из трёх "К". Ког­да с ним поз­на­комил­ся, лет ему бы­ло за де­вянос­то, дав­но уже не ра­ботал, но моз­ги и па­мять бы­ли, от­но­ситель­но, ещё в по­ряд­ке.

Ту­хачев­ско­го хо­рошо пом­нил. Да, Ми­ха­ил Ни­кола­евич, дей­стви­тель­но, ув­ле­кал­ся му­зыкой во­об­ще и скрип­ка­ми, в час­тнос­ти. Да­же иг­рал на скрип­ке. Но боль­ше все­го Ту­хачев­ский лю­бил  скрип­ку как му­зыкаль­ный инс­тру­мент -  про­из­ве­дение рук мас­те­ра. Лю­бил её фор­мы, её звук. Он соб­рал уни­каль­ную кол­лекцию про­из­ве­дений ста­рин­ных мас­те­ров скри­пич­но­го ре­мес­ла - Ама­ти, Гвар­не­ри. Стра­дива­ри, ме­нее из­вес­тных мас­те­ров.

Дей­стви­тель­но, Ту­хачев­ский ре­мон­ти­ровал и рес­таври­ровал ста­рин­ные инс­тру­мен­ты. В офи­ци­аль­ном ка­тало­ге скри­пок Стра­дива­ри чис­лится од­на, от­рестав­ри­рован­ная им как"Скрип­ка с кли­ныш­ком". Од­на­ко Ми­ха­ил Ни­кола­евич и сам де­лал скрип­ки, имел собс­твен­ное клей­мо. По от­зы­вам  мас­те­ров и му­зыкан­тов это бы­ли от­личные инс­тру­мен­ты, с вы­соким ка­чес­твом зву­чания. Но он был не прос­то мас­те­ром, он вёл од­новре­мен­но ис­сле­дова­тель­скую ра­боту. Ему не нра­вились оте­чес­твен­ные ла­ки, ко­торые глу­шили звук. Воз­можно, в сто­ляр­ном де­ле они бы­ли и хо­роши, но в та­ком тон­ком, скри­пич­ном - они, как ма­ляр­ная крас­ка в жи­вопи­си. И он стал изу­чать ла­ки ста­рых мас­те­ров. По­том раз­ра­ботал свои ре­цеп­ты. Да вот при­менить не ус­пел.

Ес­тес­твен­но,  я по­ин­те­ресо­вал­ся судь­бой скри­пок Ту­хачев­ско­го его кол­лекции. Кон­стан­тин Ки­рил­ло­вич толь­ко по­жал пле­чами и ска­зал с грустью, что та­кой воп­рос сле­дова­ло бы за­дать тем, кто арес­то­вал мар­ша­ла Ту­хачев­ско­го,  изъ­ял при обыс­ке часть ве­щей, а за­тем и кон­фиско­вал всё его иму­щес­тво.

 Прав­да, о судь­бе од­ной из скри­пок, имен­но о "скрип­ке с кли­ныш­ком" мас­те­ру бы­ло кое-что из­вес­тно. За под­робнос­тя­ми по­сове­товал об­ра­тить­ся к му­зыкан­там ор­кес­тра Боль­шо­го те­ат­ра.

Так я "вы­шел" на кон­цер­тмей­сте­ра скри­пок ор­кес­тра Боль­шо­го те­ат­ра Ка­линов­ско­го (про­шу прос­тить: у ме­ня всег­да бы­ла пло­хая па­мять на име­на и фа­милии). От не­го-то и уз­нал взвол­но­вав­шую ме­ня ис­то­рию…

Ког­да-то в Мос­кве, на ста­ром Ар­ба­те бы­ли два ма­гази­на, тор­гу­ющих ан­тиква­ри­атом. Один из них был, дей­стви­тель­но, ко­мис­си­он­ным, во вто­ром, под ви­дом выс­тавлен­ных на ко­мис­сию ве­щей, про­дава­ли "кон­фискат". Это ве­щи ве­щи, кон­фиско­ван­ные по пос­та­нов­ле­нию "тро­ек", по ре­шению су­да и про­кура­туры у "вра­гов на­рода". Ра­бота­ли в лав­ке от­нюдь не спе­ци­алис­ты в об­ласти ан­тиква­ри­ата.

Не­задол­го до Оте­чес­твен­ной вой­ны в ма­газин за­шёл скри­пич­ный мас­тер из кон­серва­тории и уви­дел выс­тавлен­ную на про­дажу скрип­ку Стра­дива­ри. Он уз­нал её. Она бы­ла  из кол­лекции Ту­хачев­ско­го. Та са­мая, с кли­ныш­ком. Он поп­ро­сил про­дав­ца прип­ря­тать инс­тру­мент, по­обе­щав вско­ре вер­нуть­ся с день­га­ми, ко­торых у не­го при се­бе не ока­залось.

Мас­тер тут же со­об­щил о на­ход­ке дав­не­му при­яте­лю, скри­пачу из ор­кес­тра Боль­шо­го те­ат­ра. По­сове­товал сроч­но вы­купить скрип­ку, ина­че - "уп­лы­вёт".  Тот рас­ска­зал кол­ле­гам по ор­кес­тру. Ре­шение соз­ре­ло мо­мен­таль­но. Му­зыкан­ты сло­жились и со­об­ща вы­купи­ли до­рогую скрип­ку. С тех пор, в тай­не от вы­соко­го  на­чаль­ства и, ес­тес­твен­но, от "ор­га­нов" она хра­нилась в ор­кес­тре Боль­шо­го те­ат­ра. По ус­та­нов­ленной тра­диции на ней иг­ра­ет кон­цер­тмей­стер скри­пок.

Ка­линов­ский сог­ла­сил­ся при­нять учас­тие в пе­реда­че, пов­то­рить с эк­ра­на рас­ска­зан­ную мне ис­то­рию скрип­ки "с кли­ныш­ком" и да­же сыг­рать ка­кую-ни­будь клас­си­чес­кую скри­пич­ную пь­есу, пос­вя­тив её па­мяти мар­ша­ла.

Судь­ба ос­таль­ных скри­пок до сих пор не­из­вес­тна. За­то ста­ло из­вес­тно, что в ар­хивном спис­ке, изъ­ятых при обыс­ке  кон­фиско­ван­ных ве­щей, скрип­ки не зна­чат­ся. Ви­дать, "крис­таль­но чес­тные" че­кис­ты, как они лю­бят се­бя по­давать, поп­росту ук­ра­ли скрип­ки, прис­во­или их. А "с кли­ныш­ком", пос­чи­тав её бра­кован­ной, сда­ли в ан­тиквар­ную лав­ку…

Итак, один эпи­зод для сце­нария у ме­ня уже был. Ли­ха бе­да - на­чало. Во вре­мя бе­седы с ор­кес­тран­та­ми по­яви­лась идея раз­вить му­зыкаль­ную те­му в от­дель­ный сю­жет, сде­лать его вто­рой частью двух­днев­ной пе­реда­чи.

Мне рас­ска­зали три ле­ген­ды о Ту­хачев­ском. По­мимо то­го, что он был страс­тный ме­ломан, ув­ле­кал­ся му­зыкой, по­сещал все ма­ло-маль­ски зна­читель­ные кон­церты и мас­те­рил скрип­ки - он был ещё и ме­ценат. Те­перь ска­зали бы - спон­сор. Ту­хачев­ский, нап­ри­мер, по­мог зна­мени­тому пе­даго­гу Еле­не Фа­би­анов­не Гне­синой в соз­да­нии став­шей все­мир­но из­вес­тной му­зыкаль­ной шко­лы.

Вто­рая ле­ген­да. Зна­мени­тый струн­ный квар­тет име­ни Бет­хо­вена был соз­дан по ини­ци­ати­ве Ту­хачев­ско­го. Он соб­рал му­зыкан­тов, на свои день­ги ку­пил им часть инс­тру­мен­тов. Пер­вую прог­рамму, в сос­тавле­нии ко­торой ак­тивно учас­тво­вал и ко­ман­дарм, му­зыкан­ты ре­пети­рова­ли на его квар­ти­ре. Она  на­ходи­лась тог­да вто­рым вхо­дом на стан­цию мет­ро "Пло­щадь Ре­волю­ции" со сто­роны Ни­коль­ской.  Мож­но толь­ко пред­ста­вить, в ка­ком "вос­торге" от это­го бы­ли его до­маш­ние.

И третья ле­ген­да. Ту­хачев­ский по­могал на­ибо­лее ода­рен­ным сту­ден­там кон­серва­тории ре­аль­ны­ми день­га­ми из сво­его кар­ма­на, ес­ли не уда­валось вых­ло­потать им сти­пен­дию. Он пок­ро­витель­ство­вал на­чина­ющим му­зыкан­там и, в ме­ру воз­можнос­тей, под­держи­вал их. Ещё ма­ло ко­му из­вес­тный мо­лодой ком­по­зитор Ми­тя Шос­та­кович в са­мом на­чале твор­ческо­го пу­ти прос­то жил в семье ко­ман­дарма, ра­ботал в его квар­ти­ре.

Ин­те­рес­ные ле­ген­ды. Но ле­ген­ды - ма­тери­ал для фан­та­зии, для соз­да­ния ху­дожес­твен­но­го про­из­ве­дения. Мне же пред­сто­яло на­писать сце­нарий и "вы­дать в эфир" до­кумен­таль­ную те­леви­зи­он­ную пе­реда­чу.  Для неё не­об­хо­димы до­кумен­ты, сви­детель­ские по­каза­ния жи­вых лю­дей, нуж­ны - "выс­ту­па­ющие в кад­ре". Да при том ещё, ин­те­рес­ные рас­сказ­чи­ки.

С му­зыкан­та­ми Бет­хо­вен­ско­го квар­те­та до­гово­рил­ся очень быс­тро. На это уш­ло не боль­ше ча­са в пе­реры­ве меж­ду их ре­пети­ци­ями. Они мне всё под­твер­ди­ли, да­же на­пере­бой вспо­мина­ли не­кото­рые эпи­зоды, де­тали.  Мы до­гово­рились, что все они при­мут учас­тие в пе­реда­че, а в кон­це её сыг­ра­ют что-ни­будь из пер­вой прог­раммы, ко­торую ещё сос­тавля­ли вмес­те с Ту­хачев­ски­ми и пос­ве­тят выс­тупле­ние его па­мяти. Один из ар­тистов квар­те­та - ка­жет­ся, это был про­фес­сор Шер­вин­ский - сог­ла­сил­ся стать ве­дущим в этом эпи­зоде пе­реда­чи.

Слож­нее ока­залось встре­тить­ся с Шос­та­кови­чем. Он то­же пе­режи­вал пе­ри­од "поз­дне­го ре­аби­литан­са", как и все на­ибо­лее та­лан­тли­вые ком­по­зито­ры то­го вре­мени. Ведь все­го за нес­коль­ко лет до это­го крем­лёв­ские не­веж­ды раз­ра­бота­ли про­тив них по­зор­ней­шую ак­цию. Они при­дума­ли и прик­ле­или им яр­лы­ки: "ка­кофо­нис­ты", "мрач­ная се­рость", "без­дарные под­ра­жате­ли", "про­вод­ни­ки рас­тлен­ной куль­ту­ры аме­рикан­ско­го им­пе­ри­ализ­ма". Это всё ци­таты из га­зет 1948 го­да. И вот те­перь, в зна­мени­тую хру­щёв­скую "от­те­пель", все об­ви­нения сня­ты. А прес­ло­вутое пос­та­нов­ле­ние ЦК КПСС, (сос­тавлен­ное А.А. Жда­новым, ко­торый од­ним паль­цем ты­кая по кла­вишам ро­яля, учил ком­по­зито­ров, как ин­тер­пре­тиро­вать на­род­ную пес­ню "Чи­жик-пы­жик") -  приз­на­но "оши­боч­ным", "вред­ным", "по­роча­щим честь со­вет­ско­го ком­по­зито­ра". И это - ци­таты из га­зет.

Я под­ка­ра­ули­вал Дмит­рия Дмит­ри­еви­ча у две­рей его клас­са в кон­серва­тории, у подъ­ез­да его до­ма, в Со­юзе ком­по­зито­ров, я зво­нил це­лыми дня­ми на его квар­ти­ру - и всё без­ре­зуль­тат­но. Ве­ликий ком­по­зитор в те го­ды бе­жал по жиз­ни. Уг­нать­ся за ним, пе­рех­ва­тить его - у ме­ня не по­луча­лось. И вот иду как-то по ко­ридо­ру на Ша­болов­ке, и ме­ня ос­та­нав­ли­ва­ет глав­ный ре­дак­тор те­леви­зи­он­но­го жур­на­ла "Ис­кусс­тво" Ан­дрю­ша До­натов.

- Слу­шай, ста­рик, - го­ворит он на­порис­то, - ко мне толь­ко что при­шёл Шос­та­кович, а ме­ня сроч­но выз­ва­ли к на­чаль­ству. Он там один, не­удоб­но.  По­сиди с ним ми­нут двад­цать, по­гово­ри о на­ших де­лах, о те­леви­дении. В об­щем, раз­вле­ки. На­де­юсь, ско­ро вер­нусь.

- Ка­кой Шос­та­кович? - обал­де­ло спро­сил я.

- Ком­по­зитор, - удив­лённо про­пел Ан­дрю­ша.

Ни сло­ва не ска­зав, я по­бежал в его ка­бинет. Вхо­жу. Дмит­рий Дмит­ри­евич си­дит в крес­ле у ок­на, слег­ка раз­ва­лясь, рас­ки­нув ру­ки по под­ло­кот­ни­кам, зап­ро­кинув го­лову. Я поз­до­ровал­ся, он от­ве­тил, по­вер­нувшись ко мне впо­лобо­рота. Без оби­няков, то­ропясь, бо­ясь, что вер­нётся До­натов и прер­вёт ме­ня, я вы­ложил ком­по­зито­ру свою прось­бу - по­делить­ся вос­по­мина­ни­ями о мар­ша­ле Ту­хачев­ском и при­нять учас­тие в го­товя­щей­ся пе­реда­че.

Шос­та­кович ми­гом рас­пря­мил­ся. По­том, сло­жив ла­дони, су­нул их меж­ду ко­лен и креп­ко за­жал. За­тем наг­нулся чуть ли не до са­мых ко­лен, втя­нул го­лову в пле­чи и буд­то весь зад­ро­жал. Мне по­каза­лось, он пла­чет. Тог­да ещё  не знал, что у не­го раз­ви­валась бо­лезнь Пар­кинсо­на, и ког­да вол­но­вал­ся, вот так за­жимал ла­дони, при­жимал­ся к ко­леням, чтоб унять уси­лива­ющу­юся дрожь.

Па­уза за­тяну­лась. Я не знал, что де­лать и как се­бя вес­ти в та­кой си­ту­ации. На­конец, Дмит­рий Дмит­ри­евич под­нял ли­цо. Не ут­вер­ждаю, но, по-мо­ему, в его гла­зах бы­ли слё­зы.

- Я при­му учас­тие в ва­шей ра­боте, - ти­хо ска­зал он. - Толь­ко не на­до пред­ва­ритель­но ни о чём го­ворить. Я всё ска­жу как на­до на пе­реда­че, по­верь­те. Да­же мо­гу прид­ти на ге­нераль­ную ре­пети­цию. Вы толь­ко чёт­ко оп­ре­дели­те мес­то и раз­мер мо­его выс­тупле­ния. Поз­во­ните мне за нес­коль­ко дней до пе­реда­чи, мы обо всём до­гово­рим­ся. Ес­ли не зас­та­нете, ос­тавь­те но­мер сво­его те­лефо­на, я с ва­ми свя­жусь. А сей­час, очень вас про­шу, ос­тавь­те ме­ня од­но­го. Так на­до. Спа­сибо.

- Вам  спа­сибо, - про­мям­лил я в от­вет и вы­шел.

Ощу­щение пос­ле раз­го­вора с ком­по­зито­ром ос­та­лось тя­гос­тное, од­на­ко и бы­ла при­чина тор­жес­тво­вать. Вто­рая часть пе­реда­чи бы­ла го­това. Как го­вари­вал Еф­ро­им Лес­синг, её ос­та­валось толь­ко на­писать.

Ну а как же быть с пер­вой частью, с пер­вым ве­чером? Там пред­по­лага­лось рас­ска­зать о во­ен­ном де­яте­ле Ту­хачев­ском - ге­рое Граж­дан­ской вой­ны, ге­рое по­дав­ле­ния Крон­штадско­го и Ан­то­нов­ско­го мя­тежей - пол­ко­вод­це, ко­ман­дарме, мар­ша­ле. Тог­да мы ещё не зна­ли всех вскрыв­шихся в пос­тсо­вет­ские вре­мена де­талей, фак­тов, ко­торые пред­став­ля­ли со­вет­ско­го мар­ша­ла, ска­жем мяг­ко, не с луч­шей сто­роны. Для нас Ту­хачев­ский ос­та­вал­ся нес­коль­ко ро­ман­ти­чес­ким ге­ро­ем, эда­ким ры­царем, ко­торо­го нес­пра­вед­ли­во раз­да­вил ста­лин­ский Мо­лох.

Я про­дол­жал  поч­ти бе­зус­пешные по­ис­ки в раз­ных  нап­равле­ни­ях. Кто-то что-то вспо­минал, кто-то что-то рас­ска­зывал, но всё это не да­вало по­вода  не толь­ко для на­писа­ния сце­нария - для вклю­чения пе­реда­чи да­же в пер­спек­тивный план.

И вдруг… зво­нок из од­но­го жен­ско­го жур­на­ла. Ме­ня про­сят не­мед­ленно при­ехать в ре­дак­цию.

- Нуж­но сроч­но на­писать очерк об од­ной жен­щи­не, - ще­бета­ла в те­лефон­ной труб­ке мо­лодая сот­рудни­ца ре­дак­ции. - Она не­дав­но вер­ну­лась  из зак­лю­чения.

- Что за жен­щи­на? - спра­шиваю.

- Пот­ря­са­ющая ба­ба, - про­дол­жа­ла ве­рещать труб­ка. - Она толь­ко что уш­ла от нас. Пред­став­ля­ешь, столь­ко оп­ти­миз­ма, столь­ко оп­ти­миз­ма и ни кап­ли злос­ти, оби­ды. Про­из­ве­ла на всех ко­лос­саль­ное впе­чат­ле­ние. Ва­лен­ти­на (глав­ный ре­дак­тор) про­сила поз­во­нить те­бе, чтоб ты сроч­но при­ехал.

- Ну а как зо­вут эту пот­ря­са­ющую ба­бу?

- Ели­заве­та Ни­кола­ев­на Ту­хачев­ская. Ну, род­ная сес­тра то­го са­мого мар­ша­ла.

Да здравс­тву­ет жур­на­лист­ский бог гос­по­дин слу­чай! Да здравс­тву­ет жур­на­лист­ская бо­гиня гос­по­жа уда­ча! А мне го­вори­ли,  ни­кого из родс­твен­ни­ков Ту­хачев­ско­го в жи­вых не ос­та­лось…

Ели­заве­та Ни­кола­ев­на Ту­хачев­ская. Сем­надцать лет ла­герей, ссыл­ки по­чему-то не от­ра­зились на её внеш­ности. На­вер­ное, по­тому, что в её сер­дце (пра­ва бы­ла де­воч­ка из ре­дак­ции) не по­сели­лись зло­ба, не­нависть, жаж­да мес­ти. Да­же о лю­тых вра­гах она го­вори­ла не толь­ко с юмо­ром, да­же с тенью жа­лос­ти к ним, как к лю­дям не­пол­но­цен­ным, обез­до­лен­ным, ли­шён­ным ве­личай­ше­го че­лове­чес­ко­го ка­чес­тва - доб­ра.  Жен­щи­на мяг­кая, ин­телли­ген­тная, нес­коль­ко зас­тенчи­вая, од­на­ко об­ла­дала твер­дым ха­рак­те­ром, силь­ной во­лей. Это бы­ло вид­но по все­му. Ина­че, не  вы­жила бы там.

 Она ка­тего­ричес­ки от­ка­зыва­лась го­ворить о се­бе, чтоб не от­вле­кать­ся от раз­го­вора о судь­бе бра­та. Од­на­ко то нем­но­гое, что всё-та­ки по­веда­ла о сво­ей одис­сее, пре­под­но­сила ско­рее в жан­ре тра­гифар­са.

Во вре­мя бе­седы в квар­ти­ру вош­ла мо­лодая строй­ная, ма­лость ху­дая жен­щи­на. Ме­ня по­рази­ли её боль­шие ка­рие и ужас­но грус­тные гла­за. Пред­ста­вилась: "Свет­ла­на Ми­хай­лов­на…" Фа­милию, воз­можно, не наз­ва­ла. Не пом­ню. Ду­мал о дру­гом. Пе­редо мной  сто­яла млад­шая дочь Ту­хачев­ско­го. Его пос­ледний ре­бёнок. Единс­твен­ная из его де­тей, ос­тавша­яся в жи­вых. Ос­таль­ных Ста­лин при­казал умер­твить, как и всю род­ню.

Свет­ла­на, прак­ти­чес­ки, не зна­ла ни от­ца ни ма­тери. Ни­ког­да не но­сила их фа­милию, да­же не слы­шала о ней. Бы­ла сов­сем кро­хой, ког­да ро­дите­лей арес­то­вали и расс­тре­ляли. Пред­чувс­твуя бе­ду, за день до арес­та мать пе­реда­ла её то ли даль­ним родс­твен­ни­кам ку­да-то за Урал, то ли близ­ким друзь­ям. Те, в свою оче­редь, пе­реда­ли её сво­им друзь­ям, за­тем опять ко­му-то пе­реда­ли. Её пря­тали и пе­реп­ря­тыва­ли нес­коль­ко раз. В кон­це кон­цов, она ока­залась в Ка­зах­ста­не, и лю­ди, удо­черив­шие её, да­же не зна­ли, кто она на са­мом де­ле, от­ку­да ро­дом. Ещё на­ходясь в ссыл­ке, Ели­заве­та Ни­кола­ев­на ста­ла её ра­зыс­ки­вать. Наш­ла уже пос­ле ос­во­бож­де­ния. Свет­ла­на к то­му вре­мени выш­ла за­муж, но­сила фа­милию му­жа.

Те­перь у ме­ня уже был пер­вый эпи­зод пер­вой час­ти сце­нария. Мог рас­ска­зать о семье мар­ша­ла, поз­на­комить те­лез­ри­теля с его сес­трой и до­черью. Но это­го бы­ло не­дос­та­точ­но для по­луто­рача­совой пе­реда­чи. Осо­бен­но, при от­сутс­твии хоть ка­кого-то изоб­ра­зитель­но­го ма­тери­ала.

Как го­ворят жур­на­лис­ты и кри­мина­лис­ты, Ели­заве­та Ми­хай­лов­на вы­вела ме­ня на ге­нера­ла Алек­сан­дра Ива­нови­ча То­дор­ско­го. Бли­жай­ший по­мощ­ник мар­ша­ла Ту­хачев­ско­го, его со­рат­ник и сот­рудник, он на­чал свою во­ен­ную карь­еру с ря­дово­го крас­но­ар­мей­ца в Граж­дан­скую вой­ну, под ко­ман­до­вани­ем ком­полка Ми­ха­ила Ту­хачев­ско­го. Про­ис­хо­дил из кресть­ян од­ной из се­вер­ных гу­бер­ний. В двад­ца­тые го­ды бы­ла по­пуляр­на его книж­ка "С вин­товкой и плу­гом".

Уже бу­дучи зас­лу­жен­ным ге­нера­лом, про­шёл ка­зема­ты Лу­бян­ки, свы­ше сем­надца­ти лет ежед­невно бо­рол­ся за жизнь на од­ном из ос­тро­вов смер­ти "Ар­хи­пела­га ГУ­ЛАГ" под наз­ва­ни­ем "ОЗЕР­ЛАГ" на стан­ции Ви­хорев­ка. Стро­ил са­мую пер­вую оче­редь прес­ло­вуто­го БА­Ма - учас­ток Тай­шет-Ле­на. Ос­во­бож­дённый и сра­зу же ре­аби­лити­рован­ный,  он воз­гла­вил од­ну из ко­мис­сий по ре­аби­лита­ции без­винно осуж­дённых.

По со­вету То­дор­ско­го вклю­чил в сце­нарий ин­тервью с быв­шим сот­рудни­ком Лу­бян­ки. На­зову его Сте­паном. Фа­милию обе­щал ни­ког­да, ниг­де не на­зывать. Впро­чем, не впол­не уве­рен, что фа­милия, ко­торую он про­сил не ог­ла­шать, под­линная, да и за­был её нап­рочь. Пе­ред ге­нераль­ной ре­пети­ци­ей на­ши гри­мёры, по его прось­бе, так над ним по­рабо­тали, что и мать род­ная не уз­на­ла бы.  Этот Сте­пан был прис­тавлен к Ту­хачев­ско­му пос­ле вы­несе­ния то­му смер­тно­го при­гово­ра.

 Как из­вес­тно, Ста­лин по ка­ким-то при­чинам, ему од­но­му из­вес­тным, хо­тел сох­ра­нить мар­ша­лу жизнь. Че­рез сле­дова­телей пред­ло­жил осуж­дённо­му на­писать про­шение о по­мило­вании. Ту­хачев­ский поп­ро­сил бу­магу, и на два дня его ос­та­вили в спе­ци­аль­ной ком­на­те на­еди­не с этим са­мым Сте­паном.

Сто­рон­ник обо­рон­ной док­три­ны, Ту­хачев­ский око­ло двух су­ток из­ла­гал на бу­маге план под­го­тов­ки Крас­ной Ар­мии и всей стра­ны к от­ра­жению аг­рессии фа­шист­ской Гер­ма­нии. Он так и наз­вал своё пись­мо - "Как нам под­го­товить­ся к от­ра­жению гер­ман­ской аг­рессии". То­дор­ский рас­по­лагал ко­пи­ями от­дель­ных, на­ибо­лее важ­ных стра­ниц до­кумен­та. Под­тверждал под­линность этих стра­ниц и Сте­пан, ко­торый от­но­сил на­чаль­ству ис­пи­сан­ные лис­ты, и по до­роге не­кото­рые из них ус­пе­вал про­честь. Ста­лин, по­лучив ру­копись и про­читав  за­голо­вок, швыр­нул лис­ты в угол ка­бине­та и при­казал не­мед­ленно расс­тре­лять Ту­хачев­ско­го.

По­мимо наз­ванных уже учас­тни­ков го­товя­щей­ся пе­реда­чи, в сце­нарий бы­ли вклю­чены нес­коль­ко че­ловек, приг­ла­шен­ных То­дор­ским. Все они лич­но зна­ли мар­ша­ла.

Итак, ма­тери­ал соб­ран, сце­нарий на­писан, прош­ли трак­то­вые ре­пети­ции. Прош­ла ге­нераль­ная ре­пети­ция. Цен­зо­ром под­пи­сана мик­ро­фон­ная пап­ка. Всё го­тово. Мож­но в эфир. Но Са­кон­ти­ков наз­на­ча­ет ещё од­ну, спе­ци­аль­ную ре­пети­цию и пре­дуп­режда­ет, что сам бу­дет при­нимать пе­реда­чу.

И он при­шёл.  От­си­дел в ап­па­рат­ной все  три ча­са, не об­ро­нив ни сло­ва. Я иног­да пог­ля­дывал не не­го, пы­та­ясь уло­вить хоть ка­кие-то эмо­ции в его ли­це. Оно не вы­ража­ло ни­чего.  По­том, пря­мо в па­виль­оне он ус­тро­ил твор­ческой бри­гаде ис­те­ричес­кий раз­нос. Мы об­ви­нялись в спе­куля­ции на ошиб­ках прош­ло­го, в от­сутс­твии по­лити­чес­ко­го так­та и чувс­тва ме­ры.  Сло­вом, пер­вую часть пе­реда­чи, пер­вые пол­то­ра ча­са Са­кон­ти­ков пол­ностью зап­ре­тил, да­же не из­ви­нил­ся пе­ред  гос­тя­ми.

А мне бы­ло стыд­но - и пе­ред Ели­заве­той Ни­кола­ев­ной Ту­хачев­ской, и пе­ред Свет­ла­ной Ту­хачев­ской и пе­ред ге­нера­лом То­дор­ским с его то­вари­щами. Стыд­но, что по­пус­ту от­нял столь­ко вре­мени, уго­ворив учас­тво­вать в пе­реда­че. А глав­ное - что зас­та­вил вновь пе­режить пе­режи­тое. По­дыс­ки­вал сло­ва, пы­та­ясь хоть как-то объ­яс­нить про­ис­шедшее.

По­няв моё сос­то­яние, То­дор­ский пы­тал­ся ме­ня ус­по­ко­ить:

- Не пе­режи­вай­те, - ска­зал он, а в гла­зах бы­ли слё­зы. - Не­уже­ли вы не ви­дите, кто это, от­кро­вен­но по­казал он на Са­кон­ти­кова. Это он, та­кие как он гно­или нас в тюрь­мах, унич­то­жали в ла­герях, расс­тре­лива­ли. Не­уже­ли вы все не по­нима­ете, что ни­чего же не из­ме­нилось, - гром­ко ска­зал он, чтоб слы­шал Са­кон­ти­ков, сто­ящий не­дале­ко. - Они и сей­час вер­хо­водят. И бу­дут вер­хо­водить, по­ка их власть под­держи­ва­ет. Им бы очень хо­телось вер­нуть Ста­лина, да не зна­ют по­ка, как это сде­лать…

Лет че­рез пят­надцать, пос­ле опи­сыва­емых со­бытий, ехал как-то в трам­вае. В ва­гон под­нялся сгор­блен­ный ста­ричок, опи­рав­ший­ся на пал­ку и под­во­лаки­ва­ющий но­гу. Я ус­ту­пил ему мес­то. Он под­нял го­лову, поб­ла­года­рил ме­ня. С тру­дом, но уз­нал Са­кон­ти­кова. И он ме­ня уз­нал. Рас­ска­зал, что пе­ренёс ин­сульт, был па­рали­зован, сей­час по­тихонь­ку вос­ста­нав­ли­ва­ет­ся. Нам нуж­но бы­ло вы­ходить на од­ной ос­та­нов­ке. Я про­водил его до по­лик­ли­ники. Он шёл, од­ной ру­кой креп­ко дер­жа ме­ня под ру­ку, дру­гой опи­ра­ясь на пал­ку. По до­роге всё жа­ловал­ся, что про не­го все за­были, за вре­мя бо­лез­ни ник­то ни ра­зу не на­вес­тил.

- А ведь я так мно­го сде­лал для на­шего те­леви­дения, - нес­коль­ко раз пов­то­рил он.

Про­ща­ясь, он вдруг ска­зал:

- А я пом­ню ва­шу пе­реда­чу о Ту­хачев­ском. Ин­те­рес­ная мог­ла по­лучить­ся. А что я мог сде­лать? - пос­пе­шил он пред­восхи­тить мой воп­рос. - Я толь­ко вы­пол­нял во­лю Се­рого Кар­ди­нала, Сус­ло­ва…

В эфир прош­ла тог­да толь­ко вто­рая часть, и то в силь­но усе­чен­ном ви­де. Са­кон­ти­ков при­казал снять наз­ва­ние вто­рой се­рии "Скрип­ка Ту­хачес­ко­го" и, во­об­ще, пол­ностью ис­клю­чить рас­сказ о ней. Очень лю­без­но поп­ро­сил "то­вари­ща  Шос­та­кови­ча" до ми­ниму­ма сок­ра­тить  вос­по­мина­ния о  Ту­хачев­ском. Он счи­тал их нес­коль­ко за­тяну­тыми. Ко­роче, это бы­ла уж не моя пе­реда­ча, и со­вер­шенно не пом­ню, как она прош­ла.

Дмит­рий Дмит­ри­евич был на ге­нераль­ной ре­пети­ции, при­шёл на сда­чу, был сви­дете­лем са­кон­ти­ков­ско­го раз­но­са, при­шел и на са­моё пе­реда­чу. Да толь­ко пе­ред са­мым эфи­ром, уже у две­ри в сту­дию, ни­кем не за­мечен­ный, ис­чез, у­ехал. Те­лез­ри­тель его не уви­дел.

На дру­гой день ут­ром поз­во­нил ему.

- По­нима­ете ли, до­рогой мой, - из­ви­нял­ся он, - не мог я по­ручить­ся за се­бя. До сих пор боль­но. Так боль­но, что не мо­гу без слёз го­ворить о Ми­ха­иле Ни­кола­еви­че. Вряд ли дос­та­вило бы зри­телю удо­воль­ствие со­зер­цать на эк­ра­не пла­чуще­го ка­кофо­нис­та. К то­му же ещё этот ваш Са­кон­ти­ков… А скрип­ку с кли­ныш­ком жаль. Тро­гатель­ная ис­то­рия по­лучись бы…