"БАРЫШНИКОВ - ПЕРВЫЙ ГЕНИЙ В МИРЕ ТАНЦА ХХ ВЕКА"

С "Кру­гозо­ром" Ни­на АЛО­ВЕРТ, из­вес­тный мас­тер ба­лет­ной фо­тог­ра­фии и ба­лет­ный кри­тик

А ещё она - ав­тор и офор­ми­тель мно­гочис­ленных книг и аль­бо­мов, пос­вя­щён­ных ба­лет­но­му ис­кусс­тву и де­яте­лям ба­лета. В те­чении по­луве­ка Ни­на Ало­верт сни­мала на­ибо­лее вы­да­ющих­ся тан­цовщи­ков Ки­ров­ско­го-Ма­ри­ин­ско­го те­ат­ра. Се­год­ня прак­ти­чес­ки ни од­на со­лид­ная кни­га о ба­лете не вы­ходит без пуб­ли­кации её фо­тос­нимков. Сре­ди фо­то­абот Ни­ны Ало­верт - сним­ки тан­цовщи­ков и ар­тистов, в том чис­ле и зна­мени­тых, раз­ных по­коле­ний. Её друж­ба со мно­гими из них про­дол­жа­ет­ся и ны­не.

БОГ ТАН­ЦА

Ни­на Ало­верт - ком­пе­тен­тней­ший би­ог­раф ле­ген­дарно­го рус­ско­го тан­цовщи­ка Ми­ха­ила Ба­рыш­ни­кова, став­ше­го с се­реди­ны 1970-х го­дов ку­миром Аме­рики. Ни­на Ало­верт бы­ла сви­детель­ни­цей на­чала твор­ческо­го пу­ти Ба­рыш­ни­кова в Ле­нин­гра­де, в Ки­ров­ском те­ат­ре, а с 1977 го­да - и на За­паде.

Она соз­да­ла ред­кую фо­толе­топись зна­мени­того ар­тиста с его пер­во­го выс­тупле­ния на вы­пус­кном кон­церте в Ле­нин­градском хо­ре­ог­ра­фичес­ком учи­лище - до дра­мати­чес­ко­го спек­такля "Док­тор и Па­ци­ент", учас­ти­ем в ко­тором Ми­ха­ил Ба­рыш­ни­ков от­ме­тил 30-ле­тие сво­ей твор­ческой жиз­ни на За­паде.

 Свои вос­по­мина­ния о ге­нии рус­ско­го ба­лета Ни­на Ало­верт из­да­ла в кни­гах: "Baryshnikov in Russia", из­данной в Аме­рике, и за­тем пе­ре­из­данной в Гер­ма­нии; "Ми­ха­ил Ба­рыш­ни­ков (Мос­ква), а так­же "Ми­ха­ил Ба­рыш­ни­ков. Я выб­рал свою судь­бу".

 Ни­же - фраг­менты вос­по­мина­ний Ни­ны Ало­верт о Ми­ха­иле Ба­рыш­ни­кове.

 Ми­ха­ил Ни­кола­евич Ба­рыш­ни­ков ро­дил­ся в Ри­ге 27 ян­ва­ря 1948 го­да в семье со­вет­ско­го во­ен­нослу­жаще­го.

 Ба­рыш­ни­ков на­чал свое ба­лет­ное об­ра­зова­ние в Ри­ге, за­тем вско­ре пос­ле смер­ти ма­тери пе­ре­ехал в Ле­нин­град, за­кон­чил Хо­ре­ог­ра­фичес­кое учи­лище им.А.Я.Ва­гано­вой в 1967 го­ду по клас­су А.С.Пуш­ки­на.

 Я не зна­ла Ба­рыш­ни­кова в его школь­ные го­ды. Я да­же не ви­дела его пер­вое выс­тупле­ние в Ле­нин­гра­де, ког­да во вре­мя гас­тро­лей Лат­вий­ско­го ба­лета в 1964 го­ду он тан­це­вал со­ло в ба­лете "Ша­нута­ла". Я толь­ко пом­ню раз­го­воры ба­лето­манов о том, что в риж­ской ба­лет­ной шко­ле есть не­обык­но­вен­ный маль­чик. Име­ни я не за­пом­ни­ла. Поз­днее наш об­щий с Ми­шей друг Алек­сандр

Минц, в то вре­мя -- ха­рак­терный тан­цовщик те­ат­ра Опе­ры и ба­лета им.Ки­рова, рас­ска­зывал мне об этом пер­вом выс­тупле­нии Ми­ши в Ле­нин­гра­де. Са­ша го­ворил, что его по­разил этот маль­чик не столь­ко про­фес­си­ональ­ны­ми ка­чес­тва­ми, его по­разил тот факт, что маль­чик выг­ля­дел на сце­не не как уче­ник шко­лы, но как взрос­лый со­лист.

 Я впер­вые уви­дела Ми­ха­ила Ба­рыш­ни­кова на вы­пус­кном ве­чере Хо­ре­ог­ра­фичес­ко­го учи­лища и сде­лала мои пер­вые фо­тог­ра­фии со­вер­шенно слу­чай­но: Са­ша Минц поп­ро­сил ме­ня сфо­тог­ра­фиро­вать Во­лодю Фе­дяни­на, сво­его дру­га, ко­торый кон­чал шко­лу втом же го­ду, он да­же при­нес мне би­лет в пер­вый ряд пар­те­ра.

 Уче­ница шко­лы в школь­ной фор­ме и бе­лом пе­ред­ни­ке выш­ла на сце­ну и объ­яви­ла сле­ду­ющий но­мер: "па-де-де из "Дон-Ки­хота". Тан­цу­ют уче­ники вы­пус­кно­го клас­са... Фа­милии мне ни­чего не го­вори­ли, я опус­ти­ла фо­то­ап­па­рат на ко­лени и при­гото­вилась ску­чать: еще один уче­ник в этом уже за­тан­цо­ван­ном па-де-де... ...Он не вы­бежал на сце­ну, да­же не вы­летел. Он - выр­вался, как буд­то им выс­тре­лили из ро­гат­ки. По­ражен­ная, я схва­тила фо­то­ап­па­рат... И де­ло бы­ло не толь­ко в его пот­ря­са­ющей для уче­ника чис­то­те ис­полне­ния, не толь­ко в ог­ромном прыж­ке, не толь­ко в му­зыкаль­нос­ти и бро­са­ющей­ся в гла­за фе­номе­наль­ной ко­ор­ди­нации дви­жений. Он тан­це­вал ве­село и ув­ле­чен­но, как буд­то пред­чувс­тво­вал на­ше бу­дущее вос­хи­щение им. Буд­то он и ро­дил­ся для то­го, что­бы по­разить нас сво­им та­лан­том. Он не был по­хож на уче­ника шко­лы, он был за­кон­ченным ар­тистом, и мне ка­залось, что эту ва­ри­ацию из "Дон-Ки­хота" я ви­жу впер­вые. Он не ис­полнял дви­жение, он сам и был дви­жение, та­нец.

Он ли­ковал, он был юн и счас­тлив, как буд­то знал, что за­во­юет весь мир.

 "Кто это - Ба­рыш­ни­ков? " - спро­сила я у Са­ши Мин­ца. "За­пом­ни его имя, - от­ве­тил Са­ша, - ты не раз еще о нем ус­лы­шишь".

***

Итак, за­кон­чив в 1967 го­ду Ле­нин­градское хо­ре­ог­ра­фичес­кое учи­лище, Ба­рыш­ни­ков на­чал ра­ботать в те­ат­ре Опе­ры и ба­лета им.Ки­рова. Я не пом­ню, где я поз­на­коми­лась с Ми­шей. Я пом­ню толь­ко, как я встре­тила его вско­ре пос­ле вы­пус­кно­го ве­чера не­дале­ко от сво­его до­ма на уг­лу Боль­шо­го прос­пекта и ули­цы Оле­га Ко­шево­го и поз­до­рова­лась с ним, как со зна­комым. Он шел со сво­ей под­ру­гой Та­ней Ру­мян­це­вой, ко­торая ра­бота­ла на ле­нин­градском ТВ.

Я пом­ню их так от­четли­во, как буд­то ви­дела вче­ра: ве­селый се­рог­ла­зый маль­чик с во­лоса­ми цве­та пше­ницы, и де­вуш­ка не­высо­кого рос­та, го­ворив­шая низ­ким го­лосом, поч­ти ба­сом. Она дер­жа­ла в ру­ках па­кет све­жемо­лото­го ко­фе, ко­торый соб­лазни­тель­но пах. Мы ос­та­нови­лись по­бол­тать, ока­залось, что Ми­ша - мой со­сед. Те­атр дал ему ком­на­ту на пер­вом эта­же в ком­му­наль­ной квар­ти­ре на Кол­пин­ской ули­це, па­рал­лель­ной той, на ко­торой я жи­ла. Пос­те­пен­но Ми­ша стал час­тым гос­тем в мо­ем до­ме. Пос­ле спек­такля или ре­пети­ций он за­бегал в лю­бое вре­мя дня и но­чи, ес­ли ви­дел свет в ок­нах (мы с му­жем поз­дно ло­жились спать). И я ва­рила ему пель­ме­ни. Был он в то вре­мя ве­селым маль­чи­ком, лю­бил по­дура­чить­ся и по­шутить. Он был очень лю­боз­на­тель­ным, ус­пе­вал по­бывать на всех ин­те­рес­ных спек­таклях в дра­мати­чес­ких спек­таклях, уви­деть но­вые филь­мы, про­читать но­вые кни­ги. В нем бы­ла ка­кая-то жаж­да жиз­ни и ве­селая го­тов­ность ко вся­ким прик­лю­чени­ям. Та­ким во вся­ком слу­чае я пом­ню его в тот пе­ри­од жиз­ни на Пет­роград­ской сто­роне.

От то­го вре­мени у нас в до­ме ос­та­лась на­дув­ная иг­рушка - Мик­ки Ма­уз, ко­торую Ми­ша при­вез мо­ему шес­ти­лет­не­му сы­ну из Япо­нии. Игорь иг­рал с Мик­ки Ма­узом в шах­ма­ты. Мик­ки, как ста­рый друг, при­ехал с на­ми в Аме­рику.

 Ком­на­та, в ко­торой жил Ми­ша, бы­ла прак­ти­чес­ки поч­ти пус­та. На­чина­ющий­тан­цовщик был бед­ным, ме­бели у не­го не бы­ло. Сто­лом слу­жил кар­тонный ящик не пом­ню из-под че­го. Квар­ти­ра на­ходи­лась на пер­вом эта­же, ок­на вы­ходи­ли пря­мо на ули­цу с не­из­менной ку­чей му­сора на дру­гой сто­роне, эту ку­чу я об­на­ружи­ла и при­ехав в Рос­сию в кон­це 80-х го­дов. Но в мо­лодос­ти - все ве­село, все - смеш­но, все - прик­лю­чение, при ка­ком бы ре­жиме мы ни жи­ли. И бес­ша­баш­ные гос­ти яв­ля­лись в три ча­са но­чи и вле­зали в ком­на­ту к Ми­ше пря­мо в ок­но, на­ходив­ше­еся не­высо­ко над тро­ту­аром. Так од­нажды ком­па­ния ба­лет­ных ар­тистов во гла­ве с Ва­лери­ем Па­новым подъ­еха­ла ра­но ут­ром к ми­шино­му ок­ну на фур­го­не, в ко­тором раз­во­зят хлеб (так­си они не наш­ли). Ком­па­ния ора­ла на всю ули­цу, Ми­ша сме­ял­ся и сер­дился, у не­го в это вре­мя бы­ла гостья, ко­торая со­вер­шенно не пред­по­лага­ла при­нимать гос­тей.

***

 1971 год был для Ба­рыш­ни­кова на­чалом взле­та его карь­еры в те­ат­ре им.Ки­рова. На­чиная с это­го го­да в каж­дой но­вой ро­ли его Бо­жий дар рас­кры­вал­ся все пол­нее. Кро­ме но­вых ба­лет­ных спек­таклей, он выс­ту­пил в со­вер­шенно не­ожи­дан­ном для се­бя ам­плуа - сыг­рал дра­мати­чес­кую роль в те­леви­зи­он­ном спек­такле "Фи­ес­та" по ро­ману Э.Хе­мин­гу­эя "И сно­ва взой­дет сол­нце". Те­лефильм был снят Сер­ге­ем Юр­ским, тог­да уже зна­мени­тым ар­тистом ле­нин­градско­го Боль­шо­го Дра­мати­чес­ко­го те­ат­ра, ко­торый толь­ко про­бовал свои си­лы как ре­жис­сер. В те­лепос­та­нов­ке бы­ли за­няты ак­те­ры БДТ: Н.Те­няко­ва, В.Стре­жель­чик, М.Да­нилов и др. И сре­ди них, на­рав­не с ни­ми - мо­лодой ар­тист ба­лета. Что по­буди­ло Юр­ско­го приг­ла­сить Ба­рыш­ни­кова на дра­мати­чес­кую роль?

 В сво­ей кни­ге "Кто дер­жит па­узу" Юр­ский пи­сал:"Для ак­те­ра путь к ду­ше пер­со­нажа ле­жит че­рез те­ло, че­рез дви­жение", счи­тая, что их про­фес­сии в це­лом по­хожи. Ма­тадо­ру, "звез­де кор­ри­ды", мог со­от­ветс­тво­вать толь­ко тан­цовщик-звез­да. Учас­тие Ба­рыш­ни­кова в "Фи­ес­те" ста­ло не толь­ко уда­чей ар­тиста, но счас­тли­вой на­ход­кой для все­го спек­такля.

 Сле­дуя за ав­то­ром ро­мана, Юр­ский взял два эпиг­ро­фа для сво­его спек­такля: фра­зу Гер­тру­ды Стерн о по­теря­ном по­коле­нии и стро­ки из Ек­кле­зи­ас­та:

"Идет ве­тер к югу и пе­рехо­дит на се­вер, кру­жит­ся, кру­жит­ся на хо­ду сво­ем и воз­вра­ща­ет­ся на кру­ги своя." Стре­мясь сде­лать зри­мой фи­лософ­скую ос­но­ву спек­такля, Юр­ский на­чал спек­такль с дви­жения всех ак­те­ров по кру­гу в пус­том прос­транс­тве сце­ны (ре­жис­сер и в даль­ней­шем ску­по поль­зо­вал­ся бы­товы­ми пред­ме­тами, сос­ре­дото­чив вни­мание зри­телей на дй­ству­ющих ли­цах, на их мыс­лях и пе­режи­вани­ях). Ка­кую бы мас­ку ни на­дели на се­бя впос­ледс­твии в об­ще­нии друг с дру­гом ге­рои, имен­но здесь, в на­чале, они бы­ли пре­дос­тавле­ны са­мим се­бе и са­мому с со­бой не ли­цеме­рили. ("Те­атр -- это мес­то, где, на­конец, мож­но не иг­рать", - ска­зал ког­да-то поль­ский ре­жис­сер Е.Гра­тов­ский).

 Ба­рыш­ни­кова мож­но бы­ло сра­зу вы­делить сре­ди ос­таль­ных. Преж­де все­го он про­тивос­то­ял им внеш­не. Он один был по-ба­лет­но­му строй­ным и под­тя­нутым.

У не­го бы­ла дру­гая ма­нера сце­ничес­ко­го по­веде­ния. Во вре­мя ре­пети­ций, ко­торые я сни­мала в те­лес­ту­дии, мне ка­залось, что Ба­рыш­ни­ков чувс­тву­ет се­бя нес­коль­ко ско­ван­но в неп­ри­выч­ной об­ста­нов­ке, сму­ща­ет­ся сре­ди ар­тистов дру­гого жан­ра...Но ког­да я пос­мотре­ла фильм, то уви­дела, что по­веде­ние Ба­рыш­ни­кова-Ро­меро впол­не со­от­ветс­тву­ет его мес­ту в "Фи­ес­те". Его внеш­няя ско­ван­ность сви­детель­ству­ет о внут­ренней сдер­жаннос­ти ма­тадо­ра; да­же в ми­нуты мол­ча­ния, на­еди­не с со­бой, он по­лон чувс­тва собс­твен­но­го дос­то­инс­тва. Внут­ренняя зна­читель­ность, слож­ный ду­шев­ный мир всег­да чи­тались и про­дожа­ют чи­тать­ся на ли­це ар­тиста. По­это­му да­же ког­да он не­под­ви­жен, от не­го нель­зя от­вести глаз.

 Не­дав­но я ви­дела выс­тупле­ние Ба­рыш­ни­кова в ро­ли Ахил­ле­са в не­обыч­ном, про­тиво­речи­вом спек­такле-ба­лете Ру­чар­да Мо­ве "Ахил­ле­сова пя­та". Пос­ледние нес­коль­ко се­кунд (му­нут? веч­ность?) Ба­рыш­ни­ков-Ахил­лес сто­ял не­под­вижно и смот­рит пе­ред со­бой, а свер­ху па­дал на не­го зо­лотой дождь сла­вы. Ба­рыш­ни­ков сто­ял и смот­рел ку­да-то по­верх на­ших го­лов, в прос­транс­тво, от­кры­ва­юще­ся ему за пре­дела­ми те­ат­раль­но­го за­ла, ту­да, в "глу­хоне­мые вла­дения смер­ти". В за­ле сто­яла ти­шина, зри­тели не мог­ли по­шевель­нут­ся да­же тог­да, ког­да спек­такль за­кон­чился. Это уме­ние мол­чать, не дви­гать­ся и все рав­но дер­жать вни­мание за­воро­жен­но­го за­ла, од­на из черт ак­тер­ско­го мас­терс­тва Ба­рыш­ни­кова.

 Но вер­немся в 1971-й год. "Кто дер­жит па­узу?" - спра­шива­ет Юр­ский.  Па­узу дер­жат ге­нии.

 Внеш­не сдер­жанным, пол­ным чувс­тва собс­твен­но­го дос­то­инс­тва ос­та­вал­ся Ро­меро Ба­рыш­ни­кова и в нем­но­гих сце­нах с Брет. Ре­жис­сер ли­шил их не­пос­редс­твен­но­го жи­вого об­ще­ния. Да­же в сце­не зна­комс­тва, да­же пе­ред Фи­ес­той, они поч­ти не смот­рят друг на дру­га: Брет - по­тому что ско­вана стра­хом пе­ред бу­дущим, Ро­меро - по­тому что са­мое глав­ное де­ло его жиз­ни, его Фи­ес­та - еще впе­реди.

 Пед­ро Ро­меро-Ба­рыш­ни­ков жил для сво­ей Фи­ес­ты.Он был звез­дой это­го спек­такля, это­го праз­дни­ка, ос­таль­ные ге­рои филь­ма - толь­ко зри­теля­ми.

Они - пас­сивные наб­лю­дате­ли, Ро­меро - тво­рец. Ко­неч­но, Джэйк (М.Вол­ков), от ли­ца ко­торо­го ве­дет­ся по­вес­тво­вание и в ро­мане и в филь­ме, от­ли­ча­ет­ся от ос­таль­ных праз­дных пер­со­нажей: у не­го есть свое мес­то в жиз­ни, он за­нят де­лом, он - пи­сатель. Не­даром об­ре­чен­ное дви­жение декй­ству­ющих лиц по кру­гу в на­чале филь­ма идет под стук пи­шущей ма­шин­ки Джей­ка. И все та­ки

Джейк под­чи­ня­ет­ся жиз­ни (во вся­ком слу­чае - в спек­такле), он толь­ко ос­мысли­ва­ет уви­ден­ное. Пед­ро Ро­меро не фи­лософс­тву­ет, он - тво­рит. Он то­же ра­зоб­щен с людь­ми, но лишь в си­лу сво­ей нап­ря­жен­ной внут­ренней жиз­ни, сво­ей на­пол­неннос­ти.В этом судь­ба ар­тиста пе­рес­ка­лась с судь­бой его ге­роя.

 Все мы с ин­те­ресом жда­ли, как бу­дет зву­чать речь Ба­рыш­ни­кова-Ро­меро ря­дом с про­фес­си­ональ­ны­ми го­лоса­ми ак­те­ров дра­мати­чес­ких те­ат­ров. Ока­залось, что да­же сво­еоб­ра­зие ба­рыш­ни­ков­ских ин­то­наций идет на поль­зу об­ра­зу: для Ро­меро род­ной язык - ис­пан­ский, в ро­мане он го­ворит с ге­ро­ями по ан­глий­ский; неп­ро­фес­си­ональ­ность ак­тер­ской ре­чи Ба­рыш­ни­кова зву­чит в филь­ме как ак­цент че­лове­ка, го­воря­щего на чу­жом язы­ке.

 Под­линной вер­ши­ной этой ма­лень­кой ро­ли бы­ли пос­ледние кад­ры по­яв­ле­ния Ро­меро-Ба­рыш­ни­кова на эк­ра­не, сце­на "оде­вания" Ма­тадо­ра пе­ред Фи­ес­той и его вы­ход на аре­ну. Внеш­не спо­кой­ный, соб­ра­ный, шел Ба­рыш­ни­ков в бе­лом кос­тю­ме ма­тадо­ра, оде­тый как на праз­дник или смерть, прек­расный маль­чик, ве­ликий ар­тист пе­ред ли­цом сво­ей ис­клю­читель­ной судь­бы. Вы­ходил, ос­та­нав­ли­вал­ся, гля­дя пря­мо на нас с эк­ра­на, сни­мал шля­пу, как бы при­ветс­твуя зри­телей ве­личес­твен­ным жес­том прин­ца, став­ше­го ко­ролем.

 Ве­ро­ят­но, этот "звез­дный час " Ро­меро, эти прек­расные кад­ры и пред­чувс­тво­вал ре­жис­сер, приг­ла­шая Ба­рыш­ни­кова на съ­ем­ки.

 Нес­мотря на то, что в со­вет­ской стра­не имя Ба­рыш­ни­кова бы­ло зап­ре­щено упо­минать в прес­се пос­ле то­го, как он ос­тался на За­паде, а тем бо­лее - по­казы­вать на эк­ра­не фильм с его учас­ти­ем, я сно­ва уви­дела "Фи­ес­ту" пе­ред оть­ез­дом в 1977 го­ду. Кто-то раз­ре­шил по­казы­вать фильм в раз­ных про­фес­си­ональ­ных клу­бах, "Фи­ес­ту" мож­но бы­ло уви­деть в клу­бе уни­вер­си­тета, в Те­ат­раль­ном ин­сти­туте. Ве­лено бы­ло толь­ко уб­рать имя Ба­рыш­ни­кова с тит­ров. Кто и по ка­кому по­воду до­пус­тил фильм к это­му по­лузак­ры­тому по­казу? Не спра­шивай­те. Пов­седнев­ная со­вет­ская жизнь бы­ла вне ло­гики. Это был чис­той во­ды сюр­ре­ализм.

 Стран­но бы­ло сно­ва уви­деть Ба­рыш­ни­кова, бе­зымян­но­го, стро­го смот­ря­щего на нас с бе­лос­нежно­го эк­ра­на (так бы­ли пред­став­ле­ны в на­чале ак­те­ры, сня­тые в филь­ме).Пос­мотрев фильм по про­шес­твии нес­коль­кох лет, я еще раз убе­дилась, что Ба­рыш­ни­ков не прос­то та­лан­тли­во сыг­рал сзо­его сверс­тни­ка, то­же ар­тиста. Он на­пол­нил эту роль сво­ей твор­ческой не­за­уряд­ностью.

 Па­мять о Ба­рыш­ни­кове дол­го ос­та­валсь жи­ва не толь­ко у тех, кто ви­дел "Фи­ес­ту". В квар­ти­ре Юр­ско­го и Те­няко­вой, где Ми­ша час­то бы­вал во вре­мя сь­емок, жил в то вре­мя не­улыб­чи­вый кот, за­гадоч­ный, как при­шелец с Мар­са. Иног­да, ес­ли гос­ти очень про­сили: "Ося, по­кажи, как хо­дит Ба­рыш­ни­ков", - кот от­хо­дил в ко­нец тем­но­го ко­ридо­ра и шел от­ту­да на "зри­теля", с гор­дым дос­то­инс­твом пе­рес­тавляя раз­верну­тые "по пер­вой по­зиции" мяг­кие пу­шис­тые ла­пы.

 Удос­то­илась этой чес­ти и я. У­ез­жая в эмиг­ра­цию, приш­ла я про­щать­ся с оби­тате­лями той квар­ти­ры. Про­щания тог­да бы­ли тра­гичес­ки­ми: рас­ста­вались как на смерть. Ник­то не ве­рил, что ког­да-ни­будь уви­дим друг дру­га. Мы си­дели за сто­лом, раз­го­вари­вали. Ося по­дошел и сел ря­дом с мо­им сту­лом."Ос­то­рож­но, - ска­зала мне На­таша Те­няко­ва, - он мо­жет пор­вать кол­готки". Но Ося си­дел и смот­рел на ме­ня сво­ими мар­си­ан­ски­ми гла­зами. За­тем встал, вспрыг­нул на ба­тарею и про­шел­ся по ней, вы­вора­чивая ла­пы "по пер­вой по­зиции": поп­ро­щал­ся.

*** 

...Ре­пети­ции твор­ческо­го ве­чера на­чались осенью 1973 го­да. Ми­ша тща­тель­но вы­бирал се­бе пар­тнерш. Его вол­но­вал ус­пех все­го ве­чера в це­лом, этот ус­пех за­висел не толь­ко от не­го од­но­го. Ми­ша стре­мил­ся соз­дать ин­те­рес­ную во всех от­но­шени­ях ба­лет­ную прог­рамму. Ге­ор­гий Алек­сидзе на­чал ре­пети­ровать ба­лет на му­зыку Мо­цар­та (на­зывал­ся сна­чала "Без­де­луш­ки", за­тем -- "Ба­лет­ный ди­вер­тисмент") с Ири­ной Кол­па­ковой в глав­ной ро­ли. Ми­ша приг­ла­шал ее так­же

тан­це­вать и Хлою в "Даф­ни­се и Хлое". Кол­па­кова бы­ла за­нята в те­кущем ре­пер­ту­аре, по­нача­лу она не да­ла окон­ча­тель­но­го от­ве­та, и Хлою на­чала ре­пети­ровать Тать­яна Коль­цо­ва. Нес­мотря на раз­рыв лич­ных от­но­шений, Ми­ша приг­ла­сил ее в свой спек­такль (впос­ледс­твии в Аме­рике Ми­ша не­од­нократ­но пов­то­рял мне, что ес­ли бы Та­ня ос­та­лась во вре­мя гас­тро­лей на За­паде, он сде­лал бы из нее ба­лери­ну). Кро­ме Та­ни на роль Хлои Ми­ша "про­бовал" и дру­гую мо­лодень­кую тан­цовщи­цу те­ат­ра - Еле­ну Кон­дра­тен­ко.

 На роль Кра­сави­цы Ми­ша приг­ла­сил Ал­лу Оси­пен­ко, ко­торая к то­му вре­мени уже не ра­бота­ла в те­ат­ре. Это был еще один вы­зов те­ат­раль­ной ди­рек­ции: Оси­пен­ко уш­ла из те­ат­ра в ко­неч­ном сче­те из-за прес­ле­дова­ний все­силь­но­го ди­рек­то­ра те­ат­ра Пет­ра Ра­чин­ско­го. Но Ми­ша к 1973 го­ду был нас­толь­ко зна­менит, за­нимал та­кое вид­ное по­ложе­ние в те­ат­ре, а те­атр на­ходил­ся в бес­спор­ном твор­ческом ту­пике, так что ди­рек­ции приш­лось ус­ту­пить Ми­ше во всем . Тем бо­лее, что Ми­шу под­держи­вал Игорь Бель­ский, глав­ный ба­лет­мей­стер те­ат­ра.

 Ми­ша ра­ботал бук­валь­но с ут­ра до но­чи. Сме­нялись сос­та­вы ис­полни­телей и ре­пети­торы, а Ми­ша ос­та­вала­ся в за­ле и ре­пети­ровал со сле­ду­ющи­ми ар­тиста­ми.

При­ходя на ре­пети­ции, я всег­да при­носи­ла Ми­ше сок или фрук­ты, пос­коль­ку он да­же есть не ус­пе­вал.

Та­ня Коль­цо­ва чувс­тво­валал се­бя, по­види­мому, нес­коль­ко не в сво­ей та­рел­ке (да и Ми­ша нер­вни­чал, встре­чась с ней на ре­пети­ци­ях), и по­тому кап­ризни­чала: "Ми­ша, мож­но я уй­ду се­год­ня рань­ше с ре­пети­ции? Я в ки­но уже пол­го­да не бы­ла!" "Ми­ша, я не бу­ду се­год­ня ре­пети­ровать на паль­цах, я ве­чером тан­цую "Шо­пени­ану"! Кон­дра­тен­ко учи­ла пар­тию Хлои, но сра­зу бы­ло вид­но, что глав­ную пар­тию ей тан­це­вать не под си­лу, и с ре­пети­ций ее по­том сня­ли. Та­ня про­дол­жа­ла ре­пети­ровать, но са­ма, по-мо­ему, не очень­ве­рила в то, что бу­дет тан­це­вать Хлою. И толь­ко ког­да ста­ло яс­но, что Кол­па­кова бу­дет тан­це­вать толь­ко "Без­де­луш­ки", Та­ня взя­лась за ум и на­чала серь­ез­но ра­ботать. Бы­ла уже зи­ма, вре­мени до премь­еры ос­та­валсь сов­сем нем­но­го.

 Пар­тию Кра­сави­цы ре­пети­рова­ла кро­ме Оси­пен­ко еще и Ва­ля (Ва­зира)

Га­ниба­лова. Га­ниба­лова за­кон­чи­ла Уз­бек­ское хо­ре­ог­ра­фичес­кое учи­лище в Таш­кенте, за­тем класс усо­вер­шенс­тво­вания в Ле­нин­градском хо­ре­ог­ра­фичес­ком учи­лище и бы­ла при­нята в те­атр од­новре­мен­но с Ми­шей. Бы­ла она до­воль­но вы­сокая, кра­сивая ба­лери­на, не­сом­ненно, спо­соб­ная, но чис­то­той фор­мы клас­си­чес­ко­го тан­ца не ов­ла­дела. Пред­став­ле­ние о се­бе как о ба­лери­не име­ла, на мой взгляд, яв­но за­вышен­ное. Кро­ме то­го, не­задол­го до на­чала ре­пети­ций Га­ниба­лова ро­дила ре­бен­ка и бы­ла еще яв­но не в фор­ме, ей еще нуж­но бы­ло сбав­лять вес.

Ког­да Ми­ша ра­зучи­вал с ней вер­хние под­дер­жки, у ме­ня от стра­ха за­мира­ло сер­дце: она по­виса­ла на Ми­ше как ме­шок с му­кой, мне ка­залось, она его прос­то раз­да­вит. К ра­боте Га­ниба­лова от­но­силась не­ува­житель­но. "Нет, нет, -- го­вори­ла она вы­соко­мер­но Май Мур­дмаа, - Вы мне не ставь­те это дви­жение, я его все рав­но де­лать не бу­ду." Спо­кой­ная, веж­ли­вая, чуть нас­мешли­вая Мур­дмаа от­хо­дила в сто­рону и пре­дос­тавля­ла Ми­ше до­гова­ривать­ся с кап­ризной ба­лери­ной. Ка­кой кон­траст с по­веде­ни­ем Га­ниба­ловой пред­став­ля­ло со­бой от­но­шение к ра­боте Ал­лы Оси­пен­ко! Оси­пен­ко при­ходи­ла на рпе­тиции всег­да в фор­ме, всег­да го­товая к ра­боте. Ей ис­полни­лось к то­му вре­мени 41 год, но для нее хо­ре­ог­ра­фия Мур­дмаа не пред­став­ля­ла неп­ре­одо­лимых труд­ностей. Ей был 41 год, а Ми­ше - 25, но они от­но­сились друг к дру­гу, как кол­ле­га к кол­ле­ге, ува­жая друг в дру­ге та­лант и про­фес­си­ональ­ность. Во вре­мя ре­пети­ций, ес­ли не уда­валась ка­кая-ни­будь под­дер­жка, Ал­ла го­вори­ла: "Ми­ша, из­ви­ните, это я ви­нова­та".

 Ган­ни­бало­ва еще не­кото­рое вре­мя по­сеща­ла ре­пети­ции, име­но по­сеща­ла, она не ре­пети­рова­ла, ког­да Мур­дмаа ра­бота­ла с Оси­пен­ко, а сто­яла у сте­ны и смот­ре­ла ре­пети­цию с не­доволь­ным вы­раже­ни­ем на ли­це. А по­том и во­об­ще пе­рес­та­ла при­ходить.

 Ми­ша ра­ботал, как я го­вори­ла, с ут­ра до но­чи. Со­лис­ты ухо­дили на дру­гие ре­пети­ции, на­чина­лась ра­бота с кор­де­бале­том. Ес­ли тан­цовщи­ков не бы­ло на мес­те (я ви­дела и та­кое), Ми­ша шел в гри­мубор­ные и звал их в зал, те не­тороп­ли­во со­бира­лись. Май на­чала ра­боту с ан­сам­блем "дру­зей"

Сы­на ("Блуд­ный сын"). Хо­ре­ог­ра­фия ее не на­поми­нала клас­си­чес­кую. Тан­цовщи­ки, пре­неб­ре­гая ука­зани­ями хо­ре­ог­ра­фа, при­дава­ли кис­тям рук при­выч­ную ок­руглость. Май тер­пе­ливо объ­яс­ня­ла и по­казы­вала сно­ва. Ва­дим Дес­ницкий, вы­сокий, кра­сивый тан­цовщик, от­ве­чал с не­из­менным по­лу­ус­та­лым, по­луп­резри­тель­ным вы­раже­ни­ем ли­ца: "А нас так не учи­ли".

 Ког­дя я уви­дела в Аме­рике, как Ми­ша тан­цу­ет, я вдруг не­воль­но вспом­ни­ла Дес­ницко­го. Воз­можно, сходс­тво бы­ло слу­чай­ным, воз­можно ак­тер­ская па­мять под­ска­зала ему это сходс­тво, но в па­родии на клас­си­чес­ко­го тан­цовщи­ка я уз­на­ла ма­неры Дес­ницко­го на тех ре­пети­ци­ях. Ко­неч­но, все ар­тисты под­тя­нулись к премь­ере. Ко­неч­но, не все от­но­сились к сво­ей ра­боте пре­неб­ре­житель­но. Не толь­ко Ал­ла Оси­пен­ко, но и Ири­на Кол­па­кова ре­пети­рова­ли про­фес­си­оанль­но, с пол­ной от­да­чей, как и сам Ми­ша. Ми­ша вол­но­вал­ся и за се­бя, и за сво­их кол­лег, и за то впе­чат­ле­ние, ко­торое про­из­ве­дет хо­ре­ог­ра­фия Мур­дмаа. "Да пе­рес­тань ты сни­мать, пос­мотри луч­ше, как это все выг­ля­дит!" - го­ворил он мне час­то во вре­мя ре­пети­ций.

Я и сни­мала и смот­ре­ла (для ме­ня од­но не ме­ша­ет дру­гому). Тем бо­лее, что сам Ми­ша вкла­дывал в ра­боту столь­ко ду­ши, столь­ко ар­тисти­циз­ма, что я как зри­тель по­луча­ла от его ре­пети­ций ог­ромное удо­воль­ствие. Ко­неч­но, труд­но бы­ло оце­нить весь ба­лет в це­лом, ког­да смот­ришь ре­пети­ции от­дель­ных сцен, но и они уже тог­да про­из­во­дили боль­шое впе­чат­ле­ние. Осо­бен­но я за­пом­ни­ла ре­пети­цию на­чала "Даф­ни­са и Хлои" -- Ми­ша-Даф­нис иг­ра­ет на сви­рели. Мур­дмаа при­дала хо­ре­ог­ра­фичес­ко­му об­ра­зу Даф­ни­са чер­ты Па­на, ка­ким его изоб­ра­жали жи­вопис­цы, под­черки­вая та­ким об­ра­зом в пер­вую оче­редь идею о сли­янии чис­той чис­той ду­ши Даф­ни­са с чис­то­той са­мой при­роды. Даф­нис пос­то­ян­но ими­тиро­вал иг­ру на сви­рели (об­раз Па­на) -- са­ма при­рода пе­ла сви­релью Даф­ни­са. К кон­цу ре­пети­ци­он­но­го пе­ри­ода Ми­ша стал приг­ла­шать на ре­пети­ции кри­тиков, чье мне­ние он ува­жал.

 По­яс­ню для сов­ре­мен­ных чи­тате­лей: в те да­лекие вре­мена кри­тики хо­дили в те­атр и пи­сали о те­ат­ре из люб­ви к это­му ис­кусс­тву. Они пи­сали от­нюдь не толь­ко хва­леб­ные ре­цен­зии, иног­да и очень рез­кие, но за­дачей кри­тиков не бы­ло по­боль­нее за­деть ак­те­ра или хо­ро­ег­ра­фа, по­из­де­вать­ся над ни­ми, как это при­нято те­перь. В стать­ях кри­тиков, ува­жав­ших се­бя и ис­кусс­тво , речь шла толь­ко об ис­кусс­тве. Кри­тики как и все зри­тели име­ли раз­ные ху­дожес­твен­ные прис­трас­тия. С точ­ки зре­ния сво­их ху­дожес­твен­ных убеж­де­ний они и су­дили ба­лет и ар­тистов. По­это­му и ар­тисты и хо­ре­ог­ра­фы вни­матель­но прис­лу­шива­лись к кри­тичес­ким за­меча­ни­ям тех кри­тиков, ко­торых ува­жали.

Хо­рошо пом­ню на ре­пети­ции Ве­ру Кра­сов­скую, Ва­лерию Чис­тя­кову, не пом­ню, был ли По­эль Карп.  И вот - ре­пети­ция на сце­не. В за­ле - зри­тели, штат­ный фо­тог­раф те­ат­ра, фо­тог­раф Хо­ре­ог­ра­фичес­ко­го учи­лища. Я по­лучи­ла раз­ре­шение на съ­ем­ку по лич­но­му приг­ла­шению Ба­рыш­ни­кова. Си­жу, сни­маю. Вдруг в ан­трак­те пе­ред

"Блуд­ным сы­ном" по­яв­ля­ет­ся Кон­дра­тен­ко, за­мес­ти­тель ди­рек­то­ра, и го­ворит мне. "Я зап­ре­щаю Вам сни­мать". Я ес­тес­твен­но про­тес­тую: "Ка­кое пра­во Вы име­ете мне зап­ре­щать? Ме­ня приг­ла­сил Ба­рыш­ни­ков." "А кто та­кой Ба­рыш­ни­ков?" - от­ве­ча­ет мне Кон­дра­тен­ко.

Спо­рить с Кон­дра­тен­ко бес­смыс­ленно. Я это по­нимаю, но соп­ро­тив­ля­юсь. Тре­бую, что­бы мне объ­яс­ни­ли при­чину зап­ре­та. "Кос­тюм Оси­пен­ко не го­тов, она бу­дет тан­це­вать спек­такль в дру­гом кос­тю­ме". "По­чему же тог­да мне нель­зя сни­мать, а ос­таль­ным фо­тог­рфам -- мож­но?" Кон­дра­тен­ко на­до­еда­ет спо­рить.  "Дру­гим то­же нель­зя", - объ­яв­ля­ет он и ухо­дит. Тут огор­ча­ют­ся дру­гие фо­тог­ра­фы, они уко­ря­ют ме­ня, и они пра­вы. Я про­шу них про­шения. Че­го я до­билась? То­го, что всем зап­ре­тили сни­мать? Как вы­яс­ни­лось поз­же, де­ло бы­ло не в том, что кос­тюм Оси­пен­ко не был го­тов, а в том, что ди­рек­ция наш­ла кос­тюм слиш­ком об­ле­га­ющим, "без­нравс­твен­ным" и тре­бова­ла его за­менить. Ми­ша ска­зал, что ес­ли кос­тюм Оси­пен­ко бу­дет из­ме­нен, то он, Ми­ша, не вый­дет на сце­ну. Кос­тюм ос­тался та­ким, ка­ким был за­думан. Ге­нераль­ная ре­пети­ция прош­ла не то 30 не то 31 де­каб­ря: для вы­пол­не­ния пла­на на­до бы­ло "сдать" спек­такль в 1973 го­ду. И фо­тог­ра­фы, при­сутс­тво­вашие на ге­нераль­ной, сни­мали Оси­пен­ко в кос­тю­ме, об­ле­га­ющем ее бо­жес­твен­ной кра­соты те­ло. Ми­ша по­бедил еще раз. Поль­зу­ясь без­вы­ход­ным по­ложе­ни­ем те­ат­ра, пре­одо­лел ле­ность неб­ла­годар­ных кол­лег, хан­жес­тво чи­нов­ни­ков. Но ка­кой це­ной? Сколь­ко нер­вов уш­ло у ар­тиста в раз­гар ра­боты на это борь­бу? Сколь­ко раз он дол­жен был прог­ло­тить оби­ду, что­бы до­вес­ти свой спек­такль до кон­ца?

И во имя че­го? Но и этим не кон­чи­лись не­зас­лу­жен­ные оби­ды. Но об этом поз­днее, все­му свое вре­мя. Все нас­ту­па­ет в свое вре­мя, да­же премь­ера.

  * * *

 Ба­рыш­ни­ков стан­це­вал на За­паде три ба­лета Ро­лана Пе­ти. Я не ви­дела ар­тиста в "Юно­ше и Смер­ти" (толь­ко от­рывки, вклю­чен­ные в ху­дожес­твен­ный фильм "Бе­лые но­чи"), но ви­дела и сни­мала его выс­тупле­ние в ба­лете "Пи­ковая да­ма" и "Кар­мен".

 Ро­лан Пе­ти пос­та­вил "Пи­ковую да­му" впер­вые в 1978 го­ду спе­ци­аль­но для Ба­рыш­ни­кова (тот ба­лет был со­вер­шенно не по­хож на ва­ри­ант, ко­торый он соз­дал в Боль­шом те­ат­ре в 2001 го­ду).  "Я прос­то ста­вил ба­лет с ге­ни­аль­ным, ве­ликим, мо­жет быть, са­мым ве­ликим тан­цовщи­ком - Ми­ха­илом Ба­рыш­ни­ковым. И он тан­це­вал фак­ти­чес­ки один", - ска­зал Ро­лан Пе­ти в ин­тервью  С пер­вой встре­чи с Ба­рыш­ни­ковым Пе­ти на­чал меч­тать о соз­да­нии ба­лета на рус­скую те­му для это­го, как он го­ворил, "фе­номе­наль­но­го тан­цовщи­ка". Имен­но Ми­ше и приш­ла в го­лову идея об­ра­тить­ся к "Пи­ковой да­ме" по по­вес­ти А.С. Пуш­ки­на. Хо­ре­ог­раф пред­ло­жил со­вет­ско­му пра­витель­ству, что он пос­та­вит этот ба­лет для Ми­ха­ила Ба­рыш­ни­кова и труп­пы Ки­ров­ско­го те­ат­ра. Хо­ре­ог­раф сог­ла­шал­ся ра­ботать бес­плат­но, но ему от­ка­зали. Так нам бы­ло из­вес­тно в то вре­мя. Те­перь Пе­ти го­ворит в ин­тервью, что поз­днее ми­нистр куль­ту­ры Ека­тери­на Фур­це­ва да­ла сог­ла­сие на эту ра­боту, но Ба­рыш­ни­ков уже тан­це­вал на За­паде. Сло­вом, Пе­ти смог осу­щес­твить свою меч­ту толь­ко тог­да, ког­да Ба­рыш­ни­ков по­менял труп­пу Ки­ров­ско­го те­ат­ра в Ле­нин­гра­де на Аме­рикан­ский ба­лет­ный те­атр в Нью-Й­ор­ке.

 Ро­лан Пе­ти пос­та­вил "Пи­ковую да­му" для Ба­рыш­ни­кова и сво­ей мар­сель­ской труп­пы на му­зыку Чай­ков­ско­го к од­но­имен­ной опе­ре. Пе­ти вна­чале хо­тел ис­поль­зо­вать му­зыку Сер­гея Про­кофь­ева, ко­торая, ве­ро­ят­но, боль­ше по­дош­ла бы его хо­ре­ог­ра­фичес­ко­му мыш­ленью, но свя­зывать­ся с со­вет­ским го­сударс­твом по по­воду ав­тор­ских прав не хо­тел. По­это­му со­чинил ба­лет на ком­по­зицию опер­ной му­зыки Чай­ков­ско­го, опи­ра­ясь при этом не на либ­ретто, а на по­весть Пуш­ки­на.

В 1978 го­ду, уз­нав, что Ми­ша бу­дет тан­це­вать Гер­манна в "Пи­ковой

Да­ме" Ро­лана Пе­ти, я ре­шила ле­теть в Па­риж. Зна­комые пре­быва­ли в шо­ке от мо­его ре­шения: я жи­ла в Аме­рике еще толь­ко око­ло го­да, толь­ко что по­лучи­ла пос­то­ян­ную ра­боте... У ме­ня был все­го один до­кумент - бе­лая кар­точка бе­жен­ки, да­вав­шая мне пра­во на ра­боту. Ум­ные лю­ди от­го­вари­вали ме­ня : по­ка не по­лучишь "грин­карт", ни­куда не у­ез­жай из Аме­рики - мо­жешь отод­ви­нуть этим срок по­луче­ния граж­данс­тва... Но я име­ла обо всем очень смут­ное пред­став­ле­ние (к счастью), и зна­ла лишь од­но: я дол­жна уви­деть Ми­шу в ро­ли Гар­манна. Тог­да су­щес­тво­вали очень де­шевые рей­сы в Лон­дон: все­го сто дол­ла­ров в од­ну сто­рону. За­тем -- па­ром че­рез Ла Манш и по­езд в Па­риж. Я сом­не­валась - де­лать ли та­кой крюк че­рез Ан­глию или ис­кать де­шевый би­лет на пря­мой рейс во Фран­цию. Но ма­ма воз­му­тилась: "Как?! Ты мо­жешь уви­деть Лон­дон, где жил Дик­кенс, и ты не ис­поль­зу­ешь эту воз­можность?!" И я по­лете­ла че­рез Лон­дон на премь­еру "Пи­ковой Да­мы" в Па­риже. И не жа­лею об этом.

ФО­ТОГА­ЛЕРЕЯ НИ­НЫ АЛО­ВЕРТ