ПАДЛОВНА

Алек­сандр БО­ЛЯС­НЫЙ

Од­на­ко, па­пы, со­бирай­тесь на сек­су­аль­ный час, — шеф раз­дра­жён­но бро­сил труб­ку “ин­фарк­тно­го” те­лефо­на. Этот ре­дак­тор­ский ве­щатель с про­тив­ным рез­ким зу­мером, зас­тавля­ющим сер­дце вы­ше го­ловы под­ска­кивать, и впрямь мог до­вес­ти до ин­фар­кта.

“Па­пы” — это мы, трое кор­респон­дентов про­мыш­ленно­го от­де­ла боль­шой ком­партий­ной га­зеты. Тю­рем­но-ла­гер­ной тер­ми­ноло­ги­ей наш зав по­казы­вал од­новре­мен­но и свою сим­па­тию к нам, и на­шу зна­чимость в его гла­зах.

Он во­об­ще мас­так на силь­ные сло­ва. Прав­да, од­нажды окон­фу­зил­ся, ув­лёкшись оче­ред­ным раз­но­сом и не за­метив заг­ля­нув­шую не­наро­ком свою кол­ле­гу, Ал­лу Ива­нов­ну из от­де­ла куль­ту­ры. Шеф тог­да ляп­нул всё ещё сов­ре­мен­ный перл вре­мён та­таро-мон­голь­ско­го ига. Ра­фини­рован­ная ин­телли­ген­тка, Ал­ла Ива­нов­на вмиг из­ме­нила цвет сво­его ма­ки­яжа и, вы­ронив не­допи­сан­ную ру­копись, пу­лей выс­ко­чила в ко­ридор. Си­ту­ацию ней­тра­лизо­вала тё­тя Со­ня, убор­щи­ца, как раз на­водив­шая ма­рафет на за­вален­ных бу­мага­ми по­докон­ни­ках. Пос­ле её то­же не ме­нее древ­не­го на­род­но­го выс­ка­зыва­ния у баг­ро­вого Вик­то­ра Ива­нови­ча спёр­ло ды­хание и та­ким ос­та­лось на ос­тавших­ся пол­дня.

По­чему же всё-та­ки “сек­су­аль­ный час”? Ого­вор­ка? Вряд ли: шеф ни­ког­да не бро­са­ет слов на ве­тер. Ви­димо, что-то но­вое. В на­шем здо­ровом кол­лекти­ве из­давна при­вык­ли к “сек­су­аль­ным ми­нут­кам”. Это ког­да во вто­рой по­недель­ник ме­сяца ре­дак­ци­он­ное на­чаль­ство на пла­нёр­ке “име­ло” чле­нов ред­колле­гии и за­вот­де­лами. Иног­да сю­да заг­ля­дыва­ет кто-то из ЦК или об­ко­ма, тог­да “ми­нут­ка” дей­стви­тель­но прев­ра­ща­ет­ся в би­тый час. Но се­год­ня втор­ник, да не вто­рой, а тре­тий, и все, ко­му по­ложе­но, от­терпе­ли своё в прош­лый по­недель­ник…

Ещё у нас бы­ли за­веде­ны “стрип­ти­зы”. Это ког­да в пос­леднюю пят­ни­цу, за час до окон­ча­ния ра­боче­го дня, в ре­дак­тор­ский ка­бинет сго­няли аб­со­лют­но всех, вклю­чая убор­щиц и ма­шинис­ток, и там каж­до­го “раз­де­вали”. При та­ком по­ряд­ке чёр­та с два сли­ня­ешь на пол­ча­сика рань­ше в гас­тро­ном за чем-ни­будь вкус­нень­ким на вы­ход­ные. Ка­кое там вкус­нень­кое?! Пос­ле “стрип­ти­за” всег­да хо­чет­ся раз­деть­ся по-нас­то­яще­му, вы­тереть пот и ос­тыть. На­чаль­ству же ме­роп­ри­ятие по­мога­ло бдить тру­довую дис­ципли­ну. Но се­год­ня, в се­реди­не ме­сяца?!. Да и вре­мя сов­сем не “сек­су­аль­ное” — не две­над­цать дня, как у нас при­нято, а уже че­тыре.

— Этой пад­ле всё рав­но ко­го и ког­да — лишь бы по­лучить удо­воль­ствие, — про­ди­аг­ности­ровал шеф.

И мы с То­лей — стар­шим кор­респон­дентом от­де­ла — по­няли о ком и о чём идёт речь. Вид­но, наш бо­лез­ненный глав­ный ре­дак­тор сно­ва за­лёг в леч­са­нупр и за не­го ос­та­валась Пад­ловна. Так мы в ре­дак­ции на­зыва­ли меж­ду со­бой пер­во­го за­ма и хро­ничес­ко­го и. о. глав­но­го — Та­мару Пав­ловну.

Проз­ви­ще пош­ло с лёг­кой ру­ки, вер­нее, с шер­ша­вого языч­ка Марьи Ми­хай­лов­ны — ле­ген­дарной курь­ер­ши, бес­смен­но про­рабо­тав­шей в дол­жнос­ти с трид­ца­тых го­дов. Ей уже за во­семь­де­сят, с зу­бами, яс­ное де­ло, нап­ря­жён­ка, по­тому и не­кото­рые де­фек­ты ре­чи. Вмес­то лас­ка­тель­но­го “Та­мароч­ка Пав­ловна” вы­ходи­ло сом­ни­тель­ное “Тмар­чка Пад­лна”. Лас­ка­тель­но ста­руш­ка на­зыва­ла всех под­ряд, толь­ко по­это­му и на­чаль­ни­це пе­репа­ла неж­ность. На де­ле же Марья Ми­хай­лов­на чти­ла её не боль­ше, чем все мы. В ре­дак­ции со сме­ху па­дали, ког­да, про­вожая пер­во­го за­ма в дол­гождан­ный всем кол­лекти­вом от­пуск, Марья Ми­хай­лов­на про­ник­но­вен­но же­лала “до­рогу­шень­ке” хо­рошо поп­ра­вить­ся, а сто­ило той скрыть­ся за дверью при­ём­ной, как ми­ни­атюр­ная ба­буш­ка при­нялась от­ча­ян­но та­раба­нить ку­лач­ка­ми по дер­ма­тино­вой две­ри на­чаль­ствен­но­го ка­бине­та:

“Щоб ты поп­ра­выла­ся та лоп­ну­ла, щоб тэ­бэ ста­рость рас­трес­ка­ла, щоб ты ок­ры­вэла, Тмар­чка Пад­лна!..”

Курь­ер­шин де­фект ре­чи был не­ред­ко не толь­ко умес­тным, но и пуб­ли­цис­тичным, ибо вы­ражал об­щес­твен­ное мне­ние и бу­дил мысль ти­хонь. Так и тог­да.

…Мы рас­се­лись за со­веща­тель­ным сто­лом в ре­дак­тор­ском ка­бине­те воз­ле гип­со­вого Ле­нина и проз­рачной пи­рами­ды, хра­нящей ре­дак­ци­он­ное крас­ное зна­мя с при­коло­тыми ор­де­ном и ме­далью.

— Го­товь­тесь, маль­чи­ки! — шё­потом тор­жес­твен­но пре­дуп­ре­дил шеф.

Пад­ловна ощу­щала не­шуточ­ную по­тен­цию, ибо ре­шила, сов­местив “сек­су­аль­ную ми­нут­ку” со “стрип­ти­зом”, враз ода­рить сво­ею страстью как за­вот­де­лами, так и всех ос­таль­ных. И мы с То­лей оче­ред­ной раз по­диви­лись уме­нию ше­фа не толь­ко при­тяга­тель­ные за­голов­ки к ма­тери­алам при­думы­вать, но и зло­бод­невные яв­ле­ния обоз­на­чать на ред­кость вер­но. Вот и сей­час прав: се­год­ня в ре­дак­ции дей­стви­тель­но не “сек­су­аль­ная ми­нут­ка” про­водит­ся, и не “стрип­тиз”, а имен­но “сек­су­аль­ный час”. А мо­жет и пол­то­ра!..

Та­мара Пав­ловна — как поч­ти всег­да: жиз­не­радос­тна, спор­тивна, с нес­метны­ми це­поч­ка­ми, ку­лон­чи­ками, ко­леч­ка­ми, брас­ле­тами, да пах­ну­щая Фран­ци­ей. Что­бы не сом­не­вал­ся ник­то: мо­лодость у неё — хоть не пер­вая, но уж точ­но не пос­ледняя. В пи­ку зло­пыха­телям, ко­торые вмес­то соз­да­ния иде­оло­гичес­ки вы­дер­жанной пуб­ли­цис­ти­ки, рас­простра­няли сплет­ни о яко­бы ран­нем кли­мак­се, до­вед­шим и без то­го ме­герис­тый ха­рак­тер на­чаль­ни­цы до пи­ка пос­ле раз­во­да с оче­ред­ным му­жем.

Стар­то­вала, как всег­да, ре­шитель­но:

— Мы рас­хо­лоди­лись. При­тупи­лось чувс­тво лич­ной от­ветс­твен­ности за пар­тий­ную га­зету. Тру­довая дис­ципли­на — ни к чёр­ту: в сек­ре­тари­ате не хва­та­ет строк, кор­ректо­ры вмес­то по­ис­ков оши­бок при­меря­ют на де­журс­тве лиф­чи­ки, до­бытые у фар­цовщи­ков…

Си­дящие мно­гоз­на­читель­но пе­рег­ля­нулись: она же яв­но лу­кави­ла и не­дого­вари­вала. Во-пер­вых, не у фар­цовщи­ков, а у фар­цовщи­ка. Од­но­го! Ге­ны. Все­му Кре­щати­ку из­вес­тно, что на­ше зда­ние — это его зо­на и поп­ро­бовал бы кто дру­гой сю­да су­нуть­ся. Да и не­воз­можно это: у ко­го ещё столь­ко пос­тавщи­ков умо­пом­ра­читель­но­го де­фици­та! Нес­прос­та упо­мяну­тые сме­лого пок­роя лиф­чи­ки “от Ге­ны” вы­зыва­ли у ре­дак­ци­он­ных дам бур­ный вос­торг, а муж­чи­ны сму­щён­но рас­хва­тыва­ли дру­гие ред­кие заг­ра­низ­де­лия.

Во-вто­рых, все прек­расно зна­ли, что Ге­на осу­щест­влял об­ход зда­ния, в ко­тором кро­ме ре­дак­ции раз­ме­щались по­пуляр­ные фрук­то­вый ма­газин и за­кусоч­ная, толь­ко, пос­ле ка­бине­та Пад­ловны. Тог­да уж он знал точ­но, в ка­кую ком­на­ту за­ходить в пер­вую оче­редь, а ка­кую мож­но и обой­ти. Кор­ректор­ская, по­нят­но, в при­ори­тет­ных не зна­чилась, тем бо­лее, что во­об­ще на­ходи­лась в ти­пог­ра­фии на дру­гой ули­це.

— Бес­пре­дел!.. — воз­му­щалась Та­мара Пав­ловна. И это — в иде­оло­гичес­ком ор­га­не! Кор­респон­денты вов­се пе­рес­та­ли мы­шей ло­вить, а за­вот­де­лами, по­зёвы­вая взи­ра­ют… Но — точ­ка! С зав­траш­не­го же дня — но­вая жизнь! Сек­ре­тари­ат: при­думай­те но­вую руб­ри­ку, что­бы зах­ва­тить чи­тате­ля! До­пус­тим, “Жур­на­лист идёт в на­род”. Вот где раз­мах для пуб­ли­цис­тов! Пар­тотдел: за день-два под­го­товь­те под этой руб­ри­кой ре­пор­та­жи о ре­ак­ции на­селе­ния на не­дав­ние ре­чи Ле­они­да Иль­ича! Маш­бю­ро: за­кон­чи­те, на­конец, пе­репе­чат­ку пат­ри­оти­чес­ко­го ро­мана из “Но­вого ми­ра”; сколь­ко мож­но тя­нуть?..

Пе­реве­ла ды­хание, сколь­зну­ла взгля­дом по сво­ему от­ра­жению в окон­ном стек­ле, ос­та­лась до­воль­ной и про­дол­жи­ла:

— На “Крас­ном Ок­тябре” — пь­ян-ство, про­гулы, и это на ле­ген­дарном ре­волю­ци­он­ном пред­при­ятии, а про­мот­дел ду­ма­ет о не­бес­ных крен­де­лях, — и пос­мотре­ла по­чему-то не на на­шего ше­фа, а на То­лю.

— Да мы ни о чём не ду­ма­ем, — оп­равды­ва­ясь, по­жал он пле­чами.

— Вот имен­но, — съ­яз­ви­ла Та­мара Пав­ловна. — А ес­ли бы по­дума­ли, ес­ли бы пар­тий­ную со­весть име­ли, то по­нима­ли, что нуж­но на оп­ре­делён­ном эта­пе.

— На оп­ре­делён­ном эта­пе Гер­ма­нии по­надо­бил­ся Бис­марк, а Чи­ли — Пи­ночет, — буд­то ци­тируя учеб­ник ис­то­рии, ве­село сдер­зил То­ля, выз­вав кол­лектив­ный сме­шок.

— Ох, То­леч­ка, до­гав­ка­ешь­ся ты у мэ­нэ, — ко­пируя по-ук­ра­ин­ски глав­но­го ре­дак­то­ра, как бы под­держа­ла шут­ку Та­мара Пав­ловна, бро­сив да­леко не шут­ли­вый взгляд.

О, этот взгляд!.. Его хо­рошо знал каж­дый в ре­дак­ции, как и зло­памят­ность пер­во­го за­ма. Сто лет прой­дёт, все за­будут, но она свои оби­ды и обид­чи­ков пом­нит, как компь­ютер. Тем бо­лее, То­лю!

Пре­дания по ре­дак­ции хо­дили, как он, бу­дучи тог­да ещё уни­вер­си­тет­ским прак­ти­кан­том, вог­нал её в крас­ку. При всех! На оче­ред­ном “стрип­ти­зе”. В сво­ём ма­тери­але она об­на­ружи­ла нес­коль­ко опе­чаток, про­пущен­ных кор­ректор­ской бри­гадой. По­лосу вы­читы­вала Не­ля То­полян­ская, опыт­ней­ший кор­ректор. Её му­жа — и об этом по­чему-то все зна­ли, хоть Не­ля ни с кем в ре­дак­ции не де­лилась — вы­пер­ли из НИИ пос­ле то­го, как он при­нёс ди­рек­то­ру на под­пись ОВИ­Ров­ские бу­маги для пе­ресе­ления в Из­ра­иль. На том са­мом “стрип­ти­зе” Та­мара Пав­ловна и выс­ка­залась:

— Ко­неч­но, до оши­бок ли в га­зете кое-ко­му, ес­ли в го­лове — меч­ты об ис­то­ричес­кой ро­дине…

С Не­лей на­чалась ис­те­рика. Зак­рыв ла­доня­ми вмиг за­лив­ше­еся крас­кой ли­цо с ручь­ями сте­ка­ющи­ми сле­зами, она со всхли­пами выс­ко­чила из ре­дак­тор­ско­го ка­бине­та.

— Чес­тнее са­мой уво­лить­ся, а не под­став­лять дру­гих! — бро­сила вдо­гон­ку Пад­ловна.

Во­цари­лась ти­шина. Не­ля про­рабо­тала в ре­дак­ции боль­ше де­сят­ка лет, ник­то сло­ва дур­но­го не мог ска­зать об этой неж­ной, оба­ятель­ной мо­лодой жен­щи­не. По­тому вне­зап­ный гнев пер­во­го за­ма, да ещё в та­кой фор­ме, всех шо­киро­вал.

— Лад­но, про­дол­жим ра­ботать; у всех нер­вы… А то ещё ме­ня Ба­бой Ягой на­речё­те, — уже ми­ролю­биво зак­лю­чила на­чаль­ни­ца.

Воп­ро­ситель­но пос­мотре­ла на си­дяще­го ря­дом То­лю и вы­дер­жа­ла па­узу. Вот тог­да но­вень­кий прак­ти­кант и со­вер­шил ле­ген­дарный пос­ту­пок. Он прос­то ко­мич­но ско­пиро­вал Марью Ми­хай­лов­ну:

— Да, Тмар­чка Пад­лна…

Бы­ло не­понят­но: то ли он от­ве­тил на пред­ло­жение про­дол­жить ра­ботать, то ли под­твер­дил ста­тус Ба­бы Яги. Ска­зал ти­хонь­ко; в боль­шом ка­бине­те, где к то­му вре­мени уже ощу­щалось ожив­ле­ние, ус­лы­шать То­лю, вро­де, не дол­жны бы­ли. Но си­дящие ря­дом уло­вили. А глав­ное — ус­лы­шала Та­мара Пав­ловна. К то­му же, с неп­ри­выч­ки То­ля ско­пиро­вал курь­ер­шу не­удач­но: сло­во “пад­лна” про­из­нёс не­дос­та­точ­но быс­тро и слы­шалось яв­ное: “ПАД­ЛОВНА”!

Она по­тем­не­ла, яр­ко на­пома­жен­ные гу­бы сжа­лись в зло­вещую по­лос­ку и опус­ти­лись, ли­цо ста­ло злым.

Тем “стрип­тиз” и окон­чился.

Оче­ред­ная же вы­ход­ка То­ли, про­вед­ше­го ана­логию с Бис­марком и Пи­ноче­том, за­вела пер­во­го за­ма не на шут­ку. Ког­да мы вер­ну­лись в от­дел, шеф ска­зал То­ле:

— Ты, па­па, дей­стви­тель­но мо­жешь “до­гав­кать­ся”.

— От вас на­учил­ся, Вик­тор Ива­нович, — ве­село сдер­зил То­ля.

И что вы ду­ма­ете? Та­ки “до­гав­кался”. Прав­да, не сра­зу.

Год спус­тя, жар­ким ав­густов­ским днём я, об­ли­ва­ясь по­том, дос­ту­кивал на ма­шин­ке свой пос­ледний пре­дот­пус­кной ре­пор­таж. В от­де­ле, к счастью — ни­кого, и я, бла­женс­твуя от не­ожи­дан­ной ти­шины, уже пред­вку­шал не­пов­то­римое чувс­тво, ко­торое всег­да ох­ва­тыва­ет, ког­да ста­вишь пос­леднюю точ­ку. Но вдруг под­бро­сил трек­ля­тый “ин­фарк­тный” ве­щатель. Сек­ре­тар­ша Ан­на Пав­ловна сроч­но зва­ла к се­бе на чет­вёртый этаж. Чер­ты­ха­ясь, поп­лёлся к лиф­ту, хо­тя спус­тить­ся все­го-то на два эта­жа. Хо­тел за эту па­ру ми­нут пре­дуга­дать: ка­кую ещё на­чаль­скую пи­люлю пред­сто­ит прог­ло­тить за пол­то­ра ча­са до от­пуска?

В при­ём­ной вы­яс­ни­лось: на­чаль­ство не при чём. Не от­ры­ва­ясь от вя­зания, Ан­на Пав­ловна по­каза­ла го­ловой на ле­жащую те­лефон­ную труб­ку.

Мо­лодой муж­ской фаль­цет, поз­до­ровав­шись и веж­ли­во наз­вав ме­ня по име­ни и от­чес­тву, вы­разил же­лание не­мед­ленно встре­тить­ся… в при­ём­ной рай­он­но­го уп­равле­ния КГБ.

— Кон­чай вы­пен­дри­вать­ся — не до шу­ток мне, в от­пуск ухо­жу, — воз­му­тил­ся я, при­няв это за ро­зыг­рыш ко­го-то из ти­пог­раф­ских.

— Алек­сандр Иль­ич, — уже вну­шитель­но заз­ву­чало в труб­ке. — С ва­ми не шу­тят: зво­нят из уп­равле­ния Ко­мите­та го­сударс­твен­ной бе­зопас­ности. Вы сроч­но нуж­ны. Ждём в пять. Ес­ли хо­тите — пре­дуп­ре­дим ва­ше ру­ководс­тво.

Я не хо­тел.

Ходь­бы до зда­ния по ука­зан­но­му ад­ре­су че­рез Кре­щатик — ми­нут двад­цать. Ес­ли это, всё же, шут­ник, я ему не за­видую. “Ду­рак, за­чем же идёшь?” — вы­гова­ривал сам се­бе. Но, ви­димо, шут­ник хо­рошо знал пси­холо­гию на­ших лю­дей, для ко­торых ус­лы­шать ма­гичес­кое: «КГБ» — что горь­кое, но не­мину­емое зелье вы­пить.

Вот и наз­ванный особ­няк. Вот — крас­ная с брон­зо­выми бук­ва­ми таб­личка. Так и есть: Ко­митет го­сударс­твен­ной бе­зопас­ности. Упол­но­мочен­ный. При­ём­ная. Точ­но в пять на­жал на кноп­ку звон­ка у вход­ной две­ри.