ПОПЫТКА К БЕГСТВУ

16.07.2024 04.25 мск.
Туман белыми волнами наплывал на поляну: обволакивал влажные от росы кусты, расслаивался на призрачные ленты и струился между редкими деревцами подлеска. Зеленоватое небо на востоке заалело, налилось оранжевым, и первые птицы стали подавать свои пока ещё робкие хрустальные голоса. Яркие лучи неспешно поднимающегося солнца навылет пробивали густую кромку леса вокруг поляны: рвали полосы тумана в клочья плавающей в воздухе розовой ваты, слепили глаза и выжимали из них прощальную слезу. Пахло травой, влагой и почему-то железом. Сергей закрутил головой, пытаясь понять, откуда идёт этот запах и увидел неподалёку вросший наполовину в землю противотанковый ёж: поросший мхом, ржавый, раскоряченный и нелепый – какой-то неуместный здесь, в утреннем лесу. Странно! Тут и боёв-то не было никаких. Или всё-таки были? Да нет! Историю Сергей знал не очень хорошо, но, кажется, здесь всё закончилось в сорок первом году, когда Финляндия вступила в войну на стороне СССР, и немецкая группа армий «Север» обломалась под Ленинградом по полной программе…

Они готовились к этому не один год: потихоньку, исподволь, тайком от всех друзей, полудрузей, родственников и знакомых – готовились покинуть страну бессмысленных советов навсегда. Ничего не меняя в своей жизни радикально, очень аккуратно – так, чтобы это было незаметно со стороны. Лена продолжала работать воспитателем в детском саду, Сергей на Адмиралтейском заводе строил атомные лодки. Выехать официально по турпутёвке они не могли: Сергей из-за своей работы, а Лена – из-за фамилии. Фамилия у неё была Агонен, и её родственники жили недалеко от Ленинграда, километрах в 70, только по ту стороны границы. Распродавали имущество, если находились покупатели, и покупали доллары, если появлялась такая возможность. Машина, две квартиры и две дачи – всё было постепенно продано по генеральным доверенностям. В гости к себе никого не звали, потому что в последней квартире из мебели уже совсем ничего не осталось – ходили в гости сами, а там после застолья ругали власти, травили анекдоты про очередного престарелого генсека – в общем, диссидентствовали помаленьку. Кухонный протест – это горчичник при онкологии, но и тут они не перегибали и не выпячивали особо своё несогласие с линией партии. Потому что три четверти населения страны в большей или меньшей степени занимались тем же самым и без заметных успехов: особо рьяных, известных и удачливых лишали гражданства и высылали из страны, а тех, кому не повезло – сажали. За всё подряд: за слишком правдивую статью или фотографию; плакатик в руках на одиночном пикете; за согласие, несогласие или участие; за пост в интернете и, главное, что всё по закону – треть всех осуждённых по наркотическим статьям за это и сидели. Режим агонизировал уже много лет и никак не мог сдохнуть: зараза 17-го года постепенно превратилась в вялотекущую шизофрению, и она, как геморрой у бухгалтера, цвела пышным цветом и одиноко смердела на весь мир…

Какая-то крупная птица с протяжным криком взлетела с края поляны, суетливо и шумно хлопая крыльями. Сергей вздрогнул, посмотрел в ту сторону и толкнул коленом Лену, которая сидела рядом с ним на своём рюкзаке.

– Возвращается! – с некоторой долей удивления в голосе ответил Сергей на вопросительный взгляд Лены: были у него подозрения, что их элементарно кинули – хотя, если разобраться, слишком много суеты ради трёх тысяч долларов…

С проводником они должны были встретиться на станции, но не встретились, прождав его где-то полчаса и якобы равнодушно приглядываясь ко всем мужчинам, проходящим мимо. За полчаса у них два раза проверили документы бдительные милиционеры (рядом погранзона), но с паспортами всё в порядке, в рюкзаках тоже, а деньги хранились у Сергея на поясе – в специально пошитом Леной поясе. А потом, как и было условлено заранее, они купили мороженое в киоске за станцией и вместе с холодными брикетами и мокрой сдачей Сергей получил из рук продавщицы маленький комочек бумаги – записку с дальнейшей инструкцией. Уселись на лавочке под развесистыми ивами, в тени и относительной прохладе, ели тающее на глазах мороженое и обливались потом: вечер был жаркий, а на них – одинаковые брезентовые ветровки с капюшонами, потёртые джинсы и резиновые сапоги. Туристы, одним словом, что с них взять? Да их тут – по лесам и озёрам с палатками и рюкзаками – шарится видимо-невидимо!

– Держи, – Сергей с улыбкой вручил Лене бумажку от своего мороженого и указал глазами на урну с её стороны лавки.

– Может пойдём уже? – спросила Лена, выбросив липкие бумажки. Её слегка потряхивало – не каждый день всё-таки пытаешься нелегально перейти границу.

– Рано. – Сергей был спокоен. – Сидим, отдыхаем ещё минут двадцать.

Обнял Лену за плечи, тихонько прошептал ей на ухо: «Всё будет нормально! Не дрейфь, Ленка!» – и шутливо пропел вполголоса, подражая Высоцкому: «На границе с Турцией или с Пакистаном – полоса нейтральная, а справа, где кусты…»

Лена взглянула на Сергея повлажневшими глазами, уткнулась носом ему в плечо и почти беззвучно, одними губами, выдохнула: «Спасибо, пап…»

От станции в лес уходила убитая дорога, на которой ещё не полностью сошёл асфальт – его островки кое-где виднелись, но было уже понятно, что дороге хана, и скоро она окончательно сменит свой статус и превратится в гравийную. Они шли по теневой стороне: Лена впереди, Сергей за ней, а заходящее на посадку вечернее солнце золотило стволы сосен справа от них. Пыльная трава по обочинам, запах перегретой смолы, деловитое жужжание насекомых, сладкое томление уходящего летнего дня – миром и покоем веяло от этой картины, но это был обман. Пока они здесь – не будет им ни того, ни другого, а будет только насилие, грязь и враньё, ставшие обыденностью.

Сергей смотрел на Лену, бодро шагавшую вместе с ним в неизвестность, и радовался, какая она стройная, высокая, красивая и как похожа на свою маму – Олю. Пятнадцать лет прошло после её нелепой гибели – двадцать первый век на дворе, а здесь какая-то дикость и невежество – аппендицит, перитонит и смерть по приговору участкового врача. И он остался с шестилетней Леной на руках, которая де-юре была ему никем – с Олей они были даже не расписаны. И сколько ему пришлось пройти барьеров, чтобы добиться своего: сначала опекунства, а потом и удочерения – сколько было судов; сколько взяток он раздал; сколько раз он впадал в отчаяние от невозможности пробить эту стену чиновничьего равнодушия к судьбе маленькой девочки.

– Эй, – раздался негромкий окрик слева, и Сергей с Леной синхронно повернули головы в ту сторону. Коренастый мужчина в такой же, как и на них с Леной, зелёной ветровке, сапогах и чёрной бейсболке махал им рукой из придорожных кустов: – Идите сюда…

Это и был их проводник – проверка, видимо, закончилась, и им поверили. А вот насколько надёжен сам проводник и куда он их приведёт – в Финляндию или в КГБ – это им и предстояло выяснить в ближайшее время…

Всю ночь они шли за проводником на северо-запад (Сергей периодически сверялся с компасом): благо, стояли белые ночи, и в лесу было достаточно светло, чтобы не падать в ямы, не спотыкаться о стволы поваленных деревьев и не повыбивать себе глаза ветками. Местность была довольно-таки холмистая, но это никак не влияло на скорость передвижения: проводник уверенно вёл их к одному ему известной цели, и они пробирались в основном по низинам. Ни разу не встретили никаких водных преград, что само по себе было удачей в этом краю озёр. Сергей прекрасно понимал, что удача здесь ни при чём – просто проводник очень хорошо знал дорогу. Трижды он объявлял привал, и они валились на землю: задирали ноги повыше, как он им посоветовал (чтобы отхлынула кровь), жадно пили воду и одни раз съели по бутерброду. И снова шли дальше. А ещё один раз он злым шёпотом приказал им лечь на землю лицами вниз и лежать так – молча, не издавая ни звука и дыша через раз, пока он не вернётся. И ушёл. Вернулся минут через пятнадцать и, ни слова не говоря, повёл в обход и они сделали приличный крюк. Сергей за эти бесконечные минуты несколько раз покрывался холодным потом в ожидании окрика или автоматной очереди, а что испытала и передумала Лена – об этом и думать не хотелось. Она хорошо держалась всю дорогу: шла сразу же за проводником, не жаловалась на усталость, не скулила и, Сергей это чувствовал, была полна решимости идти до конца. Уже под утро пришли вот на эту поляну: здесь проводник снова велел им ждать и ушёл…

– Значит, так! – С этими словами проводник устало плюхнулся на землю перед Сергеем с Леной. Достал из нагрудного кармана ветровки пачку сигарет, прикурил от зажигалки и с видимым удовольствием сделал первую затяжку. – Пойдёте строго на север, идти минут сорок-пятьдесят – упрётесь в озеро. Обойдёте его справа, только справа – слева болото, и там вы не пройдёте. Ну, а дальше уже сами разберётесь…

– И всё? – растерянно спросил Сергей.

– Всё! – категорично ответил проводник. – А вы чего ждали? Стрельбы, погони и погранцов с собаками? – Он насмешливо глянул Сергею в глаза. – Нет! Этого не будет – я так не работаю, у меня всегда всё чисто и аккуратно.

– А скажите, пожалуйста, – зачастила Лена, вступая в разговор, – а вы сами-то там были? Как там?

Проводник молча курил и как-то непонятно смотрел на Лену – с сожалением, что ли. Докурил, загасил окурок о землю и спрятал его в карман.

– Там… – и замолчал. Долго молчал, а потом брезгливо сплюнул в сторону, словно во рту у него стало горько после сигареты: – То же самое, что и здесь!

– Да ладно! – удивлённо протянула Лена. Не верила она, что за границей так всё плохо, и посмотрела на Сергея, как бы обращаясь за помощью и поддержкой. А Сергей пристально разглядывал проводника – усталого и небритого мужика, с простой, можно сказать, рязанской физиономией и очень, очень непростыми глазами.

– А вот это откуда здесь? – Сергей кивнул на ежа.

– А тут вообще много всякого разного… – непростой мужик прикуривал новую сигарету и даже не посмотрел в ту сторону, куда показывал Сергей: – Странного и непонятного.

И, поймав взгляд Сергея, дурашливо шмыгнул носом: – Заповедные места…

Сергей помог Лене закинуть на спину рюкзак, и они тем же порядком – Лена впереди, Сергей следом за ней – двинулись «строго на север». Всё тот же лес: сосны, ёлки, берёзы и осины, прореженные этим частоколом жёлтые лучи солнца, щекотная паутинка на лицах, лаковые шляпки подосиновиков и сыроежек в мокрой траве, кустики черники, и ничего странного – лес как лес. Через час действительно подошли к небольшому озеру с голубоватой водой и стали его обходить справа: спугнули стаю уток, те с кряканьем серыми тенями над самой водой потянулись на другую сторону озера. Хорошо было – от воды веяло приятной прохладой, и Сергей остановил Лену: они стояли и слушали эту кажущуюся, незаметную, обманчивую тишину – как едва слышно плещется вода, как шуршит камыш и птицы приветствуют песней утро нового дня. Пошли дальше и вышли к дороге.

Извилистое шоссе – ровное и гладкое, без ям, ухабов и выбоин, с разметкой посередине и краям и абсолютно пустое в этот ранний час. Сергей остался стоять на обочине, а Лена выскочила на середину дороги и присела на колено – гладила ладонью асфальт и восторженно улыбалась.

– Смотри, пап! Нам бы такие дороги!

– Не надо, Лена, – Сергей настороженно смотрел по сторонам: маловразумительные речи проводника крепко осели у него в памяти и рисковать он не собирался. – Лесом пойдём. Иди сюда…

Пошли лесом, и пока шли, по шоссе так никто и не проехал. Хорошо утоптанная тропинка вилась вдоль шоссе – то уходя от него вглубь леса, то возвращаясь обратно.

– Лена, – неожиданно спросил Сергей по-фински, глядя ей в спину с рюкзаком: – Kuinka kello on nyt? *

– Minä en tiedä, пап.** – улыбнулась Лена, повернувшись к нему лицом. – Minulla ei ole kelloa.***

Полугодовые уроки финского языка, которые они брали у Кейко, соседа по даче, не прошли даром – худо-бедно, но по-фински они могли изъясняться, а это большой плюс в их теперешнем положении. И всё равно сердце у Сергея было не на месте – что-то было не так, что-то его тревожило, а что, он и сам не понимал. Беспокойство какое-то одолевало – так иногда бывает перед грозой, когда небо ещё чистое и безоблачное, но где-то, пока ещё далеко-далеко, что-то надвигается, и в сгустившемся воздухе разлито напряжение.

Тропинка вывела их к заправочной станции, тоже безлюдной и безавтомобильной: лишь в курилке сидел на скамеечке мужчина в зелёном комбинезоне и задумчиво курил, поглядывая на смартфон в левой руке. Сергей с Леной стояли от него метрах в пятидесяти, в кустах, и разглядывали курильщика – первого человека, встреченного ими здесь.

– Пап, – тихо спросила Лена. – А почему там флаг французский?

– Где? – не понял Сергей.

– А вон! – и Лена показала рукой на одинокий флагшток перед заправкой. А на нём, вместо уместного бы здесь финского, белого с синим крестом, слабо колыхалось что-то непонятное.

– Ты знаешь, Лен, – с сомнением в голосе произнёс Сергей, – по-моему, на французском полоски всё-таки поперёк, а не вдоль…

Послышался звук мотора, и на заправку въехал автомобиль: приземистый джип с люстрой на крыше и синими полосами по бокам. Белыми буквами на синей полосе было написано «полиция». По-русски – ПОЛИЦИЯ!!!

Сергей, раскрыв рот, смотрел на машину и чувствовал, что он, кажется, сходит с ума. Джип тормознул у магазина, из него выбрались трое парней: все в чёрной форме, в берцах и двое с автоматами. Безоружный, только кобура с пистолетом на животе, ушёл в магазин, а автоматчики остались возле машины: один положил автомат на капот, а другой, с автоматом на плече, достал из кармана пачку сигарет, и парни стали закуривать. На спинах у них тоже было написано – ПОЛИЦИЯ.

– Здорово, Жора! – крикнул один из полицейских зелёному курильщику, и тот приветственно махнул ему рукой в ответ: – Ещё не передумал?

– Не-а! – лениво ответил Жора и снова погрузился в свой смартфон.

А парни у машины что-то весело обсуждали и громко смеялись. Здоровенные такие парни, очень крепкие, длинноногие, довольные жизнью, в чёрной форме с закатанными рукавами и автоматами в руках. Сергей отказывался верить собственным глазам, но где-то он всё это уже видел и не один раз. Из магазина вышел третий служивый: в руках у него были пакеты, и он потряс ими в воздухе. В пакетах стеклянно зазвенело, все трое громко заржали. Погрузили в машину пакеты и залезли сами, захлопали двери, и джип, фыркнув синим дымком из выхлопной трубы, плавно тронулся с места. Развернулся вокруг заправочных стоек и, взвыв сиреной на прощание, вывернул на шоссе и скрылся за деревьями.

– Где мы, пап? – у Лены дрожали губы, и она была готова расплакаться. Ребёнок в упор смотрел на Сергея и как бы спрашивал: «Ты куда меня привёл, папа?!»

А Сергей и сам ничего не понимал: увиденное настолько потрясло его, просто смяло все защитные барьеры его достаточно устойчивой психики, что ему казалось, будто он спит и видит кошмарный сон. Очень чёткий, цветной и подробный сон. Или что здесь снимают кино, они с Леной случайно попали на съёмочную площадку, и вот-вот раздастся крик режиссёра в мегафон: «Стоп! Снято!»

– Давай-ка присядем! – он насильно усадил Лену в траву и принялся шарить в своём рюкзаке. Нашёл бутылку воды, свернул пробку и сунул бутылку Лене в руки.

Лена судорожно глотала воду, и она текла у неё по подбородку, затекала за ворот ветровки, а Лена всё глотала и глотала, пока не поперхнулась и закашлялась, и тут же испуганно зажала себе рот ладонью. Тогда он отобрал у неё бутылку и трясущимися руками поднёс её к своим губам: вода была тёплая и противная, но даже эта малость помогла ему, хоть и немного, но прийти в себя и начать соображать более-менее ясно.

– Что делать будем? – в голубых глазах Лены, как в штормовом море, плескались страх и паника.

– Я сейчас пойду в магазин, а ты останешься здесь…

– Я с тобой!

– Нет! – резко сказал Сергей. – Ты останешься здесь. И будешь сидеть здесь тихо и ждать меня. Ты всё поняла? Надо же разобраться – что тут происходит…

– Я с тобой пойду. – упрямо буркнула Лена.

– Нет, Лена, – уже мягче сказал Сергей: – Я тебя прошу, маленькая моя. Пожалуйста, посиди тут, подожди, а я скоро вернусь…

Он гладил её рукой по русой голове, по плечам и журчал, журчал что-то бессмысленное и успокаивающее: прижимал её к себе, обнимал и гладил по спине и продолжал нежно шептать ей на ухо всякую хрень в надежде, что она успокоится и отпустит его…

Сергей выбрался из кустов, солнце беспощадно вдарило его по воспалённым глазам, и он сразу же взмок от пота. Он тащился к магазину, едва передвигая ноги, и ему было страшно: он боялся, что там, в магазине, он увидит такое, отчего точно спятит, и Лена останется здесь одна – да ещё и с отцом-идиотом в придачу. Игла позднего раскаяния пронзила его – ведь это он затащил Лену в этот блудняк! Обещал Финляндию и любящих родственников, а куда привёл? И малодушные, совсем уже похабные, мыслишки пришли в его разгорячённую голову, что не так уж и плохо было там – откуда они бежали. Бежали, бежали и прибежали… Куда? Во что они вляпались? Всё ближе и ближе двери магазина: зелёный комбинезон куда-то пропал, и только он один механически, как заводная игрушка, вышагивал по бетонным плитам, с трудом делая каждый шаг.

Сергей открыл дверь, и прохладный кондиционированный воздух, пропитанный магазинными запахами, немного успокоил его не на шутку разгулявшееся воображение. Черноволосая продавщица, примерно Ленкиного возраста, равнодушно посмотрела на него из-за прилавка и снова уткнулась в свой смартфон. Обычный придорожный магазин в котором можно купить всё, что понадобится в дальней дороге. Никаких страхов, никаких изысков – Сергей шёл между рядами – консервированная жратва, напитки, сладости, сигареты, побриться-помыться. Дошёл до прилавка и встал, как вкопанный. На стене, прямо за спиной продавщицы, висел большой, явно агитационный плакат с белым медведем на синем фоне в левом верхнем углу. А с плаката на Сергея смотрел (пытливо так, с прищуром, глаза в глаза) редковолосый и хитроглазый мужичок: белая рубашка, коричневый галстук, серый пиджак на левой руке плотно перехвачен красно-белой повязкой с большой буквой «Z» в центре.

И надпись внизу старославянской вязью: «Есть Вождь – есть Россия» И дата: 6-8 сентября 2024 года.

__________________________________

Kuinka kello on nyt?* – Который час?

Minä en tiedä, пап.** – Я не знаю, пап.

Minulla ei ole kelloa.*** – У меня нет часов.