Совесть поколений

И да­же не смей ду­мать,
что ты мо­жешь не вы­дер­жать.
/Эр­нест Хэ­мин­гу­эй/

Про­ходят го­ды, а ин­те­рес к твор­ческо­му нас­ле­дию, ко­торое ос­та­вил пос­ле се­бя Хе­мин­гу­эй, не толь­ко не ис­ся­ка­ет, но все уси­лива­ет­ся. Этот ин­те­рес обус­ловлен тем, что, как вся­кий боль­шой ху­дож­ник, Хе­мин­гу­эй чут­ко прис­лу­шивал­ся к пуль­су вре­мени, ос­тро вос­при­нимал боль­ные проб­ле­мы ми­ра и стре­мил­ся най­ти от­ве­ты на му­читель­ные  воп­ро­сы сов­ре­мен­ности. Он ро­дил­ся 21 и­юля 1899 го­да - Эр­нест Мил­лер Хе­мин­гу­эй,  аме­рикан­ский пи­сатель, жур­на­лист, ла­уре­ат Но­белев­ской пре­мии по ли­тера­туре 1954 го­да, ав­тор про­из­ве­дений "Про­щай, ору­жие!", "По ком зво­нит ко­локол?", "Праз­дник, ко­торый всег­да с то­бой", "Ста­рик и мо­ре" и мно­гих дру­гих.

Вы­ше все­го в пи­сате­ле Хе­мин­гу­эй це­нил чес­тность, бес­ко­рыс­тную и не­поко­леби­мую пре­дан­ность прав­де. Он ут­вер­ждал, что пи­сате­лю на­ряду с та­лан­том и са­модис­ципли­ной "на­до иметь со­весть, та­кую же аб­со­лют­но не­из­менную, как метр - эта­лон в Па­риже". Вот с та­кой ме­рой от­ветс­твен­ности и под­хо­дил Хе­мин­гу­эй к яв­ле­ни­ям жиз­ни и к воп­ло­щению их в ли­тера­туре.

Кон­стан­тин Си­монов пи­сал: "…глав­ное - мед­ленно и неп­ре­рыв­но на­рас­та­ющее ощу­щение мас­шта­ба по­тери, по­несен­ной че­лове­чес­твом с ухо­дом из жиз­ни Хе­мин­гу­эя. И од­новре­мен­но все бо­лее от­четли­вое по­нима­ние под­линных мас­шта­бов то­го вкла­да, ко­торый он внес в ми­ровую ли­тера­туру ХХ ве­ка".

Его рас­ска­зы и ро­маны, соб­ранные во­еди­но,  да­ют мно­гог­ранную и ши­рокую кар­ти­ну жиз­ни за­пада пер­вой по­лови­ны прош­ло­го ве­ка, их мож­но наз­вать ху­дожес­твен­ной би­ог­ра­фи­ей то­го по­коле­ния. Это по­коле­ние бы­ло бро­шено в кро­вавую мя­соруб­ку пер­вой ми­ровой вой­ны, пе­режи­ло ут­ра­ту всех ил­лю­зий, по­том му­читель­но ис­ка­ло свое мес­то в жиз­ни, ощу­щало оди­ночес­тво лич­ности и ее об­ре­чен­ность.

Судь­ба это­го по­коле­ния бы­ла тра­гичес­кой и по­лучи­ло наз­ва­ние "по­терян­ное по­коле­ние". Хе­мин­гу­эй ощу­тил эту ат­мосфе­ру тра­гедии и воп­ло­тил в сво­их про­из­ве­дени­ях. Ран­ние ро­маны "И вос­хо­дит сол­нце" (1926), "Про­щай, ору­жие!"(1929)  при­нес­ли пи­сате­лю ми­ровую сла­ву, и он сам на­зывал обе свои кни­ги тра­гичес­ки­ми. "Я счи­тал,  - пи­сал он впос­ледс­твии, - что жизнь - это во­об­ще тра­гедия, ис­ход ко­торой пред­ре­шен".

Пер­вая - и луч­шая! - кни­га "по­терян­но­го по­коле­ния" ан­гло­языч­ной ли­тера­туры о Пер­вой ми­ровой - "Про­щай, ору­жие!"

Кни­га о вой­не, на ко­торой на­ив­ные маль­чиш­ки ста­нови­лись "пу­шеч­ным мя­сом" - и ли­бо гиб­ли, ли­бо ожес­то­чались до пре­дела.

О вой­не, где лю­бовь - лишь крат­кий миг по­коя, не име­ющий ни прош­ло­го, ни бу­дуще­го...

"Фи­ес­та" - ше­девр мо­лодо­го Хе­мин­гу­эя, ос­тавший­ся неп­ревзой­ден­ным в его твор­чес­тве. В кни­ге мно­го го­речи и неп­ритвор­но­го от­ча­яния; но в ней так­же - под­линная при­вязан­ность к жиз­ни и уме­ние ви­деть ее кра­соту; мо­раль­ное му­жес­тво и от­сутс­твие са­мо­об­ма­на. Глав­ный ге­рой, аме­рикан­ский жур­на­лист, по­луча­ет ра­нение на вой­не, что при­водит его к тя­желой ин­ва­лид­ности и яв­ля­ет­ся ис­точни­ком  тя­желых стра­даний.

"Фи­ес­та" ("Фи­ес­та. И вос­хо­дит сол­нце") - один из са­мых зна­мени­тых блис­та­тель­ных ро­манов Хе­мин­гу­эя, сво­еоб­разный ли­тера­тур­ный ма­нифест "по­терян­но­го по­коле­ния" 20-х го­дов XX ве­ка, по­коле­ния, про­шед­ше­го вой­ну, сбив­ше­гося с пу­ти, не на­ходя­щего се­бе мес­та в но­вой, мир­ной жиз­ни. "Фи­ес­та" - ро­ман ав­то­би­ог­ра­фичес­кий. В ос­но­ву его лег­ли ув­ле­чение пи­сате­лем кор­ри­дой, друж­ба с од­ним ис­пан­ским ма­тадо­ром, пе­режи­вания, выз­ванные раз­ры­вом с же­ной. Поч­ти все пер­со­нажи ро­мана - друзья Хе­мин­гу­эя. Ат­мосфе­ра пос­ле­во­ен­но­го Па­рижа, зна­мени­тые ли­тера­тур­ные ка­фе, су­щес­тву­ющие по сей день, ис­пан­ская кор­ри­да, ры­бал­ка, влюб­ленность в жен­щи­ну и не­воз­можность быть с ней, рев­ность, ра­зоча­рова­ния, по­пыт­ка за­быть­ся ал­ко­голем - все это опи­сано в свой­ствен­ном Хе­мин­гу­эю "те­лег­рафном" сти­ле, ла­конич­ном и сдер­жанном. И эта ис­то­рия за­вора­жива­ет и пле­ня­ет.

Еще рань­ше в 1927 го­ду у Эр­неста Хе­мин­гу­эя вы­шел сбор­ник рас­ска­зов "Муж­чи­ны без жен­щин", а в 1933 - "По­беди­тель не по­луча­ет ни­чего". Они окон­ча­тель­но ут­верди­ли Хе­мин­гу­эя в гла­зах чи­тате­лей как уни­каль­но­го ав­то­ра ко­рот­ких рас­ска­зов. Сре­ди них ста­ли осо­бен­но из­вес­тны­ми "Убий­цы", "Не­дол­гое счастье Фрэн­си­са Ма­ком­бе­ра" и "Сне­га Ки­лиман­джа­ро". Как всег­да, про­за Хэ­мин­гу­эя - очень лич­ная, во мно­гом ав­то­би­ог­ра­фич­ная. В этих рас­ска­зах от­ра­зилась влюб­ленность пи­сате­ля в Аф­ри­ку, его лю­бовь к охо­те, и, ко­неч­но же, его ду­шев­ные пе­режи­вания, его вза­имо­от­но­шения с жен­щи­нами, вос­по­мина­ния о Па­риже и о вой­не.

В 30-е к Эр­несту Хе­мин­гу­эю приш­ла сла­ва. Его имя ста­ло "зна­ком ка­чес­тва", а ску­пой, муж­ской язык - эта­лоном сти­ля. Спус­тя все­го па­ру лет пос­ле на­чала карь­еры, Хе­мин­гу­эя на­чали счи­тать жи­вой ле­ген­дой. В это вре­мя Эр­нест Хе­мин­гу­эй от­да­вал­ся лю­бимым де­лам: охо­тил­ся, ры­бачил, пу­тешес­тво­вал, пи­сал. А жур­на­лис­ти­ка ста­ла нас­то­ящей ла­бора­тори­ей для та­лан­та мо­лодо­го пи­сате­ля. В этот пе­ри­од Хе­мин­гу­эй раз­вил лич­ный ли­тера­тур­ный язык, очис­тил его от из­лишней ма­нер­ности.

В 1953 го­ду Эр­нест Хе­мин­гу­эй по­лучил Пу­лит­це­ров­скую пре­мию за по­весть "Ста­рик и мо­ре".

А  в 1954 го­ду - Но­белев­скую пре­мию за эту по­весть, ко­торая уже дав­но ста­ла сов­ре­мен­ной клас­си­кой. Ис­то­рия ры­бака Санть­яго - это ис­то­рия не­лег­ко­го пу­ти че­лове­ка на зем­ле, каж­дый день ве­дуще­го борь­бу за жизнь и вмес­те с тем стре­мяще­гося со­сущес­тво­вать в гар­мо­нии и сог­ла­сии с ми­ром, осоз­на­юще­го се­бя не оди­ноч­кой, как бы­ло в пре­дыду­щих про­из­ве­дени­ях пи­сате­ля, а час­ти­цей ог­ромно­го и прек­расно­го ми­ра.

Имен­но здесь он фор­му­лиру­ет свой глав­ный гу­манис­ти­чес­кий ло­зунг как итог идей­но-твор­ческих ис­ка­ний: "Че­лове­ка мож­но унич­то­жить, но его нель­зя по­бедить".

Мо­ре для ста­рика - от­кры­тая кни­га. Это его мир, ко­торый он зна­ет и лю­бит. Он ува­жа­ет "боль­шую ры­бу", на­зыва­ет ее сво­им бра­том и гор­дится по­бедой над ней. Он чувс­тву­ет ды­хание оке­ана, жизнь птиц и мор­ских оби­тате­лей. Да­же аку­лы для не­го об­ла­да­ют сво­им ха­рак­те­ром: од­них он ува­жа­ет, дру­гих - пре­зира­ет.

По­весть пос­вя­щена "тра­гичес­ко­му сто­ициз­му": пе­ред жес­то­костью ми­ра че­ловек, да­же про­иг­ры­вая, дол­жен сох­ра­нять му­жес­тво и дос­то­инс­тво. Изоб­ра­жение ярос­тной схват­ки с чу­довищ­ной ры­бой, а за­тем с по­жира­ющи­ми ее аку­лами удач­но кон­трас­ти­ру­ет с раз­мышле­ни­ями о прош­лом, об ок­ру­жа­ющем ми­ре.

В сво­ей  Но­белев­ской ре­чи Хе­мин­гу­эй ска­зал, что "для пи­сате­ля каж­дая кни­га дол­жна быть на­чалом, но­вой по­пыт­кой дос­тигнуть  че­го-то не­дос­ти­жимо­го, и стре­мить­ся к то­му, что еще ник­то не со­вер­шал или дру­гие до не­го стре­мились со­вер­шить, но не су­мели, и ес­ли очень по­везет, он мо­жет дос­тичь ус­пе­ха".

Хе­мин­гу­эй ро­дил­ся и вы­рос в обес­пе­чен­ной аме­рикан­ской семье в бо­гатом при­горо­де Чи­каго. В семье гос­подс­тво­вала ре­лиги­оз­ная тра­диция, бу­див­шая в нем соп­ро­тив­ле­ние и про­тест. Са­мое яр­кое вос­по­мина­ние пя­тилет­не­го маль­чи­ка бы­ли змеи в стек­лянных бан­ках, ко­торые сто­яли на чер­да­ке. Хе­мин­гу­эй уже в детс­тве от­лично знал наз­ва­ния всех рек, птиц, зве­рей и рас­те­ний на Сред­нем За­паде. Знал он и то, что ни­ког­да не ста­нет му­зыкан­том, ( мать зас­тавля­ла его иг­рать на ви­олон­че­ли, ко­торую он не­нави­дел); та­лан­та в се­бе он ни­ког­да не ощу­щал. Отец его с детс­тва меч­тал стать уче­ным, пу­тешес­твен­ни­ком, на­тура­лис­том и ло­вил вся­кую жив­ность, но всю жизнь про­рабо­тал вра­чом. И мать его то­же нас­ту­пила на гор­ло собс­твен­ной пес­не, ей пред­ла­гали кон­тракт в Мет­ро­поли­тен, но она от­ка­залась ра­ди семьи. Все по до­му де­лал отец, да­же при­носил ей зав­трак в пос­тель, дви­жимый чувс­твом ви­ны. Мать обо­жала ко­ман­до­вать, и дом жил по ее стро­гим за­конам.

Поз­днее пи­сатель го­ворил, что луч­шая шко­ла для ли­тера­торов не счас­тли­вое детс­тво, че­му он при­мер. "Я ведь не прос­то из­вес­тный пи­сатель, я сим­вол. В мил­ли­онах до­мах по все­му све­ту ви­сит мой пор­трет: за­горе­лый ши­рокий лоб, взгляд нас­то­ящий, муж­ской, гру­бый сви­тер".

Хе­мин­гу­эй счи­тал, что нас­то­ящий серь­ез­ный пи­сатель впра­ве пи­сать толь­ко о том, что хо­рошо зна­ет, о том, что про­пуще­но че­рез его сер­дце, что ста­ло его собс­твен­ной судь­бой и собс­твен­ной болью. "Нет на све­те ни­чего труд­нее, чем пи­сать прос­тую чис­тую про­зу о че­лове­ке"…

Од­ной из глав­ных тем в твор­чес­тве Хе­мин­гу­эя ста­ла пер­вая ми­ровая вой­на. Он не­нави­дел эту ко­лос­саль­ную, убий­ствен­ную, пло­хо ор­га­низо­ван­ную бой­ню. В по­ис­ках но­вых впе­чат­ле­ний, он ушел на вой­ну доб­ро­воль­цем. Де­вят­надца­ти лет он был тя­жело ра­нен на авс­тро-италь­ян­ском фрон­те. В гос­пи­тале из не­го из­влек­ли 26 ос­колков, при этом на те­ле Эр­неста бы­ло бо­лее двух­сот ран. Вско­ре его пе­ревез­ли в Ми­лан, где прос­тре­лен­ную ко­лен­ную ча­шеч­ку вра­чи за­мени­ли алю­мини­евым про­тезом.

21 ян­ва­ря 1919 Эр­нест вер­нулся в США ге­ро­ем - о нём пи­сали все цен­траль­ные га­зеты как о пер­вом аме­рикан­це, ра­неном на италь­ян­ском фрон­те. А ко­роль Ита­лии наг­ра­дил его се­реб­ря­ной ме­далью "За доб­лесть" и "Во­ен­ным крес­том". Сам же пи­сатель поз­днее ска­жет: "Я был боль­шим ду­раком, ког­да от­пра­вил­ся на ту вой­ну. Я ду­мал, что мы спор­тивная ко­ман­да, а авс­трий­цы - дру­гая ко­ман­да, учас­тву­ющая в сос­тя­зании".

Ог­ромная впе­чат­ли­тель­ность зас­та­вила его пе­режить ра­нение как смерть. Дол­гие го­ды он воз­вра­щал­ся к это­му пе­режи­ванию. "Я по­пытал­ся вздох­нуть, но ды­хания не бы­ло, и я по­чувс­тво­вал, что весь выр­вался из са­мого се­бя и ле­чу, и ле­чу, и ле­чу, под­хва­чен­ный вих­рем. Я вы­летел быс­тро, весь как есть, и я знал, что я мертв…", так он пи­сал в ро­мане "Про­щай, ору­жие!".

Те­ма смер­ти, на­силь­ствен­ной смер­ти за­нима­ет от­ны­не ог­ромное мес­то в его ви­дении ми­ра. Пси­хичес­кое пот­ря­сение при­нес­ло с со­бой бес­сонни­цу и ноч­ные стра­хи. Бо­лез­ненное сос­то­яние прош­ло, но ос­та­лась ду­шев­ная раз­дво­ен­ность, по­делен­ность жиз­ни на днев­ную, ког­да че­ловек чувс­тву­ет се­бя цель­ным, уве­рен­ным и спо­кой­ным, и - ноч­ную, ког­да им вла­де­ют сом­не­ния и тре­воги.

Вой­на  раз­би­ла лож­ные иде­алы, по­се­яла не­дове­рие к вы­соким сло­вам.

Так, в ро­мане "Про­щай ору­жие" лей­те­нант раз­мышля­ет: "Ме­ня всег­да при­водит в сму­щение сло­ва свя­щен­ный, слав­ный, жер­тва. Мы слы­шали их иног­да, стоя под дож­дем, на та­ком рас­сто­янии, что толь­ко от­дель­ные вык­ри­ки до­лета­ли до нас… но ни­чего свя­щен­но­го я не ви­дел, и то, что счи­талось слав­ным, не зас­лу­жива­ло сла­вы, а жер­твы очень на­поми­нали чи­каг­ские бой­ни, толь­ко мя­со здесь прос­то за­рыва­ли в зем­лю".

От во­ен­ной трав­мы бе­рет на­чало и обос­трен­ное нас­лажде­ние жизнью, ха­рак­терное для ге­ро­ев мо­лодо­го Хе­мин­гу­эя. Это не­обы­чай­ное по сво­ей ин­тенсив­ности ощу­щение, кто зна­ет, быть мо­жет, в пос­ледний раз - ра­дость бы­тия пе­ред тем, как вер­нуть­ся в огонь.

Под впе­чат­ле­ни­ем по­лити­чес­ких со­бытий в Ис­па­нии в ка­нун граж­дан­ской вой­ны он пи­шет: "Пусть не го­ворят о ре­волю­ции  те, кто пи­шет это сло­во, но сам ни­ког­да не стре­лял и не был под пу­лями… Кто ни­ког­да не го­лодал, учас­твуя во все­об­щей стач­ке, и не во­дил трам­вай по за­ведо­мо ми­ниро­ван­ным пу­тям…Кто ни­ког­да не ис­пы­тал ду­бин­ки по го­лове и сам не швы­рял кир­пи­чом. Кто ни­ког­да не ви­дел, как пе­реши­ба­ют ру­ки ло­мом или как вка­чива­ют в аги­тато­ра сжа­тый воз­дух на­сосом; кто ни­ког­да не пе­рево­зил ору­жие ночью в боль­шом го­роде…не сто­ял на кры­ше, пы­та­ясь от­мыть собс­твен­ной мо­чой чер­ное пят­но от ав­то­мата на ру­ке, а по лес­тни­це уже под­ни­ма­ют­ся сол­да­ты…"

Его за­дача как пи­сате­ля бы­ла на­писать о се­бе и сво­ем по­коле­нии все, что он сам пе­режил и про­чувс­тво­вал всей ду­шой. Пос­ле ис­пан­ской вой­ны Хе­мин­гу­эй не­мед­ленно взял­ся за кни­гу, что­бы рас­ска­зать о пер­вых тра­гичес­ких уро­ках борь­бы с фа­шиз­мом.

Впе­чат­ле­ния от вой­ны наш­ли от­ра­жение в од­ном из са­мых из­вес­тных ро­манов Хе­мин­гу­эя - "По ком зво­нит ко­локол" (1940). В нём со­чета­ют­ся яр­кость кар­тин кру­шения рес­публи­ки, ос­мысле­ние уро­ков ис­то­рии, при­вед­шей к та­кому фи­налу, и ве­ра в то, что лич­ность выс­то­ит да­же в тра­гичес­кие вре­мена.

Ког­да Хе­мин­гу­эй за­кан­чи­вал ро­ман, Че­хос­ло­вакия бы­ла уже стер­та с кар­ты Ев­ро­пы, Поль­ша за­лита кровью и ок­ку­пиро­вана с двух сто­рон, а меж­ду Гер­ма­ни­ей, с од­ной сто­роны, Фран­ци­ей и Ан­гли­ей - с дру­гой, шла "стран­ная" вой­на, стран­ность ко­торой объ­яс­ня­лась на­деж­дой по­лити­чес­ких ли­деров Фран­ции и Ан­глии на то, что им еще удас­тся пе­ревес­ти стрел­ку и, из­бе­жать нас­то­ящей вой­ны на За­паде, нап­ра­вив гер­ман­ский фа­шизм на Вос­ток. Выш­ло не так. Гит­лер на­пал на Со­вет­ский Со­юз, но это­му пред­шес­тво­вали бом­барди­ров­ки Лон­до­на, зах­ват Бель­гии, Гол­ландии, Да­нии, Нор­ве­гии, эпо­пея Дюн­керка и раз­гром Фран­ции.

Пи­сатель не­нави­дел фа­шизм и не толь­ко пи­сал как во­ен­ный кор­респон­дент, но и во­евал с ору­жи­ем в ру­ках. В 1944 го­ду Хе­мин­гу­эй учас­тво­вал в бо­евых по­лётах бом­барди­ров­щи­ков над Гер­ма­ни­ей и ок­ку­пиро­ван­ной Фран­ци­ей. Во вре­мя вы­сад­ки со­юз­ни­ков в Нор­мандии до­бил­ся раз­ре­шения учас­тво­вать в бо­евых и раз­ве­дыва­тель­ных дей­стви­ях. Эр­нест встал во гла­ве от­ря­да фран­цуз­ских пар­ти­зан чис­ленностью око­ло 200 че­ловек и учас­тво­вал в бо­ях за Па­риж, Бель­гию, Эль­зас, в про­рыве "ли­нии Зиг­фри­да".

Ро­ман "По ком зво­нит ко­локол" на­писан в пе­реры­ве меж­ду дву­мя схват­ка­ми, и это очень важ­но для его по­нима­ния.

Эта кни­га о Вой­не, ка­кая она есть на са­мом де­ле - гряз­ная, кро­вавая, бес­че­ловеч­ная…

Эта кни­га о люб­ви, му­жес­тве, са­мопо­жер­тво­вании, нравс­твен­ном дол­ге и вы­боре, цен­ности каж­дой че­лове­чес­кой жиз­ни как час­ти еди­ного це­лого, ибо "ни­ког­да не по­сылай уз­нать по ком зво­нит ко­локол, он зво­нит и по те­бе"…

В СССР ро­ман из­да­вал­ся с серь­ез­ны­ми сок­ра­щени­ями и ис­ка­жени­ями из-за вме­шатель­ства иде­оло­гичес­кой цен­зу­ры и те­перь пуб­ли­ку­ет­ся в пол­ном объ­еме.

Ког­да в фи­нале ро­мана ге­рой Ро­берт Джор­дан "очень бе­реж­но, очень ос­то­рож­но, что­бы не дрог­ну­ла ру­ка", бе­рет на при­цел пу­леме­та фа­шист­ско­го офи­цера, ког­да мы зна­ем, что в сле­ду­ющую се­кун­ду за той, на ко­торой за­кан­чи­ва­ет­ся ро­ман, Джор­дан наж­мет на га­шет­ку и даст оче­редь по фа­шис­там - это зву­чит сим­во­лич­но, хо­тя Хе­мин­гу­эй как пи­сатель не скло­нен к сим­во­лике. И ро­ман "По ком зво­нит ко­локол" - это сво­его ро­да рек­ви­ем, глав­ные ге­рои его - лю­ди, по­гиб­шие за сво­боду. И сре­ди этих лю­дей, ис­панцев и не­ис­панцев, Ро­берт Джор­дан, один из аме­рикан­цев, пав­ших за Ис­па­нию, че­ловек, гла­зами ко­торо­го Хе­мин­гу­эй смот­рит на борь­бу с фа­шиз­мом, че­ловек, на­ибо­лее пол­но вы­ража­ющий взгля­ды са­мого пи­сате­ля.

"Поч­ти це­лый год я драл­ся за то, во что ве­рил, - ду­ма­ет Ро­берт Джор­дан.- Ес­ли мы по­бедим здесь, мы по­бедим вез­де. Мир - хо­рошее мес­то, и за не­го сто­ит драть­ся, и мне очень не хо­чет­ся его по­кидать. И те­бе по­вез­ло, ска­зал он се­бе, у те­бя бы­ла очень хо­рошая жизнь".

Аме­рикан­ская ки­ноком­па­ния  "Па­рама­унт" вы­пус­ка­ет фильм по ро­ману Хе­мин­гу­эя "По ком зво­нит ко­локол" с его друзь­ями Гар­ри Ку­пером и Ин­грид Бер­гман в глав­ных ро­лях.

С ле­та 1942 го­да  Хе­мин­гу­эй не­сет во­ен­но -мор­скую служ­бу на сво­ем ка­тере "Пи­лар", во­ору­жен­ном и снаб­женном спе­ци­аль­ной акус­ти­чес­кой ап­па­рату­рой, пат­ру­лиру­ет в Ка­риб­ском мо­ре, сле­дя за не­мец­ки­ми под­водны­ми лод­ка­ми. Эти со­бытия сос­та­вили важ­ную часть его не­завер­шенно­го пос­мер­тно­го ро­мана "Ос­тро­ва в оке­ане".

Ин­те­рес­ны  вза­имо­от­но­шения друж­бы-враж­ды  меж­ду дву­мя ли­тера­тур­ны­ми ге­ни­ями Хе­мин­гу­эем и Фиц­дже­раль­дом. Оба они за­кон­чи­ли свои вы­да­ющи­еся про­из­ве­дения в 29 лет -"Ве­ликий Гэт­сби" и ро­ман "Про­щай, ору­жие!". Оба пи­сате­ля ока­зыва­ли боль­шое вли­яние друг на дру­га. Они встре­тились в Па­риже, ког­да Фиц­дже­ральд был уже зна­мени­тым ав­то­ром трех ро­манов и двух сбор­ни­ков рас­ска­зов, а Хе­мин­гу­эй толь­ко на­чинал свою пи­сатель­скую карь­еру. Еще до лич­но­го зна­комс­тва Фиц­дже­ральд ре­комен­до­вал мо­лодо­го ав­то­ра как ху­дож­ни­ка сло­ва и впос­ледс­твии не­мало сде­лал для не­го: вел пе­рего­воры с из­да­теля­ми, пуб­ли­ковал хва­леб­ные от­зы­вы, вся­чес­ки прод­ви­гал и рек­ла­миро­вал, на­конец, одал­жи­вал день­ги и пре­дос­та­вил в рас­по­ряже­ние семьи Хе­мин­гу­эя вил­лу, ког­да их ма­лень­кий сын за­болел.

Хе­мин­гу­эй пла­тил Фиц­дже­раль­ду той же мо­нетой: не­ус­танно по­буж­дал его бро­сить пить, пе­рес­тать пи­сать рас­ска­зы ра­ди де­нег и за­вер­шить на­конец ро­ман "Ночь неж­на".

 "Скот  лю­бил в Эр­несте вер­сию че­лове­ка от­важно­го, сто­ичес­ко­го, влас­тно­го, ка­ким он сам ни­ког­да не мог быть. Эр­нест лю­бил в Ско­те ра­нимость и оба­яние, ко­торые изоб­ре­тен­ная им для се­бя лич­ность тре­бова­ла пре­зирать", - пи­сал в сво­ей кни­ге "Хе­мин­гу­эй vs Фиц­дже­раль­да. Друж­ба и со­пер­ни­чес­тво двух ге­ни­ев" До­наль­дсон.

В 1956 Хе­мин­гу­эй на­чина­ет ра­боту над ав­то­би­ог­ра­фичес­кой кни­гой о Па­риже 1920-х - "Праз­дник, ко­торый всег­да с то­бой", ко­торая вый­дет толь­ко пос­ле смер­ти пи­сате­ля.

Па­риж "зо­лотых двад­ца­тых" для мил­ли­онов чи­тате­лей все­го ми­ра на­веки ос­та­нет­ся "Па­рижем Хе­мин­гу­эя" - го­родом, где, не имея за ду­шой лиш­не­го гро­ша, мож­но жить, ра­ботать и быть счас­тли­вым. Де­сяти­лети­ями это про­из­ве­дение пуб­ли­кова­лось по его из­да­нию 1964 го­да, вы­шед­ше­му спус­тя три го­да пос­ле смер­ти пи­сате­ля. Од­на­ко внук и сын пи­сате­ля Шон и Пат­рик, про­делав ог­ромную ра­боту, вос­ста­нови­ли под­линный текст ру­копи­си в том ви­де, в ка­ком он су­щес­тво­вал еще при жиз­ни пи­сате­ля. Те­перь у чи­тате­ля есть воз­можность поз­на­комить­ся с тем "Праз­дни­ком…", ко­торый хо­тел пред­ста­вить ему сам Эр­нест Хе­мин­гу­эй…

Сла­ву сер­дце­еда Эр­нест Хе­мин­гу­эй за­рабо­тал не толь­ко бла­года­ря че­тырем офи­ци­аль­ным бра­кам (в об­щей слож­ности пи­сатель про­жил в за­кон­ных бра­ках 40 лет из 62, от­ве­ден­ных ему судь­бой), но и обо­жанию со сто­роны чи­татель­ниц, ко­торых прель­ща­ла не столь­ко ли­тера­тура, сколь­ко ро­ман­ти­чес­кий об­раз пи­сате­ля.
 
Судь­ба пос­то­ян­но ис­пы­тыва­ла Эр­неста на стой­кость: Хе­мин­гу­эй пе­режил пять ава­рий и семь ка­тас­троф, ле­чил­ся от уши­бов, пе­рело­мов и сот­ря­сения моз­га. Так­же он ус­пел пе­ребо­леть си­бир­ской яз­вой, ра­ком ко­жи и ма­ляри­ей и пнев­мо­ни­ей. Он пе­режил ди­абет, две ави­ака­тас­тро­фы, раз­рыв поч­ки и се­лезен­ки, ге­патит, пе­релом че­репа и раз­дроб­ле­ние поз­во­ноч­ни­ка, а так­же ги­пер­то­нию.

В те­чение сво­ей жиз­ни Хе­мин­гу­эй чувс­тво­вал, что его слов­но ок­ру­жа­ет об­ла­ко нес­частий.

Его отец, сес­тра и млад­ший брат по­кон­чи­ли с со­бой. Пы­тались свес­ти сче­ты с жизнью лю­бов­ни­ца Джейн Мей­сон и па­риж­ский друг, пи­сатель Скотт Фиц­дже­ральд. Один из пер­вых би­ог­ра­фов пи­сате­ля выб­ро­сил­ся из ок­на. А сам пи­сатель все вре­мя стра­дал ма­ни­акаль­но-деп­рессив­ным пси­хозом. Он  мно­го вре­мени про­водил в кли­нике Майо, и 2 и­юля 1961 го­да в сво­ём до­ме в Кет­чу­ме, че­рез нес­коль­ко дней пос­ле вы­пис­ки из пси­хи­ат­ри­чес­кой кли­ники, Хе­мин­гу­эй зас­тре­лил­ся из лю­бимо­го охот­ничь­его  ружья, не ос­та­вив пред­смертной за­пис­ки. 

"Чем боль­ше от­да­ешь­ся пи­сатель­ству, тем бо­лее ста­новишь­ся оди­ноким. На­до пи­сать, а вре­мени не так уж мно­го, и ес­ли его рас­тра­чивать, то чувс­тву­ешь, что со­вер­ша­ешь неп­рости­тель­ный грех", - го­ворил Хе­мин­гу­эй в од­ной из бе­сед .

Tак про­жил свою жизнь Эр­нест Хе­мин­гу­эй. Это бы­ла яр­кая и кра­сивая жизнь, ис­полнен­ная не­ус­танно­го и нап­ря­жен­но­го пи­сатель­ско­го тру­да, пред­ста­вите­ля по­терян­но­го по­коле­ния, бо­ров­ше­гося про­тив нес­пра­вед­ли­вос­ти за "Сво­боду и Пра­ва на Счастье".

Эр­нест Хе­мин­гу­эй стал ис­клю­чени­ем из пра­вила: он про­жил дол­гую жизнь, его приз­на­ли при жиз­ни и обо­жа­ют пос­ле смер­ти. Но по­лучи­лось, что ак­си­ома сра­бота­ла - по­беди­тель не по­луча­ет ни­чего.

Афо­риз­мы Хе­мин­гу­эя:

Ни­ког­да не от­прав­ляй­тесь в пу­тешес­твие с те­ми, ко­го не лю­бите.
Лю­ди с воз­растом не ум­не­ют. Они прос­то ста­новят­ся ос­то­рож­нее.

На све­те так мно­го жен­щин, с ко­торы­ми мож­но пе­рес­пать, и так ма­ло жен­щин, с ко­торы­ми мож­но по­гово­рить.

Бу­дучи трез­вым, прет­во­рите в жизнь все свои пь­яные обе­щания - это на­учит вас дер­жать язык за зу­бами.

Ес­ли в жиз­ни мож­но ока­зать хоть ма­лень­кую ус­лу­гу, не на­до ук­ло­нять­ся от это­го.

Не су­дите о че­лове­ке толь­ко по его друзь­ям. Пом­ни­те, что друзья у И­уды бы­ли бе­зуко­риз­ненны.

Смот­ри на кар­ти­ны неп­ред­взя­то, чи­тай кни­ги чес­тно и жи­ви, как жи­вет­ся.

Луч­ший спо­соб уз­нать, мо­жете ли вы до­верять ко­му-то, - это до­верять ему.

Из всех жи­вот­ных толь­ко че­ловек уме­ет сме­ять­ся, хо­тя как раз у не­го для это­го мень­ше все­го по­водов.

Все лю­ди де­лят­ся на две ка­тего­рии: те, с ко­торы­ми лег­ко, и так же лег­ко без них, и те, с ко­торы­ми слож­но, но не­воз­можно без них.