Ветеран армии США о праве на оружие

"США: пра­во на ору­жие — убий­ства, са­мо­убий­ства, нес­час­тные слу­чаи..." - этот раз­го­вор, не так дав­но на­чатый пуб­ли­цис­том Со­фи­ей Пер­ли­ной, се­год­ня про­дол­жа­ет аме­рикан­ский во­ен­ный про­фес­си­онал.

ОБ АВ­ТО­РЕ

Вы­пус­кни­ца уни­вер­си­тета име­ни Джон­са Хоп­кинса в шта­те Мэ­риленд по спе­ци­аль­нос­ти “Меж­ду­народ­ные от­но­шения и го­сударс­твен­ная по­лити­ка”. Окон­чи­ла кур­сы дик­то­ров ра­дио и те­леви­дения и по­лучи­ла нап­равле­ние в груп­пу аме­рикан­ских вой­ск в Гер­ма­нии, где прос­лу­жила 4 го­да. По воз­вра­щению в  США ра­бота­ла в Пен­та­гоне, од­новре­мен­но про­дол­жая служ­бу в На­ци­ональ­ной Гвар­дии. Бы­ла от­ко­ман­ди­рова­на на 1.5 го­да в го­рячую точ­ку в Ко­сово, где ра­бота­ла пе­ревод­чи­ком с рус­ско­го язы­ка на ан­глий­ский. При­нима­ла учас­тие в по­мощи пос­тра­дав­шим от ура­гана Кат­ри­на в шта­те Лу­изи­ана. В Ми­нис­терс­тве фи­нан­сов США ис­полня­ла обя­зан­ности зам. ди­рек­то­ра от­де­ла по рас­сле­дова­нию фи­нан­со­вых кор­рупци­он­ных схем. Уво­лив­шись из ар­мии пос­ле 10 лет служ­бы, Ири­на про­дол­жа­ет ра­боту в час­тном сек­то­ре с ук­ло­ном прош­лой ра­боты.

Я знаю точ­ный день и мо­мент, ког­да сфор­ми­рова­лись мои взгля­ды на Вто­рую Поп­равку к Кон­сти­туции США, ко­торая гла­сит: «Пос­коль­ку над­ле­жащим об­ра­зом ор­га­низо­ван­ная по­лиция не­об­хо­дима для бе­зопас­ности сво­бод­но­го го­сударс­тва, пра­во на­рода хра­нить и но­сить ору­жие не дол­жно ог­ра­ничи­вать­ся».

...Это бы­ло до то­го, как я уз­налa, что та­кое Кон­сти­туция Со­еди­нен­ных Шта­тов Аме­рики.
Это бы­ло до то­го, как я уз­налa За­кон о Пра­вах (The Bill of Rights). И это бы­ло до то­го, как я при­кос­нулaсь к пис­то­лету. Это бы­ло тог­да, ког­да со­вет­ский пог­ра­нич­ник прис­та­вил к мо­ему ли­цу вин­товку и приг­ро­зил зас­тре­лить. Мне тог­да бы­ло во­семь лет.

Я не име­ла ни ма­лей­ше­го пред­став­ле­ния, что это бы­ла за вин­товка. Не знаю, был ли это AK-47, СКС (са­моза­ряд­ный ка­рабин Си­моно­ва) или ка­кие-то дру­гие ни­чего не зна­чащие для ме­ня бук­вы. В то вре­мя я не мог­ла от­ли­чить М-60 от пис­то­лета Бе­рет­та. Но это бы­ла вин­товка, и она бы­ла в нес­коль­ких дюй­мах от мо­его ли­ца. Это был имен­но тот мо­мент, ког­да я по­нялa, что спо­соб­ность за­щищать­ся рав­но­силь­на са­мой жиз­ни.

Пог­ра­нич­ник сто­ял пе­ред дверью, че­рез ко­торую вы­вели мо­его от­ца. Мы с ро­дите­лями про­вели день на пог­ра­нич­ной стан­ции меж­ду Поль­шей и Ук­ра­иной, ожи­дая воз­можность по­кинуть Со­вет­ский Со­юз. А пос­коль­ку мы ев­реи, ко­торые боль­ше все­го на све­те хо­тели по­кинуть ро­дину, пог­ра­нич­ни­ки, ох­ра­на и, так на­зыва­емые, та­можен­ни­ки ста­вили сво­ей целью ом­ра­чить на­шу жизнь нас­толь­ко, нас­коль­ко это воз­можно, по­ка мы ещё не пе­ресек­ли гра­ницу. И они ры­лись в на­шем ба­гаже, кон­фиско­вав не под­ле­жащее про­возу, а точ­нее - ук­ра­ли приг­ля­нув­ши­еся им на­ши ве­щи. Они про­води­ли лич­ный дос­мотр с про­цеду­рой раз­де­вания, как на при­ёме у прок­то­лога или ги­неко­лога. Этот уни­зитель­ный про­цесс дос­тавлял им удо­воль­ствие: по­из­де­вать­ся над без­за­щит­ны­ми отъ­ез­жа­ющи­ми "вра­гами на­рода". При этом та­можен­ни­ки чувс­тво­вали се­бя мо­гущес­твен­ны­ми и силь­ны­ми.

Но то бы­ла их ил­лю­зия. Пос­ло­вица гла­сит: власть раз­вра­ща­ет, а власть аб­со­лют­ная раз­вра­ща­ет аб­со­лют­но. И пос­ледний шаг к этой аб­со­лют­ной кор­рупции - от­ня­тие у че­лове­ка средств са­моза­щиты. Всё на­чина­ет­ся с игр - ин­теллек­ту­аль­ных игр, тех игр, ко­торые ли­ша­ют вас чувс­тва собс­твен­но­го дос­то­инс­тва, са­мо­оцен­ки и во­ли к жиз­ни. Это на­чина­ет­ся с уни­жения, с по­роч­ной эмо­ци­ональ­ной пор­кой и за­кан­чи­ва­ет­ся пол­ным по­раже­ни­ем.

Я ти­хонь­ко си­дела в уг­лу - то­щий вось­ми­лет­ний ре­бенок. Я бы­ла на­пуга­на до смер­ти, по­это­му се­ла в крес­ло и ус­та­вилась в свою кни­гу ска­зок, по­ка мои ро­дите­ли сто­яли пе­ред та­можен­ни­ками и смот­ре­ли, как они ро­ют­ся, рвут и кон­фиску­ют на­ши скуд­ные ве­щи. Мои ро­дите­ли выг­ля­дели ус­та­лыми и раз­би­тыми. Они бы­ли блед­ны. По­доз­ре­ваю, что пос­ледние па­ру дней пе­ред отъ­ез­дом они не спа­ли. Они сто­яли пе­ред та­можен­ни­ками су­тулясь и без­воль­но све­сив ру­ки, как по­битые.

Наш скуд­ный ба­гаж сос­то­ял из трёх че­мода­нов и не­боль­шо­го ра­ди­оп­ри­ём­ни­ка. В мою от­ветс­твен­ность вхо­дила "ох­ра­на" при­ём­ни­ка.  Oдин из дос­мот­рщи­ков, наб­лю­дая, как я сжи­маю плас­ти­ковую руч­ку при­ём­ни­ка сво­ими пот­ны­ми ру­ками, ре­шил не от­ни­мать его у ме­ня, а пред­ло­жил сесть в уг­лу ком­на­ты на стул. Я се­ла. Моя ма­ма приш­ла поз­же и да­ла мне чи­тать кни­гу. Я не мог­ла сос­ре­дото­чить­ся, по­это­му ук­радкой наб­лю­дала, как мои ро­дите­ли бе­седу­ют с пог­ра­нич­ни­ками.

Ког­да они, на­конец, за­кон­чи­ли про­вер­ку на­шего ба­гажа, и убе­див­шись, что уже изъ­ято дос­та­точ­но, они неб­режно зак­ры­ли че­мода­ны и про­води­ли мо­его от­ца в дру­гую ком­на­ту.
По­ка я смот­ре­ла, как он ухо­дит, ме­ня тер­за­ло все­пог­ло­ща­ющее чувс­тво ужа­са и бес­по­мощ­ности. Мне хо­телось по­дой­ти к не­му. В тот мо­мент я же­лала быть с от­цом боль­ше все­го на све­те. По­это­му преж­де, чем моя мать смог­ла ме­ня ос­та­новить, я уро­нила кни­гу и ос­та­вила ра­дио на сту­ле, вско­чила и по­бежа­ла к па­пе, ко­торый ис­чез в тем­ном ко­ридо­ре.

В тот мо­мент единс­твен­ный, кто сто­ял меж­ду мной и мо­им от­цом, был ох­ранник с вин­товкой. В тём­ном ко­ридо­ре я уви­дела, как отец по­вер­нулся и пос­мотрел на ме­ня, ког­да ох­ранник нап­ра­вил вин­товку мне в ли­цо. Я ви­дела, как дру­гой ох­ранник уво­дил мо­его от­ца. И я ус­лы­шала крик мо­ей ма­тери: "Сей­час же про­пус­ти мою дочь к от­цу!" Да­же в этом са­мом тём­ном, са­мом уни­зитель­ном мес­те, она соб­ра­ла пос­ледние ос­татки сил и дос­то­инс­тва и зас­ту­пилась за ме­ня пе­ред стра­жем по­ряд­ка.

Я про­тяну­ла ру­ку ми­мо ох­ранни­ка и крик­ну­ла: «Па­па!». Но он ушел, и я по­чувс­тво­вала, как ме­ня об­ни­ма­ют ма­мины ру­ки.

Я зак­ри­чала гром­че: «Па­па!» и по­пыта­лась про­бежать ми­мо ох­ранни­ка.  И сно­ва вин­товка ока­залась пе­ред мо­им ли­цом, а ма­ма пла­кала и кри­чала.

В ито­ге мне с ма­мой раз­ре­шили вос­со­еди­нить­ся с от­цом. Мы си­дели на вок­за­ле, ожи­дая сле­ду­юще­го по­ез­да, ко­торый дол­жен был увез­ти нас из это­го ада. Ос­тавшу­юся одеж­ду ро­дите­ли ак­ку­рат­но сло­жили в че­мода­ны. Я ви­дела пор­ванные прос­ты­ни, па­ру книг и нес­коль­ко, с лю­бовью упа­кован­ных, ста­рых ту­фель.

Мы пу­тешес­тво­вали еще два ме­сяца, преж­де чем доб­ра­лись до ко­неч­но­го пун­кта наз­на­чения - США.  Но я ни­ког­да не за­буду тот день. Нас­коль­ко бес­по­мощ­ной я се­бя чувс­тво­вала, ка­кими уни­жен­ны­ми и по­биты­ми выг­ля­дели мои ро­дите­ли. И я ни­ког­да не за­буду вин­товку пе­ред мо­им ли­цом. В тот мо­мент кто-то имел пол­ную власть на­до мной и те­ми, ко­го я лю­била. В тот мо­мент мы бы­ли бес­по­мощ­ны, бе­зоруж­ны и без­за­щит­ны.

Се­год­ня, ког­да я пи­шу эти стро­ки, я по­нимаю, нас­коль­ко, на са­мом де­ле, важ­на спо­соб­ность за­щитить се­бя. Де­ло не в том, что­бы оп­равды­вать­ся пе­ред кем-ли­бо, кто на­ходит­ся у влас­ти, вся­кий раз, ког­да я хо­чу ку­пить оп­ре­делен­ный тип ору­жия. Де­ло не в том, что ме­ня ре­гис­три­ру­ют как обыч­но­го прес­тупни­ка толь­ко по­тому, что я хо­чу иметь ору­жие. Речь не о том, что ме­ня на­зыва­ют по­мешан­ной на ору­жии или «фа­нат­кой NRA (На­ци­ональ­ной стрел­ко­вой ас­со­ци­ации)». Речь о мед­ленном, сис­те­мати­чес­ком унич­то­жении дос­то­инс­тва и си­лы че­лове­ка. Речь о ме­тоди­чес­ком раз­ру­шении на­шей лич­ной за­щиты.

Всё вы­шес­ка­зан­ное яв­ля­ет­ся яв­ны­ми сим­пто­мами этой эро­зии. Ведь как толь­ко вы от­ня­ли у че­лове­ка чувс­тво са­мо­ува­жения, как толь­ко вы от­ня­ли у че­лове­ка дос­то­инс­тво, ста­новит­ся все лег­че ли­шить его или ее средств са­мо­обо­роны. И как толь­ко это про­ис­хо­дит - нас­ту­па­ет  мо­мент, ког­да вы по­нима­ете, что по­тер­пе­ли пол­ное по­раже­ние.