26 АПРЕЛЯ

Ин­на нер­вни­чала - уже, вот-вот, Пер­во­май, на­до бы за­нять­ся дем­бель­ским че­модан­чи­ком, на­писал бы, хоть, что на­до… А он мол­чит. Пос­леднее пись­мо от сы­на приш­ло в се­реди­не мар­та. Не жа­ле­ет мать со­вер­шенно. Про­сила - пи­ши Ру­дик, каж­дую не­делю. Ког­да на но­вый год съ­ез­ди­ла в При­волжск, ос­та­вила пач­ку кон­вертов. Ну, хоть три сло­ва на­писал бы! Труд­но, что ли? Два пись­ма за все вре­мя…

Ве­чером в но­вос­тях про­мель­кну­ло со­об­ще­ние о ка­ких-то не­полад­ках на атом­ной элек­трос­танции в Ки­ев­ской об­ласти. И она вспом­ни­ла, что се­год­ня двад­цать шес­тое. Ров­но двад­цать лет.

…Они жи­ли тог­да с ро­дите­лями Вов­ки Вай­нштей­на, ее быв­ше­го му­жа, на Пер­во­май­ской. Па­рад­ное крыль­цо особ­ня­ка ко­лони­аль­ной зас­трой­ки смот­ре­ло на трам­вай­ную ли­нию. Они с Вов­кой за­нима­ли од­ну из трех ком­нат - спаль­ню, ту, что по­боль­ше. Ро­дитель­ская часть: гос­ти­ная и мень­шая спаль­ня от­де­лялась от них длин­ным ко­ридо­ром, он же - кух­ня, с во­доп­ро­водом и пли­той. Од­на дверь от­кры­валось на па­рад­ное крыль­цо, а про­тиво­полож­ная - в об­щий двор, от ко­торо­го дом от­де­лял­ся шта­кет­ни­ком.

Ин­на вош­ла в этот дом, но­ся под сер­дцем Юлеч­ку, ко­торой Гос­подь не дал и двух лет на этом све­те. По­том, пе­режив деп­рессию, она все же су­мела по-мо­лодо­му пре­одо­леть се­бя, и, став­ши уже ас­пи­ран­ткой ка­фед­ры ан­глий­ской ли­тера­туры, Ин­на при­нес­ла в этот дом Ру­дика.

Двад­цать шес­то­го ап­ре­ля ему ис­полня­лось три ме­сяца. Вес­на за­паз­ды­вала, но­чи бы­ли хо­лод­ны­ми, поч­ти по-зим­не­му. Свек­ровь, со­рока­семи­лет­няя Ма­рия И­оси­фов­на, из­вес­тный в го­роде ги­неко­лог, до­быв, в оче­ред­ной раз, по бла­ту, ор­дер, па­рою дней ра­нее, при­выч­но за­лег­ла на про­филак­ти­ку в фи­зи­оте­рапев­ти­чес­кую кли­нику Фе­доро­вича.

Тесть, Марк Да­видо­вич, нам­но­го стар­ше же­ны, пен­си­онер уже, по хо­лод­ной по­годе прих­во­рал грип­пом. И, бо­ясь за­разить дол­гождан­но­го вну­ка, ста­рал­ся не вы­совы­вать­ся со сво­ей по­лови­ны.

Спать лег­ли ра­но. Ус­та­лая от ре­бен­ка и за­бот по до­му, Ин­на мяг­ко от­верга­ла нас­той­чи­вые до­мога­тель­ства Вов­ки, но, в кон­це кон­цов, его лас­ки по­дей­ство­вали, и она ус­ту­пила… И зас­ну­ли они, об­нявшись, креп­ким мо­лодым сном. А в цен­тре ком­на­ты в дет­ской кро­ват­ке спал их не­наг­лядный Ру­дик…

Гро­хот и пыль об­ру­шились на спя­щих в пол­ной тем­но­те. "Что, вой­на?" - очу­мелым го­лосом за­орал Вов­ка и бро­сил­ся к сы­нов­ней кро­ват­ке. Ин­на прос­ну­лась. Тах­та, на ко­торой они спа­ли, хо­дила хо­дуном. Что-то па­дало, гро­хота­ло. Ин­на, вско­чив, за­вопи­ла, наб­ро­сила ха­латик, а Вов­ка, уже с ре­бен­ком в ру­ках, и то­же с ка­кими-то неч­ле­нораз­дель­ны­ми кри­ками, вы­бежал в ко­ридор. Тем­но­та, гро­хот, ка­кой-то мощ­ный гул из-под зем­ли. Из две­ри нап­ро­тив, раз­дался крик Мар­ка Да­видо­вича: "Что тво­рит­ся?" - "Не знаю, па­па", - от­ве­тил Вов­ка и за­жег свет в ко­ридо­ре. Пол был весь в шту­катур­ке, кое-где ва­лялись кир­пи­чи. Они бро­сились к две­ри, ве­дущей во двор. Отец от­крыл ще­кол­ду, но дверь не под­да­валась. Вов­ка пе­редал ре­бен­ка Ин­не и с раз­бе­гу уда­рил дверь но­гой. На этот раз она рас­кры­лась, и они выс­ко­чили в па­лисад­ник. Све­тало. Во дво­ре уже бы­ло мно­го со­седей, на­вер­но, все жиль­цы. По­лу­оде­тые. Уса­тый му­жик, в се­мей­ных тру­сах, об­ни­ма­ющий здо­ровен­ную ва­зу чеш­ско­го хрус­та­ля. Пла­чущие де­ти. И раз­го­воры об од­ном - о слу­чив­шемся зем­летря­сении.

Прош­ло с чет­верть ча­са. Ру­дик прос­нулся и стал бес­по­кой­но хны­кать. Под­хо­дило обыч­ное вре­мя кор­мле­ния. На ули­це хо­лод­но. Ин­на ре­шилась и вер­ну­лась с ре­бен­ком в дом. Заж­гла свет в сво­ей ком­на­те. Пер­вое, что бро­силось в гла­за - вер­ти­каль­но из­ви­ва­юща­яся тре­щина на фа­сад­ной сте­не, упав­шие книж­ные пол­ки... Се­ла на тах­ту и при­ложи­ла ре­бен­ка к гру­ди. И в это вре­мя опять тол­кну­ло. За­ходи­ли сте­ны, над фа­нерой по­тол­ка что-то по­вали­лось, по­сыпа­лось, заг­ро­хота­ло. С обе­зумев­ши­ми гла­зами вбе­жал Вов­ка: "Ско­рее, на ули­цу!" - "Нет,- от­ве­чала она, - как я его там пе­репе­ленаю?"

И нас­та­ло ут­ро. Ра­дио со­об­щи­ло: по дан­ным сей­смос­танции, про­изош­ло зем­летря­сение си­лой шесть с по­лови­ной бал­лов, эпи­центр - на раз­ло­ме, вдоль ко­торо­го пос­тро­ен центр го­рода. К по­луд­ню в го­род при­лете­ли Гла­вы Пар­тии и Пра­витель­ства. Их во­зили по го­роду и по­казы­вали раз­ру­шения: мно­жес­твен­ные тре­щины на сте­нах, и сте­ны, кое-где упав­шие. Хо­дили слу­хи о дет­ской боль­ни­це на Ки­рова, где по­толок об­ру­шил­ся на па­лату, пог­ре­бя спя­щих де­тей…

В сле­ду­ющие два дня по­ложе­ние на­чало пос­те­пен­но про­яс­нять­ся. Зем­летря­сение бы­ло мес­тным, и скон­цен­три­рован­ным в цен­траль­ной час­ти го­рода, зас­тро­ен­ной  за пос­ледние сто лет, пос­ле рос­сий­ской ко­лони­зации. Ин­сти­тут сей­смо­логии и став­ший на­ибо­лее по­пуляр­ной мес­тной ин­форма­ци­он­ной звез­дой его на­уч­ный сот­рудник Ва­лен­тин Уло­мов, прос­ве­щали жи­телей о раз­ло­ме, ря­дом с ко­торым из­древ­ле стро­ил­ся го­род. О силь­ней­ших зем­летря­сени­ях, раз­ру­шав­ших тру­ды пре­дыду­щих его стро­ите­лей, и о ко­торых ве­ком рань­ше не по­доз­ре­вали рус­ские ко­лони­зато­ры, на­чав­шие стро­ить но­вый ад­ми­нис­тра­тив­ный центр Тур­кестан­ско­го края пря­мо на раз­ло­ме… Уло­мов выс­ту­пал и с прог­но­зами но­вых тол­чков, свя­зывая их с при­лива­ми в зем­ной ко­ре, за­вися­щими от фаз Лу­ны. И дей­стви­тель­но, уло­мов­ские прог­но­зы бы­ли точ­ны­ми: силь­ные уда­ры пов­то­рялись приб­ли­зитель­но раз в две не­дели, а пос­ле них шли се­рии за­туха­ющих тол­чков.

Меж­ду тем, офи­ци­аль­ные све­дения о маг­ни­туде зем­летря­сения уточ­ня­лись: сна­чала шесть с по­лови­ной, по­том -семь бал­лов, за­тем, семь с по­лови­ной. Шли слу­хи и о вось­ми, но, го­вори­ла на­род­ная мол­ва, во­семь не объ­явят, ни за что, ибо это от­кры­ва­ет дверь спа­сате­лям и по­мощ­ни­кам "из-за буг­ра". Есть, мол, та­кая меж­ду­народ­ная кон­венция.

Раз­ру­шения зат­ро­нули, в ос­новном, рай­он с ра­ди­усом ки­ломет­ра в два-три. Жи­тели пе­рифе­рии го­рода от­де­лыва­лись, по боль­шей час­ти, ис­пу­гом, нель­зя ска­зать, что­бы лег­ким. Кое-где и у них по­лете­ла шту­катур­ка, по­яви­лись тре­щины, но с раз­ру­шени­ями до­мов в цен­тре, бы­ло не срав­нить. Там, прав­да, хо­рошо выс­то­яли зем­летря­сение ста­рые, "цар­ской" пос­трой­ки кон­ца 19-го ве­ка, "ка­зен­ные" зда­ния, где в со­вет­ское вре­мя рас­по­ложи­лись уни­вер­си­тет, ме­дицин­ский ин­сти­тут. Ста­рые сте­ны ус­то­яли без пов­режде­ний, по­выле­тали лишь поз­дние дос­трой­ки, зак­ладки.

Ус­то­ял, в ос­новном, Ста­рый го­род, зас­тро­ен­ный од­но­этаж­ны­ми гли­нобит­ны­ми до­мами. Мно­гове­ковой опыт уз­бек­ско­го на­род­но­го сей­сми­чес­ко­го стро­итель­ства, ис­поль­зу­юще­го де­ревян­ные кар­ка­сы - фер­мы из жер­дей, тре­уголь­ные про­емы ко­торых за­бива­лись гли­ной с са­маном, в ре­зуль­та­те - гиб­кая и дос­та­точ­но плас­тичная конс­трук­ция, - сра­ботал от­лично. Осо­бен­но, в срав­не­нии с раз­ру­шени­ем па­рад­ных пред­во­ен­ных ста­лин­ских че­тыре­хэта­жек на со­сед­нем прос­пекте На­вои.

Но пос­тра­дал ку­сок Ста­рого го­рода, при­мыкав­ший к "рус­ской час­ти", на вос­точном бе­регу ка­нала Боз-Су, на­зыва­емый по од­ной из улиц, Каш­гаркой. Там, за го­ды со­вет­ской влас­ти, с ее граж­дан­ской вой­ной, Го­лодо­мором и эва­ку­аци­ей во вре­мя Ве­ликой оте­чес­твен­ной, ком­пак­тно за­сели­лось боль­шое ко­личес­тво ев­ре­ев из мес­те­чек Ук­ра­ины, Бе­лорус­сии, Мол­да­вии, Ру­мынии и Поль­ши. Это бы­ло сво­еоб­разное идиш­ское "гет­то" го­рода, и оно бы­ло раз­ру­шено нав­сегда…

10 мая, сре­ди дня уда­рил вто­рой силь­ный тол­чок. По­купа­тели ог­ромно­го но­вого ЦУ­Ма бро­сились к вы­ходам. В дав­ке пос­тра­дали нес­коль­ко че­ловек.

Си­лу тол­чка оце­нили в пять с по­лови­ной бал­лов.

Пош­ла ин­тенсив­ная че­реда смер­тей сер­дечни­ков и ги­пер­то­ников.

Вто­рой по си­ле тол­чок, шес­ти­балль­ный, уда­рил под ве­чер двад­цать седь­мо­го мая. Ин­на бы­ла во дво­ре, они уже поч­ти ме­сяц юти­лись в сол­дат­ской па­лат­ке, ко­торую вы­дали тес­тю на преж­ней его ра­боте, в "Во­енс­трое". Ей по­каза­лось, что по зем­ле про­бежа­ла вол­на, круг­лень­кая та­кая, ши­риной в метр и вы­сотой в пол­метра. Она ви­дела, как, пов­то­ряя эту вол­ну, ис­кри­вилась, при­под­ня­лась и вер­ну­лась на­зад, но уже с но­выми тре­щина­ми, сте­на со­сед­не­го до­ма. По­том про­катил­ся под­земный ро­кот. А Ру­дик спо­кой­но спал в ко­ляс­ке… Вол­на про­бежа­ла так быс­тро, что Ин­ну, всю ос­тавшу­юся жизнь, за­нимал воп­рос: а бы­ла ли вол­на? Или, прос­то, по­мере­щилось?..

В на­чале мая в го­род на­чали при­бывать стро­ите­ли со всей стра­ны. Пер­вы­ми ока­зались до­нец­кие. Их бро­сили на дос­трой­ку не­закон­ченных до­мов на мас­си­ве Чи­лан­зар, и в и­юне уже на­чалось рас­се­ление пос­тра­дав­ших. А в ав­густе семья млад­ших Вай­нштей­нов въ­еха­ла в куп­ленную дву­мя го­дами рань­ше об­щи­ми уси­ли­ями ро­дите­лей, свою двух­комнат­ную ко­опе­ратив­ную квар­ти­ру, хоть и с мас­сой не­доде­лок, но, как пос­тра­дав­шие - на пол­го­да рань­ше. Хоть без во­ды, элек­три­чес­тва и га­за, но - кры­ша над го­ловой! А тот особ­няк ро­дитель­ский на Пер­во­май­ской, при­ез­жие стро­ите­ли ук­ре­пили урод­ли­выми конт­рфор­са­ми, и он прос­то­ял еще го­да пол­то­ра. А по­том его снес­ли. Ро­дите­лей пе­ресе­лили в но­вый квар­тал "Ук­ра­ина", воз­ле ЦУ­Ма.

Ле­то жи­тели го­рода про­вели в па­лат­ках или прос­то, сог­ласно уже нес­коль­ко под­за­быто­му с се­реди­ны 50-х го­дов обы­чаю - впо­вал­ку, во дво­рах. И да­же на тро­ту­арах и, кое-где, пе­рек­ры­тых до­рогах. На од­ной из па­латок Ин­на как-то уви­дела ку­сок фа­неры, взя­тый из раз­ва­лин, на нем бы­ло на­чер­та­но: "Тря­сем­ся, но не сда­ем­ся!" И, стран­но или нет, но не бы­ло ни во­ровс­тва, ни ма­родерс­тва, ни бан­ди­тиз­ма. По­рядок ох­ра­няли ми­лицей­ские и во­ен­ные пат­ру­ли. И по­рядок был. Круп­ней­шим прес­тупле­ни­ем то­го ле­та за­пом­ни­лось мел­кое ху­лиганс­тво не­ко­его хох­ма­ча-иди­ота, за­орав­ше­го в пол­ночь сре­ди скоп­ле­ния па­латок: "Сей­час бу­дет тол­чок в де­сять бал­лов!". По­лучил свои пят­надцать су­ток на раз­борке раз­ва­лин… И, что еще - в го­род по­навез­ли все­го: и пром­то­варов, и про­дук­тов. Со все­го Со­юза. Ка­кие ви­на прис­ла­ла Гру­зия в ка­чес­тве гу­мани­тар­ной по­мощи!

А к осе­ни всех как-то рас­се­лили…

Го­да че­рез два-три центр го­рода был прак­ти­чес­ки пол­ностью пе­рес­тро­ен. По­яви­лись Мос­ков­ские, Ле­нин­градские, Рос­сий­ские, Ук­ра­ин­ские, Бе­лорус­ские и так да­лее, по всем рес­публи­кам, квар­та­лы и груп­пы до­мов. За счет оче­ред­ни­ков все­го Со­юза, ра­зуме­ет­ся.

Мно­го лет спус­тя, со­бира­ясь в Аме­рику, Ин­на наш­ла кло­чок бу­маж­ки, где ее ру­кой бы­ло на­писа­но:

Зем­летря­сенье. Ап­рель.
Трес­нувшие до­ма.
Ры­жая пы­ли ме­тель.
Едут трам­ваи ед­ва.
Щу­рит­ся слеп­нувший глаз.
Ар­мия то­нет в пы­ли.
Ле­зут тол­чки каж­дый раз.
Из-под зем­ли.
А под по­логом ди­тя,
Слад­ко со­сущее мать,
Си­лой сле­пую шу­тя,
Яб­ло­ком хо­чет иг­рать.

Что это? - Ус­мехну­лась она. По­том вспом­ни­ла - это был наб­ро­сок пись­ма Юзе, дав­не­му со­ав­то­ру, в ар­мию…

…В ар­мию, в ар­мию!

По­коле­бав­шись, она поз­во­нила в Мос­кву Вов­ке: от ре­бен­ка дав­но ни слу­ха, ни ду­ха. Не пи­шет. А тут - Чер­но­быль. Ты же зна­ешь, что он - в хим­вой­сках.

Вай­нштейн жил в Мос­кве уже лет де­сять и по ро­ду де­ятель­нос­ти был свя­зан с во­ен­ны­ми хи­мика­ми. Он тут же поз­во­нил ста­рому дру­гу Ви­те Ус­пен­ско­му, во­ен­пре­ду сред­ма­шев­ской фир­мы, вы­пус­кавшей до­зимет­ры.

- Хо­рошо, что пой­мал ме­ня, до­рогой, со­бира­юсь в Чер­но­быль. Зав­тра вы­лета­ем. Пред­став­ля­ешь, на все, про все да­ли каж­до­му лишь по трех­литро­вой ка­нис­тре спир­та? Чем ра­ди­ацию вы­водить бу­дем? Та­кой, вот, воп­рос! А нас­чет сы­на тво­его пос­та­ра­юсь вы­яс­нить. Я с ко­ман­ди­ром час­ти в ака­демии учил­ся, ко­реш мой. Жди. Звяк­ну.

Поз­дно ве­чером Ви­тя, дей­стви­тель­но поз­во­нил: "Си­ту­ация та­кая. Всю их бри­гаду пе­реб­ро­сили в При­пять на де­зак­ти­вацию. Но сын твой ос­тался в При­волж­ске. Он - в боль­ни­це с вос­па­лени­ем лег­ких. Ско­ро вы­пис­ка, но мне по­обе­щали его до дем­бе­ля уже не тро­гать, нель­зя пос­ле боль­ни­цы, а им все рав­но, нуж­ны лю­ди на хо­зяй­стве. По­ка!" - "Ты там, Ви­тя, по­ос­то­рож­нее. На спир­тя­гу на­дей­ся, а сам не пло­шай!" - "Да мы гра­мот­ные!"

И стал Вла­димир наз­ва­нивать Ин­не, нес­мотря, на глу­бокую ночь в ее го­роде.

В кон­це мая приш­ло, на­конец, пись­мо от Ру­дика.

"До­рогая ма­ма, прос­ти, что дол­го не пи­сал, не хо­тел расс­тра­ивать. Мы с пер­во­го ап­ре­ля пе­реш­ли на лет­нюю фор­му одеж­ды, а еще ле­жал снег, по ко­торо­му наш рот­ный зас­тавлял пол­зать по-плас­тун­ски. Мно­гие прос­ты­ли. Ты же зна­ешь, что у нас в час­ти сплош­ные южа­не: Сред­няя Азия и Кав­каз. А у ме­ня бы­ло вос­па­ление лег­ких. Ког­да вы­писа­ли, в на­чале мая, всех уже увез­ли на Чер­но­быль. А там, кто наб­рал до­зу, сра­зу воз­вра­щали в часть, и - дем­бель! А я вот, си­жу и жду кон­ца и­юня. Под­ме­таю, хо­жу в ка­ра­ул… Ре­бята вер­нувши­еся рас­ска­зыва­ли, что кла­ли до­зимет­ры в са­пог, чтоб, к зем­ле поб­ли­же, что­бы быс­трее ос­во­бодить­ся. Но, ни­чего, ско­ро и моя оче­редь. Ты о дем­бель­ском че­модан­чи­ке не бес­по­кой­ся. Па­па обе­щал в Мос­кве за­гото­вить. А до Мос­квы все­го од­на ночь. А там - на са­молет, и до­ма!..."

И в на­чале и­юня Ру­дик вер­нулся до­мой.

…Пол­ковник Ус­пен­ский Вик­тор Ле­они­дович скон­чался в Мос­кве в 1991 г., в воз­расте 46 лет от пос­ледс­твий лу­чевой бо­лез­ни.

И­еру­салим
30.04.2011 г.