ШАЛУНЫ

Бе­лые но­чи в са­мом оча­рова­тель­ном, неп­равдо­подоб­но-вол­шебном и не­веро­ят­ном сво­ём апо­гее: так и тя­нет ска­зать - "Ва­ше По­ляр­ное Си­ятель­ство" - ска­зоч­но ос­ве­щали обо­чин­ный ле­нин­градский парк на бе­регу хо­лод­ной и се­рой Не­вы. И пре­бывал он в от­но­ситель­ном по­кое, на­сыщен­ном сы­ростью, гус­тым ко­мари­ным зво­ном и вздо­хами, сто­нами и виз­га­ми осо­бен­но тем­пе­рамен­тных влюб­ленных. Фо­нари в пар­ке бы­ли вык­лю­чены, ми­лици­ей не пах­ло, рай­он счи­тал­ся хро­ничес­ки, не про­сыха­юще хмель­ным, ра­боче-кресть­ян­ским, ху­лиган­ским и ок­ра­ин­ным.
                                           
Все это нем­но­го бес­по­ко­ило де­лега­тов и они, в мас­се сво­ей, не по­кида­ли боль­шой ту­рис­ти­чес­кий теп­ло­ход, приль­нув­ший к скром­ной де­ревян­ной прис­та­ни. Учас­тни­ки про­ходив­шей в Ле­нин­гра­де в До­ме Ака­демии на­ук, где-то в 55-ом го­ду Все­со­юз­ной на­уч­ной кон­фе­рен­ции се­пари­рова­лись кто на вер­хней от­кры­той па­лубе - их бы­ло яв­ное мень­шинс­тво - кто в рес­то­ране: этих то­же бы­ло по паль­цам пе­рес­чи­тать. А боль­шинс­тво - ско­пилось в прос­торном пар­кетном за­ле. Они си­дели на скамь­ях по его пе­римет­ру и жда­ли на­чала тан­цев. Од­на­ко ког­да за­иг­ра­ла му­зыка, то ли вальс, то ли фокс­трот, сов­сем нем­но­гие из них "пош­ли в пляс".

Вре­мена бы­ли сов­сем не ны­неш­ние, пос­ле­куль­тов­ские, за­жатые, стис­ну­тые, зак­ре­пощен­ные. Это бы­ло вре­мя, ког­да мно­гие ты­сячи и мил­ли­оны  не­вин­но осуж­денных воз­вра­щались из ла­герей, ког­да еще ник­то не за­был, что по­пасть ту­да мож­но бы­ло за де­сяток ко­лос­ков с кол­хозно­го по­ля и за вы­несен­ные офи­ци­ан­ткой  из сто­ловой 100 грам­мов ва­реной кол­ба­сы, ког­да за ши­рокие брю­ки и тол­стые по­дош­вы мог­ли заб­рать в ми­лицию. И, хо­тя глу­хой, нут­ря­ной и без­мол­вный ужас, ви­сев­ший над стра­ной мно­гими де­сяти­лети­ями, мед­ленно ус­ту­пал мес­то стра­ху,  страх этот всё еще вла­дел людь­ми.

Сей­час и здесь всё бы­ло пре­дель­но апо­литич­но и страх этот в смяг­ченных фор­ма стес­ни­тель­нос­ти и ро­бос­ти ско­вывал всех и по раз­ным при­чинам. Мо­лодёжь стес­ня­лась на­уч­ных мэт­ров, а са­ми мэт­ры, да­же ес­ли и бы­ли они без жен, то­же не стре­мились де­монс­три­ровать мо­лоде­жи свою эн­докрин­ную пер­во­ос­но­ву. Тем бо­лее что гла­ва все­го на­уч­но­го нап­равле­ния, се­дого­ловый, доб­рей­ший и чис­тей­ший ака­демик, си­дел здесь же со свой суп­ру­гой. Так и си­дели бы веч­но, ес­ли бы не нес­коль­ко аб­со­лют­но рас­кре­пощен­ных про­фес­со­ров-мос­кви­чей. Тех са­мых, ко­торых лу­кавая на­уч­ная и ку­хон­ная об­щес­твен­ность на­зыва­ла ша­луна­ми.

С пер­вым же му­зыкаль­ным так­том, они ока­зались с пар­тнер­ша­ми в цен­тре за­ла, как буд­то выб­ро­шен­ные мощ­ной ка­тапуль­той. И на­чалось неч­то, со­вер­шенно не ожи­да­емое пе­рифе­рий­ны­ми ма­лыми и боль­ши­ми уче­ными, при­вык­ши­ми к чин­ности, рес­пекта­бель­нос­ти и на­дуто­му по­чита­нию дос­то­инств и ус­ловнос­тей. Мос­кви­чи, а их бы­ло ров­но трое со сво­ими да­мами, тан­це­вали так, как буд­то они на­ходи­лись на мес­тных, не из­ме­нив­шихся с пос­ле­во­ен­ных вре­мен танц­пло­щад­ках в пар­ках, тех са­мых на ко­торых со­бира­лась по­лу ху­лиган­ская, ху­лиган­ская и от­кро­вен­но уго­лов­ная мо­лодежь. Тех са­мых, где, приг­ла­шая на та­нец, го­вори­ли, "ми­лоч­ка, обоп­рись на ме­ня, а по­том мы пе­ревер­немся". Собс­твен­но, они не тан­це­вали, не вра­щались, а, пар­дон, со­вокуп­ля­лись в такт с му­зыкой.

Осо­бен­но вы­делял­ся про­фес­сор N. Вы­сокий, то­щий, с силь­ны­ми  и длин­ны­ми ру­ками с ог­ромны­ми плот­но сколь­зя­щими по жен­ском те­лу и та­лии ла­доня­ми и аб­со­лют­но рас­кре­пощён­но, нес­вя­зан­но бол­та­ющи­мися но­гами, дви­жущи­мися в раз­личных, иног­да вза­им­но ис­клю­ча­ющих нап­равле­ни­ях и, не­ред­ко, как бы ох­ва­тыва­ющих ко­лени, бед­ра  и, да­же, таз пар­тнер­ши. Рас­сто­яния меж­ду пар­тне­рами все вре­мя  виб­ри­рова­ли от ред­кой дис­танции вы­тяну­тых рук  до обыч­но­го плот­но­го, сжи­ма­юще­го соп­ри­кос­но­вения. Здесь дей­ство­вали все си­лы: и тре­ния, и цен­тро­беж­ная и осо­бен­но цен­тростре­митель­ная, обес­пе­чивая плот­скую мо­нолит­ность про­цес­са сов­мес­тно­го вра­щения, так ска­зать "сов­ра­щения".

На­до всей этой не­камуф­ли­ру­емой, от­кро­вен­ной по­хот­ли­востью, раз­нуздан­ностью и вак­ха­наль­ностью воз­вы­шалась кро­хот­ная лы­сая, пок­ры­тая лег­ким, свет­лым и проз­рачным пуш­ком, сплю­щен­ная с бо­ков с ев­рей­ским но­сом-ру­биль­ни­ком и на­виса­ющи­ми ры­жева­тыми над­бро­ви­ями го­лов­ка над су­тулы­ми, но силь­ны­ми пле­чами про­фес­си­ональ­но­го тен­ни­сис­та.

В эти мгно­венья вы мог­ли ду­мать что угод­но об этом че­лове­ке - и сек­су­аль­ный мань­як, и ре­зуль­тат не­удач­ных ро­дов с не­ак­ку­рат­но и да­же трав­ми­ру­юще гру­бо на­ложен­ны­ми щип­ца­ми, и пол­ный кли­ничес­кий иди­от и всё пло­хое, что вам бы­ло угод­но. Прав­да же бы­ла вот ка­кой. Фокс­трот  этот, по­хожий ско­рее на б-ский кан­кан в гряз­ном пор­то­вом бар­да­ке, от­пля­сывал круп­ный со­вет­ский уче­ный. С ми­ровым име­нем! Со мно­гими из­данны­ми и пе­реве­ден­ны­ми на ан­глий­ский язык кни­гами. С ве­лико­леп­ным учеб­ни­ком фи­зики для ву­зов. Со стать­ями в цен­траль­ных га­зетах и на­уч­но-по­пуляр­ны­ми кни­гами. Кста­ти, все они  но­сили ан­ти­рели­ги­оз­ный ха­рак­тер и гус­то пах­ли зло­вон­ным ком­му­нис­ти­чес­ким ма­тери­ализ­мом - ти­па, го­ме­опа­тии быть не мо­жет, будь она, это оз­на­чало бы, что атом мож­но де­лить на час­ти.…

Ве­лико­леп­ный лек­тор, - еще вче­ра эта сплю­щен­ная го­лова доб­рый час блес­тя­ще, кста­ти, без шпар­галки, док­ла­дыва­ла на пле­нар­ном за­седа­нии кон­фе­рен­ции. Был он из по­томс­твен­ной семьи уче­ных рус­ско-ев­рей­ско­го раз­ли­ва, той са­мой, где фран­цуз­ский при­нято бы­ло изу­чать вна­чале с бон­ной, а за­тем - с от­цом за обе­дом. Оба­ятель­ный, свет­ский и впол­не при­лич­ный в жиз­ненном оби­ходе, он был  всег­да го­тов по­мочь и, ес­ли это ко­му-ни­будь это бы­ло нуж­но, уго­вари­вать его  не при­ходи­лось - был всег­да го­тов, как пи­онер. С прек­расным чувс­твом юмо­ра.  Как сей­час, пом­ню его хо­хочу­щим до ко­лик в жи­воте, до ико­ты, до двук­ратно­го скла­дыва­ния, ког­да про­читал в од­ной книж­ке прос­тень­кий анек­дот на фи­зичес­кую те­му. Вот он: 100 грам­мов вод­ки по­нижа­ют соп­ро­тив­ле­ние че­лове­чес­ко­го ор­га­низ­ма на 1 ом. Спра­шива­ет­ся, сколь­ко на­до вы­пить, что­бы до­вес­ти че­лове­ка до сос­то­яния сверх­про­води­мос­ти? А сколь­ко де­сят­ков под­го­тов­ленных кан­ди­датов  и док­то­ров на­ук.

Но и это не вся  прав­да. Во­об­ще-то го­воря, ув­ле­кать­ся ас­пи­ран­тка­ми - дур­ное по­вет­рие - вет­рянка,- и его ма­ло кто из­бе­гал. Ув­ле­кать­ся - это од­но. Од­на­ко в дан­ном кли­ничес­ком слу­чае си­ту­ация бы­ла иной и в ка­чес­твен­ном и в ко­личес­твен­ном от­но­шении. Поч­ти со все­ми сво­ими ас­пи­ран­тка­ми он спал! О чис­ле его жен хо­дили са­мые не­веро­ят­ные сплет­ни. Они, же­ны эти, че­редо­вались с ог­ромной ско­ростью, хо­рошо зна­ли друг дру­га и, хо­тя и не лю­били друг дру­га, но сов­сем не враж­до­вали. Тем бо­лее что не­ред­ко, вер­бо­вались как раз из его ас­пи­рантcко­го со­об­щес­тва. Кста­ти, об­ста­нов­ка в его кол­лекти­ве бы­ла спе­цифи­чес­кой и сох­ра­нилась до са­мой его ста­рос­ти - все и всё обо всех и, в том чис­ле, друг о дру­ге, зна­ют. Кол­лектив, точ­нее ку­рят­ник, пе­ретоп­танный од­ним и тем же пе­тухом, свя­зан еди­ными ин­те­реса­ми и об­щим прош­лым.

В ито­ге, об­ста­нов­ка ве­сёлой и злой вза­им­ной иро­нии (в том чис­ле и по от­но­шению к ру­ково­дите­лю, то бишь глав­но­му сам­цу ква­зига­рема - да он глу­хой!) и неп­рекра­ща­ющей­ся вза­им­ной рев­ности. При всем том, что у каж­дой муж и каж­дая по­ба­ива­ет­ся, что­бы не­нуж­ная ин­форма­ция не вып­лесну­лась на не­го. А рев­ность, про­тиво­ес­тес­твен­ная рев­ность, ос­та­лась. Ох уж, это жен­ское чес­то­любие! Ра­ди кан­ди­дат­ской сте­пени - с кем угод­но и где угод­но! А уж со сво­им на­уч­ным ру­ково­дите­лем - ах, ка­кой та­лант, ах, ка­кая эру­диция? Ка­кое там на­силие? Ка­кое уж там зло­упот­ребле­ние слу­жеб­ным по­ложе­ни­ем? Тем бо­лее что ини­ци­ато­рами, сплошь и ря­дом, бы­ли они, его энер­гичные, изоб­ре­татель­ные и твор­ческие ас­пи­ран­тки и по­ложе­ние в слу­жеб­ных ка­бине­тах, как пра­вило, пи­кан­тное, вы­бира­ли то­же они.

Ну, по­нят­ное де­ло, он был не про­мах… Зас­тавлять его не при­ходи­лось! От­ка­зывать­ся он не со­бирал­ся, но и на­сило­вать сво­их уче­ниц ему бы­ло, поп­росту, не­зачем. Всё по доб­рой во­ле.  Так на что же сле­тались ба­бонь­ки-ас­пи­ран­тки на­ши. Кан­ди­дат­ки - со­ис­ка­тель­ни­цы в уче­ные му­жи и де­вы. Ла­ни на­ши тре­пет­ные! Ама­зон­ки - во­итель­ни­цы бесс­траш­ные и бес­ко­рыс­тные. Pыцар­ши на­ши, без сред­не­веко­вого зам­ка на ге­нита­ли­ях, без стра­ха не­удоб­ной  пос­те­ли, от­сутс­твия  ги­ги­ены и муж­не­го уп­рё­ка. Бес­се­реб­ре­ницы на­ши. Так на что же сле­тались пчёл­ки на­ши слад­кие? На не­за­уряд­ные муж­ские ка­чес­тва  рас­пу­тин­ско­го мас­шта­ба и раз­ли­ва? На это, од­на из его лю­бов­ниц от­ве­тила, как на ис­по­веди (ть­фу, черт, не го­дить­ся), как на ду­ху (это дру­гое де­ло), сво­ему бо­лее мо­лодо­му лю­бов­ни­ку, так ска­зать, сов­ре­мен­ни­ку или, точ­нее, со­пос­тель­ни­ку вы­да­юще­гося уче­ного, меж­ду дву­мя пи­ками вос­торга, ког­да иные, иног­да, не врут.

И вот, что ска­зала она, ед­ва пе­реве­дя ды­хание пос­ле ор­газма: "Да нет там ни­чего осо­бен­но­го! Ни­чуть не луч­ше и не боль­ше сред­неста­тис­ти­чес­ко­го - так, сов­сем ма­лень­кий ба­нан­чик! Да и вре­мен­ные па­рамет­ры на пре­деле, сов­сем и не ого-го! Но как всё кра­сиво и ин­телли­ген­тно де­ла­ет! Глав­ной при­ман­кой бы­ли, ко­неч­но, дис­серта­ции, сте­пени, яс­ное и без тре­вож­ное бу­дущее, га­ран­ти­рован­ные, ува­жа­емые, бе­зот­ветс­твен­ные дол­жнос­ти и  вы­сокие, сы­тые зар­пла­ты.

Но и са­ма лич­ность бы­ла не за­уряд­ной, да­леко не од­ноцвет­ной, сов­сем не сте­ре­отип­ной. Сей­час он са­мозаб­венно и  ярос­тно от­пля­сывал, весь во влас­ти эн­докрин­но­го вып­леска, и сек­су­аль­но­го по­рыва, бу­шевав­ших в нем. А спус­тя два ча­са, си­дя на па­лубе в ок­ру­жении сво­его га­рема, "лус­кавше­го" се­меч­ки, ку­ражил­ся: "Не­уже­ли у ме­ня ма­ло зас­луг пе­ред со­вет­ской на­укой и вы не да­дите сво­ему на­уч­но­му ру­ково­дите­лю жал­кую гор­сточ­ку "се­мочек"?

Прош­ли го­ды и эн­докрин­ные не­кон­тро­лиру­емые бу­ри сам­ца, сот­ря­сав­шие его, сыг­ра­ли с ним не­доб­рую шут­ку. Де­ло бы­ло в бреж­нев­ские вре­мена на од­ной из пер­вых книж­ных яр­ма­рок, те­перь уже имев­ших мес­то быть в при­от­кры­ва­емом для инос­тран­цев Со­вет­ском Со­юзе. Во фран­цуз­ском  выс­та­воч­ном за­ле ему пон­ра­вилась ка­кая-то кни­жон­ка с пор­ногра­фичес­ким прив­ку­сом и сме­лыми фо­тог­ра­фи­ями.  Наш ге­рой ус­то­ять не смог  и су­нул её в кар­ман, не ду­мая о мно­гочис­ленных ки­нока­мерах, и со­вет­ских и инос­тран­ных. От­ка­зывать се­бе он не при­вык, за что и был вы­сечен.  На вы­ходе его за­дер­жа­ли и пуб­лично, так ска­зать при­люд­но и де­монс­тра­тив­но обыс­ка­ли.  Яс­ное де­ло, книж­ку наш­ли и со­об­щи­ли по мес­ту ра­боты - в ве­дущий ин­сти­тут ака­демии на­ук.

Со­вет дол­го му­солить де­ло не стал - ре­шили снять его имя из спис­ка бал­ло­тиро­вав­шихся на из­бра­ние в Ака­демию. В по­ряд­ке уте­шитель­но­го за­бега, ди­рек­тор ин­сти­тута, ве­дущий со­вет­ский ака­демик, то ли пре­зидент, то ли ви­це-пре­зидент ака­демии ска­зал что-то вро­де: "Не­хоро­шо, ко­неч­но же, не хо­рошо. Стыд­но, про­фес­сор N. Уж как стыд­но! С дру­гой сто­роны, ну кто бы удер­жался? Я? - Он слег­ка раз­вел ру­ками, нак­ло­нил го­лову и с нес­кры­ва­емой,  лу­кавой ус­мешкой по­дыто­жил: Я?  По­жалуй, нет!"

Но то всё бы­ло поз­же, мно­го поз­же. А сей­час наш уче­ный муж  от­пля­сывал вдох­но­вен­но, ни­чуть не об­ра­щая вни­мания на всех ос­таль­ных. Ему да­же в го­лову не при­ходи­ло, что ему есть де­ло до это­го на­уч­но­го соб­ра­ния, так ска­зать, па­луб­но­го скоп­ле­ния, ког­да внут­ри не­го бу­шева­ли рас­ка­лен­ные эн­докрин­ные и уж сов­сем не враж­дебные вих­ри и меж­ду ним и его  стре­митель­ной и сек­су­аль­но  от­кро­вен­ной пар­тнер­шей шел неп­ре­рыв­ный об­мен ка­сани­ями, столь при­ят­ны­ми плот­ны­ми соп­ри­кос­но­вени­ями, вза­им­ны­ми фрик­ци­ями пе­реп­ле­та­емых ног и рук, про­ника­ющи­ми кван­та­ми воз­бужде­ния и флю­ида­ми оку­тывав­ше­го их вза­им­но­го же­лания. 

Ря­дом с ни­ми, ус­ту­пая им, ну, раз­ве,  са­мую ма­лость, от­пля­сыва­ла свой кан­кан дру­гая па­ра. Что ка­са­ет­ся да­мы, то,  как и в пер­вом слу­чае, это бы­ла, ко­неч­но же, на­де­юсь, вы не сом­не­ва­етесь? - ас­пи­ран­тка. Ну и пос­коль­ку их, этих ас­пи­ран­ток, за де­сяти­летия на­уч­но­го про­фес­сор­ско­го под­вижни­чес­тва и вдвиж­ни­чес­тва бы­ло пруд пру­ди, на­ше по­вес­тво­вание не сох­ра­нило для ис­то­рии  имя от­чес­тво и фа­милию этой, кон­крет­ной, в да­леком прош­лом быв­шей девс­твен­ни­цы, а ны­не со­ис­ка­тель­ни­цы-да­ватель­ни­цы. Да и не в ней де­ло. Де­ло в нем! Хоть и был  NN из дру­гой на­уч­ной епар­хии, но жи­ла в них од­на и та же страсть к за­виси­мым от них, чес­то­люби­вым, ус­тупчи­вым и не слиш­ком ще­петиль­ным и тре­бова­тель­ным к фи­зичес­кой кра­соте сво­их ше­фов ба­бам, и один и тот же ме­тод её удов­летво­рения - че­рез ас­пи­ран­ту­ру. И ес­ли N был сов­сем не кра­сав­цем, то NN, был уж та­ким не кра­сав­цем…

На пер­вый взгляд, и прив­лечь-то он мог, раз­ве что, на­чис­то, по­теряв­шую фи­зичес­кую ще­петиль­ность, жаж­ду­щую ос­те­пене­ния  лю­бой це­ной, вплоть до осе­мене­ния, фе­мину. Но ска­зать и по­думать так, бы­ло бы оп­ро­мет­чи­во, и вот по­чему… Прив­лечь-то не мог, а вот при­лечь…Урод-то, ко­неч­но, урод - од­на вер­хняя че­люсть из круп­ных, поч­ти ло­шади­ных, ко­рич­не­ватых зу­бов, на­вис­шая над ниж­ней гу­бой и под­бо­род­ком, че­го сто­ила. До­бавь­те сю­да струю слю­ны, бь­ющую, как из пуль­ве­риза­тора, из, как пра­вило, не гер­ме­тичес­ки зак­ры­того рта. И на­до бы­ло не то что­бы за­быть о ес­тес­твен­ной брез­гли­вос­ти, на­до бы­ло её во­об­ще не иметь!

Так-то оно так!  Но и лич­ностью наш  NN был не ор­ди­нар­ной. Спе­ци­алист  в  сво­ей по­лосе от­менней­ший, книг на­писал не од­ну и не две и сре­ди них от­личный учеб­ник, по ко­торо­му вос­пи­тыва­лись ты­сячи и ты­сячи сту­ден­тов. Ре­дак­тор на­уч­но­го со­юз­но­го жур­на­ла.  Но и это не всё. Об­ла­дал он уди­витель­ным ди­апа­зоном ин­те­ресов? - Ис­кусс­тво, ба­лет, те­атр! И, на­конец, был  из­вес­тным в стра­не мас­те­ром спор­та по шах­матным ком­по­зици­ям, ре­гуляр­но пуб­ли­ковав­шихся мно­гими  по­пуляр­ны­ми и шах­матны­ми жур­на­лами.

Сло­вом, оп­равда­ний и са­мо­оп­равда­ний у его ас­пи­ран­ток бы­ло хоть от­бавляй. Ин­те­ресен и не­за­уря­ден! А уж цве­тас­тости ха­рак­те­ра был та­кой, как буд­то за­суну­ли в не­го с де­сяток ра­дуг. Всё бы­ло в нем: и под­лости не­мерян­ной, и душ­ком ан­ти­семит­ским по­пахи­вало, спо­собен был, к сло­ву, стоя на ши­рокой лес­тни­це из­да­тель­ства, вслух по­ливать пле­мя вам из­вес­тное, и грязью мог оп­лескать, ни за что, ни про что. Но и из­ви­нить­ся, по­ка­ять­ся, да не так прос­то, а при люд­но был в сос­то­янии.

Од­нажды, не пон­ра­вил­ся ему один мо­лодой уче­ный - ев­рей из си­бир­ской ок­ра­ины. Взыг­ра­ла дурь у NN и ре­шил он за­лезть в чу­жую на­уч­ную об­ласть, ну за­хоте­лось ему… Ну, лад­но, бы пе­рес­ко­чить че­рез за­бор и ута­щить па­ру на­уч­ных яб­лок. Ну, кто из не осо­бен­но ще­петль­ных уче­ных на­ших это­го не де­ла­ет? Но наш NN за­хотел боль­ше­го. Пос­коль­ку яб­ло­ки эти при­над­ле­жали си­бир­ско­му ев­рею, ре­шил он это­го и­удея из­вести, на­чис­то. На каж­дой на­уч­ной кон­фе­рен­ции, где ев­рея это­го не бы­ло, на­чал он его по­ливать, да как? - слов не вы­бирая!

За­меть, чи­татель, это в бреж­нев­ские-то вре­мена, ког­да ев­ре­ям жи­лось во­об­ще, ска­жем пря­мо, ту­го. Вы­ходит, иг­рал  NN  на си­ту­ации, и пол­ностью ис­поль­зо­вал её в сво­их гряз­но­ватых це­лях. Па­ру лет ев­рей наш жил в не­веде­нии о про­ис­хо­дящем, по­ка друзья не объ­яс­ни­ли ему си­ту­ации: "Па­дешь, ок­ле­ветан­ный мол­вой!". Тог­да приш­лось ему прос­мотреть прог­рамму кон­фе­рен­ций и при­целить­ся на од­ну из них - Мос­ков­скую, - где NN не быть не мог, и где он воз­глав­лял сек­цию.

Без мис­ти­ки здесь не обош­лось. Ле­тел этот ев­рей из Куй­бы­шева, са­молет опаз­ды­вал и по всем рас­че­там, про­пус­кал он сек­цию NN , а ста­ло быть, и воз­можность ре­ван­ша. Но Не­бо рас­по­ряди­лось ина­че. Ут­реннее за­седа­ние, и сек­ция NN, по ка­ким - то при­чинам  бы­ли пе­рене­сены  на два ча­са и он ус­пел во вре­мя. Зал был за­бит до са­мого пре­дела поч­ти од­ним сто­лич­ным уче­ным лю­дом. Жда­ли жа­рен­но­го. NN, в ка­чес­тве пред­се­дате­ля, вос­се­дал за сто­лом на боль­шой сце­не До­ма Уче­ных. Ког­да все док­ла­ды бы­ли про­чита­ны, пред­се­датель под­вел ито­ги. И тут NN раз­вернул­ся во всю свою мощь. Мгно­вен­но сос­коль­знув с по­вес­тки дня на при­выч­ную для не­го те­му, NN, не ви­дя ев­рея-си­биря­ка в спис­ке док­ладчи­ков, раз­вернул­ся в бо­евой по­рядок и, выд­ви­нув  под­бо­родок, и вып­лески­вая фон­та­ны слю­ны, на­чал раз­ма­хивать сам­со­нов­ской че­люстью, вып­лески­вая ушат за уша­том на от­сутс­тво­вав­ше­го, стре­мясь сте­реть это­го ев­рея с на­уч­ной кар­ты стра­ны. По ярос­ти NN, он, ка­залось, был го­тов вы­чер­кнуть его и из жиз­ненно­го ре­ес­тра. 

Ког­да он, на­конец,  кон­чил, ев­рей под­нял ру­ку. Ли­цо NN ис­ка­зилось от не­ожи­дан­ности - это­го, по его мне­нию, не дол­жно бы­ло быть. Нон­сенс, да и толь­ко! Он на мгно­венье за­мер, но на не­го смот­ре­ло  че­тыре сот­ни пар глаз! И сде­лать вид, что ни­чего не слу­чилось, он не мог! И, к чес­ти NN, вы­нуж­денной-ли или си­ту­аци­он­но-доб­ро­воль­ной,  но он дал ему сло­во. Ког­да си­биряк встал и по­шел к сце­не, зал за­мер - сов­сем не мно­гие бы­ли спо­соб­ны кон­тра­тако­вать ко­рифея и та­кого вни­мания, как пред­сто­ящее его выс­тупле­ние, ма­ло ко­му бы­ло обе­щано. Он шел че­рез де­сят­ки мет­ров цен­траль­но­го про­хода под поч­ти ме­хани­чес­ким, поч­ти оп­ро­киды­ва­ющим дав­ле­ни­ем взгля­дов за­ла.

Суть де­ла зак­лю­чалась в том, что ев­рей этот был про­фес­си­она­лом в сво­ей об­ласти, да, кста­ти,  и од­ним из её соз­да­телей. А NN - име­нитым, но злос­тным ху­лига­ном, ре­циди­вис­том, за­лез­шим в чу­жой сад и пло­хо ори­ен­ти­ровав­шимся в его те­нис­том прос­транс­тве, плот­но за­сажен­ным, как кус­тарни­ками и де­ревь­ями, слож­ны­ми и не­од­нознач­ны­ми на­уч­ны­ми проб­ле­мами.

Пор­ка дли­лась око­ло по­луча­са. Зас­лу­жен­ный де­ятель на­уки РСФСР был рас­тя­нут как в ста­родав­ние вре­мена на ко­нюш­не, пар­дон на сце­не ак­то­вого за­ла на Ки­ров­ской, и выд­ран по всем пра­вилам это­го зло­го ис­кусс­тва вы­мочен­ны­ми в рас­со­ле на­уч­ны­ми роз­га­ми. Во вре­мя му­читель­ной эк­зе­куции NN, си­дя за от­кры­тым пред­се­датель­ским сто­лом на вы­сокой сце­не, по­тел и крас­нел здесь же на гла­зах у че­тырех­сот вос­торжен­ных слу­шате­лей, мно­гие из ко­торых, в свое вре­мя, бы­ли бе­зот­ветно топ­та­ны име­нитым, и сей­час, мсти­тель­но и не осо­бен­но скры­ва­ясь, зло­радс­тво­вали и тор­жес­тво­вали. И бы­ло вид­но, как нер­вно ве­ли се­бя то­щие но­ги ос­канда­лив­ше­гося и по­пав­ше­го с по­лич­ным ко­рифея. Мод­ные туф­ли и уз­кие брю­ки не скры­вали су­дорож­но­го сжа­тия то­нень­ких ко­леней, пе­реп­ле­тения и раз­дви­жения го­леней и пло­хо кон­тро­лиру­емо­го су­чения их.

Си­биряк же не от­пускал де­яте­ля, при­дер­жи­вая его на ве­су, и пос­ле каж­до­го аб­за­ца пор­ки, по на­уч­но­му су­щес­тву воп­ро­са, сле­дова­ла нас­мешли­вая реп­ли­ка, вы­зывав­шая гул одоб­ре­ния. Кон­чил же он, при­мер­но, так: "Ува­жа­емый NN не про­фес­си­онал в об­сужда­емой об­ласти, где он за­нима­ет­ся дер­зким бра­конь­ерс­твом. Это про­яв­ля­ет­ся во всех пун­ктах и по­зици­ях его ны­неш­не­го выс­тупле­ния и выс­тупле­ний в моё от­сутс­твие на раз­личных кон­фе­рен­ци­ях. Да­же в ис­поль­зо­вании им пер­во­ис­точни­ков. Так, нап­ри­мер, при­веден­ную им кни­гу… ци­тиро­вать здесь и сей­час столь же обос­но­ван­но, как и жур­нал "Мур­зилку"!" Зал взор­вался ап­ло­дис­мента­ми, не умол­кавши­ми до тех пор, по­ка ев­рей не вер­нулся на свое мес­то в за­ле.

Но са­мое ин­те­рес­ное про­изош­ло пос­ле это­го. Баг­ро­вый NN по­дошел к три­буне, вна­чале рас­те­рян­но пос­мотрел в зал, за­тем креп­ко взял­ся за крылья три­буны, под­нял го­лову и пря­мо гля­дя, твер­до ска­зал: "Са­мое уди­витель­ное зак­лю­ча­ет­ся в том, что я во всем сог­ла­сен с выс­ту­пав­шим…". На­до от­дать дол­жное NN - ни­ког­да впредь ни сло­ва пло­хого о си­биря­ке он не го­ворил. Ма­ло то­го, он ус­та­новил дру­жес­кие от­но­шения с си­биря­ком, пуб­ли­ковал его статьи в сво­ем жур­на­ле и всег­да не прос­то веж­ли­во, а ис­крен­не веж­ли­во, при­вет­ли­во и обя­затель­но улы­ба­ясь, с ним рас­кла­нивал­ся.

Ска­жете слу­чай­но, но ведь в этом ми­ре слу­чай­нос­тей не бы­ло, нет,  и не бу­дет. Им прос­то нет мес­та в Гос-нем прос­транс­тве! В пос­ледний раз, они встре­тились не­задол­го до эмиг­ра­ции си­биря­ка, и где бы вы ду­мали? Вер­но, на Ки­ров­ской, в пя­тиде­сяти мет­рах от До­ма Уче­ных! Шел NN с суп­ру­гой, встре­тились взгля­дами и NN рас­плыл­ся в ра­дос­тном, от­кры­том и дру­желюб­ном при­ветс­твии! Ну что тут ска­жешь? В ка­кой файл за­сунешь эту лич­ность? Ему бы еще боль­ше воз­не­нави­деть! А он за­ува­жал! Вот та­ким, а мо­жет быть еще бо­лее слож­ным и вык­ру­тас­ным, иной раз страш­но­ватым и от­талки­ва­ющим, а по­рой оба­ятель­ным и оча­рова­тель­ным был этот про­фес­сор.

Ну, где тут бы­ло про­ана­лизи­ровать всю эту фан­тасма­горию и ир­ра­ци­ональ­ность на­шим це­ле­ус­трем­ленным, хит­ро­ватым, ци­нич­ным, но не боль­но-то муд­рым со­ис­ка­тель­ни­цам? Он ис­поль­зо­вал их, они ис­поль­зо­вали его. Вот и вся иг­ра. Хо­лод­ная, без­душная и сво­еко­рыс­тная. А од­на из дам этих, умуд­ривша­яся да­же сбе­гать, не­надол­го, за не­го за­муж, под­ве­ла кол­ле­ге - ас­пи­ран­ту итог вот как: "По­ка жи­ву с ним, по­лучу и кан­ди­дата и до­цен­та. А ес­ли не хва­тит че­го, об­ра­щусь к те­бе!". Кста­ти, в са­мый раз на­пом­нить од­ну ста­рую  как мир ис­ти­ну, поч­ти мак­си­му: про­фес­сор и, гля­дящая ему в рот его ас­пи­ран­тка всту­па­ющие в брак, пе­рехо­дят в иной ста­тус: в ста­рого про­фес­со­ра и пос­матри­ва­ющую на сто­рону мо­лодую же­ну...

Но, по­ра вер­нуть­ся  к на­шим, сов­сем не по­ловец­ким, а рус­ско-ев­рей­ским, а уж ес­ли точ­нее, рус­ско-ев­рей­ско-ар­мян­ским и уж та­ким ин­терна­ци­ональ­ным, что даль­ше не­куда, ака­деми­чес­ким пляс­кам. И ни­чего уди­витель­но­го в этом ин­терна­ци­она­лиз­ме не бы­ло, и быть не мог­ло. Дав­но из­вес­тно, что са­мыми боль­ши­ми ин­терна­ци­она­лис­та­ми в под­лунном ми­ре яв­ля­ют­ся шлю­хи и при­писав­ши­еся со­ав­то­ры. Жен­ская ком­по­нен­та на­шей ис­то­рии - это как раз из этой опе­ры.

Что ка­са­ет­ся про­фес­сор­ской сос­тавля­ющей, то она ни­чуть не ус­ту­пала без­нравс­твен­ности  пер­вой, а иной раз, да­вала фо­ру ей. Ведь как не кру­ти, вся власть и си­ла бы­ли у неё, и все ры­чаги и, что ху­же все­го, та­лант, дан­ный Г-дом для тор­жес­тва бес­ко­рыс­тия, ис­поль­зо­вал­ся для об­слу­жива­ния собс­твен­ной гряз­ной по­хоти. И все-та­ки, па­ра эта - N и NN,- бы­ла яр­кая, нес­тандар­тная, на­делен­ная  ог­ромным Да­ром! Рас­тра­чива­ли они этот Дар, к со­жале­нию, не толь­ко по Бо­жес-и, но и без­дарно. - Не щед­ро, не бес­ко­рыс­тно, не да­ром, а за оп­ре­делен­ный дар пусть вы­мытых, на­душен­ных и от­лично и со вку­сом упа­кован­ных, ал­чных, обез­ду­хов­ленных, дре­без­жа­ще ко­рыс­тных тел и их злых и не­насыт­ных ще­лей. Но всё же, был Дар! Б-ы-л!

А вот сей­час, к кон­цу треть­его тан­ца, с кор­мы теп­ло­хода  раз­да­лись воп­ли, сто­ны, пь­яные кри­ки и на тан­це­валь­ную пло­щад­ку по лес­тни­це с пер­вой па­лубы на­чали вып­лы­вать нес­коль­ко че­ловек: два от­ку­да-то взяв­шихся ми­лици­оне­ра, па­ра мо­ряков и туч­ная, но под­вижная фи­гура. Вна­чале она выд­ви­нулась го­ловой с неп­ло­хой и сов­сем не се­дой ше­велю­рой и круп­ны­ми чер­та­ми ли­ца, а за­тем по­явил­ся ог­ромный жи­вот. Это был ор­га­низа­тор кон­фе­рен­ции, про­фес­сор NNN.

Ока­зыва­ет­ся, с пре­дыду­щих теп­ло­ходов в пар­ке ос­та­лось не­мало за­гуляв­ших  и хмель­ных пар. И те­перь, про­пус­тив свои су­да, они рва­лись на теп­ло­ход кон­фе­рен­ции и за­те­яли  серь­ёз­ную дра­ку с эки­пажем. NNN  выз­вал под­мо­гу, и вёл её на кор­му, в бой. И на­до от­дать ему дол­жное, он при­нимал в этой схват­ке  лич­ное и не­пос­редс­твен­ное учас­тие. И собс­твен­но­руч­но вы­тол­кнул од­но­го из на­падав­ших на бе­рег. Пос­ту­пок? Ко­неч­но! Ведь к то­му вре­мени ему бы­ло хо­рошо за пять­де­сят.

И был этот мощ­ный тол­стяк за­веду­ющим ка­фед­рой од­но­го из ле­нин­градских ву­зов, а мо­жет быть и не од­но­го. Фо­кус зак­лю­чал­ся в том, что он их ме­нял до­воль­но час­то. Или, точ­нее, они его ме­няли. И это при том, что, бу­дучи че­лове­ком пар­тий­ным, лов­ким и, бе­зус­ловно, ла­дящим и с го­сударс­твен­ной сис­те­мой, и с лю­бым кон­крет­ным рек­то­ратом, он ра­но или поз­дно, ока­зывал­ся в по­ле зре­ния со­ци­аль­ных и нравс­твен­ных  про­жек­то­ров об­щес­твен­но­го мне­ния. Уж очень он лю­бил жен­щин, осо­бен­но сту­ден­ток и ас­пи­ран­ток, и от­ка­зать се­бе в оче­ред­ном адюль­те­ре не мог и не хо­тел.

Всё ока­зыва­лось ба­наль­но прос­тым и не слиш­ком мно­гова­ри­ан­тным. В пер­вой схе­ме его зас­та­вали в а­уди­тории пос­ле  окон­ча­ния эк­за­мена с по­лус­пу­щен­ны­ми брю­ками и с по­лу­об­на­жен­ной сту­ден­ткой. Во вто­рой, убор­щи­ца вла­мыва­лась в его ка­бинет в ана­логич­ной си­ту­ации. Ме­нялась лишь сте­пень нег­ли­же и по­за. В треть­ей, он бро­сал оче­ред­ную же­ну и жил граж­дан­ским бра­ком с оче­ред­ной ас­пи­ран­ткой, а то и со сту­ден­ткой.

Как пра­вило, это взры­вало его ка­фед­ру, и рек­то­рату не ос­та­валось ни­чего ино­го, как вы­тол­кнуть его из ин­сти­тута. Ка­залось бы, а, собс­твен­но го­воря, по­чему чле­ны его ка­фед­ры так ос­тро ре­аги­рова­ли на все эти про­дел­ки? Вот в этом "по­чему" и зак­лю­чалось глав­ное "в чет­вертых". Де­ло в том, что лю­быми из воз­можных и дос­тупных ему спо­собов он за­тас­ки­вал в свою пос­тель и мно­гих  сот­рудниц ка­фед­ры. Здесь в ход шло все - и при­ем в ас­пи­ран­ту­ру, и при­ем на ра­боту, и за­щита дис­серта­ций, и выс­тупле­ние в ка­чес­тве оп­по­нен­та, и прод­ви­жение по служ­бе… В ито­ге, вся ка­фед­ра, боль­шая об­ще­об­ра­зова­тель­ная ка­фед­ра из двад­ца­ти-трид­ца­ти че­ловек де­лилась на тех, кто с ним спал, и тех, кто это все ви­дел и по тем или иным при­чинам, мол­чал до по­ры до вре­мени.

Ин­те­рес­но, что NNN , че­ловек жи­тей­ски сов­сем не глу­пый, лов­кий и тон­кий, ни­чего это­го не ви­дел или ви­деть не хо­тел. Он был убеж­ден в сво­ей пра­вед­ности и не­пог­ре­шимос­ти. Бо­лее то­го, в со­ци­аль­ной вер­ности сво­его пу­ти. Это про­яви­лось, од­нажды, и вов­се ве­село. На од­ной из ка­федр ин­сти­тута про­изош­ло чрез­вы­чай­ней­шее про­ис­шес­твие. Из вен­диспан­се­ра приш­ло в рек­то­рат пись­мо, что, то ли пять, то ли семь сот­рудни­ков од­ной из ка­федр, нет, нет, не его, за­рази­лись сов­сем уж дур­ной хворью.

Рас­сле­дова­ние по­каза­ло, что ко­рень зла та­ил­ся в ла­боран­тке, щед­ро да­рив­шей се­бя сот­рудни­кам - ас­систен­там, до­цен­там и,  да­же, про­фес­со­ру. По оно­му по­воду пар­тком и рек­то­рат по­ручи­ли всем ка­фед­рам об­су­дить и, яс­ное де­ло, осу­дить скан­да­лёз­ную эту ис­то­рию. Как и бы­ло при­каза­но,  NNN это за­седа­ние про­вел, за­читал рас­по­ряже­ние и пр. Под­вел же он итог вот как: "Да, си­ту­ация, ко­неч­но, из рук вон неп­ри­ят­ная, но пос­мотри­те, ка­кая друж­ная ка­фед­ра!". Ес­ли вы ду­ма­ете, что он шу­тил, ли­цеме­рил или что ни будь в этом ду­хе, то вы заб­лужда­етесь! Он был че­лове­ком серь­ёз­ным, пар­тий­ным, об­щес­твен­ным.  Он как раз так, имен­но так и ду­мал! Имен­но так!

Был ли NNN серь­ёз­ным уче­ным? Нет, нет и нет! В этом его уп­рекнуть бы­ло не­воз­можно! И ког­да его не ста­ло, все сде­лалось оче­вид­ным - мыль­ный пу­зырь! Жил че­ловек на ор­га­низа­ции на­уч­ных кон­фе­рен­ций и на мно­гочис­ленных свя­зях. Все уче­ные, ко­торых он приг­ла­шал и оби­хожи­вал на кон­фе­рен­ци­ях, счи­тали се­бя обя­зан­ны­ми ему и, не пре­кос­ло­вя, выс­ту­пали оп­по­нен­та­ми. А иные, прок­ла­дыва­ли до­рогу и в выс­шей ат­теста­ци­он­ной ко­мис­сии. Это и бы­ли жив­цы, на кои кле­вали мно­гочис­ленные ас­пи­ран­ты. А уж со­ис­ка­телям, са­мос­то­ятель­но вы­пол­нивших ра­боту в раз­личных ин­сти­тутах и НИИ "несть чис­ла". Они мча­лись к NNN, он ста­вил своё имя на чу­жой и не­ведо­мой ему ра­боте в гра­фе "Ру­ково­дитель" и про­тас­ки­вал её че­рез со­вет и ВАК.

На­пек та­ких лю­дей он нес­коль­ко со­тен! И ему и ВУ­Зу это шло в за­чет, и ник­то не вда­вал­ся в ме­ханизм,  этой афе­ры, иной раз, сов­сем не бес­ко­рыс­тной. Кста­ти, афе­ры жи­тей­ски очень по­лез­ной для мно­гих и мно­гих, не на­шед­ших дру­гого пу­ти для ле­гали­зации в на­уке. Опять же, NNN чис­ливший­ся рус­ским, имел за­мет­ную при­месь кав­каз­ских кро­вей, в яв­ных и ак­тивных ан­ти­семи­тах не чис­лился, имел лю­бов­ниц-ев­ре­ек и да­вал путь не­кото­рому ко­личес­тву ев­ре­ев, ко­торых  ч-АД-одо­люби­вое го­сударс­тво не под­пуска­ло к офи­ци­аль­ной ас­пи­ран­ту­ре на пу­шеч­ный выс­трел. Вот та­кая она жизнь!

Пос­леднее круп­ное аль­ков­ное прик­лю­чение NNN на­чалось в од­ном не­боль­шом се­вер­ном го­роде, в уни­вер­си­тет ко­торо­го NNN сбе­жал от оче­ред­но­го скан­да­ла из приз­нанно­го цен­траль­но­го ву­за. В этом уни­вер­си­тете он не­мед­ленно  об­ра­тал мо­лодень­кую ас­пи­ран­тку. "Об­ра­тал" оз­на­ча­ет, что он на­шел её сре­ди сту­ден­тов-дип­ломни­ков, за­чис­лил в ас­пи­ран­ту­ру и сов­ра­тил, как во­дит­ся. Оче­ред­ность со­бытий в этом про­цес­се мог­ла быть и иной, да не  том суть. Неп­ри­выч­ный к этим штуч­кам рек­то­рат взор­вался и NNN был вы­нуж­ден не­мед­ленно про­делать еще два куль­би­та.

Преж­де все­го, для га­шения со­ци­аль­но­го по­жара и спа­сения дра­ного и не­од­нократ­но прош­темпе­леван­но­го вы­гово­рами пар­тби­лета, ис­поль­зо­вав пен­ный и струй­ный ог­не­туши­тели и сбив раз­го­ра­юще­еся пла­мя "об­чес­твен­но­го" не­годо­вания, он шес­ти­деся­тилет­ний, ско­ропа­литель­но же­нил­ся на этой 22-лет­ней де­воч­ке, а за­тем и не­мед­ленно, прав­да, без по­жар­ной лес­тни­цы, сроч­но пе­реб­рался в один из волж­ских ву­зов. Там и про­тека­ла его пос­ледняя сто­мет­ровка.

Нель­зя ска­зать, что­бы она хоть нем­но­го от­ли­чалась бы от обыч­но­го рас­путно­го ук­ла­да его жиз­ни. Нес­мотря на то, что те­перь он и же­на ра­бота­ли на од­ной ка­фед­ре, ус­лад от но­вых ас­пи­ран­ток он не упус­кал. Из­во­рот­ли­вос­ти и лжи­вос­ти был уди­витель­ной и по­лучал осо­бое удо­воль­ствие из­ме­нять же­не с её мо­лоды­ми под­ру­гами. Не упус­кал он и слу­чая, в от­кры­тую, по­кура­жить­ся над об­ма­нуты­ми мужь­ями. А уж ге­рон­то­логи­чес­кие кос­ти по­мыть ста­рич­кам  - уче­ным - кол­ле­гам… Не­кий Ру­вим - "ан­гел без хе­ра". А дру­гой с а'ля фран­цуз­ской фа­мили­ей - "Брюнь­он без ко'ла". А о треть­ем пус­тил в ход анек­до­тец: си­дит, дес­кать, "Вась­ка" в пре­зиди­уме и де­монс­тра­тив­но мнет бе­лый лист бу­маги. А в за­ле-то и го­ворят: "Ты пос­мотри, как "Вась­ка" гу­сарс­тву­ет! Все ведь зна­ют, что без клиз­мы уже 10 лет в ту­алет не хо­дит".

Не жа­лел  NNN  да­же са­мых близ­ких дру­зей - суп­ру­жес­кую па­ру, ко­торой мно­гим был обя­зан, ед­ва ли не всем сво­им ква­зи­ас­пи­рант­ским биз­не­сом. Имен­но они прик­ры­вали его на за­вер­ша­ющих эта­пах ут­вер­жде­ния со­тен сла­бень­ких или, и вов­се, ни­кудыш­ных кан­ди­дат­ских за­щит. На ста­рос­ти лет, за­вел, дес­кать, он ас­пи­ран­тку-лю­бов­ни­цу, а же­на, возь­ми, и взор­вись. Очень он был огор­чен та­ким не­ожи­дан­ным по­воро­том. По­чему не­ожи­дан­ным? Да по­тому, что всю жизнь во­зил­ся с лю­бов­ни­ками сво­ей же­ны и вся­чес­ки спос­пе­шес­тво­вал им. А она, опи­ра­ясь на не­сок­ру­шимую жен­скую ло­гику, ввер­ну­ла ему: "Мне мож­но, а те­бе нель­зя!" Сло­вом, гре­шил NNN, как всег­да, - и сло­вом и де­лом. Да, ви­дать, есть Глаз над на­ми! Е-с-т-ь!!! При­шел и его Час! И  сов­сем не звез­дный! И рас­катка про­изош­ла как раз на том по­ле, в ко­тором он был, как до­ма и бра­конь­ерс­тво­вал, счи­тай, всю жизнь.

А де­ло бы­ло так. Же­не его бы­ло под трид­цать, а ему 65! Су­дя по все­му, в пос­те­ли у них всё бы­ло нор­маль­но - ста­рый мно­го­опыт­ный рас­путник и мно­гос­та­ноч­ник впол­не, как ему ка­залось, оби­хожи­вал свою мо­лодую же­ну. Да вот не­зада­ча - она хо­тела ре­бен­ка. А вот это-то у по­дер­жанно­го и  кто зна­ет, при та­ком пос­лужном спис­ке, мо­жет и пе­ребо­лев­ше­го чем-ни­будь ста­рого ло­вела­са, у не­го ни­как не по­луча­лось. И за­тос­ко­вала она, и за­мель­те­шила, и ста­ла пос­матри­вать по сто­ронам, и на­чала ин­те­ресо­вать­ся мо­лоды­ми ре­бята­ми… И пер­вый срыв не за­мед­лил про­изой­ти.

NNN по прось­бе сво­его кол­ле­ги из Ямо­ва выс­ту­пал оп­по­нен­том на за­щите кан­ди­дат­ской в уни­вер­си­тете дру­гого сред­не­рус­ско­го го­рода. И тут он со­вер­шил пер­вую свою ошиб­ку - он за­был­ся. Точ­нее, он за­был  свою ус­той­чи­вую по­зицию мно­го­опыт­но­го в че­лове­чес­ких от­но­шени­ях и би­того на­уч­но­го ру­ково­дите­ля. Сво­дилась она к сле­ду­юще­му. Ког­да при нем го­вори­ли, о том, что кто-то из серь­ёз­ных уче­ных по­лучил ин­фаркт и вслух удив­ля­лись - с че­го бы это? NNN от­ве­чал сра­зу, на ав­то­мате, и по­падал, как пра­вило, в точ­ку:  "А уче­нич­ки,… уче­нич­ки-с-с-с! Вто­рая его ошиб­ка про­ис­те­кала из вы­соко­мер­но­го, нас­мешли­вого и иро­ничес­ко­го от­но­шения к жен­щи­нам: "Ну де­ти ма­лые, чис­тые де­ти - всё в рот тя­нут!". Ну и третью свою неп­рости­тель­ную оп­лошность он до­пус­тил, взяв с со­бою же­ну.

За­щита прош­ла ус­пешно. Да­лее всё раз­ви­валось вот как. Пос­ле бан­ке­та ру­ково­дитель из Ямо­ва и NNN в двух­мес­тном ку­пе от­бы­ли  в Мос­кву на ка­кое-то за­седа­ние. Де­лега­ция из Ямо­ва в этот же ве­чер вер­ну­лась до­мой, а же­не NNN нуж­но бы­ло воз­вра­щать­ся в свой го­род на Вол­ге - на­зав­тра у неё - до­цен­та, - бы­ли лек­ции. У­ехать она дол­жна бы­ла в этот же ве­чер,  и ко­му, вы ду­ма­ете, NNN по­ручил про­водить её? Ну, ко­неч­но же, об­ла­годе­тель­ство­ван­но­му им че­лове­ку - вче­раш­не­му ас­пи­ран­ту, а се­год­ня, по его, NNN, мне­нию, те­перь на­деж­ней­ше­му и по гроб жиз­ни бла­годар­но­го ему NNN, но­во­ис­пе­чен­но­му кан­ди­дату на­ук. Ну, как из­вес­тно, бла­годар­ность - то­вар не хо­довой и быс­тро­пор­тя­щий­ся. Тут же для гни­ения хва­тило 2-3 ча­сов…

Сло­вом, ког­да ут­ром из Мос­квы NNN поз­во­нил до­мой на Вол­гу, её там не бы­ло. Вы­яс­ни­лось, что она с ас­пи­ран­том ни­куда не по­еха­ла, а ве­село и "со­дер­жа­тель­но" про­вела ночь в гос­ти­нице… Скан­дал был не­сус­ветный. Дос­та­лось да­же на­уч­но­му ру­ково­дите­лю это­го ас­пи­ран­та, ко­торый был вмес­те с NNN и ни сном, ни ду­хом к это­му адюль­те­ру не был при­час­тен. Бы­ли уг­ро­зы сло­мать за­щиту в ВА­Ке и пр., пр., пр. Од­на­ко все­му это­му не суж­де­но бы­ло сбыть­ся, по­тому, что ока­залось всё это толь­ко на­чалом - мо­лодая же­на за­куси­ла уди­ла и, че­рез нес­коль­ко не­дель пос­ле злос­час­тной по­ез­дки, сбе­жала от NNN к ка­кому-то мо­лодо­му пар­ню, пря­мо на мес­те, на бе­регах Вол­ги, той са­мой, ко­торая "Те­чет ре­ка Вол­га…". Еще с ме­сяц- дру­гой, по­ражен­ный в са­мое сер­дце и в пря­мом, и в фи­гураль­ном смыс­ле, NNN об­зва­нивал зна­комых и со­об­щал, что она уже жа­ле­ет и со­бира­ет­ся вот-вот вер­нуть­ся…

А еще че­рез пол­го­да он умер от мол­ни­енос­но­го ин­фар­кта.