МОЯ ПОДРУГА АЛЕКС

18 ав­густа 1979 го­да, то есть поч­ти трид­цать лет на­зад,  бес­по­садоч­ным рей­сом Рим - Нью-Й­орк мы при­были в США. Ве­чер пе­решел в ночь. Мы - это я с му­жем, по­луторaго­дова­лым сы­ниш­кой, свек­ровью и ее лю­бимой со­бакой - по­месью двор­няжки с пу­делем по име­ни Тим­ка. Ко­торый, кста­ти, при­летел  от­дель­но, с осо­быми со­бачь­ими "удобс­тва­ми" - под нар­ко­зом, в спе­ци­аль­ной клет­ке ба­гаж­но­го от­де­ления. Как и все со­вет­ские лю­ди бреж­нев­ской эпо­хи, зна­ющие це­ну про­дук­там пи­тания, мы то, что не до­ели  в са­моле­те, не выб­ро­сили, а ак­ку­рат­нень­ко за­вер­ну­ли в па­кетик и по­ложи­ли в до­рож­ную сум­ку - на вся­кий по­жар­ный слу­чай. Слад­кую бу­лоч­ку, са­латик в упа­ков­ке из плас­ти­ка, яй­ца, сва­рен­ные вкру­тую еще в Ри­ме, ну и вся­кую ос­таль­ную снедь. Сей­час уже не при­пом­ню. На та­можен­ном дос­мотре при ви­де на­ших про­доволь­ствен­ных за­пасов на го­лод­ный день тол­стая ехид­ная нег­ри­тян­ка всласть по­весе­лилась.

- За­чем вам все это? - oт ду­ши хо­хота­ла та­можен­ни­ца, стоя ши­роко рас­ста­вив мас­сивные но­ги и упи­ра­ясь не ме­нее мас­сивны­ми ру­ками в не­объ­ят­ные бо­ка. - Здесь Аме­рика, а не Со­вет­ский Со­юз. У нас ник­то не го­лода­ет. - Взя­ла и бес­це­ремон­но вы­кину­ла на­ше жал­кое пи­тание в му­сор­ную кор­зи­ну. А вдруг, не дай бог, там уже за­велись бак­те­рии гни­ения и бро­жения или ба­цил­лы же­лудоч­но­го грип­па! Да, гля­дя на эту упи­тан­ную ве­селую тет­ку, мож­но бы­ло сра­зу по­верить, что здесь ник­то не го­лода­ет, ну и нам, ско­рее все­го, го­лодать не при­дет­ся.

Пог­ру­зили нас вмес­те с на­шими мно­гочис­ленны­ми че­мода­нами, в ко­торых бы­ло слиш­ком мно­го сов­сем не­нуж­ных, пря­мо-та­ки лиш­них, ве­щей (с ко­торы­ми сер­дце над­ры­валось рас­ста­вать­ся) на рей­со­вый ав­то­бус JFK - Брук­лин. Еха­ли мы до­воль­но дол­го, ус­та­вив­шись сон­ным, но все же лю­бопыт­ным взгля­дом в ок­на на све­тящий­ся яр­ки­ми ог­ня­ми го­род. Где-то ча­са в три ут­ра при­вез­ли нас, на­конец, в downtown Brooklyn отель St.George, что по-рус­ски оз­на­ча­ет отель Свя­того Ге­ор­гия. Так как сы­ниш­ку мо­его зо­вут Ге­ор­гий, это сов­па­дение имен по­каза­лось мне не слу­чай­ным и да­же ма­гичес­ким. "Вот уж Свя­той Ге­ор­гий неп­ре­мен­но по­забо­тит­ся о ма­лень­ком Гош­ке, да и о нас за­од­но", - меч­та­тель­но по­дума­ла я, на­ив­ная фан­та­зер­ка.

Отель St.George встре­тил нас не толь­ко не при­вет­ли­во, но, мож­но ска­зать, с яв­ным през­ре­ни­ем, пре­дос­та­вив в на­ше рас­по­ряже­ние гряз­ный, за­пущен­ный но­мер с ви­дав­ши­ми ви­ды дав­но не бе­лены­ми сте­нами, от ко­торых от­ко­лупы­вались ош­метки крас­ки и шту­катур­ки. По­доб­ные апар­та­мен­ты яв­но пред­назна­чались для ни­щих и без­домных. В об­щем, ес­ли ос­мыслить наш тог­дашний ста­тус бе­жен­ца без граж­данс­тва, ко­торое у нас отоб­ра­ла Ро­дина-мать, без пас­порта, вмес­то ко­торо­го нам да­ли ви­зу на пос­то­ян­ное про­жива­ние в Из­ра­иле и весь­ма ог­ра­ничен­ное ко­личес­тво де­нег, то мы впол­не под­хо­дили под ка­тего­рию ни­щих и без­домных и луч­ше­го но­мера, ви­димо, не зас­лу­жива­ли. Нас при­юти­ли, есть кры­ша над го­ловой, есть пос­тель с се­рова­тым от мно­гих сти­рок бель­ем. Что еще на­до из­мо­тан­но­му даль­ней до­рогой бе­жен­цу?!

В эту пер­вую брук­лин­скую ночь нам с Гош­кой не очень-то и спа­лось. У ме­ня от  пе­режи­того сда­ли нер­вы, а ре­бенок, ко­торый всю Авс­трию и Ита­лию про­жил прик­ле­ен­ным к мо­ей юб­ке, чувс­тво­вал мой нап­ряг, так как сер­дца на­ши би­лись в уни­сон. Я, под­ре­мав ча­сок-дру­гой, от­кры­ла гла­за где-то в семь ут­ра, нат­кнув­шись по­лусон­ным взгля­дом на об­леплен­ную дох­лы­ми му­хами и ко­мара­ми люс­тру-та­рел­ку. Прос­тень­кий све­тиль­ник был нас­толь­ко из­га­жен на­секо­мыми и выг­ля­дел так неп­ригляд­но, что я не­мед­ленно от­ве­ла   гла­за в сто­рону и уви­дела от­кры­тое нас­тежь, низ­кое - аж поч­ти до по­ла, без ре­шет­ки и сет­ки, ок­но. "Гос­по­ди! - вспо­лоши­лась я, - ведь Гош­ка мо­жет прос­нуть­ся, по­дой­ти к ок­ну, и тог­да ко­нец". От этой мыс­ли мне ста­ло так жут­ко, что я  сра­зу вско­чила с кро­вати, схва­тила  ре­бен­ка на ру­ки и при­жала к се­бе. По­ка мой муж без­мя­теж­но пох­ра­пывал, ус­тавший от бес­ко­неч­но­го пе­ретас­ки­вания мно­гочис­ленных монс­тров-че­мода­нов, мы с Гош­кой быс­трень­ко умы­лись, оде­лись, съ­ели по яб­ло­ку, ко­торые я все же ухит­ри­лась спря­тать от  вез­де­сущей тол­сту­хи-та­можен­ни­цы, и выш­ли на ули­цу.Бы­ло толь­ко во­семь ут­ра, а в воз­ду­хе уже чувс­тво­валось ско­рое приб­ли­жение удуш­ли­во-влаж­но­го ав­густов­ско­го дня. Ог­ромный отель St.George с внеш­ней сто­роны не ка­зал­ся та­ким уж от­вра­титель­ным. Он прос­то за­нимал нес­коль­ко квар­та­лов и был не­объ­ятен, слов­но еще один го­род в го­роде. Я по­сади­ла Гош­ку в про­гулоч­ную ко­ляс­ку, и мы пош­ли-по­кати­ли по Clark Street к на­береж­ной на Brooklyn Hights. На­береж­ная в этот ран­ний час уже бур­ли­ла сво­ей ру­тин­ной каж­доднев­ной жизнью. Мо­лодые - и не очень - муж­чи­ны и жен­щи­ны в шор­тах, май­ках и сни­кер­сах про­бега­ли ут­ренний кросс. Ма­маши и ня­ни с ко­ляс­ка­ми спе­шили вы­гулять ма­лышей до по­луден­ной жа­ры. На ла­воч­ках си­дели не­боль­ши­ми груп­па­ми ста­рич­ки и ста­руш­ки, о чем-то бе­седуя и гром­ко спо­ря. Сре­ди ан­глий­ской ре­чи я уло­вила нес­коль­ко слов на идиш и италь­ян­ском. Не­бо бы­ло пок­ры­то ут­ренней дым­кой, сквозь ко­торую ле­ниво прог­ля­дыва­ло мяг­кое сол­нце. Я по­дош­ла к во­де и за­любо­валась ви­дом на Ман­хэттен. Гла­за мои бы­ли ши­роко рас­кры­ты, мне не ве­рилось, что кон­чи­лись эмиг­ра­ци­он­ные пе­ре­ез­ды и я на­конец при­была в са­мый нас­то­ящий Нью-Й­орк. Бо­же, как он был ве­личес­твен­но кра­сив, этот го­род! Я сто­яла у во­ды и, как за­воро­жен­ная, гля­дела на East River и от­кры­ва­ющи­еся за ней не­бос­кре­бы. Гош­ка, уба­юкан­ный ез­дой в ко­ляс­ке, ти­хо до­сыпал по­ложен­ные ему ча­сы.

Не­ожи­дан­но со мной за­гово­рили.

- Прек­расный вид на го­род, не прав­да ли? - Я обер­ну­лась и уви­дела ху­доща­вую по­жилую, нет, ско­рее, сред­них лет жен­щи­ну (мне са­мой тог­да и трид­ца­ти не бы­ло, и все, ко­му за пять­де­сят, ка­зались без­на­деж­но по­жилы­ми) с ог­ромной чер­ной со­бакой.

- Да, вид пря­мо бо­жес­твен­ный. Я мог­ла бы тут сто­ять ча­сами и лю­бовать­ся, лю­бовать­ся...

- У вас не­боль­шой ак­цент. Вы ведь им­мигран­тка, не прав­да ли?

- Да, я из Рос­сии.

- А ког­да вы при­еха­ли?

- Се­год­ня ночью, - ска­зала я с гор­достью и пов­то­рила гром­ко и от­четли­во, - я при­лете­ла се­год­ня ночью.

- Не мо­жет быть! Вот это да! Не­уже­ли толь­ко се­год­ня ночью? У вас неп­ло­хой ан­глий­ский для жен­щи­ны пря­мо с па­рохо­да... Ой, прос­ти­те, с са­моле­та.

- Спа­сибо! Ну, Вы, ко­неч­но, пре­уве­личи­ва­ете. А впро­чем, ан­глий­ский я при­вез­ла
с со­бой. Это мой ос­новной ба­гаж.

Жен­щи­на улыб­ну­лась. Она по­нима­ла юмор.

 - Алек­сан­дра, - пред­ста­вилась она. - Мо­жешь на­зывать ме­ня прос­то Алекс.

- А я - Еле­на. Мо­жешь на­зывать ме­ня Ле­на.

- Где вы ос­та­нови­лись?

- Нас по­сели­ли тут ря­дом, в оте­ле St.George.

- Ка­кое сов­па­дение! Я то­же жи­ву в этом оте­ле. Бу­дем вмес­те хо­дить на про­гул­ки. При­ходи к ве­черу, как спа­дет жа­ра, ну, ча­сов где-то в шесть вон в тот парк че­рез до­рогу от оте­ля. - Она по­каза­ла ру­кой. -  При­дешь?

- Спа­сибо! Пос­та­ра­юсь прий­ти, ес­ли смо­гу. По­нима­ешь, я ведь тут не од­на. У ме­ня муж и свек­ровь с со­бакой. Ну, в об­щем, ес­ли не бу­дет ни­каких важ­ных дел, обя­затель­но при­ду, - по­обе­щала я.

Мы с Гош­кой пош­ли в отель, а Алекс ос­та­лась на про­мена­де. "Как мне по­вез­ло, - по­дума­ла я. - В пер­вый же день поз­на­коми­лась с та­кой при­лич­ной и доб­ро­жела­тель­ной жен­щи­ной. Уже об­растаю друзь­ями. Это хо­роший приз­нак".

К по­луд­ню тем­пе­рату­ра в го­роде под­ня­лась до 90 гра­дусов по Фaрен­гей­ту. Я во­об­ще пло­хо пе­рено­шу жа­ру. Еще там, в Со­юзе, не осо­бен­но лю­била на юг ез­дить, все боль­ше на Бал­ти­ке от­ды­хала. А тут вот та­кая ис­то­рия. Ока­залась внут­ри ка­мен­ных гро­мад Brooklyn Hights  в се­реди­не ав­густа, да к то­му же без кон­ди­ци­оне­ра. В но­мере был су­щий ад. При­лете­ли мы в Нью-Й­орк в суб­бо­ту, ког­да все офи­ци­аль­ные уч­режде­ния бы­ли зак­ры­ты, так что де­лать нам бы­ло осо­бо не­чего. Я схо­дила в су­пер­маркет, ку­пила на­до­ев­шую мне еще в Ита­лии ку­рицу, сва­рила буль­он в но­мере на плит­ке, по­кор­ми­ла му­жа и Гош­ку (свек­ровь пред­по­чита­ла кор­мить­ся са­ма) и где-то в пя­том  ча­су дня сно­ва взя­ла ре­бен­ка и мы пош­ли в парк.

Не мо­гу ска­зать, что­бы парк по­радо­вал ме­ня ос­ве­жа­ющей прох­ла­дой, но все же там бы­ли ка­кая-то зе­лень и тень. Пуб­ли­ка вок­руг сра­зу же уди­вила ме­ня рез­ким раз­гра­ниче­ни­ем на ни­щих бро­дяг и впол­не бла­гопо­луч­ных, да­же, на­вер­ное, сос­то­ятель­ных жи­телей Брук­ли­на. Бро­дяги спа­ли на ска­мей­ках, под­ло­жив под го­лову раз­ный хлам, а те, дру­гие, сред­ний класс, тут же ря­дом си­дели на дру­гих ска­мей­ках - с кни­гой или га­зетой. Я, ес­тес­твен­но, при­зем­ли­лась ря­дом с пуб­ли­кой поп­ри­лич­нее. Гош­ка ув­ле­чен­но ко­пал­ся  в пе­соч­ни­це, сра­зу же най­дя об­щий язык с дру­гими деть­ми. Он толь­ко-толь­ко на­учил­ся го­ворить по-рус­ски, а ан­глий­ский слы­шал впер­вые. Ин­те­рес­но, как ма­лень­кий ре­бенок, еле на­чав­ший ос­ва­ивать род­ной язык, вос­при­нима­ет язык инос­тран­ный? Ду­маю, что как не­кое рас­ши­рение род­но­го язы­ка или неч­то вро­де язы­ка уни­вер­саль­но­го. В об­щем, ан­глий­ский язык Гош­ку ни­чуть не нап­ря­гал.

Ско­ро по­яви­лась Алекс со сво­ей ог­ромной со­бакой. Они бы­ли чем-то схо­жи. Обе чер­ные (Алекс бы­ла брю­нет­ка с се­диной), обе ху­дые, у обе­их тон­кие но­ги и вы­тяну­тые ли­ца. (Ес­ли мож­но наз­вать ли­цом со­бачью мор­ду.) Алекс сра­зу нап­ра­вилась к нам. С ней бы­ло лег­ко и прос­то. Она со­чувс­тво­вала на­шему им­мигрант­ско­му по­ложе­нию и в то же вре­мя не ки­чилась сво­им аме­рикан­ским ста­тусом. Алекс не снис­хо­дила до нас, а ста­ралась быть с на­ми на рав­ных. Рас­ска­зала о сво­ем про­ис­хожде­нии. Ока­зыва­ет­ся, она бы­ла аме­рикан­ка в пер­вом по­коле­нии, на­поло­вину  чеш­ка, на­поло­вину авс­три­яч­ка  по фа­милии Huch, что по-не­мец­ки оз­на­ча­ет "пла­ток". И про­из­но­сила свою фа­милию на ан­глий­ский ма­нер "Хач", что не оз­на­чало ров­ным сче­том ни­чего.

Алекс на­зыва­ла се­бя лю­битель­ни­цей жи­вот­ных (animal lover). У нее, кро­ме со­баки, бы­ло еще шесть ко­шек. Как они все вмес­те жи­ли в од­ном но­мере, не знаю. Но как-то все же со­сущес­тво­вали, ес­ли ад­ми­нис­тра­ция оте­ля ее до сих пор не вы­тури­ла вмес­те со все­ми пи­том­ца­ми. В но­мер к се­бе она ме­ня не приг­ла­шала. Я, чес­тно го­воря, уз­нав о та­ком зве­рин­це,  и не слиш­ком стре­милась ту­да по­пасть, пред­став­ляя, ка­кой там зо­опарк
с со­от­ветс­тву­ющи­ми за­паха­ми и грязью. Я, во­об­ще-то, хо­рошо от­но­шусь к жи­вот­ным, но сво­их до­маш­них со­бак и ко­шек у ме­ня ни­ког­да не бы­ло. И, ес­ли чес­тно, то жи­вот­ным я пред­по­читаю лю­дей, хо­тя ува­жаю та­ких экс­тре­маль­ных лю­бите­лей дру­зей че­лове­ка, как Алекс. Да, сов­сем за­была, со­баку Алекс зва­ли Люд­ми­ла или сок­ра­щен­но Лю­ди.

- За­чем ты да­ла сво­ей со­баке та­кое кра­сивое сла­вян­ское жен­ское имя и еще сок­ра­тила его до смеш­но­го? Ты зна­ешь, что сло­во "Лю­ди" по-рус­ски оз­на­ча­ет "people"? - спро­сила я не­мало удив­ля­ясь.

- А что те­бя в этом сму­ща­ет? Я слы­шала, что вы, рус­ские, да­ете сво­им со­бакам ан­глий­ские име­на ти­па Rex. Ну, вот я и ре­шила дать мо­ей кра­сивой со­баке кра­сивое рус­ское имя, а ес­ли оно оз­на­ча­ет "people" - это тем бо­лее сим­во­лич­но. - Алекс про­демонс­три­рова­ла "же­лез­ную ло­гику". Воз­ра­зить мне бы­ло не­чего. Хо­тя у ме­ня пря­мо-та­ки че­сал­ся язык до­казать ей, что неж­ное, свет­лое имя Люд­ми­ла аб­со­лют­но не под­хо­дит для ог­ромной чер­ной со­баки. И, во­об­ще, со­бака - не че­ловек, а друг че­лове­ка. Но спо­рить и ссо­рить­ся с Алекс мне не хо­телось.

С на­шим по­луд­ворня­гой Тим­кой Люд­ми­ла-Лю­ди не под­ру­жилась. Ког­да моя свек­ровь вы­води­ла Тим­ку по­гулять, он, как очу­мелый, ки­дал­ся на Люд­ми­лу и тяв­кал что бы­ло сил. А она и хвос­том не ше­вели­ла, толь­ко мор­ду во­роти­ла, по­казы­вая вся­чес­кое свое през­ре­ние к ма­лень­кой им­мигрант­ской шав­ке. Свек­ровь уво­дила Тим­ку гу­лять в дру­гую сто­рону, а мы с Гош­кой ос­та­вались с Алекс и Люд­ми­лой. Мой муж в на­ших про­гул­ках не учас­тво­вал, пред­по­читая ос­ва­ивать го­род. Во вся­ком слу­чае, так он объ­яс­нял мне свое пос­то­ян­ное от­сутс­твие.

Алекс рас­ска­зала мне, что она мно­го лет ра­бота­ла по­мощ­ни­ком ад­во­ката, а те­перь -  на пен­сии. Кро­ме то­го, она по­луча­ет еще од­ну пен­сию, как ве­теран Вто­рой ми­ровой вой­ны. Так что на жизнь хва­та­ет. Ме­ня так и под­мы­вало спро­сить ее, как же так слу­чилось, что она на ста­рос­ти лет не при­об­ре­ла ни до­ма, ни квар­ти­ры и вы­нуж­де­на жить в но­мере раз­ва­лива­юще­гося оте­ля. Но, ко­неч­но же, я ни о чем та­ком ее не пос­ме­ла спро­сить, пред­по­лагая, что за всем этим кро­ет­ся ка­кая-то тай­на.

 Не очень при­ят­ное это бы­ло вре­мя - по­ра жут­кой не­ус­тро­ен­ности и без­де­нежья на фо­не зной­но­го нью-й­орк­ско­го ле­та. С му­жем у нас слу­чались пос­то­ян­ные раз­мол­вки, в ко­торые моя свек­ровь вно­сила свою по­силь­ную леп­ту. На­ши раз­ногла­сия на­чались еще в Мос­кве, а в эмиг­ра­ции все про­тиво­речия обос­три­лись, и, как это ни пе­чаль­но, но де­ло шло к раз­во­ду. Дру­зей и зна­комых, кро­ме Алекс, у ме­ня не бы­ло. Каж­дый день я бук­валь­но  ле­тела из оте­ля в парк, что­бы от­дохнуть в прох­ла­де и по­гово­рить с мо­ей но­вой под­ру­гой Алекс. Алекс бы­ла мо­им про­вод­ни­ком в аме­рикан­скую жизнь. Она всег­да при­носи­ла мо­ему сы­ниш­ке че­го-ни­будь вкус­нень­ко­го, а мне рас­ска­зыва­ла мно­го ин­те­рес­но­го, та­кого, о чем мы там, в Со­юзе ма­ло зна­ли: о тай­нах се­мей­ства Кен­не­ди, о лю­бов­ных ис­то­ри­ях Джо­на и Боб­би, об изыс­канных на­рядах Дже­ки, об ис­тинной при­чине смер­ти Мэ­рилин Мон­ро... Джо­на Кен­не­ди она не лю­била и да­же как-то ляп­ну­ла мне, буд­то он  выс­ка­зал­ся, что приз­на­ет  секс толь­ко с те­ми жен­щи­нами, ко­торые поз­во­ля­ют "иметь их в три дыр­ки". Джон Кен­не­ди был од­ним из мо­их ку­миров юнос­ти, и я бы­ла страш­но по­раже­на и воз­му­щена "та­кими гряз­ны­ми сплет­ня­ми" о нем, но от­ста­ивать свою точ­ку зре­ния я не хо­тела. "В кон­це кон­цов, все это - пре­данья ста­рины глу­бокой, - по­дума­ла я. - Глав­ное сей­час - это об­ще­ние с Алекс, нас­то­ящей аме­рикан­кой, ко­торая, прав­да, жен­щи­на нес­коль­ко стран­ная, эк­заль­ти­рован­ная, но, не­сом­ненно, ум­ная, об­ра­зован­ная и доб­рая. А ее взгля­ды... У всех у нас раз­ные взгля­ды на жизнь".

Мы про­жили в оте­ле St.George це­лый ме­сяц, так как мой муж ни­как не мог снять для нас под­хо­дящую по га­бари­там и це­не квар­ти­ру. В кон­це кон­цов, нас вре­мен­но сбро­сили с по­мощи NYANA в на­каза­ние за не­рас­то­роп­ность при по­ис­ках квар­ти­ры. От­сутс­твие ма­тери­аль­ной под­дер­жки во­зыме­ло свое вос­пи­татель­ное дей­ствие, и мы быс­трень­ко наш­ли квар­ти­ру в от­да­лен­ном, не слиш­ком бла­гопо­луч­ном рай­оне Far Rockaway. Мы тро­гатель­но прос­ти­лись с Алекс. Я да­ла ей наш но­вый ад­рес, а она мне - те­лефон сво­ей ста­рой под­ру­ги, так как сво­его те­лефо­на у нее не бы­ло.

Итак, мы пе­ре­еха­ли сна­чала в да­лекий Far Rockaway, а по­том пе­реб­ра­лись чуть поб­ли­же к куль­тур­ным цен­трам Брук­ли­на - в Canarsie. Пер­вое вре­мя мы с Алекс пе­репи­сыва­лись. По­сыла­ли друг дру­гу от­крыт­ки к Рож­дес­тву, Пас­хе и дру­гим праз­дни­кам, крат­ко со­об­ща­ли пос­ледние но­вос­ти сво­ей жиз­ни. Вер­нее, но­вос­ти со­об­ща­ла я, а Алекс, в ос­новном, пи­сала, что все в по­ряд­ке, она здо­рова вмес­те с кош­ка­ми и со­бакой. По­том на­ша пе­репис­ка заг­лохла, да и, чес­тно го­воря, я слиш­ком за­нята бы­ла сво­ей но­вой жизнью, уче­бой, ра­ботой, ре­бен­ком и раз­во­дом с му­жем, что­бы еще по­сылать ко­му-то от­крыт­ки. Я прос­то за­была об Алекс. Но она обо мне не за­была.

Как-то раз, спус­тя три го­да пос­ле на­шего зна­комс­тва, вдруг поз­дно ве­чером  раз­дался те­лефон­ный зво­нок.

- Ле­на, это я - Алекс. Ты ме­ня пом­нишь? - ска­зала она нем­но­го хрип­лым, дро­жащим го­лосом.

- Да, ко­неч­но! Я час­то ду­маю о те­бе, - сов­ра­ла я для при­личия. - Ты дав­но мне не пи­сала. Как ты наш­ла мой но­вый те­лефон?

- Гос­по­ди! Очень прос­то. По те­лефон­ной кни­ге.

- Ах, да! Ка­кая же я глу­пая! Биб­ли­оте­карь - то­же мне, на­зыва­ет­ся. Как ты? Как по­жива­ет ста­рая раз­ва­люха отель St. George? И как там твои пи­том­цы?

- Часть оте­ля сго­рела. Об этом пи­сали в га­зетах... Нас всех вы­сели­ли, ко­го ку­да. Отель со­бира­ют­ся вос­ста­нав­ли­вать. Мои пи­том­цы в пи­том­ни­ке, ме­бель на скла­де, а я... вот уже па­ру ме­сяцев жи­ву у под­ру­ги. В об­щем, не мо­гу я здесь боль­ше ос­та­вать­ся. Мож­но я при­еду к те­бе но­чевать? Ну, все­го на па­ру но­чей?

- Ну, ко­неч­но! При­ез­жай! - я бы­ла слег­ка оша­раше­на та­ким не­ожи­дан­ным по­воро­том де­ла, но сра­зу сог­ла­силась. Да и как я мог­ла от­ка­зать Алекс, ко­торая так теп­ло от­неслась ко мне, но­вой им­мигран­тке! У ме­ня бы­ло две спаль­ни и ди­ван в гос­ти­ной. И я уже мыс­ленно ук­ла­дыва­ла Алекс на ди­ван.

- Спа­сибо, Ле­на, до­рогая! Я зна­ла, что мо­гу на те­бя рас­счи­тывать. Я сей­час при­еду. Возь­му так­си и при­лечу. Я - ми­гом.

И Алекс, дей­стви­тель­но, очень быс­тро при­еха­ла. Я еле уз­на­ла ее: пос­та­рев­шая, еще бо­лее ис­ху­дав­шая, с бо­лез­ненно за­ос­трив­ши­мися чер­та­ми жел­то­го ли­ца. Поч­ти не­весо­мое при­виде­ние с се­дыми во­лоса­ми, за­тяну­тыми в хвос­тик. Хруп­кая и жал­кая, как су­хая зим­няя вет­ка без листь­ев. В гла­зах сле­зы, в ру­ках -  до­рож­ная сум­ка с ве­щами.

- Алекс, до­рогая, что слу­чилось? - Мы об­ня­лись. - Про­ходи, сни­май свою кур­тку, бро­сай сум­ку, са­дись за стол. Бу­дем чай пить с пе­чень­ем. - Бы­ло 12 ча­сов но­чи, пря­мо-та­ки не вре­мя чаи рас­пи­вать. Но мне за­хоте­лось чем-то угос­тить Алекс, нем­но­го под­кормить... Уж очень она бы­ла бо­лез­ненно ху­да и нес­час­тна.

- Ты по­нима­ешь, Фрэн­сис, моя под­ру­га, та, у ко­торой я жи­ла в Парк Сло­уп... Она чу­дес­ная жен­щи­на, доб­рая та­кая, нас­то­ящая бла­город­ная да­ма. У нее та­кие ма­неры... Та­кая ме­бель, по­суда... Ой, что это я го­ворю! Сов­сем не то бол­таю. В об­щем, у Фрэн­сис есть сын, и мы с ним нем­но­го то­го... пов­здо­рили. Сло­вом, он ве­лел Фрэн­сис ме­ня  выс­та­вить. Так и ска­зал, что­бы ду­ху мо­его там не бы­ло. И вот мой дух те­перь здесь у те­бя... и те­ло то­же. - Алекс раз­ры­далась, зак­ры­ла ли­цо ру­ками и рух­ну­ла в крес­ло. Я об­ня­ла ее, об­хва­тила за ху­день­кие, как у во­робыш­ка, кос­точки плеч, пог­ла­дила по го­лове.

- Алекс, ну, что ты? Ну пе­рес­тань, по­жалуй­ста. По­живешь у ме­ня нем­но­го. Мне по­мощь нуж­на. Ты с Гош­кой по­сидишь, я на бэ­бисит­те­ре сэ­коном­лю. По­том, гля­дишь, у те­бя все и ут­ря­сет­ся.

- Это прав­да? Я мо­гу на те­бя рас­счи­тывать? Ты ме­ня не вы­кинешь на ули­цу, как эта сво­лочь, сын Фрэн­сис? - Алекс встре­пену­лась, и тон ее при­об­рел уве­рен­ность. - "Ого! - по­дума­ла я. - Она уже наз­ва­ла сы­на сво­ей под­ру­ги и бла­годе­тель­ни­цы Фрэн­сис сво­лочью. Зна­чит, де­ла не так пло­хи, и дух мо­ей Алекс не слом­лен. А впро­чем, это что-то но­вое в ее лек­си­коне... и я же ее, в об­щем, сов­сем не знаю..."

Так Алекс по­сели­лась у ме­ня в гос­ти­ной на ди­ване. Де­ло бы­ло вес­ной. Сто­ял май. Мы жи­ли в прод­жекте Canarsie, ко­торый в то вре­мя ка­зал­ся мне ра­ем для бед­ных и лю­дей ни­же сред­не­го клас­са, ну, ска­жем, та­ких, как я. Прод­жект за­нимал ог­ромную тер­ри­торию вбли­зи за­лива Jamaica Bay. Где-то око­ло 20 урод­ли­во-крас­но­ватых, как фаб­ричные кор­пу­са, вось­ми­этаж­ных зда­ний без бал­ко­нов раз­мести­лись на ог­ромной тер­ри­тории сре­ди цве­тущих де­ревь­ев, пло­щадок для игр с ка­челя­ми, гор­ка­ми и пе­соч­ни­цами. На­селе­ние прод­жекта бы­ло сме­шан­ным: боль­шинс­тво бе­лых и не­боль­шой про­цент нег­ров и ис­па­но­языч­ных. На­ших рус­ско­языч­ных ев­ре­ев при­быва­ло все боль­ше и боль­ше. Ве­чера­ми в хо­рошую по­году все они вы­сыпа­ли на ули­цу, стар и млад, ды­шали мор­ским воз­ду­хом, бол­та­ли, об­ме­нива­лись но­вос­тя­ми, си­дели на ла­воч­ках или чин­но про­гули­вались вок­руг прод­жекта. Я, чес­тно го­воря, в Одес­се ни­ког­да не бы­ла, за­то мно­го чи­тала об этом уни­каль­ном го­роде и его оби­тате­лях, и по­чему-то на­ше эмиг­рант­ское житье-бытье в Canarsie на­поми­нало мне ма­лень­кую Одес­су. Я бы­ла мо­лода, сво­бод­на, пол­на на­дежд и пла­нов. Прек­расное бы­ло вре­мя...

Я ухо­дила на ра­боту ра­но ут­ром и воз­вра­щалась до­мой где-то ча­сов в шесть. Два ра­за в не­делю ез­ди­ла на уче­бу в Pratt Institute и тог­да при­ходи­ла до­мой уже сов­сем поз­дно. Алекс за­бира­ла Гош­ку из шко­лы в три ча­са, кор­ми­ла его и хо­дила с ним гу­лять по прод­жекту и ок­рес­тнос­тям. Гош­ке в то вре­мя бы­ло пять лет. Он был хо­рошим, пос­лушным ре­бен­ком, быс­тро при­выкал к раз­ным бэ­бисит­те­рам, при­вык и к те­те Алекс. А те­тя Алекс рас­ска­зыва­ла ему о жи­вот­ных и де­ревь­ях, сры­вала вет­ки и цве­ты, да­вала пот­ро­гать, по­нюхать, сло­вом, при­уча­ла ре­бен­ка к при­роде. Со­седям мо­им она пред­став­ля­лась как моя доб­рая зна­комая  из рай­она Парк Сло­уп. "Нет, я не из Canarsie! - гор­до за­яв­ля­ла она. Я в прод­жекте не жи­ву. У ме­ня собс­твен­ная квар­ти­ра в Парк Сло­уп. Ме­ня Еле­на поп­ро­сила по­мочь с ре­бен­ком. У нее нет де­нег. Ну, вот я и при­еха­ла на вре­мя!" -  до­носи­ли мне сло­во­охот­ли­вые со­седи. А со­сед­ка с пер­во­го эта­жа, ба­ба Рая, ко­торая са­ма рань­ше смот­ре­ла за Гош­кой, возь­ми да и ляп­ни: "Слу­шай, Ле­на, где ты та­кую аме­рикан­скую су­шеную воб­лу вы­копа­ла? Стран­ная она ка­кая-то. Ну, пря­мо мым­ра.  Я бы та­кой не ста­ла до­верять ре­бен­ка". Я, ко­неч­но, за­вери­ла ба­бу Раю, что она не пра­ва, что Алекс - хо­рошая жен­щи­на, по­рядоч­ная, об­ра­зован­ная, чис­топлот­ная. За­нима­ет­ся вос­пи­тани­ем маль­чи­ка, да еще и по-ан­глий­ски". На это у ба­бы Раи воз­ра­жений не бы­ло, ибо ан­глий­ский для нее был не­дося­га­емо да­лек, как для ме­ня ки­тай­ский.

По­том вдруг Гош­ки­на учи­тель­ни­ца выз­ва­ла ме­ня за­пис­кой в шко­лу: "При­ходи­те, нам на­до по­гово­рить". Я бы­ла край­не удив­ле­на, пря­мо-та­ки оша­раше­на. В шко­лу ме­ня до это­го ни­ког­да не вы­зыва­ли. Ока­зыва­ет­ся, Гош­ка под­рался с маль­чиш­ка­ми. Од­но­му да­же пус­тил кровь из но­са, при­гова­ривая: "Лю­ди злые, а жи­вот­ные доб­рые. Лю­дей на­до уби­вать!" Я, ко­неч­но, до­гада­лась, от­ку­да ве­тер ду­ет - и за объ­яс­нень­ями сра­зу к Алекс.

 - Это твоя фи­лосо­фия, до­рогая моя лю­битель­ни­ца жи­вот­ных? Ты че­му ре­бен­ка учишь? Хо­чешь из не­го сде­лать че­лове­коне­навис­тни­ка, прес­тупни­ка?

Алекс тут же  - в рев.

- Ре­бенок ме­ня неп­ра­виль­но по­нял. Я прос­то ста­ра­юсь при­вить ему лю­бовь и жа­лость к бед­ным без­за­щит­ным жи­вот­ным, ко­торых лю­ди уби­ва­ют и де­ла­ют из их шкур обувь и шу­бы. Это жес­то­ко, и Бог лю­дям это­го не прос­тит.

- Пос­лу­шай, Алекс, мо­жет, ты и пра­ва, но мой ре­бенок слиш­ком мал для та­ких вы­соких идей, так что ос­тавь всю эту свою ли­цемер­ную фи­лосо­фию при се­бе. Ты же не ве­гета­ри­ан­ка! Мя­со ешь, ры­бу то­же, и обувь у те­бя ко­жаная. Ну и по­мал­ки­вай. Хо­рошо? И что­бы в шко­лу ме­ня боль­ше не вы­зыва­ли.

 На том и по­реши­ли. Алекс клят­венно обе­щала не за­нимать­ся боль­ше ду­хов­ным вос­пи­тани­ем мо­его сы­на.

Был у ме­ня в то вре­мя бой­френд Алик-юве­лир, ко­торый на аме­рикан­ский ма­нер то­же на­зывал се­бя Алекс. Алик-Алекс и Алек­сан­дра-Алекс,  как ни стран­но, друг дру­гу пон­ра­вились и да­же под­ру­жились. Те­перь, вспо­миная это вре­мя и на­ши у­икен­дов­ские по­сидел­ки за обе­дом и ча­ем и бол­товню по-ан­глий­ски, я по­нимаю, что Алик, при­ез­жая ко мне с суб­бо­ты на вос­кре­сенье, сра­зу уби­вал двух зай­цев. И лю­бовью за­нять­ся - со мной, и поп­ракти­ковать­ся в ан­глий­ской раз­го­вор­ной ре­чи - с Алекс. Улыб­чи­вый он был, ве­селый, сим­па­тич­ный, лас­ко­вый та­кой, но очень уж се­бе на уме. Алекс чувс­тво­вала свою не­об­хо­димость, да­же важ­ность в мо­ей семье, ибо она бы­ла не прос­то дру­гом и бэ­бисит­те­ром, но так­же но­сите­лем ан­глий­ско­го язы­ка и, ко­неч­но же, хо­дила с гор­до под­ня­той го­ловой. Она да­же и би­гуди ухит­ря­лась но­сить, вы­соко зад­рав свою ма­лень­кую го­лов­ку с по-птичьи ос­тры­ми чер­та­ми ли­ца.

Алекс, мож­но ска­зать, не­кото­рым об­ра­зом це­мен­ти­рова­ла наш ро­ман с Али­ком. Лю­бовь на­ша про­дол­жа­лась нес­коль­ко ме­сяцев, и, ес­ли бы не при­сутс­твие Алекс в мо­ем до­ме,  прод­ли­лась бы и то­го мень­ше. Бес­плат­ный курс раз­го­вор­но­го ан­глий­ско­го язы­ка слиш­ком ва­жен был для Али­ка, что­бы ис­кать ро­маны на сто­роне. Тем не ме­нее, Алик вдруг ис­чез, дол­го не по­яв­лялся и по­том не­ожи­дан­но воз­ник сно­ва, без вся­ких объ­яс­не­ний. Ну и, ко­неч­но, на­порол­ся на мой уп­ря­мый ха­рак­тер. Я, к удив­ле­нию Алекс, твер­до да­ла Али­ку от во­рот по­ворот.

- Я ду­мала, что ты мяг­кая и по­дат­ли­вая, а ты, ока­зыва­ет­ся, с ха­рак­те­ром. Не ожи­дала, но одоб­ряю, - пох­ва­лила ме­ня Алекс. А я в от­вет про­цити­рова­ла ей зна­мени­тую фра­зу из мо­его лю­бимо­го ро­мана Га­шека "Прик­лю­чения бра­вого сол­да­та Швей­ка": "Вы ме­ня еще не зна­ете, вы ме­ня еще уз­на­ете..."

Итак, Али­ка смы­ло вол­ной мо­его гне­ва, а Алекс про­дол­жа­ла жить у ме­ня в гос­ти­ной на ди­ване. Прош­ла вес­на, нас­ту­пило ле­то. Что­бы пос­ко­рее за­кон­чить уче­бу и по­лучить дип­лом, я взя­ла в Pratt Institute нес­коль­ко лет­них кур­сов. Бес­плат­ное бэ­бисит­терс­тво Алекс бы­ло для ме­ня нас­то­ящим спа­сени­ем. Она это чувс­тво­вала и ста­ла по­казы­вать ха­рак­тер. А мо­жет, ей прос­то на­до­ело не­завид­ное по­ложе­ние бэ­бисит­те­ра-при­живал­ки?

Как-то я поп­ро­сила ее от­бить ку­риные груд­ки на ужин. Мол, при­ду ве­чером
с ра­боты и при­готов­лю от­бивные. Груд­ки она от­би­ла, но, ви­димо, де­лала это с та­ким ос­терве­нени­ем, что за­готов­ки прев­ра­тились в рва­ные ош­метки, ко­торые ста­ли при­год­ны толь­ко для фар­ша на кот­ле­ты. (А ку­риные груд­ки-то бы­ли не де­шевые. Для ме­ня в не­кото­ром ро­де рос­кошь!) За­чем она это сде­лала, я по­нять не мог­ла. То ли хо­тела мне до­казать свою аб­со­лют­ную ку­хон­ную неп­ри­год­ность (не про­си ме­ня де­лать то, че­го я не умею и не же­лаю), то ли прос­то не мог­ла спра­вить­ся с прис­ту­пом злос­ти. В об­щем, я пос­мотре­ла мрач­ным взгля­дом сна­чала на ку­риное ме­сиво, по­том на Алекс и, не­дол­го ду­мая, выб­ро­сила ош­метки в по­мой­ное вед­ро, хо­тя мог­ла бы и пе­ремо­лоть на фарш для кот­лет. На ужин мы ели греч­не­вую ка­шу с мо­локом. За сто­лом ца­рило зло­вещее мол­ча­ние. Это бы­ла пер­вая лас­точка на­шего раз­ла­да.

Раз в ме­сяц Алекс по­луча­ла пен­сию, ко­торая при­ходи­ла на ее бан­ков­ский счет в Парк Сло­уп. На­до ска­зать, что в день "по­луч­ки" Алекс про­яв­ля­ла не­обы­чай­ную щед­рость: на­купа­ла в су­пер­марке­те вся­ких вкус­ностей и да­же во­дила Гош­ку на ланч в рес­то­ран "Дай­нер", о чем он мне с гор­достью рас­ска­зывал.

- Ма­ма, ма­ма! Зна­ешь, мы с те­тей Алекс се­год­ня хо­дили в "Дай­нер". Там бы­ло так вкус­но! Я ел пиц­цу и кре­вет­ки, и пи­рож­ное с мо­роже­ным. Во!

- Да? А жи­вот у те­бя пос­ле все­го это­го не бо­лит?

- Ни­чего у ме­ня не бо­лит. Я та­кой сы­тый! Та­кой сы­тый! - ра­дос­тно рас­ска­зывал Гош­ка.

А вот ба­ба Рая с пер­во­го эта­жа, ко­торая от не­чего де­лать час­тень­ко си­дела у ок­на, как днев­ной до­зор, бы­ла нес­коль­ко дру­гого мне­ния о по­ходе в "Дай­нер" и до­нес­ла мне сле­ду­ющие под­робнос­ти.

- Ле­на, слышь, а твоя-то то­щая грым­за из Парк Сло­упа се­год­ня ре­бен­ка по­вела на ланч в рес­то­ран, а ког­да они воз­вра­щались, она еле-еле сто­яла на но­гах. На­пила-а-а-сь  вус­мерть. Еле но­ги во­лочи­ла. Идет пь­янень­кая че­рез до­рогу, а маль­чиш­ка-то за ней бе­жит, за ру­ку-то она его не дер­жит. Ее бы кто под­держал. Так и под ма­шину по­пасть мож­но.  Нет, Лен, ты как зна­ешь, а я бы ей ре­бен­ка не до­вери­ла. Го­ни ты ее по­ганой мет­лой, по­ка не слу­чилось бе­ды. - И мно­гоз­на­читель­но до­бави­ла: "Все со­седи ви­дели, не я од­на".

Пос­ле та­кого под­робно­го и кра­соч­но­го до­несе­ния я, ко­неч­но, ус­тро­ила Алекс доп­рос с прис­трас­ти­ем, и го­лос мой дро­жал.

- Алекс, мне со­седи ска­зали, что ви­дели те­бя се­год­ня пь­яной, ког­да ты шла
с Гош­кой из рес­то­рана. Это прав­да?

- Глу­пос­ти ка­кие! Ко­неч­но же нет! То есть, да! Я вы­пила за лан­чем бо­кал крас­но­го ви­на. Ну и что? Я бы­ла аб­со­лют­но трез­вая. А твой ре­бенок не­пос­лушный. Я го­ворю ему, мол, дай ру­ку, а он не хо­чет и сам бе­жит. Ты пло­хо вос­пи­тыва­ешь сы­на, Ле­на. По­ра за­нять­ся его вос­пи­тани­ем.

- Ка­жет­ся, ты до сих пор не жа­лова­лась на Гош­ки­но пло­хое по­веде­ние. Что-то тут не так. Я те­бе не ве­рю. А ну, дых­ни! Ох, и ды­шать не на­до. Все и так яс­но. Ты, ока­зыва­ет­ся, вы­пива­ешь. Вот где со­бака за­рыта. Вот по­чему те­бя Фрэн­сис выг­на­ла, и сын ее ни при чем. Вот по­чему у те­бя ни де­нег, ни ко­ла, ни дво­ра, од­ни кош­ки да со­бака. Это при двух-то пен­си­ях! В об­щем, ес­ли бу­дешь пить, со­бирай ма­нат­ки и сва­ливай. Мне пь­яни­ца-бэ­бисит­тер не нуж­на, - рез­ко ска­зала я, са­ма не ожи­дая от се­бя та­кой гру­бос­ти и неб­ла­годар­ности.

- Как ты мо­жешь так го­ворить! Что ты зна­ешь обо мне? Я, я бы­ла на вой­не пе­ревод­чи­цей. У ме­ня есть наг­ра­ды. Ну, да! Я иног­да поз­во­ляю се­бе вы­пить, но это от  оди­ночес­тва. Вот до­живешь до мо­их лет...

- Что-то я не пой­му. Ты пь­ешь от оди­ночес­тва или ты оди­нока, по­тому что пь­ешь и рас­те­ряла всех дру­зей? - яз­ви­тель­но спро­сила я.

Алекс ни­чего не от­ве­тила и на­дулась. Я то­же. Нес­коль­ко дней мы не раз­го­вари­вали, но на­ша жизнь про­дол­жа­ла течь по ста­рому рус­лу. Я ухо­дила на ра­боту, Алекс смот­ре­ла за Гош­кой. А ба­ба Рая каж­дый раз  про­вожа­ла ме­ня из ок­на осуж­да­ющим взгля­дом и ка­чала го­ловой, мол, смот­ри, дев­ка! Я те­бя пре­дуп­ре­дила, по­том бу­дешь пе­нять на се­бя.

Как-то раз приш­ла я с ра­боты и ви­жу у подъ­ез­да Алекс, воз­бужден­ную,
с рас­тре­пан­ны­ми во­лоса­ми. Тут же ба­ба Рая и дру­гие со­седи. Вся мес­тная об­щи­на соб­ра­лась. Кри­чат, ру­ками ма­шут. Где ре­бенок? Нет ре­бен­ка. Ис­чез. Вот толь­ко что был тут, ка­тал­ся на ве­лоси­педи­ке - и ис­чез, как в во­ду ка­нул.

 - По­лицию! На­до выз­вать по­лицию! - кри­чит ба­ба Рая. - Эта пь­янь не уг­ля­дела ре­бен­ка.

Алекс пла­чет, а са­ма пь­яная-препь­яная. Я то­же ры­дать на­чала. И не знаю, что де­лать. Но тут, как в гре­чес­кой пь­есе -  Deus ex machinа -  вдруг по­яв­ля­ет­ся со­сед­ский пят­надца­тилет­ний маль­чик Ге­на, ко­торый од­ной ру­кой дер­жит Гош­ку, а дру­гой ка­тит Гош­кин ве­лоси­педик.

  - Я весь прод­жект об­бе­гал. Ну, ниг­де его не бы­ло!  - рас­ска­зал Ге­на,  - Вдруг ви­жу ва­шего Гош­ку. Сто­ит се­бе спо­кой­нень­ко у вхо­да в luncheonette и раз­го­вари­ва­ет с ка­кой-то де­воч­кой, а мы тут все с ума схо­дим.

По­том вы­яс­ни­лось, что пь­яная Алекс зад­ре­мала на ска­мей­ке, а Гош­ка уви­дел зна­комую по шко­ле де­воч­ку и по­катил за ней на сво­ем ве­лоси­педи­ке.

Ну, Гош­ке, ко­неч­но, я за­дала треп­ку. Лу­пила его га­зетой по по­пе, по-ста­рин­ке, по-на­шен­ски, по-эмиг­рант­ски. Ус­тро­ила ему "child abuse", бла­го он еще не знал это­го вы­раже­ния и не мог на ме­ня по­жало­вать­ся. В шко­ле не про­ходи­ли. А Алекс... Я ее тут же отс­тра­нила от бэ­бисит­тер­ских обя­зан­ностей, ко­торые сно­ва пе­реш­ли к ба­бе Рае, и да­ла ей 2 не­дели на сбо­ры. 

Алекс по­кор­но, без объ­яс­не­ний и воз­ра­жений при­няла мое ре­шение. Она хо­дила мрач­нее ту­чи, мы поч­ти не раз­го­вари­вали. Каж­дое ут­ро я у­ез­жа­ла на ра­боту, а Алекс, как она го­вори­ла, на по­ис­ки жилья и, мо­жет, ка­кой-ни­будь вре­мен­ной ра­боты. Ве­чером я за­бира­ла Гош­ку от ба­бы Раи. Алекс воз­вра­щалась до­мой поз­дно, лишь бы толь­ко не встре­чать­ся со мной взгля­дом. А ког­да слу­чалось, что на­ши взгля­ды пе­ресе­кались, мы обе сра­зу же от­во­рачи­вались. Ее гла­за го­рели не­навистью, в мо­их - зас­ты­ли не­мые воп­ро­сы: ну что, ты уже наш­ла жилье и ког­да же, на­конец, ты от­сю­да съ­едешь?

Од­нажды я приш­ла с ра­боты рань­ше обыч­но­го. В биб­ли­оте­ке сло­мал­ся кон­ди­ци­онер, и нас от­пусти­ли до­мой. Я ти­хонеч­ко от­кры­ла дверь и слу­чай­но ус­лы­шала те­лефон­ный раз­го­вор Алекс, по-ви­димо­му, с Фрэн­сис, так как дру­гих под­руг у нее, по рас­ска­зам, не бы­ло.

- Мне так тя­жело, до­рогая, пой­ми! Ма­ло то­го, что я жи­ву у этой ев­рей­ки-им­мигран­тки, у этой выс­кочки, так я еще и дол­жна бес­плат­но смот­реть за ее ре­бен­ком. Это я-то в ус­лу­женьи, с мо­ей гор­достью! Ну, мож­но я вер­нусь к те­бе? Ну хоть на вре­мя, по­жалуй­ста! Я сов­сем бро­сила пить. Кля­нусь те­бе.

Тут я не вы­дер­жа­ла, грох­ну­ла вход­ной дверью, тем са­мым ре­шитель­но за­яв­ляя о сво­ем при­сутс­твии.

Не знаю, что вы­ража­ло в тот мо­мент мое ли­цо. Ду­маю, не­кую го­рючую смесь бе­шенс­тва и рас­те­рян­ности. Уви­дев ме­ня, Алекс ни­чего не ска­зала. Она по­няла, что я все слы­шала, что, ско­рее все­го, этот ве­чер бу­дет для нее пос­ледним в мо­ем до­ме, и сра­зу ста­ла со­бирать ве­щи. У нее тряс­лись ру­ки и сле­зы ка­пали из глаз. Я пред­по­лага­ла, что ей не­куда ид­ти, кро­ме Фрэн­сис, но ни­чего уже не мог­ла с со­бой по­делать. Я вся ки­пела. Хо­тя, ес­ли вду­мать­ся в сло­ва Алекс, она ни­чего "та­кого" ос­корби­тель­но­го для ме­ня не ска­зала. Я дей­стви­тель­но  бы­ла ев­рей­кой-им­мигран­ткой и для нее, Алекс, - выс­кочкой, и она дей­стви­тель­но слу­жила у ме­ня бес­плат­ной ня­ней. В этом бы­ла гру­бая прав­да си­ту­ации, ко­торую в са­мом на­чале на­ших от­но­шений мы ста­рались прик­рыть мас­кой дру­жес­кой ро­ман­ти­ки. Но жизнь ока­залась силь­нее ро­ман­ти­чес­ких ил­лю­зий и все рас­ста­вила по мес­там. Каж­до­му свое в этом ми­ре. Аме­рикан­ка Алекс за­кан­чи­вала свою жизнь спив­шей­ся без­домной при­живал­кой. А я, им­мигран­тка, толь­ко на­чина­ла свою аме­рикан­скую жизнь. И мне, что­бы про­бить­ся в этой но­вой жиз­ни, нуж­на бы­ла ре­шитель­ность. Я по­нима­ла, что мы рас­ста­ем­ся неп­ра­виль­но, не­хоро­шо, не по-люд­ски, но дру­гого вы­хода у ме­ня не бы­ло. Я стрях­ну­ла с се­бя за­боту и пе­чаль об Алек­сан­дре-Алекс, и на ду­ше ста­ло сна­чала горь­ко и обид­но, а по­том - уди­витель­но лег­ко.

С тех пор прош­ло мно­го лет. Боль­ше я Алекс не ви­дела и ни­чего не слы­шала о ее даль­ней­шей судь­бе.

Брук­лин
Май 2009 г.