Исаак Иткинд – Ван Гог, Рембрандт и Микеланджело – в одном лице

Вре­мена не вы­бира­ют,
В них жи­вут и уми­ра­ют.
А.Куш­нер.

Од­ним из ста мил­ли­онов не­вин­ных жертв кро­вавой ка­ратель­ной сис­те­мы, не име­ющей ана­логов в ми­ровой ис­то­рии, был Иса­ак Ит­кинд – ге­ни­аль­ный скуль­птор. Мно­гие ли зна­ют имя это­го че­лове­ка, про­жив­ше­го дол­гую жизнь и про­шед­ше­го все кру­ги ада страш­но­го вре­мени, ког­да тер­рор влас­ти НКВД был все­объ­ем­лю­щим?

Скуль­птор Иса­ак Ит­кинд – это жи­вое воп­ло­щение ис­кусс­тва, мас­тер, об­ла­да­ющий тем са­мым ред­ко­земель­ным ве­щес­твом, энер­гия ко­торо­го в раз­ное вре­мя кло­кота­ла в До­нател­ло, Ти­ци­ане, Гойе, Пи­кас­со, Ша­гале.

ИТ­КИНД Иса­ак Яков­ле­вич, сын рав­ви­на, ро­дил­ся в 1871 го­ду в де­рев­не Ди­кар­ки близ мес­течка Смор­гонь, Ви­лен­ской гу­бер­нии в чер­те осед­лости,  где при­казом цар­ско­го пра­витель­ства обя­зыва­ли ев­рей­ское на­селе­ние стра­ны жить без­вы­ез­дно.

Иса­ак Ит­кинд. На­чало 1960-х го­дов.

В детс­тве Ит­кинд учил­ся в хе­дере и по­том не­кото­рое вре­мя под­ра­баты­вал на про­пита­ние чте­ни­ем Тал­му­да в бо­гатых семь­ях. Поз­же он стал пе­реп­летчи­ком, но в те­чение всей сво­ей дол­гой жиз­ни мог на­изусть ци­тиро­вать стра­ницы Тал­му­да и Биб­лии на ив­ри­те, а  Шо­лом-Алей­хе­ма на идиш. Ра­бота пе­реп­летчи­ка сыг­ра­ла пе­релом­ную роль в его судь­бе. Он по­лучил за­каз — пе­реп­лести кни­гу о скуль­пто­ре М.М. Ан­то­коль­ском. Не зна­комый преж­де с изоб­ра­зитель­ным ис­кусс­твом, Ит­кинд про­чел ее. По­мещен­ные в ней ил­люс­тра­ции по­рази­ли его во­об­ра­жение. Он на­чал ле­пить.

Ит­кинд в воз­расте мень­ше 30 лет от­да­лил­ся от ре­лигии и ре­шал за­нять­ся скуль­пту­рой ? ис­кусс­твом, на­ходя­щим­ся в неп­ри­мири­мом про­тиво­речии с и­уда­из­мом. «В 26 лет я по­терял Бо­га и бо­гатую не­вес­ту», - го­ворил о про­изо­шед­шем Иса­ак Яков­ле­вич.

«Я плоть и кровь на­рода мо­его
Ху­лимо­го, го­нимо­го, хлеб­нувше­го все­го».
                                             Ра­хиль Ба­ум­воль.

В 1910 го­ду Иса­ак Ит­кинд от­пра­вил­ся в Мос­кву и пос­ту­пил в ху­дожес­твен­ное учи­лище жи­вопи­си, ва­яния и зод­чес­тва. А че­рез два го­да, в 1912-м, его ра­боты уже по­луча­ют приз­на­ние. Их за­меча­ет ху­дожес­твен­ная кри­тика. Не­кото­рые из них по­купа­ют из­вес­тные рос­сий­ские ме­цена­ты  Сав­ва Мо­розов и Па­вел Треть­яков.

Ра­боты, вы­пол­ненные Ит­киндом до 1917 го­да, пос­вя­щены те­ме скор­би («Горь­кий смех», «Су­мас­шедший», «Мо­ралист»). Лю­бимый ма­тери­ал — де­рево. Скуль­пту­ры Ит­кинда прив­ле­кали вни­мание Мак­си­ма  Горь­ко­го, ко­торый в 1918 го­ду ор­га­низо­вал его пер­со­наль­ную выс­тавку. Из 42 выс­тавлен­ных ра­бот сох­ра­нились  толь­ко три: «Мой отец», «Гор­ба­тый», «Ме­лодия». 

Про­из­ве­дения Ит­кинда по дос­то­инс­тву оце­нила не толь­ко пуб­ли­ка. В чис­ле пер­вых, вмес­те с ху­дож­ни­ками Ре­пиным и Брод­ским, он был при­нят в не­дав­но соз­данный Со­юз рос­сий­ских ху­дож­ни­ков.

Брат аме­рикан­ско­го пре­зиден­та Руз­вель­та при­об­рёл нес­коль­ко ра­бот Иса­ака Ит­кинда и не­од­нократ­но пред­ла­гал ему пе­реб­рать­ся в Аме­рику. Не­кото­рые из них, как, нап­ри­мер, «Жер­твы пог­ро­ма», соз­данные сра­зу пос­ле 1905 го­да, хра­нят­ся в му­зе­ях мно­гих стран ми­ра, боль­шая часть – в Из­ра­иле. Ра­боты Иса­ака Ит­кинда хра­нят­ся в Рус­ском му­зее, Эр­ми­таже, му­зее А. С. Пуш­ки­на в Санкт-Пе­тер­бурге, а так­же в му­зе­ях Ка­зах­ста­на, Фран­ции и США. Но да­же ис­сле­дова­тели твор­чес­тва скуль­пто­ра не зна­ют точ­но, сколь­ко ше­дев­ров бы­ло соз­да­но им за дол­гий век. Са­мые из­вес­тные ра­боты Ит­кинда на­ходят­ся в Ал­ма-Ате. Толь­ко в Го­сударс­твен­ной га­лерее их бо­лее 50. Соз­да­ны они, ког­да скуль­пто­ру бы­ло от 73 до 98 лет. Эти го­ды – дар Ка­зах­ста­на ху­дож­ни­ку, чуть не по­гиб­ше­му в 1937 го­ду.

Но ка­кая труд­ная бы­ла судь­ба — у са­мого ав­то­ра и его тво­рений! В Из­ра­иле его чтут за то, что еще до ре­волю­ции Иса­ак Ит­кинд соз­дал га­лерею пор­тре­тов сво­их соп­ле­мен­ни­ков, а для жи­телей этой стра­ны все, что свя­зано с ее ис­то­ри­ей, свя­то. Из­вестен он и в США, где на а­ук­ци­онах де­ревян­ные скуль­пту­ры Ит­кинда про­да­ют­ся по не­мыс­ли­мым це­нам. 

В 1967 го­ду в под­москов­ном До­ме твор­чес­тва мо­лодой ре­жис­сер из Ка­зах­ста­на Ара­рат Ма­шанов де­монс­три­ровал 20-ми­нут­ный до­кумен­таль­ный фильм «При­кос­но­вение к веч­ности», о зна­мени­том в трид­ца­тые го­ды скуль­пто­ре Иса­аке Ит­кинде, пе­режив­шим свою офи­ци­аль­ную смерть. 96-лет­ний се­дой ста­рик не­боль­шо­го рос­та с ог­ромной бо­родой рас­ха­живал сре­ди де­ревян­ных скуль­птур, и гла­за его блес­те­ли жи­вым, мо­лодым озорс­твом. Ка­мера прод­ви­галась в за­пас­ни­ки Эр­ми­тажа, и зри­тели уви­дели двух­метро­вую де­ревян­ную скуль­пту­ру рус­ско­го по­эта Алек­сан­дра Пуш­ки­на – юно­го, тон­ко­го, строй­но­го, вдох­но­вен­но­го  - на взле­те сво­ей сла­вы и сво­его ге­ния. Вся скуль­пту­ра – сплош­ной по­рыв, све­жесть, жизнь, по­эзия. А на пос­та­мен­те – ко­рот­кая над­пись: «Скуль­птор Иса­ак Ит­кинд 1871-1937». Для всех му­зе­ев ми­ра жизнь ге­ни­аль­но­го скуль­пто­ра обор­ва­лась в ста­лин­ских ла­герях в 1937 го­ду.

 В этот страш­ный для стра­ны 1937 год Ит­кинд был арес­то­ван. На следс­твии его би­ли по го­лове. В ре­зуль­та­те это­го он поч­ти по­терял слух, но не приз­нался ни в чем. Пос­ле де­вяти ме­сяцев следс­твия Ит­кинда выс­ла­ли в по­селок Зе­рен­ду Кок­че­тав­ской об­ласти КазССР.

- Ме­ня арес­то­вали в 37-м го­ду и сос­ла­ли сна­чала в Си­бирь, по­том в Ка­зах­стан. Ме­ня вы­пус­ти­ли из ла­геря, по­тому что я для них уже очень ста­рый. Но вы­пус­ти­ли без пра­ва воз­вра­щения в Мос­кву. Они ска­зали, что мне да­ли по­жиз­ненную ссыл­ку…

- За что вас по­сади­ли?

- За то, что я враг на­рода, япон­ский шпи­он. Я про­дал Япо­нии сек­ре­ты бал­тий­ско­го во­ен­но­го фло­та, - ска­зал Ит­кинд.- Вы мо­жете в это по­верить?  Так он рас­ска­зывал о се­бе Эду­ар­ду То­полю.

Но в 1944 го­ду в СССР к лю­дям, объ­яв­ленным ста­лин­ским ре­жимом «вра­гами на­рода», от­но­сились, как к про­кажен­ным, и по­это­му в судь­бе «япон­ско­го шпи­она» ни­чего не из­ме­нилось.

В это вре­мя по Ал­ма-Ате хо­дили слу­хи о ка­ком-то по­луди­ком ста­рике, ко­торый жи­вет на ок­ра­ине го­рода, в зем­ле, пи­та­ет­ся кор­ня­ми, со­бира­ет лес­ные ко­ряги и де­ла­ет из них уди­витель­ные фи­гуры. Де­ти го­вори­ли, что эти де­ревян­ные фи­гуры по-нас­то­яще­му пла­чут и по-нас­то­яще­му сме­ют­ся. Нес­коль­ко ху­дож­ни­ков за­ин­те­ресо­вались эти­ми рас­ска­зами и ре­шили ра­зыс­кать эти фи­гуры. Дол­го они бро­дили по пус­ты­рю, по­ка не уви­дели гли­няный холм и в нем лаз, ве­дущий в но­ру. Воз­ле ла­за ва­лялись пни и кус­ки де­рева, толь­ко тро­нутые рез­цом. Но про­фес­си­она­лы сра­зу по­няли, что пе­ред ни­ми от­кро­ет­ся неч­то не­за­уряд­ное. Из ла­за до­носи­лось  лег­кое пос­ту­кива­ние мо­лот­ка. Кто-то крик­нул в но­ру: «Эй!»

Ма­лень­кий, се­дой, 73-лет­ний ста­рик вы­полз из зем­лянки, но ког­да он наз­вал свое имя, они вздрог­ну­ли.

В 30-е го­ды 20-го ве­ка скуль­птор Иса­ак Ит­кинд был зна­менит в СССР так же, как се­год­ня во всем ми­ре зна­мени­ты Марк Ша­гал (его быв­ший уче­ник) и Паб­ло Пи­кас­со. О нём с вос­хи­щени­ем пи­сали чуть ли не все га­зеты СССР. Его лю­били и це­нили, с ним дру­жили Горь­кий, Алек­сей Тол­стой, Ма­яков­ский, Есе­нин, Ко­нён­ков, Во­лошин и дру­гие. Его опе­кали Ана­толий Лу­начар­ский и Сер­гей Ки­ров. А его выс­тавки бы­ли со­быти­ем в куль­тур­ной жиз­ни до­во­ен­ной Рос­сии.

На­чиная с 1914 г., его ра­боты ре­гуляр­но эк­спо­ниро­вались на выс­тавках в его род­ном го­роде Виль­но (Виль­нюс), в Мос­кве, в Ле­нин­гра­де, в Кры­му. Его ра­боты при­об­ре­тали кол­лекци­оне­ры и из­вес­тные му­зеи. Са­мая гром­кая выс­тавка — к 100-лет­ней го­дов­щи­не со дня смер­ти А.С. Пуш­ки­на в Эр­ми­таже, в Ле­нин­гра­де. Он соз­дал к ней око­ло ста изоб­ра­жений по­эта. Как глу­боко он по­чувс­тво­вал Пуш­ки­на! Смер­тель­но ра­нен­ный по­эт про­ща­ет­ся с жизнью. Он буд­то смот­рит в са­мого се­бя, его взгляд вы­ража­ет со­жале­ние о без­вре­мен­но обор­ванной жиз­ни. «Он уми­ра­ет от ру­ки мер­завца и нич­то­жес­тва. Ведь Дан­те­са бу­дут не­нави­деть всег­да. А Пуш­ки­на бу­дут всег­да лю­бить. Об этом не­воль­но за­думы­ва­ешь­ся, гля­дя на ра­боту Ит­кинда «Уми­ра­ющий Пуш­кин», -на­писал тог­да кри­тик, удив­ля­ясь, по­чему та­кую пе­чаль­ную да­ту – смерть по­эта — прев­ра­тили во все­народ­ный праз­дник. «Уми­ра­ющий Пуш­кин» Ит­кинда – это и жер­тва ти­рании, и оба­ятель­ный сим­вол бла­городс­тва ду­ши, оли­цет­во­рение не­ис­ся­ка­емо­го вдох­но­вения. По сво­ей пси­холо­гичес­кой трак­товке, эта ра­бота не прев­зой­де­на ни од­ним ху­дож­ни­ком, с пуш­кин­ско­го вре­мени и до на­ших дней.

Еще в чер­ном 1937 го­ду Ит­кинд об­ра­ща­ет­ся к пос­ледне­му пе­ри­оду жиз­ни Пуш­ки­на. Он соз­да­ет ра­боты, пол­ные лич­ной скор­би. Его Пуш­кин – это не толь­ко из­бран­ник судь­бы, по­эт, от­ме­чен­ный выс­шей бла­гос­клон­ностью му­зы, один из ге­ни­ев, при­над­ле­жащих все­му че­лове­чес­тву. Это че­ловек, близ­кий по ду­ху. Но­ситель выс­шей идеи сво­боды. Огонь, ко­торый бу­дет све­тить лю­дям веч­но.

На этой пос­ледней пе­ред мно­голет­ним заб­ве­ни­ем до­во­ен­ной выс­тавке да­же сре­ди ра­бот та­ких круп­ней­ших ху­дож­ни­ков, как М. Сарь­ян, В. Фа­вор­ский, С. Ге­раси­мов, И. Шадр и др., скуль­пту­ра И.Я. Ит­кинда «Уми­ра­ющий Пуш­кин» бы­ла приз­на­на луч­шей ра­ботой и бы­ла удос­то­ена зо­лотой ме­дали. Это ли­цо че­лове­ка, ко­торый уже ус­по­ко­ен смертью — зак­ры­ты гла­за, мер­твен­но рас­пря­мились мор­щи­ны на лбу, и толь­ко угол­ки губ еще тер­за­ет жут­кая боль… Боль и го­речь…
 Скуль­пту­ру  ку­пили для од­но­го из му­зе­ев по­эта, что нем­но­го поп­ра­вило ма­тери­аль­ное по­ложе­ние уже тог­да ни­щенс­тву­юще­го ху­дож­ни­ка. Из-за жи­тей­ской неп­рактич­ности и бес­ко­рыс­тия ода­рён­ный ху­дож­ник ис­пы­тывал ма­тери­аль­ные ли­шения.

А даль­ше — пол­ное мно­голет­нее мол­ча­ние.

Уми­ра­ющий Пуш­кин. Гипс. 1937 г.

Сра­зу же пос­ле сво­его три­ум­фа поч­ти 70-лет­ний скуль­птор про­пал на дол­гие го­ды. Ис­чез, как тог­да ис­че­зали мно­гие. Дол­го ник­то не знал о его судь­бе, но, учи­тывая ре­алии вре­мени, его друзья пред­по­лага­ли, что слу­чилось. Бы­ли слу­хи, что он умер то ли сра­зу в тюрь­ме, то ли расс­тре­лян, то ли по­гиб в од­ном из ко­лым­ских ла­герей. Уточ­нять эти дан­ные бы­ло рис­ко­ван­но. И сей­час в не­кото­рых ра­ботах об Иса­аке Ит­кинде мож­но про­читать: год смер­ти — 1937…

Толь­ко в 50-е го­ды он вос­крес как скуль­птор. Сей­час из­вес­тно, что он был арес­то­ван, поч­ти год про­вел в тюрь­ме, на доп­ро­сах его пы­тали, вы­били зу­бы, ли­шили слу­ха. А он, пло­хо вла­де­ющий рус­ским язы­ком, го­ворил на ка­кой-то сме­си поль­ско­го, не­мец­ко­го, ли­тов­ско­го, ев­рей­ско­го с его ха­рак­терным вы­гово­ром, так и не приз­нал се­бя «шпи­ёном». Ви­димо, бе­зобид­ный внеш­ний вид ма­лень­ко­го се­дого ста­рич­ка, его прос­то­душ­ный мес­течко­вый ди­алект и оба­ятель­ная улыб­ка ни­чего не по­нима­юще­го в по­лити­ке ху­дож­ни­ка сыг­ра­ли свою роль. Иса­ак Яков­ле­вич от­де­лал­ся срав­ни­тель­но «лег­ко»: 10-лет­ней ссыл­кой в Ка­зах­стан. Его от­пра­вили в по­селок Зе­рен­да, и он про­жил еще 32 го­да — поч­ти до ста лет — в Ка­зах­ста­не. Что ста­ло бы с ним во вре­мя пе­чаль­но зна­мени­той Ле­нин­градской бло­кады, ос­тань­ся он в этом го­роде, где приш­ла к не­му ми­ровая сла­ва? В Ка­зах­ста­не скуль­пто­ра спас­ли его зо­лотые ру­ки, та­лант и доб­рые лю­ди. 

Ит­кинд был че­лове­ком не от ми­ра се­го. Под­хо­дящий ку­сок де­рева, мис­ка ка­кой-ни­будь еды да уго­лок для сна – боль­ше ему ни­чего и не нуж­но бы­ло. Пер­вое вре­мя он жил на ок­ра­ине ка­зах­станской сто­лицы у чу­жих лю­дей, при­ютив­ших его, а пря­мо на ого­роде, сре­ди под­солну­хов бы­ла его мас­тер­ская. А ведь ему шел уже вось­мой де­сяток!

За­тем бы­ла смерть Ста­лина. 20 съ­езд пар­тии, ре­аби­лита­ция «вра­гов на­рода». А Ит­кинда к то­му вре­мени сно­ва за­были. Да и кто ста­нет го­дами за­ботить­ся о сос­ланном скуль­пто­ре-ста­рике, ког­да вок­руг та­кое тво­рит­ся – пос­ле­во­ен­ная раз­ру­ха, но­вая вол­на арес­тов 1948 го­да,  да­же толь­ко за об­ще­ние с ссыль­ны­ми мог­ли дать де­сять лет си­бир­ских ла­герей.

Как он жил эти го­ды, чем, и жил ли во­об­ще – это­го ник­то не знал и не ин­те­ресо­вал­ся. По­это­му, ког­да зи­мой 1956 го­да в Ал­ма-Атин­ский те­атр при­шел без­домный ма­лень­кий 85-лет­ний ста­рик, ник­то не опоз­нал в нем зна­мени­того скуль­пто­ра Ит­кинда. В том го­ду та­ких без­домных обор­ванных лю­дей, вы­пущен­ных из ста­лин­ских ла­герей, бы­ли сот­ни ты­сяч. Они ни­куда не спе­шили: у них не ос­та­лось ни­кого в жи­вых или их за­были, бро­сили в свое вре­мя же­ны и де­ти.

Ма­лень­кий без­домный, по­хожий на биб­лей­ско­го про­рока ста­рик про­сил ди­рек­то­ра те­ат­ра взять его на ра­боту кем угод­но. Его при­няли на ра­боту ма­ляром и да­же пре­дос­та­вили «жилье» - топ­чан под те­ат­раль­ной лес­тни­цей.  Два го­да ста­рик ла­зил по те­ат­раль­ным стре­мян­кам, ри­суя де­кора­ции для спек­таклей. А в сво­бод­ное вре­мя он бро­дил по ок­рес­тнос­тям, со­бирая  пни и ко­ряги. По но­чам Иса­ак Ит­кинд спус­кался в под­вал и при­нимал­ся за ра­боту. Ник­то ему не ме­шал. Од­нажды мо­лодой ху­дож­ник заг­ля­нул в под­вал и за­мер…

Так в Ка­зах­ста­не «опять» наш­ли Иса­ака Ит­кинда. В Ал­ма-Ате Иса­ак Яков­ле­вич сно­ва стал зна­мени­тостью, как в мо­лодые го­ды, уже в кон­це 40-ых го­дов блис­тал на рес­публи­кан­ских выс­тавках про­из­ве­дений ху­дож­ни­ков Ка­зах­ста­на. Его лю­бимым ма­тери­алом стал ка­рагач с его на­рос­та­ми — ка­пом. Ког­да у Ит­кинда спра­шива­ли, как у не­го по­луча­ют­ся та­кие прек­расные ра­боты, он скром­но от­ве­чал: «Я тут ни при чем. Все де­ла­ет са­ма при­рода. Глав­ное — най­ти хо­рошее де­рево или вет­ку».

Уз­нав о вос­кре­шении Ит­кинда, вы­пус­кни­ки ху­дожес­твен­ных ин­сти­тутов ску­пали у не­го скуль­пту­ры для сво­их му­зе­ев. Его при­няли в Со­юз ху­дож­ни­ков Ка­зах­ста­на, он по­лучил пре­мию и да­же – двух­комнат­ную квар­ти­ру на ок­ра­ине Ал­ма-Аты.

Для мас­тер­ской ему от­ве­ли свет­лое и прос­торное по­меще­ние быв­шей ба­калей­ной лав­ки, вход был пря­мо с ули­цы, вро­вень с зем­лей. Зна­читель­ную часть пло­щади мас­тер­ской за­нима­ла боль­шая ком­по­зиция «Пог­ром» (гипс): те­ла уби­тых муж­чин, из­на­сило­ван­ных жен­щин, об­ломки до­маш­них ве­щей, уби­тая ко­за. Иса­ак Яков­ле­вич в то вре­мя про­дол­жал ра­ботать над этой скуль­птур­ной ком­по­зици­ей. Ле­жала в мас­тер­ской так­же за­кон­ченная «Го­лова уби­того крас­но­ар­мей­ца» (гипс), раз­ме­ром ра­за в два боль­ше на­тураль­ной ве­личи­ны. В этой же мас­тер­ской был соз­дан один из ве­личай­ших ше­дев­ров Иса­ака Яков­ле­вича — скуль­пту­ра «Пос­ле пог­ро­ма»: ста­рик ев­рей, при­сев­ший у до­роги, в ру­ках у не­го су­кова­тая, вы­ломан­ная из де­рева пал­ка, ря­дом — до­рож­ная кор­зинка.

Ше­дев­ров за свою дол­гую твор­ческую жизнь мас­тер соз­дал пре­дос­та­точ­но. Вос­ста­новить не­из­вес­тные фак­ты его би­ог­ра­фии, прос­ле­дить судь­бы про­из­ве­дений скуль­пто­ра пы­тались мно­гие ис­сле­дова­тели и ис­кусс­тво­веды, но мно­гие ра­боты ге­ни­аль­но­го скуль­пто­ра за­теря­лись сре­ди не­объ­яв­ленных вла­дель­цев.

Мно­жес­тво все­воз­можных му­чений пе­ренес этот че­ловек в сво­ей жиз­ни, длив­шей­ся це­лый век. Но вы­сота его ду­ха не сни­жалась, твор­ческая мощь не ос­ла­бева­ла в жи­тей­ских бу­рях и во­дово­ротах. И ра­ботал спо­ро, са­мо­от­вержен­но, и всег­да ве­село. Од­нажды у Ит­кинда спро­сили, а что же та­кое, по его мне­нию, ис­кусс­тво? Он ус­мехнул­ся, от­вет на этот воп­рос не вы­зывал у не­го ни­каких зат­рудне­ний:

– Ис­кусс­тво – это что-то боль­шое, как Ти­хий оке­ан... А скуль­пту­ра – ос­тров в этом оке­ане. Я си­жу на этом ос­тро­ве и сов­сем не чувс­твую се­бя Ро­бин­зо­ном...

В жиз­ни Ит­кинд был че­лове­ком неп­ри­хот­ли­вым, сми­рен­ным и уди­витель­но доб­рым. Но в ис­кусс­тве он был не­ук­ро­тим. Это вид­но в лю­бой его ра­боте – от са­мой пер­вой до са­мой пос­ледней. Он ни­ког­да не жа­ловал­ся, не роп­тал, не се­товал на свою судь­бу. Ес­тес­твен­ная спо­соб­ность, приз­ва­ние ве­ли его по жиз­ни. Са­мые вы­сокие ми­нуты вос­торга и счастья ис­пы­тывал он тог­да, ког­да в его ру­ках бы­ли мо­лоток и ста­мес­ка, а пе­ред ним был об­ру­бок де­рева, из ко­торо­го нуж­но бы­ло уб­рать все лиш­нее, что­бы выз­во­лить об­раз.

Иса­ак Яков­ле­вич Ит­кинд – это та­лант гро­мад­ный, че­ловек изу­митель­ной ду­шев­ной ор­га­низа­ции. Но он был еще и мас­те­ровым, не ждал вдох­но­венья. Щед­ро да­рил скуль­пту­ры, раз­да­вал их лю­дям. На­лево и нап­ра­во. Его доб­ро­та бы­ла рав­на та­лан­ту. А та­лант Ит­кинда – слож­ный, при­хот­ли­вый, сво­еоб­разный.

У Ит­кинда бы­ла мо­лодая и сво­бод­ная ду­ша, ис­клю­читель­ное доб­ро­жела­тель­ство. Ник­то и ни­ког­да не слы­шал от не­го зло­го сло­ва в ад­рес дру­гого че­лове­ка. Но ес­ли на его пу­ти встре­чал­ся кто-то злой, мел­кий, нич­тожный, он счи­тал сво­им дол­гом пре­дуп­ре­дить: бой­тесь та­кого-то – не­хоро­ший че­ловек, спо­собен на под­лость...

 Ит­кинда счи­та­ют ос­но­вопо­лож­ни­ком но­вой тех­ни­ки в де­ревян­ной скуль­пту­ре. «В де­реве – сол­нечный свет, воз­дух, - го­ворил Иса­ак Яков­ле­вич. – Му­зыкаль­ная ду­ша жи­вет в нем. Ес­ли я де­лаю пор­трет, мне важ­но вы­разить сер­дце­вину, са­мый глу­бокий, сок­ро­вен­ный смысл, ко­торый есть в воп­ло­ща­емой мной на­туре».

Иса­ак Ит­кинд был не толь­ко вы­да­ющим­ся мас­те­ром плас­ти­ки XX ве­ка, но и за­меча­тель­ным пи­сате­лем. Его ус­тные рас­ска­зы при­води­ли в вос­торг Горь­ко­го, Алек­сея Тол­сто­го, Ма­яков­ско­го и Есе­нина. Все они от­но­сились к Ит­кинду с не­обык­но­вен­ной сер­дечной теп­ло­той. Боль­ше все­го рас­ска­зы Ит­кинда на­поми­на­ют про­зу Мен­де­ле Мой­хер-Сфо­рима и Шо­лом-Алей­хе­ма. Алек­сей Тол­стой взял у Ит­кинда нес­коль­ко рас­ска­зов и опуб­ли­ковал их в май­ском но­мере жур­на­ла «Звез­да» за 1934 год.

В очер­ке Юрия Оси­пови­ча Дом­бровско­го «Ва­ятель ма­сок Ит­кинд» есть ис­то­рия о том, как Ит­кинд по­пал в рай. Это длин­ная ис­то­рия с ди­ало­гами, прик­лю­чени­ями, не­дора­зуме­ни­ями, пе­ре­оде­вани­ями и мас­сой не­ожи­дан­ных и смеш­ных под­робнос­тей. Де­ло в том, что в рай он по­пал не­закон­но, «фук­сом». Его тут же вы­лови­ли не­бес­ные стра­жи, при­тащи­ли в не­бес­ное уп­равле­ние и ста­ли доп­ра­шивать. Ну, он им пред­став­лялся ду­рач­ком, за­гова­ривая зу­бы, вер­телся, врал, го­ворил, что имел очень важ­ный про­пуск, но по­терял его по до­роге. Ко­роче, он быс­тро сбил с тол­ку чер­тей, и они мах­ну­ли ру­кой. Но тут по­дос­пе­ли ан­ге­лы. Они от­пихну­ли прос­то­душ­ных чер­тей и при­нялись за Ит­кинда как сле­ду­ет. Для по­ряд­ка да­ли по зу­бам, а по­том по­вели к сле­дова­телю по по­тус­то­рон­ним де­лам. И тот, не об­ра­щая вни­мания на поч­тенный воз­раст кли­ен­та, мо­тал его по всем пра­вилам сво­ей страш­ной на­уки, быс­тро рас­ко­лол Ит­кинда – и его тут же по­тащи­ли в ад. В от­ли­чие от чер­тей не­пороч­ные ан­ге­лы зна­ли свое де­ло хо­рошо – и бед­ный Ит­кинд те­шил се­бя од­ной толь­ко на­деж­дой, что и в аду по­ряд­ки дав­но из­ме­нились и жа­рить его уже не бу­дут, а по­дыщут что-ни­будь по­лег­че...

Ит­кинд в раю. Де­рево. 1968 год.

Ит­кинд в це­лом ря­де сво­их пор­тре­тов об­ла­да­ет еще и ка­ким-то уди­витель­ным про­рочес­ким яс­но­видень­ем: для не­го че­ловек – «кон­тра­пункт» ис­то­рии, сгус­ток ее муд­рости, во­ли, энер­гии, не­ос­та­нови­мого дви­жения.

Ли­цо фа­шиз­ма. Де­рево, ко­рень, бе­резо­вая ко­ра. 1961 год.

- Вы зна­ете, по­чему я вы­жил в тюрь­ме? – спро­сил Ит­кинд у пи­сате­ля Эду­ар­да То­поля. Они арес­то­вали ме­ня, по­сади­ли в Пет­ро­пав­лов­скую кре­пость, в под­вал, в оди­ноч­ку, и во­семь ме­сяцев сле­дова­тель КГБ бил ме­ня каж­дый день, да­же вы­бил мне ба­рабан­ную пе­репон­ку в ле­вом ухе. Все тре­бовал, что­бы я на­писал, что я япон­ский шпи­он и ка­кие сек­ре­ты Бал­тий­ско­го фло­та я про­дал Япо­нии. А я не мог это на­писать, по­тому что не умел пи­сать по-рус­ски. И тог­да они ме­ня опять би­ли…Вы зна­ете, как я вы­жил? Я вы­жил по­тому, что у ме­ня очень хо­рошая про­фес­сия. Они да­вали мне ку­сочек чер­но­го хле­ба в день. Но я не ел его. Я це­лый день ле­пил из не­го фи­гур­ки. Толь­ко ве­чером я съ­едал его. Я о них не ду­мал! Они ме­ня пу­гали, а я не ду­мал о стра­хе, я ле­пил…

Это бы­ла горь­кая и су­ровая ис­по­ведь. Ка­мен­ная сы­рая оди­ноч­ка, звер­ское из­би­ение, ку­сок чер­но­го хле­ба. И даль­ше – си­бир­ские и ка­зах­ские ла­геря, пол­ное заб­ве­ние все­ми на 30 лет.
30 лет – это же це­лая жизнь!

Прак­ти­чес­ки он все эти го­ды был в по­беге от сле­дова­телей, от па­лачей, стра­ха, от ста­лин­ско­го тер­ро­ра. Он бе­жал от них к кус­ку хле­ба, к ко­ряге и пню, из ко­торых соз­да­вал ше­дев­ры, да­же жи­вя под зем­лей, как крот.

- Все в при­роде име­ет свой смысл и все пра­виль­но при­дума­но. Че­лове­ку нуж­но ра­ботать, де­лать свое де­ло – в ла­гере, в тюрь­ме, все рав­но. Тог­да он жи­вет – это то­же при­родой при­дума­но. Или – Бо­гом. Да. Я сей­час мно­го ду­маю о при­роде и о Бо­ге, ев­рей­ском Бо­ге, от ко­торо­го я бе­жал семь­де­сят лет на­зад…-  за­вер­шил свой рас­сказ уди­витель­ной судь­бы Че­ловек.

Пос­ледний пе­ри­од жиз­ни Ит­кинда ока­зал­ся осо­бен­но пло­дот­ворным. В ис­то­щен­ное  бо­лез­ня­ми те­ло ста­рика как буд­то бы все­лилась по­ис­ти­не юно­шес­кая энер­гия. Де­реву он уже не из­ме­ня­ет. Из-под его рез­ца вы­ходят но­вые и но­вые об­ра­зы. Впос­ледс­твии ху­дожес­твен­ная кри­тика мно­гие из этих про­из­ве­дений на­зовет ше­дев­ра­ми.

Го­ды ли­шений и уни­жений при­тупив­шей­ся от вре­мени болью нав­сегда ос­та­лись в его сер­дце и па­мяти. Пос­ледняя, не­завер­шенная его ра­бота — про­ект па­мят­ни­ка жер­твам ста­лин­ских реп­рессий.

Есть та­кое по­верье. Ес­ли при жиз­ни че­лове­ка объ­явят умер­шим, он про­живет дол­го и в этой сво­ей вто­рой жиз­ни добь­ет­ся не­веро­ят­но­го ус­пе­ха. В ис­то­рии ис­кусс­тва есть при­мер, ко­торый пол­ностью под­твержда­ет эти сло­ва. Судь­ба скуль­пто­ра Иса­ака Ит­кинда сло­жилась уди­витель­но.

Иса­ак Ит­кинд умер в 1969 го­ду в Ал­ма-Ате. Бы­ло ему 98 лет, не до­жил он  до сто­летия чуть мень­ше двух лет и нав­сегда во­шел в ис­то­рию ис­кусс­тва Ка­зах­ста­на, хо­тя по-преж­не­му из­вестен во всем ми­ре. Ис­кусс­тво­веды на­зыва­ют Ит­кинда Ван Го­гом в скуль­пту­ре, срав­ни­ва­ют с Рем­брандтом, Ми­келан­дже­ло и меч­та­ют най­ти все его ра­боты. Ка­кая гран­ди­оз­ная бы­ла бы эта выс­тавка – дли­ной в жизнь!