ЯПОНСКИЕ «ЧУДА»

Ев­ге­ний ПЛОТ­КИН

Япо­ния всег­да бы­ла стра­ной, близ­кой сер­дцу рус­ско­го че­лове­ка.

Всю жизнь слы­ша о нез­на­комой ему япон­ской ма­тери, он пы­та­ет­ся уз­нать: кто же она?! В мо­мен­ты силь­но­го эмо­ци­ональ­но­го нап­ря­жения наш че­ловек про­из­но­сит ее имя, как бы ища вы­ход обу­рева­ющим его чувс­твам. Так выг­ля­дит Эди­пов ком­плекс в на­ци­ональ­ном ис­полне­нии.

Фо­мен­ко на­вер­ня­ка бы до­казал, что вы­раже­ние "япо­на мать" про­изош­ло от рус­ских кня­зей, про­шед­ших с дру­жиною до стен Ки­ото. Пос­ле фаль­си­фика­ции ис­то­рии этот путь стал на­зывать­ся "из ва­ряг в гре­ки". Ва­ряги — ко­неч­но же, сла­вяне, ну а гре­ки — это про­то-япон­цы…

В 70-х, ког­да я был сту­ден­том, а Фо­мен­ко — прос­то за­меча­тель­ным то­поло­гом и ху­дож­ни­ком, не­кое по­нятие о япон­ской куль­ту­ре и тра­дици­ях бы­ло в на­шей сре­де поч­ти обя­затель­ным. По­лага­лось чи­тать Аку­тага­ву и Ка­ваба­ту, смот­реть Ку­роса­ву, спо­рить о раз­ли­чи­ях меж­ду син­то и буд­дизмом, знать па­ру-трой­ку тан­ка (или та­нок?) и, на ху­дой ко­нец, пом­нить, в ка­кой имен­но мо­мент штабс-ка­питан Рыб­ни­ков про­из­нес "бан­зай"…

Мир дви­жет­ся, и те­перь на­род со вку­сом спо­рит о раз­ли­чи­ях меж­ду су­ши и са­сими, меж­ду Той­отой и Нис­са­ном, меж­ду Му­рака­ми и Му­рака­ми. Мир из­ме­нил­ся — это стран­но и нем­но­го сюр­ре­алис­тично. Мир из­ме­нил­ся, и вот уже Япо­ния всплы­ва­ет ог­ня­ми На­риты… Не­уже­ли мир в са­мом де­ле из­ме­нил­ся?

Япо­ния — уди­витель­ная, сколь­ко раз я здесь… тре­тий уже, а все ин­те­рес­но.

Вот ря­дом со мной про­бежал та­ракан раз­ме­ром со сред­не­го япон­ца. Ес­ли бы я не ви­дел та­ких в Из­ра­иле — ох­ре­нел бы… А так — ни­чего… то­же тварь божья, хо­рошо, хоть не рас­ко­сый.

Се­год­ня я был ата­кован и уку­шен ци­кадой. Ци­када по-япон­ски — чи­кадо, как, впро­чем, и ик­ра — ико­ра. Чи­кады эти из­да­ют зву­ки из­рядных де­цибел. Шу­мят, орут, пи­лят, ску­лят, ле­та­ют, бь­ют­ся о фо­нари. Дря­ни страш­но­ватень­кие, на за­печ­но­го свер­чка не­похо­жие. Го­ворят, сей­час год чи­кадо.

Уже поз­днее Юра Ко­котов, тон­кий зна­ток би­оло­гии ци­кад, объ­яс­нил, что ци­кады 16 лет про­водят под зем­лей, а по­том на 17-й год вы­леза­ют на свет для про­дол­же­ния ро­да. При­чем ни­чего в это вре­мя не едят, так как нет у них рта, а все вре­мя тра­ха­ют­ся, как за­веден­ные. Так что я был не уку­шен ци­кадой, а… Впро­чем, это ес­ли ци­када бы­ла муж­ско­го ро­да. А у жен­ских име­ет­ся длин­ный пи­ло­об­разный яй­цек­лад, ко­торым она пи­лит… раз­ные суч­ки и ве­точ­ки. Так что в ка­чес­тве аль­тер­на­тивы — ме­ня при­няли за ве­точ­ку…

…Как и в прош­лый раз, То­кио не про­из­во­дит при­ят­но­го впе­чат­ле­ния — гро­мад­ный, дос­та­точ­но тя­желый го­род, и да­же хра­мы сре­ди до­мов выг­ля­дят не сов­сем на мес­те. На ули­цах не­веро­ят­ное ко­личес­тво мо­лоде­жи — па­роч­ки гу­ля­ют, гла­зе­ют на вит­ри­ны, едят, пь­ют пи­во и ко­ка-ко­лу. Ни лю­дей сред­не­го воз­раста, ни, тем бо­лее, стар­ше­го, по ве­черам прак­ти­чес­ки не вид­но — буд­то вся стра­на сос­то­ит из од­ной мо­лоде­жи. Впро­чем, оп­ре­делить воз­раст япон­ца на глаз — это за­дача для нас­то­ящих зна­токов. У нас го­ды от­кла­дыва­ют­ся в угол­ках глаз, на шее, блес­тят лы­синой. А у них?..

В Япо­нии стран­ное от­но­шение к сво­им тра­дици­ям. Оно ис­крен­нее. В на­чале ав­густа вся стра­на са­дит­ся в по­ез­да для вос­со­еди­нения. Нас­ту­па­ет вре­мя, ког­да ду­ши пред­ков воз­вра­ща­ют­ся к сво­им да­леким род­ным. Ви­димо, это и объ­яс­ня­ет мно­гие ню­ан­сы, ко­торые мы во­об­ще не чувс­тву­ем и не за­меча­ем. Нап­ри­мер, как под­пи­сана от­крыт­ка, ка­кими и­ерог­ли­фами, на ка­кой бу­маге, име­нем или фа­мили­ей, с ти­тулом или без. Сей­час ста­ло мод­ным на­девать для про­гулок тра­дици­он­ную одеж­ду. Ес­ли рань­ше ки­моно на­дева­ли лишь на це­ремо­нии, то те­перь лю­ди по ве­черам в них гу­ля­ют. А на но­гах у них эти ко­лод­ки… сра­зу же вспо­мина­ет­ся Прок­руст, ин­кви­зиция, ис­пан­ский са­пог, Ма­зох с его уче­ни­ем… Но япон­ки идут се­бе в та­ком ви­де по Син­дзю­ку — и ще­бечут, ще­бечут, ще­бечут.

Пот­ря­са­ющие все же соз­да­ния — япон­ки. Чувс­тву­ет­ся же­лез­ная во­ля и ге­нети­чес­кое уме­ние уп­равлять му­жика­ми. Еще бы к это­му и но­ги… так как ли­чики чио-чио-са­нов­ские не ред­кость… но вот но­ги… Заш­ли в ма­газин — здесь да­же бо­сонож­ки про­да­ют­ся ко­сола­пых фа­сонов, со ступ­ня­ми, вы­вер­ну­тыми внутрь. Ну, ес­ли в та­ком на но­гах хо­дили 1000 лет, то я сни­маю шля­пу пе­ред Дар­ви­ным. Ку­да там эво­люции га­лапа­гос­ских че­репах!…

Вспо­мина­ет­ся ста­рый анек­дот: в чем раз­ни­ца меж­ду ра­ем и адом? Рай — это ког­да япон­ская же­на, фран­цуз­ский по­вар и аме­рикан­ский ту­алет. Ну, а ад — это, со­от­ветс­твен­но, аме­рикан­ская же­на, фран­цуз­ский по­вар и япон­ский ту­алет. В каж­дой шут­ке есть до­ля шут­ки, и о ту­але­тах речь впе­реди, но вот япон­ские жен­щи­ны…

Я уве­рен, что ес­ли пе­ред япон­кой и на­шей пос­та­вить ря­дом две го­рящие из­бы и двух ко­ней, то япон­ка "сде­ла­ет" на­шу, из рус­ских се­лений, "на раз". И в го­рящую из­бу вой­дет, и по­гасит, и ко­ня ос­та­новит, и отор­вет ему все, что соч­тет нуж­ным. Жал­ко, Нек­ра­сов не был в Япо­нии, уж он бы та­кое на­писал…

Как-то раз я хо­дил в Япо­нии в по­ход. Де­ло бы­ло в го­роде Цу­кубе, а шли мы на го­ру с та­ким же наз­ва­ни­ем. В то вре­мя, в 1996 го­ду, в Уни­вер­си­тете Цу­кубы бы­ла ак­тивная со­ци­аль­ная жизнь и по­пуляр­ностью поль­зо­вались круж­ки ку­лина­рии и рус­ско­го язы­ка. Я ра­ботал с Джу­ном Мо­ритой, и Джун ре­шил на у­ик-энд за­дей­ство­вать ме­ня по пол­ной прог­рамме. При­ходит он и го­ворит, что зап­ла­ниро­ван урок рус­ско­го язы­ка, а за­тем по­ход и при­готов­ле­ние пель­ме­ней в по­левых ус­ло­ви­ях. Бу­дет че­ловек 40…

Я по­мянул япо­ну мать, но по­нял, что от­сту­пать не­куда и на­до ид­ти на это де­ло. К то­му вре­мени я уже про­ходил как "Же­ня-сан, рус­ский че­ловек из Из­ра­иля", и честь двух на­родов бы­ла пос­тавле­на на кар­ту.

Ну, до­пус­тим, я их на­кор­млю — на­де­юсь, ре­бята зас­тра­хова­ны…

Пель­ме­ни… Пом­ню, с ба­буш­кой в Свер­дловске я ле­пил пель­ме­ни, пом­ню, муч­ной дух ще­котал ноз­дри, скал­ка бе­гала взад-впе­ред по сто­лу, а я ста­каном на­резал круг­ляшки из тес­та. Черт, как бу­дет по-япон­ски скал­ка?..

С уро­ком рус­ско­го язы­ка все по­нят­но. На­до на­учить их сло­вам "хо­рошо", "спа­сибо", и "очень вкус­но". Это при­годит­ся, ког­да пель­ме­ни бу­дем де­лать.

Тут Джун вру­ча­ет мне рус­ско-япон­ский раз­го­вор­ник, в Япо­нии из­данный, от­кры­ва­ет его на про­из­воль­ной стра­нице, а там ак­ку­рат­но так сле­ва по-рус­ски на­писа­но: "Ска­жите, по­жалуй­ста, как мне пой­ти на… (в)?…" — и пе­ревод спра­ва по-япон­ски. Пе­ревод я не чи­тал, сглот­нул и го­ворю Джу­ну, что ошиб­ка тут в мно­го­ум­ной книж­ке, что ес­ли мно­гото­чие, то ад­рес ука­зан со­вер­шенно кон­крет­ный; вот ес­ли бы бы­ло на­писа­но "как мне пой­ти на фут­бол" или "в те­атр" – тог­да дру­гое де­ло, а вот ес­ли мно­гото­чие… то ад­ре­сат всег­да один и тот же. Ре­ак­ции япон­цев за­час­тую пред­ска­зу­емы. Джун, да­ром что про­фес­сор ма­тема­тики, а все же, как ре­бенок, спра­шива­ет: "А ка­кой?" Ну, как ему объ­яс­нить… Это все рав­но, что объ­яс­нять нем­цу одес­ский анек­дот, ког­да Са­ра го­ворит пос­лавше­му ее “на…” му­жику: "Сам по­шел ты на…, я там про­вела боль­ше вре­мени, чем ты на све­жем воз­ду­хе"…

В кон­це раз­го­вор­ни­ка бы­ли но­ты и три лю­бимые япон­ские пес­ни: "Ка­тюша", "Под­москов­ные ве­чера" и " Трой­ка". Мы с Джу­ном ре­шили, что в кон­це уро­ка бу­дем петь. У япон­цев в сред­нем ве­лико­леп­ный слух. Во вся­ком слу­чае, по срав­не­нию с мо­им. А пос­коль­ку по­мимо хи­рага­ны су­щес­тву­ет и ка­така­на, то и сло­ва они про­из­но­сят пра­виль­но. Но ни чер­та при этом не по­нима­ют.

Ко­роче, вы­учи­ли мы на уро­ке рус­ско­го по­ложен­ное "очень вкус­но" с при­мера­ми, пош­ли друж­но "в те­атр", а по­том прис­ту­пили к пе­нию.

Я уже по­том по­нял, по­чему япон­цы так рус­ские пес­ни лю­бят. По­том — это ког­да япон­ские ус­лы­хал: как-то раз мы си­дели в де­ревен­ском до­ме, на оча­ге жа­рились на па­лоч­ках каль­ма­ры, дым, пол­ный нез­на­комых за­пахов, ухо­дил по-чер­но­му в ды­ру в по­тол­ке, вы­пива­ли нем­но­го… Тут хо­зя­ин дос­тал шес­тис­трун­ную ги­тару и за­пел. Вид­но, ему ста­ло хо­рошо. Я спро­сил у со­седа, о чем эти пес­ни. "О-о, это ве­селые сту­ден­ческие пес­ни!" Тог­да я и по­нял, по­чему они так лю­бят "Ка­лин­ку" и изоб­ре­ли ка­ра­оке.

Так вот, мы за­пели про "трой­ку уда­лую и ям­щи­ка", ну и всю ос­таль­ную пе­чаль­ную ис­то­рию. Хо­рошо пе­ли, на мно­го го­лосов, но толь­ко по­чему-то в ма­жоре, с эле­мен­та­ми мар­ша. Я спро­сил у Джу­на, по­чему в ма­жоре — ис­то­рия, в об­щем-то, опи­сыва­ет­ся не­весе­лая, гнус­ная ис­то­рия… Джун, как обыч­но, спра­шива­ет: "А ка­кая?" С од­ной сто­роны, хо­рошо, ко­неч­но, что это бы­ла "Трой­ка", а не "В эту ночь ре­шили са­мураи пе­рей­ти гра­ницу у ре­ки…", но с дру­гой — стро­ки "лишь нех­ристь ста­рос­та-та­тарин ее бра­нит, а я тер­плю" то­же не са­хар. Объ­яс­нил клас­су, как мог, ос­новную кан­ву, ну а с "нех­ристя­ми" все ока­залось прос­то — "это вы и есть, ре­бята…"

В век элек­три­чес­тва и па­ра мож­но спро­сить ре­цепт пель­ме­ней по элек­трон­ной поч­те. Из род­но­го Пи­тера приш­ла вы­пис­ка из Мо­лохо­вец: "Бе­рете мя­со ди­кого зве­ря, же­латель­но ло­ся, ре­жете и скла­дыва­ете гор­кой … по­том иде­те в бли­жай­ший гас­тро­ном и по­купа­ете 7 па­чек пель­ме­ней и 2 бан­ки сме­таны…" — сво­лочи, из­де­ва­ют­ся, мож­но по­думать, в Цу­кубе есть сме­тана…

В по­ход мы выш­ли, как на­до — с па­лат­ка­ми, рюк­за­ками, Той­ота­ми, груд­ны­ми деть­ми. Так уж сов­па­ло: здесь есть в Уни­вер­си­тете не­кое об­щес­тво дру­зей при­роды, и они раз в ме­сяц хо­дят "out" – т. е. с па­лат­ка­ми на спе­ци­аль­ное мес­то на го­ре Цу­куба, там и но­чу­ют. Едят, в ос­новном, и воз­ду­хом ды­шат, но очень упо­рядо­чен­но, как и все у япон­цев. Еще горь­кую пь­ют — са­ке, или что там есть, но то­же вя­лова­то, без раз­ма­ха, хо­тя и бал­де­ют слег­ка.

Ну вот, при­еха­ли с ут­ра. Спер­ва га­дюку мес­тную наш­ли, ма­муши — жут­ко ядо­витая па­кость, а с ви­ду не­казис­тая. Так и в жиз­ни бы­ва­ет… При­шили, ко­неч­но.

По­том я ры­жики об­на­ружил, на­тураль­но, как у нас — ры­жие и чер­ви­вые. По­том дол­го объ­яс­нял, что та­кое ры­жики в сме­тане, и что та­кое сме­тана, и что та­кое ми­кори­за — по­чему ры­жики под сос­на­ми рас­тут. Все слу­ша­ют, серь­ез­но так, вни­матель­но. По­шари­ли по ле­су, при­нес­ли по ви­ду па­ру по­ганок и гриб: на мой взгляд, це­зар­ский гриб — есть та­кой ред­кий гриб, но я бы есть по­ос­те­рег­ся. По ви­ду му­хомор му­хомо­ром, кто его зна­ет, что там Це­зарь ел со сво­ей Кле­опат­рой.

В япон­ских ма­гази­нах мас­са гри­бов, все на вид несъ­едоб­ные, а ведь до­рогие как со­баки, есть эк­зем­пля­ры — 50$ шту­ка! Не трю­феля, но все же… По­том, уже у Цу­куб­ско­го хра­ма, я встре­тил гриб­ных эк­спер­тов с ли­цен­зи­ями – гри­бов в Япо­нии едят мно­го, но как-то без ку­ража, со­вер­шенно от­сутс­тву­ет рус­ская ду­хов­ная нап­равлен­ность "треть­ей охо­ты": гри­бы, как гри­бы — пи­ща…

Луч­шие гри­бы при­возят из Ко­реи, и, как ко все­му ко­рей­ско­му, от­но­шение к ним не­од­нознач­ное. В япон­ском ва­ри­ан­те "от­ку­да есмь пош­ла зем­ля япон­ская" су­щес­тву­ет два ба­зис­ных нап­равле­ния: од­но — что япон­цы ты­сяче­летия на­зад пе­реп­ра­вились на ос­тро­ва из Ко­реи; ну, а дру­гое сос­то­ит в том, что они са­моза­роди­лись на ос­тро­вах не­бес­ным про­виде­ни­ем. Офи­ци­аль­ная вер­сия, ко­неч­но, вто­рая…

Так вот, кос­тер мы раз­во­дили, па­лат­ки ста­вили.

К ве­черу слу­чилось не­боль­шое зем­летря­сение, трях­ну­ло ощу­тимо. Но "Ка­тюшу" за­пели… по­том уж "Стень­ку Ра­зина", "Ду­бинуш­ку". До "Ва­ряга", прав­да, не дош­ли. А что, я не­дале­ко от Цу­симы был, в 100 км от Цу­сим­ско­го про­лива — очень ми­лое мес­то. Спра­шива­ют ме­ня: а Ра­зин был бан­ди­то? — угу, го­ворю, от­ку­да у вас та­кие поз­на­ния в на­шей ис­то­рии?..

Вы­пили нем­но­го, каж­дый из сво­ей бу­тыл­ки…

При­хожу в па­лат­ку — тем­но, 2 ча­са но­чи, а там мои со­пала­точ­ни­ки уже спят — го­лова­ми к вхо­ду, пси­хи!!! Ко­неч­но, в го­рах, где ла­вины и штор­мы, аль­пи­нис­ты имен­но так и спят, да­бы от­ка­пывать­ся бы­ло лег­че. Но в нор­маль­ной жиз­ни… поп­ро­буй­те но­гами впе­ред в па­лат­ку за­лезать… Но­гами впе­ред во­об­ще как-то неп­ри­ят­но, да и не­удоб­но. А глав­ное — смысл? Сне­га здесь нет и до зи­мы не бу­дет, по­года хо­рошая. Но, вид­но, их так учи­ли… на слу­чай зем­летря­сения… Я как но­гу в тем­но­те за­нес (49-й раз­мер), так и сто­ять ос­тался — вид­но, бог, хра­нящий ду­раков и де­тей, в этот раз был на стре­ме, не до­вел до чле­нов­ре­дитель­ства. Так что ес­ли кто с япон­ца­ми спать бу­дет (в па­лат­ке) — у вхо­да у них го­ловы, а не то, что у нас…

Ну, а на­ут­ро бы­ли пель­ме­ни. На­род­ное рус­ское блю­до.

Ре­цепт прост: бе­рут­ся япон­ские жен­щи­ны, все нек­рупно­го раз­ме­ра, и объ­яс­ня­ет­ся им в об­щих чер­тах пос­та­нов­ка за­дачи, ин­гре­ди­ен­ты, ана­логи. С ум­ным ви­дом. Даль­ше по­яв­ля­ет­ся ре­зуль­тат в луч­шем ви­де, и все бла­года­рят те­бя за на­уку… Я ду­мал — все это иг­ра, но ког­да ста­ли спра­шивать, до­бавить ли му­ки и со­ли в тес­то, и сколь­ко лу­ка им кро­шить в фарш, и как имен­но — за­сом­не­вал­ся слег­ка, мо­жет, они все это всерь­ез… Так и не знаю до сих пор…

Съ­ели, впро­чем, все 450 пель­ме­ней со сме­таной мес­тной, 40-про­цен­тной, и со­усом со­евым.

Я слег­ка обал­дел, чес­тно го­воря, от все­го это­го. Хоть не пе­ли пе­сен ут­ром, но в "Кро­коди­ла" на япон­ском иг­рать пы­тались, очень ве­село…

Од­нажды Джун спро­сил ме­ня, что бы я хо­тел уви­деть в Япо­нии. И я нап­ро­сил­ся на по­ез­дку вдоль оке­ана. Ес­ли есть в Япо­нии что-то мо­гучее, кро­ме вул­ка­нов и бор­цов су­мо, так это — оке­ан. Са­мо ощу­щение то­го, что до бли­жай­шей зем­ли 4000 км, воз­бужда­ет и вол­ну­ет. Кое-где на бе­регу сто­ят син­то­ист­ские хра­мы. Та­кой храм всег­да снаб­жен ри­ту­аль­ны­ми во­рота­ми — то­рии, од­ним из сим­во­лов Япо­нии. Нуж­но при­сесть на пок­ры­тый во­дорос­ля­ми ва­лун, слег­ка за­дер­жать ды­хание и мед­ленно пе­ревес­ти взгляд от бли­жай­ше­го сей­не­ра к хра­му. По­сере­дине бу­дет оке­ан, по­сере­дине оке­ана — во­рота, в них – дым­ча­тое сол­нце, вол­ны, воз­дух и бес­ко­неч­ность, впи­сан­ные в ги­пер­бо­личес­кие син­то­ист­ские фор­мы. На­до по­сидеть, заж­му­рить гла­за, сно­ва взгля­нуть на во­рота и, стрях­нув оце­пене­ние, прой­тись по пля­жу. При­бой на­бега­ет, а за­тем, как и по­ложе­но, вы­дыха­ет­ся, ос­тавляя на пес­ке мас­су мор­ской не­чис­ти — кра­бики, во­дорос­ли, ра­куш­ки, ры­бы. Кру­гом сох­нут се­ти, япон­цы в ши­роких бе­лых фар­ту­ках де­лови­то сор­ти­ру­ют ры­бу. Ни­какой ро­ман­ти­ки — ра­бота, жизнь, буд­ни… Ста­новит­ся грус­тно — мо­ре ме­лан­хо­лич­но по сво­ей при­роде, а оке­ан­ский при­бой ре­али­зу­ет эту ме­лан­хо­лию с не­обык­но­вен­ной си­лой. Ин­те­рес­но, как чувс­тву­ют это япон­цы. На­вер­ное — так же, у грус­ти ма­ло на­ци­ональ­ных черт. Хо­тя… Ре­ак­ции япон­цев нес­коль­ко от­ли­ча­ют­ся от на­ших. Не ду­маю, что чувс­тва… на­вер­ня­ка нет, лишь эк­стерь­ер у них, у чувств, дру­гой…

В Япо­нии су­щес­тву­ет по­говор­ка: "Ни­ког­да не го­вори о чем-то, что оно прек­расно, по­ка не уви­дел Ник­ко". Ник­ко на­ходит­ся ки­ломет­рах в 150 от То­кио на се­вер, это не­обык­но­вен­ной кра­соты хра­мовый ком­плекс в пред­горь­ях еще до­воль­но бод­ро­го вул­ка­ничес­ко­го мас­си­ва.

Мы соб­ра­лись ту­да ехать из Цу­кубы — ки­ломет­ров 80 по пря­мой. На воп­рос, как ту­да доб­рать­ся, нам, ес­тес­твен­но, от­ве­тили: То­кио, Шин­кансен, тур… Ко­роче, пос­ту­пай по пра­вилам и не вы­пен­дри­вай­ся, тог­да все пра­виль­но по­лучит­ся. Не­важ­но, что это бу­дет на­зад и вбок, глав­ное — что так по­лага­ет­ся.

За день до это­го я наб­лю­дал как япон­ка пар­ко­валась. Ну, пар­ковка пус­тая, ма­шины сто­ят в шах­матном по­ряд­ке. Так она за­ез­жа­ла меж­ду ни­ми за­дом — не по­тому, что так удоб­нее или лег­че, а по­тому, что так учи­ли раз­ные сэн­сэи, а им, сэн­сэ­ям, вид­нее. В са­мом де­ле – сэн­сэ­ям, пусть да­же ав­то­мобиль­ным, вид­нее… За­пар­ко­валась хо­рошо, но не сра­зу.

Же­лание най­ти ко­рот­кий, но не опи­сан­ный в ка­ких-то до­рож­ных ка­техи­зисах путь вы­зыва­ет сму­щение, а сму­щение у япон­цев вы­ража­ет­ся, как пра­вило, сме­хом. Пос­коль­ку же лю­бой инос­тра­нец прос­то по ста­тусу зас­тавля­ет япон­ца пос­то­ян­но сму­щать­ся, то на­чина­ет ка­зать­ся, что вся стра­на неп­ре­рыв­но сме­ет­ся. Же­лание съ­ез­дить в Ник­ко по пря­мой бе­зус­ловно тя­нуло на хо­рошую шут­ку.

В 1991 го­ду в Рос­сию при­ез­жал за­меча­тель­ный ма­тема­тик, про­фес­сор Е­ичи Абе. Сре­ди про­чих, он зап­ла­ниро­вал по­сетить и нас в Ри­ге. Кро­ме это­го, ему на­до бы­ло в Бар­на­ул, Ал­ма-Ату и Таш­кент. Ес­тес­твен­но, в То­кио ему про­дали са­мый ло­гич­ный, с япон­ской точ­ки зре­ния, би­лет: То­кио — Мос­ква — Бар­на­ул — Мос­ква — Ал­ма-Ата — Мос­ква — Таш­кент — Мос­ква — Ри­га – Мос­ква — То­кио. То есть, он все вре­мя ле­тал че­рез од­но мес­то…: че­рез Мос­кву-До­моде­дово. А пос­коль­ку это бы­ла не Япо­ния, и все са­моле­ты опаз­ды­вали, и сты­ковок не бы­ло, то от­мо­тал он в До­моде­дово по­лови­ну сро­ка, то есть как раз су­ток на 7-8 по­тяну­ло. Я спро­сил его: "Как был по­лет?" — а он в от­вет веж­ли­во рас­сме­ял­ся. Так он мне от­ве­тил шут­кой на шут­ку; жал­ко, я не по­нял тог­да это­го…

Еще нес­коль­ко слов о ти­пич­ных ре­ак­ци­ях. Ну, вот спра­шива­ете вы ко­го-то на ули­це, как по­пасть ку­да-то. У вас, ес­тес­твен­но, в ру­ках кар­та или пу­тево­дитель, а на мор­де — со­от­ветс­тву­ющее вы­раже­ние ли­ца. В от­вет — смех. Это зна­чит — он да­же не по­нял, о чем вы его спра­шива­ете, так как уда­рение вы пос­та­вили не там, и по­нять вас не­воз­можно. И сму­тили его сво­им воп­ро­сом, так как по­мочь ему хо­чет­ся; да что там хо­чет­ся — это его внут­ренний долг, но что имен­но де­лать, он не зна­ет. Не вол­нуй­тесь, ха­раки­ри не бу­дет, по край­ней ме­ре — по­ка не бу­дет. Он вы­тас­ки­ва­ет свою кар­ту, где все по-япон­ски. Дол­го ищет то, что, как он ду­ма­ет, вас ин­те­ресу­ет, по­том ли­цо оза­ря­ет­ся счас­тли­вой улыб­кой, и япо­нец го­ворит: "Ин­форма­ция нап­ра­во, 500 мет­ров". Все же луч­ше, чем в ста­ром ла­тыш­ском анек­до­те: "Ска­жите, по­жалуй­ста, где здесь уни­вер­маг?", – спра­шива­ет рус­ский. "Иди­те пря­мо, по­том на­лево, по­том пря­мо — и как раз бу­дет вок­зал", – от­ве­ча­ет ла­тыш…

Од­на­ко, это еще не ко­нец дей­ства. Вы иде­те, ку­да вас пос­ла­ли, или не иде­те — в лю­бом слу­чае, ми­нуты че­рез 3 вас кто-то хва­та­ет за ру­ку. Не бой­тесь, это все тот же бес­по­кой­ный япо­нец. Все это вре­мя он ду­мал, че­го вы от не­го хо­тели, и ду­мал не во­об­ще, а кон­крет­но, гля­дя в кар­ту. На­конец, он по­нял и бро­сил­ся вас до­гонять. Он вас най­дет! Это для нас они все, как род­ные братья — для них мы во мно­гом раз­ные. Пом­ни­те, вхо­дят в "Ми­мино" в лифт Фрун­зик Мкртчан и Ки­кабид­зе, а там сто­ят два со­вер­шенно не­от­ли­чимых япон­ца. Сто­ят мол­ча, по­том Фрун­зик и Бу­ба вы­ходят, а один япо­нец го­ворит дру­гому: "До че­го эти рус­ские на од­но ли­цо…" Жаль, к сло­ву, что эту сце­ну из филь­ма вы­кину­ли. Так вот, по­верь­те: япо­нец вас за­метил, дог­нал и по­может, как бы вы ни от­би­вались. Все, это судь­ба, не на­до бо­роть­ся, на­до рас­сла­бить­ся и по­лучать удо­воль­ствие. Од­нажды я спро­сил в по­ез­де в На­ру у од­но­го под­рос­тка, где здесь пе­ресад­ка. В ре­зуль­та­те он 5 ча­сов во­дил ме­ня по На­ре, не го­воря ни сло­ва по-ан­глий­ски, и лишь поз­днее, на вок­за­ле, я по­нял, что ему на­до сов­сем в дру­гую сто­рону…

Ес­ли же ваш чи­черо­не го­ворит нем­но­го по-ан­глий­ски, то он обя­затель­но вас спро­сит, от­ку­да вы. Го­вори­те "Рос­сия, Мос­ква", не­зави­симо ни от че­го. Так про­ще, эти сло­ва и по-япон­ски зву­чат так же, вас пой­мут. Вам дол­жны об­ра­довать­ся, и по­это­му бу­дет про­тяж­но-сек­су­аль­ный воз­глас: "О-Мос­ква-О-о-Мос­ква, О-о-о-Рос­сия" — и так ми­нуту, не мень­ше. Не на­до удив­лять­ся, так же рек­ла­миру­ет­ся все: на­чиная от пи­рож­ков с ось­ми­нога­ми и кон­чая Фер­ра­ри — лю­ди на эк­ра­нах прич­мо­кива­ют, кла­ня­ют­ся, сто­нут, по­казы­вая, как им ин­те­рес­но то, что они ви­дят или ощу­ща­ют…

Джун, нес­мотря на серь­ез­ные се­мей­ные проб­ле­мы, по­вез нас в Ник­ко. Ник­ко на­ходит­ся в крип­то­мери­евом ле­су. Крип­то­мерии (их ра­боче-кресть­ян­ское наз­ва­ние — япон­ские кед­ры) соз­да­ют осо­бое нас­тро­ение еще без вся­ких хра­мов. Не пом­ню кто вы­садил не пом­ню ког­да в этом рай­оне не пом­ню сколь­ко кед­ров. Ну, ска­жем, де­ло бы­ло в 16-м ве­ке, а вы­сади­ли 60000 де­ревь­ев. Это не­дале­ко от ис­ти­ны. Де­ревья эти вы­жили, сей­час их штук 13000, они и есть под­линные, ося­за­емые, жи­вые про­то-япон­цы. Кро­ны крип­то­мерий ухо­дят вы­соко, мет­ров на 40-50, и ес­ли нем­но­го по­везет, то на го­ры ся­дет ту­ман и ство­лы нач­нут рас­тво­рять­ся в се­рой пе­лене. Это — са­мое вре­мя под­ни­мать­ся к мо­гиле То­куга­ва, пер­во­го се­гуна, ос­но­вате­ля ди­нас­тии Едо. Се­рые сту­пени ве­дут на­верх к хра­му, и не на­до спра­шивать, ве­дет ли эта до­рога к хра­му; эта — ве­дет! Вни­зу ос­та­ет­ся мо­нас­тырь, а еще ни­же — ос­таль­ная жизнь. Толь­ко мхи и па­порот­ни­ки, да сту­пени. На­вер­ху все те же то­рии — во­рота жиз­ни…

В са­мом мо­нас­тыр­ском ком­плек­се есть зна­мени­тый храм Трех Мар­ты­шек: "Ни­чего не ви­жу, ни­чего не слы­шу, ни­чего ни­кому не ска­жу"… Мар­тышка за­жима­ет де­ревян­ны­ми кра­шен­ны­ми ру­ками свой де­ревян­ный кра­шеный рот — нем­но­го иг­ри­во, но с под­линной страстью — из­вес­тно, что го­ловы здесь ру­били ка­чес­твен­но и быс­тро. Хра­мы со­еди­нены во­рота­ми и пе­рехо­дами, у во­рот сто­ят то ли со­баки, то ли де­моны, всег­да пар­ные, у од­но­го пасть всег­да рас­кры­та и вну­шитель­ные клы­ки вы­зыва­ют ува­жение, а у вто­рого всег­да плот­но зак­ры­тый рот. Та­кая проз­рачная сим­во­лика: се­вер и юг, доб­ро и зло, бе­лые и крас­ные, рес­публи­кан­цы и де­мок­ра­ты… Вид­но, у япон­цев ду­ализм был в по­чете, и ни­чего треть­его, ко­леб­лю­щего­ся и не­яс­но­го, им не на­до. В Ник­ко очень мно­го кра­шеной скуль­пту­ры, чувс­тву­ет­ся силь­ное ки­тай­ское вли­яние. На ба­рель­ефах изоб­ра­жена чу­жезем­ная фа­уна — сло­ны, дра­коны… Сло­ны ис­клю­читель­но кур­ча­вые, с та­кими бук­ля­ми вок­руг ушей, буд­то они толь­ко что сня­ли би­гуди. Дра­коша же — со­вер­шенный ки­та­ёза из кни­ги дет­ских ки­тай­ских ска­зок.

Ря­дом с хра­мовым ком­плек­сом на­ходит­ся один из са­мых из­вес­тных в Япо­нии во­допа­дов — Ке­гон-но-та­ки. С неп­ри­выч­ки вы­гово­рить труд­но, но все же зву­чит луч­ше, чем Ни-Ши-Ша Кастл, что на­ходит­ся в Ки­ото. Во­допад по-нас­то­яще­му япон­ский: в жер­ле взор­вавше­гося вул­ка­на, в об­рамле­нии зе­леных то­нов стру­ят­ся шел­ко­вые се­рые ни­ти. Го­ворят, юж­нее, в Ки­тае, все та­кое же, толь­ко кру­че. Не знаю, мо­жет быть… Нем­но­го жал­ко, что объ­ем во­ды в во­допа­де до­зиру­ет­ся спе­ци­аль­ны­ми прис­по­соб­ле­ни­ями. Это как до­зиро­ван­ный эк­стаз — ли­бо эк­стаз, ли­бо до­зиро­ван­ный… Впро­чем, япон­ские ту­рис­ты то­же не про­из­во­дят впе­чат­ле­ние ре­бят "раз­махнись ру­ка, раз­зу­дись пле­чо". Гал­дят, едят, улы­ба­ют­ся — и фо­тог­ра­фиру­ют, фо­тог­ра­фиру­ют, фо­тог­ра­фиру­ют… — "…Тер­ро­рис­ты зах­ва­тили ав­то­бус с япон­ски­ми ту­рис­та­ми. В нас­то­ящее вре­мя по­лиция вни­матель­но ана­лизи­ру­ет все 30000 фо­тог­ра­фий зах­ватчи­ков…"

Ко­неч­но, Ник­ко зас­лу­жил свою сла­ву. Как и Ка­маку­ра, что все­го в ча­се с не­боль­шим от То­кио. Там, сре­ди про­чих хра­мов, сто­ит здо­ровен­ный Буд­да. Го­ворят, ког­да-то он сто­ял в хра­ме, но на­кати­лись цу­нами — и храм смы­ло, а Буд­ду, ес­тес­твен­но, нет. В Буд­ду мож­но вой­ти и ощу­тить, ка­ково это — на­ходить­ся в брон­зо­вом чре­ве Бо­га. Япон­цы в этом ло­яль­ны: во чре­ве, так во чре­ве, кто его зна­ет, где кон­ча­ет­ся чре­во и на­чина­ет­ся… Во­об­ще, это, на­вер­ное, здо­рово — ощу­тить се­бя нем­но­го Буд­дой. На­вер­ное — так как я не про­бовал, как-то не хо­чет­ся…

Но все же для ме­ня Япо­ния — это Ки­ото. От Ки­ото ду­ре­ешь, и, по­жалуй, ощу­щение от Ки­ото срав­ни­мо с пер­вым по­сеще­ни­ем Тос­ка­ны или ма­тери­ково­го Егип­та. Всю­ду на­каты­ва­ют вол­ны ог­ромной эс­те­тичес­кой си­лы, Ки­ото — это ка­кой-то ти­хий шторм, спо­кой­ный раз­гул, не­су­ет­ли­вая куль­тур­ная вак­ха­налия. Здесь все­го мно­го, и все очень япон­ское.

Мы жи­ли в Стей­шен-оте­ле. Это очень уз­кий отель. В нем уз­кие две­ри, уз­кие лиф­ты, уз­кие ком­на­ты, уз­кие ван­ные и уни­тазы. На та­тами сто­ит ма­лень­кий те­леви­зор, ря­дом — ма­лень­кий хо­лодиль­ник, под по­тол­ком — ма­лень­кий кон­ди­ци­онер. Все бе­зуко­риз­ненно ра­бота­ет. Кро­вати и стулья от­сутс­тву­ют, кайф и пог­ру­жение в сре­ду — пол­ное. Ком­на­та поз­во­ля­ет про­тянуть но­ги на та­тами и упе­реть­ся в про­тиво­полож­ную сте­ну зда­ния. Не на­до пу­гать­ся… здесь все сей­смо­ус­той­чи­вое. Но и ше­велить­ся лиш­нее то­же не сто­ит — кто его зна­ет, на сколь­ко по шка­ле Рих­те­ра по­тянет но­га 49-го раз­ме­ра. В ван­ной мо­ешь­ся — как че­шешь­ся, мел­ки­ми энер­гичны­ми дви­жени­ями. Сколь­зко, но упасть нель­зя — не­куда. Уни­таз, на мой взгляд, рас­счи­тан на 60 кг в ба­зар­ный день… Во мне — 120. Сто­ит ли иг­ра свеч? Вот в лиф­тах пи­шут – 7 че­ловек или та­кое-то ко­личес­тво ки­лог­рамм. Я под­полз под уни­таз и об­на­ружил два-три не­выра­зитель­ных и­ерог­ли­фа. И ни­каких цифр. Ну его к бо­гу в рай, бог тер­пел и нам ве­лел…

В 1990 го­ду в Ки­ото был Ма­тема­тичес­кий кон­гресс. Де­нег не бы­ло, и я жил в Грин-Пис хос­те­ле. Там оби­тала в ос­новном странс­тву­ющая по све­ту мо­лодежь от 18 до 50-ти. Ат­мосфе­ра бы­ла род­ная — об­ща­га об­ща­гой. Рус­ские тог­да бы­ли еще чем-то вро­де ред­ко­го зве­ря, и на нас хо­дили смот­реть, как на мед­ве­дей. Учи­тывая, что в ком­на­те жи­ли Ле­витин, Мар­ку­шевич, Плот­кин и Шпиль­райн, не уве­рен что пос­то­яль­цы сос­та­вили пра­виль­ный фе­нотип ти­пич­но­го хо­мо ру­сикус. Бы­ло очень жар­ко и влаж­но, здо­ровен­ный вен­ти­лятор де­лови­то го­нял го­рячий воз­дух по кру­гу. Пос­то­ян­но хо­телось пить. В ком­на­ту за­шел Фар­шад — веж­ли­вый то ли зо­ро­ас­три­ец, то ли ба­ха­ец из Ира­на, и на­учил, что в хо­лодиль­ни­ке всег­да есть лед, а в чай­ни­ке мож­но ки­пятить чай. По­том сме­шива­ешь и пь­ешь — тог­да не так пло­хо. Фар­шад те­лос­ло­жени­ем боль­ше все­го на­поми­нал трость, а бри­тый че­реп был на ней на­бал­дашни­ком. Но па­рень от­личный. Он пос­мотрел на ме­ня взгля­дом одес­ско­го пор­тно­го, оце­нил га­бари­ты, вздох­нул и по­вел к за­вет­ной ком­на­те. В Япо­нии ту­але­ты бы­ва­ют ев­ро­пей­ские и япон­ские. В Ки­ото — все япон­ское, и ту­але­ты, и мыс­ли. Но в хос­те­ле ме­нед­жер был ис­ку­шен и опы­тен. Ко­роче, на две­рях сор­ти­ра ви­сел ше­девр не­из­вес­тно­го ху­дож­ни­ка – инс­трук­ция в кар­тинках, что и как на­до де­лать: где объ­ект, где те­ло и что ку­да по­пада­ет. Те­ло рас­по­лага­ет­ся ли­цом к стен­ке, на кор­точках, ру­ки впе­ред. На сте­не есть руч­ка и, дер­жась за нее, вы дол­жны изоб­ра­зить се­дока на во­об­ра­жа­емом ко­не. Во­об­ра­жа­емом — пос­коль­ку уни­таз от­сутс­тву­ет, лишь где-то вни­зу ра­кови­на и мно­го-мно­го во­ды. Вся эта те­ория рас­счи­тана на нек­рупно­го япон­ца. А те­перь пред­ставь­те се­бе, что в вас не­уби­ен­ных 100 ки­ло, и но­га пос­ледне­го раз­ме­ра, ну и рост… а вас по­сади­ли на по­ни… То есть вы еще есть, а конь под ва­ми уже дав­но кон­чился, со все­ми вы­тека­ющи­ми от­сю­да пос­ледс­тви­ями. Фи­лей­ная часть тор­чит из две­ри, не го­воря уже о но­гах, ко­торые во­об­ще где-то на ули­це. Веж­ли­вый зо­ро­ас­три­ец оце­нил все это мо­мен­таль­но и про­вел курс мо­лодо­го бой­ца. Те­перь я знаю, за­чем при­дума­на й­ога…

Кста­ти, ког­да бу­дете в Япо­нии, сра­зу иди­те в ту­алет для ин­ва­лидов — в от­ли­чие от тра­дици­он­но­го, этот как бы соз­дан в 22-м ве­ке. Там мас­са кно­пок, ру­чек и не­из­вес­тных при­боров. Все это го­ворит по-япон­ски и сде­лано для об­легче­ния жиз­ни. При­сядь­те и ра­дуй­тесь прох­ла­де. Толь­ко не на­жимай­те ни­чего лиш­не­го…

В Ки­ото обыч­но сто­ит проб­ле­ма вы­бора — все­го мно­го, все хо­чет­ся уви­деть. На­до, ко­неч­но, на­чать с клас­си­ки. Это Кин­ка­ку-дзи (Зо­лотой па­виль­он) и на­ходя­щий­ся не­пода­леку Рё­ан-дзи (Сад кам­ней). Проб­ле­ма боль­шинс­тва япон­ских двор­цов и пар­ков — в их со­вер­шеннос­ти и сба­лан­си­рован­ности. Фи­лосо­фия прос­ве­щен­но­го ми­нима­лиз­ма идет от дзен-буд­дизма со все­ми его при­бам­ба­сами и, во­об­ще, от все­го япон­ско­го эти­ко-эс­те­тичес­ко­го ка­нона. Но в пер­вый мо­мент на все это нап­ле­вать, так как ды­хание за­мира­ет от со­вер­шенс­тва форм, кра­сок и пей­за­жа. У Зо­лото­го па­виль­она был свой Ге­рос­трат, что по­казы­ва­ет – нич­то че­лове­чес­кое япон­цам не чуж­до, или, по край­ней ме­ре, пси­хичес­кие за­боле­вания у нас с ни­ми об­щие. Его вос­ста­нови­ли, и вот ше­девр — зо­лото от­ра­жа­ет­ся в пру­ду, во­да слег­ка ко­леб­лется и лег­кая рябь де­ла­ет со­вер­шенные фор­мы зыб­ки­ми, как вре­мя. Мгно­вение — и рябь сти­ха­ет, и сно­ва зо­лото, и сно­ва со­вер­шенные фор­мы. Ин­те­рес­но, ве­терок то­же у них за­ложен в про­ект?.. Па­виль­он ок­ру­жа­ют сос­ны. Зе­леное и зо­лотое — ску­пая гар­мо­ния, как зо­лото и изум­руд, ни­каких кри­чащих брил­ли­ан­тов. По­лови­на пру­да за­рос­ла ло­тосом. Ло­тос здесь жел­тый, в нем пла­ва­ют раз­ноцвет­ные кар­пы и де­лови­то пох­рю­кива­ют. На кам­не пос­ре­ди во­ды си­дит пи­чуга, и пас­то­раль уве­личи­ва­ет­ся во сто крат. Ка­мень на­вер­ня­ка осо­бый, при­везен­ный из­да­лека, хо­тя на вид – буль­дик буль­ди­ком. Да и пти­ца, ко­неч­но, на со­дер­жа­нии, но ра­бота­ет эле­ги­ей хо­рошо, от­менно ра­бота­ет. Пос­ре­ди пру­да — ос­тров­ки, на них не­боль­шие сос­ны при­нима­ют изыс­канные, но ес­тес­твен­ные по­зы. Гар­мо­ния… Глав­ное – ни­куда не то­ропить­ся.

Я вдруг по­думал о сти­хах Куш­не­ра про "вре­мена не вы­бира­ют". А стра­ны? А ре­лигию? Мо­раль? Фи­лосо­фию? Что во­об­ще мож­но выб­рать? Вот 16-й век, фе­одал Имя­рек-га­ва си­дит и ду­ма­ет, что ему, собс­твен­но, де­лать. Ду­ша го­рит, че­го-то про­сит. И он за­думы­ва­ет Зо­лотой па­виль­он. Или Сад кам­ней… Ну прос­то вду­май­тесь: 16-й век на дво­ре, Иван Гроз­ный, оп­рични­на, дво­рянин Ма­люта Ску­ратов раз­мышля­ет о смыс­ле жиз­ни… На­вер­ня­ка и Ма­люта, и Имя­рек-га­ва — бан­ди­ты, сто­ящие друг дру­га, но ка­кой раз­ный ан­ту­раж — как буд­то вре­мена на дво­ре раз­ные…

На са­мом де­ле Имя­рек-га­ву зва­ли Й­оши­мицу Аши­кага, жил он в 14-м ве­ке, был се­гуном в ужа­са­ющее вре­мя – го­лод, эпи­демии, вой­ны… Мо­жет, он был по­рядоч­ным и доб­рым че­лове­ком? Не знаю, хо­телось бы… Ну, а Ма­люту что вспо­минать — убий­ца.

Рё­ан-дзи, Сад кам­ней, ас­со­ци­иру­ет­ся с дзен-буд­дизмом. Там 15 кам­ней — чис­ло в дзе­не, сим­во­лизи­ру­ющее со­вер­шенс­тво. Чис­ло как чис­ло, 3 на 5, хо­рошее чис­ло. Ни из ка­кой точ­ки все 15 не вид­ны. Сим­во­лика прос­та и оче­вид­на — еще древ­ний грек го­ворил в па­радок­саль­ной фор­ме о не­пол­но­те на­ших зна­ний. Но ка­кое изя­щес­тво воп­ло­щения об­ще­из­вес­тной фи­лософ­ской идеи! Там так ти­хо!.. Лю­ди си­дят на сту­пень­ках и смот­рят на кам­ни. Стран­но. Ес­ли бы это бы­ло мо­ре… Но кам­ни… сре­ди зас­тывше­го при­боя се­рого гра­вия. Боль­ше все­го это на­поми­на­ет ка­мер­ный кон­церт. Со­лис­тов — 15, а му­зыки не слыш­но. Всем не слыш­но, за­то каж­до­му в от­дель­нос­ти ис­полня­ет­ся своя пар­ти­тура. Очень мно­го спо­кой­ной энер­гии. Все срод­ни цер­кви, но толь­ко силь­нее, так как ес­тес­твен­нее и про­ще.

Пос­ле Зо­лото­го па­виль­она по­лага­ет­ся по­сетить Се­реб­ря­ный Па­виль­он, т. е. Гин­ка­ку-дзи. Пер­вый раз я его уви­дел в 1990 го­ду, вто­рой — 7 лет на­зад, и вот третья встре­ча. Тог­да, во вре­мя кон­грес­са, я прос­то сач­ка­нул ра­бочий день и по­шел пеш­ком по Ки­ото. В бе­лый свет, как в ко­пе­еч­ку. Бы­ло ран­нее ут­ро, и вдруг из опав­шей лис­твы на опуш­ке по­лу-ле­са – по­лу-пар­ка под­ня­лась го­лова здо­ровен­ной змеи с ро­зовой ше­ей и неп­ри­ят­ным взгля­дом. Не пом­ню, как я ока­зал­ся мет­рах в двад­ца­ти от мес­та встре­чи. Бы­ло страш­но­вато, но я, дос­тав фо­то­ап­па­рат, вер­нулся. Змея бы­ла пот­ря­сена и рва­нула в лис­тву. Я ус­пел сде­лать сни­мок. Змеи на нем не вид­но, но ви­ден мет­ро­вый из­ви­лис­тый след в опав­шей лис­тве. Я мно­го по­том спра­шивал япон­цев, кто это был — все раз­во­дили ру­ками; не су­щес­тву­ет та­ких в Ки­ото, и во­об­ще в Япо­нии — не су­щес­тву­ет. Так я и ос­тался ред­чай­шим об­ла­дате­лем сним­ка сле­да не­из­вес­тной змеи. На­вер­ное, это был ми­раж, бы­ло ведь жар­ко. Но вот сни­мок…

Так и Гин­ка­ку-дзи — в тот ав­густов­ский день, уви­дев его впер­вые, я ис­пу­гал­ся: вдруг и он ис­чезнет, по­доб­но ас­пи­ду, и я не смо­гу пе­редать эту неп­равдо­подоб­ную кра­соту мо­им близ­ким. Прош­ло 14 лет…

Ко­неч­но, нет той страс­ти, то­го "ах", то­го бе­зумия пер­вой встре­чи. И чувс­тва, и мы са­ми слег­ка за­мате­рели. Вмес­то "ах" по­рой вы­рыва­ет­ся "ох" — од­на бук­ва все­го, а как мно­го в этом зву­ке!.. Но Гин­ка­ку-дзи сно­ва бь­ет на­повал. Там до­мини­ру­ет сад. Япон­ский сад пос­тро­ен на вза­имо­дей­ствии трех эле­мен­тов: ста­тич­ности рас­те­ний, под­вижнос­ти во­ды и пе­ремен­чи­вос­ти све­та. Ню­ан­сы пе­рехо­дов меж­ду ни­ми от­то­чены ве­ками. В са­ду мно­го мхов, ли­шай­ни­ков, па­порот­ни­ков. Их при­чуд­ли­вые со­чета­ния пок­ры­ва­ют зем­лю, кам­ни, скло­ны и плос­кости. Мхи под­ме­та­ют­ся спе­ци­аль­ны­ми ме­тел­ка­ми, что­бы слу­чай­ный упав­ший лист или заб­лу­див­ший­ся му­равей не на­руши­ли их со­вер­шенную фор­му. Все ви­ды бан­саи приз­ва­ны умень­шить все­лен­ную до ося­за­емо­го раз­ме­ра, сде­лать со­вер­шенс­тво как бы кар­манным, не где-то там да­леко, в вы­шине, а вот — ря­дом… Во­да – она дол­жна жур­чать, про­бира­ясь по бам­бу­ковым во­дово­дам, дол­жна блес­теть све­жестью на сол­нце и, прев­ра­тив­шись в ру­чей, дол­жна впа­дать в пруд – сим­вол спо­кой­ствия и ве­лича­вос­ти. В пру­ду цве­тет хоть один, но ло­тос. Ина­че ка­кой это дзен!.. Ос­тро­лис­тные кле­ны, раз­ла­пис­тые сос­ны — все они не мо­гут рас­ти в япон­ском пар­ке, как ка­зак в по­ле, т. е. вверх, к сол­нцу. Пос­мотри­те на клен — ес­ли вет­ка рас­тет плос­ко, то за­ходя­щее сол­нце заж­жет це­лый ша­тер над го­ловой зе­лены­ми вспо­лоха­ми. А ес­ли к то­му же и осень… или вос­ход… — все уч­те­но, все про­дума­но, да­же нем­но­го скуч­но ста­новит­ся в этом ми­ре со­вер­шенс­тва. Го­ворят, се­гун Аши­кага все так и за­думал, ус­тав от по­лити­ки и сос­ре­дото­чив­шись на чай­ной це­ремо­нии и со­зер­ца­нии лун­но­го све­та. Ко­неч­но, нет ни­чего ес­тес­твен­нее для се­гуна на пен­сии, чем пить чай и смот­реть на лу­ну.

От Гин­ка­ку-дзи вниз идет "путь фи­лосо­фов". Сле­ва его об­лепля­ют мо­нас­ты­ри, спра­ва до­мики, ру­чей те­чет, раз­гра­ничи­вая эти два ми­ра. Но че­рез ру­чей про­ложе­ны мос­тки, и гра­ница эта так ус­ловна…

"Путь фи­лосо­фов" упи­ра­ет­ся в Ги­он, а даль­ше уже не­дале­ко до Ки­омид­зу-де­ра. Ки­омид­зу-де­ра — это буд­дист­ский хра­мовый ком­плекс вы­соко на хол­ме, к ко­торо­му ве­дет си­ту­атив­ная улоч­ка Ки­омид­зу-за­ка. От хра­ма от­кры­ва­ет­ся вид на го­род, и, го­ворят, во вре­мя цве­тения са­куры дух зах­ва­тыва­ет от ро­зово­го цве­та, об­рамля­юще­го тем­но-крас­ные си­лу­эты хра­мов. Мы бы­ли в ав­густе. Бы­ла до­воль­но мер­зкая по­года, со­бирал­ся дождь, ду­хота пред­ве­щала гро­зу. Но лю­ди шли и шли к хра­мам, вы­бирая тот, ко­торый по вку­су. У нас буд­дист­ские прис­трас­тия бы­ли в за­чаточ­ном сос­то­янии, и мы прос­то шли, по­ка не ут­кну­лись в Храм люб­ви.

Это не сов­сем то, что при­ходит на ум. Име­ет­ся со­от­ветс­тву­ющая син­то­ист­ская бо­гиня (бог), ин­корпо­риро­ван­ная, как это во­дит­ся, в буд­дист­ский пан­те­он. Она от­ве­ча­ет за лю­бовь, семью, очаг — ни­каких глу­пос­тей. Пос­ре­ди хра­мовой пло­щади сто­ит ка­мень. На­до зак­рыть гла­за и, стар­то­вав мет­рах в двад­ца­ти от не­го, дой­ти до ва­луна. Тог­да при­дет лю­бовь. Же­латель­но еще триж­ды хлоп­нуть в ла­доши, что­бы на­вер­ху не за­были и от­ме­тили про­сите­ля. В Япо­нии во­об­ще с этим стро­го — при­ходишь к хра­му, про­сишь, бро­са­ешь день­ги, дер­га­ешь за ко­локол и хло­па­ешь в ла­доши. Все — ты сде­лал все, что на­до, ос­та­ет­ся ждать, по­ка прось­ба дой­дет до ад­ре­сата. Хо­чешь чис­той и свет­лой люб­ви — иди к кам­ню с за­вязан­ны­ми гла­зами. Ни­каких те­бе гейш, мойш, рикш.

Вид­но, мы поп­ро­сили не сов­сем так, как по­ложе­но, и на ули­це Ки­омид­зу-за­ка мы нат­кну­лись на гей­шу в соп­ро­вож­де­нии ка­вале­ра. Во­об­ще-то в этом нет ни­чего не­ожи­дан­но­го — в Ги­оне на­ходит­ся шко­ла гейш, но… Как го­ворил по­пугай, сле­див­ший за лю­бов­ны­ми уте­хами хо­зя­ев: "Сде­лай­те из ме­ня чу­чело, я дол­жен это ви­деть…"

Это дол­жен ви­деть каж­дый! Гей­ша шла, как плы­ла, а тол­па рас­сту­палась, още­тини­ва­ясь вспыш­ка­ми фо­то­ап­па­ратов. На ли­це спут­ни­ка бы­ла улыб­ка, хо­роший кос­тюм, до­рогие штиб­ле­ты, лег­кая гор­дость и поч­те­ние. Все бы­ло прик­ле­ено к ли­цу, так как гей­ша — это ка­нон, ко­торый по умол­ча­нию рас­простра­нял­ся и на по­веде­ние на­няв­ше­го. Ли­цо гей­ши не вы­ража­ло ни­каких эмо­ций; собс­твен­но, это бы­ло не ли­цо, а мас­ка – сплош­ной бе­лый грим, на­рисо­ван­ные бро­ви, очер­ченные гу­бы. Сза­ди вид­но, что грим идет и на шею спе­ци­аль­ной ду­гой, ос­тавляя не­зак­ра­шен­ным па­рабо­личес­кий ку­сок нор­маль­ной за­горе­лой ко­жи. У каж­до­го на­рода своя эро­ген­ная зо­на — в эпо­ху кри­ноли­нов "нож­ка" бе­зум­но воз­бужда­ла Пуш­ки­на (ему, впро­чем, не мно­го на­до бы­ло…), у япон­цев этим мес­том, ви­димо, яв­ля­ет­ся шея. Как по­ет­ся в ста­рин­ной сту­ден­ческой пес­не: "Ах шея, шея, шея, а ни­же шеи бок, и коль уви­дишь шею, уви­дишь и пу­пок. И кое-что еще, о чем не пи­шут в шко­ле, и кое-что еще, о чем не го­ворят…" Ни­каких пуп­ков — ки­моно глу­хое, как ска­фандр, но за­то как си­дит… И, в об­щем, си­деть ему осо­бен­но не на чем — не Со­фи Ло­рен, это уж на­вер­ня­ка, но все рав­но – сказ­ка. В ру­ках — шел­ко­вый зонт на де­ревян­ном ос­но­вании, на спи­не обо — это та­кой бант не­мыс­ли­мый, а что на но­гах — так это не пе­редать! В этих ко­лод­ках и в этом ки­моно — что­бы пе­ред­ви­гать­ся, на­до быть нас­то­ящим ар­тистом. У гейш име­ет­ся язык при­чесок. При­чес­ка на­шей го­вори­ла, что она мо­лода, что не име­ет пос­то­ян­но­го пат­ро­на и что она в этом смыс­ле еще в сво­бод­ном по­лете. В это вре­мя раз­ра­зилась, на­конец, гро­за, гей­ша со спут­ни­ком заш­ли под на­вес ке­рами­чес­кой лав­ки, ста­ло тем­но, све­жо и жел­тый свет фо­нарей мож­но бы­ло при­нять за ко­леб­лю­щий­ся свет лам­пад. По­ра ид­ти чи­тать Сэй-Се­нагон…

Дождь хлес­тал, как из вед­ра, на­до бы­ло что-то есть. Япон­ская еда — это от­дель­ная те­ма. Все тут про­дума­но, ес­ли ешь мя­со или ры­бу — по­лага­ет­ся к это­му ва­саби и ма­рино­ван­ный им­бирь. Ина­че как все это пе­рева­рить? Едят в ос­новном сви­нину, го­вяди­ну — ма­ло. Хо­тя, по слу­хам, имен­но в Япо­нии вы­ращи­ва­ет­ся са­мая до­рогая го­вяди­на, по 300$ за ки­лог­рамм. Ко­ров этих по­ят са­ке и на­тира­ют пи­вом, или на­обо­рот. Су­дя по бор­цам су­мо, япон­цы зна­ют толк в от­кар­мли­вании. Но го­вяди­ну поп­ро­бовать не уда­лось. Так же, как и меч­ту су­ицид­ни­ка — ядо­витую ры­бу фу­гу. Но вот все нор­маль­ные "яки" — это по­жалуй­ста, это здо­рово, ведь "яки" оз­на­ча­ет "жа­реное". Те­ри­яки — со­ус к жа­рено­му. Ку­шать на­до там, где не выс­тавле­ны в вит­ри­нах пор­тре­ты еды, а уж ес­ли выс­тавле­ны, то пор­ци­ями че­лове­чес­ких раз­ме­ров. Чем мень­ше му­ляж, тем рес­то­ран до­роже. Же­латель­но прос­то най­ти за­бега­лов­ку, где при те­бе за­жарят на от­кры­том ог­не кре­вет­ки, мя­со, зе­лень, и все это заль­ют от­ва­ром ми­со су­па. Ми­со суп — это суп из фер­менти­рован­ных бо­бов с до­бав­кой, как пра­вило, мор­ской ка­пус­ты. Его едят ча­ше, чем у нас борщ, ма­лень­ки­ми фар­фо­ровы­ми лож­ка­ми, и он, как пра­вило, не от­кры­ва­ет, а за­кан­чи­ва­ет еду. Для справ­ки: фер­менти­рован­ные бо­бы – это прос­то слег­ка под­гнив­шие. Но так же бу­ряты едят омуль, шве­ды — се­лед­ку, а ки­тай­цы – яй­ца; вид­но, есть в этом что-то. Во­об­ще-то япон­ская пи­ща прос­та и не слиш­ком эк­зо­тич­на, ник­то му­равей­ник на ско­вород­ку класть не ста­нет, ну, мак­си­мум — су­ши с ге­нита­ли­ями мор­ско­го ежа мож­но поп­ро­бовать; на­зовем их для прос­то­ты ик­рой, так как-то спо­кой­нее…

Рань­ше, как мне ка­залось, у япон­цев бы­ли проб­ле­мы с вы­пив­кой. Пос­ле пер­вой рюм­ки они раз­вя­зыва­ют гал­стук, пос­ле вто­рой рас­ко­сые гла­за схо­дят­ся, пос­ле треть­ей мож­но вы­носить… Ре­бята не ви­нова­ты, у них нет ка­кого-то фер­мента, рас­щепля­юще­го ал­ко­голь. Ес­ли фер­мента нет, зна­чит его на­до ку­пить, на ху­дой ко­нец — вы­рабо­тать. Нас приг­ла­сили в рес­то­ран. При­ходишь, пла­тишь 20$ — и мож­но пить столь­ко, сколь­ко вле­зет, "all included". Я ушам не по­верил, спра­шиваю у Цу­тому Се­кигу­чи: это как же?! Цу­тому, боль­шой зна­ток вин и гур­ман, объ­яс­ня­ет, что есть ма­лень­кая хит­рость: пить мож­но, сколь­ко хо­чешь, но в те­чение двух ча­сов. И ве­село сме­ет­ся: все, мол, не так прос­то, и уч­те­но мес­тным биз­не­сом. Цу­тому, ты прек­расный ма­тема­тик, за­меча­тель­ный скри­пач, и Бор­до 1982 го­да бы­ло не­под­ра­жа­емым… — Цу­тому, за два ча­са в Рос­сии в этом рес­то­ране выпь­ют все, вклю­чая жид­кость для мытья рук!.. Так что ес­ли ко­му в То­кио не хва­тит, я мо­гу дать ад­рес, где на­лива­ют и со­бира­ют­ся нас­то­ящие бой­цы, спо­соб­ные все два ча­са вес­ти за­душев­ную бе­седу. Кста­ти, япон­ско­го ви­ног­радно­го ви­на нет, так как ви­ног­рад тра­дици­он­но раз­во­дит­ся для еды, а не для ду­ши, и на­поми­на­ет сли­ву сред­них раз­ме­ров.

То, что Япо­ния сто­ит од­ной но­гой в 22-м ве­ке, а дру­гой в 17-м — об­ще­из­вес­тно. Соз­да­ния чуж­до­го нам ра­зума встре­ча­ют­ся на каж­дом ша­гу — го­воря­щие ав­то­бус­ные ос­та­нов­ки, бен­зо­колон­ки, шлаг­ба­умы, ма­шины, лиф­ты, сор­ти­ры. Это ка­кой-то кош­мар, иног­да чувс­тву­ешь се­бя лиш­ним в ми­ре зву­чащих ма­шин. Япон­цу, на­вер­ное, при­ят­но, ког­да ос­та­нов­ка го­ворит ему, что ав­то­бус за­дер­жи­ва­ет­ся и при­дет не че­рез 3, а че­рез 3,5 ми­нуты. По срав­не­нию с япон­ской упо­рядо­чен­ностью нем­цы от­ды­ха­ют, а рус­ские и ев­реи во­об­ще ис­че­за­юще нич­тожны…

Под­хо­дим к ав­то­бус­ной ос­та­нов­ке, жа­ра, тя­желые сум­ки, спра­шива­ем: "Здесь идет ав­то­бус на Цу­кубу?" "Нет", — го­ворит при­лич­но­го ви­да му­жик. Не­уже­ли опять та­щить­ся с ба­гажом в ин­форма­цию по па­ляще­му сол­нцу? "А где?", — спра­шиваю, с тос­кой вгля­дыва­ясь в да­лекие плат­формы мет­рах в 300. Му­жик смот­рит под но­ги, и мы за­меча­ем на них три по­лосы жел­то­го, крас­но­го и си­него цве­та, с ин­терва­лом при­мер­но сан­ти­мет­ра 3 меж­ду ни­ми. "Вам ту­да", — го­ворит япо­нец и по­казы­ва­ет на си­нюю по­лосу, сан­ти­мет­рах в 10 от мо­ей но­ги. "Ку­да?!" — "Ту­да", – го­ворит япо­нец, удив­ля­ясь мо­ей не­догад­ли­вос­ти. А я уже все по­нял, за­пад есть за­пад, вос­ток есть вос­ток… За­хоте­лось в от­мес­тку рас­ска­зать ему лю­бимый анек­дот: "Туу ти­кетс ту Даб­лин! — Ку­да, блин? — Ту­да, блин!" Ведь не пой­мет, за­раза, а жаль…

Я как-то во­дил про­фес­со­ра Абе по Эр­ми­тажу, год был до­воль­но еще го­лод­ный, ка­жет­ся, 89-й. Абе, че­ловек, соз­давший в ма­тема­тике не од­ну те­орию, об­ла­да­ет ка­кой-то изыс­канной веж­ли­востью и так­том. Я спро­сил, чем от­ли­ча­ет­ся тра­дици­он­ный япо­нец от но­вого. Абе улыб­нулся и ска­зал, что ко­личес­твом стуль­ев в до­ме; по­том улыб­нулся еще раз и до­бавил: "У ме­ня лич­но нет ни од­но­го".

Тра­дици­он­ность сос­то­ит еще и в том, что в гос­тях при­нято от­ве­чать "да" на лю­бое пред­ло­жение хо­зя­ев. Это на­до знать и ни­чего осо­бен­но ду­рац­ко­го не пред­ла­гать. Не за­буду, как на Те­лец­ком озе­ре на од­ной из кон­фе­рен­ций мы пош­ли в вы­ход­ные в ал­тай­скую тай­гу. По до­роге встре­ча­ем Е­ичи в кос­тю­ме и хо­рошей обу­ви. Я спро­сил по при­выч­ке, не хо­чет ли он пой­ти с на­ми, и по­лучил в от­вет, ес­тес­твен­но, "да". Дош­ли до пер­вой мед­вежь­ей бер­ло­ги и по­вер­ну­ли на­зад; не всег­да в кос­тю­ме де­ло…

Так вот, в Эр­ми­таже — 450 ком­нат; мы пос­мотре­ли 449, од­на бы­ла зак­ры­та — япон­ской куль­ту­ры…

Пун­кту­аль­ность — страш­ная си­ла. Е­ичи го­ворит: "Ку­шать хо­чу". Нет проб­лем, в Эр­ми­таже есть бу­фет с ме­ню из трех блюд: сок об­ле­пихо­вый, ик­ра ка­бач­ко­вая и пи­рожок тво­рож­ный, со­чень. Как ска­зали бы пу­тево­дите­ли — блю­да local, т. е. мес­тные, боль­ше ниг­де та­кого не встре­тишь. И в са­мом де­ле, кто та­ким кор­мить бу­дет! Еще бы по от­дель­нос­ти, но вмес­те… По­ели мы с Абе, пос­ле обя­затель­ных "вкус­но", "хо­рошо" и "спа­сибо", Абе го­ворит: "Ку­шать хо­чу". Блин! Вид­но, при­дет­ся кор­мить… Пош­ли мы че­рез ар­ку Глав­но­го шта­ба в рес­то­ран Кав­каз­ский. В рес­то­ране воз­ни­ка­ет хал­дей, смот­рит с сом­не­ни­ем на ме­ня, по­том с во­оду­шев­ле­ни­ем на Абе, его ли­цо оза­ря­ет ис­кра ра­зума, и он рас­тво­ря­ет­ся со сло­вами: "Я все по­нял, вам все са­мое луч­шее — хар­чо, шаш­лы­чок, тар­хунчик…" Я креп­ко сжал в од­ном кар­ма­не пос­леднюю де­сят­ку, в дру­гом — ку­киш, и стал ждать. По­ели, хал­дей при­носит счет: де­вянос­то один рубль. Абе прек­расно по­нима­ет все, го­ворит с улыб­кой: "Вы мой гость се­год­ня", — и да­ет сот­ню хал­дею. Мы си­дим, бол­та­ем, ждем. И я по­нимаю, что Абе ждет сда­чи, так как на сче­те не бы­ло на­писа­но, что ча­евые столь­ко-то про­цен­тов, а зна­чит — дол­жна быть сда­ча… За­хожу на кух­ню, дос­таю де­сят­ку из кар­ма­на, с ши­рокой улыб­кой при­ношу ему сда­чу… чувс­твуя се­бя круг­лым бол­ва­ном во всех смыс­лах. Так я до сих пор и не знаю, по­нял ли тог­да Е­ичи на­шу род­ную ду­рость или нет… Хо­тя в раз­го­воре меж­ду со­бой япон­цы за­час­тую очень да­же оп­ре­делен­ны и жес­тки. Не зря в япон­ском все зна­ки про­гова­рива­ют­ся вслух, как в аз­бу­ке Мор­зе. Вы бу­дете зав­тра — воп­ро­ситель­ный знак — ? Нет! — знак вос­кли­цатель­ный.

15 ав­густа мы по­еха­ли в На­ру. На­ра бы­ла сто­лицей еще до Ки­ото, в ней на­ходит­ся са­мый боль­шой в ми­ре де­ревян­ный дво­рец, а в нем си­дит са­мый боль­шой япон­ский Буд­да. Не­пода­леку от Буд­ды име­ет­ся ко­лон­на с дыр­кой – счи­та­ет­ся, что на­до про­лезть че­рез нее, что­бы сбы­лись са­мые за­вет­ные же­лания. Я пос­мотрел на дыр­ку и по­нял, что са­мым за­вет­ным яв­ля­ет­ся же­лание пос­трой­неть, а там раз­бе­рем­ся. Кро­ме то­го, наб­лю­да­ет­ся син­дром Вин­ни-Пу­ха — хоть го­лова про­ходит, но зад­ни­ца мо­жет за­купо­рить наг­лу­хо япон­ское чу­до на не­делю ми­нимум, по­ка не по­худе­ет. Плюс еще шнур­ко­вая бо­лезнь, да и выс­ту­пы, ко­торы­ми мож­но за­цепить­ся в ды­ре, вро­де еще не от­па­ли. Ви­димо, на ли­це бы­ли на­писа­ны глу­бокие раз­думья, так как по­дошел япо­нец и ска­зал, что нос — единс­твен­ное, что у ме­ня ту­да про­лезет. А го­ворят, у япон­цев пло­хо с юмо­ром…

На­ру на­селя­ют оле­ни, они жи­вут там с не­запа­мят­ных вре­мен. Оле­ни оча­рова­тель­ные и со­вер­шенно руч­ные. Смот­рят во­ло­оки­ми гла­зами, ле­жат, ты­ка­ют­ся но­сом в свои собс­твен­ные шкур­ки, ко­торые про­да­ют­ся в мно­гочис­ленных лав­ках. С этим тут стро­го: ме­лан­хо­лия ме­лан­хо­ли­ей, а биз­нес есть биз­нес.

Ока­залось, что 14-15 ав­густа в На­ре праз­дник Ты­сяч Фо­нарей. Нам по­вез­ло, нам дей­стви­тель­но по­вез­ло — это не­обык­но­вен­ное зре­лище. В На­ре на­ходит­ся Ка­суга-тай­ся, храм 2000 ка­мен­ных лам­пад. Сог­ласно син­то, этот храм пе­рес­тра­ива­ли каж­дые 20 лет, вы­пол­няя об­ряд очи­щения. 15 ав­густа лам­па­ды за­жига­ют­ся, об­ра­зуя нес­конча­емую ве­дущую в го­ру све­тящу­юся ли­нию. В са­мом хра­ме мо­наш­ки в бе­лом с ро­зовым одеж­дах и с чуб­чи­ками из цве­тов на го­лове про­да­ют бу­маж­ные фо­нари. Тем­не­ет. На по­лянах за­жига­ют­ся мно­гие ты­сячи за­ранее рас­став­ленных све­чей. Их мер­ца­ющий свет пе­рек­ли­ка­ет­ся с гла­зами оле­ней и мо­нашек. Все ждут вось­ми ве­чера.

Ров­но в во­семь мэр На­ры вмес­те с мо­нахом из Ка­суга-тай­ся за­жига­ют ри­ту­аль­ный кос­тер на спе­ци­аль­ной по­ляне. В от­вет на скло­не го­ры вспы­хива­ет кос­тра­ми све­тящий­ся и­ерог­ли­фы Дай­мон­дзи. Это дао, т. е. путь поз­на­ния. На­до спе­шить к глав­но­му хра­му, То­дай-дзи. Храм от­крыт, и ты­сячи лю­дей идут к брон­зо­вому Буд­де. По­ток дви­жет­ся сре­ди струй жел­то­го све­та. Буд­да уже под­нял пра­вую ру­ку с нак­ло­нен­ным ука­затель­ным паль­цем. Это "уже" длит­ся 12 сто­летий…

Вре­мя идет, и раз­да­ют­ся зву­ки флей­ты. Вре­мя идет?… Флей­та уно­сит да­леко-да­леко… Вре­мя за­мира­ет…