Мифы, легенды и курьёзы Российской империи XVIII–XIX веков. Часть шестая

Ми­фы, ле­ген­ды и курь­ёзы Рос­сий­ской им­пе­рии XVIII–XIX ве­ков. Часть пя­тая

Ми­ха­ил Сер­ге­евич Лу­нин был пос­ледним арес­то­ван­ным из де­каб­ристов. И хо­тя он не был не­пос­редс­твен­ным учас­тни­ком вос­ста­ния на Се­нат­ской пло­щади 14-го де­каб­ря 1825 го­да, пос­коль­ку в тот мо­мент на­ходил­ся на служ­бе в Поль­ше (боль­шая часть ко­торой пос­ле На­поле­онов­ских войн и оче­ред­но­го пе­рек­ра­ива­ния гра­ниц в Ев­ро­пе, по ито­гам Вен­ско­го кон­грес­са 1814–1815 го­дов, отош­ла Рос­сии и ста­ла частью Рос­сий­ской им­пе­рии), зная ха­рак­тер Лу­нина по ис­то­ричес­ким сви­детель­ствам, мож­но не сом­не­вать­ся, что, ес­ли бы он на­ходил­ся в Пе­тер­бурге в кон­це 1825 го­да, он на­вер­ня­ка при­нял бы учас­тие в зна­мени­том вос­ста­нии.

Ро­див­шись в семье очень бо­гато­го по­мещи­ка, Лу­нин по­лучил блес­тя­щее по тем вре­менам об­ра­зова­ние. Дос­та­точ­но упо­мянуть, что по­мимо род­но­го рус­ско­го, он вла­дел фран­цуз­ским, ан­глий­ским и поль­ским язы­ками, а кро­ме то­го, сво­бод­но чи­тал на ла­тыни.

В 1803 го­ду, в воз­расте 15-ти лет, в со­от­ветс­твии с тра­дици­ями то­го вре­мени, Ми­ха­ил Лу­нин был за­чис­лен в лейб-гвар­дии Егер­ский полк в Санкт-Пе­тер­бурге, пос­ле че­го вся его жизнь бы­ла свя­зана с во­ен­ной карь­ерой и учас­ти­ем бук­валь­но во всех вой­нах и по­ходах, в ко­торых толь­ко учас­тво­вала рус­ская им­пе­ратор­ская ар­мия. А по­мимо ос­новно­го ро­да слу­жеб­ной де­ятель­нос­ти, Ми­ха­ил Лу­нин, как прог­рессив­ный и ве­рящий в со­ци­аль­ную спра­вед­ли­вость мо­лодой че­ловек, пос­ле­дова­тель­но сос­то­ял во всех тай­ных рос­сий­ских об­щес­твах, та­ких, как «Со­юз спа­сения», «Со­юз бла­годенс­твия», а так­же «Се­вер­ное тай­ное об­щес­тво», ко­торые ста­вили целью свер­же­ние са­модер­жа­вия (в том чис­ле и с по­мощью убий­ства им­пе­рато­ра) и ус­та­нов­ле­ния в Рос­сии той или иной фор­мы рес­публи­ки.

Как из­вес­тно, ни у од­но­го из тай­ных об­ществ не по­лучи­лось сме­нить су­щес­тву­ющий в Рос­сии строй, но тот ре­зонанс, ко­торый пос­ле се­бя ос­та­вили де­каб­ристы, имел очень зна­читель­ное вли­яние на всю рус­скую куль­ту­ру XIX ве­ка.  Как и на пос­ле­ду­ющие по­лити­чес­кие и со­ци­аль­ные из­ме­нения в Рос­сии...
 
Ми­ха­ил Лу­нин был пос­ледним, ко­го арес­то­вали в свя­зи с де­лом де­каб­ристов. И в пер­вой по­лови­не 1826 го­да он был осуж­ден и при­гово­рён к по­жиз­ненной ка­тор­ге. Тем не ме­нее «срок», ко­торой он по­лучил по при­гово­ру су­да, был сна­чала cок­ра­щён до 20 лет, за­тем до 15 лет, а ещё поз­же до 10 лет.

Но, хо­тя его «ка­тор­жный» срок пос­ле­дова­тель­но сок­ра­щал­ся в свя­зи с ли­бера­лиза­ци­ей об­щес­твен­но­го соз­на­ния, тем не ме­нее статья в при­гово­ре о «на­веч­ном по­селе­нии в Си­бири», без пра­ва вер­нуть­ся в ев­ро­пей­скую часть Рос­сии, нав­сегда ос­та­лась не­из­менной.

К сло­ву ска­зать, из си­бир­ской ссыл­ки в своё име­ние в Там­бов­ской гу­бер­нии Ми­ха­ил Лу­нин так и не вер­нулся. От­пра­вив­шись на сво­бод­ное по­селе­ние под Ир­кутск пос­ле ос­во­бож­де­ния из тюрь­мы в 1836 го­ду, Лу­нин за­дал­ся целью на­писать ис­то­рию тай­ных об­ществ Рос­сии, чле­ном ко­торых сос­то­ял, а так­же всю ис­то­рию де­каб­рист­ско­го дви­жения. Его за­пис­ки, ко­торые вы­ходи­ли да­леко за рам­ки вос­по­мина­ний и ка­сались мне­ния нас­чёт пе­ре­ус­трой­ства Рос­сии, ока­зались нас­толь­ко по­пуляр­ны, что часть из них ре­гуляр­но пуб­ли­кова­лась да­же в ан­глий­ской прес­се.

В ре­зуль­та­те в 1841 го­ду Лу­нин был пов­торно арес­то­ван и осуж­дён за ан­ти­госу­дарс­твен­ную де­ятель­ность. Он скон­чался в тюрь­ме в де­каб­ре 1845 го­да от апоп­лекси­чес­ко­го уда­ра в воз­расте не­пол­ных 58 лет, не до­жив до сво­его сле­ду­юще­го дня рож­де­ния все­го три не­дели. С дру­гой сто­роны, и не­кото­рые сов­ре­мен­ни­ки Лу­нина, и ис­сле­дова­тели его жиз­ни и твор­чес­тва, не ис­клю­чали и вер­сию убий­ства Лу­нина в тюрь­ме…

Как гла­сят ис­то­ричес­кие ис­точни­ки, до то­го, как от­пра­вить «пос­ледне­го из де­каб­ристов» в Чи­тин­ский ос­трог, око­ло 2-х лет Ми­ха­ила Лу­нина дер­жа­ли в зак­лю­чении в Све­абор­ге, а за­тем в Вы­борг­ской тюрь­ме. При­чём ус­ло­вия со­дер­жа­ния в пос­ледней бы­ли нас­толь­ко тя­жёлы­ми, что в ка­зема­тах от сы­рос­ти пос­то­ян­но и чуть ли не круг­ло­годич­но ка­пала во­да со сво­дов.

Од­нажды, ве­ро­ят­но, во вре­мя оче­ред­ной ин­спек­ции вве­рен­но­го ему уч­режде­ния ко­мен­дант тюрь­мы на­вес­тил име­нито­го плен­ни­ка и вы­разил со­жале­ние от­но­ситель­но ус­ло­вий его со­дер­жа­ния. Пос­ле че­го при­бавил, что го­тов сде­лать всё, что в его си­лах и что не про­тиво­речит его слу­жеб­ным обя­зан­ностям, что­бы об­легчить участь осуж­дённо­го.

На что Лу­нин, не те­ряя са­мо­об­ла­дания и не уни­жа­ясь до про­шений (ко­торые, как и все пре­дыду­щие, на­вер­ня­ка бы­ли бы ос­тавле­ны без от­ве­та), как и по­нимая, что «жест доб­рой во­ли» ко­мен­данта был не бо­лее чем данью фор­маль­ным тю­рем­ным про­цеду­рам, иро­нич­но за­метил: «Я не же­лаю ни­чего, ге­нерал, кро­ме зон­ти­ка».

Удивительные факты. Так сколько же всё-таки букв в русском алфавите?

Уди­витель­но, но циф­ра зна­комая лю­бому школь­ни­ку млад­ших клас­сов – «33 бук­вы» – да­леко не всег­да бы­ла та­кой на про­тяже­нии су­щес­тво­вания ки­рил­ли­чес­ко­го или – в дан­ном кон­крет­ном слу­чае – рус­ско­го ал­фа­вита.

И, хо­тя опи­сание раз­ви­тия рус­ской аз­бу­ки вы­ходит да­леко за рам­ки XVIII–XIX ве­ков рос­сий­ской ис­то­рии, зна­читель­ная часть, ка­сав­ша­яся су­щес­твен­ных из­ме­нений в рус­ском ал­фа­вите, про­изош­ла имен­но в то вре­мя. По­тому вклю­чение дан­но­го очер­ка в ис­то­рию «до­рево­люци­он­ной» Рос­сии выг­ля­дит впол­не ло­гич­ным и обос­но­ван­ным…

Ока­зыва­ет­ся, в раз­ное вре­мя не­кото­рые бук­вы в рус­ском ал­фа­вите то по­яв­ля­лись, то ис­че­зали, и ко­личес­тво их на про­тяже­нии ве­ков ни­ког­да не бы­ло пос­то­ян­ным.

Как при­мер, мож­но вспом­нить рас­сказ А. Ф. Го­лици­на-Про­зоров­ско­го о Пуш­ки­не, где сам не­заб­венный «Але­сан Сер­ге­ич» на­зыва­ет кон­крет­ное ко­личес­тво букв, ко­торы­ми он поль­зо­вал­ся, соз­да­вая то, что сей­час счи­та­ет­ся ве­ликой рус­ской клас­си­чес­кой ли­тера­турой: «Од­нажды приг­ла­сил А. С. Пуш­кин нес­коль­ко че­ловек в рес­то­ран "До­мини­ка" и уго­щал их на сла­ву. Вхо­дит граф За­вадов­ский и го­ворит:

– Од­на­ко, Алек­сандр Сер­ге­евич, вид­но, ту­го на­бит у вас бу­маж­ник!

– Да ведь я бо­гаче вас, – от­ве­ча­ет Пуш­кин, – вам при­ходит­ся иной раз про­живать­ся и ждать де­нег из де­ревень, а у ме­ня до­ход пос­то­ян­ный – с 36 букв рус­ской аз­бу­ки».

Ка­залось бы, мож­но бы­ло от­махнуть­ся от та­кой без­де­лицы, но ма­ло кто зна­ет, что да­же во вре­мя со­вет­ской влас­ти (уже пос­ле язы­ковой ре­фор­мы 1917–1918 го­дов), на­чиная с 1918 го­да и вплоть до 1942 го­да в рус­ском ал­фа­вите бы­ло все­го 32 (!!!) бук­вы.

Увы, ник­то не вос­при­нимал «серь­ёз­но» ущем­лённую бук­ву «ё» вплоть до 1942 го­да, счи­тая её не­ко­ей сос­тавной частью бук­вы «е», пе­ри­оди­чес­ки – ве­ро­ят­но, из-за собс­твен­но­го уп­рямс­тва – зву­чащую нес­коль­ко «стран­но». И толь­ко в 1942 го­ду бук­ву «ё» офи­ци­аль­но ут­верди­ли как 33-ю бук­ву рус­ско­го ал­фа­вита…

Всё это (с из­вес­тной до­лей иро­нии) на за­мет­ку апо­логе­там не­ких не­понят­но как оп­ре­деля­емых ими «тра­дици­он­ных цен­ностей», ко­торые пред­ла­га­ют ори­ен­ти­ровать­ся ис­клю­читель­но на «тра­диции и ду­хов­ные скре­пы» (хо­тя и не уточ­няя, на ка­кие имен­но и что брать за от­прав­ную точ­ку тех са­мых прес­ло­вутых «тра­дици­он­ных цен­ностей»).

А по­нимая, что язык, как и лю­бое при­род­ное и со­ци­аль­ное яв­ле­ние пос­то­ян­но ме­ня­ет­ся, в нас­то­ящий мо­мент – опять же с раз­ви­ти­ем язы­ка – нель­зя ут­вер­ждать, что че­рез нес­коль­ко лет или де­сяти­летий в рус­ский язык не бу­дут вве­дены но­вые бук­вы, от­ра­жа­ющие но­вые фо­нети­чес­кие осо­бен­ности про­из­но­шения и гра­фичес­ко­го обоз­на­чения зву­ков на пись­ме…

А впро­чем, вер­нёмся к ис­то­рии рус­ско­го ал­фа­вита. И да прос­тят нас бла­годар­ные чи­тате­ли, ес­ли ка­кие-то важ­ные эта­пы в его фор­ми­рова­нии бу­дут по нез­на­нию или по «не­сущес­твен­ности» про­пуще­ны или опу­щены в дан­ном ко­рот­ком очер­ке…
 
Как гла­сят ле­топи­си, ещё око­ло 863 го­да, бу­дущие ка­нони­зиро­ван­ные свя­тые рав­но­апос­толь­ные братья Ки­рилл и Ме­фодий (при­чём ка­нони­зиро­ван­ные как в вос­точных, так и за­пад­ных вет­вях хрис­ти­анс­тва) по при­казу ви­зан­тий­ско­го им­пе­рато­ра Ми­ха­ила III на ос­но­ве гре­чес­ко­го ал­фа­вита упо­рядо­чили пись­мен­ность для сла­вян­ско­го язы­ка и соз­да­ли пер­вый сла­вян­ский ал­фа­вит, ко­торый по по­нят­ным при­чинам и был наз­ван «ки­рил­ли­цей».

Здесь (вни­мание – спой­лер!!!) при­дёт­ся нес­коль­ко ра­зоча­ровать оте­чес­твен­ных «скре­понос­цев», свя­то ве­рящих, что Русь и её куль­ту­ра, вклю­чая и пись­мен­ность су­щес­тво­вали «всег­да». И ко­торых (квас­ных пат­ри­отов) в пос­леднее вре­мя (оче­вид­но, от собс­твен­но­го не­вежес­тва) раз­ве­лось с из­бытком на «еди­ницу рос­сий­ской тер­ри­тории».

Оба бра­та Ки­рилл и Ме­фодий бы­ли ро­дом из го­рода Со­лунь, что яв­ля­ет­ся ны­неш­ним гре­чес­ким го­родом Са­лони­ки. А цен­тром рас­простра­нения всей сла­вян­ской или – ес­ли быть бо­лее точ­ным с по­зиции нас­то­яще­го вре­мени – ста­рос­ла­вян­ской пись­мен­ности яви­лось не Мос­ков­ское кня­жес­тво и да­же не Ки­ев­ская Русь, а «все­го лишь» тер­ри­тория сов­ре­мен­ной Бол­га­рии…

В пер­вом же пра­роди­теле рус­ско­го ал­фа­вита – ста­рос­ла­вян­ской ки­рил­ли­це – бы­ло 46 букв, а са­ма аз­бу­ка (она же – ал­фа­вит) бы­ла фо­нема­тичес­кой, то есть все её бук­вы бы­ли сфор­ми­рова­ны на ос­но­ве фо­нем или от­дель­ных зву­ков, ко­торы­ми поль­зо­вались в то вре­мя сла­вяне.

Ста­рос­ла­вян­ский язык, бу­дучи язы­ком свя­того пи­сания и цер­кви в це­лом, пос­те­пен­но сме­шивал­ся с язы­ком древ­не­рус­ским. Та­ким об­ра­зом, мож­но ска­зать, что сов­ре­мен­ный рус­ский ал­фа­вит, как мы его сей­час зна­ем, фак­ти­чес­ки про­изо­шёл от ки­рил­ли­цы ста­рос­ла­вян­ско­го язы­ка, ко­торая бы­ла за­имс­тво­вана у бол­гар­ской ки­рил­ли­цы и за­тем по­лучи­ла рас­простра­нение по всей Ки­ев­ской Ру­си.

С те­чени­ем вре­мени в ал­фа­вит до­бави­лись 4 но­вые бук­вы, а 14 ста­рых в раз­ное вре­мя бы­ли ис­клю­чены за не­надоб­ностью, так как с раз­ви­ти­ем язы­ка не­кото­рые зву­ки пос­те­пен­но ис­чезли из его фо­нети­чес­ко­го сос­та­ва (увы, не веч­ны да­же зву­ки).

Серь­ёз­ные ре­фор­мы в язы­ке и аз­бу­ке прош­ли при пат­ри­ар­хе Ни­коне во вто­рой по­лови­не 17-ве­ка, ког­да ус­то­ял­ся сле­ду­ющий сос­тав букв в рус­ской аз­бу­ке: А, Б, В, Г, Д, Е (с ор­фогра­фичес­ки от­личным ва­ри­ан­том Є, ко­торый иног­да счи­тал­ся от­дель­ной бук­вой и ста­вил­ся в аз­бу­ке на мес­те ны­неш­не­го Э, то есть пос­ле ?), Ж, Ѕ, З, И (с ор­фогра­фичес­ки от­личным ва­ри­ан­том Й для зву­ка [j], ко­торый от­дель­ной бук­вой не счи­тали), І, К, Л, М, Н, О (в двух ор­фогра­фичес­ки раз­ли­чав­шихся на­чер­та­ни­ях: «уз­ком» и «ши­роком»), П, Р, С, Т, У (в двух ор­фогра­фичес­ки раз­ли­чав­шихся на­чер­та­ни­ях, как: ?о и знак на­поми­нав­ший циф­ру 8 с ра­зор­ванной «ма­куш­кой» (ли­гату­ра «?»), Ф, Х, ? (в двух ор­фогра­фичес­ки раз­ли­чав­шихся на­чер­та­ни­ях: «уз­ком» и «ши­роком», а так­же в сос­та­ве ли­гату­ры «от» (?), обыч­но счи­тав­шей­ся от­дель­ной бук­вой), Ц, Ч, Ш, Щ, Ъ, Ы, Ь, ?, Ю, Я (в двух на­чер­та­ни­ях: ? и ?, ко­торые иног­да счи­тали раз­ны­ми бук­ва­ми), ?, ?, ?, ?. Иног­да в аз­бу­ку вклю­чали так­же боль­шой юс (?) и так на­зыва­емый «ик» (в ви­де ны­неш­ней бук­вы «у»), хо­тя они зву­ково­го вы­раже­ния не име­ли и ни в од­ном сло­ве не упот­ребля­лись.

В та­ком ви­де аз­бу­ка про­сущес­тво­вала вплоть до Пет­ров­ской ре­фор­мы, ко­торая прош­ла в 1708–1711 го­дах, ког­да надс­троч­ные зна­ки бы­ли пол­ностью уп­раз­дне­ны, как и уп­раз­дне­ны так на­зыва­емые дуб­летные бук­вы, ко­торые ис­поль­зо­вали для обоз­на­чения чи­сел (что ста­ло не­ак­ту­аль­ным пос­ле пе­рехо­да на те циф­ры, ко­торы­ми мы поль­зу­ем­ся и по­ныне).

А вот, к сло­ву ска­зать, цер­ковнос­ла­вян­ская аз­бу­ка сох­ра­нилась имен­но в том ви­де, в ка­ком она су­щес­тво­вала до ре­форм Пет­ра Пер­во­го.

Но вер­нёмся не­пос­редс­твен­но к аз­бу­ке и ко­личес­тву букв в ней…

В рус­ской аз­бу­ке 1710 го­да бы­ла 41 бук­ва. Из это­го ко­личес­тва Пётр Ве­ликий уп­раз­днил три бук­вы, а имен­но: бук­вы «пси», «оме­га» и «от».

Тем не ме­нее в кни­ге «Юнос­ти чес­тное зер­ца­ло», нра­во­учи­тель­но-вос­пи­татель­ном трак­та­те, под­го­тов­ленном по ука­занию Пет­ра Ве­лико­го, опять при­сутс­тву­ет всё та же 41 бук­ва. Са­ма кни­га на де­сяти­летия ста­ла ру­ководс­твом к пра­вилам хо­роше­го то­на и по­веде­ния в об­щес­тве и пе­ре­из­да­валась ми­нимум че­тыреж­ды в 18-м ве­ке, по­тому она впол­не под­хо­дит для ана­лиза ко­личес­тва букв в рус­ской аз­бу­ке то­го вре­мени.

По­луча­ет­ся, что, нес­мотря на то, что Пётр Пер­вый лич­но вы­чер­кнул упо­мяну­тые вы­ше бук­вы из рус­ско­го ал­фа­вита, он впол­не бла­гос­клон­но вос­при­нял, что в са­мой по­пуляр­ной рус­ской кни­ге пер­вой по­лови­ны 18-го ве­ка вы­чер­кну­тые им бук­вы вос­ста­нов­ле­ны и опять ис­поль­зу­ют­ся без ка­ких-ли­бо ог­ра­ниче­ний…

Но и пос­ле весь­ма ус­ловной ре­фор­мы рус­ской аз­бу­ки, пред­при­нятой Пет­ром Ве­ликим, по­пыт­ки сис­те­мати­зиро­вать рус­ский ал­фа­вит пред­при­нима­лись бе­зос­та­новоч­но.

В «Рос­сий­ской грам­ма­тике», вы­пущен­ной в се­реди­не 18-го ве­ка, Ми­хай­ло Ло­моно­сов при­водит ал­фа­вит все­го из 30 (!!!) букв (и это с учё­том то­го, что все­го 3–4 де­сяти­летия до это­го мо­мен­та их нас­чи­тыва­лось 41). В ал­фа­вит М. В. Ло­моно­сов не вклю­ча­ет бук­вы «Э», «Щ», «i», а так­же ижи­цу и фит (счи­тая их, оче­вид­но, и, воз­можно, впол­не пра­вомер­но для то­го вре­мени, дуб­лё­рами дру­гих букв). Тем не ме­нее за еди­ный стан­дарт «ал­фа­вит Ло­моно­сова» пов­се­мес­тно при­нят не был.

Бук­варь для На­род­ных учи­лищ 1788 го­да, ко­торый был одоб­рен Ека­тери­ной Ве­ликой к пов­се­мес­тно­му ис­поль­зо­ванию, вклю­ча­ет уже бо­лее при­выч­ное нам ко­личес­тво 33 бук­вы (в нём нет букв «Э» и ижи­цы).

В ито­ге, пос­ле всех «пер­турба­ций», в пер­вой тре­ти 19-го ве­ка ал­фа­вит в ка­ком-то смыс­ле «ус­то­ял­ся» в ко­личес­тве 35 букв. Хо­тя сра­зу сто­ит ого­ворить­ся, что в не­го не вхо­дили сов­ре­мен­ные «й» и «ё», нес­мотря на то, что фо­немы для этих букв уже ис­поль­зо­вались в ус­тной ре­чи.

Тем не ме­нее и циф­ра «35» в то вре­мя бы­ла весь­ма ус­ловной (дос­та­точ­но вспом­нить зна­мени­тый ди­алог А. С. Пуш­ки­на с гра­фом За­вадов­ским), где сам не­заб­венный «Але­сан Сер­ге­ич» лич­но оз­ву­чил циф­ру «36» букв.

В ре­зуль­та­те, пос­ле язы­ковой ре­фор­мы 1917–1918 го­дов, из рус­ско­го ал­фа­вита в пос­ледний раз (по край­ней ме­ре, на нас­то­ящий мо­мент) бы­ли ис­клю­чены 4 бук­вы (спра­вед­ли­вос­ти ра­ди сто­ит приз­нать, что пос­леднее ис­клю­чение бы­ло впол­не обос­но­ван­ным, так как ис­клю­чён­ные бук­вы бы­ли фак­ти­чес­ки­ми дуб­лё­рами дру­гих букв, от­ра­жа­ющих су­щес­тву­ющие фо­немы или не от­ра­жа­ющие во­об­ще ни­каких зву­ков, но ис­поль­зу­ющи­еся прос­то по тра­диции: вро­де бук­вы ? (Ять), ко­торая в оп­ре­делён­ных слу­ча­ях во­об­ще не вы­ража­ла ни­како­го зву­ка).

Пос­ледней же офи­ци­аль­но до­бав­ленной 33-й бук­вой рус­ско­го ал­фа­вита ста­ла бук­ва «ё», о чём и упо­мина­лось в на­чале статьи.

Для тех бла­годар­ных чи­тате­лей, ко­торые ещё не уто­мились уг­лублять­ся в «деб­ри» оте­чес­твен­ной аз­бу­ки, мож­но сум­ми­рова­но (хо­тя сис­те­мати­зация, как яс­но из на­писан­но­го вы­ше, весь­ма ус­ловна) при­вес­ти ко­личес­тво букв, ко­торое бы­ло в оте­чес­твен­ной аз­бу­ке в раз­ные ис­то­ричес­кие эпо­хи.

– ста­рос­ла­вян­ская аз­бу­ка Ки­рил­ла и Ме­фодия (из ко­торой и вы­шел рус­ский ал­фа­вит) сос­то­яла из 46 букв,

– ус­ловно «древ­няя» рус­ская аз­бу­ка сос­то­яла из 44 букв,

– аз­бу­ка до ре­фор­мы Пет­ра Пер­во­го сос­то­яла из 41 бук­вы,

– пос­ле ре­фор­мы Пет­ра Пер­во­го аз­бу­ка уже сос­то­яла из 38 букв,

– пос­ле всех пра­вок Ака­демии на­ук в се­реди­не 18-го ве­ка и вплоть до ре­фор­мы 1917–1918 го­дов в аз­бу­ке ус­ловно ос­та­валось 35 букв,

– пос­ле ре­фор­мы 1917–1918 го­дов и на нас­то­ящий мо­мент рус­ский ал­фа­вит сос­то­ит из 33 букв.

И ещё раз уже в за­вер­ше­ние дан­но­го очер­ка пов­то­рим­ся, что и эта клас­си­фика­ция (как вид­но изо все­го опи­сан­но­го вы­ше) весь­ма ус­ловна, за ис­клю­чени­ем, ес­тес­твен­но, офи­ци­аль­но­го фак­та 33-х букв рус­ско­го ал­фа­вита в нас­то­ящий мо­мент.

Что ка­са­ет­ся то­го, как бу­дет раз­ви­вать­ся рус­ский язык и его гра­фичес­кое отоб­ра­жение на пись­ме – аз­бу­ка – по­кажет толь­ко вре­мя…

А. С. Пушкин: «Ни на вас, ни на солнце нельзя взглянуть, не поморщившись»

Ко­мич­ных или от­кро­вен­но анек­до­тич­ных ис­то­рий, ок­ру­жав­ших ве­личай­ше­го рос­сий­ско­го по­эта, бы­ло столь­ко, что во мно­гих из них за­былись да­же «вто­рич­ные» пер­со­нажи или – ины­ми сло­вами – те, ко­му не­заб­венный «Але­сан Сер­ге­ич» оп­по­ниро­вал в той или иной си­ту­ации. Что с по­зиции нас­то­яще­го вре­мени уже ста­ло со­вер­шенно не­важ­ным, ибо да­же са­мый про­ница­тель­ный чи­татель вряд ли стал бы вни­кать в ти­тулы и дол­жнос­ти тех, кто ста­новил­ся объ­ек­том всег­да мет­ких и иро­нич­ных нас­ме­шек «На­шего всё» (как спра­вед­ли­во обоз­на­чил А. С. Пуш­ки­на и его твор­ческое нас­ле­дие ещё в се­реди­не по­зап­рошло­го сто­летия зна­мени­тый рус­ский по­эт Апол­лон Гри­горь­ев).

Од­на из та­ких ис­то­рий или, ес­ли быть бо­лее точ­ным, «кры­латых пуш­кин­ских фраз» бы­ла про­из­не­сена по­этом, по всей ве­ро­ят­ности, в 30-х го­дах XIX ве­ка…

Как гла­сят ле­ген­ды, свя­зан­ные с «На­шим всё», од­нажды на од­ном из ве­черов, кто-то, оче­вид­но, же­лая про­явить ори­гиналь­ность и сму­тить Пуш­ки­на, поп­ро­сил пос­ледне­го в при­сутс­твии боль­шо­го ко­личес­тва гос­тей:

– Ска­жите-ка, ува­жа­емый Але­сан Сер­ге­ич, ка­кое сходс­тво, нап­ри­мер, меж­ду мной и сол­нцем?

На что всег­да ос­трый и мет­кий на сло­во Пуш­кин от­ре­аги­ровал поч­ти мгно­вен­но:

– Ни на вас, ува­жа­емый, ни на сол­нце, нель­зя взгля­нуть, не по­мор­щившись.

С по­зиции двух про­шед­ших сто­летий с то­го вре­мени, уже, по­жалуй, не­воз­можно ска­зать, ког­да и где бы­ла про­из­не­сена эта фра­за, и не яв­ля­ет­ся ли она прос­то од­ной из ле­генд, ко­торы­ми пос­ле ги­бели Пуш­ки­на на­чала «ко­вать­ся» ми­фоло­гема о его жиз­ни.

Но всё же зная Пуш­ки­на по его собс­твен­ным эпиг­раммам и ис­то­ричес­ким сви­детель­ствам сов­ре­мен­ни­ков, впол­не мож­но до­пус­тить, что боль­шинс­тво курь­ёз­ных си­ту­аций, в ко­торые так или ина­че был вов­ле­чён «На­ше всё», дей­стви­тель­но про­ис­хо­дили в ре­аль­нос­ти и ед­ва ли не из каж­дой из них Пуш­кин вы­ходил с дос­то­инс­твом и юмо­ром, ко­торый (че­му сви­детель­ством и этот ко­рот­кий очерк) фак­ти­чес­ки ос­тался в ве­ках.

Князь Меншиков: «Ваше Величество, если нужно кого-то разорить, пошлите графа Киселёва»

Все ро­див­ши­еся в СССР и учив­ши­еся в со­вет­ских шко­лах дол­жны пом­нить из ба­зово­го кур­са ис­то­рии, что в 1861 го­ду в Рос­сий­ской им­пе­рии от­ме­нили Кре­пос­тное пра­во. Зна­ют ли об этом сов­ре­мен­ные школь­ни­ки, ав­тор су­дить не бе­рёт­ся… (ибо сам учил­ся в шко­ле в дру­гой, уже ушед­шей в не­бытие стра­не… бо­лее то­го, учил­ся ещё в пре­дыду­щем ты­сяче­летии… а за це­лое ты­сяче­летие, как из­вес­тно, во­ды мо­жет утечь не­мало).

Для тех же, кто не пом­нит де­талей то­го, что слу­чилось «в пре­дыду­щем ты­сяче­летии» уточ­ним, что 19 фев­ра­ля 1861 го­да (или 3-го мар­та 1861 го­да по но­вому ле­то­ис­числе­нию) им­пе­ратор Алек­сандр II под­пи­сал ма­нифест «О все­милос­ти­вей­шем да­рова­нии кре­пос­тным лю­дям прав сос­то­яния сво­бод­ных сель­ских обы­вате­лей».

За­кон явил­ся са­мой зна­чимой ре­фор­мой не толь­ко все­го прав­ле­ния Алек­сан­дра II, но воз­можно, и са­мой зна­чимой ре­фор­мой во всей рос­сий­ской ис­то­рии XIX ве­ка.

Фак­ти­чес­ки от­ме­на кре­пос­тно­го пра­ва в Рос­сии бы­ла срод­ни от­ме­не рабс­тва, ибо боль­шинс­тво кресть­ян в Рос­сий­ской им­пе­рии бы­ли имен­но кре­пос­тны­ми, а зна­чит, поч­ти пол­ностью бес­прав­ны­ми и при­над­ле­жали го­сударс­тву или по­мещи­кам на пра­вах собс­твен­но­го иму­щес­тва, вро­де ско­та, ко­торым мож­но бы­ло рас­по­ряжать­ся по сво­ему ус­мотре­нию.

Для рос­сий­ской им­пе­рии с её ве­ковым, не­из­менным ук­ла­дом и та­ким же вос­при­яти­ем тра­дици­он­но-при­выч­но­го кресть­ян­ско­го бы­та, это бы­ло дей­стви­тель­но ис­клю­читель­но прог­рессив­ным и по-нас­то­яще­му де­мок­ра­тичес­ким но­вов­ве­дени­ем, урав­ни­ва­ющим кре­пос­тных кресть­ян (с из­вес­тны­ми ого­вор­ка­ми) в ос­новных пра­вах со все­ми ос­таль­ны­ми граж­да­нами сво­его го­сударс­тва.

Что­бы сов­ре­мен­но­му чи­тате­лю бы­ло по­нят­но, что проб­ле­ма кре­пос­тно­го кресть­янс­тва в це­лом бы­ла дей­стви­тель­но ог­ромной, дос­та­точ­но при­вес­ти ста­тис­ти­чес­кие дан­ные. По раз­ным оцен­кам, сель­ское на­селе­ние в Рос­сии в 19-м ве­ке сос­тавля­ло от 85 % до 90 % от об­ще­го чис­ла жи­телей в стра­не. А са­мый боль­шой про­цент сре­ди сель­ско­го на­селе­ния сос­тавля­ли имен­но кре­пос­тные кресть­яне, при­над­ле­жав­шие ли­бо по­мещи­кам, ли­бо не­пос­редс­твен­но го­сударс­тву…

При­нятие это­го за­кона не бы­ло спон­танным. Фак­ти­чес­ки как спо­ры по ос­во­бож­де­нию кресть­ян, так и ад­ми­нис­тра­тив­ные ре­шения, под­го­тав­ли­ва­ющие ед­ва ли не са­мый зна­ковый рос­сий­ский за­кон XIX ве­ка, су­щес­тво­вали в Рос­сии ещё с кон­ца 1820-х го­дов.

Од­ним из пос­ле­дова­тель­ных про­тив­ни­ков кре­пос­тно­го пра­ва был ми­нистр го­сударс­твен­ных иму­ществ граф Па­вел Дмит­ри­евич Ки­селёв, ко­торый внёс не­малую леп­ту в от­ме­ну этой по­зор­ной ве­ковой «тра­дици­он­ной прак­ти­ки».

Увы, в ре­аль­нос­ти «не обош­лось и без пе­реги­бов», как ска­зали бы уже в на­ше «веч­но неп­ростое вре­мя»…

До 1861 го­да кресть­яне де­лились на «по­мещичь­их» и «ка­зён­ных», они же – «го­сударс­твен­ные». Пос­ледние, хо­тя и бы­ли фор­маль­но сво­бод­ны­ми, но, по су­ти и по фак­ту, на­ходи­лись в кре­пос­ти не­пос­редс­твен­но у го­сударс­тва и бы­ли прик­репле­ны к зем­ле. И имен­но на них в пер­вую оче­редь ста­вились раз­личные «опы­ты» в ре­фор­ми­рова­нии все­го «кресть­ян­ско­го за­коно­датель­ства» в Рос­сий­ской им­пе­рии…

Из по­зитив­ных но­вов­ве­дений у «ка­зён­ных» кресть­ян ста­ла за­мена по­душ­ной по­дати по­земель­ным на­логом. На­логом, ко­торый рас­счи­тывал­ся ис­хо­дя из раз­ме­ров на­дела. Так­же в сель­ской мес­тнос­ти на­чали соз­да­вать­ся при­ход­ские учи­лища (так на­зыва­емые «ки­селёв­ские шко­лы»), стро­ились боль­ни­цы (как при­мер, в 1838 го­ду их бы­ло все­го 3 по всей Рос­сии, а к 1866 го­ду ста­ло уже 269). От­кры­вались но­вые цер­кви. И не толь­ко пра­вос­лавные, но и дру­гих хрис­ти­ан­ских кон­фессий и да­же дру­гих ве­ро­ис­по­веда­ний.

И в це­лом бы­ло пред­при­нято ещё не­мало по­ложи­тель­ных ре­форм, по­мимо уже пе­речис­ленных.

К со­жале­нию, на­ряду с по­ложи­тель­ны­ми ре­фор­ма­ми но­вов­ве­дения при­нес­ли и мас­су неп­ри­ят­но­го для го­сударс­твен­ных кресть­ян.

Как всег­да ос­новные тя­жес­ти приш­лись на их эко­номи­чес­кое по­ложе­ние и сни­жение уров­ня ре­аль­ных до­ходов. Раз­мер об­ро­ка вы­рос и до­пол­ни­тель­но был вве­дён ещё один сбор для по­пол­не­ния го­сударс­твен­ных хлеб­ных за­пасов. Зна­читель­но уве­личил­ся бю­рок­ра­тичес­кий ап­па­рат уп­равле­ния го­сударс­твен­ны­ми кресть­яна­ми и силь­но вы­рос­ли рас­хо­ды, как на жа­лованья чи­нов­ни­ков, так и на обес­пе­чение чи­нов­ничь­их нужд, что в ито­ге пря­мо или кос­венно до­пол­ни­тель­ным бре­менем ло­жилось имен­но на пле­чи «ка­зён­ных» кресть­ян.

В ре­зуль­та­те по­доб­ные ре­фор­мы при­води­ли к кресть­ян­ским вол­не­ни­ям и от­кро­вен­ным бун­там, а так­же к ра­зоре­ни­ям боль­шо­го ко­личес­тва кресть­ян­ских хо­зяй­ств…

А впро­чем, дан­ное длин­ное пре­дис­ло­вие все­го лишь под­во­дит к бо­лее пол­но­цен­но­му по­нима­нию то­го са­мого то ли ис­то­ричес­ко­го анек­до­та, то ли горь­кой шут­ки, ко­торая бу­дет при­веде­на ни­же…
 
В 1848 го­ду им­пе­ратор Ни­колай I жа­ловал­ся сво­ему спод­вижни­ку, мор­ско­му ми­нис­тру, свет­лей­ше­му кня­зю Мен­ши­кову (прав­ну­ку то­го са­мого лю­бимо­го фа­вори­та и дру­га Пет­ра Ве­лико­го), что на Кав­ка­зе оче­ред­ные вол­не­ния и что там есть семь раз­бой­ничь­их а­улов, ко­торые нуж­но ра­зорить, что­бы в ре­ги­оне на­конец нас­ту­пило спо­кой­ствие.

Свет­лей­ший князь Алек­сандр Сер­ге­евич, су­дя по ис­то­ричес­ким сви­детель­ствам, всег­да был очень ос­тёр на язык и за сло­вом в кар­ман лезть не при­вык. Бо­лее то­го, час­то выс­ка­зывал собс­твен­ное мне­ние, не ори­ен­ти­ру­ясь на то, пон­ра­вит­ся оно ок­ру­жа­ющим или нет.

Имен­но с ним им­пе­ратор и ре­шил по­сове­товать­ся от­но­ситель­но то­го, ко­го мож­но пос­лать на ра­зоре­ние бан­дит­ских а­улов:

– Ко­го же мне от­пра­вить на Кав­каз? – спро­сил в за­дум­чи­вос­ти им­пе­ратор сво­его ми­нис­тра.

На что Свет­лей­ший, не за­думы­ва­ясь, от­ве­тил:

– Ва­ше Ве­личес­тво, ес­ли нуж­но ко­го-то ра­зорить, то луч­ше гра­фа Ки­селё­ва не най­ти. Пос­ле ра­зоре­ния ка­зён­ных кресть­ян по всей стра­не для не­го ра­зорить все­го-то семь а­улов не сос­та­вит боль­шо­го тру­да…