ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ ШИМОНА ПЕРЕСА

Как из­вес­тно, в эти  дни прог­рессив­ное че­лове­чес­тво го­товит­ся к праз­дно­ванию 90-ле­тия на­шего до­рого­го Ши­мона Иль­ича Пе­реса, чье не­уем­ное чес­то­любие обес­пе­чило ему бес­смер­тие уже при жиз­ни. Со всех кон­цов Все­лен­ной на це­ремо­нию сле­та­ют­ся пре­зиден­ты, ак­те­ры, спорт­сме­ны, фи­лосо­фы, звез­ды ре­али­ти-шоу и про­чая се­леб­рятня. Же­ла­ющих по­пасть на праз­дник нам­но­го боль­ше, чем мо­жет вмес­тить на­ша кро­шеч­ная дер­жа­ва, и за по­чет­ные приг­ла­шения идет не­шуточ­ная вой­на. Ког­да не­кий наз­на­чен­ный в ге­нии ан­глий­ский па­ци­ент от­ка­зал­ся от пред­ло­жен­ной чес­ти, за ос­во­бодив­ше­еся мес­то не­мед­ленно раз­верну­лась борь­ба меж­ду име­нитым гу­манис­том, зна­мени­тым фут­бо­лис­том и кру­тобед­рой мо­делью (жен­щи­ны). По­беда, как и сле­дова­ло ожи­дать, ос­та­лась за пос­ледней, пос­коль­ку у гу­манис­та счи­та­ет­ся ге­ни­аль­ной лишь го­лова, у фут­бо­лис­та - но­ги, а у мо­дели (жен­щи­ны) - всё.

Учи­тывая ис­то­рию юби­ляра, это зре­лище выг­ля­дит слиш­ком сюр­ре­алис­тично, что­бы опи­сывать его тра­дици­он­ны­ми ме­тода­ми. Да и за­чем? Я ведь уже на­писал о нем (в со­от­ветс­тву­ющем мо­мен­ту сюр­ре­алис­ти­чес­ком клю­че) - ров­но де­сять лет то­му на­зад, ког­да точ­но те же се­леб­ри­ти сле­тались на точ­но та­кой же юби­лей точ­но то­го же име­нин­ни­ка. Прав­да, тог­да ему бы­ло все­го 80, но кто счи­та­ет? 80, 90, 120, 190… - ес­ли есть в этом ми­ре что-то пос­то­ян­ное, так это Пе­рес. А ко­ли не ме­ня­ет­ся он, то по­чему дол­жна ме­нять­ся пос­вя­щен­ная ему пуб­ли­цис­ти­ка?

Я шел се­бе по ули­це. Впе­реди, мет­рах эдак в пя­тиде­сяти, из до­му вы­шел че­ловек с ду­бин­кой и меш­ком. Та­кие меш­ки те­перь не но­сят, а он нес. На­вер­ное, по­это­му я стал к не­му прис­матри­вать­ся. Что у не­го там, в меш­ке? По ны­неш­ним вре­менам... не при­веди Гос­подь... но на ара­ба, вро­де бы, не по­хож. Я на вся­кий слу­чай от­стал, но глаз с это­го ти­па не спус­кал. Мы шли по буль­ва­ру Бен-Ци­он, в сто­рону Га­бимы. Мне-то ну­жен был ки­оск - там, на уг­лу. Я хо­тел ку­пить и съ­есть яб­ло­ко. А что он хо­тел - не­из­вес­тно.

Тут я за­метил оцеп­ле­ние и вспом­нил, что се­год­ня от­ме­ча­ют день рож­де­ния Пе­реса, и в честь это­го по­на­еха­ла ку­ча на­роду, вклю­чая Клин­то­на. Но ки­оск мой был вне оцеп­ле­ния, а на ос­таль­ное мне как-то нач­хать, вклю­чая всех. Я уже по­дошел к ки­ос­ку и на­чал вы­бирать яб­ло­ко, как вдруг вспом­нил про это­го, с меш­ком. Он сто­ял око­ло оцеп­ле­ния и ба­зарил с по­лицей­ским. Сна­чала они раз­го­вари­вали ти­хо, но по­том при­нялись раз­ма­хивать ру­ками и кри­чать. Мне ста­ло ин­те­рес­но, и я по­дошел поб­ли­же.

Му­жик хо­тел прой­ти на праз­дно­вание, а по­лицей­ский его, ес­тес­твен­но, не пус­кал. Пол­ный иди­от - не по­лицей­ский, ко­неч­но, а этот, с меш­ком. Я по­том по те­леви­зору ви­дел, что мно­гие да­же с приг­ла­шени­ями не по­пали, что уж го­ворить про это­го зад­ры­гу. По­лицей­ский пы­тал­ся ему втол­ко­вать, что, во-пер­вых, ну­жен про­пуск, а, во-вто­рых, вход не от­сю­да, а тут толь­ко оцеп­ле­ние, так что - не бу­дет ли гос­по­дин так добр ос­та­вить его в по­кое, по­тому что это не в его влас­ти, и стар­ше­го он не по­зовет, по­тому что при­каз ясен; и не­уже­ли на­до пов­то­рять двад­цать раз од­но и то же? - нет, я же вам уже в пя­тиде­сятый раз объ­яс­няю - нель­зя, и точ­ка; я очень не со­ветую вам на­рывать­ся на неп­ри­ят­ности, вы зна­ете, лю­бому тер­пе­нию есть пре­дел; ну ты что, му­жик, че­лове­чес­ко­го язы­ка не по­нима­ешь? - я ведь мо­гу и по-дру­гому; ну ты, пад­ла, кон­чай, пос­ледний раз го­ворю - ва­ли от­сю­да, по­ка цел.

А му­жик - чок­ну­тый на всю го­лову - от­ве­чал ему что-то со­вер­шенно не­сураз­ное - что, мол, про­пус­ка у не­го не­ту, да и не ну­жен он ему, про­пуск; что он все­го-то и хо­чет что встре­тить­ся с Ши­моном - он так и ска­зал: "с Ши­моном" - и пе­редать ему по­дарок ко дню рож­де­ния; не­уже­ли не­понят­но, ведь это так прос­то; и не­мед­ленно прек­ра­тите ме­ня от­талки­вать, это про­из­вол; знаю я ва­шего бра­та, си­живал в ва­ших под­ва­лах, сво­лочи, чтоб вас всех. Даль­ше он пе­решел на рус­ский, по­тому что ма­терить­ся на ив­ри­те - все рав­но что дуть без воз­ду­ха, и ма­терил­ся так кра­сиво и вдох­но­вен­но, что я зас­лу­шал­ся.

Но по­лицей­ский при­шел от все­го это­го в сос­то­яние ак­тивной деп­рессии, а мо­жет - оп­рессии, но ско­рее, все-та­ки, - аг­рессии. Ко­роче, он как-то су­дорож­но пе­реп­рыгнул че­рез ог­ражде­ние, схва­тил му­жика за груд­ки и на­чал тряс­ти, и сра­зу ста­ло вид­но, что по­лицей­ский нам­но­го силь­нее, а со всех сто­рон еще и бе­жали дру­гие мен­ты, к не­му на под­мо­гу. А му­жик тряс­ся в силь­ных по­лицей­ских ру­ках, как яб­ло­ня, и ме­шок тряс­ся на нем, как яб­ло­ко, а я тем вре­менем же­вал свое яб­ло­ко, ко­торое, сла­ва Бо­гу, не тряс­лось, но тем не ме­нее стран­ным об­ра­зом род­ни­ло ме­ня с этим нес­час­тным ши­зиком.

По­том яб­ло­ко все-та­ки упа­ло, то есть не яб­ло­ко, а ме­шок, и в са­мом де­ле, да­леко не от­ка­тилось - не врет пос­ло­вица; и на­бежав­шие мен­ты при­нялись ак­тивно шмо­нать их, то есть му­жика и его ме­шок, с ка­ким-то са­дист­ским удо­воль­стви­ем вы­вер­нув их со­дер­жи­мое, то есть меш­ка и му­жиков­ских кар­ма­нов, пря­мо на мос­то­вую. Са­мое смеш­ное, что по­мимо рас­тре­пан­ной стоп­ки бу­маг в меш­ке ока­залось нес­коль­ко яб­лок. По­рыв­шись в этом, для них не ин­те­рес­ном, мен­ты поб­ро­сали все об­ратно в ме­шок, по­гун­до­сили ми­нуту-дру­гую по сво­ему во­ки-то­ки, соб­ра­ли в од­ну куч­ку ме­шок, му­жика и пал­ку и за­пих­ну­ли  всю тро­ицу в под­ле­тев­ший во­ронок.

Во­ронок по­кар­кал ди­зель­ным дви­гате­лем и уле­тел в сто­рону ули­цы Ди­зен­гоф, мен­ты как-то уди­витель­но быс­тро при­няли штат­ный ле­нивый вид, пред­став­ле­ние кон­чи­лось. Я до­ел яб­ло­ко и уже по­вер­нулся бы­ло ухо­дить, как вдруг за­метил лис­ток бу­маги - единс­твен­ное на­поми­нание о не­лепой сце­не, ра­зыг­равшей­ся на мо­их гла­зах. По­доб­рав лис­ток, я воп­ро­ситель­но пос­мотрел на по­лицей­ско­го. В тя­желом взгля­де гос­по­дина мен­та не чи­талось ни­чего, кро­ме ху­мус­ной от­рыжки. Я ис­толко­вал это как раз­ре­шение, су­нул лис­ток в кар­ман и по­шел вос­во­яси. До­ма я раз­вернул лис­ток, про­читал, и Тель-Авив поп­лыл пе­ред мо­ими гла­зами. Там сто­яло: "...до ста двад­ца­ти?
 
*          *          *

Ши­мон Пе­рес очень лю­бил бо­роть­ся за Мир. Ми­ру да­же на­до­ело. Бы­вало, толь­ко на со­рев­но­вани­ях объ­явят: "Бо­рец с крас­ным по­ясом - Мир...", как, от­ку­да ни возь­мись, выс­ка­кива­ет Ши­мон Пе­рес и кри­чит страш­ным го­лосом: "Нет! Нет! Я за не­го!" А по­том от­талки­ва­ет Мир в сто­рону и ну за не­го бо­роть­ся. Ну а Мир что... - плю­нет, да отой­дет. Что тут по­дела­ешь? Не драть­ся же со ста­риком…

*          *          *

Ши­мон Пе­рес очень лю­бил бо­роть­ся за Мир. Но не умел. Все схват­ки про­иг­ры­вал "на ту­ше". Иног­да еще го­ворят: "про­иг­ры­вал вчис­тую". Или: "чис­то про­иг­ры­вал". Но это - не про Пе­реса. Пе­рес та­кого сло­ва - "чис­то" - не приз­на­вал. Он про­иг­ры­вал "на ту­ше".

*          *          *

 Ши­мон Пе­рес очень лю­бил бо­роть­ся за Мир. Но не умел. За­то склоч­ни­чать он и лю­бил, и умел. Как скло­ка где за­вари­ва­ет­ся, так Пе­рес ту­да - шасть, и ну кри­чать страш­ным го­лосом: "А вы кто та­кие?" Это он на­учил­ся у ве­лико­го рус­ско-ев­рей­ско­го ак­те­ра Гер­дта Па­ников­ско­го из филь­ма ев­рей­ско-рус­ско­го ав­то­ра Иль­фа Пет­ро­ва. Пе­рес и сам ког­да-то был бе­лорус­ско-бе­ло­ев­рей­ским па­рень­ком Се­мой Пер­ским. Но он в се­бе эту двой­ствен­ность из­жил. Те­перь мож­но бы­ло бы наз­вать его "чис­то-ев­рей­ский склоч­ник". Мож­но, но нель­зя. По­тому что та­кого сло­ва - "чис­то" - Пе­рес не приз­на­вал из прин­ци­па.

*          *          *

Ши­мон Пе­рес очень лю­бил бо­роть­ся за Мир. Но звезд с не­ба не хва­тал. До не­ба доп­рыгнуть на­до, а Пе­рес ведь был не пры­гун, а бо­рец. По­это­му Пе­рес хва­тал звез­ды со сто­ла. Чуть где звез­ды или там ме­дали на стол на­валят, - Пе­рес тут как тут, и ну звез­ды хва­тать. Да так лов­ко, что ни­кому боль­ше не дос­та­ет­ся. Ну, тут, по­нят­но, скло­ка на­чина­ет­ся. Дру­гие же то­же хо­чут.

*          *          *

Ши­мон Пе­рес очень лю­бил бо­роть­ся за Мир. А ве­ликий рус­ский пол­ко­водец Су­воров лю­бил вой­ну и не лю­бил Пе­реса. Су­воров го­ворил: "Там, где Пе­рес - там скло­ка". А скло­ку Су­воров не лю­бил. По­это­му все звез­ды так или ина­че дос­та­вались Пе­ресу. В кон­це кон­цов Су­воров рас­сердил­ся и объ­явил го­лодов­ку, по­ка звез­ду не по­лучит. Но кто ж ему даст звез­ду-то, ес­ли Пе­рес все рас­хва­тал? Так и по­мер бед­ня­га, не ем­ши.

*          *          *

 Ши­мон Пе­рес очень лю­бил бо­роть­ся за Мир. Но он всем так на­до­ел сво­ей склоч­ностью, что ник­то уже с ним бо­роть­ся не хо­тел. Тог­да Пе­рес стал ис­кать Пар­тне­ра, но все от­ка­зыва­лись. Как-то он при­шел к Ара­фату и го­ворит:

- Да­вай, ты бу­дешь Пар­тне­ром, и мы ста­нем бо­роть­ся вмес­те.

- В ка­ком мес­те? - спро­сил Ара­фат.

- Не все ли рав­но? - ска­зал Пе­рес.

- Нет, - ска­зал Ара­фат. - Ты, Пе­рес, склоч­ник, и все звез­ды се­бе от­хва­тыва­ешь. Вон - да­же Су­воро­ва го­лодом умо­рил. Не бу­ду я тво­им Пар­тне­ром.

- А я те­бе то­же звез­ду дам, - ска­зал Пе­рес.

Так Ара­фат сог­ла­сил­ся стать Пар­тне­ром.

*          *          *

 Ши­мон Пе­рес очень лю­бил бо­роть­ся за Мир. Еще он лю­бил Ара­фата, по­тому что тот сог­ла­сил­ся быть его Пар­тне­ром. Они ста­ли ис­кать мес­то, где бо­роть­ся, но все их гна­ли в шею, и по хол­ке, а то и в ры­ло за­едут. Тог­да они приш­ли к Ра­бину. А Ра­бин лю­бил вис­ки и ни­чего не за­метил. А как за­метил, так го­ворит: "А че­го это вы тут де­ла­ете?"  А они го­ворят: "Мы за Мир бо­рем­ся!" и звез­ды по­казы­ва­ют.

"А по­чему здесь?" - спра­шива­ет Ра­бин. А они по­сове­щались и го­ворят: "А мы те­бе то­же звез­ду да­дим". А Ра­бин го­ворит: "Я звез­ды не люб­лю, я люб­лю вис­ки". Тог­да они го­ворят: "Бу­дем пить на тро­их".

Ра­бин по­думал-по­думал и сог­ла­сил­ся, по­тому что ког­да за­тари­вать­ся, то по­ров­ну, а ког­да пить - то Ара­фат му­суль­ма­нин, а Пе­рес - трез­венник. Пря­мой про­фит от та­ких Пар­тне­ров.

*          *          *

Ши­мон Пе­рес очень лю­бил бо­роть­ся за Мир. Еще он лю­бил Ара­фата, по­тому что тот сог­ла­сил­ся быть его Пар­тне­ром. Но боль­ше все­го он лю­бил свой День Рож­де­ния, по­тому что ник­то к не­му не при­ходил в гос­ти из-за его склоч­ности, да­же же­на, и по­это­му все, что бы­ло на сто­ле, дос­та­валось ему од­но­му. Прав­да, от­сутс­твие же­ны его все-та­ки уг­не­тало - ведь по­суду при­ходи­лось мыть са­мому. А он ведь не лю­бил, ког­да чис­то. Но по­том Ара­фат стал хо­дить к не­му, как Пар­тнер, и бить всю по­суду. Так что проб­ле­ма ре­шилась са­ма со­бой.

*          *          *

 Ши­мон Пе­рес очень лю..."
 
Я вдруг об­на­ружил, что стою пе­ред ок­ном, и, ту­по гля­дя на проп­лы­ва­ющий Тель-Авив, пов­то­ряю, как за­веден­ный: "Да­ни­ил Ива­нович?.. Да­ни­ил Ива­нович?.. Да­ни­ил Ива­нович?.." Черт, как это я сра­зу не до­гадал­ся - с ду­бин­кой и меш­ком... кре­тин! Не пом­ню, как я ока­зал­ся воз­ле оцеп­ле­ния, на том же мес­те. По­лицей­ский был еще там.
- Прос­ти­те, офи­цер, - об­ра­тил­ся я к не­му на аме­рикан­ский ма­нер, как в ки­но. Мент по­чувс­тво­вал рес­пект и при­оса­нил­ся.

- Вы не мог­ли бы под­ска­зать, где я мо­гу най­ти то­го ти­па... ну, то­го мань­яка, что бу­зил тут пол­ча­са то­му на­зад? Мне очень нуж­но...

- А хрен его зна­ет, - рав­но­душ­но от­ве­чал по­лицей­ский. - На­вер­ное, от­везли ку­да-ни­будь по­даль­ше, да и выб­ро­сили.

Я зас­та­вил се­бя заг­ля­нуть в его гла­за. Там бы­ла все та же да­веш­няя ху­мус­ная от­рыжка и бо­лее ни­чего.

 ...Я плел­ся до­мой, во­лоча по тро­ту­ару свое ок­ро­вав­ленное сер­дце. Как же так?! Вот так прос­то?! Так вот прос­то - вый­ти из до­му и ис­чезнуть? Сов­сем как тог­да, шесть­де­сят два го­да то­му на­зад? И я то­же хо­рош, иди­от, ду­рак не­милый... ведь сколь­ко зна­ков бы­ло, яв­ных, по­нят­ных: и ду­бин­ка, и ме­шок, и яб­ло­ки... прос­вистал, про­щел­кал... эх!

Сза­ди что-то упа­ло. Я обер­нулся. Из ок­на треть­его эта­жа мед­ленно, но вер­но вы­совы­валась ста­руха, с чрез­мерным лю­бопытс­твом пы­та­ясь раз­гля­деть свою ра­нее вы­пав­шую под­ружку.