БРЕДФОРД УОШБЕРН. АВАНТЮРИСТ

This extraordinary scientist was marked by an adventurous character and rare, childish passion for discovery and wonder. He preserved his obsession with exploration until his death in January, 2007 at the age of 96.
Bradford Washburn was the father of the modern Science Museum in Boston and its director for 41 years, turning it to into a unique institution for people of all ages eager to discover the secrets of nature and admire its wonders. Being a prominent natural scientist, he explored mountains as a mountaineer, cartographer and photographer. At 88, he led a scientific team to the Himalayas which would determine the true height of Everest using Global Positioning Satellites. Washburn worked in Alaska 66 times, most recently in 1999, and his name is closely connected with making Mount McKinley an open book for scientists and mountaineers.
His wife for 67 years, Barbara, who outlived him, participated in many of his climbs and discoveries. She was the first woman in history to conquer Mount McKinley. Their team work in the mountains is a tale of our time.
By the age of 20, Washburn had written four books on mountaineering, and at 26 he searched for a position of navigator on Amelia Earhart’ round-the world trip, but after disagreeing on logistics that could save her life he was turned off. Which saved his life, but not hers.
Photography, of all his achievements, deserves special notice. His 20 large format landscape digital prints, exhibited now at the Science Museum, feature some of Washburn’s favorite mountain images. They combine scientific value with rare artistry. Anselm Adams once said of him: “One never knows what to expect next from this roving genius of mind and mountains”.

На выс­тавке в Бос­тон­ском Му­зее на­уки пред­став­ле­ны двад­цать круп­но­фор­матных фо­тог­ра­фий (3х4 фу­та, 1,2 кв. м), сде­лан­ных Бред­фордом У­ош­берном (1910-2007). Пу­тешес­твен­ник, аль­пи­нист, он был ос­но­вате­лем и ди­рек­то­ром Му­зея на­уки на про­тяже­нии че­тырех с лиш­ним де­сят­ков лет.

Этот че­ловек был по­ис­ти­не не­обык­но­вен­ной лич­ностью. Бред­форд У­ош­берн до­жил до 97 лет, сох­ра­нив уди­витель­ную фи­зичес­кую и твор­ческую ак­тивность. Дру­гие, слу­ча­ет­ся, то­же дол­го жи­вут… но ка­ково ка­чес­тво их жиз­ни? Бред­форд У­ош­берн да­же на де­вятом де­сят­ке лет удив­лял по­рази­тель­ны­ми дос­ти­жени­ями в на­уке, тре­бовав­ши­ми пол­ной са­мо­от­да­чи и не­малых сил. И к не­му боль­ше чем ко мно­гим дру­гим лю­дям на­уки се­год­ня, мож­но при­менить сло­во «аван­тю­рист». В луч­шем, ис­тинном смыс­ле это­го сло­ва (adventures — прик­лю­чения)! Не­обык­но­вен­ные прик­лю­чения соп­ро­вож­да­ли всю его жизнь.

Он умер от сер­дечной не­дос­та­точ­ности в Лек­син­гто­не, в при­горо­де Бос­то­на, в ян­ва­ре ны­неш­не­го го­да. «Нью-Й­орк тай­мс» пос­вя­тила ему боль­шой нек­ро­лог. Эта га­зета, как и дру­гие ор­га­ны пе­чати, рас­ска­зала о его зас­лу­гах пе­ред на­укой.

А на­чали о нём пи­сать как об из­вес­тном спе­ци­алис­те, ког­да Бред­форду У­ош­берну бы­ло все­го 27 лет.

В 1937 го­ду еже­недель­ник «Тайм» в двух раз­ных ма­тери­алах ссы­ла­ет­ся на не­го как на круп­но­го гля­ци­оло­га и ве­тера­на мно­гих эк­спе­диций на Аляс­ке, а по­том не раз и не два упо­мина­ет его имя в ка­чес­тве ав­то­рите­та в об­ласти ес­тес­твен­ной на­уки. И так — на про­тяже­нии 70 лет! И тот же «Тайм» в раз­де­ле, со­дер­жа­щем пе­речис­ле­ние ут­рат, ко­торые че­лове­чес­тво пос­тигло в те­чение од­ной не­дели ян­ва­ря ны­неш­не­го го­да, со­об­щил о его кон­чи­не.

Семь­де­сят лет… Круг зам­кнул­ся.

Вы­пус­кник Гар­варда, он был ес­тес­тво­ис­пы­тате­лем. Он поз­на­вал при­роду и её за­коно­мер­ности. Хо­тя это по­нятие – ес­тес­тво­ис­пы­татель – не очень кон­крет­ное, толь­ко оно спо­соб­но воб­рать в се­бя все раз­носто­рон­ние ин­те­ресы и ув­ле­чения У­ош­берна – пу­тешес­твия, аль­пи­низм, фо­тог­ра­фию и кар­тогра­фию, му­зей­ное де­ло.

Бред­форд У­ош­берн ро­дил­ся в Бос­то­не, в Кем­брид­же, в семье де­кана Епис­ко­паль­ной те­оло­гичес­кой шко­лы. Мать его бы­ла лю­бите­лем фо­тог­ра­фии и по­дари­ла ему ка­меру «Ко­дак», ког­да маль­чи­ку бы­ло 13 лет.

У не­го бы­ли сла­бые лег­кие. «Я страш­но стра­дал от сен­ной ли­хорад­ки пер­вые де­сять лет жиз­ни, – вспо­минал он в 2000 го­ду, – и об­на­ружил, что толь­ко в го­рах бо­лезнь про­ходит». Так на­чалось ув­ле­чение аль­пи­низ­мом. Ему бы­ло 11 лет, ког­да он со­вер­шил вос­хожде­ние на го­ру Ва­шин­гтон – са­мую вы­сокую в Но­вой Ан­глии, а в 16 лет он под­нялся на Мон­блан – са­мую вы­сокую вер­ши­ну в Аль­пах.

При­чём, уже в ту по­ру го­ровос­хожде­ние не бы­ло для не­го про­яв­ле­ни­ем од­но­го лишь спор­тивно­го фа­натиз­ма. Он за­нима­ет­ся а­эро­фотосъ­ём­кой и ищет в го­рах удоб­ные мар­шру­ты для вос­хожде­ния, пи­шет статьи для мо­лодёж­ных жур­на­лов и кни­ги, по­собия для аль­пи­нис­тов. Од­на из трёх его книг, на­писан­ных в ту по­ру, ког­да их ав­тор ещё не дос­тиг со­вер­шенно­летия, де­монс­три­ру­ет­ся на выс­тавке в Му­зее на­уки. Ещё под­рос­тком он чи­та­ет лек­ции о го­ровос­хожде­нии в Аль­пах в луч­ших за­лах Аме­рики – Кар­не­ги-хол­ле в Нью-Й­ор­ке, Сим­фо­ни-хол­ле в Бос­то­не.

Он пер­вым по­корил мно­гие преж­де не­дос­тупные вер­ши­ны в Аме­рике и за её пре­дела­ми, на­ходя для это­го вре­мя и в те го­ды, ког­да он за­нимал пост ди­рек­то­ра Му­зея на­уки. Бо­лее все­го его влек­ла «ди­кая и бес­по­щад­ная» кра­сота гор на Аляс­ке (ци­тирую его собс­твен­ные сло­ва).

Сде­лан­ные им в го­рах фо­тог­ра­фии «до­кумен­ти­рова­ли» рель­ефы, ска­лис­тые кань­оны, вер­ши­ны, лед­ни­ки, об­лачность, се­зон­ные из­ме­нения по­годы, сос­то­яние снеж­но­го пок­ро­ва... Эти сним­ки пред­став­ля­ли цен­ней­ший ма­тери­ал для ге­оло­гов, гля­ци­оло­гов, кар­тогра­фов, ме­те­оро­логов, спе­ци­алис­тов дру­гих об­ластей на­уки. С их по­мощью уточ­ня­лись кар­ты гор­ных мас­си­вов, прок­ла­дыва­лись мар­шру­ты, соз­да­вались на­тур­ные рель­ефы, ма­кеты гор­ных мас­си­вов. Зна­читель­ную часть этой «прик­ладной» ра­боты он вы­пол­нял сам, до­бив­шись вы­соко­го приз­на­ния как кар­тограф. Опять­та­ки, об­разчи­ки его ра­боты мож­но уви­деть на выс­тавке в Му­зее на­уки. Там, в час­тнос­ти, пред­став­лен ма­кет гор «верх тор­машка­ми», рель­еф­но вос­создан Боль­шой кань­он в Ари­зоне. Бред­форд У­ош­берн ис­сле­довал по то­му же прин­ци­пу, по ка­кому изу­чал го­ры, но… «с точ­ностью до на­обо­рот», пос­коль­ку кань­он был уг­лубле­ни­ем, ге­оло­гичес­кой впа­диной.

В 1939 го­ду У­ош­берна наз­на­ча­ют ру­ково­дите­лем Но­во­ан­глий­ско­го му­зея ес­тес­твен­ной ис­то­рии. Как по­том он шу­тил, пред­ло­жили ему эту ра­боту лишь по­тому, что ник­то боль­ше не сог­ла­шал­ся за неё брать­ся... Бы­ло ему тог­да 29 лет. Прав­да, сам му­зей в ту по­ру ни­чего цен­но­го не пред­став­лял: так, соб­ра­ние рас­полза­ющих­ся от ста­рос­ти пыль­ных чу­чел на чер­да­ке плюс зас­пирто­ван­ные урод­цы, ма­тери­ал для сту­ден­тов-ме­диков. Но у У­ош­берна име­лись на этот счёт гран­ди­оз­ные пла­ны, и он прис­ту­пил к осу­щест­вле­нию сво­ей «за­дачи жиз­ни».

Ему ну­жен был на­деж­ный по­мощ­ник, и он приг­ла­сил на ра­боту мо­лодень­кую вы­пус­кни­цу Смит-кол­леджа Бар­ба­ру Полк, ра­ботав­шую на би­оло­гичес­ком фа­куль­те­те Гар­вард­ско­го уни­вер­си­тета. Ин­те­реса к чу­челам у неё не бы­ло, а аль­пи­нист-ди­рек­тор по­казал­ся ей «чок­ну­тым». Го­ры её еще мень­ше ин­те­ресо­вали. Но ока­залось, что это её судь­ба на пос­ле­ду­ющие 67 лет. Че­рез год сек­ре­тар­ша выш­ла за чу­дака ди­рек­то­ра за­муж и по­лучи­ла рас­чёт. Вмес­то ме­дово­го ме­сяца им пред­сто­яло вос­хожде­ние. От­ны­не вос­хожде­ния и ис­сле­дова­ния они час­то со­вер­ша­ли вмес­те. Бар­ба­ра соп­ро­вож­да­ла му­жа в странс­тви­ях по све­ту и вош­ла в ис­то­рию на­уки в ка­чес­тве со­ав­то­ра мно­гих от­кры­тий и свер­ше­ний. «Она – луч­шее из все­го то­го, что мне дос­та­лось на све­те», – не раз го­ворил о ней Бред­форд.

Вмес­те они по­кори­ли и сос­та­вили кар­ты вось­ми на­ибо­лее труд­но­дос­тупных пи­ков Се­вер­ной Аме­рики, преж­де все­го на Аляс­ке, а так­же Пре­зидент­ской гря­ды в Нь­юГэм­пши­ре. Но в ис­то­рию они вош­ли, преж­де все­го, бла­года­ря изу­чению го­ры Мак­кинли, са­мой вы­сокой в Се­вер­ной Аме­рике.

Го­ра Мак­кинли (20.320 фу­тов), или Де­нали («Ве­ликая го­ра») на язы­ке мес­тных ин­дей­цев, из­давна счи­талась ими со­вер­шенно неп­риступ­ной. Впер­вые по­корён­ная в 1903 го­ду, она унес­ла де­сят­ки жиз­ней ме­нее удач­ли­вых аль­пи­нис­тов и счи­талась ед­ва ли не са­мой слож­ной для вос­хожде­ния вер­ши­ной ми­ра. Дру­гие вер­ши­ны обыч­но рас­по­ложе­ны на пла­то и к их под­ножью име­ет­ся под­ход, что об­легча­ет за­дачу вос­хожде­ния. А к го­ре Мак­кинли труд­но под­сту­пить­ся, и ес­ли пос­чи­тать ее вы­соту от под­ножья до вер­ши­ны, то она вы­ше Эве­рес­та на 6000 фу­тов. При­бавить к это­му слож­ные по­год­ные ус­ло­вия, вы­сокую ши­роту, веч­ные сне­га, ре­ак­тивные струи сби­ва­юще­го с ног вет­ра (ско­рость – 150 миль в час, на­носит «уда­ры ку­вал­дой»), вы­сот­ную бо­лезнь… Все это не по­меша­ло Бар­ба­ре У­ош­берн в 1947 го­ду стать пи­оне­ром жен­ско­го аль­пи­низ­ма, пер­вой в ис­то­рии жен­щи­ной, по­корив­шей Мак­кинли. Они сто­яли на вер­ши­не вдво­ем…

В ре­зуль­та­те ис­сле­дова­ний этой вер­ши­ны, про­дол­жавших­ся де­сять лет, они соз­да­ли де­таль­ные кар­ты на ос­но­ве ты­сяч сде­лан­ных фо­тог­ра­фий.

У­ош­берны про­ложи­ли но­вый, на­ибо­лее лёг­кий мар­шрут к вер­ши­не – «За­пад­ный конт­рфорс». Им и по­ныне поль­зу­ют­ся аль­пи­нис­ты. Де­сят­ки ты­сяч эн­ту­зи­ас­тов по­кори­ли вер­ши­ну за про­шед­шие пол­ве­ка, и каж­дый год сот­ни же­ла­ющих со­вер­шить подъ­ём по­да­ют за­яв­ки, как мне ска­зали при по­сеще­нии на­ци­ональ­но­го пар­ка Де­нали. В цен­тре его – пок­ры­тая сне­гами го­ра Мак­кинли. При её об­лё­те са­моле­том на мед­ленной ско­рос­ти, на низ­кой вы­соте я ощу­тил при­кос­но­вение к веч­ности. И те­перь, рас­смат­ри­вая фо­тог­ра­фии У­ош­берна, ощу­щаю то же вол­не­ние.

Что­бы соз­дать му­зей, о ко­тором он меч­тал, У­ош­берн уме­ло со­бирал по­жер­тво­вания. Его агит­кампа­ния при­носи­ла по мил­ли­ону в год. Ему по­мога­ла ар­мия под­рос­тков, и был соз­дан аги­таци­он­ный пе­ред­вижной пла­нета­рий, ко­торый странс­тво­вал по шта­там Но­вой Ан­глии, со­бирая на­род­ные взно­сы. «Все ду­мали, что мы су­мас­шедшие»,– вспо­минал он об этом эта­пе соз­да­ния му­зея. И в Бос­то­не, у пло­тины в мес­те впа­дения ре­ки Чарльз в оке­ан, он пос­тро­ил на соб­ранные день­ги Му­зей на­уки. С пла­нета­ри­ем, с Те­ат­ром для де­монс­тра­ции на­уч­ных дос­ти­жений, с прос­торны­ми лек­ци­он­ны­ми и выс­та­воч­ны­ми за­лами…

В 1951 го­ду зда­ние Му­зея на­уки, от­ве­чав­шее всем тре­бова­ни­ям сов­ре­мен­ной ар­хи­тек­ту­ры, пос­тро­ен­ное по пос­ледне­му сло­ву тех­ни­ки, бы­ло от­кры­то. Ле­онард Кар­май­кл, ди­рек­тор го­сударс­твен­ных му­зе­ев Аме­рики («Смит­со­ни­ан­ско­го ин­сти­тута» в Ва­шин­гто­не), го­ворил, что к 1980 го­ду, ког­да Б. У­ош­берн вы­шел в от­став­ку, его де­тище пред­став­ля­ло со­бой пер­вый в ми­ре му­зей, соб­равший под од­ной кры­шей ес­тес­твен­ную ис­то­рию, фи­зичес­кие на­уки, прик­ладную ме­хани­ку плюс ещё и пла­нета­рий.

Но это не бы­ло прос­то соб­ра­ние эк­спо­натов, а в ис­тинном смыс­ле прос­ве­титель­ное уч­режде­ние. «Боль­шинс­тво на­ших по­сети­телей, – сло­вами У­ош­берна, – ве­ро­ят­но, ни­ког­да не ста­нут ес­тес­тво­ис­пы­тате­лями, учё­ными, за­то из них вы­рас­тут дос­той­ные юрис­ты, пред­при­нима­тели, свя­щен­нослу­жите­ли, ли­деры бой­ска­утов, ро­дите­ли, граж­да­не, по­тому что они при­кос­ну­лись к чу­ду. Ведь чу­деса нас со всех сто­рон ок­ру­жа­ют, прос­то они ук­ры­ты от на­шего гла­за».

Луч­шим спо­собом пос­тичь мир яв­ля­ет­ся иг­ра. Раз­ра­баты­вая кон­цепцию му­зея с упо­ром на иг­ру, ку­дес­ник Бред­форд У­ош­берн про­явил про­ница­тель­ность пси­холо­га и та­лант пе­даго­га. Впро­чем, сам му­зей тре­бу­ет от­дель­но­го рас­ска­за, нас­толь­ко он не­обы­чен и ин­те­ресен.

Го­ры он сни­мал с во­оду­шев­ле­ни­ем и мас­терс­твом, и его фо­тог­ра­фии ста­ли не толь­ко дос­ти­жени­ем на­уки, но и частью вы­сокой ху­дожес­твен­ной куль­ту­ры.

Ка­залось мне, чем мо­гут уди­вить сним­ки У­ош­берна, сде­лан­ные в го­рах в прик­ладных це­лях, пос­ле прош­ло­год­ней выс­тавки фо­тог­ра­фий го­рис­той Сь­ер­ры вы­да­юще­гося фо­тоху­дож­ни­ка Ан­се­ля Адам­са в Бос­тон­ском Му­зее изящ­ных ис­кусств? Об этом я раз­мышлял, со­бира­ясь на выс­тавку У­ош­берна.

Мои сом­не­ния не оп­равда­лись. Фо­тог­ра­фии У­ош­берна, в чем я убе­дил­ся, дей­стви­тель­но при­над­ле­жат к сфе­ре прек­расно­го. Они, как и фо­тог­ра­фии Адам­са, дос­той­ны му­зей­ных эк­спо­зиций и выс­та­вок, книг и аль­бо­мов, реп­ро­дук­ций. Я лич­но с ра­достью ук­ра­сил бы ими сте­ны сво­его жи­лища…

Кста­ти, Ан­сельм Адамс вы­соко от­зы­вал­ся о Бред­форде У­ош­берне, наз­вав его од­нажды в ин­тервью га­зете «Бос­тон глоб» «блуж­да­ющим ге­ни­ем ума и гор­ных вер­шин, от ко­торо­го ни­ког­да не зна­ешь, че­го ожи­дать».

Ха­рак­терно, что его сним­ки не де­лят­ся на «ран­ние» и приб­ли­жён­ные к нам по вре­мени. Впе­чат­ле­ние та­кое, что все они сде­ланы в од­но вре­мя: се­год­ня. Хо­тя при этом тех­ни­ка съ­ём­ки со­вер­шенс­тво­валась. У­ош­берн эф­фек­тно ис­поль­зо­вал и све­тофиль­тры, ко­торые при­дава­ли его чёр­но-бе­лым сним­кам кон­трастность, глу­бину, и «су­пер­совре­мен­ную» ап­па­рату­ру, с вы­сокой раз­ре­ша­ющей спо­соб­ностью. Точ­ность де­талей на его сним­ках по­ража­ет, мель­чай­шие пред­ме­ты прос­матри­ва­ют­ся крис­таль­но точ­но и яс­но. Прав­ди­вость, ре­ализм? Да, но при этом и чис­тый эс­те­тизм, «кра­сота ра­ди кра­соты». У­ош­берн су­мел объ­еди­нить «фи­зику и ли­рику» в еди­ное, не­раз­рывное це­лое.

Ап­па­рату­ра, ко­торой поль­зо­вал­ся У­ош­берн, бы­ла весь­ма тя­жёлой по ве­су. Что соз­да­вало проб­ле­му, на­ряду с труд­ностя­ми подъ­ёма на вер­ши­ну, вы­бора точ­ки для съ­ём­ки, ус­ло­вий по­годы, ос­ве­щён­ности, об­лачнос­ти. И дол­гим ожи­дани­ем, по­ка иде­аль­но не сов­па­дут все ус­ло­вия для то­го, что­бы соз­дать тре­бу­емый кадр.

Со вре­менем У­ош­берн пе­ресел на од­но­мотор­ный са­молет, на ко­тором ле­тал сам, без пи­лота. При­вязав пок­репче се­бя и свою 75-фун­то­вую ка­меру («Фей­рчай­лд К-6», она де­монс­три­ру­ет­ся на выс­тавке) к бор­ту и от­крыв на вы­соте рыв­ком двер­цу, он све­шивал­ся вниз с ка­мерой в ру­ках. Ед­ва не вы­вали­ва­ясь из ма­шины, он пред­при­нимал по­ис­ти­не не­мыс­ли­мые уси­лия, что­бы сде­лать сни­мок под за­дан­ным уг­лом, в тре­бу­емом ра­кур­се («по ди­аго­нали»)… и при этом не раз­бить­ся вмес­те с са­моле­том! Он сни­мал на вы­соте 20.000 фу­тов с кис­ло­род­ным шлан­гом во рту, ис­пы­тывая не­мыс­ли­мую виб­ра­цию, бо­рясь с силь­ны­ми стру­ями вет­ра (баф­тингом, на язы­ке ави­ато­ров) в ус­ло­ви­ях низ­кой су­бар­кти­чес­кой тем­пе­рату­ры. Ус­ло­вия бы­ли звер­ски­ми, «бру­таль­ны­ми», по сло­вам тех, кто знал ре­алии съ­емок в го­рах.

Но от­сю­да и бес­пре­цеден­тное ка­чес­тво сним­ков, их дра­матизм, мис­ти­цизм, ощу­щение чу­да. «Они эпич­ны, но при этом со­дер­жат «ин­тимные» де­тали, – пи­шет ав­тор нек­ро­лога в «Нью-Й­орк тай­мс». – Это не тра­дици­он­ные лан­дшаф­ты, но ин­ди­виду­аль­ные «пор­тре­ты гор»». Клиф­форд Эк­ли, ку­ратор Бос­тон­ско­го Му­зея изящ­ных ис­кусств, в 2000 го­ду ска­зал о его фо­тог­ра­фи­ях, что они «од­новре­мен­но и на­ука, и экс­прес­сивное ис­кусс­тво». Тог­да же в сте­нах Му­зея изящ­ных ис­кусств сос­то­ялась выс­тавка фо­тог­ра­фий У­ош­берна.

Смерть хо­дила за ним по пя­там. В 1937 го­ду, в воз­расте 27 лет, он одо­лел Лу­конию (17.150 фу­тов), са­мую вы­сокую вер­ши­ну Се­вер­ной Аме­рики из чис­ла в ту по­ру не­поко­рён­ных, вмес­те с из­вес­тным аль­пи­нис­том Бо­бом Бей­тсом. По­том они спус­ти­лись на ба­зу, где их дол­жен был под­жи­дать са­молёт. По­меша­ли по­год­ные ус­ло­вия, са­молёт от­сутс­тво­вал, и им приш­лось прой­ти сто миль до бли­жай­ше­го жилья по ле­дяной пус­ты­не, без пи­щи и эки­пиров­ки. Как они вы­жили? Спус­тя де­сяти­летия Бред­форд У­ош­берн на­пишет об этом кни­гу – «Бегс­тво от Лу­конии».

В том же го­ду 27-лет­ний У­ош­берн чуть не стал штур­ма­ном в пла­ниро­вав­шемся кру­гос­ветном пе­релё­те ле­ген­дарной Аме­лии Эр­харт. В хо­де ин­тервью он по­сове­товал лёт­чи­це ус­та­новить ра­ди­ома­як на ос­тро­ве Хо­уленд, в 2000 ми­лях от Авс­тра­лии, на са­мом ко­вар­ном от­резке пе­реле­та, и при­зем­лить­ся там для до­зап­равки. Аме­лия Эр­харт не сог­ла­силась – и приг­ла­сила дру­гого штур­ма­на. Са­молёт ис­чез в юж­ной час­ти Ти­хого оке­ана.

У­ош­берн был пот­ря­сен. В 1998 го­ду в ин­тервью га­зете «Бал­ти­мор сан» он ска­зал, что ка­тас­тро­фу лег­ко бы­ло пре­дот­вра­тить. «Она бы­ла за­меча­тель­ной де­вуш­кой и пре­вос­ходным пи­лотом, – до­бавил он, – но при этом об­ла­дала па­толо­гичес­кой са­мо­уве­рен­ностью. Аме­лия ни­кого не хо­тела слу­шать».

Судь­ба, од­на­ко, хра­нила У­ош­берна…

Бу­дучи од­ним из ве­дущих аль­пи­нис­тов ми­ра, он ес­тес­твен­но, меч­тал под­нять­ся на Эве­рест. Он пла­ниро­вал эту аван­тю­ру ещё в 30-е го­ды, за­дол­го до то­го, как вы­сочай­шую вер­ши­ну по­корил авс­тра­ли­ец Э. Хил­ла­ри. Но до вой­ны Не­пал не да­вал на эк­спе­дицию раз­ре­шения, а пос­ле вой­ны Б. У­ош­берну по­меша­ли обя­зан­ности ди­рек­то­ра му­зея. И вот, вый­дя в от­став­ку не­уго­мон­ный ис­сле­дова­тель от­пра­вил­ся на сви­дание с пос­ледней не­поко­рен­ной им вер­ши­ной. В 88 лет уже не бы­ло сил доб­рать­ся до са­мого вер­ха го­ры, за­то уп­ря­мец осу­щес­твил дру­гой свой дер­зкий план: он из­ме­рил вы­соту Эве­рес­та с по­мощью сис­те­мы гло­баль­но­го по­зици­они­рова­ния, че­рез спут­ни­ковые рет­ран­сля­торы. Он пос­вя­тил этой ра­боте нес­коль­ко лет, и воз­глав­ля­емая им эк­спе­диция раз­ве­яла пос­леднюю тай­ну го­ры. Ока­залось, вы­сота Эве­рес­та – 29.035 фу­тов (8850 м), на 7 фу­тов вы­ше, чем счи­талось преж­де, о чём и объ­явил три­ум­фаль­но У­ош­берн на пресс-кон­фе­рен­ции, ко­торая тран­сли­рова­лась на весь мир. Прав­да, эта циф­ра из­менчи­ва, она за­висит от тол­щи­ны снеж­но­го пок­ро­ва в раз­ное вре­мя го­да.

Бы­ли сде­ланы сним­ки го­ры под раз­ным уг­лом, и У­ош­берн соз­дал са­мую со­вер­шенную её кар­ту, пос­тро­ил са­мую круп­ную её мо­дель, ко­торую мож­но уви­деть в Му­зее на­уки в Бос­то­не. Так он «рас­счи­тал­ся» с Эве­рес­том.

«Он на всю жизнь ос­тался маль­чиш­кой». Так озаг­ла­вил свою статью о нем в га­зете «Бос­тон глоб» хо­рошо знав­ший его жур­на­лист Дэ­вид Ар­нольд.

Прек­расная эпи­тафия.