Белый рассвет

О НО­ВОМ АВ­ТО­РЕ

Это для "Кру­гозо­ра" ки­ев­лянка Ин­на Ле­совая - ав­тор но­вый. А во­об­ще пуб­ли­ку­ет­ся она из­давна - ис­то­рии, сти­хи… Ещё - ри­су­ет, де­ла­ет ку­кол. Собс­твен­но, с детс­тва ув­ле­ка­ет­ся этим. Сра­зу пос­ле шко­лы ста­ла ра­ботать скуль­пто­ром-иг­ру­шеч­ни­ком. Здо­рово у неё по­луча­лось  - Ини­ны кук­лы не толь­ко в Ки­еве, но и в дру­гих мес­тах Ук­ра­ины мож­но бы­ло уви­деть. В её мас­тер­ской, в под­ва­ле со­бира­лись бу­дущие из­вес­тные ху­дож­ни­ки, ли­тера­торы, му­зыкан­ты, жи­вущие сей­час в раз­ных мес­тах пла­неты. А выс­тавки кар­тин Ин­ны с ус­пе­хом про­ходи­ли в сто­лицах тог­да ещё со­вет­ских и Рос­сии, и Ук­ра­ины.

Выш­ла за­муж, сы­на ро­дила и вдруг - жес­то­кий удар судь­бы: у Ин­ны про­явилсь тя­жёлое за­боле­вание глаз. Да ещё прог­ресси­ру­ющее. В та­кой си­ту­ации боль­шинс­тво сни­ка­ет. Но не Ин­на Ле­совая. Мож­но толь­ко га­дать - где она бе­рёт си­лы но Ин­на… про­дол­жа­ет соз­да­вать кар­ти­ны. И па­рал­лель­но - пи­шет про­зу и по­эзию. Толь­ко в нью-й­орк­ском жур­на­ле "Вре­мя и мы" выш­ло бо­лее де­сяти по­вес­тей. Её бел­летрис­тка и по­эзия пуб­ли­ку­ет­ся в Ук­ра­ине, Из­ра­иле, Рос­сии, Гер­ма­нии. Она - ав­тор нес­коль­ких книг.
Ин­на Ле­совая лю­без­но пред­ло­жила "Кру­гозо­ру" для экс­клю­зив­ной пуб­ли­кации свои но­вые сти­хи. Вот они.

***

Не­из­бывная тя­жесть ви­ны -
мне, ро­див­шей­ся пос­ле вой­ны,
всё ме­рещит­ся бе­лый рас­свет,
чёр­ный ров и тол­пы си­лу­эт.
 
Там, в тол­пе, моя баб­ка. И дед -
двух­метро­вый,
су­ровый.
А ме­ня с ни­ми нет.
Там, в тол­пе, их кра­сави­цы-доч­ки
че­рез но­ги спус­ка­ют со­роч­ки,
оду­рев от сты­да.
Чуть в сто­рон­ке - их вну­ки и внуч­ки.
Как во­робыш­ки - дет­ские руч­ки
бь­ют­ся, ма­шут: "Ско­рее сю­да!"
 
Я - за­меш­ка­лась, я - опоз­да­ла.
Под сы­пучим сы­рым оде­ялом
не во­роча­лась с ни­ми на дне,
преж­де чем
   нав­сегда умос­тить­ся.
 
В блек­лом ма­реве - свет­лые ли­ца
улы­ба­ют­ся из­да­ли мне.
 
 
* * *
 
Раз­ве мож­но
так лю­бить этот мир не­надёж­ный!
Ут­ром осен­ним,
ког­да ды­шит зем­ля сми­рень­ем,
ког­да, про­летая ми­мо,
ка­са­ет­ся кто-то нез­ри­мый
не­пок­ры­той тво­ей го­ловы -
за­пах даль­не­го ды­ма
и по­жух­шей тра­вы
буд­то в ду­шу те­бя тол­ка­ет.
Под­сту­па­ет неж­ность - та­кая,
что ме­ша­ет ды­шать.
 
Ког­да кто-то не­види­мый не спе­ша
ре­де­ющий пульс счи­та­ет
то на устье тво­ей ру­ки,
то на за­пястье ре­ки,
ког­да крик от­став­шей от стаи пти­цы
вне­зап­но та­ет
в пус­то­те приб­режных ра­кит,
ког­да ве­тер по­вер­тит -
да и вру­чит
жёл­тый лис­ток,
как из­ве­щенье о смер­ти,
где точ­но пред­ска­зан срок,
ког­да, как хо­лод­ный пе­сок,
струй­кой то­нень­кой на­ис­ко­сок
вре­мя твоё вы­тека­ет
из гор­сти -
под­сту­па­ет неж­ность. Та­кая,
что ка­жет­ся - не снес­ти.
 
 
* * *
 
Да­ча. Ту­ча. Тро­пин­ка. Ка­лит­ка. Ко­ляс­ка.
На до­щатой ска­мей­ке под­сохшая крас­ка
и при­лип­шие клочья "Со­вет­ской куль­ту­ры".
Об­сужда­ют хо­зя­ев со­сед­ские ку­ры.
По­пугая,
из клет­ки про­пав­ше­го в мае,
по­мина­ют.
"Что в нём тол­ку-то бы­ло?
Грамм двес­ти от си­лы.
Тол­сто­носый. Зе­лёный.
И воз­раст прек­лонный…
Впро­чем, знал язы­ки,
го­ворил по-люд­ски -
и по-на­шему, и по-со­бачьи…"
"Уж ку­да как ре­чист!
Уле­тел, эго­ист,
а хо­зя­ева глу­пые пла­чут".
"Жал­ко клет­ку! Та­кие пус­ту­ют хо­ромы!"
"Ни­чего. Пе­рей­дёт по нас­ледс­тву к дру­гому".
"Ох, уж эти мне лю­ди!
До че­го бес­толко­вы:
го­ворят, что не бу­дет
дру­гого та­кого…"
"Ива­нова учас­ток
сов­сем за­пус­ти­ла.
Муж бы­ва­ет не час­то,
са­мой - не по си­лам".
"Про­дала бы…"
"Уп­ря­мая ба­ба!
Жа­ле­ет!"
"Что-то пах­нет дож­дём…
Мы, по­жалуй, пой­дём".
"Куд-ку­да?"
"Кто - ку­да. Да-да-да!
И жи­вее! жи­вее!"
 
 
По­тяну­ло бот­вой по­мидор­ной от гря­док.
Ве­терок на­лета­ющий вкрад­чив и кра­ток.
На ве­рёв­ке в сто­рон­ке
тре­пещут пе­лён­ки.
Дос­ки. Мис­ки. Сту­пень­ки. Ко­лен­ки. Зе­лён­ка.
Под бо­сыми но­гами скри­пят по­лови­цы.
С не­ба брыз­ну­ло то­нень­ко - буд­то из шпри­ца.
"Ну, ку­да вы спе­шите? У нас пе­реж­дё­те".
"Я - не про­тив".
Блюд­ца.
Ли­ца.
На да­че со­сед­ней сме­ют­ся.
"Раз­бу­дили ре­бён­ка. Пой­ду, по­качаю..."
"Пи­ани­но, увы, ни­куда не го­дит­ся:
прос­то­яло лет трид­цать
у свёк­ра в са­рае.
Столь­ко раз­но­го хла­ма свез­ли отов­сю­ду!
Ме­бель ста­рую. Кни­ги. Плас­тинки. По­суду.
В до­ме - свал­ка,
а выб­ро­сить - жал­ко.
Пусть уж тут до­жива­ют!"
На ве­ран­ду вры­ва­ет­ся пыль дож­де­вая.
Бил­ли­ар­дные яб­ло­ки ка­тят­ся с ве­ток.
"Мо­жет, лам­пу?"
"Не на­до. При­ят­ней без све­та".
Дождь в са­ду ше­велит­ся,
му­жа­ет, креп­ча­ет.
"Вот пе­ченье с ко­рицей
и буб­ли­ки к чаю.
А зе­фир очень све­жий, хо­тя и по­мятый".
"Мне, по­жалуй­ста, с мя­той,
не очень го­рячий.
Под дож­дём так у­ют­но си­дит­ся на да­че!"
"А по­рою - нап­ро­тив - та­кое на­катит…
Вдруг, нек­ста­ти,
та­кая тос­ка одо­ле­ет!"
"А от это­го - средс­тво:
слег­ка при­одеть­ся.
Шер­стя­ные нос­ки. Сви­терок по­теп­лее..."
Мя­чик. Стуль­чик. Ло­шад­ка. Ска­кал­ка. Ра­кет­ка.
В угол­ке, в тем­но­те, опус­тевшая клет­ка.
"По­пугай­чи­ка жал­ко. Ку­пили б дру­гого".
"Пос­ле на­шего Яш­ки? Дру­гого? Да что вы!
Де­ти вы­нес­ти клет­ку ни­как не ре­шат­ся…"
"Он ужас­но по­хож был на док­то­ра Ка­ца.
Тот же нос. Тот же лоб. И осан­ка. И та же
в про­ница­тель­ном взгля­де иг­ри­вая тя­жесть.
Лишь пор­тфе­ля и трос­ти ему не хва­тало!
Я ва­ренье ва­рить этим ле­том не ста­ла.
Вся кла­дов­ка зас­тавле­на. Хва­тит на­дол­го".
Вот прош­лё­пала, шум­но ба­рах­та­ясь, "Вол­га" -
буд­то гряз­ные крылья прош­лись по за­борам.
"Сын ког­да за­щища­ет­ся?"
"Вро­де бы ско­ро".
"Как не­вес­тка?
"Не­вес­тка? Как буд­то не злая.
Но она…
не­ум­на".
"Что ж… Бы­ва­ет… Бы­ва­ет…"
"Ива­нова учас­ток сов­сем за­пус­ти­ла.
Муж бы­ва­ет не­час­то. Са­мой - не по си­лам".
"Про­дала бы…"
"Уп­ря­мая ба­ба! Не хо­чет!
С го­ловой не в ла­ду…"
 
Дождь то­почет в са­ду.
Дождь то­почет…
 
 
Этюд
 
Тот сад, за­вис­ший в жёл­том по­лус­не,
нес­пешно прос­ту­пал на по­лот­не.
Мне так лег­ко в то ут­ро всё да­валось!
Ок­тябрь­ская пле­нитель­ная вя­лость,
проз­рачно-зо­лотая пус­то­та,
блуж­данье оди­ноко­го лис­та,
га­да­юще­го, где бы при­зем­лить­ся,
про­хожих оту­манен­ные ли­ца…
 
Ру­ка хо­дила воль­но, без опас­ки,
как буд­то са­ми сме­шива­лись крас­ки,
ло­жились са­ми в нуж­ные мес­та.
 
Бы­ла па­лит­ра сдер­жанно-прос­та,
в прос­ве­тах ред­ких се­реб­ри­лись да­ли.
Вби­рали ох­ры, кад­мии сжи­гали
бу­ре­ющую зе­лень пыш­ных крон.
И ос­ту­жала по­лыханье са­да
бер­лин­ская ла­зурь сво­ей прох­ла­дой.
 
Ещё бе­лела с че­тырёх сто­рон
грун­товка, но жи­выми на этю­де
ка­зались не­бо, и тра­ва, и лю­ди,
и я впер­вые в жиз­ни мас­терс­тво,
как крылья за пле­чами, ощу­щала.
Всё по­луча­лось! С са­мого на­чала -
и как бы без участья мо­его.
 
Не я пи­сала - сад се­бя пи­сал,
а я бы­ла ему пос­лушной кистью,
он из по­тока веч­но­го спа­сал
осен­ний день с его вле­кущей высью,
его сми­рен­но-вдум­чи­вую лень,
сле­пящий свет и та­ющую тень,
пи­сал не­тороп­ли­выми маз­ка­ми,
вык­ла­дывал на кам­ни и на скамьи
рез­ные листья клё­нов, то­полей.
 
И крас­ки ста­нови­лись всё теп­лей,
и тя­желе­ли гроздья на ря­бине,
и не бы­ло сом­ненья, что от­ны­не
всё по-дру­гому у ме­ня пой­дёт.
Лист пя­типа­лый за­мед­лял по­лёт,
чтоб я его за­рисо­вать ус­пе­ла,
соп­ро­тив­лялся из пос­ледних сил
и что-то паль­цем в воз­ду­хе чер­тил.
Ка­залось, это мне по­мочь хо­тел он,
а, мо­жет быть, о чём-ни­будь про­сил.
 
На не­боль­шом квад­ра­те по­лот­на
та­кая от­кры­валась глу­бина
и ти­шина та­ким соп­ра­но пе­ла!
В тот день я всё мог­ла, я всё уме­ла
у вре­мени от­нять и сох­ра­нить -
и па­ути­ны спу­тан­ную нить,
без­воль­но проп­лы­ва­ющую ми­мо,
и да­же горь­ко­ватый прив­кус ды­ма.
 
Ша­ги сти­хали за мо­ей спи­ной,
ник­то не за­гова­ривал со мной,
но на ас­фаль­те за­мира­ли те­ни.
Я раз­ли­чала ше­лест вос­хи­щенья,
от гор­дой бла­годар­ности лу­чась.
В ле­ниво-зо­лотом си­яньи не­жась,
я по­нима­ла: это - звёз­дный час.
 
Я по­беж­да­ла кистью не­из­бежность
и ду­мала, что нет пу­ти на­зад.
Уда­ча зас­ти­лала мне гла­за
счас­тли­выми по­бед­ны­ми сле­зами…
 
И что же? Это был нап­расный труд.
Я к ве­черу ис­порти­ла этюд.
Он с тем бла­жен­ным днём угас и за­мер.
 
* * *
 
И вдруг - слу­чай­ная стро­ка…
О Гос­по­ди! Как с по­тол­ка!
Стро­ка не­нуж­ная, чу­жая.
На­пере­кор и воп­ре­ки
она, за жизнь свою сра­жа­ясь,
сту­чит­ся ярос­тно в вис­ки,
стре­мясь про­ник­нуть на стра­ницу.
 
И что-то в ней, ко­неч­но, есть.
Она - осо­бого раз­ли­ва,
она по-сво­ему кра­сива
и точ­но
мо­жет при­годить­ся.
Да, не­сом­ненно. Но не здесь,
не в этой пёс­трой тес­но­те,
а где-то на дру­гом лис­те,
и уж, ко­неч­но, не те­перь!
 
Но в при­от­крыв­шу­юся дверь
она су­ёт бо­сую но­гу
и, об­жи­ва­ясь по­нем­но­гу,
всё то, что бы­ло до неё
и без неё поч­ти го­тово,
за сло­вом сло­во,
как ку­кушо­нок из гнез­да,
вы­тал­ки­ва­ет в ни­куда
с лис­та род­но­го.
А то, что ты, тру­дясь, как вол,
сов­сем в иные да­ли вёл -
уже к пре­датель­ству го­тово.
 
Дро­жит над го­родом звез­да.
Её звез­да? Как знать - её ли…
Но стай­ка уце­лев­ших строк
в пе­ренап­равлен­ный по­ток
бро­са­ет­ся по доб­рой во­ле,
пос­пешно при­мыкая к ней.
Её ды­хание пол­ней,
азар­тней ритм и пульс уп­ря­мей,
и риф­мы на­бега­ют са­ми,
как буд­то сып­лют их гор­стя­ми -
бла­гос­ло­венья вер­ный знак.
 
Да, жал­ко за­мыс­ла бы­лого,
но не­ожи­дан­но­го сло­ва
там не бы­ло. Пусть бу­дет так.
 
Све­та­ет. Ули­ца пус­тая.
Ду­ша, как ули­ца, пус­та.
По­кой пос­ледне­го лис­та.
Брюз­жанье пер­во­го трам­вая.