Роман Виктюк: Искусство быть свободным

ФИЛОСОФИЯ ЕГО СТРАСТИ

На аван­сце­не - Ро­ман Вик­тюк. Рос­сий­ский и ук­ра­ин­ский те­ат­раль­ный ре­жис­сёр, На­род­ный ар­тист Ук­ра­ины, На­род­ный ар­тист Рос­сий­ской Фе­дера­ции, ху­дожес­твен­ный ру­ково­дитель Те­ат­ра Ро­мана Вик­тю­ка. Пос­та­вил свы­ше 200 спек­таклей. Те­ат­раль­ный но­ватор, скан­даль­ный ге­ний, эс­тет и эго­цен­трик, ку­мир бо­гемы, пе­вец том­ле­ния и по­рока.

Ху­дож­ник, ко­торый, как пи­сали в 90-е аме­рикан­ские кри­тики, "со­вер­шил пе­рево­рот в умах, по си­ле воз­дей­ствия рав­ный ок­тябрь­ско­му пе­рево­роту". Че­ловек, жи­вущий Иг­рой и Ма­ги­ей те­ат­ра.

..Я дол­го не мог­ла най­ти точ­ки от­сче­та в раз­го­воре о Вик­тю­ке. С ка­кого ра­кур­са пос­мотреть? Как, хо­тя бы от­но­ситель­но прав­до­подоб­но, опи­сать это­го яр­ко­го, нес­тандар­тно­го ху­дож­ни­ка и че­лове­ка?

Дви­гать­ся в ко­ор­ди­натах "ро­дил­ся-учил­ся-не же­нил­ся" скуч­но, что в слу­чае с Вик­тю­ком вдвой­не оши­боч­но. Ис­кать прав­ду в рас­ска­зах кол­лег или бес­ко­неч­но ци­тиро­вать те­ат­раль­ные бай­ки, где глав­ная звез­да и эпи­центр все­го - эпа­таж­ный Ро­ман Гри­горь­евич, то­же не сов­сем вер­но, ведь при всей ярос­тной ма­нифес­та­ции в прос­транс­тво Вик­тюк ни­кого не до­пус­ка­ет на об­ратную сто­рону ду­ши: этот Лун­ный Пь­еро за­нима­ет­ся жиз­нетвор­чес­твом и, по­жалуй, пре­ус­пел в этом не мень­ше ве­ликих рус­ских сим­во­лис­тов. По той же при­чине нель­зя пол­ностью до­верить­ся и его ви­таль­ным, цве­тис­тым, изоб­ре­татель­ным мо­ноло­гам, прип­равлен­ным изящ­ным ма­тер­ком и бой­ки­ми умень­ши­тель­но-лас­ка­тель­ны­ми суф­фикса­ми.

Вик­тюк не­уло­вим: его об­раз, как во­да, прос­каль­зы­ва­ет сквозь паль­цы. Имен­но так в 80-е, 90-е, ре­пети­руя в го­роде N,он ос­тавлял в ди­рек­тор­ском ка­бине­те свою ста­рую ко­жан­ку и, обе­щая вер­нуть­ся че­рез пол­ча­са, про­падал на ме­сяцы. В ка­бине­те би­лись в ис­те­рике, по де­сято­му ра­зу об­зва­нивая те­ат­ры Виль­ню­са, Ль­во­ва, Ки­ева… в од­ном из ко­торых, вет­ре­ный слу­житель Мель­по­мены мог в тот мо­мент выс­тра­ивать но­вую го­ловок­ру­житель­ную сце­ничес­кую кол­ли­зию. Но как бы вы­соко и да­леко Вик­тюк не за­летал, в кри­тичес­кий час икс вос­точный ве­тер всег­да воз­вра­щал его в тот са­мый ка­бинет, где ви­села та са­мая ко­жан­ка, и си­ту­ация бы­ла спа­сена.

Приз­нать­ся, мне очень нра­вят­ся сло­ва, ко­торые странс­тву­ющий ук­ра­ин­ский фи­лософ и по­эт Гри­горий Ско­воро­да, за­вещал в ка­чес­тве собс­твен­ной эпи­тафии: "Мир ло­вил ме­ня, но не пой­мал", - по-мо­ему, это луч­шее, что мо­жет слу­чить­ся с че­лове­ком.

В ко­рот­кой фра­зе вме­ща­ет­ся це­лая фи­лософ­ская сис­те­ма и вся че­лове­чес­кая муд­рость. Этот фи­лософ не хо­тел за­висеть от стан­дартов и ус­ловнос­тей, на­вязы­ва­емых об­щес­твом и ре­лиги­ей. Он по­лагал, что че­ловек со­вер­ша­ет прек­расные пос­тупки и счас­тлив лишь тог­да, ког­да сог­ла­су­ет по­веде­ние с собс­твен­ны­ми при­род­ны­ми склон­ностя­ми. Мне ка­жет­ся, это ис­то­рия и Вик­тю­ка.

Его нес­тандар­тный об­раз не мас­ка, как мно­гие счи­та­ют, а стиль жиз­ни, аб­со­лют­но ор­га­нич­ный при­род­ным за­дат­кам. Ина­че че­рез все его мис­ти­фика­ции не прог­ля­дыва­ла бы под­линная на­тура - ув­ле­ка­юща­яся, тон­ко чувс­тву­ющая, рас­ко­ван­ная, без­гра­нич­ная. 

Нель­зя об­ви­нять Вик­тю­ка и в не­ко­ем от­ры­ве от не­кой дей­стви­тель­нос­ти, в от­ка­зе от ре­алис­ти­чес­ко­го ви­дения и прав­ды жиз­ни. Нель­зя об­ви­нить в том, че­го не су­щес­тву­ет, ведь то, что мы по­нима­ем под ре­ализ­мом - глу­боко субъ­ек­тивно и ус­ловно.

К сло­ву, не­дав­но мне на гла­за по­палась на­уч­но-по­пуляр­ная статья, где опи­сывал­ся фе­номен че­лове­чес­ко­го зре­ния и вос­при­ятия. Ав­тор статьи объ­яс­нял, что цве­та, в ко­торые, как нам ка­жет­ся, ок­ра­шен мир, го­воря по-прос­то­му, ре­зуль­тат ра­боты на­шей ней­ро­физи­оло­гии. На са­мом же де­ле ок­ру­жа­ющий нас мир, ско­рее все­го, ок­ра­шен в приг­лу­шен­ные се­рые то­на. Та­кие вот 50 от­тенков се­рого.

В об­щем, смысл не в оп­ти­ке: все не­объ­ек­тивны в этом пла­не. Смысл - в дер­зости приз­нать, что твоя кар­тинка ми­ра - толь­ко твоя кар­тинка, но есть и дру­гие, а еще есть ве­ликая тай­на, скры­тая за бо­жес­твен­ной сет­чаткой.

"Я в жиз­ни, ка­жет­ся, не пос­та­вил ни од­но­го ре­алис­ти­чес­ко­го спек­такля, - приз­на­ет­ся Вик­тюк, - толь­ко так мож­но пре­одо­леть обыч­ную ус­ловность, в ко­торой су­щес­тву­ет те­атр: ведь ты все рав­но не ве­ришь в ре­алис­ти­чес­кий те­атр, в то, что это все по-нас­то­яще­му. А раз так, тог­да оно и дол­жно быть не по-нас­то­яще­му - фан­та­зия на те­му, воз­гонка, по­вышен­ная кон­цен­тра­ция страс­тей, ба­лаган, ужас…"

 Ко­неч­но, мож­но про­дол­жать смот­реть на мир че­рез стан­дар­тные оч­ки, при­об­ре­тен­ные в бли­жай­шей оп­ти­ке, а мож­но на­деть умо­пом­ра­читель­ные ро­зовые оч­ки в уль­тра­мод­ной оп­ра­ве и ска­зать: "Я - ху­дож­ник, я так ви­жу". Мож­но пре­под­нести се­бя ми­ру, как вин­тик ог­ромно­го ме­ханиз­ма, а мож­но, как Graff Pink Diamond, са­мый ска­зоч­ный брил­ли­ант, ко­торый кто-ли­бо ког­да-ли­бо ви­дел. " Че­ловек - это то, что он из се­бя сре­жис­си­ровал", - ре­зюми­ру­ет Ро­ман Гри­горь­евич.

 Есть два ти­па ху­дож­ни­ков: од­ни тол­ку­ют о не­совер­шенс­твах на­шего брен­но­го ми­ра, при­зыва­ют их ус­тра­нить, пре­об­ра­зу­ют дей­стви­тель­ность; дру­гие, сле­дуя во­об­ра­жению, по за­конам вы­соко­го ис­кусс­тва конс­тру­иру­ют собс­твен­ные ми­ры, ко­торые, как ос­колки Ат­ланти­ды, па­рят где-то в но­ос­фе­ре.

Ро­ман­тик и сим­во­лист Вик­тюк - ху­дож­ник вто­рого ти­па. "Ис­кусс­тво - это ра­дость, жизнь - кош­мар. Ког­да вы­ходишь на под­мос­тки, ни­чего дру­гого для те­бя уже не су­щес­тву­ет. В этом на­ше единс­твен­ное спа­сение", - приз­на­ет­ся он. "Ис­кусс­тво - это эс­те­тиза­ция жиз­ни. Ког­да ты отоб­ра­жа­ешь толь­ко во­нючую жизнь - это под­ножный корм".

  Ес­ли вы спро­сите Вик­тю­ка, ка­кова глав­ная ин­три­га, ос­новной лей­тмо­тив его твор­чес­тва, он в са­мых оду­хот­во­рен­ных то­нах и не­ожи­дан­ных кон­тек­стах нач­нет рас­ска­зывать вам про кос­мос, не­бо, про энер­ге­тичес­кие виб­ра­ции, а куль­ми­наци­ей мо­ноло­га ста­нет па­неги­рик, то­му, о чем он кри­чал без пе­ревод­чи­ка ак­те­рам те­ат­ров все­го ми­ра - о люб­ви.

Лю­бовь по Вик­тю­ку это не "да­вай сна­чала по­луч­ше уз­на­ем друг дру­га", она с пер­во­го взгля­да: "Лю­бовь, - вос­кли­ца­ет он, - иног­да при­водит к бе­зумию. Иног­да? Быть мо­жет, всег­да? Ра­ди люб­ви со­вер­шим ге­рой­ство, и ра­ди люб­ви со­вер­шим прес­тупле­ние, ра­ди од­ной ми­нуты люб­ви соз­да­дим жизнь, и рас­топчем жизнь. В этом лю­бовь".

""Вся тварь со­вокуп­но сте­на­ет", по сло­вам апос­то­ла, и сте­на­ет она из-за той пор­чи, из-за то­го пер­во­род­но­го гре­ха, в ко­торый впа­ла. Жаж­дет люб­ви, стра­да­ет без люб­ви, но лю­бить са­ма не мо­жет, не уме­ет, урод­ли­вые фор­мы при­нима­ет лю­бовь у пад­шей тва­ри".

"Лю­бовь - это то, что меж­ду му­зыкой и ти­шиной. Но как сло­вами оп­ре­делить эту й­оту мол­ча­ния? Ког­да за­кан­чи­ва­ет­ся ве­ликая му­зыка и на­чина­ет­ся ти­шина - сло­вами не вы­разить", - слож­но вло­жить в оп­ре­деле­ние люб­ви боль­ше при­дыха­ния и ку­ража, чем это де­ла­ет Ро­ман Гри­горь­евич.

 Эта его фи­лосо­фия страс­ти су­щес­тву­ет в прос­транс­тве спек­такля не в ви­де абс­трак­тных кон­цепций, а воп­ло­ща­ет­ся в под­чер­кну­то те­ат­ра­лизо­ван­ных фор­мах. Внеш­няя ра­фини­рован­ная вы­чур­ность, глу­бокое со­дер­жа­ние, иро­ничес­кая отс­тра­нен­ность - на­ибо­лее уз­на­ва­емые чер­ты эс­те­тики Вик­тю­ка. В вос­созда­нии же на сце­не чувс­твен­ных, эро­тичес­ких мо­мен­тов, в этой осо­бой те­ат­раль­ной тех­ни­ке, ему нет рав­ных.

Раз так - то на все мои воп­ро­сы: как сколь­ко-ни­будь объ­ек­тивно рас­ска­зать о Вик­тю­ке, для ме­ня оче­вид­ным стал один от­вет: пи­сать на­до не о нем, а о том, что он лю­бит.

НЕТ НАНОСНОМУ!

Бес­спор­но, его лю­бовь - те­атр, ре­пети­ции. Он обо­жа­ет ре­пети­ровать. В филь­ме Алек­сея Учи­теля "Бат­тер­фляй", ил­люс­три­ру­ющем жизнь эпа­таж­но­го ре­жис­се­ра, есть уни­каль­ные кад­ры ре­пети­ций, где он, как ягу­ар, ме­чет­ся по за­лу, ис­тупле­но кри­чит ак­те­ру, од­ной ру­кой ди­рижи­ру­ет му­зыкой, дру­гой - ста­вит плас­ти­ку. "Сы­на, ты за­чем пле­чами ко­кет­ни­ча­ешь?! Сей­час ре­мень возь­му! Текст го­ворит: "не­нави­жу!" - жест: "люб­лю!" Ты ве­дешь ди­алог, а нуж­но ду­шою про­щупы­вать ду­шу. Сло­во - шир­ма, об­ман!.. Ва­люша, плие! Длин­ный рост для ар­тиста - кош­мар! Не де­лай ни­чего пря­мым хо­дом. Зве­ря иг­рай!.."

Всё на нер­ве, на свер­хпо­вышен­ных то­нах и про­сить про­щения за свой фран­цуз­ский он то­же не бу­дит.

Ефим Шиф­рин, уче­ник Вик­тю­ка, ак­тер, мно­го с ним ра­ботав­ший, вспо­мина­ет: " И вот я пом­ню со­вер­шенно му­читель­ные ноч­ные ре­пети­ции, и зна­мени­тые его ис­те­рики, и бро­сание-швы­ряние в ак­те­ров то­го, что по­пада­ет­ся под ру­ку, и ссо­ры, и мои ноч­ные соз­во­ны с Мак­са­ковой. Один раз­го­вор был со­вер­шенно пот­ря­са­ющий - он ей по­чему-то, вдруг, как всег­да без вся­кого по­вода, ког­да за­веден пе­ред вы­пус­ком спек­такля, зак­ри­чал: " Я не мо­гу боль­ше слы­шать этот го­лос ман­да­вош­ки!.." Мне поз­во­нила ночью Мак­са­кова и поч­ти со сле­зами в го­лосе спро­сила: "Вы не зна­ете, ка­кой го­лос у ман­да­вош­ки?" Я ска­зал, что, нас­коль­ко мне мой опыт под­ска­зыва­ет, это со­вер­шенно бес­сло­вес­ные тва­ри... За­то сос­то­ялась гром­кая премь­ера". Вик­тюк орал да­же на До­рони­ну, и ему ни­чего за это не бы­ло, в то вре­мя как Эд­вард Рад­зин­ский, быв­ший муж Тать­яны Ва­силь­ев­ны, не­замет­но ре­тиро­вал­ся из за­ла со сло­вами: "Она те­бя сей­час убь­ет".

Ра­зуме­ет­ся, та­кая ма­нера ре­пети­ровать не ре­жис­сер­ская блажь, не же­лание ос­корбить ак­те­ров - это спо­соб за­рядить их сво­ей энер­ги­ей, соз­дать в ре­пети­ци­он­ном за­ле ат­мосфе­ру та­кого на­кала, что­бы в ней пе­рего­рало всё на­нос­ное, бы­товое, всё вто­рич­ное по от­но­шению к ис­кусс­тву. 

"ДЕТИ-БАБОЧКИ"

Вик­тюк лю­бит ар­тистов. Зо­вет их "де­ти", не ина­че. Они, ко­неч­но, су­кины де­ти, но всё-та­ки де­ти. На воп­рос, с кем из них он пред­по­чита­ет ра­ботать, рас­ска­зыва­ет о трех ви­дах ба­бочек, ко­торые ус­трем­ля­ют­ся на свет лам­пы: од­ни, в на­деж­де быс­тро на­бить кар­ма­ны, стрем­глав ле­тят на свет, об­жи­га­ют кры­лыш­ки и, злоб­но ма­терясь, уле­та­ют вос­во­яси; дру­гие - кра­сиво пор­ха­ют, лас­ко­во то тут, то там ка­са­ют­ся те­бя кра­еш­ка­ми крыль­ев, но вско­ре им де­ла­ет­ся скуч­но, и они то­же уле­та­ют прочь; а третьи, са­мые до­вер­чи­вые, же­ла­ют рас­тво­рить­ся в све­те то­го, к ко­му они ле­тят - с та­кими ак­те­рами и лю­бит ра­ботать Вик­тюк.

В раз­ные го­ды эти­ми до­вер­чи­выми ба­боч­ка­ми бы­ли звез­ды ми­ровой и оте­чес­твен­ной сце­ны ар­тисты те­ат­ра, опе­ры и ба­лета: блис­та­тель­ные Еле­на Об­разцо­ва, Ал­ла Де­мидо­ва, Мар­га­рита Те­рехо­ва, Ири­на Ми­рош­ни­чен­ко, Тать­яна До­рони­на, Лия Ахед­жа­кова, На­талья Ма­каро­ва, Али­са Фрей­ндлих, Ири­на Мет­лицкая, Люд­ми­ла Мак­са­кова, Ва­лен­ти­на Та­лызи­на, Оль­га Аро­сева, Ве­ра Ва­силь­ева, Юлия Рут­берг, а так­же Ва­лен­тин Гафт, Ми­ха­ил Уль­янов, Юрий Яков­лев, Алек­сандр Ка­лягин, Алек­сандр Фи­лип­пенко, Ефим Шиф­рин, Сер­гей Ма­ковец­кий, Кон­стан­тин Рай­кин… 

Ро­ман Гри­горь­евич и сам на­чинал как ак­тер в род­ном Ль­во­ве: "Я был во Ль­во­ве премь­ером и лю­бим­цем пуб­ли­ки. Бу­дущий ми­нистр куль­ту­ры Ук­ра­ины Бог­дан Ступ­ка еще иг­рал зад­ние но­ги ло­шади, а я уже блис­тал во всем ми­ровом ро­ман­ти­чес­ком ре­пер­ту­аре, вклю­чая Оле­га Ко­шево­го в "Мо­лодой гвар­дии".

Во­об­ще-то, про­фес­си­ональ­ный путь Ро­мана Вик­тю­ка не сплошь усы­пан ро­зами: го­ды со­вет­ско­го ре­жима бы­ли го­дами без­де­нежья, ког­да из-за от­сутс­твия жилья при­ходи­лось но­чевать у зна­комых, ког­да еще ой как да­леко бы­ло до пид­жа­ков Gucci, ког­да зак­ры­вали спек­такли, отс­тра­няли, уволь­ня­ли.. Но ре­жис­сер пред­по­чита­ет об этом не рас­ска­зывать.

ЕЛЕНА ПРЕКРАСНАЯ

Еще од­на страсть Вик­тю­ка - му­зыка и, в час­тнос­ти, опе­ра. Дмит­рий Бо­зин, ве­дущий ак­тер Те­ат­ра Ро­мана Вик­тю­ка, рас­ска­зыва­ет, что бы­ло нес­коль­ко мо­мен­тов, ког­да ему ка­залось, что он смог "уло­вить" Вик­тю­ка, ког­да тот был весь как на ла­дони - ког­да ре­жис­сер, зак­рыв гла­за, в оди­ночес­тве слу­шал пе­ние Кал­лас.

Му­зыка в спек­таклях Вик­тю­ка иг­ра­ет ог­ромную роль. Она вы­пол­ня­ет фор­мо- и смыс­ло­об­ра­зу­ющую фун­кцию. Му­зыка не­сет яр­кую эмо­цию и го­ворит об иной ре­аль­нос­ти, ведь ре­жис­сер всег­да дек­ла­риро­вал, что де­ла­ет те­атр, по­вес­тву­ющий не о бы­товых проб­ле­мах, а об уни­вер­саль­ных струк­ту­рах жиз­ни.

Каж­дый раз он на­ходит неч­то не­ожи­дан­ное, что вы­бива­ет зри­теля из его при­выч­но­го зву­ково­го лан­дшаф­та. Для Вик­тю­ка это не сос­тавля­ет проб­ле­мы, ведь его об­ширней­шей му­зыкаль­ной эру­диции удив­ля­ют­ся да­же звез­ды ми­ровой опер­ной сце­ны.

Осо­бен­но его ув­ле­ка­ет клас­си­чес­кая му­зыка. Она под­черки­ва­ет куль­тур­ный кон­текст, в ко­тором цир­ку­лиру­ет сю­жет - так уда­ет­ся дос­тичь оп­ре­делен­ной ин­тер­пре­тации.

Нап­ри­мер, в  "Да­ме без ка­мелий"  зву­чит "Тра­ви­ата" Вер­ди, пос­коль­ку в спек­такле есть ана­логии меж­ду глав­ной ге­ро­иней пь­есы и ге­ро­иней опе­ры. В ле­ген­дарном спек­такле "М.Бат­тер­фляй" му­зыка Пуч­чи­ни, сти­лис­ти­чес­ки вто­ря сме­ня­ющим од­но дру­гое ки­моно, при­да­ет де­кадент­ский флер про­ис­хо­дяще­му на сце­не.

Кста­ти, Ле­онид Пар­фе­нов в те го­ды в "На­мед­ни" ста­вил премь­еру "М. Бат­тер­фляй" в один ряд по зна­чимос­ти с убий­ством Рад­жи­ва Ган­ди, ре­ферен­ду­мом о сох­ра­нении СССР и рас­па­дом Югос­ла­вии.

Пар­фе­нов пи­сал сле­ду­ющее: "Со­вет­ский те­ат­раль­ный бум вре­мен зас­тоя сме­нила мо­да на "чернyxy" - спек­такли про те­невые сто­роны жиз­ни. Сов­ре­мен­ные "На дне" от­талки­ва­юще гряз­ны, и вдруг пуб­ли­ке пред­ло­жено зре­лище про кра­соту по­рока. Скан­даль­ной бом­бой се­зон взры­ва­ет "М. Бат­тер­фляй" Ро­мана Вик­тю­ка. В пь­есе аме­рикан­ца Дэ­вида Хва­на фран­цуз­ский дип­ло­мат влюб­ля­ет­ся в ак­три­су пе­кин­ской опе­ры, не по­доз­ре­вая, что труп­па те­ат­ра сос­то­ит из муж­чин. По спек­таклю ошиб­ка вряд ли слу­чай­на. Роль об­ма­нув­ше­гося Гал­ли­мара - он сам об­ма­нывать­ся рад - при­носит Сер­гею Ма­ковец­ко­му лав­ры сов­ре­мен­но­го Смок­ту­нов­ско­го. Конт­рте­нор Эрик Кур­манга­ли­ев сму­ща­ет сом­ни­тель­ной для не­ис­ку­шен­ной пуб­ли­ки вы­сотой сво­его го­лоса; он те­перь Бат­тер­фляй по­чище всех опер­ных при­мадонн. Умо­пом­ра­читель­ные при­чес­ки и грим ге­ро­ини/ге­роя обес­пе­чива­ют Ль­ву Но­вико­ву в про­фес­си­ональ­ной сре­де ре­пута­цию луч­ше­го ху­дож­ни­ка-ви­зажис­та. Бо­лее все­го прос­лавлен Вик­тюк".

Один из лю­бимых при­емов му­зыкаль­ной дра­матур­гии Ро­мана Вик­тю­ка - со­еди­нение клас­си­чес­кой и эс­трад­ной му­зыки. Оно де­ла­ет его спек­такли осо­бен­но за­поми­на­ющим­ся.   

Гип­но­тичес­кий ритм и том­ный, по­дер­ну­тый грустью го­лос  Daniel Lavoie "Ils S'Aiment" в ге­ни­аль­ном спек­такле "Слу­жан­ки", в свое вре­мя со­вер­шившем пе­рево­рот в те­ат­раль­ном ис­кусс­тве, пе­реда­ет слож­ный микс чувств, где и тос­ка, и ме­лан­хо­лия от то­го, что "мно­гие зна­ния - мно­гие пе­чали", а, с дру­гой сто­роны, при­та­ив­ша­яся, сдер­жи­ва­емая эмо­ция.

Пси­холо­гизм, утон­ченная эро­тика, глу­бокий тра­гизм и бесс­тра­шие в "Слу­жан­ках" - это те­ма Ма­дам, Му­зы Вик­тю­ка, его alter ego. В пер­вой пос­та­нов­ке она поч­ти це­ликом ре­шена в ме­лоди­ях Да­лиды: рву­щая сер­дце Je Suis Malade, "как ву­аль звез­ды, ко­торая гас­нет ве­сен­ним ут­ром" - Je Me Repose, сол­нечная Monsieur L'Amour, ша­лов­ли­вая  Tico Tico.

В этом го­ду спек­таклю "Слу­жан­ки" ис­полня­ет­ся 30 лет, а "Са­ломее", дру­гому куль­то­вому спек­таклю Вик­тю­ка -  20 лет, но они всё еще со­бира­ют пол­ные за­лы по все­му ми­ру.

Ро­ману Гри­горь­еви­чу по­вез­ло в жиз­ни не толь­ко ра­ботать с му­зыкаль­ным ма­тери­алом вы­сочай­ше­го уров­ня, но и об­щать­ся с че­лове­ком, воп­ло­тив­шем в се­бе му­зыку. Речь о ве­личай­шей опер­ной ди­ве - Еле­не Ва­силь­ев­не Об­разцо­вой, Еле­не Прек­расной, как на­зывал её Вик­тюк.

"Ли­цо и го­лос рус­ской опе­ры", "Атом­ная бом­ба Боль­шо­го те­ат­ра" - го­вори­ли об Об­разцо­вой, ар­тистич­ной, ге­ни­аль­ной, муд­рой, без­за­вет­но пре­дан­ной про­фес­сии, при том ша­лунье и фан­та­зер­ке не мень­ше са­мого Вик­тю­ка. В её честь наз­ва­на пла­нета, но мас­штаб лич­ности был та­кой, что её име­нем впо­ру га­лак­ти­ку име­новать. 

Об­разцо­ва с Вик­тю­ком бы­ли очень друж­ны. Еле­на Ва­силь­ев­на как ак­три­са иг­ра­ла в пос­та­нов­ках Ро­мана Вик­тю­ка: "Ан­то­нио фон Эль­ба" и "Рек­ви­ем по Ра­даме­су".

Ре­жис­сер так опи­сыва­ет их зна­комс­тво: "В Ле­нин­гра­де Еле­на Ва­силь­ев­на Об­разцо­ва приш­ла на спек­такль "Са­ломея", заш­ла за ку­лисы, вста­ла на ко­лени и ска­зала: "Дай­те мне лис­ток бу­маги. (Ей да­ли). Я на­пишу за­яв­ле­ние в твой те­атр. Я ухо­жу из Боль­шо­го те­ат­ра. Зав­тра наз­на­чай ре­пети­цию. И я наз­на­чил, и при­шел, и при­нес ей ту пь­есу, ко­торую она иг­ра­ла фе­номе­наль­но. Где она пе­ла то­же так, что мож­но сой­ти с ума. Иг­ра­ла бо­жес­твен­но. И ког­да, я пом­ню, мы иг­ра­ли в те­ат­ре Сов­ре­мен­ник, и си­дела в ло­же Вол­чек, у неё сле­зы тек­ли не пе­рес­та­вая. Она приш­ла и ска­зала: "Та­кого ощу­щения под­линнос­ти люб­ви я ни­ког­да не ви­дела…" Еле­на Ва­силь­ев­на - од­на из тех на­тур, что не­похо­жи ни на ко­го, из ушед­ше­го Се­реб­ря­ного ве­ка, не­сущих в се­бе неч­то сак­раль­ное, со­вер­шенно осо­бую энер­ге­тику".

Вик­тюк пла­ниро­вал пос­та­вить и "Ве­неру в ме­хах" по За­хер-Ма­зоху с Об­разцо­вой в глав­ной ро­ли. Как рас­ска­зыва­ла пе­вица: "Ро­ман уже при­думы­ва­ет вся­кие изыс­ки. Мы там с Дим­кой (Дмит­рий Бо­зин - пар­тнер Об­разцо­вой по спек­таклю "Ан­то­нио фон Эль­ба" и по пла­ниро­вав­ше­муся - "Ве­нера в ме­хах") ку­рили си­гаре­ты, и дым со­бира­ли в фу­жеры, а по­том чо­кались эти­ми фу­жера­ми и пи­ли дым (сме­ет­ся)".

Но бо­лезнь Еле­ны Ва­силь­ев­ны раз­ру­шила все пла­ны,а вско­ре унес­ла и жизнь Еле­ны Прек­расной.

Пос­леднюю съ­ем­ку Об­разцо­вой ор­га­низо­вал Ро­ман Гри­горь­евич. Она вклю­чена в фильм "Страс­ти по Фед­ре в че­тырех снах Ро­мана Вик­тю­ка". В вос­ста­нов­ленной "Фед­ре" в за­писи так­же зву­чит го­лос Еле­ны Ва­силь­ев­ны.

Пор­трет ве­ликой Еле­ны Об­разцо­вой ви­сит в фойе Те­ат­ра Ро­мана Вик­тю­ка, а в Боль­шом те­ат­ре, в ко­тором она прос­лу­жила мно­го лет, пор­тре­та нет…

ПОЭТИКА РАВНЫХ

Ещё од­на лю­бовь Ро­мана Гри­горь­еви­ча - ба­лет. В по­эти­ке Вик­тю­ка плас­ти­ка, му­зыка и сло­во урав­не­ны в пра­вах. Влюб­ленность ре­жис­се­ра в мо­дерн с его утон­ченной ли­не­ар­ностью, из­ги­бами, из­ло­мами пе­реда­ёт­ся и плас­ти­ке. Че­рез язык те­ла, вы­рази­тель­ную ми­мику со сце­ны тран­сли­ру­ет­ся и вол­ну­ющая эмо­ци­ональ­ность, и ис­ку­ша­ющая нер­вность чувств, и тон­кий пси­холо­гизм.

Всё это ста­новит­ся воз­можным бла­года­ря по­ис­ти­не впе­чат­ля­ющей хо­ре­ог­ра­фичес­кой под­го­тов­ке ак­те­ров Те­ат­ра Ро­мана Вик­тю­ка.

Фа­натизм Вик­тю­ка в от­но­шении к ба­лету так­же был воз­награж­ден об­ще­ни­ем с уни­каль­ны­ми лич­ностя­ми ба­лет­но­го ми­ра: Ру­доль­фом Ну­ре­евым и На­таль­ей Ма­каро­вой.

На­талья Ма­каро­ва, не­ког­да при­ма-ба­лери­на Аме­рикан­ско­го те­ат­ра ба­лета в Нью-Й­ор­ке и Ко­ролев­ско­го ба­лета в Лон­до­не, поп­ро­бова­ла се­бя в ка­чес­тве дра­мати­чес­кой ак­три­сы у Вик­тю­ка. Это бы­ла пос­та­нов­ка по пь­есе Гиб­бсо­на "Двое на ка­челях" о нес­бывшей­ся люб­ви, о том, что до иде­ала не до­тянуть­ся, с  очень тро­гатель­ной ге­ро­иней, на­поми­на­ющей Жи­зель.

Не­пос­редс­твен­но к те­ме ба­лета Ро­ман Вик­тюк об­ра­тил­ся в спек­такле "Нез­дешний сад" о ле­ген­де рус­ско­го и ми­рово­го ба­лета, луч­шем тан­цовщи­ке 20 ве­ка - Ру­доль­фе Ну­ре­еве.

Ре­жис­сер был лич­но зна­ком с Ну­ре­евым и да­же пла­ниро­вал ста­вить спек­такль "Учи­тель тан­цев", где Ну­ре­ев дол­жен был иг­рать вмес­те с Ма­каро­вой, но из-за тя­желой бо­лез­ни ар­тиста про­ект ос­тался не­воп­ло­щен­ным.

Тем не ме­нее, при пос­ледней встре­че ре­жис­сер по­обе­щал тан­цовщи­ку, что пос­та­вит спек­такль о нем и не об­ма­нул. Этой пос­та­нов­кой и стал "Нез­дешний сад" с Дмит­ри­ем Бо­зиным в глав­ной ро­ли. Вещь о ге­нии, об одер­жи­мос­ти, за ко­торую при­ходит­ся рас­пла­чивать­ся оди­ночес­твом, из­гна­ни­ем, бо­лезнью. Ис­то­рия люб­ви и ве­лико­го слу­жения, где зна­мени­тый "пры­жок в сво­боду" в па­риж­ском а­эро­пор­ту, трак­ту­ет­ся ре­жис­се­ром не как по­лити­чес­кий ма­нифест, а как стрем­ле­ние выр­вать­ся из кру­га об­ре­чен­ности че­лове­ка, ко­торый хо­тел стать ве­ликим, а не зна­мени­тым.

ПАМЯТЬ ДЕТСТВА

И, на­конец, еще од­на его лю­бовь, не­из­менная, не­ис­ся­ка­емая - лю­бовь к род­но­му Ль­во­ву, к Ук­ра­ине, к ук­ра­ин­ской мо­ве, к па­мяти детс­тва. Сю­да он пос­то­ян­но при­ез­жа­ет, сю­да при­возит свои спек­такли.

Од­на­ко эта лю­бовь не всег­да бы­ла вза­им­на. Нес­мотря на то, что Вик­тюк ни­ког­да не был дис­си­ден­том, и его со­вер­шенно не ин­те­ресо­вала по­лити­ка, он был яв­но не ко дво­ру со­вет­ской влас­ти. В Ук­ра­ине его не­ред­ко об­ви­няли в ру­сифи­кации ук­ра­ин­ской куль­ту­ры, в Рос­сии он по­рой вос­при­нимал­ся как на­ци­она­лист, чуть ли не бан­де­ровец; и для тех, и для дру­гих он был ан­ти­совет­чи­ком. 

Суть в том, что то­тали­тар­ный ре­жим чуж­дую ему эс­те­тику всег­да вос­при­нима­ет бо­лее враж­дебно, чем пря­мую кри­тику. По­это­му столь пол­ной ре­али­заци­ей и шум­но­му ус­пе­ху Вик­тюк обя­зан ве­ликим пе­реме­нам, зах­лес­тнув­шим стра­ну в на­чале де­вянос­тых. Он пой­мал эту вол­ну сво­боды и был воз­не­сен её.

Сей­час вре­мена из­ме­нились, но Те­ат­ру Ро­мана Вик­тю­ка уда­ет­ся дер­жать­ся на пла­ву, не сни­жая вы­соко под­ня­той ху­дожес­твен­ной план­ки и не из­ме­няя собс­твен­ным прин­ци­пам.

Эта сво­бода вы­раже­ния да­ет­ся не­лег­ко: уже бы­ли пре­цеден­ты и в Рос­сии, и в Ук­ра­ине, ког­да спек­такли Вик­тю­ка пы­тались зак­рыть.

Бо­лее то­го, в 2007 го­ду на Ро­мана Вик­тю­ка бы­ло со­вер­ше­но жес­то­кое на­паде­ние. Тог­да же был из­бит ди­рек­тор те­ат­ра Вик­тю­ка Игорь Крас­но­поль­ский. По всей ви­димос­ти, на­паде­ния бы­ли свя­заны с по­пыт­кой отоб­рать у Вик­тю­ка и его труп­пы зда­ние, в ко­тором рас­по­лагал­ся те­атр.

К счастью, зда­ние уда­лось от­сто­ять: те­атр рас­по­лага­ет­ся в До­ме куль­ту­ры име­ни Ру­сако­ва, ав­торс­тва Кон­стан­ти­на Мель­ни­кова. Свое тво­рение, фор­мой на­поми­на­ющее ог­ромную шес­те­рен­ку, ар­хи­тек­тор на­зывал "До­мом Све­та". Имен­но так об уни­каль­ном па­мят­ни­ке рус­ско­го аван­гарда 20-х го­дов 20 ве­ка го­ворит и Вик­тюк.

Нес­коль­ко лет зда­ние на­ходи­лось на рес­тавра­ции. На­конец, 28 ок­тября 2016 го­да сос­то­ялось дол­гождан­ное от­кры­тие Те­ат­ра Ро­мана Вик­тю­ка. 

Пер­вым спек­таклем, ко­торый был пос­тавлен и сыг­ран в сте­нах об­новлен­но­го те­ат­ра, ста­ла тра­гедия Ма­рины Цве­та­евой "Фед­ра". 

Вы­бор нес­лу­ча­ен. Имен­но в ра­боте над "Фед­рой" в кон­це 80-х ро­дилась при­чуд­ли­вая вик­тю­ков­ская сти­лис­ти­ка, став­шая фир­менным зна­ком его ав­тор­ско­го те­ат­ра, с ха­рак­терной плас­ти­кой, гри­мом, родс­твен­ным те­ат­ру ка­буки, с не­обыч­ной во­кали­заци­ей, где ог­ромную роль иг­ра­ет зву­копись, по­луво­каль­ные ин­то­нации.

Кро­ме то­го, в на­сыщен­ной цве­та­ев­ской ин­теллек­ту­аль­ной по­эзии, с кон­флик­том  са­мым серь­ез­ным из всех воз­можных: меж­ду че­лове­ком и бо­жес­твом, с не­воз­можной, зап­ретной лю­бовью, с тра­гичес­кой судь­бой ху­дож­ни­ка в этом ми­ре - есть всё, чем жи­вет твор­чес­тво Вик­тю­ка, что для не­го на­ибо­лее важ­но.

По сло­вам Ал­лы Де­мидо­вой, ис­полни­тель­ни­цы ро­ли Фед­ры: "Ро­ман на­шел в "Фед­ре" се­бя".

 Ан­тичную тра­гедию по вер­сии Цве­та­евой, Вик­тюк ста­вил дваж­ды. Пер­вый раз в 1989 го­ду в те­ат­ре на Та­ган­ке. Тог­да в спек­такле иг­ра­ли Ал­ла Де­мидо­ва, Дмит­рий Пев­цов и Алек­сей Се­реб­ря­ков.

Ис­то­рия об из­ме­не же­ны и ее люб­ви к па­сын­ку, о ее пос­ле­ду­ющих му­чени­ях и рас­ка­янии бы­ла ре­шена в ду­хе гре­чес­кой мис­те­рии, это бы­ло поч­ти свя­щен­но­дей­ствие.

Ал­ла Сер­ге­ев­на так объ­яс­ня­ла под­ход к трак­товке: "Нель­зя тра­гедию, тем бо­лее древ­негре­чес­кую тра­гедию, су­дить с пси­холо­ги­ей, эти­кой и мо­ралью на­ших дней. По­тому что не­даром там у Цве­та­евой: "Те ору­ду­ют. Мы - ору­дие". Ее на­каза­ли бо­ги, Ар­те­мида на­каза­ла, и она это по­нима­ет".

Де­мидо­ва вспо­мина­ет об уни­каль­ных лю­дях, по­могав­ших им в ра­боте над спек­таклем: это и по­эт, кон­цепту­алист Дмит­рий При­гов, Ма­рис Ли­епа, на­чинав­ший ре­пети­ровать Те­сея, ака­демик РАН, лин­гвист Вя­чес­лав Все­воло­дович Ива­нов, под­твер­дивший до­гад­ки Вик­тю­ка, что Цве­та­ева и ее сын - это Фед­ра и Ип­по­лит. Но в слу­чае с Цве­та­евой речь идет не о бук­валь­ной страс­ти, о ко­торой ду­ма­ет сов­ре­мен­ный зри­тель, а о же­лании зав­ла­деть ду­шой, чем-то глу­бин­ным. По­это­му в фи­нале са­ма се­бя на­казы­ва­ет и Цве­та­ева, и Фед­ра: они обе в спек­такле кон­ча­ют с со­бой.

..Ког­да Вик­тю­ка спра­шива­ют, что он так упор­но 20 лет ищет в "Фед­ре", он от­ве­ча­ет так: "Сна­чала бы­ла эпо­ха ико­ноцен­триз­ма, эпо­ха Руб­ле­ва и Ди­они­сия. По­том приш­ли Пуш­кин и Дос­то­ев­ский - на­чал­ся ли­тера­туро­цен­тризм. Ког­да уш­ли и они, нас­та­ла эпо­ха шоу-цен­триз­ма. Се­год­ня вре­мя дик­ту­ет нам рас­чет, ци­низм, иро­нию. Се­год­ня стиль неп­ри­ем­лем. Мас­со­вая куль­ту­ра не­нави­дит стиль, по­тому что в нем есть арис­токра­тизм, ре­лигия, и есть дос­то­инс­тво. Стиль для твор­ца - средс­тво его мо­рали. Средс­тво его за­щиты, это во­ля к гар­мо­нии, борь­ба с ха­осом. Ког­да нас­ту­па­ет это вре­мя, то единс­твен­ное средс­тво борь­бы - стиль. Тем бо­лее шоу-цен­тризм сде­лал все, что­бы мес­то по­эта бы­ло пус­то. И грус­тно не то, что нет по­эта, а то, что яв­ле­ние по­эта в на­ши дни не не­об­хо­димо".

Ду­маю, каж­дый са­мый для се­бя ре­шит, что мэтр хо­тел до­нес­ти до нас. Я же сде­лаю фи­наль­ный штрих к пор­тре­ту Ро­мана Вик­тю­ка…

Ка­кие бы вре­мена ни сто­яли на дво­ре: шоу-цен­тризм, бе­шены­ебаб­ки-цен­тризм, дик­та­тура-цен­тризм или ли­хое рос­сий­ское без­вре­менье, ре­жис­сер Вик­тюк ни­ког­да не врал и не врет ни се­бе, ни зри­телю. За всю свою карь­еру он не пос­та­вил ни од­но­го спек­такля по за­казу ка­кого бы то ни бы­ло ре­жима, хо­тя ра­ботал во всех глав­ных те­ат­рах стра­ны.

В этом смыс­ле, лей­тмо­тивом его жиз­ни бы­ла и ос­та­ет­ся ком­по­зиция "O Fortuna" из зна­мени­той "Carmina Burana" Кар­ла Ор­фа:

"O Fortuna
velut luna…

О, судь­ба!
Как лу­на,
Ты из­менчи­ва,
Всег­да то рас­тешь,
То убы­ва­ешь
Вме­шива­ешь­ся в ход жиз­ни…

Sors immanis
et inanis…

Судь­ба жес­то­ка
И пус­та,
Ты - вра­ща­юще­еся ко­лесо
Нес­частий,
И тщет­но бла­гопо­лучие…

Но я иг­ра­ючи по­вора­чива­юсь
Не­защи­щен­ной спи­ной
К тво­им зло­дей­ствам"

На фо­то - сце­ны из спек­таклей "Слу­жан­ки", "Фед­ра", "Рек­ви­ем по Ра­даме­су","Нес­равнен­ная".