Ветеран армии США о праве на оружие

"США: право на оружие — убийства, самоубийства, несчастные случаи..." - этот разговор, не так давно начатый публицистом Софией Перлиной, сегодня продолжает американский военный профессионал.

ОБ АВТОРЕ

Выпускница университета имени Джонса Хопкинса в штате Мэриленд по специальности “Международные отношения и государственная политика”. Окончила курсы дикторов радио и телевидения и получила направление в группу американских войск в Германии, где прослужила 4 года. По возвращению в  США работала в Пентагоне, одновременно продолжая службу в Национальной Гвардии. Была откомандирована на 1.5 года в горячую точку в Косово, где работала переводчиком с русского языка на английский. Принимала участие в помощи пострадавшим от урагана Катрина в штате Луизиана. В Министерстве финансов США исполняла обязанности зам. директора отдела по расследованию финансовых коррупционных схем. Уволившись из армии после 10 лет службы, Ирина продолжает работу в частном секторе с уклоном прошлой работы.

Я знаю точный день и момент, когда сформировались мои взгляды на Вторую Поправку к Конституции США, которая гласит: «Поскольку надлежащим образом организованная полиция необходима для безопасности свободного государства, право народа хранить и носить оружие не должно ограничиваться».

...Это было до того, как я узналa, что такое Конституция Соединенных Штатов Америки.
Это было до того, как я узналa Закон о Правах (The Bill of Rights). И это было до того, как я прикоснулaсь к пистолету. Это было тогда, когда советский пограничник приставил к моему лицу винтовку и пригрозил застрелить. Мне тогда было восемь лет.

Я не имела ни малейшего представления, что это была за винтовка. Не знаю, был ли это AK-47, СКС (самозарядный карабин Симонова) или какие-то другие ничего не значащие для меня буквы. В то время я не могла отличить М-60 от пистолета Беретта. Но это была винтовка, и она была в нескольких дюймах от моего лица. Это был именно тот момент, когда я понялa, что способность защищаться равносильна самой жизни.

Пограничник стоял перед дверью, через которую вывели моего отца. Мы с родителями провели день на пограничной станции между Польшей и Украиной, ожидая возможность покинуть Советский Союз. А поскольку мы евреи, которые больше всего на свете хотели покинуть родину, пограничники, охрана и, так называемые, таможенники ставили своей целью омрачить нашу жизнь настолько, насколько это возможно, пока мы ещё не пересекли границу. И они рылись в нашем багаже, конфисковав не подлежащее провозу, а точнее - украли приглянувшиеся им наши вещи. Они проводили личный досмотр с процедурой раздевания, как на приёме у проктолога или гинеколога. Этот унизительный процесс доставлял им удовольствие: поиздеваться над беззащитными отъезжающими "врагами народа". При этом таможенники чувствовали себя могущественными и сильными.

Но то была их иллюзия. Пословица гласит: власть развращает, а власть абсолютная развращает абсолютно. И последний шаг к этой абсолютной коррупции - отнятие у человека средств самозащиты. Всё начинается с игр - интеллектуальных игр, тех игр, которые лишают вас чувства собственного достоинства, самооценки и воли к жизни. Это начинается с унижения, с порочной эмоциональной поркой и заканчивается полным поражением.

Я тихонько сидела в углу - тощий восьмилетний ребенок. Я была напугана до смерти, поэтому села в кресло и уставилась в свою книгу сказок, пока мои родители стояли перед таможенниками и смотрели, как они роются, рвут и конфискуют наши скудные вещи. Мои родители выглядели усталыми и разбитыми. Они были бледны. Подозреваю, что последние пару дней перед отъездом они не спали. Они стояли перед таможенниками сутулясь и безвольно свесив руки, как побитые.

Наш скудный багаж состоял из трёх чемоданов и небольшого радиоприёмника. В мою ответственность входила "охрана" приёмника.  Oдин из досмотрщиков, наблюдая, как я сжимаю пластиковую ручку приёмника своими потными руками, решил не отнимать его у меня, а предложил сесть в углу комнаты на стул. Я села. Моя мама пришла позже и дала мне читать книгу. Я не могла сосредоточиться, поэтому украдкой наблюдала, как мои родители беседуют с пограничниками.

Когда они, наконец, закончили проверку нашего багажа, и убедившись, что уже изъято достаточно, они небрежно закрыли чемоданы и проводили моего отца в другую комнату.
Пока я смотрела, как он уходит, меня терзало всепоглощающее чувство ужаса и беспомощности. Мне хотелось подойти к нему. В тот момент я желала быть с отцом больше всего на свете. Поэтому прежде, чем моя мать смогла меня остановить, я уронила книгу и оставила радио на стуле, вскочила и побежала к папе, который исчез в темном коридоре.

В тот момент единственный, кто стоял между мной и моим отцом, был охранник с винтовкой. В тёмном коридоре я увидела, как отец повернулся и посмотрел на меня, когда охранник направил винтовку мне в лицо. Я видела, как другой охранник уводил моего отца. И я услышала крик моей матери: "Сейчас же пропусти мою дочь к отцу!" Даже в этом самом тёмном, самом унизительном месте, она собрала последние остатки сил и достоинства и заступилась за меня перед стражем порядка.

Я протянула руку мимо охранника и крикнула: «Папа!». Но он ушел, и я почувствовала, как меня обнимают мамины руки.

Я закричала громче: «Папа!» и попыталась пробежать мимо охранника.  И снова винтовка оказалась перед моим лицом, а мама плакала и кричала.

В итоге мне с мамой разрешили воссоединиться с отцом. Мы сидели на вокзале, ожидая следующего поезда, который должен был увезти нас из этого ада. Оставшуюся одежду родители аккуратно сложили в чемоданы. Я видела порванные простыни, пару книг и несколько, с любовью упакованных, старых туфель.

Мы путешествовали еще два месяца, прежде чем добрались до конечного пункта назначения - США.  Но я никогда не забуду тот день. Насколько беспомощной я себя чувствовала, какими униженными и побитыми выглядели мои родители. И я никогда не забуду винтовку перед моим лицом. В тот момент кто-то имел полную власть надо мной и теми, кого я любила. В тот момент мы были беспомощны, безоружны и беззащитны.

Сегодня, когда я пишу эти строки, я понимаю, насколько, на самом деле, важна способность защитить себя. Дело не в том, чтобы оправдываться перед кем-либо, кто находится у власти, всякий раз, когда я хочу купить определенный тип оружия. Дело не в том, что меня регистрируют как обычного преступника только потому, что я хочу иметь оружие. Речь не о том, что меня называют помешанной на оружии или «фанаткой NRA (Национальной стрелковой ассоциации)». Речь о медленном, систематическом уничтожении достоинства и силы человека. Речь о методическом разрушении нашей личной защиты.

Всё вышесказанное является явными симптомами этой эрозии. Ведь как только вы отняли у человека чувство самоуважения, как только вы отняли у человека достоинство, становится все легче лишить его или ее средств самообороны. И как только это происходит - наступает  момент, когда вы понимаете, что потерпели полное поражение.