Оправдание

Рас­сказ

«Здравс­твуй, я зво­ню те­бе из Ри­ма. Ты не пред­став­ля­ешь, как прек­ра­сен Рим в эти рож­дес­твенские дни. Как блес­тит и пе­рели­ва­ет­ся ог­ня­ми пло­щадь Ис­па­нии, как за­мыс­ло­вато ук­ра­шена её зна­мени­тая лес­тни­ца. А те­ат­раль­ные пред­став­ле­ния на пло­щади На­вона, а Пин­чо! Ты хо­чешь сю­да, ко мне? Из сво­ей не­уют­ной (или у­ют­ной) мос­ков­ской квар­ти­ры? От сво­его оди­ночес­тва (или от сво­его му­жа и де­тей). Эх, ес­ли бы я мог пе­ренес­ти те­бя за мно­гие ки­ломет­ры, че­рез по­ля и ле­са, а так­же мо­ря и го­ры!» Всё это я про­гова­риваю мыс­ленно за те нес­коль­ко ми­нут, по­ка в те­лефон­ной труб­ке зву­чит: «Ал­ло, я слу­шаю! Го­вори­те! Го­вори­те же! Я вас не слы­шу. Из­ви­ните, но вам при­дёт­ся пе­рез­во­нить». Я кла­ду труб­ку на ры­чаг, в ушах ещё зву­чит твой го­лос, твои не­доволь­но-раз­дра­жён­ные, но та­кие пе­вучие ин­то­нации. Счас­тлив ли я в этот мо­мент, труд­но ска­зать. Но вот уже двад­цать лет я зво­ню те­бе ре­гуляр­но то из Нью-Й­ор­ка, то из Каль­кут­ты, а то с Со­ломо­новых ос­тро­вов. Я не знаю о те­бе ров­но ни­чего, да­же за­мужем ты или нет.

Двад­цать лет на­зад в ка­ком-то за­нюхан­ном пор­то­вом ки­ос­ке в Ка­лифор­нии я слу­чай­но ку­пил рус­скую га­зету и нат­кнул­ся в ней на твою статью. Статья бы­ла о ка­ком-то сов­ре­мен­ном ху­дож­ни­ке, на кар­тинке бы­ла изоб­ра­жена ги­тара. Я по­нача­лу уви­дел толь­ко кар­тинку и по­думал, что не ги­тара это, а жен­щи­на, а по­том уг­ля­дел под стать­ей твою фа­милию. Я сра­зу все вспом­нил, у ме­ня за­ныло внут­ри, и я на­писал «пись­мо в ре­дак­цию» с прось­бой прис­лать твой те­лефон. Стран­но, но они прис­ла­ли. С тех пор я зво­ню те­бе с ре­гуляр­ностью сво­их пе­ре­ез­дов из всех го­родов ми­ра. Лек­ции, се­мина­ры, кол­локви­умы тре­бу­ют мо­его при­сутс­твия то на Аляс­ке, а то на Ма­дагас­ка­ре. Я фи­зик-те­оре­тик, соз­давший свою «кар­ти­ну ми­ра», во мно­гом оп­ро­вер­га­ющую эй­нштей­нов­скую. Я ещё мо­лод и дос­та­точ­но мо­билен, моё имя за­вора­жива­юще дей­ству­ет на ин­терна­ци­ональ­ных кол­лег, и без ме­ня не об­хо­дит­ся ни один бо­лее или ме­нее зна­читель­ный те­оре­тичес­кий сим­по­зи­ум.

Пос­ле за­седа­ния я обыч­но бро­жу по нез­на­комо­му (или зна­комо­му) го­роду, впи­тываю впе­чат­ле­ния, за­тем по­купаю те­лефон­ную кар­точку, ищу у­еди­нён­ный ав­то­мат, на­бираю твой но­мер и… «Ал­ло, я слу­шаю. Го­вори­те. Го­вори­те же. Я вас не слы­шу. Из­ви­ните, но вам при­дёт­ся поз­во­нить еще раз». В этом мес­те ты ве­ша­ешь труб­ку. Я кла­ду свою на ры­чаг и воз­вра­ща­юсь в гос­ти­ницу.

Я учил­ся в од­ном клас­се с тво­им бра­том. Пос­ле уро­ков мы шли с ним к вам до­мой «кор­мить эту за­нуду». Он ра­зог­ре­вал обед и звал те­бя к сто­лу. Ты си­дела в уг­лу, на ди­ване, ут­кнув­шись в оче­ред­ную тол­стую книж­ку или тя­жёлый аль­бом. К сто­лу шла не­хотя, поч­ти ни­чего не ела, на моё при­сутс­твие не ре­аги­рова­ла. Ме­ня раз­би­рало лю­бопытс­тво: что там в тво­их книж­ках и аль­бо­мах. Од­нажды я вых­ва­тил аль­бом из тво­их рук и взгля­нул на ил­люс­тра­цию. Там бы­ла го­лая жен­щи­на, она ле­жала спи­ной ко мне, ли­цом к зер­ка­лу, в ко­тором час­тично от­ра­жалась. Я не ожи­дал та­кой кар­тинки, да­же прис­вис­тнул, а ты, ужас­но пок­раснев, наз­ва­ла ме­ня «ту­пого­ловым иди­отом» и, под­хва­тив аль­бом, с не­зави­симым ви­дом прос­ле­дова­ла к сво­ему ди­вану. С тех пор я боль­ше к вам не при­ходил, хо­тя Се­режа, твой брат, нас­той­чи­во ме­ня звал. Пон­ра­вилась ли ты мне? Мне бы­ло две­над­цать, те­бе на три го­да мень­ше. На­вер­ное, ты бы­ла тог­да «гад­ким утен­ком», но ле­бедем я те­бя так и не уви­дел. Ты мне пон­ра­вилась «гад­ким утен­ком», пон­ра­вилась сра­зу и нав­сегда. На­вер­ное, я силь­но из­ме­нил­ся за эти го­ды – из не­лепо­го под­рос­тка прев­ра­тил­ся в рес­пекта­бель­но­го джентль­ме­на, с «хо­рошим» сла­вян­ским ли­цом и уве­рен­ной по­ход­кой. Но, увы, ты бы­ла пра­ва, наз­вав ме­ня «ту­пого­ловым иди­отом». Я так и не на­учил­ся по­нимать жи­вопись, да и в жиз­ни, в лич­ной мо­ей жиз­ни, мне не слиш­ком вез­ло. Был я три ра­за же­нат, нап­ло­дил де­тей, жи­вущих со сво­ими ма­маша­ми во всех час­тях све­та, но жил и жи­ву с ощу­щени­ем оди­ноко­го стран­ни­ка, ли­шён­но­го до­ма и оча­га. Та единс­твен­ная, ко­торая мог­ла бы дать и то и дру­гое, ос­та­лась где-то там, на прос­то­рах детс­тва. И вот я пы­та­юсь выз­вать те­бя из тво­его не­бытия, вер­нее, из нез­на­комо­го и враж­дебно­го мне мос­ков­ско­го бы­тия. Я без­мол­вно взы­ваю к те­бе, я приз­на­юсь те­бе в люб­ви и приг­ла­шаю в пу­тешес­твие. «Из­ви­ните, но я вас не слы­шу, пе­рез­во­ните, по­жалуй­ста».

Твой го­лос за эти двад­цать лет поч­ти не из­ме­нил­ся. Ин­то­нации – по­жалуй, да. С го­дами они ста­ли раз­дра­жён­нее, нер­внее. Прав­да, сей­час я на­чинаю за­мечать, как они ста­новят­ся всё мяг­че. Ты про­сишь, да­же мо­лишь, что­бы я отоз­вался, те­бе так хо­чет­ся ус­лы­шать ме­ня, по­нять, че­го я от те­бя хо­чу. Ты уже на­учи­лась рас­позна­вать мои звон­ки, и я не удив­люсь, ес­ли ты на­зыва­ешь ме­ня сво­им под­ружкам (или му­жу) «мой Пет­рарка». Да, на­вер­ное, имен­но так ты ме­ня на­зыва­ешь. Воз­можно, я да­же по­могаю те­бе жить. Ког­да те­бе пло­хо, ког­да слу­ча­ет­ся бе­да или раз­мол­вка (с му­жем? с деть­ми?), воз­можно, ты го­воришь се­бе: «Есть че­ловек, ко­торый ме­ня лю­бит, но бо­ит­ся в этом приз­нать­ся», и это да­ет те­бе си­лы для жиз­ни. Люб­лю ли я те­бя? Я люб­лю те­бя всей си­лой мо­их дет­ских меч­та­ний и грёз, люб­лю, «как со­рок ты­сяч брать­ев лю­бить не мо­гут», и это чувс­тво – единс­твен­ное мое оп­равда­ние в жиз­ни…

Пол­ный текст это­го и дру­гих рас­ска­зов Ири­ны Чай­ков­ской вы мо­жете про­честь в её но­вой кни­ге «ЛЮ­БОВЬ НА ТРЕ­КЕ», толь­ко что вы­шед­шей в бос­тон­ском из­да­тель­стве «M-Graphics Publishing». Её мож­но при­об­рести в Боль­шом Бос­то­не в ма­гази­нах «Книж­ный Мир» (Брук­лайн), «Ме­лодия» (Брай­тон) или ку­пить на ин­тернет-сай­те из­да­тель­ства: www.mgraphics-publishing.com Пре­зен­та­ция кни­ги – 28 фев­ра­ля (чет­верг), в 6:00 ве­чера, в Брай­тон­ской биб­ли­оте­ке (40 Academy Hill Road) 617. 558 3523.